Ваша жизнь – это дар,
А за дар невозможна расплата.
Лора Бочарова
В такие вечера, как этот, дурные и сумрачные, боль становилась невыносима, ее не могли заглушить снадобья, приготовляемые придворным аптекарем, и древнее вино из подвалов. Тогда Гильом велел седлать коня и ехал в Вансу. Здесь власть его была минимальна, еще отец его дал городу огромные вольности, но таверны и бордели открыли щедрому покровителю бессрочный кредит. Протрезвев, герцог де Ром посылал, пристыженный, пару бочек отменного вина или дюжину отрезов лучшего шелка в качестве извинения за разрушения. Его буйный нрав был хорошо известен в Вансе, но тем же буйством отличались и многие сходившие на берег матросы, а они за разрушения не платили.
Сегодня Гильом выбрал «Пьяную Мышь», заведение во всех смыслах дешевое. Однако, здесь часто можно было увидеть красивых женщин, торгующих собой за несколько золотых. Что немаловажно, все они были здоровы: хозяин, Толстый Луис, особо следил за этим и без жалости выгонял тех из потаскух, у кого были хоть малейшие признаки дурной болезни.
Одна такая девица как раз прошла мимо Гильома, держа в руке оловянный кубок. Как она хороша, Гильом разглядел даже сквозь наплывы боли. Она была не слишком высокая, но статная, а темно-красное платье облегало плотно великолепную фигуру. Гильома невероятно привлекали брюнетки, возможно оттого, что и его жена, и Алисия были, по последней иллорийской моде, блондинками. Гильому всегда нравились те, кто идет против моды.
Поймав женщину за тонкую, гладкую руку, он спросил:
- Сколько… за ночь?
Слова давались ему с трудом, а боль все сильнее – обручем – сдавливала голову, подбираясь к горлу.
Женщина посмотрела на него сверху вниз.
- Пятнадцать золотых.
Это было значительно больше, чем имела наглость требовать любая шлюха в этом городе. Но женщина уже села за его стол, а ее рука принялась перебирать волосы Гильома. Он был готов поклясться, что боль отступает понемногу. Еще минута, и Гильом начал бы ластиться к этой руке, как шелудивая псина, истосковавшаяся по ласке. Гильом поймал женщину за запястье.
- Как тебя зовут?
- Маргарет, - ответила женщина.
Гильом коснулся ее гладкой щеки, провел по полной, сочной нижней губе, по красиво очерченному подбородку, по шее, по груди, туго стиснутой корсажем. Нужно было расшнуровать платье, чтобы пробраться ниже, к соскам. Гильому всегда нравилась женская грудь.
- Пойдем наверх.
Он все еще считал, что женщина запросила слишком много, но об этом можно подумать и потом. Если женщина окажется в своем деле хороша, можно будет ей подарить колечко или сережки.
Едва они поднялись в одну из особых комнат, который Луис держал для богатых, придирчивых гостей, Гильом припал губами к шее женщины. От нее пахло травами. Руки ее вновь оказались в волосах Гильома, перебирая и путая их. Он не любил этого.
- Не нужно!
Руки вновь коснулись его висков, огладили край повязки, надежно скрывающей его уродство. Гильом разозлился, и хотел оттолкнуть женщину, но вдруг почувствовал, как глаза его закрываются, голова неумолимо тяжелеет. Последним, что он почувствовал, был вкус крови на губах. Связываться с этой женщиной было наихудшей его затеей.
* * *
Когда Гильом очнулся, утро было в самом разгаре. Колокол ратуши, слышимый во всей Вансе, пробил одиннадцать ударов. Гильом медленно сел. Боли не было. Он привык к ней, засыпал с ней и с ней же просыпался последние четыре года. Боль была самой верной его любовницей. А сегодня он вдруг ощутил свободу от нее.
Гильом поднялся куда легче, чем делал это обычно, и подошел к окну. Был чудесный солнечный день, и впервые ничто не раздражало его. Гильом смахнул с губ засохшую кровь и начал приводить свою одежду в порядок. Он был почти полностью одет, только кафтан лежал на столе, а поверх него аккуратно сложенный шейный платок. Из кармана пропало ровно пятнадцать золотых.
