Хотя много ли надо девчонке, никогда не покидавшей дворца?
Наутро принцесса казалась иной. Она больше не напоминала готовую истаять тень, шла увереннее, дышала ровнее. До того момента, как увидела свою служанку.
И Анхён не отказал себе в родившемся еще в воздухе желании потерять наглую девицу.
Денег, что он ей дал, хватит на достойную жизнь где бы то ни было. Если она не глупа, то не упустит этот шанс и к владыке не вернется.
Принцесса же ожила.
Она больше не боялась. И любопытства не сдерживала. И походила сейчас на маленький огонек, яркий, но пока слишком беззащитный, не знающий, как пылать в полную силу, как не погаснуть.
Дан научит. И защитит. И наконец-то станет настоящим правителем, не нуждающимся в опеке своего советника.
И, поглощенный новой жизнью, возможно, отпустит того, кого уже давно стоило отпустить, оставить в жизни старой.
Привычная горечь накатила внезапно, заныла где-то под сердцем давней раной.
Заглушила чувство опасности, которой Анхён не ждал, и та обрушилась жаркой удушливой волной, выбив из легких воздух, бросив в глаза пригоршню тьмы.
И драгоценные мгновения были упущены.
Пронзительно закричали стражи. Повозку тряхнуло, качнуло... Перевернуло.
Полыхнуло. Ослепительно, громко, беспощадно.
Вскрикнула, сжавшись в углу, принцесса, закрыла лицо руками.
Дрожал воздух, вспыхивая тревожными искрами. Еще немного – и разлетится брызгами праздничного фейерверка.
И Анхён понял, что медлить больше нельзя.
Выбить дверцу. Вытолкнуть оцепеневшую принцессу. Прыгнуть следом.
Бросаясь от одной погибели к другой, он надеялся, что хотя бы один из крылатых собратьев придет на помощь, подхватит их, не позволит упасть, но...
Они кричали и метались, словно безумные.
Где-то там, высоко, объятые странным пламенем, как и повозка, которая билась раненой птицей... и все же вспыхнула, раскрылась жаркими лепестками, как сказочный огненный бутон.
Время растянулось. Застыло каплей вишневой смолы, тягучей, духмяной.
Принцесса, похожая на диковинный цветок в своем ярком платье, летела вниз.
Невеста лорда, которую он, его советник и друг, клялся защитить любой ценой.
На месте куска льда, что отныне заменял ему сердце, словно взорвалось что-то, и по венам хлынул огонь, опаляя жаром и болью.
Тело выгнулось, натянулось, будто струна, вот-вот готовая лопнуть, до звона, до хруста.
И взметнулось за спиной... тяжелое. Горячее.
Подхватило воздух, рвануло вперед... Вниз.
За ней.
К ней.
Огонь порождал боль. Боль порождала огонь.
И время-смола, набрякшей каплей зависшее на кромке бытия, растворилось в этом огне, вновь потекло легко и стремительно.
Принцессу он догнал. Обхватил крепко-крепко, прижал к себе обеими руками, и крылья, от которых успел уже отвыкнуть, заломили, силясь удержать двойную ношу.
Взмах.
Еще один.
Не думать, как такое вообще возможно, только не сейчас, не смотреть вниз, не смотреть вверх...
Просто ловить потоки воздуха.
Просто снижаться.
Плавно.
Это же легко...
Было когда-то.
Боль вспыхнула вновь, опалив жаром, что в тот же миг сменился привычным уже холодом.
Он волной прошел от макушки до пят, лишая крылья сил, и воздух, покорившийся было, завертел свою добычу, швырнул вниз, туда, где неприступными частыми пиками чернели верхушки деревьев...
Анхён только и успел, что перевернуться, обхватив принцессу слабеющими, тающими крыльями.
Очередная ледяная волна скрутила тело и, теряя сознание, он отчаянно надеялся, что сможет смягчить падение, что принцесса не пострадает, что...
Дальше был лишь холод – и тьма.
И боль.
Она вгрызалась в плоть с упорством оголодавшего хищника, и справиться с ней оказалось непросто.
Особенно с той, что перемалывала крылья.
