Прочитав письмо батюшки, Александра вздохнула. Опять замужество, опять француз. А ведь она не желала выходить замуж по расчёту. И не слишком ей хотелось становиться чьей-то супругой. С другой стороны, иного варианта не было. Засидится она в девицах, книжки умные читать продолжит, а семья будет беднеть год от году.
-Дорогая моя, не верь бредням папеньки о французах. Лучше постарайся произвести должное впечатление на великую княгиню Екатерину Алексеевну и императрицу Елизавету Петровну. Возможно, кто-то из них решит устроить твой брак с обеспеченным и достойным человеком, - посоветовала ей мадам Добривская.
-А мои чувства, разумеется, никого волновать не будут? - спросила Александра.
-Когда меня за господина Добривского батюшка с маман выдавали, то думали о моём обеспеченном будущем, а не об этой иллюзорной любви, - улыбнувшись наивности Александры, ответила мадам Добривская. - Говорили они мне: «стерпится-слюбится», так и случилось.
Повисло молчание. Мадам Добривская как будто бы о чём-то задумалась. Александра обдумывала свой ответ.
-Я так не желаю. Мне хочется, чтоб я любила своего мужа, а не терпела, - тоном, не терпящим возражений, сказала Александра. Вариант, который предложила мадам Добривская, не слишком понравился ей. В глубине души она всё-таки мечтала о любви. О такой, о которой пишут в романах. (Александре было стыдно в этом признаться, но пару книжек из библиотеки батюшки она всё же прочла).
-Ты читала «Юности честное зерцало»? - спросила мадам Добривская таким тоном, будто Александра чем-то расстроила её.
-Нет, мадам, - Александра покачала головой.
-Мне кажется, эта книга нужнее отроковице, нежели трактаты Руссо и Вольтера, которые ты читать изволишь.
Александра послушалась совета мадам Добривской и ознакомилась с этим трудом. Согласно ему, у девиц должны были иметься следующие качества - набожность, смирение, почтительное отношение к родителям и старшим, скромность, стыдливость, трудолюбие и молчаливость.
Александра задумалась. Есть ли у неё эти добродетели? Она не отличалась особой набожностью, не любила говеть*. Природа лишила её смирения и скромности. Молчать она не любила. Александре нравилось отстаивать свою точку зрения. Ну разве что присутствовала некоторая стыдливость. Она всё-таки отвергла ухаживания маркграфа и не стала его любовницей. Что касается почтительного отношения к родителям и старшим, то Александра перечила батюшке, могла не соглашаться с мадам Добривской и спорить с княгиней Немолочновой. Зато трудолюбие у неё имелось. Об Александре говорили учителя, которых ей нанимал батюшка во время заграничной поездки.
«Всё-таки далеко мне до идеальной молодой девицы», - грустно подумала она и отложила книжку в сторону. - «А маркграфу далеко до того молодого дворянина, какой в книге описан. Он хамит старшим, неотесан, гордиться знатностью рода, а не собственными заслугами».
Дочитав «Юности честное зерцало или Показание к житейскому обхождению» Александра взялась за объёмный труд, посвящённый царствованию Петра Великого. Эту книгу посоветовала ей Дашкова, сказав, что сама прочла её в 13 лет и извлекла из неё много всего интересного. Она была весьма хвастливой особой, что Александра успела заметить за время их общения. Этот труд оказался весьма познавательным, пусть и несколько скучноватым. Она обсуждала эту книгу с Дашковой. Часто обсуждения длились по нескольку часов. Александру немного напрягало то, что Дашкова не желала прислушиваться к её мнению и считала своё единственно верным.
-Вы мне кажетесь подающей надежды особой,- однажды сказала ей Дашкова. Она всё время церемонно обращалась к Александре на «вы».
-Благодарю вас за комплимент, княгиня, - с притворной скромностью сказала Александра.
-Я думаю, не всякая девушка к осьмнадцати годам прочла столько умных книг, как вы. В плане знаний вы уступаете лишь мне да великой княгине. - Дашкова хвастаться своей эрудированностью.
