Как раз этим сейчас и займёмся. И тебе заодно что-то подберём, бусы какие. Или же другое! Ты бы видела, какие гребни я прикупила. Ах, какие гребни! Хочешь, тебе парочку отдам? Ты же моя подруга, должна выглядеть соответствующе.
Велимира говорила и говорила, про драгоценности, про шелка, про платья. Говорила до тех пор, покуда её спутница и вовсе забыла и о Демьяне Бессмертном, и о царевиче, и о её родительнице. Ведь жрица Умила более всего на свете любила на камушки цветные поглядеть да одёжей дорогой полюбоваться. Чем юная ведьма вовсю пользовалась.
Прошу прощения за задержку, в начале недели приболела( На следующей постараюсь выкладывать проды побольше объёмом)
Эту слабость приставленной к ней спутницы девушка использовала и для того, чтобы остаться наедине со своим избранником. За бусы, платье новое да пару перстней юная жрица была согласна на многое, в том числе и в храме на время сбора трав остаться, и её родительнице об этом не сказать, коли та спросит. Велимира не ждала, что свои встречи она сможет скрывать долго. У ведьмы Ядвиги везде были глаза, везде уши, но урвать себе хоть седмицу счастья она надеялась.
Однако удача в этот раз была на её стороне, богиня наконец-то одарила её своей милостью – её родительница оказалась жутко занята плетением интриг, поэтому следила за ней в пол глаза. Она смогла выторговать у судьбы не неделю, а почти месяц счастья. Месяц ежедневных встреч, разговоров, страстных поцелуев с тем, от чьего вида у неё сердце билось, словно пойманная в силки птица.
Более её избранник не был ночным мороком, что лишь дарил ей надежду на лучшие дни. Нет, теперь её избранник был сущим. Её туманная мечта обрела плоть, предстала перед ней в облике реального мужчины, со своим характером, привычками, прошлым, своими несовершенствами. И это было прекрасно, значит её наречённый был живым. Она не помешалась, не ушла в мир грёз, она наконец-то его встретила.
Демьян Бессмертный имел много достойных качеств, ей понятных и близких, имел и те особенности характера, что ей были непривычны. Однако окончательно покорил её он своей способностью слышать то, что она говорит. А ещё своим желанием узнать её настоящую. Его интересовало всё: что она любит, что она думает, что хочет. Ранее никому до этого не было дела.
От неё всегда отмахивались словно от надоедливой мухи. Её слова никогда не имели значения. Стремления и потребности всегда были смешны, а предложения глупы. Для своей родительницы она была пустым местом – Ядвига в ней хотела видеть лишь своё отражение. Считала, что Велимира должна смотреть на мир её глазами, думать и действовать по её велению. А если дочь взбрыкивала всегда следовало наказание, что девушку каждый раз понемногу ломало.
Для Дамира она была лишь утробой, которая должна носить дитя едва ли не каждый год. Для Умилы и других юниц – разнеженной девицей, что мается от безделья да плачется имея всё.
Пожалуй, тепло и понимание она чувствовала лишь от матушки Стояны. За что Велимира была ей очень благодарна. Та относилась к ней очень хорошо, но также, как и к остальным своим воспитанницам. Для главной жрицы она была одной из многих заблудших душ, что нуждались в её помощи. А девушка не хотела быть одной из многих, она хотела быть единственной. И такой она стала для Демьяна. Для прославленного воина, с голубыми словно небо глазами.
Велимира влюбилась, неистово, безумно. Растворилась в этом чувстве, позабыла обо всём ином. Любовь придала ей сил, уверила, что она со всем справится, всё преодолеет, и всех обыграет. И ведьму Ядвигу, и царя, и саму судьбу.
Она задумала сбежать. Разорвать эту колдовскую цепь, на которой её держала родительница, и раствориться на просторах царства. И она стала действовать, осторожно, аккуратно. И ей удалось постепенно расшатать чары, что её неволили, дать себе больше свободы. Только вот интриги царского двора настигли и её, и вновь поломали всё.