Крыльев не было, и Анхён прекрасно это знал, даже в этом безумном беспамятстве, но... боль – была. Она ломала перо за пером, косточку за косточкой, и это казалось мучительнее всего.
Он лежал, стиснув кулаки и зубы, и боролся – сам с собой.
Обычно восстановление у фениксов шло легко и почти безболезненно.
У нормальных фениксов. Когда хватало внутреннего огня, чтобы затянуть раны.
Если же огня не хватало, тело выжигало само себя, пытаясь добыть то, чего в нем больше не было.
С этим Анхён научился справляться, иначе бы давным-давно погиб. Но сейчас...
Не получалось.
А потом – из ниоткуда, среди бесконечных холода и тьмы – появился огонь.
Он просто был. Внутри. Снаружи.
Внутри – мало, но он упрямо обволакивал раны, латал самые опасные, пусть и слишком медленно, болезненно. Снаружи его было больше, и он радостно обнял ладонь. Пальцы разжались – чтобы зарыться в горячий пепел, глубже, еще глубже, позволяя пламени просачиваться в кровь, к сердцу, которое, чуя живое тепло, стучало все сильнее и требовательнее.
Огонь был.
Огонь жег.
И, когда огня вдруг стало слишком много, его отобрали.
Анхён пытался вернуть, но...
Не сумел.
Да уже и не хотелось.
Вместо боли накатила слабость. Жар сменился непривычным, но таким желанным теплом.
И его окончательно поглотила беспросветная тьма.
В ней не было ни запахов, ни звуков, ни мыслей, ни чувств. Блаженное состояние небытия, которое длилось и длилось, пока тьма не начала редеть, возвращая сознание в реальность. Но чем больше прояснялось в голове – и перед глазами – тем нереальнее она казалась.
Первым пришло понимание, что он жив. Тело, правда, ощущалось слабым и будто чужим, но ничего не болело. Разве что в бок впивалось что-то... Камни? Корни?
Лежать на голой земле вообще не слишком-то удобно.
Почти на голой.
Ладонь скользнула не по ней, а по ткани. Плотной на ощупь, с чем-то, царапнувшим кожу. Вышивка?
Мрак перед глазами окончательно развеялся, и Анхён забыл, как дышать.
Рядом с ним, зябко обхватив себя руками, спала принцесса. И накидки, которой инаэрцы зачем-то закрывали лица своих невест, на ней не было. Анхён не понимал, для чего это нужно, но чужие обычаи есть чужие обычаи, спорить с ними не имеет никакого смысла, а порой и чревато серьезным конфликтом.
Наверное, в Фэнриа тоже были обычаи, кажущиеся чужеземцам странными и ненужными.
Совсем как эти глупые мысли, которые ошалевшими бабочками порхали в ставшей пустой и звонкой голове.
Впервые он видел лицо принцессы. Тонкое, изящное, с нежно-белой, словно лепестки лилий, кожей и губами цвета спелой вишни. Длинные, угольно-черные ресницы бросали на бледные щеки густую тень, темные брови вразлет хмурились... Видимо, принцессе снилось что-то не слишком приятное.
Анхён потянулся к ней, желая разгладить тревожную складочку меж бровей, изгнать дурные сны, и опомнился лишь в самый последний момент, к счастью, не коснувшись ее.
Что он делает?
Верно, головой при падении сильно ударился.
Как только и вовсе не расшиб.
Но главное – принцесса жива и, кажется, невредима. Он выполнил свой долг... И выполнит вновь, доставив ее к лорду. А потом и разобравшись, что же произошло с повозкой и сопровождением.
Случайностью тут и не пахло.
Не падают случайно крылатые экипажи.
Не теряют разум случайно огненные стражи, отобранные и обученные лордом.
И невесты этого самого лорда случайно не оказываются на грани гибели.
Если бы он не сумел призвать крылья...
Как? Как ему удалось совершить невозможное? И, главное, как он выжил?..
Вероятно, где-то там, на донышке его души, еще плескалось немного сил, что помогли в момент отчаяния. Но после этого должен был наступить мощнейший откат. Как Анхён его пережил?
Он помнил холод, голодным снежным волком вгрызавшийся в тело. Ледяную пустоту на месте сердца, которое уже и не билось толком. И страх, что принцесса останется одна, что лорд не дождется свою невесту, что все окажется зря...