Гильом спустился вниз в общую залу. Толстяк Луи, увидев его, занервничал. Впервые, пожалуй, люди нервничали из-за того, что он ничего не натворил. Гильом бросил на прилавок серебряную полушку и потребовал кофе.
- Эта женщина… Маргарет, кто она такая?
Толстяк побледнел.
- Не могу знать, ваша светлость. В городе столько народу ошивается.
Гильом кивнул.
- Поговаривают, она из Антрии, - осмелел Толстяк. – Подалась на заработки.
- Где ее искать?
- Не могу знать, ваша светлость, - промямлил Луис, и все его подбородки мелко затряслись. – Я…
Гильом не стал выслушивать его оправдания, бросил на стол еще одну монету и вышел.
Он не сомневался, что причина его отменного самочувствия крылась в этой женщине. Несомненно, она была ведьмой.
Колдунов в Роме было немного. Когда-то их изгнал за пределы герцогства отец Гильома, обозленный тем, что его первенец родился с колдовской кровью. Долгие годы Ром обходился без них, но Гильом всегда ясно понимал, если Ром хочет на равных соперничать с Восточной Иллорией, Антрией, Иссумом, нужны колдуны. Только так можно вырастить лучший виноград. Гильом потратил немалые силы, чтобы привлечь к себе на службу Погодников и Исправителей, но маги все еще сторонились герцогства. А тех, что приехали, Гильом предпочел бы и вовсе не видеть.
Один из таких, мэтр Атрамис, распекал при огромной толпе зевак своего щуплого ученика.
- Грязь! Сплошная грязь! И куда ты собрался отправить господина д’Эстарсона с такими линиями?!
Ученик, шатающийся на легком сквозняке от слабости, покорно смотрел в землю.
- Почему бы вам самому не сделать что-то, господин Атрамис, пока в пареньке осталась хоть капля крови?
Гильом обернулся на голос.
В этой женщине, должно быть, совсем не было стыдливости, ведьме она ни к чему. Сейчас платье на ней было светло желтое, так же подчеркивающее аппетитную фигуру. Темные волосы женщина скрыла под длинным газовым шарфом. Сейчас, при дневном свете Гильом видел, что она очень красива и безо всяких ухищрений, к которым прибегают обычно женщины. У нее была смуглая кожа, нежная и гладкая, насколько Гильом запомнил, и пунцовые губы, легко складывающиеся в саркастическую усмешку. Было бы весьма занятно сделать ее своей любовницей.
- Маргарита Моавиль! – пророкотал Атрамис. – Ступай своей дорогой! Здесь обойдутся без твоих советов!
- Значит, Маргарита Моавиль? – Гильом прошел сквозь почтительно расступающуюся толпу.
Атрамис склонился в низком поклоне и чуть ли не пополам согнул своего ученика.
- Она самая, ваша светлость. Проклятая шарлатанка! Вмешивается непрестанно в дела, в который, милорд, ничего не смыслит.
Женщина фыркнула.
- Кровь есть кровь. Что за разница, куда ее лить?
Изобразить реверанс она так и не потрудилась.
- Следуй за мной, - велел Гильом женщине.
Та пошла за ним, но так, словно делала одолжение, а когда они отошли на некоторое расстояние от толпы, достала из корсажа десять золотых.
- Возьмите. Пятнадцать я беру за исцеление, а к вам боль еще вернется.
- Почему? – опешил Гильом.
- Наверное, потому что вы этого хотите.
- Я хочу, чтобы ты служила у меня.
Обычно после этих слов люди испытывали смешанные чувства. Его нрав доставлял слугам и приближенным немало проблем. Но никто не мог бы сказать, что Гильом Ринальдо де Ром плохо платит. Люди колебались некоторое время, а потом соглашались.
Маргарита Моавиль фыркнула.
