Маркус нашёл меня на свалке. Буквально. Каждый день в конце смены я вывозила туда отработанные контейнеры с фабрики. Эту грязную работу не доверяли даже роботам. Потому что от повышенной влажности и химикатов они слишком быстро выходили из строя. А людей не жалко. Нас и за людей-то не считали. Мы отбросы Общества, дефектные.
И вот я, значит, на свалке, вся перепачканная в красителях, в порванном костюме химзащиты с неработающим респиратором, обливаясь потом, выталкиваю из цеха тачку с отходами, а мне преграждает путь какой-то франт. В мутной маске мне ни черта не видно, ору ему, чтобы свалил с рельсов. Тачка-то без тормозов, её как разгонишь, она так и катится до места сброса. Веса в ней почти тонна. Переедет его ещё, а мне потом объяснительную пиши. И вот этот чудик возьми да останови её. Практически одним пальцем. Подошёл ко мне, маску с меня сорвал. Спросил «Ты Ингрид Эскобар?». Я кивнула, горло пересохло от испуга. Думаю, наверное, опять проверка. Опять подставили меня. Но он взял мою голову в ладони, посмотрел прям в душу и сказал: «Будешь со мной».
Не спросил, не предложил. А сразу приказал. Я хотела протестовать. Ведь во мне бунтарский дух. Но глаз от него отвести не могла. Смотрела, как дура, и верила всему, что он говорил.
Так он меня и увёз с фабрики, привёз в Мегаполис и сразу на десятый уровень. Купил мне новую современную одежду. Учил правильно говорить и вести себя на публике, по врачам меня таскал. Они мне все вены искололи, столько крови взяли тогда. И во все остальные места залезали без стеснения. Я тогда даже не догадывалась о том, насколько корыстен Маркус.
Конечно, я влюбилась в него до безумия. Прекрасный борнали. Высокий, сильный, красивый. Он был мечтой многих. Я видела, как все головы сворачивали, когда мы с ним по улице шли. Столько он мне красивых слов говорил. Слов, в которые я поверила, в которые очень хотела верить.
Но запомни, сынок, любовь проявляется не в словах, а в действиях. Я, к сожалению, слишком поздно это поняла. И сейчас от тех слов не осталось даже праха.
Когда Маркус забрал меня со свалки, я верила, что это подарок судьбы за все мои страдания. Верила, что всё по-настоящему, что мы созданы друг для друга. А потом я узнала главный секрет борнали. О том, как они с лёгкостью могут гипнотизировать людей, подчинять своей воле.
«Нет, мой Маркус не мог со мной так поступить, он меня любит», – говорила я сама себе, но зерно сомнения уже посеялось. А когда ты родился, ты стал для меня тем единственным, ради которого можно жить, завладел всеми моими мыслями. Не знаю, может, это тоже являлось признаком силы борнали. Или материнским инстинктом. Но тогда пелена с моих глаз спала, мне открылось истинное лицо Маркуса. И начался настоящий кошмар.
Я ему стала больше не нужна. Он так и говорил мне. Терпел меня какое-то время из-за тебя.
Всё, что ему требовалось – это создать с моей помощью ещё одно чудовище, свою копию.
Но когда ты родился, то не был похож на чудовище. Обычный пухлый младенец с огромными глазами, смеялся, плакал и агукал. Вот только накормить я тебя никак не могла, ты пил моё молоко и не насыщался.
Тебе не исполнилось и года, когда Маркус забрал тебя у меня. Выкрал ночью и увёз в неизвестном направлении. Слишком поздно я узнала, что потом он отдал тебя в лагерь на воспитание людям. Самому ему оказалось тяжело нянчиться с маленьким ребенком. Ему требовалась его полноценная копия, а не плачущий комочек, который толком и ходить-то не умел.
В отчаянии и горе я ушла в пустыню, блуждала там, пока силы меня не покинули. Лежала на горячем песке и ждала смерти. Там меня нашёл Халлдор. Он хотел просто убить меня, но узнал мою историю. Он не сжалился, нет. Он увидел сколько ярости внутри меня и ему это понравилось. Он обратил меня.
Хель, возлюбленная Халлдора не знала, кто я на самом деле. Жена и мать борнали. Она не знает до сих пор.