Жар, холод и боль.
А потом...
Потом было тепло. Оно мягко обволокло его, наполнило до краев, вытесняя убийственный холод. Оно заставило сердце биться.
Оно было живым и желанным...
И сейчас его крохи все еще тлели возле сердца, позволяя свободно дышать. Думать. Жить.
Осторожно, чтобы не разбудить девушку, Анхён поднялся на ноги – и понял, что же послужило им лежанкой. Верхнее платье свадебного одеяния принцессы. А еще ощутил, что падение все же не прошло даром. Внутренний огонь был слишком слаб и не справился с травмами в полной мере. Но без него Анхён не смог бы встать. А возможно, и выжить.
Раны были перевязаны. В полосках ткани, пропитавшихся кровью, угадывалось нечто знакомое...
Анхён недоверчиво усмехнулся. Нежная, капризная – по слухам – принцесса пожертвовала собственным одеянием...
И разожгла костер.
Он прогорел не до конца, и тепло охотно льнуло к протянутым ладоням.
Вот что за огонь пылал извне. Он-то и раздул крохи внутреннего пламени.
Каким-то чудом.
Слишком много чудес случилось сегодня.
Слишком много невозможного.
И, пожалуй, самым невозможным была эта девушка, что не только выжила сама – но и спасла его.
Золотистый свет был повсюду. Мягкий, умиротворяющий, он ласкал, растворял горести и невзгоды. И, словно сквозь толщу воды, проступал хрупкий силуэт. Тянулись тонкие руки с изящными пальцами, развевались роскошные белые одежды – и черный шелк распущенных волос.
И шептали что-то беззвучно губы.
Мертвенно-бледные губы на мертвенно-бледном лице...
Ланэ вздрогнула, отшатнулась с криком... и проснулась.
Не было ни странного света, ни женщины, что ее испугала. Лишь сердце билось часто-часто, словно еще не вырвалось из кошмара, который таял, терял краски с каждым мигом.
Кошмарный сон плавно сменялся кошмаром наяву.
Над головой сплетались черные, безлистные ветви, пряча грязно-серое небо. Оно, тяжелое, темное, стекало на землю – и смешивалось с поднимающимся от нее туманом, вязким, влажным, неприятным.
Память просыпалась неохотно. И уж лучше бы она спала и дальше!
Храм. Прощание с отцом. Крылатая повозка. Золотые облака...
Падение.
И упрямо не приходящий в себя феникс.
Ланэ повернула голову – и наткнулась на острый, внимательный взгляд.
Феникс все же пришел в себя. И сейчас сидел напротив, не сводя с нее глаз.
И были они подобны кусочкам льда, светлые, прозрачные почти, ледяные.
Там, во дворце, показалось, что его глаза темные, словно самая непроглядная ночь...
Должно быть, и вправду показалось. Чего только не бывает, когда волнение затмевает разум.
Вот как сейчас.
Спохватившись, Ланэ поспешно встала... Вернее, попыталась, но занемевшее тело не слушалось, и пришлось повозиться даже для того, чтобы сесть. Благо этот неправильный феникс отвернулся, не желая смущать ее еще больше. Хотя куда уж?
И в самом страшном сне принцессе не могло присниться, что кто-то увидит ее такой... Заспанной, растрепанной, перепачканной землей и чужой кровью, в одном нижнем платье.
Без привычной внешней маски, помогающей не потерять маску внутреннюю.
В лицо словно кипятком плеснули, так горячо стало щекам. Закусив губу, принцесса все же поднялась – тело будто тысяча иголок пронзила! – и, подхватив с земли верхнее платье, накинула на озябшие плечи. Как только удалось его снять? Ланэ не помнила. Заколки вот вытащила... Но голова разболелась так, что о красоте принцесса уже не думала. Да и что от той красоты осталось-то, после безумного падения с небес? Хвала всем богам, она хотя бы жива.
