В последнее время он всё чаще вспоминал советы Шетарди и жалел, что иногда был слишком нерадивым учеником. Вместо того, чтобы вникать в тонкости придворного и дипломатического этикета, он зевал и думал о своей Атенаис. Что ж, приём у Елизаветы Петровны станет прекрасной проверкой знаний и умений Армана-Филиппа.
«Лишь бы они у меня ещё имелись в достаточной мере», - уныло подумал он и повторил поясной поклон. Когда маркиз учил его кланяться, он считал это невероятно скучным и мечтал поскорее отправиться с Дювалем в трактир, а сейчас он отдал бы многое, лишь бы этот человек мог оказаться тут и дать ему дельный совет.
-Мне кажется, мой друг, - сказал д’Эсте Арману-Филиппу, когда тот усердно кланялся своему отражению в зеркале, - что эти поклоны доведут вас до боли в спине. Давайте лучше пойдём и выпьем вина. Это успокаивает.
-Мудрый совет, мой друг, - Арман-Филипп фамильярно хлопнул д’Эсте по плечу. - В моём рту сухо, будто в пустыне.
Словарик:
1.Иностранцы называли Петергоф на немецкий манер Питерхофом.
2.Европейцы называли жителей Российского государства московитами, хотя сами жители страны или ее правители никогда это слово не использовали.
Петергоф показался Арману-Филиппу невероятно красивым. Парки, фонтаны, величественные статуи. «Это место такое же роскошное, как и Версаль», - думал он, глядя в окно кареты. Вот уже Большой петергофский дворец. Жемчужина этого ансамбля. Сейчас его фасад занимал триста метров, тогда как в Петровские времена он был небольшим двухэтажным особняком, предназначенным в основном для увеселений. Благодаря Растрелли, любимому архитектору Елизаветы Петровны, дворец стал ярким представителем елизаветинского барокко. Резьба на стенах залов, зеркала, создающие перспективу и увеличивающие пространство, мраморные колонны. Воистину сказочное и невероятно величественное место.
Послов принимали в Тронном зале, где обычно проходили официальные церемонии. На красном троне восседала Елизавета Петровна. Она была одета в платье из серебряной парчи, отделанной галуном и кружевами. Красная царская мантия делала её ещё более величественной. Вокруг стояли разнаряженные придворные. Арман-Филипп чувствовал себя неловко. В каком блестящем обществе он находится. За кого ни возьмись, приближенные,а то и родня Государыни. Он пытался думать о том, как вёл бы себя на его месте Шетарди. Маркиз бы не переживал. Двигался бы со всем изяществом, коим его наделила природа. «Легко подумать об этом, когда пол настолько скользкий, что я, того и гляди, упаду», - подумал Арман-Филипп. Паркет действительно скользил так, что он недоумевал, почему все остальные передвигаются по нему абсолютно спокойно. Тот же д’Эсте идёт совершенно непринуждённо. Увлекшись разглядыванием дворцового интерьера и придворных, он поскользнулся и потерял равновесие.
-Вы не ушиблись, Ваше Сиятельство? - Молодая женщина, одетая весьма скромно, помогла ему подняться.
-Благодарю вас за заботу, мадемуазель. - Арман-Филипп несколько опешил. Он не знал, что кто-то так поступит по отношению к нему. - У нас во Франции нравы не такие, как у вас.
В Версале бы над этим попросту посмеялись.
-Видимо, вы плохо знаете наши нравы, сударь. - Она улыбнулась и поспешила удалиться.
Елизавета Петровна тепло поприветствовала посланников, затем обратилась к Арману-Филиппу, всё думавшему, насколько хорошо он поклонился ей и снял перед ней шляпу.
-Ваш отец, граф, часто бывал на наших ассамблеях. Весёлый и храбрый был человек. Когда мой батюшка зуб ему выдирал, держался с завидным спокойствием. Сама тому свидетельницей была.
-Благодарю вас за столь лестные слова о моём любимом отце, Ваше Императорское Величество. - Арман-Филипп снова поклонился Елизавете Петровне.