- Нет, ваша светлость, благодарю вас. Не в моих правилах поступать на службу, тем более – к мужчине.
- Я щедро заплачу, - сказал Гильом, подходя ближе.
- И щедро спросите, - кивнула Маргарите.
- Тридцать золотых в день? Пятьдесят? Сто?
- Выпишите целителя из Суареза, - посоветовала Маргарите. – Он вам обойдется дешевле.
Гильому редко отказывали. И никогда – женщины. Даже самые упрямые и добродетельные в конце концов уступали ему и делали так, как он хочет. А тут речь шла даже не о постели, о службе, и вполне достойной и хорошо оплаченной. Гильом подошел вплотную и взял женщину за подбородок. Он злился, закипал все сильнее, а злость =- не лучший помощник, если нужно договориться с женщиной. И боль вернулась. Сперва она собралась возле поврежденного виска, но потом потекла, железным обручем охватывая голову.
- Тише, тише, - прохладные пальцы коснулись его висков. – Вы только делаете хуже. Пятьдесят тысяч.
От подобной наглости даже голова прошла. Гильом оттолкнул руки женщины.
- Что?!
- И если вы, или кто-то из ваших слуг, начнете распускать руки, я уйду, - предупредила ведьма.
- Пятьдесят тысяч, это слишком много, - сказал Гильом, пораженный наглостью ведьмы.
- Ничуть. Это независимость. Но если вам это кажется чрезмерным, выделите мне надл земли, и на сем сойдемся.
Гильом оглядел ее с головы до ног. Ведьма глядела спокойно и прямо. Наглости ей было не занимать. Надел земли в процветающем герцогстве какой-то… какой-то…
Гильом посмотрел в спокойные темные глаза женщины, и злость медленно схлынула, оставляя привычную пустоту. Он устало привалился к стене дома.
- Хорошо. Ты получишь то, что просишь, если лечение даст результат. Если же его не будет, ты останешься ни с чем.
- Само собой, ваша светлость, - кивнула ведьма.
* * *
Экипаж, везущий их в Донансе, резиденцию герцогов Ром, отличался особой пышностью. Несмотря на дурное самочувствие и скверный характер герцога Гильома, само герцогство процветало, как делало вот уже несколько поколений. Вина, изготовленные здесь, были известны даже в Ансуре, жители которого строго следовали религиозным предписаниям и пили не чаще раза в год.
Гильом де Ром сидел напротив, скрестив руки на груди и повернув голову так, чтобы Маргарите не видна была повязка, скрывающая поврежденный глаз. Это маленькое уродство, должно быть, сильно расстраивало такого тщеславного человека, как герцог. На вкус Маргариты, он и со шрамом был весьма привлекателен.
Его терзала боль, и временами это должно было делать герцога совершенно невыносимым. Впрочем, по мнению Маргариты, таково было большинство людей.
- Как часто вас мучают эти боли? – спросила она.
- Достаточно, - пробормотал герцог.
- А поточнее? Почти постоянно, верно? И как давно? – герцог промолчал. – Вы не поможете ни себе, ни мне, если будете там делать. Я ваш врач, и мне нужны подробности.
Герцог вновь окинул ее взглядом, который всегда раздражал Маргариту: оценивающим. Словно выбирал, с какого конца начинать ее есть. Зато теперь он смотрел прямо, и Маргарита могла разглядеть его лицо. Красивый мужчина. И очень злой.
- Четыре года. С того самого дня, как я потерял глаз.
- Снимите повязку.
Герцог, казалось, даже не услышал ее. Тогда Маргарита протянула руку и дернула кожаный ремешок. Повязка упала ей в руку. Маргарита, легко касаясь пальцами, изучила поврежденный глаз и покрытый шрамами висок. Граф тем временем не сводил единственного глаза с ее груди. Маргарита отстранилась.
- Вы принимаете какое-то лекарство?
- Опиум. Чтобы заснуть, - неохотно ответил герцог.
- Опиум вреден, как теперь говорят все медики, - Маргарита откинулась на спинку сиденья. – Я могу вас вылечить. Если, конечно, вы будете меня слушаться.