В тот день её родительница ворвалась к ней в комнату сразу после обеденной трапезы. Злющая, пышущая ненавистью к всему сущему, она выгнала взашей всех служанок и жутким немигающим взглядом уставилась на Велимиру. А та застыла, словно лягушка перед змеёй, готовясь к неотвратимо надвигающемуся скандалу. Неужто узнала? Неужто всё же донесли?
- Эта тварь... - прошипела женщина, зло сжимая кулаки. – Эта тварь решила нас обмануть.
- Кто именно, матушка? – ровным, ничего не выражающим голосом переспросила девушка.
- Царь! Старый хрыч решил отказаться от своего слова! – взревела Ядвига.
В комнате резко похолодало и Велимира поморщилась. Её родительница при ней свою мощь не сдерживала никогда, хотя прекрасно знала, как неприятно чувствовать ей чужую волшбу. Однако высказанное заявление заставило юную ведьму слегка расслабиться – не узнала. Не на Демьяна злобу затаила.
- Он объявил мне сегодня о твоей свадьбе. Только не с Дамиром, а с одним из своих ублюдков. Да как заявил! Будто в нашем договоре я просила первенца, так вот он мне в зятья первенца и даёт. Мразь старая! Ну ничего, он у меня долго будет подыхать. Та хворь, от которой я его лечила, ему ещё благом покажется.
Девушка молчала. Знала, если ответит, выскажет своё мнение, то будет только хуже. Обмолвиться сейчас, что правитель всё правильно, согласно клятве сделал, так навлечь на себя бурю. Ведь ведьма Ядвига никогда не признавала своих ошибок. Всегда, в любых своих провалах находила чью-то вину, а свою в упор не видала.
К тому же известие о свадьбе тоже разозлило Велимиру, только отнюдь не тем, что она перестаёт быть невестой наследника. Ведьма боялась, что теперь её родительница возьмётся за царскую семью всерьёз, и конечно же втянет её в свои интриги. А она не желала вновь плясать под дудку матери. И замуж за неизвестного ей царского отпрыска тоже не хотела.
Только вот разве кто-то, кроме Демьяна, в этом чёртовом городе интересуется её желаниями? Нет, всем на них плевать. Вот и сейчас, глядя стоящую перед ней женщину, она прекрасно осознавала, что и в этот раз её, Велимиру, не спросят. Переступят, как букашку какую. Не впервой.
- Однако перед этим я возьму своё. – продолжила Ядвига. – Ничем ему его увёртки не помогут. Когда я клятву с него брала, всем было понятно, что в роли жениха я подразумевала его законного первенца, а не отброса от какой-то швали. Поэтому ты станешь женой Дамира это не обсуждается. Если эта старая мразь не хочет это сделать по-хорошему, значит будет я устрою такой скандал, что он обязан будет это сделать. Так поступим. Сегодня ночью пойдёшь к наследнику в покои и проведёшь с ним ночь. Я дам тебе специальный артефакт, который царевичу голову помутит. Едва увидит тебя, так ни о чём более и думать не сможет, лишь о том, как тебя под себя подмять. А ты сама настой колдовской выпьешь, чтобы понести сразу.
Ведьма говорила всё это и довольно щурилась, а Велимире к горлу подкатила тошнота. Боги, за что ей это? За какие проступки в прошлой жизни её сделали дочерью Ядивиги? Неужто она совершила такой неискупимый грех?
Только боги ей не отвечали, а вот её родительница говорила дальше. Про то, что она уже подкупила стражу, что выяснила, когда именно вернётся с пира проклятый Дамир. Про то, что говорить надобно, когда кумушки в покои царевича заглянут.
Мерзость, какая же мерзость. От каждого произнесённого ведьмой слова ей становилось всё хуже, всё более мутило. Ей не хотелось это слушать, зато хотелось орать. Выпустить силу, снести стоящую перед ней колдовку, уничтожить всё, что с ней было связано. Только Велимира не могла это сделать, чёртов ошейник не дал бы пойти против своей родительницы. Поэтому вместо борьбы с Ядвигой, она боролась с собой. С желанием высказаться, возразить, чтобы потом сделать всё тихо по-своему. Но обида, что копилась не один год, развязала язык.