-У нас не Версаль, моншер. Не надо лишних церемоний.
-Ваше Императорское Величество, а что это за темноволосая дама, что помогла мне встать? С гордым профилем и одетая в весьма скромное платье жёлтого бархата, - спросил Арман-Филипп, так как этот вопрос продолжал терзать его.
-Великая княгиня Екатерина Алексеевна, супруга моего племянника, - ответила Елизавета. При слове «племянник» она невольно скривилась. Великий князь доставлял ей слишком много хлопот в последнее время. Тот эпизод со скандальной пьеской ничему не научил его. Он только и ищет повода досадить своей тётке. Сейчас он даже не изволил появиться на церемонии приёма послов. Неуважение к Ея Императорскому Величеству и Французскому королевству.
-Она невероятно вежлива. У нас во Франции принцессы так не ведут себя, - ответил Арман-Филипп.
И тут в Тронный зал вошли маркграф Шильдкраут с великим князем. Они были одеты в голштинские мундиры и пьяны как извозчики. Елизавета Петровна с неудовольствием отметила, что в руках они держали кремнёвые мушкеты.
-Meine Herren, je content de видеть вас*, - наследник престола по-шутовски поклонился изумленным посланникам. Великий князь знал русский, французский и немецкий. Он нередко говорил сразу на трёх языках, особенно когда бывал пьян. - Добро пожаловать к русскому двору.
-Почему вы в таком виде? - Елизавета с неудовольствием посмотрела на его голштинский мундир.
-Я родом из Голштинии и должен носить мундир своего герцогства, - гордо заявил великий князь. Видно, Вакху удалось полностью завладеть его умом, раз он решился сказать такое.
-А почему опоздали? - сердито спросила Елизавета.
-Был занят. Охотился на ласточек вместе с маркграфом. Целую сотню настреляли, - наследник престола залился пьяным смехом.
-Не врите, твоё высочество! От силы штук пятнадцать, - возразил маркграф. Он был более трезв, но вёл себя не лучше князя.
-Оставьте эти пьяные выходки, племянник. - В гневе Елизавета походила на своего отца Петра I. Властный взгляд, суровый вид. - Вы в России, а не в Голштинии. Срам какой - будущий император ласточек стреляет заместо того, чтобы на приёме иностранных послов присутствовать. Господи, какая же судьба ждёт Россию, когда вы взойдёте на престол? - Гнев сменила досада. Елизавета Петровна с укором посмотрела на племянника. Его, казалось, не смутила речь венценосной тётушки.
-Несколько лет назад я говорил вам и повторяю сейчас, что если бы меня не затащили в эту проклятую Россию, где я должен считать себя государственным арестантом, то я сидел бы на престоле цивилизованного народа.* Здесь мне не позволено принимать участия в государственных делах, вы ничего не разрешаете мне делать, окромя как слушаться вас, - Великий князь говорил не менее сердито, чем его тётка. Французские посланники были удивлены подобной тирадой, но из уважения к Государыне постарались не подавать виду.
«Бедный молодой человек», - Арман-Филипп с жалостью посмотрел на великого князя. - «Ему действительно надо в Голштинию. Может, там и был бы от него прок».
-Мой племянник шутит, - наконец сказала Елизавета Петровна. Ей трудно было прийти в себя после этой тирады.
Арман-Филипп увидел, как маркграф что-то шепнул на ухо великому князю, и они тотчас покинули залу.
К тому времени Елизавета, взявшая себя в руки, сказала, обращаясь к посланникам:
-В ближайшее время мы намерены устроить маскарад в честь наших французских гостей. О времени и месте будет сообщено позже.
Этими словами она дала понять, что торжественный приём окончен, и посланники могут удалиться.
-Для первого раза ты держался просто прекрасно, - сказал д’Эсте Арману-Филиппу.
-Благодарю, мой друг, хотя мне так не показалось, - ответил Арман-Филипп, вспомнив своё падение. - К счастью, тут не обратили внимание на то, что я упал, и сама великая княгиня подала мне руку.