-А помните, княгиня, мы хотели разыграть моего незадачливого ухажера маркграфа Шильдкраута, - напомнила ей Александра.
-Конечно, я не забыла об этом. - На губах Дашковой появилась лукавая улыбка. - Обложку от скабрезного романа я разыскала.
Шильдкраута недавно освободили из под домашнего ареста, и он наслаждался прогулкой по Петергофу. Светило солнце, цвели сады, гуляли дамы, разодетые по последней моде. Сейчас за ним никто не следил, он мог делать всё что угодно. Или ему только кажется, что Елизавета Петровна окончательно простила его? Великий князь по-прежнему находился в Ораниенбауме, писал маркграфу, что скучает. Упомянул, между прочим, что вокруг него все фискалы* да соглядатаи, в своём доме он будто под домашним арестом. Однако, на что он надеется, императрица скоро позволит ему вернуться в Петергоф. По крайней мере, великий князь слёзно молит её об этом.
-Мадемуазель Беспалова, невероятно рад нашей встрече. Вы, как всегда, свежи и прекрасны, - маркграф снял перед Александрой шляпу и поклонился ей так, будто бы она была царицей.
-А вы, как всегда, самоуверенны. - Она наградила Шильдкраута лукавой улыбкой.
-Не хотите ли прогуляться, мадемуазель? Мне скучно совершать променад в одиночестве. - Шильдкрауту захотелось насладиться всеми прелестями этой юной особы, ибо в «заточении» он истосковался по дамскому обществу.
-Извините, Ваше Сиятельство, но я не могу принять ваше предложение. У придворных дам тоже есть важные дела, - соврала Александра. Ей абсолютно не хотелось, чтобы Шильдкраут снова домогался её. А на прогулке могло случиться всё что угодно. Увидев разочарование у него на лице, она поспешила его обрадовать: - Однако у меня есть для вас презент: куртуазный роман «Проделки графа Уинстона».
И она протянула ему небольшую книжицу, на обложке которой красовалась амурная гравюра, изображающая интимную сцену.
-Я не знал, что вы так хорошо осведомлены о моих литературных предпочтениях, - ответил маркграф, взяв книгу в руки. Он думал, что чтение будет занимательным.
-Однако не открывайте её прямо тут, чтобы никто из гофмейстерин не увидел её. Они любят отбирать книги, - посоветовала Александра.
В благодарность поцеловав ей руку, маркграф отправился во дворец читать книгу. И каково же было его удивление, когда под обложкой скабрезного романа он обнаружил нравоучительный трактат «Юности честное зерцало или Показание к житейскому обхождению». Ну и шутница эта Александра! А он, дурак, поверил в искренность её подарка.
«Что ж, надо будет проучить эту строптивицу», - рассудил Шильдкраут и принялся обдумывать ответную par depit.
Словарик:
1.Говеть - поститься и ходить в церковь, готовясь к исповеди и причастию.
2.Фискалы - (fiscalis — казённый) — агенты тайного надзора, должность, учреждённая русским царём Петром Великим. Фискалы во главе с обер-фискалом были обязаны, под общим наблюдением сената, следить за деятельностью всех центральных и местных учреждений и доносить о всяком нарушении законов и интересов фиска.
3.Par depit - в отместку (фр)
ГЛАВА 23
У Лефортов их ожидал радушный приём. Пётр Петрович позаботился о том, чтобы на столе была вкусная еда и вино. Хорошим дополнением к этому служила непринуждённая беседа. На Рези было платье с весьма нескромным вырезом. Д’Эсте расценил это как намёк. Однако, вспомнив про её своенравность, он подумал, что добиваться этой особы придётся достаточно долго.
- Должно быть, у этой квашенной капусты прекрасный рассол, - сказал Арман-Филипп, принимаясь за еду.
-Откуда во Франции знают про рассол? - удивился Пётр Петрович.
-Давеча я насильно угощал им посла, - ответил Арман-Филипп, пригубив венгерского. - Он слишком много выпил, и мне надо было как-то привести его в чувства. Похмелье как рукой сняло.
Пётр Петрович рассмеялся, представив себе эту сценку.