- Я не буду этого делать. Я не хочу становиться царевной. Мне до тошноты противен Дамир. Мне станет дурно сразу, едва он до меня дотронется. И всё это ты прекрасно знаешь, матушка. Я не хочу делать ничего из того, что ты тут рассказала. Выдадут меня замуж за первенца, и славно. Уеду, а ты живи тут, плети интриги. Делай, что хочешь, только не впутывай в это меня.
Едва Велимира это произнесла, как щёку обожгла сильная пощёчина. А подчиняющие чары, что стягивали шею девушки с момента её первого бунта, опасно нагрелись.
- Как ты разговариваешь с матерью? – прошипела ведьма. – Как ты смеешь мне перечить? Для тебя же, дуры, стараюсь, для тебя всё делаю. Жизнь тебе устраиваю, все капризы исполняю, в роскоши купаю, а ты, дрянь неблагодарная, мать не слушаешь? Ты сделаешь всё, что я сказала. Ты хоть умом и скорбна, но всё же не совсем дурная, понимаешь, насколько жизнь твоя лучше станет. Я же ради тебя клятвы эти брала, ради тебя родимой, кровиночки моей. – под конец сменила тон Ядвига и нежно погладила по волосам дочь.
Девушка до боли сжала зубы, чтобы ни дёрнуться, ни вывернуться из-под ненавистной ласки. Знала, что уже и так наговорила лишнего, вон как проклятый ошейник кожу палит, дышать невозможно. Но сказать об этом – вновь гнев на себя навлечь. О милости попросить Ядвигу, это как к камню обращаться. Глуха она, никого кроме себя не слышит.
- А насчёт Дамира, так потерпишь пару раз, не маленькая уже, рёвой реветь, когда не по-твоему что. А коли противен от так тебе, то на тот свет его отправишь, как ребёночек родится. Конечно, лучше помереть ему дать, имея на руках двух наследников, а лучше трёх. Но так уж и быть, и один сгодится. Тебе поперёк слова никто не скажет, даже имей ты одно дитя, ежели других родственников царских не будет. А их не будет, уж в этом на меня можешь положиться.
Велимира фыркнула. Уж в том, что её родительница на тот свет отправит всех, кто ей трон загораживать будет, она не сомневалась. Никого не пожалеет, да и вины за это не почувствует. Иногда ей казалось, что и души Ядвига не имеет, что нелюдь она, а не человек.
- Так что пойдёшь сегодня к царевичу, как миленькая. Да в его постели останешься. А я уж с утреца с кумушками городскими, сплетницами отъявленными в хоромы царские заявлюсь, да вас на горячем поймаю. Не избежать тогда Дамиру женитьбы, иначе ославлю его на всё царство как подонка последнего, а такого его отец не допустит.
- А если допустит? – презрительно кривя губы уточнила девушка. – Ты меня под Радима подложишь? Да и Дамиру меня подсовывать... А как же клятва данная? Уж и плевать на неё? А как же откат от договора колдовского?
- Уж извернусь змеёй, чтоб его не получить. Всё ради тебя, родная. Кто же помогать тебе ещё будет, кроме меня-то? Без меня же ты с этой надменной знатью не совладаешь. Глупенькая ты у меня всё же. Каждый тебя обдурить сможет.
Велимира глянула на ведьму с ненавистью.
- Так может не надо, матушка, так стараться? Жилы рвать? Мне и первенец-байстрюк подойдёт. Достойный супруг той, кто умом скорбная.
- Не зубоскаль мне тут. – огрызнулась Ядвига и с прищуром глянула на дочь. – Противишься. Вижу, что противишься. Заботе моей, ласке. Всё тебе не так. Всё не по тебе. Разбаловала я тебя. Каждый каприз твой выполняла. Хочет моя кровиночка наряды – пожалуйста. Хочет лакомств заморских – всё найду. А в ответ всегда просила всего немного послушания, уважения. А чем ты мне отвечаешь? Неблагодарностью чёрной, вот чем. Ох, боги, за что мне это? – женщина возвела руки к потолку, но довольно быстро играть страдалицу ей надоело, и она холодно продолжила: - Пойдешь сегодня к царевичу и сделаешь всё, чтобы затяжелеть от него. Это приказ. Если ты сама не можешь о себе позаботиться, то это сделаю я. И не сверкай на меня глазами! Потом ещё благодарить меня будешь, когда за ум возьмёшься.
