– Неумелая я! Я по зельям, по приворотам, да по плоду…как кто затяжелеет, так ко мне идёт. А спесь с девки сбить не могу!
Стефания глянула на Абрахама, спрашивая его разрешения. Маг кивнул и она отвесила звонкую оплеуху ворожее. Та смеяться перестала и мотнула головою. затем зло сказала, глядя на Стефанию:
–Злое задумаешь, девка! Напрасно погибнешь и других погубишь!
На этот раз Стефания не спрашивала разрешения и отвесила ей оплеуху уже без согласования. Затем поднялась:
–Ты – преступная тварь! Отравительница и ворожея. Ты заслуживаешь смерти.
–Ой ли? – захохотала ворожея, не делая попытки освободиться или воспротивиться. Она отчаянно веселилась, глядя то на одного, то на другого, то на третью. Её что-то забавляло, и это совсем не нравилось Абрахаму, знавшему, что ворожеи способны видеть недалёкое будущее и ещё это странное предсказание для Стефании?
Сама Стефания может пропускать мимо ушей, но Абрахам-то слышал!
–Заткни пасть! – посоветовала Стефания, – или я…
–Молчу-молчу! – ворожея замахала руками. Весёлость или даже глумливость не пропали. Но она примолкла, на этом уже спасибо.
Абрахам поднялся с табуретки, в руке его мелькнул серебряный шарик чистого света. Он занёс над поражённой ворожеей этот шарик и провозгласил:
–За свои преступления перед людьми ты будешь убита. Да будет тебе свет судьёй!
–А, так это…– сообразила ворожея, но было поздно. Свет уже прожигал её плоть и душу, обращал её в пепел. И это было очень страшно. Сначала начала рассыпаться одежда, обнажая умирающее тело, затем сползла кожа, и запульсировали скручиваемые светом куски плоти и мышцы, потом всё это рассыпалось и голый скелет, ещё пытающийся махать руками и щёлкать челюстью, упал, обращаясь в грязный прах.
–Фу…– Стефания скривилась. Это «фу» было ласковым по сравнению с тем, на что вся эта горстка серовато-буро-красной массы походила. – Меня сейчас стошнит, а уже нечем.
–Наберите припасов, – велел Абрахам, – она жила здесь ворожеей, у неё должна быть еда, овощи, яйца, курятина! Ей должны были нести всё!
Базир с рвением принялся за дело. Во-первых, так можно было не смотреть на кашицу, оставшуюся после ворожеи; во-вторых, так можно было напомнить себе и другим о своей пользе.
Базир быстро нашёл холщовый мешок и принялся открывать множественные полки. Абрахам не ошибся. У ворожеи были приличные запасы сухарей, холодной ветчины, кускового сахара, солёных помидор, тыквы и яиц. Пошарив ещё немного, Базир обнаружил запас кофе и соли, и, что было совсем хорошо – спичек.
Собрав всё это, обернулся к сидевшей мирно на стуле Стефании, которая разглядывала массу, несмотря на уверения в том, что это мерзко и её стошнит. Но не это привлекло внимание Базира. Он увидел Абрахама, напряжённо глядящего в стекло и приблизился.
Это Стефания уже заметила. Спросила:
–Что?
–Кто…– поправил Базир, глядя на освещённого услужливым светом луны Вильгельма, стоящего прямо перед домом ворожеи.
Ронове не удалось уехать далеко, но он и не рассчитывал на путешествие в абсолютном одиночестве: Рене не был идиотом и никогда не позволил бы ему предпринять охоту на троицу врагов Новой Церкви самому. Поэтому, когда Ронове нагнал небольшой отряд охотников – ещё четверо церковников, он не стал даже тратить время на удивление, лишь коротко кивнул и пришпорил лошадь.
Присутствие сопровождающих его не беспокоило. Знал Ронове их не очень-то и хорошо, но, откровенно говоря, и не испытывал он желания сближаться с этими людьми. К тому же они его знали куда лучше и всё больше по слухам, дошедшим от разоблачённой Церкви Животворящего Креста и благодаря стараниям Рене, желавшим привязать Ронове к своей воле тщеславием.