И он жив. Чудом, не иначе. Когда принцесса сидела рядом с недвижимым фениксом, который и не дышал толком, ей казалось, что он обречен. Она старалась гнать эти мысли, но они неизменно возвращались, и тогда Ланэ подбрасывала ветки в костер – и придвигалась все ближе, забыв о приличиях и прочей, совершенно не важной на тот момент ерунде. И не заметила, как уснула, хотя и дала себе слово не смыкать глаз.
– Как вы, моя госпожа? – не поворачиваясь, спросил посланник.
– Жива, – выдохнула принцесса. Собственный голос показался незнакомым, хриплым и глухим.
Болело все. Ныло, тупо и непрерывно, словно тело превратилось в один сплошной синяк. Хотелось спать – короткий сон ничуть не освежил, напротив, будто выпил последние силы, – и плакать. Долго, надрывно, забившись в укромный уголок, чтобы никто не услышал, не увидел, не узнал.
Но могло быть намного хуже. И она терпела, как давным-давно привыкла, не давая воли своим слабостям и страхам, даже сейчас.
Особенно сейчас.
– Спасибо.
Феникс все же повернулся, посмотрел ей прямо в глаза, и Ланэ с трудом удержалась от того, чтобы отвести взгляд.
– За что? – спросила осторожно, невольно сделав шаг назад.
– За то, что я тоже жив, – усмехнулся он и, заметив перевязанные ладони, нахмурился: – Вы ранены?
Принцесса лишь мотнула головой, хотя кожу все еще пекло и саднило, и подавила завистливый вздох.
Феникс, недавно истекавший кровью, выглядел сейчас намного лучше нее, при падении почти не пострадавшей. Видимо, правда говорят, что огненные птицы если и не бессмертны, то очень живучи. Ланэ такое точно не пережила бы.
– Где мы? – спросила она, осознав, что слишком уж долго разглядывает странно притихшего посланника, и все же опустив глаза.
– Пограничный лес, – отозвался тот. – Не волнуйтесь, моя госпожа, он безопасен.
«Как и крылатые экипажи?» – чуть не сорвалось с языка, но принцесса успела его прикусить.
Что случилось с экипажем и по чьей вине, можно выяснить и позже. Когда они выберутся отсюда.
Если выберутся.
Возможно, Ланэ была излишне наивна, но не настолько, чтобы поверить, будто темный лес с густеющим на глазах туманом совершенно безобиден.
Будить принцессу Анхён не спешил, опасаясь срыва. Накануне она держала себя в руках, но кто поручится, что с лихвой не восполнит это сейчас? Ставить на место нервных девиц, водившихся при дворе с избытком, советник умел, но, во-первых, это была не какая-нибудь девица, а невеста Дана, а во-вторых, находились они не во дворце и в обстоятельствах, при которых не каждый мужчина сохранит ясность ума и спокойствие сердца.
Она проснулась сама – и ни единой жалобы он не услышал, хотя девушка выглядела испуганной и изможденной, да еще эти повязки на ладонях...
Но смотрела она твердо и уверенно, и под внимательным взглядом синих глаз в порванных, запачканных кровью одеждах Анхёну стало неуютно, и понимание, что вряд ли в этом мраке принцесса видит так же хорошо, как и он, не слишком утешало.
К счастью, долго его не разглядывали, переключившись на далеко не живописные окрестности.
– Где мы? – поежившись, спросила принцесса.
– Пограничный лес. Не волнуйтесь, моя госпожа, он безопасен, – отозвался советник, не уточнив, впрочем, что безопасен он лишь для тех, кто с рождения наделен крыльями, остальным же не стоило рассчитывать на дружелюбие местной живности... и неживности.
Но раньше времени пугать принцессу не хотелось. Может, все обойдется и им удастся благополучно пройти самый сложный участок, а там...
Дозорные заметят.
Распустившийся над лесом огненный цветок невозможно не увидеть. Сюда должны были направить поисковые отряды. Нужно только продержаться до встречи с ними.
Жаль, амулет сгорел.
Анхён привычно провел ладонью по груди и поморщился, наткнувшись сначала на почти заживший ожог, а потом и на его виновника – оплавленный кругляш, мало похожий на подходящее советнику лорда украшение.
Откровенно говоря, он и раньше был кривоватым и в целом неказистым, и приходилось его прятать, чтобы не вызывать неуместное любопытство.
