Откровенность я оценила.
Пастор Коннелли явно не ожидал моего визита. На стук в дверь среагировал не сразу, а открыв, вышел на крыльцо, и не подумав пригласить меня в дом.
— Здравствуйте, мисс О’Рэйли, — скрипуче сказал он, пристально разглядывая меня. — Вижу, вы все-таки вступили в права наследства.
Я даже растерялась.
— Ну разумеется, вступила. Мы же с вами виделись в конторе вашего брата, когда я приходила за…
— Да-да, — перебил меня пастор. — Но я все же рассчитывал, что у вас хватит благоразумия. Ну и как, мисс? Поверили в старые сказки? Уже воспользовались святой водой? И пришли за добавкой, как я понимаю?
Блеклые голубые глаза смотрели на меня вовсе не с сочувствием. В них буквально было написано: «Что, глупая девчонка, поняла, как влипла, и прибежала за помощью?»
— На вашем примере я окончательно убедился, что современная молодежь отличается удивительным легкомыслием и кидается на легкие деньги, как бабочки на огонь! Бабочки-однодневки! Ни единой мысли о будущем, о вечном, о духовном, наконец!
— Вообще-то я пришла совсем по другому поводу, — холодно сказала я. — Но в одном вы правы: да, в старые сказки я поверила. И хотела бы поговорить с вами именно об этом.
Пастор, и без того сутулый, опустил плечи и вдруг стрельнул глазами по сторонам, живо напомнив мне Тинси.
— Ну что ж… Приходите в воскресенье в церковь, мисс. Там будет удобнее. А воду я сейчас вам вынесу. Советую окропить стены дома. Изнутри и снаружи.
Он взялся за ручку двери, но я невежливо схватила его за рукав.
— Мистер Коннелли, вы всерьез думаете, что это напугает лорда Неблагого Двора?
— Не думаю, — пробурчал он.
А сверху, медленно кружась в воздухе, упали ему на плечо два черных пера. Вороньи, машинально отметила я.
— Идите домой, мисс, — настойчиво сказал пастор.
Странно. При первой нашей встрече он так рвался мне помочь…
И чем это здесь так пахнет? Словно вода из-под давно увядшего букета.
С нависающей над крыльцом низкой крыши спланировало еще несколько перьев, а запах усилился.
— Да уходите же! — нервно повторил пастор. — Я очень занят!
Занят, конечно… Я наконец поняла, что меня тревожило во время нашего разговора. Едва ощутимое чужое присутствие. Не человеческое. И тень гламора, именно тень, робкая такая.
Поймав очередное черное перо, я принюхалась к нему, повертела в пальцах и со вздохом сказала:
— Никуда я не уйду, вы же понимаете. Нам точно есть, о чем поговорить. — И мягко уточнила, глядя, как пастор меняется в лице. — Именно здесь, мистер Коннелли. Расскажите, что тут у вас происходит.
Он вздохнул и вдруг улыбнулся — криво, одним уголком рта, но это была улыбка. Только очень уж печальная.
— Зачем вам это, мисс О’Рэйли? Уверяю, мои проблемы никак не связаны с вашими. Разве что общим посылом… Для нас обоих милые детские сказки обернулись жестокой реальностью. Хотя я предупредил вас, что обратной дороги нет. Что ж… Остается смириться с этим, как-то принять… И жить дальше. В конце концов, раз фейри существуют, значит, богу они зачем-то нужны. Возможно, чтобы наказывать нас за грехи, вы не задумывались об этом?
Если честно, я никогда не была особо истово верующей. Даже если пастор прав, какой теперь-то смысл об этом думать? Хотя…
— А вы можете принять у меня исповедь и отпустить грехи? — со слабой надеждой спросила я. — Правда, не знаю за собой НАСТОЛЬКО ужасных поступков, чтобы…
Нет, ну а что? Если есть Мэб и волшебство, а фейри как мы помним по легендам дети богини Дану, то все остальные верования начинают казаться чуть более убедительными.
— Да что вы, мисс! — махнул рукой пастор. — Кто бы мне их отпустил! Впрочем, уже скоро я предстану перед судом Господним, и все разрешится…
Да что же с ним такое? Судя по внешнему виду, можно предположить, что он заключил какую-то сделку с фейри. Явно невыгодную. Но что могло подвигнуть на такое священнослужителя?!
