Часть 9
Следующие два дня замок разрывало от шепотов и шелестов. Говорили о двух вещах: отравлении Франсуа и приезде послов из Яра.
Говорили, что Эвелин часто наведывается к Франсуа, пострадавшему (ясно же!) от деятельности своих врагов. Говорили, что против министра финансов готовился заговор и будет еще одно покушение на удачливого министра.
Шептались, что Эвелин поручила следствие мрачному, столь же скрытному как она сама, человеку… называлось имя – Скиллар – глава тайного отдела. В суть его работы входил розыск и уничтожение заговорщицких объединений, пытки и дознание.
Кто-то даже что-то слышал о том, что арестовано несколько человек по подозрению в покушении. А кто-то уверял, что слышал чьи-то вопли из подземелий.
Между тем, Франсуа шел на поправку. Молодой организм выдержал дозу яда. Но больше всего министр был доволен тем, что отвел от себя все предложения по вступлению в заговор. Заговорщики не предлагали больше министру никаких переворотов и убийств против Эвелин, боясь, что кто-то (по слухам не то Эвелин, не то Абигор, действующий через агентов), сами хотят избавиться от Франсуа.
Единственное, чего он боялся – дознания Скиллара. Но слухи о его назначении на дело о покушении были слухами и не более. Эвелин заверила Франсуа, что пока ничего явного предприниматься не будет. Более того, она сама дала ему флакон с каким-то противоядием на случай еще одного покушения и наказала носить с собой. Противоядие было редким и спасало от двух десятков яда. Это существенно повышало шансы на выживание в случае действительного покушения.
Про послов говорили еще больше. Все в замке шевелилось и бурлило. Чистилось серебро, вычищался и облагораживался и без того идеальный двор. Утверждались празднества и меню. Говорили, что послы из Яра – маг Торвуд, лучший в своем деле торговец и его сын едут для принятия важного договора с Авьером, который откроет путь через Яр в другие земли.
Габриэля видели эти дни редко – он был занят то на одном заседании, то на другом – все касалось возможности сотрудничества и с другими землями.
Эвелин же была всюду. Она украшала замок, обносила его защитными заклинаниями, утверждала кухню, муштровала прислугу. За ней верной тенью следовала деовчка двенадцати лет с каштановыми волосами. Мария стала неотъемлемой частью присутствия Эвелин. Мария напросилась к ней в помощницы и Эвелин с усмешкой позволила ей следовать за собой. Мария была счастлива. Лаура поначалу беспокоилась, но Рудольф успокоил ее.
Вообще в Рудольфе произошла большая перемена, которую он сам не мог принять и понять. Военачальник неожиданно потеплел к Эвелин и стремился находиться в ее обществе. Он не выходил на провокации Халета и прочих военачальников, не спорил и не пререкался. Все чаще Рудольф отшучивался, а сам в толпе выискивал знакомые русые волосы и темные одежды.
Эвелин же относилась к нему как всегда – чуть безразлично, чуть насмешливо. Она упорно не замечала того, что он стремится оказаться где-нибудь недалеко от нее.
Рудольфа раздражала эта тяга к обществу ненавидимой им советницы, но он не мог справиться сам с собою и продолжал искать ее компании. В свободные редкие минуты военачальник отдалялся от всех и бродил по саду и аллеям возле замка. В тени фруктовых деревьев он не находил покоя. Эти деревья были высажены по проекту Эвелин, и тоскливая тень ее души чудилась военачальнику.
Даже когда он шел по аллее, по дороге, вдоль которой по обеим сторонам стояли диковинные статуи волшебных созданий и бюсты великих героев и магов, Рудольф чувствовал присутствие ее тени. Эту аллею она сделала сама.
Военачальник мимоходом отмечал статуи по привычке: мраморная химера, бледный каменный василиск, многоголовый Дракон с горящими красными глазами… где-то здесь…
Рудольф поднял глаза наверх, остановившись возле следующей статуи. Он не знал, чья эта статуя – мраморный могучий зрелый воин в доспехах, шлеме и мечом в одной руке и горящим факелом в другой. Все было сделано с такой живостью, что казалось, что пламя в факеле обдувается ветром, а плащ, поверх доспехов (Рудольфу почему-то всегда казалось, что плащ должен быть красным), вот-вот соскользнет с крепкого плеча.