Наутро принцесса казалась иной. Она больше не напоминала готовую истаять тень, шла увереннее, дышала ровнее. До того момента, как увидела свою служанку.
И Анхён не отказал себе в родившемся еще в воздухе желании потерять наглую девицу.
Денег, что он ей дал, хватит на достойную жизнь где бы то ни было. Если она не глупа, то не упустит этот шанс и к владыке не вернется.
Принцесса же ожила.
Она больше не боялась. И любопытства не сдерживала. И походила сейчас на маленький огонек, яркий, но пока слишком беззащитный, не знающий, как пылать в полную силу, как не погаснуть.
Дан научит. И защитит. И наконец-то станет настоящим правителем, не нуждающимся в опеке своего советника.
И, поглощенный новой жизнью, возможно, отпустит того, кого уже давно стоило отпустить, оставить в жизни старой.
Привычная горечь накатила внезапно, заныла где-то под сердцем давней раной.
Заглушила чувство опасности, которой Анхён не ждал, и та обрушилась жаркой удушливой волной, выбив из легких воздух, бросив в глаза пригоршню тьмы.
И драгоценные мгновения были упущены.
Пронзительно закричали стражи. Повозку тряхнуло, качнуло... Перевернуло.
Полыхнуло. Ослепительно, громко, беспощадно.
Вскрикнула, сжавшись в углу, принцесса, закрыла лицо руками.
Дрожал воздух, вспыхивая тревожными искрами. Еще немного – и разлетится брызгами праздничного фейерверка.
И Анхён понял, что медлить больше нельзя.
Выбить дверцу. Вытолкнуть оцепеневшую принцессу. Прыгнуть следом.
Бросаясь от одной погибели к другой, он надеялся, что хотя бы один из крылатых собратьев придет на помощь, подхватит их, не позволит упасть, но...
Они кричали и метались, словно безумные.
Где-то там, высоко, объятые странным пламенем, как и повозка, которая билась раненой птицей... и все же вспыхнула, раскрылась жаркими лепестками, как сказочный огненный бутон.
Время растянулось. Застыло каплей вишневой смолы, тягучей, духмяной.
Принцесса, похожая на диковинный цветок в своем ярком платье, летела вниз.
Невеста лорда, которую он, его советник и друг, клялся защитить любой ценой.
На месте куска льда, что отныне заменял ему сердце, словно взорвалось что-то, и по венам хлынул огонь, опаляя жаром и болью.
Тело выгнулось, натянулось, будто струна, вот-вот готовая лопнуть, до звона, до хруста.
И взметнулось за спиной... тяжелое. Горячее.
Подхватило воздух, рвануло вперед... Вниз.
За ней.
К ней.
Огонь порождал боль. Боль порождала огонь.
И время-смола, набрякшей каплей зависшее на кромке бытия, растворилось в этом огне, вновь потекло легко и стремительно.
Принцессу он догнал. Обхватил крепко-крепко, прижал к себе обеими руками, и крылья, от которых успел уже отвыкнуть, заломили, силясь удержать двойную ношу.
Взмах.
Еще один.
Не думать, как такое вообще возможно, только не сейчас, не смотреть вниз, не смотреть вверх...
Просто ловить потоки воздуха.
Просто снижаться.
Плавно.
Это же легко...
Было когда-то.
Боль вспыхнула вновь, опалив жаром, что в тот же миг сменился привычным уже холодом.
Он волной прошел от макушки до пят, лишая крылья сил, и воздух, покорившийся было, завертел свою добычу, швырнул вниз, туда, где неприступными частыми пиками чернели верхушки деревьев...
Анхён только и успел, что перевернуться, обхватив принцессу слабеющими, тающими крыльями.
Очередная ледяная волна скрутила тело и, теряя сознание, он отчаянно надеялся, что сможет смягчить падение, что принцесса не пострадает, что...
Дальше был лишь холод – и тьма.
И боль.
Она вгрызалась в плоть с упорством оголодавшего хищника, и справиться с ней оказалось непросто.
Особенно с той, что перемалывала крылья.
Крыльев не было, и Анхён прекрасно это знал, даже в этом безумном беспамятстве, но... боль – была. Она ломала перо за пером, косточку за косточкой, и это казалось мучительнее всего.