И этот самый фейри однозначно где-то здесь. Видимо, его я и должна испугаться.
Совсем рядом послышался вздох. Горький такой…
Перо в моей руке дрогнуло и попыталось вырваться. Я машинально сжала его покрепче.
— По-моему, вам еще рано умирать, — сказала убедительно. — Вам ведь, наверное, и пятидесяти нет? И знаете, если уж мы верим в сказки, то из любой договоренности с дивным народом всегда есть выход! Просто надо его найти.
Джиллиус Коннелли аж передернулся от моих слов. Словно я сказала что-то совершенное непотребное…
— Милая мисс, выход не всегда бывает приемлемым. И если вам уж так любопытно — мне тридцать два года. Но каждому отмерен свой срок, и я не ропщу, нет-нет. Ничего не стал бы менять, даже будь такая возможность.
Тридцать два?! Да не может быть!
Видимо, моя челюсть отвисла настолько заметно, что пастор покачал головой и снова слабо улыбнулся.
— Заходите уж, — вздохнул он. — Хотя бы напою вас чаем… В конце концов, я виноват перед вами!
В пасторском доме было на изумление чисто. А на кухне просто однозначно чувствовалась женская рука: легкие узорчатые занавесочки, кружевные салфеточки, чашки в цветочках и прочие рюшечки. Но ведь мистер Коннелли католик, а им жениться нельзя… Может, у него тоже есть брауни? И я ощущаю его присутствие?
И не только ощущаю.
По кухне витала вполне материальная зеленоватая дымка. То сгущалась перед моими глазами, то рассеивалась, чтобы тут же собраться у окна. Зачем бы брауни так явно себя демонстрировать? И тот же запах подтухшей воды… Настолько стойкий, что перебивает аромат душистого травяного чая.
Воронье перо, которое я так и не выпустила, подрагивало в пальцах, заметно клонясь в сторону подозрительной дымки.
Что же здесь происходит?..
— А в чем вы передо мной виноваты? — поинтересовалась я, усаживаясь за стол и пытаясь не показывать своего напряжения.
— Я отпевал вашего дедушку, — признался пастор, надевая на заварочный чайник веселенькую тряпичную куклу-зайчика.
Точно. Больше-то тут и некому было отпевать моего замечательного дедулю! Ну дает пастор… И не побоялся ведь того же божьего гнева!
— И прекрасно знал, что он живой, — продолжал этот не менее замечательный священник. — Взял на себя грех, радуясь, что Джон освободится.
— Конечно, — мрачно кивнула я. — А что кто-то должен занять его место, вы просто не подумали, да?
— Видите ли, мисс… — смущенно сказал пастор. — Я был уверен, что любая нормальная девушка, переночевав в доме на холме, немедленно уедет отсюда. Увы, ошибся! Кхм…
Желтоватые щеки мистера Коннелли залил отчетливый румянец. Ну да, назвал гостью сумасшедшей… Но чего уж там! Действительно ведь, любая бы сбежала. Кроме вот меня и дурочек, зачарованных зазеркальным гадом.
— Простите, — виновато сказал пастор, откашлявшись. — Я имел в виду…
Ушки зайчика на чайнике — розовые и пушистые — подергивались как живые. Меня хотят напугать? Но зачем? Чтобы ушла? Тогда логично предположить, что как раз меня и боятся…
Я положила перо на стол и взялась обеими руками за чашку. Холодную-прехолодную. Отлично!
Перо встрепенулось и поползло к краю стола. А пастор как бы ненароком ловко прижал его сахарницей, снова метнулся взглядом по сторонам и засуетился.
— Сыра хотите, мисс? Домашний! Вот варенье, и очень рекомендую попробовать, чистый мед…
— Ах-х-х… — прошелестел сразу со всех сторон нежный женский голос.
— Вы любите изюм? — громко спросил мистер Коннелли, подвигая ко мне блюдо с круглыми булками. — Из местной пекарни, мисс, свежие! И чай пейте, пока горячий! Кхм…
Я качнула покрывшуюся инеем чашку, и в ней зазвенели льдинки. По столу, движимая упорным пером, рывками передвигалась сахарница.
— Прекрати немедленно! — крикнул пастор. Не выдержал…
Дымка, скромно висевшая у занавески, тут же обернулась клочком темного тумана и принялась угрожающе расти.