Ронове не желал общаться с охотниками, но охотники, не то получив какой-то приказ, не то от собственного любопытства, при первом же привале попытались вывести его на беседу.
–А куда мы едем? – спросил самый храбрый из отряда, решивший проломить стену молчания. Он был высок, с красивым загорелым лицом и живыми серыми глазами.
Ронове вздохнул. Он знал, что от ответов всё равно не уйти, как и от разговоров, и плевать, что ответов у самого Ронове нет, а от разговоров тошно.
–След троицы уходит к Крушевацу, – отозвался Ронове таким тоном, что сразу становилось ясно о том, насколько ему не нравится какая-либо беседа в принципе.
Заговоривший оглянулся на своих товарищей, которые усиленно жевали быструю походную кашу, и, не найдя в них поддержки, на минуту стушевался, затем решил снова заговорить:
–Меня зовут Брэм.
Ронове было это безразлично и он кивнул лишь для того, чтобы от него отстали. Но Брэм не желал успокаиваться и указал поочерёдно на каждого из трёх смутно известных самому Ронове:
–Это Винс…
Винс – самый тяжёлый, грозного вида, с широкими плечами, что-то тихо бормотнул и ткнулся в котелок.
–Это Марк, – Брэм указал на среднего и невзрачного человека, который изобразил что-то вроде приветствия, – вы могли знать его по делу о вампире из Белой Долины. Марк приложил тогда много усилий, и проклятый кровосос отправился в пекло.
Марк с удовольствием, которое граничило со смущением, распрямился, но не утратил невзрачности.
–Никогда не слышал, – остудил их пыл Ронове, глядя на четвёртого спутника в упор. Четвёртый ему не нравился, и если раньше Ронове едва ли акцентировал на этом внимание, то теперь, когда дошла очередь до неловкого знакомства, Ронове встретил взгляд этого соратника, и ему стало не по себе от презрения, что плескалось в этом взгляде.
–А ты кто? – Ронове спросил сам. Неприязнь в таком откровенном виде ему очень не нравилась.
–Меня зовут Тойво, – охотник не отвёл взгляда и не смутился, неприязнь также никуда не делась. Он говорил очень сдержанно и сухо, как сам Ронове ещё минуту назад.
–Откуда ты, Тойво? – Ронове не мог понять, что ему так не нравится в этом человеке, что его настораживает и попытался быть дружелюбным.
Запоздало, конечно, но всё лучше, чем продолжать огрызаться и держаться ледяной стороной.
Тойво глянул на Ронове с усмешкой:
–С севера.
Ронове пришлось смириться. Брэм смотрел на их диалог с живым интересом, Винс же смотрел только в собственную тарелку, а Марк явно слушал, но старался скрыть это. Тойво продолжал смотреть на Ронове, словно ожидая чего-то от него.
Но чего?..
–Ладно, – Ронове поднялся, – привал окончен. Если мы хотим добраться до троицы первыми, нам следует поторопиться.
Брэм вскочил следом. Ронове заметил его явное рвение, но ничего не сказал. Он знал прекрасно таких людей, желающих выслужиться, и предпочитал с недавних пор не доверять им – жизнь научила, вернее, Рене научил.
Снова двинулись в путь. На этот раз было оживлённее. Ронове ехал впереди, но хорошо слышал шепотки в свою сторону от Брэма, Марка и Винса. Участвовал ли в этих переговорах Тойво, Ронове не знал и не желал выяснять, стараясь сделать вид, что разговоры его не трогают.
Но это было не так. Ветер доносил с поганой услужливостью их слова:
–И тогда этот Абрахам велел его сжечь! Говорят, дымило аж до неба…– рассказывал Брэм о какой-то явно давней истории. Ронове и не заметил бы, но прозвучало имя Абрахама, и коварная совесть саданула в сердце.
Ронове оставил их. Ронове струсил. Ронове предал. Но дальше было хуже. Когда заговорили его спутники о Базире:
–Говорят, они его просто заколдовали! Обещали ему сестру вернуть из мира мёртвых.