-Ничего страшного, друг мой. С первого раза ничего не получается идеально, - успокоил его д’Эсте. - Пройдёт время, и ты научишься держаться при дворе.
-А я вот всё думаю, почему великого князя не отправили обратно в Голштинию? И что при дворе делает этот наглый маркграф? - спросил Арман-Филипп.
-Рези писала, что Пётр Фёдорович единственный наследник престола, вот Елизавета Петровна и вынуждена его терпеть, - д’Эсте печально вздохнул. - А маркграф ведёт себя так, ибо к нему относятся как к нашим принцам крови. Очень знатный, к. тому же фаворит племянника Государыни.
-Печально всё это, - вздохнул Арман-Филипп. - Кажется мне, не такого правителя заслуживает сия Империя. - Он снова вспомнил пьяного Петра и почувствовал отвращение. Взрослый человек, а ведёт себя как дитя малое.
-Как ты думаешь нарядиться на маскарад? - д’Эсте решил, что разговор лучше перевести в другое русло.
-Я взял с собой отцовскую шляпу и форму унтер-офицера Преображенского полка, что Пётр Великий моему отцу подарил. Вот и готов маскарадный костюм, - ответил Арман-Филипп. Сейчас ему меньше всего хотелось думать о маскараде.
-Приедем посмотрим, как это будет на тебе смотреться. Я желаю, чтобы ты выглядел истинным кавалером. Небрежности в плане одежды ни при каком дворе не простят, - сказал д’Эсте.
-Всё-таки повезло мне с тобой, - Арман-Филипп подмигнул д’Эсте. - Не знал, что у меня будет друг, который так заботиться обо мне станет.
Д’Эсте ничего не ответил. «Похоже, мой друг из тех, кто предпочитает дела велиречьям», - отметил про себя Арман-Филипп. Такая порода людей ему нравилась.
Словарик:
1.Любезные господа, я рад видеть вас (нем и фр).
2.Это реальные слова великого князя.
-Вы прекрасно выглядите, Ваше Величество. Ваши придирки безосновательны. А тот головный убор, от которого вы отказались, вам невероятно шёл, - сказал Пётр Петрович Лефорт, когда императрица Елизавета стала сетовать на то, что она сильно постарела.
-Льстите вы мне, барон Лефорт. Не будь я вашей императрицей, сказали бы, что страшна как кикимора. И толстая впридачу ко всему, - грустно пошутила Елизавета.
-Никогда б в жизни я не подумал такого, даже если б вы были обычной фрейлиной. - На губах Елизаветы появилась довольная улыбка. Ей подумалось, будто Пётр Петрович льстит. С другой стороны, лесть приятнее клеветы недоброжелателей, которую императрице приходилось слышать довольно часто. Взять хотя бы Петрушу с маркграфом.
-Всё-таки истинный вы царедворец. Недостатков будто бы совершенно замечать не хотите. А всё с одной целью - угодить мне, - заключила Елизавета. Пётр Петрович отнёсся к этому совершенно спокойно. Он неплохо знал императрицу и замечал, что в последние годы характер её, ровно как и самочувствие, ухудшались из-за болезней. Государыня часто бывала раздражительной и гневалась по пустякам.
-Полно вам, матушка, - улыбнувшись, ответил он. - Горестей бы вам меньше. Это лучше всяких белил помогает.
Елизавета внимательно посмотрела на него, будто обдумывая ответ, затем сказала с горькой усмешкой:
-Легко-то толковать об этом. Скажите на милость, Пётр Петрович, что мне с моим непутевым племянником делать. Видали же, как он опозорил меня при французских посланниках? Кабы не подумали чего дурного о русском дворе из-за его глупости. - Елизавета помрачнела. - Никакого уважения он к моей особе не питает. И к России нашей. Что станется с ней, когда он взойдёт на престол?
-Ваше Величество, - Пётр Петрович попытался утешить Елизавету, - я бы посоветовал разлучить вашего племянника с господином Шильдкраутом. Он толкает его на многие безрассудства. Вероятно, без этого человека великий князь будет более послушным.