Нет, это уже ни в какие рамки не лезет! Пугать меня? После паучьих лап в подвале Неблагого лорда? После купания на пару с водяным конем? После того, наконец, как я собственной магией выставила из сада бедняжку Эмили? Да я, между прочим, работаю на вашу королеву!
— Здравствуйте! — вежливо сказала я туману, заполонившему уже полкухни. — Может быть, присоединитесь к нам? И большое спасибо, я как раз хотела выпить чего-нибудь холодного.
Демонстративно поднесла чашку к губам. Отпить, к сожалению, не получилось.
Туман неуверенно выдал очередное «Ах-х-х» и попятился.
— Элайза, — обреченно проговорил пастор. — Не шали. Ты ведь знаешь, кто наша гостья. Что уж скрываться…
То есть это теперь называется — шалость?!
Постукивая ложечкой об лед, сковавший чай, я наблюдала за происходящим, удерживая на лице любезную улыбку. Пришла поговорить называется, спросить совета…
Выцветающий на глазах туман стянулся в птичий силуэт, и на подоконнике возник ворон, неловко переступая лапами. Не лапами… копытами!
С трудом подавив дрожь, я выдернула из-под сахарницы перо. Как жаль, что нет зажигалки! Просто на всякий случай. Вроде бы если поджечь шкурку оборотня, он должен убежать… Или не должен?
Но никакого ворона на подоконнике уже не было. Девушка… Блондинка в длинном зеленом платье. Ни капли от холодной красоты Мэб — полная противоположность. Прелестное, нежное личико, теплые карие глаза…
И длинные загнутые когти на пальчиках изящных рук.
Бааван Ши!
Золотоволосая красавица, обращающаяся вороном… Копыта и когти. Когтями она рвет плоть, чтобы пить кровь соблазненного мужчины, потому что клыков у вампирши-фейри нет.
Спокойно, Беата! Кровь мужчин! Женщин она не пьет.
Я громко сглотнула, глядя, как одна из самых жутких фейри подходит к пастору со спины и обнимает его, укладывая на плечо подбородок.
— И тебе доброго утра, хозяйка светлой стороны, — певуче сказала вампирша. — Сейчас я согрею твой чай. Извини…
— Эм-м… мистер Коннелли? — позвала я явно соблазненного мужчину, который с умиленным лицом гладил волосы монстра. Или не монстра?.. — Вы уверены, что…
— Это Элайза, — представил пастор. — Она… Мы…
— Прости, что хотела испугать тебя, Беата. Кажется, не вышло…
Вампирша отлепилась от плеча священника. Повела рукой — и от моей чашки пошел парок.
— Ты — Бааван Ши из Яблоневого Сада? — уже не сомневаясь в ответе, спросила я.
— Да, светлая хозяйка. И я хочу просить тебя не призывать меня в стражи. Я все еще надеюсь, что Джиллиус согласится сделать меня человеком.
Я потрясла головой. Безумно хотелось проснуться. Пусть даже в Дублине!
— А зачем тебе быть человеком?
— Я люблю его, — просто ответила фейри. — И убиваю. Изо дня в день, из года в год я убиваю того, кого люблю. Такова моя сущность, Беата, и я хочу избавиться от нее.
— Лучше я умру сам, душа моя, — сообщил пастор. Прямо, я бы сказала, проворковал.
Ничего не понимаю. Хотя нет, одно понимаю точно: вот она, болезнь Джиллиуса Коннелли. Если из тебя годами пьют кровь, о здоровье мечтать не приходится. Вот только кровь она должна была выпить за один раз и всю. При первом же знакомстве. Но, видимо, влюбилась… Причем взаимно.
И этот человек считает меня ненормальной!
Версия о том, что пастор попросту околдован, однозначно не выдерживала никакой критики. Конечно, рядом с кареглазой фейри он глупо улыбался и постоянно к ней прикасался — то прядку волос уберет за ухо, то за руку возьмет, то приобнимет… Словом, производил впечатление смертельно влюбленного. Но вот пустого, стеклянного взгляда, как у прях Кэйра, у него и в помине не было.
И точно так же выглядела и вела себя Бааван Ши.
