Против богов

09.08.2017, 16:23 Автор: Цыпленкова Юлия

Закрыть настройки

Показано 1 из 47 страниц

1 2 3 4 ... 46 47



       Часть первая. Глава 1


       
       (Приношу извинения за мешанину в первой части романа. Я переписываю первые главы, меняю в файле по мере готовности. Первая и вторая главы уже переписаны и залиты. Спасибо за понимание).
       
       Ночка темная над землею стелется да в окошки заглядывает, сны навевает. Уж и звезды по небу рассыпала, лунный блин испекла, да средь звезд и повесила: «Любуйтесь, люди добрые, как я умею». Только не до того людям-то, на постелях своих лежат, сны обещанные разглядывают. День в заботах прошел, вот и закрылись очи, заслужили отдых. На улице тишь стоит, аж комариный писк слыхать, да только не комар то пищит, то девки голосок слышится:
       - Ну, где же ты там, пропащая?
       - Иду-иду, - шипит вторая, в калитку ужом протискиваясь.
       А сама по сторонам, будто вор лихой, оглядывается, соглядатаев ищет. Только нет ведь побегу свидетелей, псы одни на девок таращатся, да лаять не спешат, признали, значится. Взялись подружки за руки да прочь из деревни поспешили. А там лес стоит за околицей, туда и нырнули проказницы. А по тьме-то шагать совсем уж боязно, вот и озираются, вздыхают.
       - Ой, и страшно мне, - шепчет та, что осторожней будет. – А ежели мать проснется, не сберечь мне кос тогда. Все повыдергает.
       - Авось, сама так бегала, - отмахнулась вторая, побойчее, стало быть, подруженька, - все девки, сказывают, бегают.
       - Унка, ты глянь, в лесу-то жуть такая, - причитает все первая. – А вдруг зверь какой, или гад ядовитый? Ой, и боязно мне, ой, и тревожно на душеньке-то.
       - Ну и дуреха ты, Эринка, - отмахнулась та, кого Ункой кличут, а сама шага и не убавила. – Зверье от Священной тропы в стороне держится. Заговоренная же.
       - А вдруг заговор ослаб? А вдруг…       
       - Ну и трусиха ты, подруженька! Неужто не любопытно судьбу свою узнать, да на суженного глянуть? А вдруг косой, да рябой, а ты уж и знаешь, сговору сбыться не дашь. Глядишь, кто получше-то и найдется.
       - О-ох, - вздохнула Эринка и за подружкой еще дальше полезла.
       А как забрались поглубже в лес, так и вовсе перепугались. Вроде тот лес, да чужим уже кажется. И ветер завыл сильней, и холодом повеяло, и тьма липким слизнем по коже поползла, еще больше страх нагоняя. А как вскрикнула где-то птица ночная, так девки и обмерли. Друг к дружке прижались, дрожат, с места сойти не смеют. А деревья-то древние листвой шумят, скрипят стволами, душу выматывают. Тут и бойкая Унка притихла, решимость свою растеряла:
       - Ой, жуть-то какая.       
       - Вернемся? – спросила Эринка, с надеждой на подружку глядя.
       - Очумела ты верно? – передернула Унка плечами, словно от страха отряхнулась. – Не для того из дома бежали, чтобы сейчас назад возвращаться. Если выпорют, так хоть за дело пострадаем. Идем, вот тебе сказ мой.
       - Да куда идти-то? Не видать ничего!       
       - У меня светынь-трава есть, у батьки своего стащила, - сказала подруга бойкая. – Сейчас и углядим дорожку-то.
       Стоит Эринка, шелохнуться не смеет, только ойкнула, как подруга руку ее выпустила. Вцепилась Унке в плечи, та и взвизгнула, слово бранное сказала, сама над ним и похихикала, а после уж строго велела:
       - Не щекочи. Чуть пучок не выронила.
       - Боязно, - жалуется Эринка, за Унку цепляясь, а та ворчит:
       - Погоди ты, малахольная, а то слова все нужные позабуду, - а потом и зашептала заговор, что от батьки своего слышала:
              
       Ты зажгись трава,
       вспыхни, как заря,
       путь нам освети,        
       тьму и мрак сгони.
              