Впрочем, Маргарита была уверена, что Гильом де Ром не слушает никого.
Остаток пути они проделали молча, и вот, впереди показался величественный замок Донансе, выстроенный из местного розового песчаника еще при пра-прадеде нынешнего герцога. Изящные ворота были распахнуты, и слуги выстроились в две шеренги, чтобы поприветствовать своего господина. Сойдя с кареты, герцог подал Маргарите руку. Тело его было лихорадочно горячим. Кивнув безразлично на все приветствия, герцог жестом подозвал управляющего.
- Овил, это Маргарита, целительница. Проследи, чтобы ее хорошо устроили. Я буду в кабинете.
Маргарита посмотрела на слуг, потом на сумку в своих руках. Едва ли кто-то собирался помогать ей. Управляющий недовольно фыркнул.
- идите за мной.
Маргарита с трудом нагнала его.
- Вам не нравится, что я ведьма? – спросила она напрямик.
- От вас одни неприятности, - проворчал управляющий. – Проку чуть, только набегает толпа женщин, подобных вам, надеясь на подачки и разоряя погреба.
- Вы меня с кем-то спутали, - фыркнула Маргарита. – кто я по-вашему? Любовница его светлости? Я, как он и сказал, целительница, которую он нанял.
- Это ненадолго, - мрачно предрек управляющий. – Все женщины уступают его светлости, рано или поздно.
Маргарита не выдержала и расхохоталась, спугнув стаю воробьев, склевывающих крошки с земли. Она не сомневалась, что женщине трудно устоять перед привлекательностью и обаянием графа, особенно после слов «Сколько за ночь?». Титулы всегда вершат чудеса, вот уж главные волшебники.
- Хотите пари? – предложила Маргарита. – Обожаю пари. Если я окажусь в постели его светлости в течении… полугода (всегда говорю, глупо зарекаться), то, проиграв, я зачарую подвалы так, что они больше не пострадают от нашествия хоть крыс, хоть герцогских любовниц. Но если выиграю я… вы извинитесь.
- Ваша комната, сударыня, - невозмутимо сказал управляющий.
Маргарита оглядела простую, довольно мрачную комнату: деревянные панели на стенах, два окна, закрытые ставнями, кровать с простым соломенным матрасом, стол и сундук для одежды. Никакого шкафа, конечно. Но и ничего такого, что нельзя было бы исправить букетом цветов.
- Значит, по рукам?
Управляющий фыркнул и вышел.
- Значит, по рукам, - кивнула Маргарита, бросила сумку на матрас и распахнула ставни.
Окна выходили на шумный хозяйственный двор, где кипела жизнь. Маргарита лишний раз с удовольствием убедилась, что ни недуг, ни дурное настроение герцога не наносили ущерба его владениям. Однако, слишком уж шумно. Маргарита родилась и выросла в нищете и шуме, и не собиралась терпеть это всю жизнь. Уколов палец, она провела по рамам. Воздух в оконном проеме задрожал, сразу же стало тихо и запахло грозой. Маргарита улыбнулась. Ей, уроженке пустыни, всегда нравился этот запах.
- Я принесла простыни.
Маргарита обернулась к молоденькой горничной.
- Положите на постель, - открыв сумку, Маргарита вытащила два своих платья. Хотела бы она, чтобы их было вдесятеро больше. Маргарита любила красивые платья. Что ж, если дела тут пойдут на лад, так и будет. – У вас найдется одежная щетка?
Горничная посмотрела на Маргариту так, словно она потребовала завтрак в постель.
- Его светлость велел вам прийти. Я провожу.
- Мне нужно переодеться, - спокойно сказала Маргарита. – Я сама найду дорогу.
Горничная фыркнув – что у всех тут за манеры? – вышла. Маргарита изучила платья. Желтое хорошо для дороги, красное – для вечера (облегчает поиск работы). Значит, голубое. Сколов волосы на затылке в мягкий пучок, она вышла. Для Маргариты в самом деле не составляло труда найти кабинет хозяина. Спуститься на два этажа, пройти в соседнюю часть этого огромного здания. Миновать небольшую открытую галерею, потом длинный коридор. Четвертая дверь слева. Маргарита постучалась и дождалась невнятного ответа.