Я смотрела на них и думала, что мистера Коннелли, пожалуй, можно понять. Не вампирша, а ангелок — такую полюбить вовсе не сложно. А копыта она однозначно убирать умеет… Но кто бы объяснил, что этот сомнительный ангел нашел в откровенно некрасивом и явно занудном смертном?! Хотя… судя по чертам лица, в молодости пастор был очень даже ничего.
Яблочное варенье действительно оказалось удивительно вкусным. Просто волшебным. Варила его наверняка Элайза, и не стоило, конечно, даже пробовать…
— Так о чем вы хотели поговорить со мной, мисс? — спросил пастор, прекратив, наконец, суетиться вокруг стола, меня и своей возлюбленной. — Боюсь, что помочь вам я смогу разве что советом… Да и тут вам лучше обратиться к Элайзе.
Он одарил вампиршу светлой улыбкой, налил себе чаю и принял подобающее священнослужителю выражение лица: доброе, внимательное и заранее все прощаюшее.
— Называйте меня просто Беатой, — попросила я.
— Тогда и вы зовите меня Джиллиусом.
— Спасибо. Понимаете, я сегодня смотрела новости, и там…
Выслушав историю о несчастной, призванной Кейром девице, пастор вздохнул и развел руками.
— Ну что вам сказать, мисс… Простите, Беата! Здесь только один совет: закройте глаза на происходящее. Разве что послать анонимное письмо родителям бедной девушки. Написать, что она жива и здорова…
— А они прямо поверят, — скептически покивала я.
— Надежда лучше, чем ничего.
— Жива, здорова, — с тяжелым вдохом повторила я. — И вернется через пятилеточку - главное верить.
— Светлая хозяйка, с этой девушкой не случится ничего плохого, — подала голос Элайза. — Наоборот. Она покинет дом на холме с богатыми дарами. Поверь, Беата, лорд Плетущий не обижает своих прях.
— А что такое вообще пряха? — жадно спросила я. — Зачем они ему нужны и что они там делают?
Образы пауков в подвале не покидали моих мыслей, но какая-то часть сознания не могла поверить, что Кейворрейн превращает хорошеньких девчонок в таких вот страхолюдных чудищ.
— Как что? — удивилась фейри. — Прядут, конечно же.
Очевидное и невероятное!
— Что прядут? — уточнила я, подавив первый порыв раздражения.
— Нити.
Боги, если вы есть, дайте мне терпения!
— А зачем лорду нити?
— Как зачем? Только смертная девственница может свивать нити, которые пригодны для магии заключенного Плетущего. А он уже делает из нитей все, что захочет. Плетет нити мирозданья...
Ой…
— В смысле? Он создает миры?!
— Не совсем так, Беата. Он создает фрагменты… Трудно объяснить! Но сейчас, будучи заключенным в зазеркалье дома под холмом, лорд Кэйворрейн не может заниматься этим. Потому его ткани сейчас — всего лишь красивые игрушки. Лишь в ночь полнолуния ему позволено покидать свою тюрьму, но не дальше сада светлой стороны. И насколько я знаю, для серьезной работы Плетущего этого слишком мало…
Круто, конечно. Хотя и не особо понятно. И уж совсем непонятно, как такого ценного кадра можно класть на алтарь. Что будет с мирозданием? А если не класть на алтарь — то оно вообще рухнет, по словам королевы…
Я разрезала надвое очередную булочку и задумчиво принялась мазать ее вареньем.
— Оставьте все как есть, Беата, — сказал вдруг пастор. — Понимаю, что вы молоды и хотите сделать этот мир лучше…
Да-да, надеть доспехи и быстренько спасти! Тут хоть бы девственниц из подвала Кэйра вытащить, что уж там о мире говорить… Вот интересно, а уходят они от зазеркального гада тоже девственницами?
Между прочим, Элайза не соврала — девица, вылезшая из зеркала в коридоре, действительно была обвешана драгоценностями. Вот только вопрос, не превратятся ли они через пару дней в какие-нибудь сухие листочки? Хотя вряд ли. К таким вещам фейри относятся крайне серьезно — работа должна быть оплачена.
Джиллиус Коннелли тем временем продолжал нести очередную чушь о смирении. Нет, конечно, в чем-то он прав. Ни за что мне не добиться от своего узника, чтобы он отпустил девчонок. Тем более что королева ему явно разрешила. Вот только это все равно омерзительно!