От имени «Хель» спина Винсента покрылась холодным потом.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – сухо спросил он.
– Я хочу, чтобы ты знал, что я не бросала тебя. Тебя забрали силой у меня. Ты – самое дорогое, что у меня…
– Маркус не говорил, что ты меня бросила. Он сказал, что моя мать умерла из-за меня.
Ингрид грязно выругалась и ударила по приборной доске. На долю секунды датчики зарябили.
Винсент заострил внимание на радаре. Что-то на нём не так.
– А где преследуемый корабль? – спросил он, указывая на экран.
– Не знаю, – ответила вирсуи и пожала плечами.
– В каком смысле?
Винсент откровенно не понимал, что происходит.
– Мы никого не преследуем.
– А куда же мы тогда летим?
Ингрид помрачнела. Винсенту это не понравилось. Он спросил ещё раз.
– То, что я тебе сейчас скажу... – замялась Ингрид. – Поверь. Я не имею к этому никакого отношения...
Пульс участился. Сердце готовилось разлететься на части от своих сокращений.
– Да говори уже!
– Хель прямо сейчас нападает на ваш лагерь...
Невидимое копьё снова пронзило грудь и резко вырвалось наружу, забирая с собой последнюю надежду.
Сердце разорвалось в клочья. То, что от него осталось, кровоточило. Собралось в щемящий комок где-то внизу живота, парализуя ноги.
Руки похолодели. Винсент пытался сжать кулаки, но пальцы не слушались. Холодная испарина выступила на лбу.
Собственное бессилие причиняло нестерпимую боль. Выжигало внутренности.
Шаттл разрезал тёмную ночь своими габаритными и проблесковыми огнями.
Они пролетели над рекой и вдруг увидели, как на горизонте показалось оранжевое зарево. Словно солнце решило вернуться на небосклон раньше времени. Подлетая ближе, Винсент понял – это огненное зарево от пожара. Дома в лагере полыхали.
– Скорее, скорее! – кричал он на Ингрид, теряя контроль.
– Если ещё быстрее, мы разобьёмся о землю.
Винсенту уже плевать разобьются они или нет. Он хотел выпрыгнуть хоть через лобовое стекло.
Корабль приземлился на площадке перед лагерем.
Трап не успел опуститься до конца. Винсент его не дождался и выскочил в образовавшуюся щель. Очутившись на земле, он рванул со всех ног. Жар от огня тут же ударил в лицо.
В воздухе кружились горящие частицы. Весь двор выглядел как в страшном сне, под жёлто-красными всполохами усеянный трупами. Мёртвые повсюду. Все тела как некачественные декорации валялись вперемешку. Люди, вирсуи. Разорванные клыками глотки, разорванные пулями головы.
Винсент судорожно перемещался от одного тела к другому. Среди человеческих лиц он многих узнавал. Но пока не находил самых дорогих ему людей. И это подкрепляло веру. Возможно, они спаслись.
Дом Бена и Дженнет выгорел полностью. Оглушительный треск горящего дерева разносился в ночи. Огонь обнимал стойки каркаса, превратив всё остальное в ничто. Комната Винсента сгорела. Исчезла навсегда. Исчезла уютная гостиная, где проводились совместные посиделки. Огонь дожирал последнее, что осталось от дома. Дома, где Винсент вырос. Дома, где он был любим. Его прошлое уничтожено.
Внезапно он услышал всхлип и тяжёлое дыхание. Выживший!
Винсент бросился на звук.
В траве за кустарниками лежала Дженнет, держась за живот. Под её рукой растекалось багровое влажное пятно. Но она ещё дышала.
Винсент упал на колени перед ней.
Тётя открыла глаза и попыталась улыбнуться, но скривилась от боли.
– Ты вернулся...
– Я помогу тебе! Я спасу тебя!
Винсент накрыл своими руками ладонь Дженнет, держащую глубокий порез. Он помнил, как отец однажды отдал ему часть своих сил. Он сможет повторить то же самое.
– Не надо, мальчик мой, не трать силы. Я умираю в бою, а не в постели от немощи. Это ли не счастье? Я пожила свой век...