-Как бы не так. - Елизавета отодвинула в сторону коробочку с мушками. Прошли те годы, когда они хорошо смотрелись на её лице и подчёркивали красоту императрицы. - Коли велю отправиться ему в Голштинию, так Петруша вздурится как черт. Выслала его любимчика, оставила бедного деседента* в одиночестве в чужой ему варварской стране. Судите сами, будет ли так лучше. - Она говорила весьма эмоционально.
-Сочувствую вашему горю, Ваше Величество, но я бессилен помочь вам чем-либо, коли вы сами отказываетесь от моих советов. - Пётр Петрович говорил довольно медленно, подбирая нужные слова.
-Как бы мне не было с ним такой беды, как моему батюшке с царевичем Алексеем, - расстроенно сказала Елизавета.
-Уверяю вас, Ваше Величество, до сего дело дойти не должно, - вкрадчиво сказал Пётр Петрович. - Ваш племянник человек не злой, но маркграф влияет на него дурно. Предлагаю всё-таки их разлучить, но под благовидным предлогом.
-Ну, Пётр Петрович, в чём же состоит ваш хитрый план? - Лицо
государыни прояснилось.
Кашлянув, он изложил Елизавете свои соображения на этот счёт. Императрица одобрительно кивнула:
-Светлая у вас голова. А что с сестрицей вашей Рези делать станете? Не придумали ещё? Веру ей нашу провославную принять надо.
-Она упряма как тысяча ослиц. - Петру Петровичу не хотелось говорить о Рези, но если уж Елизавета подняла эту тему, то придётся продолжать разговор. - Останусь, говорит, кальвинистской как мой дед Франц, ибо вероотступники в аду горят. А ещё не хочет имя новое принимать - ни Евдокией, ни Настасьей быть не желает. Как была Рези, так ей и останется.
-Она действительно упряма, - Елизавета рассмеялась. - Но коли не найдёт супруга за три месяца, то выдам её замуж по своему усмотрению. Уж я найду мадам Лефорт хорошего мужа. Передайте ей это слово в слово. Авось упрямство и исчезнет.
-Хорошо, Ваше Величество, - Пётр Петрович знал, что эти слова вряд ли понравятся Рези. Да и за кого она замуж выйдет, раз д’Эсте успел заморочить ей голову так, что она часто пишет ему. - А вы не будете возражать, если она выберет себе супруга из «немцев»?
-Чего возражать? Ей с ним жить, а не мне. Лишь бы был знатным да порядочным, - ответила Елизавета. - А на маскараде сестрица ваша будет?
-О да, Ваше Величество! И её костюм удивит вас, - Пётр Петрович не сдержал улыбки.
-Не рассказывайте всего. Сама взгляну на эту выдумщицу. Хотя, вы знаете, что ныне шум маскарадов не для меня. Стара уже да больна. - Петру Петровичу показалось, что императрица кокетничает. - Час простою, а потом предоставлю гостям возможность развлекаться без меня.
-Правильно, Ваше Величество. Россия нуждается в вас, поэтому здоровье своё стоит беречь. - И Пётр Петрович откланялся Елизавете.
Что может быть лучше прогулки по петергофским паркам в ясный погожий день, кои так редки были в Петербурге? Уж, конечно, не вышивание или ещё какое дамское занятие. Так рассуждала Александра. Променад всенепременно должен пойти ей на пользу и поднять настроение. Нижний парк, в который она отправилась на прогулку, создавался по образу и подобию французских садов. Это было творение Ж.-Б. Леблона - талантливого ученика Андре Ленотра. Парк разделили на три связанные между собой части: Парадную (центральную), Марлинскую (западную) и Монплезирскую (восточную). Вблизи Марлинской аллеи находился зелёный лабиринт, по которому ей очень нравилось гулять. Он представлял собой прямоугольный участок с овальной площадкой в центре. Восемь аллей, расходившихся как лучи в разные стороны, пересекались кольцевой дорожкой, образуя боскеты. Все его дорожки и границы были обрамлены шпалерами из кустовой липы, растущей вдоль деревянных решеток. Она присела на одну из стоявших в боскете скамеек и достала книгу, чтобы почитать.