Пастор Коннелли явно не ожидал моего визита. На стук в дверь среагировал не сразу, а открыв, вышел на крыльцо, и не подумав пригласить меня в дом.
— Здравствуйте, мисс О’Рэйли, — скрипуче сказал он, пристально разглядывая меня. — Вижу, вы все-таки вступили в права наследства.
Я даже растерялась.
— Ну разумеется, вступила. Мы же с вами виделись в конторе вашего брата, когда я приходила за…
— Да-да, — перебил меня пастор. — Но я все же рассчитывал, что у вас хватит благоразумия. Ну и как, мисс? Поверили в старые сказки? Уже воспользовались святой водой? И пришли за добавкой, как я понимаю?
Блеклые голубые глаза смотрели на меня вовсе не с сочувствием. В них буквально было написано: «Что, глупая девчонка, поняла, как влипла, и прибежала за помощью?»
— На вашем примере я окончательно убедился, что современная молодежь отличается удивительным легкомыслием и кидается на легкие деньги, как бабочки на огонь! Бабочки-однодневки! Ни единой мысли о будущем, о вечном, о духовном, наконец!
— Вообще-то я пришла совсем по другому поводу, — холодно сказала я. — Но в одном вы правы: да, в старые сказки я поверила. И хотела бы поговорить с вами именно об этом.
Пастор, и без того сутулый, опустил плечи и вдруг стрельнул глазами по сторонам, живо напомнив мне Тинси.
— Ну что ж… Приходите в воскресенье в церковь, мисс. Там будет удобнее. А воду я сейчас вам вынесу. Советую окропить стены дома. Изнутри и снаружи.
Он взялся за ручку двери, но я невежливо схватила его за рукав.
— Мистер Коннелли, вы всерьез думаете, что это напугает лорда Неблагого Двора?
— Не думаю, — пробурчал он.
А сверху, медленно кружась в воздухе, упали ему на плечо два черных пера. Вороньи, машинально отметила я.
— Идите домой, мисс, — настойчиво сказал пастор.
Странно. При первой нашей встрече он так рвался мне помочь…
И чем это здесь так пахнет? Словно вода из-под давно увядшего букета.
С нависающей над крыльцом низкой крыши спланировало еще несколько перьев, а запах усилился.
— Да уходите же! — нервно повторил пастор. — Я очень занят!
Занят, конечно… Я наконец поняла, что меня тревожило во время нашего разговора. Едва ощутимое чужое присутствие. Не человеческое. И тень гламора, именно тень, робкая такая.
Поймав очередное черное перо, я принюхалась к нему, повертела в пальцах и со вздохом сказала:
— Никуда я не уйду, вы же понимаете. Нам точно есть, о чем поговорить. — И мягко уточнила, глядя, как пастор меняется в лице. — Именно здесь, мистер Коннелли. Расскажите, что тут у вас происходит.
Он вздохнул и вдруг улыбнулся — криво, одним уголком рта, но это была улыбка. Только очень уж печальная.
— Зачем вам это, мисс О’Рэйли? Уверяю, мои проблемы никак не связаны с вашими. Разве что общим посылом… Для нас обоих милые детские сказки обернулись жестокой реальностью. Хотя я предупредил вас, что обратной дороги нет. Что ж… Остается смириться с этим, как-то принять… И жить дальше. В конце концов, раз фейри существуют, значит, богу они зачем-то нужны. Возможно, чтобы наказывать нас за грехи, вы не задумывались об этом?
Если честно, я никогда не была особо истово верующей. Даже если пастор прав, какой теперь-то смысл об этом думать? Хотя…
— А вы можете принять у меня исповедь и отпустить грехи? — со слабой надеждой спросила я. — Правда, не знаю за собой НАСТОЛЬКО ужасных поступков, чтобы…
Нет, ну а что? Если есть Мэб и волшебство, а фейри как мы помним по легендам дети богини Дану, то все остальные верования начинают казаться чуть более убедительными.
— Да что вы, мисс! — махнул рукой пастор. — Кто бы мне их отпустил! Впрочем, уже скоро я предстану перед судом Господним, и все разрешится…
Да что же с ним такое? Судя по внешнему виду, можно предположить, что он заключил какую-то сделку с фейри. Явно невыгодную. Но что могло подвигнуть на такое священнослужителя?!