В комнате было темно и душно из-за задернутых штор. Они отсекали и воздух, и солнечный свет, словом, все то, в чем граф так нуждался. От камина исходил томительный жар. Герцог де Ром полулежал в кресле за столом, лоб его покрывала испарина.
Должно быть, что-то в самом замке усугубляло его болезнь. Впрочем, и сама Маргарита заболела бы в такой темноте и духоте.
А за дар невозможна расплата.
Лора Бочарова
В такие вечера, как этот, дурные и сумрачные, боль становилась невыносима, ее не могли заглушить снадобья, приготовляемые придворным аптекарем, и древнее вино из подвалов. Тогда Гильом велел седлать коня и ехал в Вансу. Здесь власть его была минимальна, еще отец его дал городу огромные вольности, но таверны и бордели открыли щедрому покровителю бессрочный кредит. Протрезвев, герцог де Ром посылал, пристыженный, пару бочек отменного вина или дюжину отрезов лучшего шелка в качестве извинения за разрушения. Его буйный нрав был хорошо известен в Вансе, но тем же буйством отличались и многие сходившие на берег матросы, а они за разрушения не платили.
Сегодня Гильом выбрал «Пьяную Мышь», заведение во всех смыслах дешевое. Однако, здесь часто можно было увидеть красивых женщин, торгующих собой за несколько золотых. Что немаловажно, все они были здоровы: хозяин, Толстый Луис, особо следил за этим и без жалости выгонял тех из потаскух, у кого были хоть малейшие признаки дурной болезни.
Одна такая девица как раз прошла мимо Гильома, держа в руке оловянный кубок. Как она хороша, Гильом разглядел даже сквозь наплывы боли. Она была не слишком высокая, но статная, а темно-красное платье облегало плотно великолепную фигуру. Гильома невероятно привлекали брюнетки, возможно оттого, что и его жена, и Алисия были, по последней иллорийской моде, блондинками. Гильому всегда нравились те, кто идет против моды.
Поймав женщину за тонкую, гладкую руку, он спросил:
- Сколько… за ночь?
Слова давались ему с трудом, а боль все сильнее – обручем – сдавливала голову, подбираясь к горлу.
Женщина посмотрела на него сверху вниз.
- Пятнадцать золотых.
Это было значительно больше, чем имела наглость требовать любая шлюха в этом городе. Но женщина уже села за его стол, а ее рука принялась перебирать волосы Гильома. Он был готов поклясться, что боль отступает понемногу. Еще минута, и Гильом начал бы ластиться к этой руке, как шелудивая псина, истосковавшаяся по ласке. Гильом поймал женщину за запястье.
- Как тебя зовут?
- Маргарет, - ответила женщина.
Гильом коснулся ее гладкой щеки, провел по полной, сочной нижней губе, по красиво очерченному подбородку, по шее, по груди, туго стиснутой корсажем. Нужно было расшнуровать платье, чтобы пробраться ниже, к соскам. Гильому всегда нравилась женская грудь.
- Пойдем наверх.
Он все еще считал, что женщина запросила слишком много, но об этом можно подумать и потом. Если женщина окажется в своем деле хороша, можно будет ей подарить колечко или сережки.
Едва они поднялись в одну из особых комнат, который Луис держал для богатых, придирчивых гостей, Гильом припал губами к шее женщины. От нее пахло травами. Руки ее вновь оказались в волосах Гильома, перебирая и путая их. Он не любил этого.
- Не нужно!
Руки вновь коснулись его висков, огладили край повязки, надежно скрывающей его уродство. Гильом разозлился, и хотел оттолкнуть женщину, но вдруг почувствовал, как глаза его закрываются, голова неумолимо тяжелеет. Последним, что он почувствовал, был вкус крови на губах. Связываться с этой женщиной было наихудшей его затеей.