Рядом валялась винтовка. Тётя сражалась до последнего.
Винсент тоже не отступал. Он пробовал снова и снова. Но ничего не выходило. Наоборот, из раны потянулся чёрный мерцающий дым. Винсент в ужасе отпрянул. Он сделал только хуже.
– Они забрали девочек, – хрипя, произнесла Дженнет. – Эмму и Виолу. Отыщи их. Они говорили что-то про катакомбы. Поспеши, мой мальчик.
Винсент попробовал снова поделиться силами, но мерцающий дым начал проникать в него, и борнали зарычал.
– Оставь попытки, дорогой. Спаси девочек. Но будь осторожен, у блондинки серебряный клинок...
– Дженнет, серебро меня не убьёт, ты же знаешь... Дженнет?!
Тётя больше не отвечала. Её взгляд застыл. Дыхание прекратилось.
Винсент в ярости потряс её за плечи. Ничего не изменилось. Даже мерцающего дыма больше не выходило.
И тогда ночь пронзил крик. Низкий грубый рeв дикого зверя. Монстра.
У Винсента больше не осталось сердца. Вместо него горела чёрная пустота.
И чужая рука опустилась на его плечо. Низкий женский голос проговорил:
– Я знаю, о каких катакомбах речь.
Ингрид чувствовала тревогу, застыв на пороге катакомб. Она не боялась Хель. Она боялась, что они найдут внутри то, что окончательно разобьёт сердце её сыну.
Спустя семнадцать лет она впервые увидела его снова. В том зловонном тумане на первом уровне. Её сын больше не походил на беззащитного малыша, каким она его запомнила. И копией Маркуса он не стал. Но она его узнала. Пусть её тело не живо, и не мертво, а душа пронизана тьмой, она всё ещё его мать. Она почувствовала его.
А потом сквозь серую дымку сверкнули его ангельские глазки. Сомнения развеялись. В этом мире слишком мало борнали, чтобы один из них случайно оказался на первом уровне Мегаполиса.
Ингрид проследила за Винсентом и людьми, которые шли с ним. Её поразило и одновременно успокоило, что её взрослый сын совсем не похож на своего отца. Он крепко держал за руку молодую девушку. Но не жестоко и властно, как это делал Маркус, а… заботливо.
По всем его жестам и поведению Ингрид поняла, он готов защищать слабых. Такое странное и непривычное поведение для борнали, которые всегда защищали только себя.
О том, что замыслила Хель, Ингрид узнала случайно. Проболтались две вирсуи из свиты Халлдора. Они остались сторожить корабль и сетовали, что и Халлдор их на трапезу не позвал, и Хель на веселье взяла других.
– Куда отправилась Хель? – переспросила Ингрид у них.
Те и выдали всё, что знали.
План побега родился моментально.
Она нашла этого жалкого Стивена в каморке рядом с лётным экипажем. Пришлось потрудиться, чтобы всех их незаметно провести мимо солдат Бруно и вирсуи Халлдора и посадить в самолёт «Брукс Фарме».
А дальше всё сложилось само собой. Маркус отреагировал предсказуемо.
Но сейчас, стоя перед входом в катакомбы, Ингрид изводилась дурным предчувствием. Пахло западнёй. Халлдор бы никогда не клюнул на такую наживку.
А её сын… Он хоть и выглядит большим, но ещё так юн и импульсивен. Его не остановить. Он готов пойти сражаться в одиночку с целой стаей. Он неуязвим. Но у всех есть слабые места.
Катакомбы встретили их тишиной и… светом. На стенах повсюду висели светодиодные фонари. С каких пор Хель смущает темнота?
Винсент прошёл в центр первого зала. Встал рядом с тем местом, где каменный пол ещё хранил сажевые следы от костров Ингрид. Навострил слух.
Ингрид тоже услышала. Тихие стоны живых людей и замерший шелест вирсуи.
Это точно западня!
Но сказать об этом она не успела. Винсент уже метнулся в соседний зал, потеряв бдительность. Ингрид рванула следом, но опоздала на секунду.
Два десятка вирсуи навалились кучей. Молодой борнали сопротивлялся, откинул троих, но им на смену налетели новые. Его глаза светились огненными кольцами, а сжатые кулаки готовились воспламениться.