И этот самый фейри однозначно где-то здесь. Видимо, его я и должна испугаться.
Совсем рядом послышался вздох. Горький такой…
Перо в моей руке дрогнуло и попыталось вырваться. Я машинально сжала его покрепче.
— По-моему, вам еще рано умирать, — сказала убедительно. — Вам ведь, наверное, и пятидесяти нет? И знаете, если уж мы верим в сказки, то из любой договоренности с дивным народом всегда есть выход! Просто надо его найти.
Джиллиус Коннелли аж передернулся от моих слов. Словно я сказала что-то совершенное непотребное…
— Милая мисс, выход не всегда бывает приемлемым. И если вам уж так любопытно — мне тридцать два года. Но каждому отмерен свой срок, и я не ропщу, нет-нет. Ничего не стал бы менять, даже будь такая возможность.
Тридцать два?! Да не может быть!
Видимо, моя челюсть отвисла настолько заметно, что пастор покачал головой и снова слабо улыбнулся.
— Заходите уж, — вздохнул он. — Хотя бы напою вас чаем… В конце концов, я виноват перед вами!
В пасторском доме было на изумление чисто. А на кухне просто однозначно чувствовалась женская рука: легкие узорчатые занавесочки, кружевные салфеточки, чашки в цветочках и прочие рюшечки. Но ведь мистер Коннелли католик, а им жениться нельзя… Может, у него тоже есть брауни? И я ощущаю его присутствие?
И не только ощущаю.
По кухне витала вполне материальная зеленоватая дымка. То сгущалась перед моими глазами, то рассеивалась, чтобы тут же собраться у окна. Зачем бы брауни так явно себя демонстрировать? И тот же запах подтухшей воды… Настолько стойкий, что перебивает аромат душистого травяного чая.
Воронье перо, которое я так и не выпустила, подрагивало в пальцах, заметно клонясь в сторону подозрительной дымки.
Что же здесь происходит?..
— А в чем вы передо мной виноваты? — поинтересовалась я, усаживаясь за стол и пытаясь не показывать своего напряжения.
— Я отпевал вашего дедушку, — признался пастор, надевая на заварочный чайник веселенькую тряпичную куклу-зайчика.
Точно. Больше-то тут и некому было отпевать моего замечательного дедулю! Ну дает пастор… И не побоялся ведь того же божьего гнева!
— И прекрасно знал, что он живой, — продолжал этот не менее замечательный священник. — Взял на себя грех, радуясь, что Джон освободится.
— Конечно, — мрачно кивнула я. — А что кто-то должен занять его место, вы просто не подумали, да?
— Видите ли, мисс… — смущенно сказал пастор. — Я был уверен, что любая нормальная девушка, переночевав в доме на холме, немедленно уедет отсюда. Увы, ошибся! Кхм…
Желтоватые щеки мистера Коннелли залил отчетливый румянец. Ну да, назвал гостью сумасшедшей… Но чего уж там! Действительно ведь, любая бы сбежала. Кроме вот меня и дурочек, зачарованных зазеркальным гадом.
— Простите, — виновато сказал пастор, откашлявшись. — Я имел в виду…
Ушки зайчика на чайнике — розовые и пушистые — подергивались как живые. Меня хотят напугать? Но зачем? Чтобы ушла? Тогда логично предположить, что как раз меня и боятся…
Я положила перо на стол и взялась обеими руками за чашку. Холодную-прехолодную. Отлично!
Перо встрепенулось и поползло к краю стола. А пастор как бы ненароком ловко прижал его сахарницей, снова метнулся взглядом по сторонам и засуетился.
— Сыра хотите, мисс? Домашний! Вот варенье, и очень рекомендую попробовать, чистый мед…
— Ах-х-х… — прошелестел сразу со всех сторон нежный женский голос.
— Вы любите изюм? — громко спросил мистер Коннелли, подвигая ко мне блюдо с круглыми булками. — Из местной пекарни, мисс, свежие! И чай пейте, пока горячий! Кхм…
Я качнула покрывшуюся инеем чашку, и в ней зазвенели льдинки. По столу, движимая упорным пером, рывками передвигалась сахарница.
— Прекрати немедленно! — крикнул пастор. Не выдержал…
Дымка, скромно висевшая у занавески, тут же обернулась клочком темного тумана и принялась угрожающе расти.