* * *
Когда Гильом очнулся, утро было в самом разгаре. Колокол ратуши, слышимый во всей Вансе, пробил одиннадцать ударов. Гильом медленно сел. Боли не было. Он привык к ней, засыпал с ней и с ней же просыпался последние четыре года. Боль была самой верной его любовницей. А сегодня он вдруг ощутил свободу от нее.
Гильом поднялся куда легче, чем делал это обычно, и подошел к окну. Был чудесный солнечный день, и впервые ничто не раздражало его. Гильом смахнул с губ засохшую кровь и начал приводить свою одежду в порядок. Он был почти полностью одет, только кафтан лежал на столе, а поверх него аккуратно сложенный шейный платок. Из кармана пропало ровно пятнадцать золотых.
Гильом спустился вниз в общую залу. Толстяк Луи, увидев его, занервничал. Впервые, пожалуй, люди нервничали из-за того, что он ничего не натворил. Гильом бросил на прилавок серебряную полушку и потребовал кофе.
- Эта женщина… Маргарет, кто она такая?
Толстяк побледнел.
- Не могу знать, ваша светлость. В городе столько народу ошивается.
Гильом кивнул.
- Поговаривают, она из Антрии, - осмелел Толстяк. – Подалась на заработки.
- Где ее искать?
- Не могу знать, ваша светлость, - промямлил Луис, и все его подбородки мелко затряслись. – Я…
Гильом не стал выслушивать его оправдания, бросил на стол еще одну монету и вышел.
Он не сомневался, что причина его отменного самочувствия крылась в этой женщине. Несомненно, она была ведьмой.
Колдунов в Роме было немного. Когда-то их изгнал за пределы герцогства отец Гильома, обозленный тем, что его первенец родился с колдовской кровью. Долгие годы Ром обходился без них, но Гильом всегда ясно понимал, если Ром хочет на равных соперничать с Восточной Иллорией, Антрией, Иссумом, нужны колдуны. Только так можно вырастить лучший виноград. Гильом потратил немалые силы, чтобы привлечь к себе на службу Погодников и Исправителей, но маги все еще сторонились герцогства. А тех, что приехали, Гильом предпочел бы и вовсе не видеть.
Один из таких, мэтр Атрамис, распекал при огромной толпе зевак своего щуплого ученика.
- Грязь! Сплошная грязь! И куда ты собрался отправить господина д’Эстарсона с такими линиями?!
Ученик, шатающийся на легком сквозняке от слабости, покорно смотрел в землю.
- Почему бы вам самому не сделать что-то, господин Атрамис, пока в пареньке осталась хоть капля крови?
Гильом обернулся на голос.
В этой женщине, должно быть, совсем не было стыдливости, ведьме она ни к чему. Сейчас платье на ней было светло желтое, так же подчеркивающее аппетитную фигуру. Темные волосы женщина скрыла под длинным газовым шарфом. Сейчас, при дневном свете Гильом видел, что она очень красива и безо всяких ухищрений, к которым прибегают обычно женщины. У нее была смуглая кожа, нежная и гладкая, насколько Гильом запомнил, и пунцовые губы, легко складывающиеся в саркастическую усмешку. Было бы весьма занятно сделать ее своей любовницей.
- Маргарита Моавиль! – пророкотал Атрамис. – Ступай своей дорогой! Здесь обойдутся без твоих советов!
- Значит, Маргарита Моавиль? – Гильом прошел сквозь почтительно расступающуюся толпу.
Атрамис склонился в низком поклоне и чуть ли не пополам согнул своего ученика.
- Она самая, ваша светлость. Проклятая шарлатанка! Вмешивается непрестанно в дела, в который, милорд, ничего не смыслит.
Женщина фыркнула.
- Кровь есть кровь. Что за разница, куда ее лить?
Изобразить реверанс она так и не потрудилась.
- Следуй за мной, - велел Гильом женщине.
Та пошла за ним, но так, словно делала одолжение, а когда они отошли на некоторое расстояние от толпы, достала из корсажа десять золотых.