Появилась Хель. Танцуя, она приблизилась к нему. Приставила серебряный клинок к его горлу и пропела:
– Будешь дёргаться, твоя красноволосая девчонка умрёт раньше времени. Я даже твои жёлтые глазки пока оставлю на месте, чтобы ты увидел это.
Винсент перестал сопротивляться. Эти слова забрали из него всю волю.
– Спасибо, что привела его так быстро, – сказала Хель, обращаясь уже к Ингрид.
И тут она поняла, что в сыгранном спектакле она не режиссер, а одна из актрис. Хель всё спланировала. Очень чётко и безошибочно. Ловушки расставили не для Винсента, а для Ингрид. И она попала в каждую из них.
Глаза Винсента полыхали огнём. Он встретился взглядом с Ингрид. В сердцах он крикнул ей:
– Тварь! Ты такая же тварь, как и все они!
Он уверен, что она предала его. Она привела его в западню.
И она не возразила. Не рассыпалась в оправданиях.
Ведь он сказал правду.
– Поставьте его на колени, – приказала Хель.
Её верные слуги ударили борнали сзади по ногам, и он безвольно опустился на бетонный пол. Цепями натянули его руки подобно распятию. Стальные кандалы крепко держали тонкие запястья.
Хель всё нравилось. Она любовалась результатом, предвкушая.
Она заранее распорядилась развесить по всем стенам походные светильники. Не для неё. Для пленников. Чтобы они отчётливо видели страдания друг друга. Людской страх появляется не во тьме, а при свете. Жертва боится сильнее, когда видит, что её ждёт.
Тусклый свет фонаря падал на худощавое лицо борнали. Он изменился с момента их последней встречи. А может оставленный ею подарок так его изменил?
Хель рассмеялась. Её звонкий смех разнёсся по подземелью. Внутри всё горело от нетерпения. Хотелось поскорее начать.
Она ждала этот момент. Много раз представляла его в своей голове с той самой первой встречи.
Слуги закрепили цепи к стенам, проверили надёжность лебёдок. А после Хель дала им команду убраться прочь.
Она подошла к пленнику ближе, чуть наклонилась, рассматривая огненные ореолы в его глазах.
– А вблизи ты и не страшный.
Она обошла его кругом, изящно пригнувшись под натянутой цепью. Запустила руку в его волосы. Резко сжав их пальцами, вынудила запрокинуть голову. Легонько, просто примеряясь, провела лезвием по открывшемуся горлу.
А что если такой порез убьёт его слишком быстро?
Хель ткнула острым концом клинка ему в шею, надавила. На светлой коже борнали выступила алая капля крови. Надо же, совсем как человеческая…
Какая же она на вкус?
Хель не устояла и слизнула кровь языком.
Всего капля. Так не понятно, не разобрать.
– Смотри не отравись, – зло предостерёг её борнали.
Хель залилась смехом.
– А ты забавный! Нас ждёт долгая и увлекательная ночь. Главное – ничего не пропусти.
Она снова нырнула под цепь и оказалась перед его лицом, возвышаясь над ним.
Совсем нестрашный борнали и такой уязвимый. Сколько он выдержит, прежде чем испустит дух?
Хель схватила его за предплечье и рассекла вену от локтя до запястья. Медленным ручьём потекла тёмная кровь. Капли спадали на пол, создавая свой ритм. Эта песня нравилась Хель.
Борнали смотрел на свою вытекающую кровь и не произносил ни слова, ни звука.
Не страшно, ещё заговорит. Рассвет нескоро.
Хель убрала клинок в ножны и прильнула губами к раскрытой вене. Она держала предплечье борнали двумя руками, как святую чашу с драгоценным вином.
Но Хель уже позабыла вкус вина. И сравнение нарисовалось в её памяти лишь картинкой.
Кровь борнали тёплая, густая. Как и у людей. Но ядовитая горечь поразила Хель с первого глотка. Если бы она могла, она бы заплакала от этой горечи. Но у вирсуи не бывает слёз.