Ронове знал Базира не так давно, но испытывал к нему крепкое уважение. И про сестру Базира знал – та влюбилась в какого-то удалого охотника и всеобщего любимца в своей церкви и, пока Базир пытался подняться по карьерной лестнице, не сумев справиться с чувствами. Покончила с собою. Это когда-то рассказал ему сам Базир, объясняя свою неприязнь к Ронове, как к представителю удалых охотников и всеобщих любимцев, которые играют женскими сердцами как захотят.
Неприязнь Базира тогда прошла, но позже Ронове стал причиной самоубийства своей помощницы Иас. Нет, строго говоря, Ронове не был в этом виноват, он всего лишь сказал, что интриганке, желающей зла Стефании, к которой у Ронове был интерес, нет места, а та сделала всё сама.
Но пятно легло на Ронове.
–Стефания! – радостно промолвил Брэм так громко, что Ронове вынырнул из своих тягостных мыслей и напряжённо вслушался в болтовню. – Оказывается, Абрахам прикрывал её магическую подлую сущность годами! Они рассчитывали расшатать Церковь изнутри…
–Нет, брехня! Все знают, что Стефания поступила в помощницы Абрахаму не так давно! – возражал Марк.
–Они же маги! – хмыкнул Брэм. – Они сговорились заранее!
Ронове с трудом подавил вздох. Сколько лжи, сколько клеветы и слухов родилось за последний месяц? А ведь он знал, что Стефания сама перепугалась, обнаружив в себе силу, и ни о каком сговоре речь не шла никогда. Да и Абрахам скорее бы утопился, чем сговорился с той, кого считал дурой болезной.
Но Ронове не остался, когда в Стефании обнаружилось проклятие, не отстоял её у вампира, пожелавшего оставить её у себя в память о своей подруге – матери Стефании, оказавшейся ведьмой, и не сделал ничего…
Как было отстоять её теперь? Да и перед кем? Перед охотниками, которые громко говорят лишь для того, чтобы вызвать Ронове на какую-нибудь реакцию? О да, он разгадал этот манёвр, но не поддавался на провокации.
А они говорили, говорили за его спиной. И, ясное дело, говорили и о нём. Как понял Ронове по обрывкам и намёкам – они ему не верили. Отправились за троицей, и готовились, в случае чего, арестовать самого Ронове.
Их замечания становились всё агрессивнее и откровеннее. Наконец Брэм сказал так:
–Он, конечно, герой, но нельзя отрицать его бывших чувств к ведьме!
Это было уже слишком. Ронове не поддавался на провокации, но здесь не выдержал и, не поворачивая головы, громко заметил:
–Она была моей соратницей, как и Константин, как и Рене. О каких чувствах может идти речь, если Рене сам доверился ей и Абрахаму с Базиром?
Это отрезвило охотников. Они смутились, умолкли, вспомнив, что Ронове поставлен всё-таки Рене во главе охоты и что не следует злоупотреблять недоверием к нему – зашибёт и будет вправе.
–Не обращайте внимания на идиотов, – неожиданно с Ронове поравнялась лошадь Тойво. Тойво сказал просто, без изысков, но это оказалось той самой нужной поддержкой, что Ронове полегчало.
–А? Спасибо, – Ронове теперь не слышал в тоне Тойво того сухого презрения. Ему почему-то захотелось оправдаться и как-то поддержать беседу с этим человеком, и он сказал: – я и не обращаю.
Тойво, однако, не стал развивать этой темы, но в следующем привале, ставшим вынужденным из-за подступающей темноты, был как-то спокойнее и размереннее, и даже позволил себе обмолвиться фразою с Брэмом.
Ронове чувствовал на себе внимание всех четверых, но с незримой поддержкой от Тойво ему было намного легче. В самом деле, что судить идиотов? Лучше поесть холодного мяса с той же походной кашей и восстановить силы перед утренним переходом.
–И всё же…– Брэм снова осмелел, и, заручившись поддержкой от Винса и Марка, заговорил с Ронове, – скажите, вы её любили?
–Кого? – уточнил Ронове, чтобы протянуть время перед ответом.
–Стефанию, – отозвался Брэм с лёгкой растерянностью, мол, итак же очевидно, что речь не библиотеке!