«Лишь бы они у меня ещё имелись в достаточной мере», - уныло подумал он и повторил поясной поклон. Когда маркиз учил его кланяться, он считал это невероятно скучным и мечтал поскорее отправиться с Дювалем в трактир, а сейчас он отдал бы многое, лишь бы этот человек мог оказаться тут и дать ему дельный совет.
-Мне кажется, мой друг, - сказал д’Эсте Арману-Филиппу, когда тот усердно кланялся своему отражению в зеркале, - что эти поклоны доведут вас до боли в спине. Давайте лучше пойдём и выпьем вина. Это успокаивает.
-Мудрый совет, мой друг, - Арман-Филипп фамильярно хлопнул д’Эсте по плечу. - В моём рту сухо, будто в пустыне.
Словарик:
1.Иностранцы называли Петергоф на немецкий манер Питерхофом.
2.Европейцы называли жителей Российского государства московитами, хотя сами жители страны или ее правители никогда это слово не использовали.
ГЛАВА 18
Петергоф показался Арману-Филиппу невероятно красивым. Парки, фонтаны, величественные статуи. «Это место такое же роскошное, как и Версаль», - думал он, глядя в окно кареты. Вот уже Большой петергофский дворец. Жемчужина этого ансамбля. Сейчас его фасад занимал триста метров, тогда как в Петровские времена он был небольшим двухэтажным особняком, предназначенным в основном для увеселений. Благодаря Растрелли, любимому архитектору Елизаветы Петровны, дворец стал ярким представителем елизаветинского барокко. Резьба на стенах залов, зеркала, создающие перспективу и увеличивающие пространство, мраморные колонны. Воистину сказочное и невероятно величественное место.
Послов принимали в Тронном зале, где обычно проходили официальные церемонии. На красном троне восседала Елизавета Петровна. Она была одета в платье из серебряной парчи, отделанной галуном и кружевами. Красная царская мантия делала её ещё более величественной. Вокруг стояли разнаряженные придворные. Арман-Филипп чувствовал себя неловко. В каком блестящем обществе он находится. За кого ни возьмись, приближенные,а то и родня Государыни. Он пытался думать о том, как вёл бы себя на его месте Шетарди. Маркиз бы не переживал. Двигался бы со всем изяществом, коим его наделила природа. «Легко подумать об этом, когда пол настолько скользкий, что я, того и гляди, упаду», - подумал Арман-Филипп. Паркет действительно скользил так, что он недоумевал, почему все остальные передвигаются по нему абсолютно спокойно. Тот же д’Эсте идёт совершенно непринуждённо. Увлекшись разглядыванием дворцового интерьера и придворных, он поскользнулся и потерял равновесие.
-Вы не ушиблись, Ваше Сиятельство? - Молодая женщина, одетая весьма скромно, помогла ему подняться.
-Благодарю вас за заботу, мадемуазель. - Арман-Филипп несколько опешил. Он не знал, что кто-то так поступит по отношению к нему. - У нас во Франции нравы не такие, как у вас.
В Версале бы над этим попросту посмеялись.
-Видимо, вы плохо знаете наши нравы, сударь. - Она улыбнулась и поспешила удалиться.
Елизавета Петровна тепло поприветствовала посланников, затем обратилась к Арману-Филиппу, всё думавшему, насколько хорошо он поклонился ей и снял перед ней шляпу.
-Ваш отец, граф, часто бывал на наших ассамблеях. Весёлый и храбрый был человек. Когда мой батюшка зуб ему выдирал, держался с завидным спокойствием. Сама тому свидетельницей была.
-Благодарю вас за столь лестные слова о моём любимом отце, Ваше Императорское Величество. - Арман-Филипп снова поклонился Елизавете Петровне.
-У нас не Версаль, моншер. Не надо лишних церемоний.