При этом Хель не остановилась, она продолжила пить. Нельзя бросить начатое дело на финише. Сочный железный привкус проникал в неё, питая мёртвое тело новой жизнью. Невообразимой силой. Тело борнали слабело, кажется, он даже сознание потерял. Хилый мальчишка.
И вот я, значит, на свалке, вся перепачканная в красителях, в порванном костюме химзащиты с неработающим респиратором, обливаясь потом, выталкиваю из цеха тачку с отходами, а мне преграждает путь какой-то франт. В мутной маске мне ни черта не видно, ору ему, чтобы свалил с рельсов. Тачка-то без тормозов, её как разгонишь, она так и катится до места сброса. Веса в ней почти тонна. Переедет его ещё, а мне потом объяснительную пиши. И вот этот чудик возьми да останови её. Практически одним пальцем. Подошёл ко мне, маску с меня сорвал. Спросил «Ты Ингрид Эскобар?». Я кивнула, горло пересохло от испуга. Думаю, наверное, опять проверка. Опять подставили меня. Но он взял мою голову в ладони, посмотрел прям в душу и сказал: «Будешь со мной».
Не спросил, не предложил. А сразу приказал. Я хотела протестовать. Ведь во мне бунтарский дух. Но глаз от него отвести не могла. Смотрела, как дура, и верила всему, что он говорил.
Так он меня и увёз с фабрики, привёз в Мегаполис и сразу на десятый уровень. Купил мне новую современную одежду. Учил правильно говорить и вести себя на публике, по врачам меня таскал. Они мне все вены искололи, столько крови взяли тогда. И во все остальные места залезали без стеснения. Я тогда даже не догадывалась о том, насколько корыстен Маркус.
Конечно, я влюбилась в него до безумия. Прекрасный борнали. Высокий, сильный, красивый. Он был мечтой многих. Я видела, как все головы сворачивали, когда мы с ним по улице шли. Столько он мне красивых слов говорил. Слов, в которые я поверила, в которые очень хотела верить.
Но запомни, сынок, любовь проявляется не в словах, а в действиях. Я, к сожалению, слишком поздно это поняла. И сейчас от тех слов не осталось даже праха.
Когда Маркус забрал меня со свалки, я верила, что это подарок судьбы за все мои страдания. Верила, что всё по-настоящему, что мы созданы друг для друга. А потом я узнала главный секрет борнали. О том, как они с лёгкостью могут гипнотизировать людей, подчинять своей воле.
«Нет, мой Маркус не мог со мной так поступить, он меня любит», – говорила я сама себе, но зерно сомнения уже посеялось. А когда ты родился, ты стал для меня тем единственным, ради которого можно жить, завладел всеми моими мыслями. Не знаю, может, это тоже являлось признаком силы борнали. Или материнским инстинктом. Но тогда пелена с моих глаз спала, мне открылось истинное лицо Маркуса. И начался настоящий кошмар.
Я ему стала больше не нужна. Он так и говорил мне. Терпел меня какое-то время из-за тебя.
Всё, что ему требовалось – это создать с моей помощью ещё одно чудовище, свою копию.
Но когда ты родился, то не был похож на чудовище. Обычный пухлый младенец с огромными глазами, смеялся, плакал и агукал. Вот только накормить я тебя никак не могла, ты пил моё молоко и не насыщался.
Тебе не исполнилось и года, когда Маркус забрал тебя у меня. Выкрал ночью и увёз в неизвестном направлении. Слишком поздно я узнала, что потом он отдал тебя в лагерь на воспитание людям. Самому ему оказалось тяжело нянчиться с маленьким ребенком. Ему требовалась его полноценная копия, а не плачущий комочек, который толком и ходить-то не умел.
В отчаянии и горе я ушла в пустыню, блуждала там, пока силы меня не покинули. Лежала на горячем песке и ждала смерти. Там меня нашёл Халлдор. Он хотел просто убить меня, но узнал мою историю. Он не сжалился, нет. Он увидел сколько ярости внутри меня и ему это понравилось. Он обратил меня.
Хель, возлюбленная Халлдора не знала, кто я на самом деле. Жена и мать борнали. Она не знает до сих пор.
От имени «Хель» спина Винсента покрылась холодным потом.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – сухо спросил он.