Колдовской ошейник на шее нагрелся, отяжелел. Девушка словно наяву видела переплетение тёмных чар – цепь, что тянулась от неё к ведьме. И волшба эта заставляла её едва ли не рычать от ярости и ненависти. Сжимать до боли зубы, чтобы не обронить ничего лишнего, покуда её мучительница не выйдет вон, вновь не запрёт её в своей золотой клетке. И лишь когда лязгнули засовы, Велимира смогла рвано выдохнуть.
Ядвига была в какой-то мере права. За все те дары, что она приносила своей дочери, в ответ она просила лишь уважения и послушания. Первого она добиться так и не смогла – Велимира её презирала. Второе же она просто взяла силой. Нацепила на неё подчиняющие чары и приказывала, как бесправной рабыне, если девушка шла наперекор указанию. Ведь по мнению старой ведьмы она была дурочкой, которая не может отвечать за свои поступки и действия. А дурочкой она была лишь потому, что жила своим умом, очень отличным от материнского.
Велимира бы многое отдала, чтобы хоть кто-то приструнил её родительницу. Привёл в чувство, унял эту безумную жажду власти. Только вот таких не находилось. Ядвига словно гадюка выворачивалась из любой напасти, любого капкана, не забывая при этом травить всех вокруг.
- Я буду молиться. – прошептала девица, глядя безумным взглядом на закрытую дверь. – Буду молиться всем богам, чтобы однажды на тебя нашлась иная змеюка. Та, что обведёт тебя вокруг пальца, вывернется из всех расставленных тобою ловушек, и укусит тебя так же больно, как ты кусаешь других.
Потому что у неё на это сил не хватит. Она сможет наскрести их лишь на то, чтобы избежать сегодняшнего приказа. Ибо её родительница, управляя ею чарами, одного всё же не учла – яблоко от яблони не далеко падает. Она тоже хороша в ворожбе, и тоже умеет изворачиваться, когда её загонят в угол. За своей спесью Ядвига не заметила одного – звенья колдовской цепи уже порядком износились, чтобы держать столь же крепко, как пять лет назад.
Ночь уж давно взяла свои права. Стольный град спал, убаюканный тихой капелью с крыш. Ливень обрушился на город вечером, неожиданно, стремительно и столь же резко прекратился. Однако успел оживить поникшие без влаги растения, обмыть запылившиеся улицы и сбить томившую всех духоту. Казалось, Демьяну только этого и не хватало для полного счастья – дождя, долгожданной прохлады и свежести. Всё остальное у него уже было.
Мужчина улыбнулся и осторожно погладил лежащие на столе лук с колчаном стрел. Он заказал их сразу, едва узнал, что его невеста неравнодушна к стрельбе. Да только её оружие ей явно не подходило. Было слишком тяжелым для столь хрупкой девицы. Он это исправит. Зачарует свой дар так, чтобы она не испытывала неудобств, и вручит завтра, когда объявят об их свадьбе. Возможно, это хоть немного остудит злость его избранницы на его молчание.
Ведь Велимире сознаться во всём сразу ему запретили. Отец боялся, что она донесёт об этом своей матери, а та затеет очередную пакость. Он понимал такие опасения, поэтому ничего не говорил. Только вот не обидит ли такая предосторожность его зеленоглазую чаровницу? Хоть его будущая жена была не по годам мудра, да только чувства непредсказуемы. Оттого у него уже была заготовлена речь на случай, если на него всё же затаят обиду. И конечно же подарок. Куда же без него.
Из-за завтрашнего события Демьяну и не спалось. Было слишком тревожно, волнительно, чтобы забыться и отдохнуть. Смешно, перед битвами он спал спокойно, а сейчас мается. Но он впервые был настолько очарован девицей, настолько влюблён.