Военачальник не обладал большим количеством знаний, которые выходили за пределы военной тактики, армий и сражений. Он знал полководцев, но в честь кого воздвигнута статуя – даже не догадывался. Эвелин не стала бы ставить статую просто так, ради прихоти. Но она и не была поклонницей военных дел и вряд ли назвала бы по именам прежних великих полководцев Авьера, хотя и жила на свете много лет и была знакома со многими лично.
-Это Бог Войны, - донесся до Рудольфа легко узнаваемый голос.
Он обернулся, машинально схватившись за рукоять кинжала, но тут же с проклятием убрал руку. Из тени рядом со статуей Дракона появилась Эвелин. Она вышла из тени так, словно не совершила ничего удивительного…да впрочем, так и было – для нее это было привычно.
-Что? – Рудольф сконфузился ее появлением. Ему не хотелось, чтобы она встретила его здесь в задумчивости.
Эвелин одернула идеально сидящее платье из темно-зеленого бархата и положила руку на одну из трех голов чудовищного Дракона. Статуя словно бы ожила и голова на глазах Рудольфа начала легонько тереться о ладонь ведьмы, глаза же всех голов радостно сверкали. Одна из пастей раскрылась, обнажая два ряда острых треугольных зубов и зевнула.
-Это Бог Войны, - Эвелин неопределенно кивнула в сторону статуи и принялась гладить уже другую голову чудища, - хороший мой.
Рудольф обернулся к статуе скорее для того, чтобы не видеть мраморного живого Дракона, но любопытство взяло верх, и он обернулся к ведьме, заметив, что Дракон снова стал статуей и глаза его выцвели. Эвелин смотрела на него спокойно и чуть насмешливо.
-Из каких земель этот Бог?
Насмешка ушла из ее лица, и Рудольф вдруг заметил круги под ее горящими глазами, болезненную бледность и весь ее усталый вид. Впервые ему подумалось о том, как ей, наверное, утомительно жить и что-то, похожее на жалость, неожиданную и оттого еще более колючую, ужалило его.
-Из далеких, - голос Эвелин дрогнул. – Эти земли за пределами Темных Территорий.
-За пределами? – Рудольф едва удержался на ногах. – За пределами нет ничего! Вода окружает территории. Земли Сибона и Маары – последние из существующих на восточной стороне, Валарс и Равьен – на южной, Уара и Идрин – к западной, а наши и Маарские провинции – к северной.
-Ты так думаешь? – ведьма снова пришла в прежнее насмешливое расположение духа, только теперь в ней еще и была какая-то тень грусти.
-Да я…- Рудольф осекся. Эвелин была старше его. Наверняка она знала больше, – я не знаю.
Эвелин удовлетворенно кивнула, развернулась и направилась по дороге в замок.
-Эвелин! – позвал ее военачальник, чувствуя, что обязан задать вопрос. Ведьма словно бы ждала этого и мгновенно обернулась. – Что…там?
-Там Жизнь и Смерть, - в глазах советницы промелькнул испуг. Когда она сказала о смерти, перед ее мысленным взором появился Габриэль. – Там Мир и Война. Там Бесконечность.
И больше не сказала ничего. Быстрый легкий шаг, шелест ее одежд, памятный аромат ее духов…и вопросы, вопросы, вопросы…
Часть 10
Въезд послов в столицу Авьера состоялся к закатному часу. Небо торжествующе окрасилось в алый и фиолетовый, полился золотыми бликами на головы собравшегося народа из любопытных и двора.
Разряженная толпа приветствовала послов из Яра. Послы въезжали на позолоченной колеснице, запряженной шестеркой вороных лошадей. Управлял шестеркой человек в сером одеянии и унылым лицом. Сами же послы приветственно отвечали улыбками, махали толпе.
