С Эйслин почти не разговаривал. Хоть у нее еще оставалось желание обследовать дом, она пока не решалась это сделать. Ее не покидало ощущение, что Скрех за ней зорко следит, даже когда его нет рядом. Эйслин кожей чувствовала этот взгляд. К тому же, мало ли еще какие опасности таит дом! Скреху ничего не стоило настроить жилище против нее.
На улицу она выходила раз или два. Прогулка по туманным пустошам не доставила никакого удовольствия. А уж когда на нее надвинулись тени, а вдалеке что-то угрожающе зарычало, Эйслин тут же припустила бегом к дому. Чувство подавленности от таких прогулок только усилилось.
Эйслин много думала обо всем, что с ней случилось, о своей жизни здесь. А что, если не получится найти дорогу в родной мир? Неужели ее ждет череда бесконечных дней, полных горечи и пепла? Идет ли тут вообще время вперед? Некоторые легенды гласили, что в царстве фейри никто не стареет. Означает ли это, что для Эйслин наступила мучительная вечность с тенями, где ничего особо не меняется, но за каждым поворотом ждет опасность? Впрочем, здесь многое выбивалось из обычного представления о фейри.
Скрех принес ей несколько книг. Истории в них походили на те романы, что Эйслин читала дома. Вот только здесь сюжеты и концовки отличались пугающей мрачностью. Герои чаще всего умирали мучительной смертью…
Еще Скрех принес ей ткань, иголку и нитки тусклых, как будто выцветших оттенков. Эйслин с грустью вспоминала, как расшивала подушки, платки и рукава платьев нежными и яркими лесными, цветочными узорами. Впрочем, она радовалась хоть какому-то рукоделию в ожидании, пока не подвернется возможность снова обыскать дом. Стежок за стежком, Эйслин выводила узоры на платьях из шкафа, представляя, что это любимые ольховые листья или цветущий клевер. Рукоделие немного успокаивало и прогоняло на время тревожные мысли. Как и мягкие переливы легких и невесомых тканей на ее ладонях.
В комнате всегда стелилась серая дымка, она почти не менялась, даже к вечеру. Садясь за чтение или вышивку, Эйслин зажигала свечу. Огонек в ней давал тусклое серебристое свечение. А хорошо спать помогала маска, создающая плотную темноту перед глазами.
«Я обязательно убегу отсюда, - мерно покачивая головой, Эйслин внушала самой себе уверенность, - поеду в какой-нибудь небольшой город и стану травницей. Я не хочу больше ни от кого зависеть: ни от родителей, ни от мужчин, ни, тем более, от такого жуткого места, как Тир-на-Скайт!»
Но было еще кое-что, не дававшее Эйслин покоя. Однажды, подловив Скреха в гостиной – так она назвала первую комнату перед лестницей – она решилась об этом спросить.
– На балу ты упомянул, что «мы связаны кровью». Что это значит?
Он хмуро снял с себя порванную накидку с перьями и бросил на стул. На его плечах виднелось несколько свежих ран, а кожа у самой шеи была заляпана черной жижей.
– Договор. Тот, что тянется между народом фейри и твоей семьей. Ты скрепила его, когда уколола палец о ветку бузины. Теперь ты и я связаны.
– И… что это значит? – от разговора становилась тревожно и неловко одновременно.
– То и значит: наши пути и судьбы тесно сплетены.
У Эйслин возникла неприятная ассоциация с обручением. Как только она об этом подумала, щеки ее мгновенно покраснели. И еще в голове промелькнула неприятная мысль: сможет ли она, в таком случае, сбежать от Скреха? Не помешает ли эта «связь»?
– Что-то не так?
Эйслин вздрогнула, осознав, что глубоко ушла в свои мысли, а Скрех пристально смотрит на нее. Она испугалась, что на лице написаны все ее сомнения, и постаралась спокойным движением пригладить складки на платье.
– Просто задумалась.
– О чем?
– Обо всем. Для меня многое здесь странно и непонятно, - она решила, что лучше пока увести разговор к другим берегам. - Вот, например, ваше проклятие… Ты говорил, что некоторые превратились в воронов. Но ты ведь тоже… ворон.