– Я хочу, чтобы ты знал, что я не бросала тебя. Тебя забрали силой у меня. Ты – самое дорогое, что у меня…
– Маркус не говорил, что ты меня бросила. Он сказал, что моя мать умерла из-за меня.
Ингрид грязно выругалась и ударила по приборной доске. На долю секунды датчики зарябили.
Винсент заострил внимание на радаре. Что-то на нём не так.
– А где преследуемый корабль? – спросил он, указывая на экран.
– Не знаю, – ответила вирсуи и пожала плечами.
– В каком смысле?
Винсент откровенно не понимал, что происходит.
– Мы никого не преследуем.
– А куда же мы тогда летим?
Ингрид помрачнела. Винсенту это не понравилось. Он спросил ещё раз.
– То, что я тебе сейчас скажу... – замялась Ингрид. – Поверь. Я не имею к этому никакого отношения...
Пульс участился. Сердце готовилось разлететься на части от своих сокращений.
– Да говори уже!
– Хель прямо сейчас нападает на ваш лагерь...
Невидимое копьё снова пронзило грудь и резко вырвалось наружу, забирая с собой последнюю надежду.
Сердце разорвалось в клочья. То, что от него осталось, кровоточило. Собралось в щемящий комок где-то внизу живота, парализуя ноги.
Руки похолодели. Винсент пытался сжать кулаки, но пальцы не слушались. Холодная испарина выступила на лбу.
Собственное бессилие причиняло нестерпимую боль. Выжигало внутренности.
Шаттл разрезал тёмную ночь своими габаритными и проблесковыми огнями.
Они пролетели над рекой и вдруг увидели, как на горизонте показалось оранжевое зарево. Словно солнце решило вернуться на небосклон раньше времени. Подлетая ближе, Винсент понял – это огненное зарево от пожара. Дома в лагере полыхали.
– Скорее, скорее! – кричал он на Ингрид, теряя контроль.
– Если ещё быстрее, мы разобьёмся о землю.
Винсенту уже плевать разобьются они или нет. Он хотел выпрыгнуть хоть через лобовое стекло.
Корабль приземлился на площадке перед лагерем.
Трап не успел опуститься до конца. Винсент его не дождался и выскочил в образовавшуюся щель. Очутившись на земле, он рванул со всех ног. Жар от огня тут же ударил в лицо.
В воздухе кружились горящие частицы. Весь двор выглядел как в страшном сне, под жёлто-красными всполохами усеянный трупами. Мёртвые повсюду. Все тела как некачественные декорации валялись вперемешку. Люди, вирсуи. Разорванные клыками глотки, разорванные пулями головы.
Винсент судорожно перемещался от одного тела к другому. Среди человеческих лиц он многих узнавал. Но пока не находил самых дорогих ему людей. И это подкрепляло веру. Возможно, они спаслись.
Дом Бена и Дженнет выгорел полностью. Оглушительный треск горящего дерева разносился в ночи. Огонь обнимал стойки каркаса, превратив всё остальное в ничто. Комната Винсента сгорела. Исчезла навсегда. Исчезла уютная гостиная, где проводились совместные посиделки. Огонь дожирал последнее, что осталось от дома. Дома, где Винсент вырос. Дома, где он был любим. Его прошлое уничтожено.
Внезапно он услышал всхлип и тяжёлое дыхание. Выживший!
Винсент бросился на звук.
В траве за кустарниками лежала Дженнет, держась за живот. Под её рукой растекалось багровое влажное пятно. Но она ещё дышала.
Винсент упал на колени перед ней.
Тётя открыла глаза и попыталась улыбнуться, но скривилась от боли.
– Ты вернулся...
– Я помогу тебе! Я спасу тебя!
Винсент накрыл своими руками ладонь Дженнет, держащую глубокий порез. Он помнил, как отец однажды отдал ему часть своих сил. Он сможет повторить то же самое.
– Не надо, мальчик мой, не трать силы. Я умираю в бою, а не в постели от немощи. Это ли не счастье? Я пожила свой век...
Рядом валялась винтовка. Тётя сражалась до последнего.
Винсент тоже не отступал. Он пробовал снова и снова. Но ничего не выходило. Наоборот, из раны потянулся чёрный мерцающий дым. Винсент в ужасе отпрянул. Он сделал только хуже.