Габриэль организовал в честь приезда гостей для простого люда угощения и представления, игрища. Толпа в этот момент обожала своего правителя больше, чем обычно. Поти вся толпа…
Конечно, в толпе были те, кто не желал с отчаяньем и болью, видеть Габриэля на престоле. Были члены тайного Ордена Глубин, мечтавшие видеть Абигора на прежнем месте.
Колесница остановилась в нескольких шагах от ступеней, ведущих уже в сам замок и купец со своим сыном вышли и склонили колено в знак почтения. Габриэль направился к ним и приветствовав каждого, позволил им подняться. Перед гостями распахнулись тяжелые кованые двери, двор расступился.
Глашатай объявил о народном празднестве на городских площадях, и медленно толпа схлынула, шумно переговариваясь и перешучиваясь.
Эвелин была мрачна. Она не стала приветствовать послов с должным почтением, ограничилась кивком, но послы так были восхищены и так дружелюбны и веселы, что не заметили ее мрачного холода.
Франсуа, восстановивший свое здоровье, был тут же. За огромным столом, где почетное место отведено было для купца – Торвуда и его сына, министр финансов сидел подле Эвелин.
-Лицемер, - прошептала она, так тихо, чтобы слышал только Франсуа.
-Торговец, - пожал плечами он.
Торвуд был человеком высокого роста, крепкий. Он двигался неуклюже, громко хохотал так, что виднелся блестящий во рту золотой зуб. Жесткие волосы, коротко стриженные, смешливое лицо, толстые пальцы, на которых было несколько колец. Его громкий голос разносился над всей залой – таким был лучший купец Яра.
-А это точно его сын? – еще тише спросил Франсуа, кивком указывая на юношу.
Эвелин взглянула на него повнимательнее. Сын и отец были не похожи. Юноша был более хрупким и изящным, сдержанно улыбался и явно смущен вниманием. Его светлые, чуть ниже плеч волосы аккуратно убраны, сам же наряд – темно-синий и легкий, лишенный излишних кружев, украшенный лишь легкими узорами из шелковой нити подходил к его невесомому облику. Лицо же него было лицом нежной юности. Юноша не знал еще страданий и был в мечтательном возрасте, когда верится еще в то, что мир всегда справедлив и можно достичь всего, не опалив крылья.
-Может – в мать пошел? – Эвелин пожала плечами. – Или…не знаю.
Юноша же, почувствовав на себе чужой взгляд, поднял глаза на Эвелин и та, подняла со стола серебряный кубок, кивнула ему и отпила. Министр финансов поступил также. Юноша понял знак, поднял свой кубок, наполненный до краев, пригубил в знак почтения и сразу же отставил обратно.
-Вот, - донесся до Эвелин и Франсуа громкий голос Торвуда, - вот еще пара лет пройдет и Лотер, – купец указал толстым, испачканным жиром пальцем на сына, - возьмет всю мою торговую империю в руки, тогда и на покой можно! А покуда пусть он учится.
-Он может остаться у нас на время, - заметил Габриэль. – Пусть изучает земли нашего крепкого союза.
-Верно! верно! – Торвуд захохотал. – Глядишь, может, и породнимся, а?
-Как вовремя он на покой собрался, - поморщился Франсуа, пока Габриэль что-то тихо говорил купцу.
-Да не бери в голову, - отмахнулась советница. - Он уже лет двадцать про покой говорит. И не уходит никак.
-Караван собирает, - усмехнулся министр, и ведьма тихонько прыснула.
Рудольфа терзали сомнения и переживания. Его не представили послам, те вообще не обратили на него никакого внимания…зачем, спрашивается, нужно его присутствие?
Лаура видела тревогу мужа и в ее душе поднималась такая же. Одна Мария раз за разом бегала вдоль стола от своего места до места Эвелин, поднося ей то одно блюдо, то другое.
Девочка подбегала к своей обожаемой ведьме с каким-нибудь кушаньем и спрашивала:
-Это вкусно?
Советница, вопреки ожиданию Франсуа, каждый раз отвечала ей с улыбкой и девочка, довольная обращенным на нее вниманием Эвелин, убегала обратно.