Последнее слово Эйслин добавила тише, как будто недоверчиво.
– Я могу превращаться по своей воле. А они – нет.
В его словах не было превосходства. Скорее – усталость и отрешенность от всего. Скрех бесшумно опустился на стул и прикрыл глаза.
– Вороны – это те, кто не до конца стал тенью. Они даже помнят свои имена, но не могут их произнести.
Эйслин пыталась понять, сколько ему лет. Лицо Скреха казалось неопределенного возраста. С одной стороны черты могли принадлежать молодому человеку около тридцати лет. Но белые волосы, шрамы и хмурый взгляд прибавляли годов. Не говоря уже о том, что время в этом месте течет иначе, а фейри – народ, живущий долго.
Она невольно отметила, что у него неплохие черты лица. Скреха можно было бы назвать даже красивым, но какой-то своей – странной пугающей красотой.
«А мне уже восемнадцать, - с грустью подумалось Эйслин. – Хорошо, что я избежала брака с графом де Линчем. Но то, что я здесь… вряд ли назовешь удачей»
Внезапно с улицы донеслось хлопанье крыльев, а затем в окно влетело что-то черное. Эйслин в первую секунду испугалась. Но, присмотревшись, поняла, что это ворон. Птица опустилась на спинку стула и требовательно каркнула. Скрех открыл глаза и недовольно уставился на ворона. Тот раскрыл клюв, и в следующий миг из него полился голос – нетерпеливый, с рваными интонациями:
– Ты пропустил двоих. Они едва не достигли дворца.
Эйслин узнала голос королевы. В нем скрипело недовольство.
– Нужно больше стражей, - сухо отозвался Скрех.
– А может, ты плохо справляешься со своими обязанностями? – птица недобро сверкнула черным глазом. – У южных границ все тихо.
– Там с самого начала было тихо, - сузил глаза Скрех. Его пальцы сжимались и разжимались с угрожающим хрустом. – Здесь же все иначе. Странно ожидать чего-то другого. Это – работа не для одного.
– Ну что же ты, дорогой… - голос взвился в каком-то странном подобии заботы, но Скрех при этих словах дернулся. – По-моему, тебе уже пора на покой.
Эйслин показалось, что в глазах ворона вспыхнул зловещий блеск. Затем птица резко повернула голову и уставилась на нее. Эйслин, почувствовав себя неуютно, отвела взгляд, делая вид, что всматривается в синее пламя.
– Что касается этого росточка…
– …всему свое время! - несмотря на то, что Скрех заметно напрягся, голос его оставался ровным. – Позволь мне сначала сделать обещанное.
Ворон некоторое время сидел, качая головой вверх-вниз. Затем лениво распушил перья.
– Что ж, я посмотрю, насколько ты еще будешь полезен. Постарайся меня не разочаровать, Белый Ворон!
С громким карканьем птица расправила крылья и улетела через окно. Таким же резким вихрем Скрех вскочил и умчался по лестнице наверх.
– И все-таки: что от меня хотят? – тихо пробормотала Эйслин.
Свет солнечного дня приятно ласкал кожу. Зажмурившись и растянувшись на берегу, Эйслин, словно довольная кошка, лениво наблюдала за тем, как хрустальный поток воды несется на восток. Рядом возвышались холмы, покрытые густой шелковистой травой. За ними виднелись очертания леса. По лазурно-синему небу медленно ползли облака причудливых фиолетовых оттенков. От обилия красок и сочного цвета немного слепило глаза. Прикрыв веки, Эйслин разомлела и нежилась, вбирая каждой частичкой себя благословенные лучи золотого светила. Они, казалось, проникали глубоко под кожу и согревали после долгого холодного дня.
– Эйслин… - откуда-то слышался приятный мужской голос. Он звал ее по имени.
Но откуда звучал этот голос – не понять. То ли из глубины холма, то ли со стороны леса. А может – со дна реки?
– Эйслин… - повторил он, словно эхом. – Ты меня слышишь? Ответь!