Велимира говорила и говорила, про драгоценности, про шелка, про платья. Говорила до тех пор, покуда её спутница и вовсе забыла и о Демьяне Бессмертном, и о царевиче, и о её родительнице. Ведь жрица Умила более всего на свете любила на камушки цветные поглядеть да одёжей дорогой полюбоваться. Чем юная ведьма вовсю пользовалась.
Прода от 24.08.2025, 18:46
Прошу прощения за задержку, в начале недели приболела( На следующей постараюсь выкладывать проды побольше объёмом)
Эту слабость приставленной к ней спутницы девушка использовала и для того, чтобы остаться наедине со своим избранником. За бусы, платье новое да пару перстней юная жрица была согласна на многое, в том числе и в храме на время сбора трав остаться, и её родительнице об этом не сказать, коли та спросит. Велимира не ждала, что свои встречи она сможет скрывать долго. У ведьмы Ядвиги везде были глаза, везде уши, но урвать себе хоть седмицу счастья она надеялась.
Однако удача в этот раз была на её стороне, богиня наконец-то одарила её своей милостью – её родительница оказалась жутко занята плетением интриг, поэтому следила за ней в пол глаза. Она смогла выторговать у судьбы не неделю, а почти месяц счастья. Месяц ежедневных встреч, разговоров, страстных поцелуев с тем, от чьего вида у неё сердце билось, словно пойманная в силки птица.
Более её избранник не был ночным мороком, что лишь дарил ей надежду на лучшие дни. Нет, теперь её избранник был сущим. Её туманная мечта обрела плоть, предстала перед ней в облике реального мужчины, со своим характером, привычками, прошлым, своими несовершенствами. И это было прекрасно, значит её наречённый был живым. Она не помешалась, не ушла в мир грёз, она наконец-то его встретила.
Демьян Бессмертный имел много достойных качеств, ей понятных и близких, имел и те особенности характера, что ей были непривычны. Однако окончательно покорил её он своей способностью слышать то, что она говорит. А ещё своим желанием узнать её настоящую. Его интересовало всё: что она любит, что она думает, что хочет. Ранее никому до этого не было дела.
От неё всегда отмахивались словно от надоедливой мухи. Её слова никогда не имели значения. Стремления и потребности всегда были смешны, а предложения глупы. Для своей родительницы она была пустым местом – Ядвига в ней хотела видеть лишь своё отражение. Считала, что Велимира должна смотреть на мир её глазами, думать и действовать по её велению. А если дочь взбрыкивала всегда следовало наказание, что девушку каждый раз понемногу ломало.
Для Дамира она была лишь утробой, которая должна носить дитя едва ли не каждый год. Для Умилы и других юниц – разнеженной девицей, что мается от безделья да плачется имея всё.
Пожалуй, тепло и понимание она чувствовала лишь от матушки Стояны. За что Велимира была ей очень благодарна. Та относилась к ней очень хорошо, но также, как и к остальным своим воспитанницам. Для главной жрицы она была одной из многих заблудших душ, что нуждались в её помощи. А девушка не хотела быть одной из многих, она хотела быть единственной. И такой она стала для Демьяна. Для прославленного воина, с голубыми словно небо глазами.
Велимира влюбилась, неистово, безумно. Растворилась в этом чувстве, позабыла обо всём ином. Любовь придала ей сил, уверила, что она со всем справится, всё преодолеет, и всех обыграет. И ведьму Ядвигу, и царя, и саму судьбу.
Она задумала сбежать. Разорвать эту колдовскую цепь, на которой её держала родительница, и раствориться на просторах царства. И она стала действовать, осторожно, аккуратно. И ей удалось постепенно расшатать чары, что её неволили, дать себе больше свободы. Только вот интриги царского двора настигли и её, и вновь поломали всё.