Нет, о любви здесь речь не шла. Ронове не любил никогда, но был уверен, что это всё-таки не любовь. Влюблённость? Может быть. Интерес перед необычностью её положения? Тоже вероятно. Совесть? Дружеская симпатия? Жалость?.. наверное, всё вместе. Но не любовь, нет.
Ему жаль, что он оставил её; жаль, что не отстоял её ни разу; что их флирт не вырос ни во что и закончился так некрасиво – всего этого жаль! Но любовь ли это? Нет, точно не она.
–Нет, не любил, – ответил Ронове с некоторым усилием для непринуждённости тона. – Мы были вместе в пути, вместе сражались и…
Он осёкся. Комок в горле не дал ему закончить. Они были рядом, но вышло так, что Ронове при первых же трудностях, её трудностях, покинул это зарождавшееся чувство и ушёл ни с чем. И она ушла по другому пути, и теперь они не враги, не любовники, не друзья, не соратники, а непонятно что. Они что-то несказанное, несвершённое и совестливое, едкое от этой совести.
–А Иас? – вдруг подал голос Тойво и Ронове даже вздрогнул. Этот призрак, эта смерть тоже на нём. Но про неё мало кто уже помнит. Конечно, говорят, но не с таким удовольствием, как о троице. И с чего бы Тойво вспомнить эту историю? С чего ему бы её в общем-то знать?
–Иас? – Ронове странно охрип и беспомощно глянул на охотников, но все они обратились вслух, ждали какой-то сенсации. Все они знали имя Иас и про её самоубийство.
–Любили ли вы Иас? – спросил Тойво очень холодно и спокойно. Он знал о чём спрашивать и знал у кого. Это было очевидно. И ему важно было услышать ответ Ронове.
–Это тебя не касается! – нашёлся Ронове и добавил гнева. – Дела минувшие вас всех не касаются! У нас есть общая цель и общий враг, и сейчас мы на пути к нему.
После чего Ронове поднялся, показывая, что более не намерен отвечать, и отошёл от охотников, чтобы не слышать никаких разговоров, которые, разумеется, были. Ронове смотрел в небо, на котором загорались далёкие холодные звёзды и думал, что сейчас, где-то не так далеко в рамках всех земель, и Стефания, быть может, также смотрит на эти звёзды. О чём бы она думала? О красоте их? О дальности? Или не стала бы даже отмечать их присутствие?
Сам Ронове отмечал. Он не был романтиком, но звёзды завораживали. Они рассыпались по покрывалу неба и сверкали, подмигивали, складывали какую-то совсем иную жизнь. Они были светом, которого так недоставало Ронове.
Он услышал шорох и обернулся, готовясь разорвать эту идиллию единения с небом дракой. Но драки не было. Это приближался Тойво.
–Что ещё? – недовольно спросил Ронове, злясь ещё на этого человека за вопрос об Иас, когда Ронове только начал забывать об этом.
–Вы злитесь на мой вопрос или на вашу неспособность дать ответ? – Тойво не смутился, не испугался. Он вообще вёл себя настолько вызывающе, что Ронове было даже не по себе от этой наглости, которая на первый взгляд ничем не была подкреплена. Но прошли дни наивности, и первый взгляд давно перестал быть для Ронове определяющим.
–Ваш вопрос неуместен, – Ронове старался держаться в спокойствии. Что ему сделает этот Тойво?
–Уместен, – возразил Тойво и тихо добавил, – Иас была моей сводной сестрой. Я знал её недолго и плохо, но она была последней из моей семьи. Поэтому я и пытаюсь понять, кто виноват.
Теперь Тойво и Ронове стояли друг против друга. Звёздное небо раскидывалось над их головами, но оба не замечали сейчас его красы. Смотрели лишь друг на друга.
–Она была красива, – продолжал Тойво. – Её любили многие мужчины, и она рано начала понимать свою силу над ними. Это я знаю. Также я знаю, что её поставили к вам в помощницы… и вскоре она умерла.
–Она покончила с собой, – поправил Ронове. – Да, она была моей любовницей. Но я не виновен в её смерти. Я никогда не говорил ей о том, что люблю её. Она была красива, а я…я был другим. Мне доставалось всё внимание, и я был любимцем в Церкви Животворящего Креста. Я не лгал ей. И не я её погубил!