Эйслин было так хорошо и так лениво, что она не сумела и губ разомкнуть, чтобы ответить. Вдруг рядом послышался лай. В ответ на это Эйслин вскрикнула и резко открыла глаза. На берегу, прямо перед ней, стоял крупный черный пес и заливисто лаял. Глаза его горели огненно-красным.
«О, нет… - тревожным ветром пронеслось в ее голове. – Снова он! Нашел меня!»
И, в то же время, опять послышался голос:
– Эйслин! Ответь!
Он теперь звучал слабо и отдаленно, как будто из-под земли. В голосе слышалось беспокойство. Но все внимание Эйслин занимал черный пес. Он продолжал заливаться лаем, стоя в нескольких шагах от нее. Медленно, очень медленно она поднялась с земли. Пес выглядел так, как будто вот-вот прыгнет. Не дожидаясь этого, Эйслин мысленно досчитала до трех, развернулась и вихрем побежала. За спиной раздался яростный рык и лай. Топот лап по траве, по которому стало понятно, что пес настигает. Эйслин закричала… и осознала, что лежит в кровати.
Тусклый огонек свечи давно погас. Волосы разметались и прилипли к подушке, во рту пересохло. Сердце так безумно колотилось, что едва не выпрыгивало из груди. С трудом Эйслин осознала, что ей не нужно ни от кого убегать. А еще, поглядев по сторонам, она обнаружила…
«Маска! Я забыла надеть на глаза маску!»
Черная ткань лежала возле подушки. Там же, где и покоилась книга. Эйслин поняла, что вечером зачиталась романом о принцессе теней и уснула, не надев маску.
«Вот меня и настиг кошмар, как и предупреждал Скрех!»
Около получаса она приходила в себя.
Но, чем дольше Эйслин думала о случившемся, тем больше противоречивых мыслей появлялось в ее голове.
«Мне было так хорошо в этом сне! Я снова видела зелень и природу вместо ужасных теней»
До появления пса все было хорошо. Даже слишком хорошо. Эйслин поймала себя на желании вновь оказаться в том сне. Он был лучше, намного лучше той действительности, что ее окружала.
«Это все происки темных сил, чтобы заманить меня в ловушку?»
Затем Эйслин вспомнила звавший ее голос. Кто это был? Скрех? Пытался вернуть ее из кошмара? Нет, тот голос был мягче. Звавший будто тревожился за Эйслин. Скрех точно не стал бы этого делать. Вряд ли он вообще способен на такие эмоции. Он скорее позвал бы резко, требовательно. А то и сам появился бы и утащил ее обратно, пока она не наделала глупостей и не испортила его «великий план».
Эйслин долго размышляла обо всем этом. Скреха она встретила лишь в середине дня, когда вышла на улицу – немного походить возле дома. Он выглядел еще более хмурым, чем обычно. Его шею украшали свежие царапины.
– Скайтра зовет нас, - бросил он, едва завидев Эйслин. – Хочет тебя видеть. Нужно будет сходить.
– А я не хочу, - возразила Эйслин. Воспоминания о схватившей ее вороне, кроме неприязни ничего не вызывали.
– Придется подчиниться, - отрезал Скрех. – Когда королева чего-то хочет, она не спрашивает.
– Очень мило с твоей стороны напомнить, что у меня здесь нет свободы воли, - нахмурилась Эйслин. Ее все больше охватывало раздражение.
– Можем не прямо сейчас идти. Но на днях нужно сходить.
– И на том спасибо, - недовольно проворчала Эйслин.
Скрех ушел в дом. О ее сне он ничего не сказал. Значит, и в самом деле не знал, что с ней произошло ночью?
«По крайней мере, когда я сплю, он не следит за мной. Хотя бы это радует!»
С неба падали колючие серые точки. Не то капли дождя, не то крупинки льда. Они неприятно кололи кожу. Бесконечная серость с холодными сполохами серебра невыносимо угнетала. Сегодня, после того чудесного сна, это ощущалось еще острее. Эйслин сделалась будто сама не своя. В ней проснулась дикая тоска по зеленым просторам, живым, насыщенным краскам, пряным листьям, душистым цветам. Да даже просто по весеннему теплу!