-Ваше Императорское Величество, а что это за темноволосая дама, что помогла мне встать? С гордым профилем и одетая в весьма скромное платье жёлтого бархата, - спросил Арман-Филипп, так как этот вопрос продолжал терзать его.
-Великая княгиня Екатерина Алексеевна, супруга моего племянника, - ответила Елизавета. При слове «племянник» она невольно скривилась. Великий князь доставлял ей слишком много хлопот в последнее время. Тот эпизод со скандальной пьеской ничему не научил его. Он только и ищет повода досадить своей тётке. Сейчас он даже не изволил появиться на церемонии приёма послов. Неуважение к Ея Императорскому Величеству и Французскому королевству.
-Она невероятно вежлива. У нас во Франции принцессы так не ведут себя, - ответил Арман-Филипп.
И тут в Тронный зал вошли маркграф Шильдкраут с великим князем. Они были одеты в голштинские мундиры и пьяны как извозчики. Елизавета Петровна с неудовольствием отметила, что в руках они держали кремнёвые мушкеты.
-Meine Herren, je content de видеть вас*, - наследник престола по-шутовски поклонился изумленным посланникам. Великий князь знал русский, французский и немецкий. Он нередко говорил сразу на трёх языках, особенно когда бывал пьян. - Добро пожаловать к русскому двору.
-Почему вы в таком виде? - Елизавета с неудовольствием посмотрела на его голштинский мундир.
-Я родом из Голштинии и должен носить мундир своего герцогства, - гордо заявил великий князь. Видно, Вакху удалось полностью завладеть его умом, раз он решился сказать такое.
-А почему опоздали? - сердито спросила Елизавета.
-Был занят. Охотился на ласточек вместе с маркграфом. Целую сотню настреляли, - наследник престола залился пьяным смехом.
-Не врите, твоё высочество! От силы штук пятнадцать, - возразил маркграф. Он был более трезв, но вёл себя не лучше князя.
-Оставьте эти пьяные выходки, племянник. - В гневе Елизавета походила на своего отца Петра I. Властный взгляд, суровый вид. - Вы в России, а не в Голштинии. Срам какой - будущий император ласточек стреляет заместо того, чтобы на приёме иностранных послов присутствовать. Господи, какая же судьба ждёт Россию, когда вы взойдёте на престол? - Гнев сменила досада. Елизавета Петровна с укором посмотрела на племянника. Его, казалось, не смутила речь венценосной тётушки.
-Несколько лет назад я говорил вам и повторяю сейчас, что если бы меня не затащили в эту проклятую Россию, где я должен считать себя государственным арестантом, то я сидел бы на престоле цивилизованного народа.* Здесь мне не позволено принимать участия в государственных делах, вы ничего не разрешаете мне делать, окромя как слушаться вас, - Великий князь говорил не менее сердито, чем его тётка. Французские посланники были удивлены подобной тирадой, но из уважения к Государыне постарались не подавать виду.
«Бедный молодой человек», - Арман-Филипп с жалостью посмотрел на великого князя. - «Ему действительно надо в Голштинию. Может, там и был бы от него прок».
-Мой племянник шутит, - наконец сказала Елизавета Петровна. Ей трудно было прийти в себя после этой тирады.
Арман-Филипп увидел, как маркграф что-то шепнул на ухо великому князю, и они тотчас покинули залу.
К тому времени Елизавета, взявшая себя в руки, сказала, обращаясь к посланникам:
-В ближайшее время мы намерены устроить маскарад в честь наших французских гостей. О времени и месте будет сообщено позже.
Этими словами она дала понять, что торжественный приём окончен, и посланники могут удалиться.
-Для первого раза ты держался просто прекрасно, - сказал д’Эсте Арману-Филиппу.
-Благодарю, мой друг, хотя мне так не показалось, - ответил Арман-Филипп, вспомнив своё падение. - К счастью, тут не обратили внимание на то, что я упал, и сама великая княгиня подала мне руку.
-Ничего страшного, друг мой. С первого раза ничего не получается идеально, - успокоил его д’Эсте. - Пройдёт время, и ты научишься держаться при дворе.