       А как засветился пучок, так и страх у девок отступил. Стоят, с любопытством озираются, за сиянием светынь-травы взглядом следуют. Вот и корни приметны стали, что под ноги подругам готовы кинуться, и кусты смоляники-ягоды, цветами по весне покрытые. А там взоры и до пня трухлявого добрались. Стоит пень на рожу поганую похожий. И глаза у него есть, пустотой черной зияют, и нос сучком обломанным тянется, и мох, как зеленые волосья, макушку прикрыл. И забавный вроде пень, да только охнула Унка, затрясла подругу. Пальцем указывает, а сама шипит сдавленно:
       - Эринка, а глазюки-то у пня светятся!
       - Где? – охнула трусиха, а сама жмурится, не увидеть бы только. Да только не дала ей подружка спрятаться, опять затрясла, пока Эринка глаза не открыла:
       - Да вон, окаянный, подмигивает!
       - Ох, ты ж, Арида-заступница, - задохнулась Эринка, на огонек в одной трухлявой глазнице глядючи. То зажжется он, то погаснет, будто и впрямь пень подмигивает. – Никак Темный Дух по души наши пожаловал?
       - Ма, - только и пискнула Унка, с места сорвалась и прочь от пня бросилась, подруге на ходу выкрикнув: - Бежим, Эринка!
       - Что ж ты имя-то мое ему подсказала?! – в ужасе та вопросила и с визгом помчалась следом.
       Бегут девки, бегут, не оглядываются, дороги не выбирают. Впереди Унка пятками сверкает, а за ней Эринка, со светынь-травы взора не сводит, куда огонек белый, туда и она поворачивает. Ветки девок за подолы цепляют, по лицам хлещут, да только в страхе до веток ли? Ну и пусть морда расцарапана, зато живы. А лес-то звуками полнится, жути нагоняет. То топот за спиной чудится, то шорох листвы прошлогодней, опавшей, а то и вовсе кажется, что руки к плечам тянутся, схватить норовят. И хочется обернуться, а решимости-то не хватает. Не так страх велик, как о нем думается, а надумалось уж столько, что страх в исполина оборотился.
       Хлестнула Эринку по ногам ветка, а ей уж мерещится, будто поймают сейчас. Вот и подпрыгнула высоко, а как вновь на землю встала, так нога и подвернулась. Завалилась девка, по траве покатилась, завизжала, что мочи было:
       - Унка! Унка! Погоди меня, Унка! Коли жрать меня будут, я тебя прокляну, да где живешь выдам. Пусть тебя чудь ночная под окнами дожидается, воем страшным пугает! Унка, чтоб Темных Дух тебя забра-ал! – завыла Эринка похлеще чуди ночной, Унка и остановилась.
       Стоит, обернуться опасается, только дышит тяжко. Выдохнула, решила и назад оборотилась, взглядом подругу отыскивая. Колыхнулось сияние светынь-травы да к Эринке поплыло.
       - И чего орешь, оглашенная? – вопросила Унка сурово, да только сама едва дышит, набегалась. – Нет же ничего.
       - За ногу меня схватили, - жалуется Эринка, дыхание переводит.
       - Да сама погляди, нет никого. Вот же… ой, - замолчала вдруг Унка, осторожно выдохнула и, на подругу не глядючи, прошла мимо.
       Вцепилась Эринка в ее подол:
       - Унка, ты куда? Зачем ты…
       - Отстань, - отмахнулась та, выдернула из руки дрожащей подол свой и еще осторожный шаг сделала. Постояла и к дереву подошла, на которое смотрела. Подняла пучок светынь-травы, к стволу пригляделась, да вдруг и хмыкнула. После еще разок, а там уж и в полный голос рассмеялась.
       - Никак тронулась, - шепчет Эринка, а потом от догадки своей ладонью рот и прикрыла. – Ой-й…
       - Дура ты, Эринка, не тронулась я, - отвечает ей Уна, а сама уже не от страха, а от смеха трясется. – И я дура! Ты глянь, от чего бежали, глянь, не бойся, - за живот схватилась да на землю, хохоча, повалилась: - Ой, не могу, ой, и глупые, ой, и дурны-ые…
       Эринка головой покачала, о разуме подруги сокрушаясь, а всё ж поглядела, куда подругин перст указывал. А там светилось что-то, точно как глаз у пня. Затаила дыхание Эринка, в пятнышко светящееся вглядываясь, а оно еще выше поднялось и замерло. Встала девка трусливая на ноги, подкралась осторожно и застыла на месте. Она-то застыла, а пятно опять сдвинулось. Ойкнула Эринка, вгляделась и поняла вдруг:
       - Светляк, - произнесла почти шепотом, а там уж и погромче осмелилась: - Светляк? А в пне…