«Я хочу увидеть это снова! – неожиданно решила она. – Пускай даже все иллюзия. Пускай кошмар. Но даже он лучше того, что происходит со мной!»
Весь день Эйслин ходила с такими мыслями. Желание вновь ощутить на своей коже греющие лучи солнца пересилило все опасения. Поэтому, когда вечером Скрех позвал ее на кухню, едва сдержала недовольства. Мыслями она уже пребывала в своем ярком сне.
Спустившись в кухню, Эйлин увидела, что на столе разложены сухие ветки бузины. Скрех, сидя на стуле, поднял на нее изучающий взгляд.
– Сделай, чтобы они ожили, - он показал на ветки.
Эйслин так и замерла в дверном проеме.
– Что? Но я ведь… не добрая фея, чтобы творить чудеса.
– А ты попробуй.
На миг ей показалось, что Скрех просто смеется над ней. Но его лицо оставалось бесстрастным. Эйслин пожала плечами, подошла к столу и принялась водить ладонями над ветками. Чем скорее он поймет, что это пустая затея, тем быстрее ее отпустит.
– Прекрасные листья и ягоды, оживите! – произнесла она шепотом с придыханием. Как любительница природы, внутренне она и правда желала, чтобы ветки вновь стали живыми и сочными. Но, вместе с этим, понимала, что от нее тут ничего не зависит.
Ветки так и остались сморщенными, иссохшими, готовыми вот-вот развалиться на кусочки. Эйслин пожала плечами, как бы показывая, что: «ну вот, я попыталась, но ничего не вышло!»
Скрех оставался невозмутимым.
– Пробуй еще.
– Но как? – застонала Эйслин. – Я никогда такого не умела!
Он не ответил, замерев в ожидании. Поняв, что иначе Скрех от нее не отстанет, Эйслин вздохнула и села за стол. Она вновь простерла руки над ветками, зажмурилась и изо всех сил пожелала, чтобы листья налились соком, а ягоды набухли. Она представила это в красках, вдохновившись образами из сна и воспоминаниями о природе родного Гриндейла. Когда же она открыла глаза, то увидела… что ничего не изменилось. Ветки так и остались безжизненными.
– Ну, все, - расстроенная Эйслин уронила руки на стол. – Поигрались и хва… ай!
Она отдернула руку, почувствовав укол в палец. На коже выступила капелька крови. Прищурившись, Эйслин заметила среди бузины ветку терновника. Об один из шипов она и укололась! Ей показалось, что на шипе только-только виднелась крохотная алая точка, но вот она исчезла, как будто ветка вобрала ее в себя. А потом Эйслин почудилось, что один из листьев на этой ветке чуть-чуть посветлел. Она несколько раз моргнула, пытаясь понять, не мерещится ли ей это.
Затем резко встала.
– Извини, я устала и хочу спать.
Скрех все это время не проронил ни слова. Молчал он и когда Эйслин поспешно убегала наверх.
Лишь у себя в комнате она перевела дух, размышляя над тем, что произошло. Правда ли ветка начала меняться после ее крови? Не обман ли это зрения? И заметил ли Скрех? А может, он нарочно подстроил, чтобы она укололась? Вопросы, вопросы… Точного ответа не было ни на один. Но Эйслин почувствовала себя еще больше неуютно, как будто здесь в каждой тени притаился некто, желающий ее крови.
Она поскорее улеглась на кровать и крепко зажмурила глаза. Черная маска так и осталась лежать под подушкой.
Берег реки снова был озарен ослепительно-ярким солнцем. Ветви ивы склонились, будто любуясь своим отражением. Эйслин шла босиком, ступая по прохладной воде, лениво набегающей на песок. Несмотря на то, что ноги испачкались в чем-то, похожем на бурую глину, она чувствовала себя счастливой.
– Эйслин! – снова кто-то позвал издалека. – Эйслин!
И на сей раз она отозвалась:
– Я здесь!
Фиолетовое облако набежало на солнце, чуть приглушив его яркость. Подул ветер, принеся откуда-то пушинки от одуванчиков. А за спиной послышался знакомый лай. Теплое собачье дыхание почти коснулось ног Эйслин. Она ускорила шаг, чувствуя, как по коже змейкой пробежала дрожь.