Усталость прорвалась сквозь раздражение в голосе Ронове.
Стефания глянула на Абрахама, спрашивая его разрешения. Маг кивнул и она отвесила звонкую оплеуху ворожее. Та смеяться перестала и мотнула головою. затем зло сказала, глядя на Стефанию:
–Злое задумаешь, девка! Напрасно погибнешь и других погубишь!
На этот раз Стефания не спрашивала разрешения и отвесила ей оплеуху уже без согласования. Затем поднялась:
–Ты – преступная тварь! Отравительница и ворожея. Ты заслуживаешь смерти.
–Ой ли? – захохотала ворожея, не делая попытки освободиться или воспротивиться. Она отчаянно веселилась, глядя то на одного, то на другого, то на третью. Её что-то забавляло, и это совсем не нравилось Абрахаму, знавшему, что ворожеи способны видеть недалёкое будущее и ещё это странное предсказание для Стефании?
Сама Стефания может пропускать мимо ушей, но Абрахам-то слышал!
–Заткни пасть! – посоветовала Стефания, – или я…
–Молчу-молчу! – ворожея замахала руками. Весёлость или даже глумливость не пропали. Но она примолкла, на этом уже спасибо.
Абрахам поднялся с табуретки, в руке его мелькнул серебряный шарик чистого света. Он занёс над поражённой ворожеей этот шарик и провозгласил:
–За свои преступления перед людьми ты будешь убита. Да будет тебе свет судьёй!
–А, так это…– сообразила ворожея, но было поздно. Свет уже прожигал её плоть и душу, обращал её в пепел. И это было очень страшно. Сначала начала рассыпаться одежда, обнажая умирающее тело, затем сползла кожа, и запульсировали скручиваемые светом куски плоти и мышцы, потом всё это рассыпалось и голый скелет, ещё пытающийся махать руками и щёлкать челюстью, упал, обращаясь в грязный прах.
–Фу…– Стефания скривилась. Это «фу» было ласковым по сравнению с тем, на что вся эта горстка серовато-буро-красной массы походила. – Меня сейчас стошнит, а уже нечем.
–Наберите припасов, – велел Абрахам, – она жила здесь ворожеей, у неё должна быть еда, овощи, яйца, курятина! Ей должны были нести всё!
Базир с рвением принялся за дело. Во-первых, так можно было не смотреть на кашицу, оставшуюся после ворожеи; во-вторых, так можно было напомнить себе и другим о своей пользе.
Базир быстро нашёл холщовый мешок и принялся открывать множественные полки. Абрахам не ошибся. У ворожеи были приличные запасы сухарей, холодной ветчины, кускового сахара, солёных помидор, тыквы и яиц. Пошарив ещё немного, Базир обнаружил запас кофе и соли, и, что было совсем хорошо – спичек.
Собрав всё это, обернулся к сидевшей мирно на стуле Стефании, которая разглядывала массу, несмотря на уверения в том, что это мерзко и её стошнит. Но не это привлекло внимание Базира. Он увидел Абрахама, напряжённо глядящего в стекло и приблизился.
Это Стефания уже заметила. Спросила:
–Что?
–Кто…– поправил Базир, глядя на освещённого услужливым светом луны Вильгельма, стоящего прямо перед домом ворожеи.
Глава 5.
Ронове не удалось уехать далеко, но он и не рассчитывал на путешествие в абсолютном одиночестве: Рене не был идиотом и никогда не позволил бы ему предпринять охоту на троицу врагов Новой Церкви самому. Поэтому, когда Ронове нагнал небольшой отряд охотников – ещё четверо церковников, он не стал даже тратить время на удивление, лишь коротко кивнул и пришпорил лошадь.
Присутствие сопровождающих его не беспокоило. Знал Ронове их не очень-то и хорошо, но, откровенно говоря, и не испытывал он желания сближаться с этими людьми. К тому же они его знали куда лучше и всё больше по слухам, дошедшим от разоблачённой Церкви Животворящего Креста и благодаря стараниям Рене, желавшим привязать Ронове к своей воле тщеславием.
Ронове не желал общаться с охотниками, но охотники, не то получив какой-то приказ, не то от собственного любопытства, при первом же привале попытались вывести его на беседу.