-Сообразительный вы малый, - одобрительно сказал он. - Надеюсь, господин де Бретёй ценит такого секретаря?
-Куда ему? - недовольно сказал Арман-Филипп. - Он на дух меня не переносит. Всё время находит, к чему придраться. Вчера сказал, что ему не нравится, как я кланяюсь. Говорит, что слишком манерно.
-Мне вы не показались манерным, - сказал Пётр Петрович. - Вы - человек, неплохо владеющий этикетом.
-Скажите это послу, - хмыкнул Арман-Филипп.
-Полно вам на него серчать, - улыбнулся Пётр Петрович. - Спьяну чего не скажешь?
-Если б только спьяну, сударь, - горько сказал Арман-Филипп. - Гадости он говорить мне горазд и когда трезв.
-Мне интересно, а как вы вообще стали секретарём посольства? - спросил Пётр Петрович. Почему-то Арман-Филипп вызывал его живой интерес.
-Рюльер, назначенный секретарём Французского посольства, внезапно заболел, вот и досталась эта должность мне. Полагаю, друг порекомендовал. - Арман-Филипп пытался сдерживать раздражение. Знал бы Дюваль, что по его милости он теперь вынужден терпеть сумасбродного посла, может, не стал бы этого делать. - Он как-то сказал мне, что я мог бы достигнуть определённых высот в дипломатии. К тому же я говорю по-русски.
-Что ж, это интересно. Француз, говорящий по-нашему, - весьма редкое явление, - сказал Пётр Петрович.
-Благодарю вас за хлебосольство, господа, - по-русски сказал Арман-Филипп, чтобы его слова не сочли пустым бахвальством.
-Неплохо, - заметил Пётр Петрович. - Конечно, прононс имеется, но мало от какого француза услышишь такое.
-Мадам Лефорт, позвольте мне узнать о тех чувствах, которые вы испытываете ко мне? - д’Эсте лукаво улыбнулся Рези.
-Ах, Людвиг, - почему-то ей нравилось называть его на немецкий манер, - если я растаю, то вы потеряете ко мне всяческий интерес. Лучше встанем из-за стола, и я расскажу вам о том, что связано с моим знаменитым дедом. Надеюсь, это доставит вам плезир. - Она игриво потрепала его по руке.
-Я люблю узнавать новое, сударыня, - сказал д’Эсте, посмотрев на Рези. Интересно, что она о нём думает? Смеётся над его чувствами? Заигрывает с ним? А может, вовсе он ей не нужен. В последнее д’Эсте поверить не мог. В доме у барона Мюльбаха Рези кокетничала с ним, с удовольствием слушала его комплименты. Вот только дальше разговоров и невинных поцелуев дело не ушло.
«Девица, должно быть, набивает себе цену», - подумал он, вставая из-за стола. Все яства исчезли с блюд, гости были сыты. Рези и д’Эсте отправились в гостиную смотреть вещи, связанные с Францем Лефортом, а Арман-Филипп и Пётр Петрович остались беседовать. Арман-Филипп предложил говорить на русском, чтобы окончательно понравиться своему собеседнику.
-При нашем дворе вам следует быть осторожным во всём, сударь, - сказал Пётр Петрович. - Вы человек неискушенный, а придворные ковы*, как я погляжу, стихия не ваша.
-Если вы про интриги, то я свой нос совать в чужие дела не буду. Зачем они мне, если своих достаточно? - сказал Арман-Филипп. Он недоумевал, с чего собеседник вдруг об интригах заговорил. Он - мелкая сошка, и вряд ли кому придёт в голову втягивать его в свою игру.
-Это я лишь предупредил вас, сударь, - Пётр Петрович отставил в сторону пустой бокал из горного хрусталя. - Мало ли какие соблазны возникнут.
-Благодарю вас, сударь, - слегка смущенно сказал Арман-Филипп. - Буду иметь в виду и постараюсь вести себя как можно осторожнее.
-Неискренне говорите, сударь, - Пётр Петрович будто бы прочёл мысли Армана-Филиппа. - У вас присутствует дух авантюризма.