– Спокойно! – вдруг послышался голос, теперь уже совсем рядом. – Он не причинит тебе вред.
На улицу она выходила раз или два. Прогулка по туманным пустошам не доставила никакого удовольствия. А уж когда на нее надвинулись тени, а вдалеке что-то угрожающе зарычало, Эйслин тут же припустила бегом к дому. Чувство подавленности от таких прогулок только усилилось.
Эйслин много думала обо всем, что с ней случилось, о своей жизни здесь. А что, если не получится найти дорогу в родной мир? Неужели ее ждет череда бесконечных дней, полных горечи и пепла? Идет ли тут вообще время вперед? Некоторые легенды гласили, что в царстве фейри никто не стареет. Означает ли это, что для Эйслин наступила мучительная вечность с тенями, где ничего особо не меняется, но за каждым поворотом ждет опасность? Впрочем, здесь многое выбивалось из обычного представления о фейри.
Скрех принес ей несколько книг. Истории в них походили на те романы, что Эйслин читала дома. Вот только здесь сюжеты и концовки отличались пугающей мрачностью. Герои чаще всего умирали мучительной смертью…
Еще Скрех принес ей ткань, иголку и нитки тусклых, как будто выцветших оттенков. Эйслин с грустью вспоминала, как расшивала подушки, платки и рукава платьев нежными и яркими лесными, цветочными узорами. Впрочем, она радовалась хоть какому-то рукоделию в ожидании, пока не подвернется возможность снова обыскать дом. Стежок за стежком, Эйслин выводила узоры на платьях из шкафа, представляя, что это любимые ольховые листья или цветущий клевер. Рукоделие немного успокаивало и прогоняло на время тревожные мысли. Как и мягкие переливы легких и невесомых тканей на ее ладонях.
В комнате всегда стелилась серая дымка, она почти не менялась, даже к вечеру. Садясь за чтение или вышивку, Эйслин зажигала свечу. Огонек в ней давал тусклое серебристое свечение. А хорошо спать помогала маска, создающая плотную темноту перед глазами.
«Я обязательно убегу отсюда, - мерно покачивая головой, Эйслин внушала самой себе уверенность, - поеду в какой-нибудь небольшой город и стану травницей. Я не хочу больше ни от кого зависеть: ни от родителей, ни от мужчин, ни, тем более, от такого жуткого места, как Тир-на-Скайт!»
Но было еще кое-что, не дававшее Эйслин покоя. Однажды, подловив Скреха в гостиной – так она назвала первую комнату перед лестницей – она решилась об этом спросить.
– На балу ты упомянул, что «мы связаны кровью». Что это значит?
Он хмуро снял с себя порванную накидку с перьями и бросил на стул. На его плечах виднелось несколько свежих ран, а кожа у самой шеи была заляпана черной жижей.
– Договор. Тот, что тянется между народом фейри и твоей семьей. Ты скрепила его, когда уколола палец о ветку бузины. Теперь ты и я связаны.
– И… что это значит? – от разговора становилась тревожно и неловко одновременно.
– То и значит: наши пути и судьбы тесно сплетены.
У Эйслин возникла неприятная ассоциация с обручением. Как только она об этом подумала, щеки ее мгновенно покраснели. И еще в голове промелькнула неприятная мысль: сможет ли она, в таком случае, сбежать от Скреха? Не помешает ли эта «связь»?
– Что-то не так?
Эйслин вздрогнула, осознав, что глубоко ушла в свои мысли, а Скрех пристально смотрит на нее. Она испугалась, что на лице написаны все ее сомнения, и постаралась спокойным движением пригладить складки на платье.
– Просто задумалась.
– О чем?
– Обо всем. Для меня многое здесь странно и непонятно, - она решила, что лучше пока увести разговор к другим берегам. - Вот, например, ваше проклятие… Ты говорил, что некоторые превратились в воронов. Но ты ведь тоже… ворон.
Последнее слово Эйслин добавила тише, как будто недоверчиво.
– Я могу превращаться по своей воле. А они – нет.