–А куда мы едем? – спросил самый храбрый из отряда, решивший проломить стену молчания. Он был высок, с красивым загорелым лицом и живыми серыми глазами.
Ронове вздохнул. Он знал, что от ответов всё равно не уйти, как и от разговоров, и плевать, что ответов у самого Ронове нет, а от разговоров тошно.
–След троицы уходит к Крушевацу, – отозвался Ронове таким тоном, что сразу становилось ясно о том, насколько ему не нравится какая-либо беседа в принципе.
Заговоривший оглянулся на своих товарищей, которые усиленно жевали быструю походную кашу, и, не найдя в них поддержки, на минуту стушевался, затем решил снова заговорить:
–Меня зовут Брэм.
Ронове было это безразлично и он кивнул лишь для того, чтобы от него отстали. Но Брэм не желал успокаиваться и указал поочерёдно на каждого из трёх смутно известных самому Ронове:
–Это Винс…
Винс – самый тяжёлый, грозного вида, с широкими плечами, что-то тихо бормотнул и ткнулся в котелок.
–Это Марк, – Брэм указал на среднего и невзрачного человека, который изобразил что-то вроде приветствия, – вы могли знать его по делу о вампире из Белой Долины. Марк приложил тогда много усилий, и проклятый кровосос отправился в пекло.
Марк с удовольствием, которое граничило со смущением, распрямился, но не утратил невзрачности.
–Никогда не слышал, – остудил их пыл Ронове, глядя на четвёртого спутника в упор. Четвёртый ему не нравился, и если раньше Ронове едва ли акцентировал на этом внимание, то теперь, когда дошла очередь до неловкого знакомства, Ронове встретил взгляд этого соратника, и ему стало не по себе от презрения, что плескалось в этом взгляде.
–А ты кто? – Ронове спросил сам. Неприязнь в таком откровенном виде ему очень не нравилась.
–Меня зовут Тойво, – охотник не отвёл взгляда и не смутился, неприязнь также никуда не делась. Он говорил очень сдержанно и сухо, как сам Ронове ещё минуту назад.
–Откуда ты, Тойво? – Ронове не мог понять, что ему так не нравится в этом человеке, что его настораживает и попытался быть дружелюбным.
Запоздало, конечно, но всё лучше, чем продолжать огрызаться и держаться ледяной стороной.
Тойво глянул на Ронове с усмешкой:
–С севера.
Ронове пришлось смириться. Брэм смотрел на их диалог с живым интересом, Винс же смотрел только в собственную тарелку, а Марк явно слушал, но старался скрыть это. Тойво продолжал смотреть на Ронове, словно ожидая чего-то от него.
Но чего?..
–Ладно, – Ронове поднялся, – привал окончен. Если мы хотим добраться до троицы первыми, нам следует поторопиться.
Брэм вскочил следом. Ронове заметил его явное рвение, но ничего не сказал. Он знал прекрасно таких людей, желающих выслужиться, и предпочитал с недавних пор не доверять им – жизнь научила, вернее, Рене научил.
Снова двинулись в путь. На этот раз было оживлённее. Ронове ехал впереди, но хорошо слышал шепотки в свою сторону от Брэма, Марка и Винса. Участвовал ли в этих переговорах Тойво, Ронове не знал и не желал выяснять, стараясь сделать вид, что разговоры его не трогают.
Но это было не так. Ветер доносил с поганой услужливостью их слова:
–И тогда этот Абрахам велел его сжечь! Говорят, дымило аж до неба…– рассказывал Брэм о какой-то явно давней истории. Ронове и не заметил бы, но прозвучало имя Абрахама, и коварная совесть саданула в сердце.
Ронове оставил их. Ронове струсил. Ронове предал. Но дальше было хуже. Когда заговорили его спутники о Базире:
–Говорят, они его просто заколдовали! Обещали ему сестру вернуть из мира мёртвых.
Ронове знал Базира не так давно, но испытывал к нему крепкое уважение. И про сестру Базира знал – та влюбилась в какого-то удалого охотника и всеобщего любимца в своей церкви и, пока Базир пытался подняться по карьерной лестнице, не сумев справиться с чувствами. Покончила с собою. Это когда-то рассказал ему сам Базир, объясняя свою неприязнь к Ронове, как к представителю удалых охотников и всеобщих любимцев, которые играют женскими сердцами как захотят.