– Они забрали девочек, – хрипя, произнесла Дженнет. – Эмму и Виолу. Отыщи их. Они говорили что-то про катакомбы. Поспеши, мой мальчик.
Винсент попробовал снова поделиться силами, но мерцающий дым начал проникать в него, и борнали зарычал.
– Оставь попытки, дорогой. Спаси девочек. Но будь осторожен, у блондинки серебряный клинок...
– Дженнет, серебро меня не убьёт, ты же знаешь... Дженнет?!
Тётя больше не отвечала. Её взгляд застыл. Дыхание прекратилось.
Винсент в ярости потряс её за плечи. Ничего не изменилось. Даже мерцающего дыма больше не выходило.
И тогда ночь пронзил крик. Низкий грубый рeв дикого зверя. Монстра.
У Винсента больше не осталось сердца. Вместо него горела чёрная пустота.
И чужая рука опустилась на его плечо. Низкий женский голос проговорил:
– Я знаю, о каких катакомбах речь.
Глава 32. В плену у монстров
Ингрид чувствовала тревогу, застыв на пороге катакомб. Она не боялась Хель. Она боялась, что они найдут внутри то, что окончательно разобьёт сердце её сыну.
Спустя семнадцать лет она впервые увидела его снова. В том зловонном тумане на первом уровне. Её сын больше не походил на беззащитного малыша, каким она его запомнила. И копией Маркуса он не стал. Но она его узнала. Пусть её тело не живо, и не мертво, а душа пронизана тьмой, она всё ещё его мать. Она почувствовала его.
А потом сквозь серую дымку сверкнули его ангельские глазки. Сомнения развеялись. В этом мире слишком мало борнали, чтобы один из них случайно оказался на первом уровне Мегаполиса.
Ингрид проследила за Винсентом и людьми, которые шли с ним. Её поразило и одновременно успокоило, что её взрослый сын совсем не похож на своего отца. Он крепко держал за руку молодую девушку. Но не жестоко и властно, как это делал Маркус, а… заботливо.
По всем его жестам и поведению Ингрид поняла, он готов защищать слабых. Такое странное и непривычное поведение для борнали, которые всегда защищали только себя.
О том, что замыслила Хель, Ингрид узнала случайно. Проболтались две вирсуи из свиты Халлдора. Они остались сторожить корабль и сетовали, что и Халлдор их на трапезу не позвал, и Хель на веселье взяла других.
– Куда отправилась Хель? – переспросила Ингрид у них.
Те и выдали всё, что знали.
План побега родился моментально.
Она нашла этого жалкого Стивена в каморке рядом с лётным экипажем. Пришлось потрудиться, чтобы всех их незаметно провести мимо солдат Бруно и вирсуи Халлдора и посадить в самолёт «Брукс Фарме».
А дальше всё сложилось само собой. Маркус отреагировал предсказуемо.
Но сейчас, стоя перед входом в катакомбы, Ингрид изводилась дурным предчувствием. Пахло западнёй. Халлдор бы никогда не клюнул на такую наживку.
А её сын… Он хоть и выглядит большим, но ещё так юн и импульсивен. Его не остановить. Он готов пойти сражаться в одиночку с целой стаей. Он неуязвим. Но у всех есть слабые места.
Катакомбы встретили их тишиной и… светом. На стенах повсюду висели светодиодные фонари. С каких пор Хель смущает темнота?
Винсент прошёл в центр первого зала. Встал рядом с тем местом, где каменный пол ещё хранил сажевые следы от костров Ингрид. Навострил слух.
Ингрид тоже услышала. Тихие стоны живых людей и замерший шелест вирсуи.
Это точно западня!
Но сказать об этом она не успела. Винсент уже метнулся в соседний зал, потеряв бдительность. Ингрид рванула следом, но опоздала на секунду.
Два десятка вирсуи навалились кучей. Молодой борнали сопротивлялся, откинул троих, но им на смену налетели новые. Его глаза светились огненными кольцами, а сжатые кулаки готовились воспламениться.