В его словах не было превосходства. Скорее – усталость и отрешенность от всего. Скрех бесшумно опустился на стул и прикрыл глаза.
– Вороны – это те, кто не до конца стал тенью. Они даже помнят свои имена, но не могут их произнести.
Эйслин пыталась понять, сколько ему лет. Лицо Скреха казалось неопределенного возраста. С одной стороны черты могли принадлежать молодому человеку около тридцати лет. Но белые волосы, шрамы и хмурый взгляд прибавляли годов. Не говоря уже о том, что время в этом месте течет иначе, а фейри – народ, живущий долго.
Она невольно отметила, что у него неплохие черты лица. Скреха можно было бы назвать даже красивым, но какой-то своей – странной пугающей красотой.
«А мне уже восемнадцать, - с грустью подумалось Эйслин. – Хорошо, что я избежала брака с графом де Линчем. Но то, что я здесь… вряд ли назовешь удачей»
Внезапно с улицы донеслось хлопанье крыльев, а затем в окно влетело что-то черное. Эйслин в первую секунду испугалась. Но, присмотревшись, поняла, что это ворон. Птица опустилась на спинку стула и требовательно каркнула. Скрех открыл глаза и недовольно уставился на ворона. Тот раскрыл клюв, и в следующий миг из него полился голос – нетерпеливый, с рваными интонациями:
– Ты пропустил двоих. Они едва не достигли дворца.
Эйслин узнала голос королевы. В нем скрипело недовольство.
– Нужно больше стражей, - сухо отозвался Скрех.
– А может, ты плохо справляешься со своими обязанностями? – птица недобро сверкнула черным глазом. – У южных границ все тихо.
– Там с самого начала было тихо, - сузил глаза Скрех. Его пальцы сжимались и разжимались с угрожающим хрустом. – Здесь же все иначе. Странно ожидать чего-то другого. Это – работа не для одного.
– Ну что же ты, дорогой… - голос взвился в каком-то странном подобии заботы, но Скрех при этих словах дернулся. – По-моему, тебе уже пора на покой.
Эйслин показалось, что в глазах ворона вспыхнул зловещий блеск. Затем птица резко повернула голову и уставилась на нее. Эйслин, почувствовав себя неуютно, отвела взгляд, делая вид, что всматривается в синее пламя.
– Что касается этого росточка…
– …всему свое время! - несмотря на то, что Скрех заметно напрягся, голос его оставался ровным. – Позволь мне сначала сделать обещанное.
Ворон некоторое время сидел, качая головой вверх-вниз. Затем лениво распушил перья.
– Что ж, я посмотрю, насколько ты еще будешь полезен. Постарайся меня не разочаровать, Белый Ворон!
С громким карканьем птица расправила крылья и улетела через окно. Таким же резким вихрем Скрех вскочил и умчался по лестнице наверх.
– И все-таки: что от меня хотят? – тихо пробормотала Эйслин.
***
Свет солнечного дня приятно ласкал кожу. Зажмурившись и растянувшись на берегу, Эйслин, словно довольная кошка, лениво наблюдала за тем, как хрустальный поток воды несется на восток. Рядом возвышались холмы, покрытые густой шелковистой травой. За ними виднелись очертания леса. По лазурно-синему небу медленно ползли облака причудливых фиолетовых оттенков. От обилия красок и сочного цвета немного слепило глаза. Прикрыв веки, Эйслин разомлела и нежилась, вбирая каждой частичкой себя благословенные лучи золотого светила. Они, казалось, проникали глубоко под кожу и согревали после долгого холодного дня.
– Эйслин… - откуда-то слышался приятный мужской голос. Он звал ее по имени.
Но откуда звучал этот голос – не понять. То ли из глубины холма, то ли со стороны леса. А может – со дна реки?
– Эйслин… - повторил он, словно эхом. – Ты меня слышишь? Ответь!
Эйслин было так хорошо и так лениво, что она не сумела и губ разомкнуть, чтобы ответить. Вдруг рядом послышался лай. В ответ на это Эйслин вскрикнула и резко открыла глаза. На берегу, прямо перед ней, стоял крупный черный пес и заливисто лаял. Глаза его горели огненно-красным.