       - Да там такой же ползал! – воскликнула Уна. – Там же сыро, а светляки сырость любят. Ой, дурны-ы-ые, - хохочет девка, аж, подвывать начала, кулаками по земле бьет, остановиться не может. – А как… как драп… драпали-то, а-а-а…
       - Да ну тебя, - отмахнулась сердито Эринка, да только вдруг и представила, как они от козявки малой по лесу улепетывали, так сама и повалилась на траву, от хохота сотрясаясь. И вправду дурные, вот ведь страх глаза застит!
       Насмеялись всласть подруги, друг напротив друга сидя, слезы утирают да хмыкают. А как веселье на нет сошло, так и притихли, задумались. Взгрустнулось тут Эринке, о постели своей вспомнила. Вот бы сейчас на подушке лежать да сны глядеть добрые, а они, ишь чего, по лесу шастают, от тени каждой вздрагивают. Так бы и страдала себе девка дальше, да подруге ее сидеть сиднем не хочется, не для того из дома в ночь сбежала, тут дела поинтересней найдутся.
       - Надо идти, - говорит Унка. – Трава вечно светить не будет, а до озера еще, что до неба, идти устанешь. Даже до тропы заветной не дошли.
       - А где тропа-то? – растревожилась Эринка. – Заблудились?
       - Найдем, - отвечает подруга уверенно, да на ноги первой и поднялась.
       - Как во тьме-то найдем? Не понять же сейчас ничего.
       - Я у батьки указайку стащила, живо выйдем, куда надо.
       - Чего еще стащила? – нахмурилась Эринка, неприятности тем самым местом чуя, с которого встала только.
       - Да так… по мелочи, - отмахнулась подружка смелая.
       - Узнает, выдерет.       
       - Обязательно, - кивает Унка уверенно. – Только за дело не так обидно-то. За дело и пострадать можно. Только б вышло всё.
       Вздохнула тяжко Эринка, на подругу глядючи. И ведь сколько девок в деревне их повыросло, а ей с Ункой-пронырой сдружиться угораздило. На выдумки Унка спорая, на шалости бойкая, как чего выдумает, хоть стой, а хоть и падай. Она-то придумает, а дерут обеих. Только ведь с другими девками со скуками помрешь, а с любимой подружкой не до скуки вовсе. И весело с ней, и любопытно до жути, и больно опосля, когда про шалость родители проведают. Да только Эринка всё одно за Ункой, как ниточка послушная, за иголкой острой. Куда иголочка ткнет, туда ниточка и потянется. И сейчас, вон, Унка придумала, а Эринка отставать и не думает. И верно подружка говорит отчаянная – за дело-то и пострадать можно, особенно, когда дельце удачей обернется. Вот и шмыгнула Эринка носом воинственно, кулаки сжала и головой решительно тряхнула. Веди, мол, подруженька, с тобой я.
       Вытащила из кармана тайного Унка палочку, а на ней стрелочка тонкая. Потянулась Эринка, через плечо подруги заглянула, да знак нацарапанный на палочке и приметила.
       - Руна то путеводная, - говорит Унка значительно, а сама для пущей важности палец кверху тянет.
       - Ага, - кивает Эринка согласно, а сама про себя повторила: «Путеводная руна».
       Вот уж слова-то затейливые! По нраву Эринке они пришлись, сразу и запомнила. Покосилась на нее Унка да хмыкнула насмешливо, ей-то и не такое слыхать довелось, чай, отец не абы кто, а сыскарь всем известный. Что хочешь найдет, струменты помогут. Вот и зашептала девка, что от батьки слыхала:
       - Укажи стрела путь-дорогу к заговоренной тропе к Потаенному озеру. Не петлями води, не в болото тяни, верный путь укажи.
       Ожила вдруг стрелочка, из железа сделанная да к палке с руной прикрепленная. Дернулась, закружилась, будто пес, след потерявший. А как дорогу-то сыскала, так и замерла, девкам подсказку дав. И сколько Унка ее не трогала, не шелохнулась, будто и не крутилась она флюгером.
       - Крепко встала, - кивнула дочь сыскаря, собой довольная. – Туда нам.
       - А коли ошиблась она? – засомневалась Эринка, да только Унка ее не послушала.
       - У батьки все струменты проверены. Он с этой указайкой уже сто дорог исходил.
       - А вдруг испортилась? Вдруг ослабла?
       - Нет, такое не слабнет, - уверенно ответила подруга.
       - А коли чары Темных Дух навел?
       - Всегда ты так, - осерчала Унка. – Споришь-споришь, а я всё одно правая остаюсь. Идем и весь сказ.