Запели певцы, грянули музыканты. Значит, до конца празднества не так много времени. Каждый за столом относился к этой вести по-разному. Габриэль чувствовал расслабленность – Торвуд только что согласился на заключение нового торгового договора – единственным его условием была просьба защитить граничащий с землей Равьен кусочек земли Яра, там иногда совершались набеги племен Равьен на караваны Торвуда. В Яре была республика, но слово Торвуда, как ведущего купца, императора торговых путей почти всех Темных Территорий значило много. Его согласие – согласие всей торговой республики.
Торвуд же заранее знал суть своего прибытия и поспешил обдумать решение до приезда. Он предвидел войну Абигора с Габриелем. И, хотя, Торвуд торговал и с тем, и с другим, он понимал, что пора выбирать более сильную сторону. Купец ставил на Габриэля, более талантливого и опытного политика и правителя. Абигор же, собирающий силы где-то в Терре, не внушал ему доверия. Но Торвуд был купцом и хотел получить как можно больше благ от Габриэля в торговых вопросах. Переговоры за богатым столом устраивали его, хотя для обеих сторон это была лишь формальность.
Для Эвелин скорое окончание празднества означало, что она, наконец, сможет пойти в свои покои и унять нарастающую головную боль. Для Франсуа, все еще утомленного болезнью, покой тоже был единственным желанием. По сути, он, в отличие от Эвелин, мог пойти к себе. Но не хотел. Министр финансов, участвовавший в обсуждении торгового вопроса с Яром, находил свое отсутствие неразумным.
Рудольф метался в томительном ожидании и сам не понимал, что не так. Лаура чувствовала тревогу и представляла как завтра, в это же время, уже может быть в далекой деревне на востоке. Хотя, ее муж и Эвелин последнее время перестали ругаться, чувство возросшей опасности не покидало ее.
Мария устала, но искренно веселилась. Она знала, что мать собирается увезти ее в деревню и тосковала, предчувствуя долгую разлуку с Эвелин.
Лотер ждал окончания празднества с надеждой. Его утомила пустая болтовня, суть которой виделась ему как то лишь, что двое пытаются обхитрить друг друга. Политика не влекла юношу.
Двор же буйствовал в неудержимом веселье. Адмирал Халет, Асмес и Вестер подпевали вразнобой певцам. Танцевали попечительницы и благотворительницы, жены и дочери сановников, веселились и сами сановники. Не весело было лишь Лауре, Рудольфу, Эвелин, Лотеру и Франсуа.
Певцы закончили одну песню и начали исполнение традиционной баллады. Гости затихли и приготовились слушать. Сильный голос запел, и отразились звуки от стен большой залы и усилились.
«На земле он был древним Богом,
Одержал сто тысяч разных побед…»
Эвелин исподтишка взглянула на Габриэля. Тот был спокоен – значит. Все отлично. Франсуа тронул ведьму за рукав и та обернулась. Министр финансов взглядом указал ей на пробежавшую тенью по залу Лауру и меньшую тень – Марию.
-Уедут, - безразлично сказал он.
-Уедут, - кивнула Эвелин. – Я обещала отпустить их.
-Габриэль позволил? – удивился Франсуа. – Семья военачальника как-никак, опасно отпускать.
«Он заклинал ночь и заклинал Луну:
«Яви же мне достойного врага иль друга…»
-Габриэль опасается того, что Рудольф слишком много себе позволяет неспроста, - Эвелин залпом допила вино. – Он ведь не только со мной пререкается. Со всеми. Габриэль говорит, что и с ним тоже. Ведет себя так, словно он едва ли не сам властитель.
-Последнее время он тих, - министр финансов подлил вина советнице. Его тревожил их разговор.
«И из Бога он стал вдруг верным слугой,
И почувствовал он грехов тяжесть души…»
-Да, я ему пыталась дать понять, что надо молчать. Халет его провоцировал разговором про порт. Рудольф стал слишком много знать, слишком много пререкаться. Его авторитет в армии тоже оптимизма не внушает. Если что…