«О, нет… - тревожным ветром пронеслось в ее голове. – Снова он! Нашел меня!»
И, в то же время, опять послышался голос:
– Эйслин! Ответь!
Он теперь звучал слабо и отдаленно, как будто из-под земли. В голосе слышалось беспокойство. Но все внимание Эйслин занимал черный пес. Он продолжал заливаться лаем, стоя в нескольких шагах от нее. Медленно, очень медленно она поднялась с земли. Пес выглядел так, как будто вот-вот прыгнет. Не дожидаясь этого, Эйслин мысленно досчитала до трех, развернулась и вихрем побежала. За спиной раздался яростный рык и лай. Топот лап по траве, по которому стало понятно, что пес настигает. Эйслин закричала… и осознала, что лежит в кровати.
Тусклый огонек свечи давно погас. Волосы разметались и прилипли к подушке, во рту пересохло. Сердце так безумно колотилось, что едва не выпрыгивало из груди. С трудом Эйслин осознала, что ей не нужно ни от кого убегать. А еще, поглядев по сторонам, она обнаружила…
«Маска! Я забыла надеть на глаза маску!»
Черная ткань лежала возле подушки. Там же, где и покоилась книга. Эйслин поняла, что вечером зачиталась романом о принцессе теней и уснула, не надев маску.
«Вот меня и настиг кошмар, как и предупреждал Скрех!»
Около получаса она приходила в себя.
Но, чем дольше Эйслин думала о случившемся, тем больше противоречивых мыслей появлялось в ее голове.
«Мне было так хорошо в этом сне! Я снова видела зелень и природу вместо ужасных теней»
До появления пса все было хорошо. Даже слишком хорошо. Эйслин поймала себя на желании вновь оказаться в том сне. Он был лучше, намного лучше той действительности, что ее окружала.
«Это все происки темных сил, чтобы заманить меня в ловушку?»
Затем Эйслин вспомнила звавший ее голос. Кто это был? Скрех? Пытался вернуть ее из кошмара? Нет, тот голос был мягче. Звавший будто тревожился за Эйслин. Скрех точно не стал бы этого делать. Вряд ли он вообще способен на такие эмоции. Он скорее позвал бы резко, требовательно. А то и сам появился бы и утащил ее обратно, пока она не наделала глупостей и не испортила его «великий план».
Эйслин долго размышляла обо всем этом. Скреха она встретила лишь в середине дня, когда вышла на улицу – немного походить возле дома. Он выглядел еще более хмурым, чем обычно. Его шею украшали свежие царапины.
– Скайтра зовет нас, - бросил он, едва завидев Эйслин. – Хочет тебя видеть. Нужно будет сходить.
– А я не хочу, - возразила Эйслин. Воспоминания о схватившей ее вороне, кроме неприязни ничего не вызывали.
– Придется подчиниться, - отрезал Скрех. – Когда королева чего-то хочет, она не спрашивает.
– Очень мило с твоей стороны напомнить, что у меня здесь нет свободы воли, - нахмурилась Эйслин. Ее все больше охватывало раздражение.
– Можем не прямо сейчас идти. Но на днях нужно сходить.
– И на том спасибо, - недовольно проворчала Эйслин.
Скрех ушел в дом. О ее сне он ничего не сказал. Значит, и в самом деле не знал, что с ней произошло ночью?
«По крайней мере, когда я сплю, он не следит за мной. Хотя бы это радует!»
С неба падали колючие серые точки. Не то капли дождя, не то крупинки льда. Они неприятно кололи кожу. Бесконечная серость с холодными сполохами серебра невыносимо угнетала. Сегодня, после того чудесного сна, это ощущалось еще острее. Эйслин сделалась будто сама не своя. В ней проснулась дикая тоска по зеленым просторам, живым, насыщенным краскам, пряным листьям, душистым цветам. Да даже просто по весеннему теплу!
«Я хочу увидеть это снова! – неожиданно решила она. – Пускай даже все иллюзия. Пускай кошмар. Но даже он лучше того, что происходит со мной!»