Он лежал, стиснув кулаки и зубы, и боролся – сам с собой.
Обычно восстановление у фениксов шло легко и почти безболезненно.
У нормальных фениксов. Когда хватало внутреннего огня, чтобы затянуть раны.
Если же огня не хватало, тело выжигало само себя, пытаясь добыть то, чего в нем больше не было.
С этим Анхён научился справляться, иначе бы давным-давно погиб. Но сейчас...
Не получалось.
А потом – из ниоткуда, среди бесконечных холода и тьмы – появился огонь.
Он просто был. Внутри. Снаружи.
Внутри – мало, но он упрямо обволакивал раны, латал самые опасные, пусть и слишком медленно, болезненно. Снаружи его было больше, и он радостно обнял ладонь. Пальцы разжались – чтобы зарыться в горячий пепел, глубже, еще глубже, позволяя пламени просачиваться в кровь, к сердцу, которое, чуя живое тепло, стучало все сильнее и требовательнее.
Огонь был.
Огонь жег.
И, когда огня вдруг стало слишком много, его отобрали.
Анхён пытался вернуть, но...
Не сумел.
Да уже и не хотелось.
Вместо боли накатила слабость. Жар сменился непривычным, но таким желанным теплом.
И его окончательно поглотила беспросветная тьма.
В ней не было ни запахов, ни звуков, ни мыслей, ни чувств. Блаженное состояние небытия, которое длилось и длилось, пока тьма не начала редеть, возвращая сознание в реальность. Но чем больше прояснялось в голове – и перед глазами – тем нереальнее она казалась.
Первым пришло понимание, что он жив. Тело, правда, ощущалось слабым и будто чужим, но ничего не болело. Разве что в бок впивалось что-то... Камни? Корни?
Лежать на голой земле вообще не слишком-то удобно.
Почти на голой.
Ладонь скользнула не по ней, а по ткани. Плотной на ощупь, с чем-то, царапнувшим кожу. Вышивка?
Мрак перед глазами окончательно развеялся, и Анхён забыл, как дышать.
Рядом с ним, зябко обхватив себя руками, спала принцесса. И накидки, которой инаэрцы зачем-то закрывали лица своих невест, на ней не было. Анхён не понимал, для чего это нужно, но чужие обычаи есть чужие обычаи, спорить с ними не имеет никакого смысла, а порой и чревато серьезным конфликтом.
Наверное, в Фэнриа тоже были обычаи, кажущиеся чужеземцам странными и ненужными.
Совсем как эти глупые мысли, которые ошалевшими бабочками порхали в ставшей пустой и звонкой голове.
Впервые он видел лицо принцессы. Тонкое, изящное, с нежно-белой, словно лепестки лилий, кожей и губами цвета спелой вишни. Длинные, угольно-черные ресницы бросали на бледные щеки густую тень, темные брови вразлет хмурились... Видимо, принцессе снилось что-то не слишком приятное.
Анхён потянулся к ней, желая разгладить тревожную складочку меж бровей, изгнать дурные сны, и опомнился лишь в самый последний момент, к счастью, не коснувшись ее.
Что он делает?
Верно, головой при падении сильно ударился.
Как только и вовсе не расшиб.
Но главное – принцесса жива и, кажется, невредима. Он выполнил свой долг... И выполнит вновь, доставив ее к лорду. А потом и разобравшись, что же произошло с повозкой и сопровождением.
Случайностью тут и не пахло.
Не падают случайно крылатые экипажи.
Не теряют разум случайно огненные стражи, отобранные и обученные лордом.
И невесты этого самого лорда случайно не оказываются на грани гибели.
Если бы он не сумел призвать крылья...
Как? Как ему удалось совершить невозможное? И, главное, как он выжил?..
Вероятно, где-то там, на донышке его души, еще плескалось немного сил, что помогли в момент отчаяния. Но после этого должен был наступить мощнейший откат. Как Анхён его пережил?
Он помнил холод, голодным снежным волком вгрызавшийся в тело. Ледяную пустоту на месте сердца, которое уже и не билось толком. И страх, что принцесса останется одна, что лорд не дождется свою невесту, что все окажется зря...