Появилась Хель. Танцуя, она приблизилась к нему. Приставила серебряный клинок к его горлу и пропела:
– Будешь дёргаться, твоя красноволосая девчонка умрёт раньше времени. Я даже твои жёлтые глазки пока оставлю на месте, чтобы ты увидел это.
Винсент перестал сопротивляться. Эти слова забрали из него всю волю.
– Спасибо, что привела его так быстро, – сказала Хель, обращаясь уже к Ингрид.
И тут она поняла, что в сыгранном спектакле она не режиссер, а одна из актрис. Хель всё спланировала. Очень чётко и безошибочно. Ловушки расставили не для Винсента, а для Ингрид. И она попала в каждую из них.
Глаза Винсента полыхали огнём. Он встретился взглядом с Ингрид. В сердцах он крикнул ей:
– Тварь! Ты такая же тварь, как и все они!
Он уверен, что она предала его. Она привела его в западню.
И она не возразила. Не рассыпалась в оправданиях.
Ведь он сказал правду.
***
– Поставьте его на колени, – приказала Хель.
Её верные слуги ударили борнали сзади по ногам, и он безвольно опустился на бетонный пол. Цепями натянули его руки подобно распятию. Стальные кандалы крепко держали тонкие запястья.
Хель всё нравилось. Она любовалась результатом, предвкушая.
Она заранее распорядилась развесить по всем стенам походные светильники. Не для неё. Для пленников. Чтобы они отчётливо видели страдания друг друга. Людской страх появляется не во тьме, а при свете. Жертва боится сильнее, когда видит, что её ждёт.
Тусклый свет фонаря падал на худощавое лицо борнали. Он изменился с момента их последней встречи. А может оставленный ею подарок так его изменил?
Хель рассмеялась. Её звонкий смех разнёсся по подземелью. Внутри всё горело от нетерпения. Хотелось поскорее начать.
Она ждала этот момент. Много раз представляла его в своей голове с той самой первой встречи.
Слуги закрепили цепи к стенам, проверили надёжность лебёдок. А после Хель дала им команду убраться прочь.
Она подошла к пленнику ближе, чуть наклонилась, рассматривая огненные ореолы в его глазах.
– А вблизи ты и не страшный.
Она обошла его кругом, изящно пригнувшись под натянутой цепью. Запустила руку в его волосы. Резко сжав их пальцами, вынудила запрокинуть голову. Легонько, просто примеряясь, провела лезвием по открывшемуся горлу.
А что если такой порез убьёт его слишком быстро?
Хель ткнула острым концом клинка ему в шею, надавила. На светлой коже борнали выступила алая капля крови. Надо же, совсем как человеческая…
Какая же она на вкус?
Хель не устояла и слизнула кровь языком.
Всего капля. Так не понятно, не разобрать.
– Смотри не отравись, – зло предостерёг её борнали.
Хель залилась смехом.
– А ты забавный! Нас ждёт долгая и увлекательная ночь. Главное – ничего не пропусти.
Она снова нырнула под цепь и оказалась перед его лицом, возвышаясь над ним.
Совсем нестрашный борнали и такой уязвимый. Сколько он выдержит, прежде чем испустит дух?
Хель схватила его за предплечье и рассекла вену от локтя до запястья. Медленным ручьём потекла тёмная кровь. Капли спадали на пол, создавая свой ритм. Эта песня нравилась Хель.
Борнали смотрел на свою вытекающую кровь и не произносил ни слова, ни звука.
Не страшно, ещё заговорит. Рассвет нескоро.
Хель убрала клинок в ножны и прильнула губами к раскрытой вене. Она держала предплечье борнали двумя руками, как святую чашу с драгоценным вином.
Но Хель уже позабыла вкус вина. И сравнение нарисовалось в её памяти лишь картинкой.
Кровь борнали тёплая, густая. Как и у людей. Но ядовитая горечь поразила Хель с первого глотка. Если бы она могла, она бы заплакала от этой горечи. Но у вирсуи не бывает слёз.
При этом Хель не остановилась, она продолжила пить. Нельзя бросить начатое дело на финише. Сочный железный привкус проникал в неё, питая мёртвое тело новой жизнью. Невообразимой силой. Тело борнали слабело, кажется, он даже сознание потерял. Хилый мальчишка.