-Да что вы, господин Лефорт, - возразил Арман-Филипп. - У секретаря не так много времени, чтобы думать об авантюрах.
-Я камергер Елисавет Петровны, Государыни нашей, дипломат, много всего повидал. Жизнь научила меня понимать тех людей, с которыми я имею дело. - Пётр Петрович не хвастался. Он всего лишь констатировал факт.
-Что ж, Ваше Сиятельство, мне кажется, вы во мне ошиблись, - немного помолчав, сказал Арман-Филипп. - Я не авантюрист, хоть иногда и жалею об этом.
В глазах Петра Петровича блеснул огонёк.
-Мысли определяют наши поступки.
Арман-Филипп почувствовал себя неловко. Пётр Петрович не врал ему, не пытался подольститься. Он говорил то, что думает.
«Если кто-то пытается заставить вас отвечать прямо, то уклоняйтесь от такого ответа. Он может оказаться опасным», - прозвучал в голове совет Шетарди.
-Возможно, я ещё передумаю, сударь. Жизнь полна неожиданностей, - ответил Арман-Филипп.
-Мне кажется, мы заговорились. Не посмотреть ли, чем занимаются моя сестрица с вашим другом? - предложил Пётр Петрович.
Ничем предосудительным Рези и д’Эсте не занимались. Рези показывала ему семейные архивы и документы времён Петра Великого.
-Я, как и Франц Лефорт, на русском пишу «по-слободски», то есть латинскими буквами. Как бы меня не пытались обучить русской письменной речи, она оказалась для меня слишком сложной, - сказала Рези, показывая д’Эсте письмо, написанное её дедом.
-Весьма интересно, сударыня. Я бы вряд ли смог выучить русский.
-А хотите, сударь, я дам вам примерить настоящий парик моего деда? Уверена, он вам пойдёт, - Рези хихикнула,представив д’Эсте в парике конца семнадцатого века.
Д’Эсте согласился, и Рези надела на его голову пышный кудлатый парик каштанового цвета. Выглядел он в нём весьма забавно.
Когда пришли Арман-Филипп и Пётр Петрович, мадам Лефорт предложила почитать им вслух свой труд про её деда. Предложение отказа не встретило, и до часу ночи Арман-Филипп и д’Эсте слушали жизнеописание Франца Лефорта. Они оценили прекрасный французский язык и доходчивое изложение исторических фактов. Отдав должное литературному таланту Рези и не оставив её без комплиментов, д’Эсте и Арман-Филипп отправились обратно в посольство.
-Ну вот, после визита к Лефортам ты повеселел, - заметил д’Эсте, когда они ехали в карете.
-Всё благодаря тебе, мой друг, - беззаботно сказал Арман-Филипп.
-Я надеюсь, что эти визиты станут ещё более частыми. Рези, кажется, испытывает ко мне нежную дружбу, - д’Эсте мечтательно прикрыл глаза.
***
-Ваше Сиятельство, тот образ жизни, что вы ведёте, пагубно сказывается на вас, - не без досады сообщил лекарь.
-Что вы имеете в виду, дорогой д’Антре? - спокойно спросил Шетарди. Он привык к тому, что медики часто говорили плохое.
На минуту д'Антре замолк, подбирая слова.
-Понимаете, Ваше Сиятельство, ваш образ жизни оставляет желать лучшего. Вы часто навещаете заведение мадам Дюпон, тогда как там легко подхватить «великую оспу»*. Да и в ваших летах нужно стремиться к воздержанию.
Шетарди спокойно выслушал упрёк д’Антре. На его губах даже мелькнула улыбка.
-Всё яснее ясного, месье. Вы желаете сообщить мне, что на этом свете мне осталось совсем немного.
У д’Антре это было в мыслях, но говорить этого он не собирался. Поправив съехавшее на переносицу пенсне, он сказал:
-Ну что вы, сударь? Я считаю, что вы можете прожить достаточно долго, если, конечно, пожелаете этого и прислушаетесь к моим советам.
-Вы думаете, медику так легко обмануть опытного царедворца и дипломата?Все мои недуги не пройдут, если я откажусь от мирских удовольствий, - хрипло сказал маркиз.