Жар, холод и боль.
А потом...
Потом было тепло. Оно мягко обволокло его, наполнило до краев, вытесняя убийственный холод. Оно заставило сердце биться.
Оно было живым и желанным...
И сейчас его крохи все еще тлели возле сердца, позволяя свободно дышать. Думать. Жить.
Осторожно, чтобы не разбудить девушку, Анхён поднялся на ноги – и понял, что же послужило им лежанкой. Верхнее платье свадебного одеяния принцессы. А еще ощутил, что падение все же не прошло даром. Внутренний огонь был слишком слаб и не справился с травмами в полной мере. Но без него Анхён не смог бы встать. А возможно, и выжить.
Раны были перевязаны. В полосках ткани, пропитавшихся кровью, угадывалось нечто знакомое...
Анхён недоверчиво усмехнулся. Нежная, капризная – по слухам – принцесса пожертвовала собственным одеянием...
И разожгла костер.
Он прогорел не до конца, и тепло охотно льнуло к протянутым ладоням.
Вот что за огонь пылал извне. Он-то и раздул крохи внутреннего пламени.
Каким-то чудом.
Слишком много чудес случилось сегодня.
Слишком много невозможного.
И, пожалуй, самым невозможным была эта девушка, что не только выжила сама – но и спасла его.
ГЛАВА 4. ПОГРАНИЧНЫЙ ЛЕС
Золотистый свет был повсюду. Мягкий, умиротворяющий, он ласкал, растворял горести и невзгоды. И, словно сквозь толщу воды, проступал хрупкий силуэт. Тянулись тонкие руки с изящными пальцами, развевались роскошные белые одежды – и черный шелк распущенных волос.
И шептали что-то беззвучно губы.
Мертвенно-бледные губы на мертвенно-бледном лице...
Ланэ вздрогнула, отшатнулась с криком... и проснулась.
Не было ни странного света, ни женщины, что ее испугала. Лишь сердце билось часто-часто, словно еще не вырвалось из кошмара, который таял, терял краски с каждым мигом.
Кошмарный сон плавно сменялся кошмаром наяву.
Над головой сплетались черные, безлистные ветви, пряча грязно-серое небо. Оно, тяжелое, темное, стекало на землю – и смешивалось с поднимающимся от нее туманом, вязким, влажным, неприятным.
Память просыпалась неохотно. И уж лучше бы она спала и дальше!
Храм. Прощание с отцом. Крылатая повозка. Золотые облака...
Падение.
И упрямо не приходящий в себя феникс.
Ланэ повернула голову – и наткнулась на острый, внимательный взгляд.
Феникс все же пришел в себя. И сейчас сидел напротив, не сводя с нее глаз.
И были они подобны кусочкам льда, светлые, прозрачные почти, ледяные.
Там, во дворце, показалось, что его глаза темные, словно самая непроглядная ночь...
Должно быть, и вправду показалось. Чего только не бывает, когда волнение затмевает разум.
Вот как сейчас.
Спохватившись, Ланэ поспешно встала... Вернее, попыталась, но занемевшее тело не слушалось, и пришлось повозиться даже для того, чтобы сесть. Благо этот неправильный феникс отвернулся, не желая смущать ее еще больше. Хотя куда уж?
И в самом страшном сне принцессе не могло присниться, что кто-то увидит ее такой... Заспанной, растрепанной, перепачканной землей и чужой кровью, в одном нижнем платье.
Без привычной внешней маски, помогающей не потерять маску внутреннюю.
В лицо словно кипятком плеснули, так горячо стало щекам. Закусив губу, принцесса все же поднялась – тело будто тысяча иголок пронзила! – и, подхватив с земли верхнее платье, накинула на озябшие плечи. Как только удалось его снять? Ланэ не помнила. Заколки вот вытащила... Но голова разболелась так, что о красоте принцесса уже не думала. Да и что от той красоты осталось-то, после безумного падения с небес? Хвала всем богам, она хотя бы жива.