Весь день Эйслин ходила с такими мыслями. Желание вновь ощутить на своей коже греющие лучи солнца пересилило все опасения. Поэтому, когда вечером Скрех позвал ее на кухню, едва сдержала недовольства. Мыслями она уже пребывала в своем ярком сне.
Спустившись в кухню, Эйлин увидела, что на столе разложены сухие ветки бузины. Скрех, сидя на стуле, поднял на нее изучающий взгляд.
– Сделай, чтобы они ожили, - он показал на ветки.
Эйслин так и замерла в дверном проеме.
– Что? Но я ведь… не добрая фея, чтобы творить чудеса.
– А ты попробуй.
На миг ей показалось, что Скрех просто смеется над ней. Но его лицо оставалось бесстрастным. Эйслин пожала плечами, подошла к столу и принялась водить ладонями над ветками. Чем скорее он поймет, что это пустая затея, тем быстрее ее отпустит.
– Прекрасные листья и ягоды, оживите! – произнесла она шепотом с придыханием. Как любительница природы, внутренне она и правда желала, чтобы ветки вновь стали живыми и сочными. Но, вместе с этим, понимала, что от нее тут ничего не зависит.
Ветки так и остались сморщенными, иссохшими, готовыми вот-вот развалиться на кусочки. Эйслин пожала плечами, как бы показывая, что: «ну вот, я попыталась, но ничего не вышло!»
Скрех оставался невозмутимым.
– Пробуй еще.
– Но как? – застонала Эйслин. – Я никогда такого не умела!
Он не ответил, замерев в ожидании. Поняв, что иначе Скрех от нее не отстанет, Эйслин вздохнула и села за стол. Она вновь простерла руки над ветками, зажмурилась и изо всех сил пожелала, чтобы листья налились соком, а ягоды набухли. Она представила это в красках, вдохновившись образами из сна и воспоминаниями о природе родного Гриндейла. Когда же она открыла глаза, то увидела… что ничего не изменилось. Ветки так и остались безжизненными.
– Ну, все, - расстроенная Эйслин уронила руки на стол. – Поигрались и хва… ай!
Она отдернула руку, почувствовав укол в палец. На коже выступила капелька крови. Прищурившись, Эйслин заметила среди бузины ветку терновника. Об один из шипов она и укололась! Ей показалось, что на шипе только-только виднелась крохотная алая точка, но вот она исчезла, как будто ветка вобрала ее в себя. А потом Эйслин почудилось, что один из листьев на этой ветке чуть-чуть посветлел. Она несколько раз моргнула, пытаясь понять, не мерещится ли ей это.
Затем резко встала.
– Извини, я устала и хочу спать.
Скрех все это время не проронил ни слова. Молчал он и когда Эйслин поспешно убегала наверх.
Лишь у себя в комнате она перевела дух, размышляя над тем, что произошло. Правда ли ветка начала меняться после ее крови? Не обман ли это зрения? И заметил ли Скрех? А может, он нарочно подстроил, чтобы она укололась? Вопросы, вопросы… Точного ответа не было ни на один. Но Эйслин почувствовала себя еще больше неуютно, как будто здесь в каждой тени притаился некто, желающий ее крови.
Она поскорее улеглась на кровать и крепко зажмурила глаза. Черная маска так и осталась лежать под подушкой.
***
Берег реки снова был озарен ослепительно-ярким солнцем. Ветви ивы склонились, будто любуясь своим отражением. Эйслин шла босиком, ступая по прохладной воде, лениво набегающей на песок. Несмотря на то, что ноги испачкались в чем-то, похожем на бурую глину, она чувствовала себя счастливой.
– Эйслин! – снова кто-то позвал издалека. – Эйслин!
И на сей раз она отозвалась:
– Я здесь!
Фиолетовое облако набежало на солнце, чуть приглушив его яркость. Подул ветер, принеся откуда-то пушинки от одуванчиков. А за спиной послышался знакомый лай. Теплое собачье дыхание почти коснулось ног Эйслин. Она ускорила шаг, чувствуя, как по коже змейкой пробежала дрожь.
– Спокойно! – вдруг послышался голос, теперь уже совсем рядом. – Он не причинит тебе вред.