Неприязнь Базира тогда прошла, но позже Ронове стал причиной самоубийства своей помощницы Иас. Нет, строго говоря, Ронове не был в этом виноват, он всего лишь сказал, что интриганке, желающей зла Стефании, к которой у Ронове был интерес, нет места, а та сделала всё сама.
Но пятно легло на Ронове.
–Стефания! – радостно промолвил Брэм так громко, что Ронове вынырнул из своих тягостных мыслей и напряжённо вслушался в болтовню. – Оказывается, Абрахам прикрывал её магическую подлую сущность годами! Они рассчитывали расшатать Церковь изнутри…
–Нет, брехня! Все знают, что Стефания поступила в помощницы Абрахаму не так давно! – возражал Марк.
–Они же маги! – хмыкнул Брэм. – Они сговорились заранее!
Ронове с трудом подавил вздох. Сколько лжи, сколько клеветы и слухов родилось за последний месяц? А ведь он знал, что Стефания сама перепугалась, обнаружив в себе силу, и ни о каком сговоре речь не шла никогда. Да и Абрахам скорее бы утопился, чем сговорился с той, кого считал дурой болезной.
Но Ронове не остался, когда в Стефании обнаружилось проклятие, не отстоял её у вампира, пожелавшего оставить её у себя в память о своей подруге – матери Стефании, оказавшейся ведьмой, и не сделал ничего…
Как было отстоять её теперь? Да и перед кем? Перед охотниками, которые громко говорят лишь для того, чтобы вызвать Ронове на какую-нибудь реакцию? О да, он разгадал этот манёвр, но не поддавался на провокации.
А они говорили, говорили за его спиной. И, ясное дело, говорили и о нём. Как понял Ронове по обрывкам и намёкам – они ему не верили. Отправились за троицей, и готовились, в случае чего, арестовать самого Ронове.
Их замечания становились всё агрессивнее и откровеннее. Наконец Брэм сказал так:
–Он, конечно, герой, но нельзя отрицать его бывших чувств к ведьме!
Это было уже слишком. Ронове не поддавался на провокации, но здесь не выдержал и, не поворачивая головы, громко заметил:
–Она была моей соратницей, как и Константин, как и Рене. О каких чувствах может идти речь, если Рене сам доверился ей и Абрахаму с Базиром?
Это отрезвило охотников. Они смутились, умолкли, вспомнив, что Ронове поставлен всё-таки Рене во главе охоты и что не следует злоупотреблять недоверием к нему – зашибёт и будет вправе.
–Не обращайте внимания на идиотов, – неожиданно с Ронове поравнялась лошадь Тойво. Тойво сказал просто, без изысков, но это оказалось той самой нужной поддержкой, что Ронове полегчало.
–А? Спасибо, – Ронове теперь не слышал в тоне Тойво того сухого презрения. Ему почему-то захотелось оправдаться и как-то поддержать беседу с этим человеком, и он сказал: – я и не обращаю.
Тойво, однако, не стал развивать этой темы, но в следующем привале, ставшим вынужденным из-за подступающей темноты, был как-то спокойнее и размереннее, и даже позволил себе обмолвиться фразою с Брэмом.
Ронове чувствовал на себе внимание всех четверых, но с незримой поддержкой от Тойво ему было намного легче. В самом деле, что судить идиотов? Лучше поесть холодного мяса с той же походной кашей и восстановить силы перед утренним переходом.
–И всё же…– Брэм снова осмелел, и, заручившись поддержкой от Винса и Марка, заговорил с Ронове, – скажите, вы её любили?
–Кого? – уточнил Ронове, чтобы протянуть время перед ответом.
–Стефанию, – отозвался Брэм с лёгкой растерянностью, мол, итак же очевидно, что речь не библиотеке!
Нет, о любви здесь речь не шла. Ронове не любил никогда, но был уверен, что это всё-таки не любовь. Влюблённость? Может быть. Интерес перед необычностью её положения? Тоже вероятно. Совесть? Дружеская симпатия? Жалость?.. наверное, всё вместе. Но не любовь, нет.