В тот день её родительница ворвалась к ней в комнату сразу после обеденной трапезы. Злющая, пышущая ненавистью к всему сущему, она выгнала взашей всех служанок и жутким немигающим взглядом уставилась на Велимиру. А та застыла, словно лягушка перед змеёй, готовясь к неотвратимо надвигающемуся скандалу. Неужто узнала? Неужто всё же донесли?
- Эта тварь... - прошипела женщина, зло сжимая кулаки. – Эта тварь решила нас обмануть.
- Кто именно, матушка? – ровным, ничего не выражающим голосом переспросила девушка.
- Царь! Старый хрыч решил отказаться от своего слова! – взревела Ядвига.
В комнате резко похолодало и Велимира поморщилась. Её родительница при ней свою мощь не сдерживала никогда, хотя прекрасно знала, как неприятно чувствовать ей чужую волшбу. Однако высказанное заявление заставило юную ведьму слегка расслабиться – не узнала. Не на Демьяна злобу затаила.
- Он объявил мне сегодня о твоей свадьбе. Только не с Дамиром, а с одним из своих ублюдков. Да как заявил! Будто в нашем договоре я просила первенца, так вот он мне в зятья первенца и даёт. Мразь старая! Ну ничего, он у меня долго будет подыхать. Та хворь, от которой я его лечила, ему ещё благом покажется.
Девушка молчала. Знала, если ответит, выскажет своё мнение, то будет только хуже. Обмолвиться сейчас, что правитель всё правильно, согласно клятве сделал, так навлечь на себя бурю. Ведь ведьма Ядвига никогда не признавала своих ошибок. Всегда, в любых своих провалах находила чью-то вину, а свою в упор не видала.
К тому же известие о свадьбе тоже разозлило Велимиру, только отнюдь не тем, что она перестаёт быть невестой наследника. Ведьма боялась, что теперь её родительница возьмётся за царскую семью всерьёз, и конечно же втянет её в свои интриги. А она не желала вновь плясать под дудку матери. И замуж за неизвестного ей царского отпрыска тоже не хотела.
Только вот разве кто-то, кроме Демьяна, в этом чёртовом городе интересуется её желаниями? Нет, всем на них плевать. Вот и сейчас, глядя стоящую перед ней женщину, она прекрасно осознавала, что и в этот раз её, Велимиру, не спросят. Переступят, как букашку какую. Не впервой.
- Однако перед этим я возьму своё. – продолжила Ядвига. – Ничем ему его увёртки не помогут. Когда я клятву с него брала, всем было понятно, что в роли жениха я подразумевала его законного первенца, а не отброса от какой-то швали. Поэтому ты станешь женой Дамира это не обсуждается. Если эта старая мразь не хочет это сделать по-хорошему, значит будет я устрою такой скандал, что он обязан будет это сделать. Так поступим. Сегодня ночью пойдёшь к наследнику в покои и проведёшь с ним ночь. Я дам тебе специальный артефакт, который царевичу голову помутит. Едва увидит тебя, так ни о чём более и думать не сможет, лишь о том, как тебя под себя подмять. А ты сама настой колдовской выпьешь, чтобы понести сразу.
Ведьма говорила всё это и довольно щурилась, а Велимире к горлу подкатила тошнота. Боги, за что ей это? За какие проступки в прошлой жизни её сделали дочерью Ядивиги? Неужто она совершила такой неискупимый грех?
Только боги ей не отвечали, а вот её родительница говорила дальше. Про то, что она уже подкупила стражу, что выяснила, когда именно вернётся с пира проклятый Дамир. Про то, что говорить надобно, когда кумушки в покои царевича заглянут.
Мерзость, какая же мерзость. От каждого произнесённого ведьмой слова ей становилось всё хуже, всё более мутило. Ей не хотелось это слушать, зато хотелось орать. Выпустить силу, снести стоящую перед ней колдовку, уничтожить всё, что с ней было связано. Только Велимира не могла это сделать, чёртов ошейник не дал бы пойти против своей родительницы. Поэтому вместо борьбы с Ядвигой, она боролась с собой. С желанием высказаться, возразить, чтобы потом сделать всё тихо по-своему. Но обида, что копилась не один год, развязала язык.