-А я вот всё думаю, почему великого князя не отправили обратно в Голштинию? И что при дворе делает этот наглый маркграф? - спросил Арман-Филипп.
-Рези писала, что Пётр Фёдорович единственный наследник престола, вот Елизавета Петровна и вынуждена его терпеть, - д’Эсте печально вздохнул. - А маркграф ведёт себя так, ибо к нему относятся как к нашим принцам крови. Очень знатный, к. тому же фаворит племянника Государыни.
-Печально всё это, - вздохнул Арман-Филипп. - Кажется мне, не такого правителя заслуживает сия Империя. - Он снова вспомнил пьяного Петра и почувствовал отвращение. Взрослый человек, а ведёт себя как дитя малое.
-Как ты думаешь нарядиться на маскарад? - д’Эсте решил, что разговор лучше перевести в другое русло.
-Я взял с собой отцовскую шляпу и форму унтер-офицера Преображенского полка, что Пётр Великий моему отцу подарил. Вот и готов маскарадный костюм, - ответил Арман-Филипп. Сейчас ему меньше всего хотелось думать о маскараде.
-Приедем посмотрим, как это будет на тебе смотреться. Я желаю, чтобы ты выглядел истинным кавалером. Небрежности в плане одежды ни при каком дворе не простят, - сказал д’Эсте.
-Всё-таки повезло мне с тобой, - Арман-Филипп подмигнул д’Эсте. - Не знал, что у меня будет друг, который так заботиться обо мне станет.
Д’Эсте ничего не ответил. «Похоже, мой друг из тех, кто предпочитает дела велиречьям», - отметил про себя Арман-Филипп. Такая порода людей ему нравилась.
Словарик:
1.Любезные господа, я рад видеть вас (нем и фр).
2.Это реальные слова великого князя.
ГЛАВА 19
-Вы прекрасно выглядите, Ваше Величество. Ваши придирки безосновательны. А тот головный убор, от которого вы отказались, вам невероятно шёл, - сказал Пётр Петрович Лефорт, когда императрица Елизавета стала сетовать на то, что она сильно постарела.
-Льстите вы мне, барон Лефорт. Не будь я вашей императрицей, сказали бы, что страшна как кикимора. И толстая впридачу ко всему, - грустно пошутила Елизавета.
-Никогда б в жизни я не подумал такого, даже если б вы были обычной фрейлиной. - На губах Елизаветы появилась довольная улыбка. Ей подумалось, будто Пётр Петрович льстит. С другой стороны, лесть приятнее клеветы недоброжелателей, которую императрице приходилось слышать довольно часто. Взять хотя бы Петрушу с маркграфом.
-Всё-таки истинный вы царедворец. Недостатков будто бы совершенно замечать не хотите. А всё с одной целью - угодить мне, - заключила Елизавета. Пётр Петрович отнёсся к этому совершенно спокойно. Он неплохо знал императрицу и замечал, что в последние годы характер её, ровно как и самочувствие, ухудшались из-за болезней. Государыня часто бывала раздражительной и гневалась по пустякам.
-Полно вам, матушка, - улыбнувшись, ответил он. - Горестей бы вам меньше. Это лучше всяких белил помогает.
Елизавета внимательно посмотрела на него, будто обдумывая ответ, затем сказала с горькой усмешкой:
-Легко-то толковать об этом. Скажите на милость, Пётр Петрович, что мне с моим непутевым племянником делать. Видали же, как он опозорил меня при французских посланниках? Кабы не подумали чего дурного о русском дворе из-за его глупости. - Елизавета помрачнела. - Никакого уважения он к моей особе не питает. И к России нашей. Что станется с ней, когда он взойдёт на престол?
-Ваше Величество, - Пётр Петрович попытался утешить Елизавету, - я бы посоветовал разлучить вашего племянника с господином Шильдкраутом. Он толкает его на многие безрассудства. Вероятно, без этого человека великий князь будет более послушным.