Нет, это уже ни в какие рамки не лезет! Пугать меня? После паучьих лап в подвале Неблагого лорда? После купания на пару с водяным конем? После того, наконец, как я собственной магией выставила из сада бедняжку Эмили? Да я, между прочим, работаю на вашу королеву!
— Здравствуйте! — вежливо сказала я туману, заполонившему уже полкухни. — Может быть, присоединитесь к нам? И большое спасибо, я как раз хотела выпить чего-нибудь холодного.
Демонстративно поднесла чашку к губам. Отпить, к сожалению, не получилось.
Туман неуверенно выдал очередное «Ах-х-х» и попятился.
— Элайза, — обреченно проговорил пастор. — Не шали. Ты ведь знаешь, кто наша гостья. Что уж скрываться…
То есть это теперь называется — шалость?!
Постукивая ложечкой об лед, сковавший чай, я наблюдала за происходящим, удерживая на лице любезную улыбку. Пришла поговорить называется, спросить совета…
Выцветающий на глазах туман стянулся в птичий силуэт, и на подоконнике возник ворон, неловко переступая лапами. Не лапами… копытами!
С трудом подавив дрожь, я выдернула из-под сахарницы перо. Как жаль, что нет зажигалки! Просто на всякий случай. Вроде бы если поджечь шкурку оборотня, он должен убежать… Или не должен?
Но никакого ворона на подоконнике уже не было. Девушка… Блондинка в длинном зеленом платье. Ни капли от холодной красоты Мэб — полная противоположность. Прелестное, нежное личико, теплые карие глаза…
И длинные загнутые когти на пальчиках изящных рук.
Бааван Ши!
Золотоволосая красавица, обращающаяся вороном… Копыта и когти. Когтями она рвет плоть, чтобы пить кровь соблазненного мужчины, потому что клыков у вампирши-фейри нет.
Спокойно, Беата! Кровь мужчин! Женщин она не пьет.
Я громко сглотнула, глядя, как одна из самых жутких фейри подходит к пастору со спины и обнимает его, укладывая на плечо подбородок.
— И тебе доброго утра, хозяйка светлой стороны, — певуче сказала вампирша. — Сейчас я согрею твой чай. Извини…
— Эм-м… мистер Коннелли? — позвала я явно соблазненного мужчину, который с умиленным лицом гладил волосы монстра. Или не монстра?.. — Вы уверены, что…
— Это Элайза, — представил пастор. — Она… Мы…
— Прости, что хотела испугать тебя, Беата. Кажется, не вышло…
Вампирша отлепилась от плеча священника. Повела рукой — и от моей чашки пошел парок.
— Ты — Бааван Ши из Яблоневого Сада? — уже не сомневаясь в ответе, спросила я.
— Да, светлая хозяйка. И я хочу просить тебя не призывать меня в стражи. Я все еще надеюсь, что Джиллиус согласится сделать меня человеком.
Я потрясла головой. Безумно хотелось проснуться. Пусть даже в Дублине!
— А зачем тебе быть человеком?
— Я люблю его, — просто ответила фейри. — И убиваю. Изо дня в день, из года в год я убиваю того, кого люблю. Такова моя сущность, Беата, и я хочу избавиться от нее.
— Лучше я умру сам, душа моя, — сообщил пастор. Прямо, я бы сказала, проворковал.
Ничего не понимаю. Хотя нет, одно понимаю точно: вот она, болезнь Джиллиуса Коннелли. Если из тебя годами пьют кровь, о здоровье мечтать не приходится. Вот только кровь она должна была выпить за один раз и всю. При первом же знакомстве. Но, видимо, влюбилась… Причем взаимно.
И этот человек считает меня ненормальной!
Версия о том, что пастор попросту околдован, однозначно не выдерживала никакой критики. Конечно, рядом с кареглазой фейри он глупо улыбался и постоянно к ней прикасался — то прядку волос уберет за ухо, то за руку возьмет, то приобнимет… Словом, производил впечатление смертельно влюбленного. Но вот пустого, стеклянного взгляда, как у прях Кэйра, у него и в помине не было.
И точно так же выглядела и вела себя Бааван Ши.