- Я не буду этого делать. Я не хочу становиться царевной. Мне до тошноты противен Дамир. Мне станет дурно сразу, едва он до меня дотронется. И всё это ты прекрасно знаешь, матушка. Я не хочу делать ничего из того, что ты тут рассказала. Выдадут меня замуж за первенца, и славно. Уеду, а ты живи тут, плети интриги. Делай, что хочешь, только не впутывай в это меня.
Едва Велимира это произнесла, как щёку обожгла сильная пощёчина. А подчиняющие чары, что стягивали шею девушки с момента её первого бунта, опасно нагрелись.
- Как ты разговариваешь с матерью? – прошипела ведьма. – Как ты смеешь мне перечить? Для тебя же, дуры, стараюсь, для тебя всё делаю. Жизнь тебе устраиваю, все капризы исполняю, в роскоши купаю, а ты, дрянь неблагодарная, мать не слушаешь? Ты сделаешь всё, что я сказала. Ты хоть умом и скорбна, но всё же не совсем дурная, понимаешь, насколько жизнь твоя лучше станет. Я же ради тебя клятвы эти брала, ради тебя родимой, кровиночки моей. – под конец сменила тон Ядвига и нежно погладила по волосам дочь.
Девушка до боли сжала зубы, чтобы ни дёрнуться, ни вывернуться из-под ненавистной ласки. Знала, что уже и так наговорила лишнего, вон как проклятый ошейник кожу палит, дышать невозможно. Но сказать об этом – вновь гнев на себя навлечь. О милости попросить Ядвигу, это как к камню обращаться. Глуха она, никого кроме себя не слышит.
- А насчёт Дамира, так потерпишь пару раз, не маленькая уже, рёвой реветь, когда не по-твоему что. А коли противен от так тебе, то на тот свет его отправишь, как ребёночек родится. Конечно, лучше помереть ему дать, имея на руках двух наследников, а лучше трёх. Но так уж и быть, и один сгодится. Тебе поперёк слова никто не скажет, даже имей ты одно дитя, ежели других родственников царских не будет. А их не будет, уж в этом на меня можешь положиться.
Велимира фыркнула. Уж в том, что её родительница на тот свет отправит всех, кто ей трон загораживать будет, она не сомневалась. Никого не пожалеет, да и вины за это не почувствует. Иногда ей казалось, что и души Ядвига не имеет, что нелюдь она, а не человек.
- Так что пойдёшь сегодня к царевичу, как миленькая. Да в его постели останешься. А я уж с утреца с кумушками городскими, сплетницами отъявленными в хоромы царские заявлюсь, да вас на горячем поймаю. Не избежать тогда Дамиру женитьбы, иначе ославлю его на всё царство как подонка последнего, а такого его отец не допустит.
- А если допустит? – презрительно кривя губы уточнила девушка. – Ты меня под Радима подложишь? Да и Дамиру меня подсовывать... А как же клятва данная? Уж и плевать на неё? А как же откат от договора колдовского?
- Уж извернусь змеёй, чтоб его не получить. Всё ради тебя, родная. Кто же помогать тебе ещё будет, кроме меня-то? Без меня же ты с этой надменной знатью не совладаешь. Глупенькая ты у меня всё же. Каждый тебя обдурить сможет.
Велимира глянула на ведьму с ненавистью.
- Так может не надо, матушка, так стараться? Жилы рвать? Мне и первенец-байстрюк подойдёт. Достойный супруг той, кто умом скорбная.
- Не зубоскаль мне тут. – огрызнулась Ядвига и с прищуром глянула на дочь. – Противишься. Вижу, что противишься. Заботе моей, ласке. Всё тебе не так. Всё не по тебе. Разбаловала я тебя. Каждый каприз твой выполняла. Хочет моя кровиночка наряды – пожалуйста. Хочет лакомств заморских – всё найду. А в ответ всегда просила всего немного послушания, уважения. А чем ты мне отвечаешь? Неблагодарностью чёрной, вот чем. Ох, боги, за что мне это? – женщина возвела руки к потолку, но довольно быстро играть страдалицу ей надоело, и она холодно продолжила: - Пойдешь сегодня к царевичу и сделаешь всё, чтобы затяжелеть от него. Это приказ. Если ты сама не можешь о себе позаботиться, то это сделаю я. И не сверкай на меня глазами! Потом ещё благодарить меня будешь, когда за ум возьмёшься.