       - Ох, и боязно…       
       - Вот и бойся, только зубами стучи потише, а то приманишь еще страх какой.
       - О-ох…
       - Да что ты, Эринка, как чудь болотная стонешь? Потом со смехом вспоминать будем, сама над собой нахохочешься.
       Так и пошли подруги, одна впереди, вторая позади, да в плечо первой вцепившись. Куда стрелочка укажет, туда и поворачивают. Светынь-трава        сияние, словно солнце сияет, тени лесные разгоняет. А там уж и лес поменялся. Деревья-то старые, что кроной небо закрывали, порослью помоложе сменились, а там и вовсе лес поредел, да на луг их стрелка и вывела.
       - Ох, и красотища-а, - тянет Унка с восторгом. – Ты глянь только, Эринка.
       - Да-а-а...
       Глядят, а будто кто небо по земле выстелил, да звезды ясные поверх рассыпал .
       - Вот они какие, мотыльки-ночевники… - шепчет Унка.
       - Даже пугать жалко, - сокрушенно вздохнула Эринка.
       А всё ж эти дальше-то надо. Вот и вышли девки из-за деревьев, луг светынь-травой осветив. Вспугнули подружки ночевников, вспорхнули они с травы, да так облаком в воздух и поднялись. А крылья-то, словно белым огнем горят, так и слепят сиянием, аж рукой прикрыться хочется. Застыли девки, на красоту такую наглядеться не могут, да только очнулась Унка и Эринку за собой потянула.
       - Ну чего рот раззявила? Туда нам надо, вон, и стрелка повернула. Рядом уже, кажись.
       - Ага, сказывали, что луг недалече от озера, - кивает Эринка, а сама всё на мотыльков любуется.
       А дальше и на тропу заговоренную вышли, тут уж страх и вовсе отступил. Ни следа зверя дикого, не сапога людишек лихих на той тропе не оставлено. Нет им хода, на то и заговор, чтобы добрые люди легко пройти могли, без опаски да погибели. Вот и идут себе подружки, по сторонам не озираются. Унка первой вслух размечталась:
       - А как покажут нам женихов, да не мужиков простых, а купцов богатых? Будем мы, как знать какая, при нарядах да забавах веселых. Ни тебе скотины, ни птицы крикливой. Сласть за щеку засунешь и сиди сиднем, мужа из лавки дожидайся. И прислужники у них есть, и на ярмарки завсегда ходят. Это батька везет, ежели только провинности нет, а муж-то жену баловать станет, свезет обязательно. Высокородных нам ненадобно, такие и жениться на мужичках не станут, а вот купцы да торговцы, те запросто замуж позовут. И пороть уж никто не станет.
       Сказала, а сам зад украдкой потерла. За шалости-то ни раз страдать приходилось. И еще страдать придется, коли про озеро родители прознают, а уж за то, что ночью одни шастали, так и вовсе дома запрут, какие уж тут ярмарки? Тут сидеть хотя бы смочь, да чтоб косы не поредели. Девки-то проказливы больно. Вот и получают, то в хвост, то в гриву. И вроде бы замуж давно пора, а только кому такие шебутные надобны?
       И лицом подруги пригожи, и статью хороши, да только как отчудят чего, так женихи и разбегаются, тех что посерьезней зовут. А родители-то ругаются, на чем свет дочек бранят.
       - Кому ж вас сплавишь, ошалелые? Ежели только из-за гор высоких за вами придут, да кто им про вас беспутных поведает? Нашим вы такие без надобности. Так и будете век вековать, да дурью маяться.
       А девки-то и не в обиде за слова горькие, про себя всё знают. Вот и к озеру Потаенному пошли, чтоб про судьбу свою узнать. Духи-то врать не будут, зря не наговорят, им доверия больше будет.
       - Да, купец – хорошо, - кивает Эринка.
       - Будем о таких думать, авось, и сложится, - решила подруга ее бойкая, девка спорить не стала, согласно головой закивала.
       Вот уж и туман белесый клубами рваными им навстречу выступил, встречает гостей непрошенных. Притихли девки, за руки схватились, да так на берег и вышли, ни словечка не сказавши. Встали, как два столба, что делать дальше не знают. Стоят, оглядываются, руки расцепить не спешат.
       - Разойтись нам надобно, - шепчет Унка.
       - Боязно, - говорит Эринка, а сама плечами зябка повела, а ладонь подругину ладонь не выпустила.
       

Показано 1 из 47 страниц

1 2 3 4 ... 46 47