-Как бы не так. - Елизавета отодвинула в сторону коробочку с мушками. Прошли те годы, когда они хорошо смотрелись на её лице и подчёркивали красоту императрицы. - Коли велю отправиться ему в Голштинию, так Петруша вздурится как черт. Выслала его любимчика, оставила бедного деседента* в одиночестве в чужой ему варварской стране. Судите сами, будет ли так лучше. - Она говорила весьма эмоционально.
-Сочувствую вашему горю, Ваше Величество, но я бессилен помочь вам чем-либо, коли вы сами отказываетесь от моих советов. - Пётр Петрович говорил довольно медленно, подбирая нужные слова.
-Как бы мне не было с ним такой беды, как моему батюшке с царевичем Алексеем, - расстроенно сказала Елизавета.
-Уверяю вас, Ваше Величество, до сего дело дойти не должно, - вкрадчиво сказал Пётр Петрович. - Ваш племянник человек не злой, но маркграф влияет на него дурно. Предлагаю всё-таки их разлучить, но под благовидным предлогом.
-Ну, Пётр Петрович, в чём же состоит ваш хитрый план? - Лицо
государыни прояснилось.
Кашлянув, он изложил Елизавете свои соображения на этот счёт. Императрица одобрительно кивнула:
-Светлая у вас голова. А что с сестрицей вашей Рези делать станете? Не придумали ещё? Веру ей нашу провославную принять надо.
-Она упряма как тысяча ослиц. - Петру Петровичу не хотелось говорить о Рези, но если уж Елизавета подняла эту тему, то придётся продолжать разговор. - Останусь, говорит, кальвинистской как мой дед Франц, ибо вероотступники в аду горят. А ещё не хочет имя новое принимать - ни Евдокией, ни Настасьей быть не желает. Как была Рези, так ей и останется.
-Она действительно упряма, - Елизавета рассмеялась. - Но коли не найдёт супруга за три месяца, то выдам её замуж по своему усмотрению. Уж я найду мадам Лефорт хорошего мужа. Передайте ей это слово в слово. Авось упрямство и исчезнет.
-Хорошо, Ваше Величество, - Пётр Петрович знал, что эти слова вряд ли понравятся Рези. Да и за кого она замуж выйдет, раз д’Эсте успел заморочить ей голову так, что она часто пишет ему. - А вы не будете возражать, если она выберет себе супруга из «немцев»?
-Чего возражать? Ей с ним жить, а не мне. Лишь бы был знатным да порядочным, - ответила Елизавета. - А на маскараде сестрица ваша будет?
-О да, Ваше Величество! И её костюм удивит вас, - Пётр Петрович не сдержал улыбки.
-Не рассказывайте всего. Сама взгляну на эту выдумщицу. Хотя, вы знаете, что ныне шум маскарадов не для меня. Стара уже да больна. - Петру Петровичу показалось, что императрица кокетничает. - Час простою, а потом предоставлю гостям возможность развлекаться без меня.
-Правильно, Ваше Величество. Россия нуждается в вас, поэтому здоровье своё стоит беречь. - И Пётр Петрович откланялся Елизавете.
***
Что может быть лучше прогулки по петергофским паркам в ясный погожий день, кои так редки были в Петербурге? Уж, конечно, не вышивание или ещё какое дамское занятие. Так рассуждала Александра. Променад всенепременно должен пойти ей на пользу и поднять настроение. Нижний парк, в который она отправилась на прогулку, создавался по образу и подобию французских садов. Это было творение Ж.-Б. Леблона - талантливого ученика Андре Ленотра. Парк разделили на три связанные между собой части: Парадную (центральную), Марлинскую (западную) и Монплезирскую (восточную). Вблизи Марлинской аллеи находился зелёный лабиринт, по которому ей очень нравилось гулять. Он представлял собой прямоугольный участок с овальной площадкой в центре. Восемь аллей, расходившихся как лучи в разные стороны, пересекались кольцевой дорожкой, образуя боскеты. Все его дорожки и границы были обрамлены шпалерами из кустовой липы, растущей вдоль деревянных решеток. Она присела на одну из стоявших в боскете скамеек и достала книгу, чтобы почитать.