Колдовской ошейник на шее нагрелся, отяжелел. Девушка словно наяву видела переплетение тёмных чар – цепь, что тянулась от неё к ведьме. И волшба эта заставляла её едва ли не рычать от ярости и ненависти. Сжимать до боли зубы, чтобы не обронить ничего лишнего, покуда её мучительница не выйдет вон, вновь не запрёт её в своей золотой клетке. И лишь когда лязгнули засовы, Велимира смогла рвано выдохнуть.
Ядвига была в какой-то мере права. За все те дары, что она приносила своей дочери, в ответ она просила лишь уважения и послушания. Первого она добиться так и не смогла – Велимира её презирала. Второе же она просто взяла силой. Нацепила на неё подчиняющие чары и приказывала, как бесправной рабыне, если девушка шла наперекор указанию. Ведь по мнению старой ведьмы она была дурочкой, которая не может отвечать за свои поступки и действия. А дурочкой она была лишь потому, что жила своим умом, очень отличным от материнского.
Велимира бы многое отдала, чтобы хоть кто-то приструнил её родительницу. Привёл в чувство, унял эту безумную жажду власти. Только вот таких не находилось. Ядвига словно гадюка выворачивалась из любой напасти, любого капкана, не забывая при этом травить всех вокруг.
- Я буду молиться. – прошептала девица, глядя безумным взглядом на закрытую дверь. – Буду молиться всем богам, чтобы однажды на тебя нашлась иная змеюка. Та, что обведёт тебя вокруг пальца, вывернется из всех расставленных тобою ловушек, и укусит тебя так же больно, как ты кусаешь других.
Потому что у неё на это сил не хватит. Она сможет наскрести их лишь на то, чтобы избежать сегодняшнего приказа. Ибо её родительница, управляя ею чарами, одного всё же не учла – яблоко от яблони не далеко падает. Она тоже хороша в ворожбе, и тоже умеет изворачиваться, когда её загонят в угол. За своей спесью Ядвига не заметила одного – звенья колдовской цепи уже порядком износились, чтобы держать столь же крепко, как пять лет назад.
Глава 15
Ночь уж давно взяла свои права. Стольный град спал, убаюканный тихой капелью с крыш. Ливень обрушился на город вечером, неожиданно, стремительно и столь же резко прекратился. Однако успел оживить поникшие без влаги растения, обмыть запылившиеся улицы и сбить томившую всех духоту. Казалось, Демьяну только этого и не хватало для полного счастья – дождя, долгожданной прохлады и свежести. Всё остальное у него уже было.
Мужчина улыбнулся и осторожно погладил лежащие на столе лук с колчаном стрел. Он заказал их сразу, едва узнал, что его невеста неравнодушна к стрельбе. Да только её оружие ей явно не подходило. Было слишком тяжелым для столь хрупкой девицы. Он это исправит. Зачарует свой дар так, чтобы она не испытывала неудобств, и вручит завтра, когда объявят об их свадьбе. Возможно, это хоть немного остудит злость его избранницы на его молчание.
Ведь Велимире сознаться во всём сразу ему запретили. Отец боялся, что она донесёт об этом своей матери, а та затеет очередную пакость. Он понимал такие опасения, поэтому ничего не говорил. Только вот не обидит ли такая предосторожность его зеленоглазую чаровницу? Хоть его будущая жена была не по годам мудра, да только чувства непредсказуемы. Оттого у него уже была заготовлена речь на случай, если на него всё же затаят обиду. И конечно же подарок. Куда же без него.
Из-за завтрашнего события Демьяну и не спалось. Было слишком тревожно, волнительно, чтобы забыться и отдохнуть. Смешно, перед битвами он спал спокойно, а сейчас мается. Но он впервые был настолько очарован девицей, настолько влюблён.