Ему жаль, что он оставил её; жаль, что не отстоял её ни разу; что их флирт не вырос ни во что и закончился так некрасиво – всего этого жаль! Но любовь ли это? Нет, точно не она.
–Нет, не любил, – ответил Ронове с некоторым усилием для непринуждённости тона. – Мы были вместе в пути, вместе сражались и…
Он осёкся. Комок в горле не дал ему закончить. Они были рядом, но вышло так, что Ронове при первых же трудностях, её трудностях, покинул это зарождавшееся чувство и ушёл ни с чем. И она ушла по другому пути, и теперь они не враги, не любовники, не друзья, не соратники, а непонятно что. Они что-то несказанное, несвершённое и совестливое, едкое от этой совести.
–А Иас? – вдруг подал голос Тойво и Ронове даже вздрогнул. Этот призрак, эта смерть тоже на нём. Но про неё мало кто уже помнит. Конечно, говорят, но не с таким удовольствием, как о троице. И с чего бы Тойво вспомнить эту историю? С чего ему бы её в общем-то знать?
–Иас? – Ронове странно охрип и беспомощно глянул на охотников, но все они обратились вслух, ждали какой-то сенсации. Все они знали имя Иас и про её самоубийство.
–Любили ли вы Иас? – спросил Тойво очень холодно и спокойно. Он знал о чём спрашивать и знал у кого. Это было очевидно. И ему важно было услышать ответ Ронове.
–Это тебя не касается! – нашёлся Ронове и добавил гнева. – Дела минувшие вас всех не касаются! У нас есть общая цель и общий враг, и сейчас мы на пути к нему.
После чего Ронове поднялся, показывая, что более не намерен отвечать, и отошёл от охотников, чтобы не слышать никаких разговоров, которые, разумеется, были. Ронове смотрел в небо, на котором загорались далёкие холодные звёзды и думал, что сейчас, где-то не так далеко в рамках всех земель, и Стефания, быть может, также смотрит на эти звёзды. О чём бы она думала? О красоте их? О дальности? Или не стала бы даже отмечать их присутствие?
Сам Ронове отмечал. Он не был романтиком, но звёзды завораживали. Они рассыпались по покрывалу неба и сверкали, подмигивали, складывали какую-то совсем иную жизнь. Они были светом, которого так недоставало Ронове.
Он услышал шорох и обернулся, готовясь разорвать эту идиллию единения с небом дракой. Но драки не было. Это приближался Тойво.
–Что ещё? – недовольно спросил Ронове, злясь ещё на этого человека за вопрос об Иас, когда Ронове только начал забывать об этом.
–Вы злитесь на мой вопрос или на вашу неспособность дать ответ? – Тойво не смутился, не испугался. Он вообще вёл себя настолько вызывающе, что Ронове было даже не по себе от этой наглости, которая на первый взгляд ничем не была подкреплена. Но прошли дни наивности, и первый взгляд давно перестал быть для Ронове определяющим.
–Ваш вопрос неуместен, – Ронове старался держаться в спокойствии. Что ему сделает этот Тойво?
–Уместен, – возразил Тойво и тихо добавил, – Иас была моей сводной сестрой. Я знал её недолго и плохо, но она была последней из моей семьи. Поэтому я и пытаюсь понять, кто виноват.
Теперь Тойво и Ронове стояли друг против друга. Звёздное небо раскидывалось над их головами, но оба не замечали сейчас его красы. Смотрели лишь друг на друга.
–Она была красива, – продолжал Тойво. – Её любили многие мужчины, и она рано начала понимать свою силу над ними. Это я знаю. Также я знаю, что её поставили к вам в помощницы… и вскоре она умерла.
–Она покончила с собой, – поправил Ронове. – Да, она была моей любовницей. Но я не виновен в её смерти. Я никогда не говорил ей о том, что люблю её. Она была красива, а я…я был другим. Мне доставалось всё внимание, и я был любимцем в Церкви Животворящего Креста. Я не лгал ей. И не я её погубил!
Усталость прорвалась сквозь раздражение в голосе Ронове.