И он жив. Чудом, не иначе. Когда принцесса сидела рядом с недвижимым фениксом, который и не дышал толком, ей казалось, что он обречен. Она старалась гнать эти мысли, но они неизменно возвращались, и тогда Ланэ подбрасывала ветки в костер – и придвигалась все ближе, забыв о приличиях и прочей, совершенно не важной на тот момент ерунде. И не заметила, как уснула, хотя и дала себе слово не смыкать глаз.
– Как вы, моя госпожа? – не поворачиваясь, спросил посланник.
– Жива, – выдохнула принцесса. Собственный голос показался незнакомым, хриплым и глухим.
Болело все. Ныло, тупо и непрерывно, словно тело превратилось в один сплошной синяк. Хотелось спать – короткий сон ничуть не освежил, напротив, будто выпил последние силы, – и плакать. Долго, надрывно, забившись в укромный уголок, чтобы никто не услышал, не увидел, не узнал.
Но могло быть намного хуже. И она терпела, как давным-давно привыкла, не давая воли своим слабостям и страхам, даже сейчас.
Особенно сейчас.
– Спасибо.
Феникс все же повернулся, посмотрел ей прямо в глаза, и Ланэ с трудом удержалась от того, чтобы отвести взгляд.
– За что? – спросила осторожно, невольно сделав шаг назад.
– За то, что я тоже жив, – усмехнулся он и, заметив перевязанные ладони, нахмурился: – Вы ранены?
Принцесса лишь мотнула головой, хотя кожу все еще пекло и саднило, и подавила завистливый вздох.
Феникс, недавно истекавший кровью, выглядел сейчас намного лучше нее, при падении почти не пострадавшей. Видимо, правда говорят, что огненные птицы если и не бессмертны, то очень живучи. Ланэ такое точно не пережила бы.
– Где мы? – спросила она, осознав, что слишком уж долго разглядывает странно притихшего посланника, и все же опустив глаза.
– Пограничный лес, – отозвался тот. – Не волнуйтесь, моя госпожа, он безопасен.
«Как и крылатые экипажи?» – чуть не сорвалось с языка, но принцесса успела его прикусить.
Что случилось с экипажем и по чьей вине, можно выяснить и позже. Когда они выберутся отсюда.
Если выберутся.
Возможно, Ланэ была излишне наивна, но не настолько, чтобы поверить, будто темный лес с густеющим на глазах туманом совершенно безобиден.
***
Будить принцессу Анхён не спешил, опасаясь срыва. Накануне она держала себя в руках, но кто поручится, что с лихвой не восполнит это сейчас? Ставить на место нервных девиц, водившихся при дворе с избытком, советник умел, но, во-первых, это была не какая-нибудь девица, а невеста Дана, а во-вторых, находились они не во дворце и в обстоятельствах, при которых не каждый мужчина сохранит ясность ума и спокойствие сердца.
Она проснулась сама – и ни единой жалобы он не услышал, хотя девушка выглядела испуганной и изможденной, да еще эти повязки на ладонях...
Но смотрела она твердо и уверенно, и под внимательным взглядом синих глаз в порванных, запачканных кровью одеждах Анхёну стало неуютно, и понимание, что вряд ли в этом мраке принцесса видит так же хорошо, как и он, не слишком утешало.
К счастью, долго его не разглядывали, переключившись на далеко не живописные окрестности.
– Где мы? – поежившись, спросила принцесса.
– Пограничный лес. Не волнуйтесь, моя госпожа, он безопасен, – отозвался советник, не уточнив, впрочем, что безопасен он лишь для тех, кто с рождения наделен крыльями, остальным же не стоило рассчитывать на дружелюбие местной живности... и неживности.
Но раньше времени пугать принцессу не хотелось. Может, все обойдется и им удастся благополучно пройти самый сложный участок, а там...
Дозорные заметят.
Распустившийся над лесом огненный цветок невозможно не увидеть. Сюда должны были направить поисковые отряды. Нужно только продержаться до встречи с ними.
Жаль, амулет сгорел.
Анхён привычно провел ладонью по груди и поморщился, наткнувшись сначала на почти заживший ожог, а потом и на его виновника – оплавленный кругляш, мало похожий на подходящее советнику лорда украшение.
Откровенно говоря, он и раньше был кривоватым и в целом неказистым, и приходилось его прятать, чтобы не вызывать неуместное любопытство.