Я смотрела на них и думала, что мистера Коннелли, пожалуй, можно понять. Не вампирша, а ангелок — такую полюбить вовсе не сложно. А копыта она однозначно убирать умеет… Но кто бы объяснил, что этот сомнительный ангел нашел в откровенно некрасивом и явно занудном смертном?! Хотя… судя по чертам лица, в молодости пастор был очень даже ничего.
Яблочное варенье действительно оказалось удивительно вкусным. Просто волшебным. Варила его наверняка Элайза, и не стоило, конечно, даже пробовать…
— Так о чем вы хотели поговорить со мной, мисс? — спросил пастор, прекратив, наконец, суетиться вокруг стола, меня и своей возлюбленной. — Боюсь, что помочь вам я смогу разве что советом… Да и тут вам лучше обратиться к Элайзе.
Он одарил вампиршу светлой улыбкой, налил себе чаю и принял подобающее священнослужителю выражение лица: доброе, внимательное и заранее все прощаюшее.
— Называйте меня просто Беатой, — попросила я.
— Тогда и вы зовите меня Джиллиусом.
— Спасибо. Понимаете, я сегодня смотрела новости, и там…
Выслушав историю о несчастной, призванной Кейром девице, пастор вздохнул и развел руками.
— Ну что вам сказать, мисс… Простите, Беата! Здесь только один совет: закройте глаза на происходящее. Разве что послать анонимное письмо родителям бедной девушки. Написать, что она жива и здорова…
— А они прямо поверят, — скептически покивала я.
— Надежда лучше, чем ничего.
— Жива, здорова, — с тяжелым вдохом повторила я. — И вернется через пятилеточку - главное верить.
— Светлая хозяйка, с этой девушкой не случится ничего плохого, — подала голос Элайза. — Наоборот. Она покинет дом на холме с богатыми дарами. Поверь, Беата, лорд Плетущий не обижает своих прях.
— А что такое вообще пряха? — жадно спросила я. — Зачем они ему нужны и что они там делают?
Образы пауков в подвале не покидали моих мыслей, но какая-то часть сознания не могла поверить, что Кейворрейн превращает хорошеньких девчонок в таких вот страхолюдных чудищ.
— Как что? — удивилась фейри. — Прядут, конечно же.
Очевидное и невероятное!
— Что прядут? — уточнила я, подавив первый порыв раздражения.
— Нити.
Боги, если вы есть, дайте мне терпения!
— А зачем лорду нити?
— Как зачем? Только смертная девственница может свивать нити, которые пригодны для магии заключенного Плетущего. А он уже делает из нитей все, что захочет. Плетет нити мирозданья...
Ой…
— В смысле? Он создает миры?!
— Не совсем так, Беата. Он создает фрагменты… Трудно объяснить! Но сейчас, будучи заключенным в зазеркалье дома под холмом, лорд Кэйворрейн не может заниматься этим. Потому его ткани сейчас — всего лишь красивые игрушки. Лишь в ночь полнолуния ему позволено покидать свою тюрьму, но не дальше сада светлой стороны. И насколько я знаю, для серьезной работы Плетущего этого слишком мало…
Круто, конечно. Хотя и не особо понятно. И уж совсем непонятно, как такого ценного кадра можно класть на алтарь. Что будет с мирозданием? А если не класть на алтарь — то оно вообще рухнет, по словам королевы…
Я разрезала надвое очередную булочку и задумчиво принялась мазать ее вареньем.
— Оставьте все как есть, Беата, — сказал вдруг пастор. — Понимаю, что вы молоды и хотите сделать этот мир лучше…
Да-да, надеть доспехи и быстренько спасти! Тут хоть бы девственниц из подвала Кэйра вытащить, что уж там о мире говорить… Вот интересно, а уходят они от зазеркального гада тоже девственницами?
Между прочим, Элайза не соврала — девица, вылезшая из зеркала в коридоре, действительно была обвешана драгоценностями. Вот только вопрос, не превратятся ли они через пару дней в какие-нибудь сухие листочки? Хотя вряд ли. К таким вещам фейри относятся крайне серьезно — работа должна быть оплачена.
Джиллиус Коннелли тем временем продолжал нести очередную чушь о смирении. Нет, конечно, в чем-то он прав. Ни за что мне не добиться от своего узника, чтобы он отпустил девчонок. Тем более что королева ему явно разрешила. Вот только это все равно омерзительно!