- Возьмите. Пятнадцать я беру за исцеление, а к вам боль еще вернется.
- Почему? – опешил Гильом.
- Наверное, потому что вы этого хотите.
- Я хочу, чтобы ты служила у меня.
Обычно после этих слов люди испытывали смешанные чувства. Его нрав доставлял слугам и приближенным немало проблем. Но никто не мог бы сказать, что Гильом Ринальдо де Ром плохо платит. Люди колебались некоторое время, а потом соглашались.
Маргарита Моавиль фыркнула.
- Нет, ваша светлость, благодарю вас. Не в моих правилах поступать на службу, тем более – к мужчине.
- Я щедро заплачу, - сказал Гильом, подходя ближе.
- И щедро спросите, - кивнула Маргарите.
- Тридцать золотых в день? Пятьдесят? Сто?
- Выпишите целителя из Суареза, - посоветовала Маргарите. – Он вам обойдется дешевле.
Гильому редко отказывали. И никогда – женщины. Даже самые упрямые и добродетельные в конце концов уступали ему и делали так, как он хочет. А тут речь шла даже не о постели, о службе, и вполне достойной и хорошо оплаченной. Гильом подошел вплотную и взял женщину за подбородок. Он злился, закипал все сильнее, а злость =- не лучший помощник, если нужно договориться с женщиной. И боль вернулась. Сперва она собралась возле поврежденного виска, но потом потекла, железным обручем охватывая голову.
- Тише, тише, - прохладные пальцы коснулись его висков. – Вы только делаете хуже. Пятьдесят тысяч.
От подобной наглости даже голова прошла. Гильом оттолкнул руки женщины.
- Что?!
- И если вы, или кто-то из ваших слуг, начнете распускать руки, я уйду, - предупредила ведьма.
- Пятьдесят тысяч, это слишком много, - сказал Гильом, пораженный наглостью ведьмы.
- Ничуть. Это независимость. Но если вам это кажется чрезмерным, выделите мне надл земли, и на сем сойдемся.
Гильом оглядел ее с головы до ног. Ведьма глядела спокойно и прямо. Наглости ей было не занимать. Надел земли в процветающем герцогстве какой-то… какой-то…
Гильом посмотрел в спокойные темные глаза женщины, и злость медленно схлынула, оставляя привычную пустоту. Он устало привалился к стене дома.
- Хорошо. Ты получишь то, что просишь, если лечение даст результат. Если же его не будет, ты останешься ни с чем.
- Само собой, ваша светлость, - кивнула ведьма.
* * *
Экипаж, везущий их в Донансе, резиденцию герцогов Ром, отличался особой пышностью. Несмотря на дурное самочувствие и скверный характер герцога Гильома, само герцогство процветало, как делало вот уже несколько поколений. Вина, изготовленные здесь, были известны даже в Ансуре, жители которого строго следовали религиозным предписаниям и пили не чаще раза в год.
Гильом де Ром сидел напротив, скрестив руки на груди и повернув голову так, чтобы Маргарите не видна была повязка, скрывающая поврежденный глаз. Это маленькое уродство, должно быть, сильно расстраивало такого тщеславного человека, как герцог. На вкус Маргариты, он и со шрамом был весьма привлекателен.
Его терзала боль, и временами это должно было делать герцога совершенно невыносимым. Впрочем, по мнению Маргариты, таково было большинство людей.
- Как часто вас мучают эти боли? – спросила она.
- Достаточно, - пробормотал герцог.
- А поточнее? Почти постоянно, верно? И как давно? – герцог промолчал. – Вы не поможете ни себе, ни мне, если будете там делать. Я ваш врач, и мне нужны подробности.
Герцог вновь окинул ее взглядом, который всегда раздражал Маргариту: оценивающим. Словно выбирал, с какого конца начинать ее есть. Зато теперь он смотрел прямо, и Маргарита могла разглядеть его лицо. Красивый мужчина. И очень злой.
- Четыре года. С того самого дня, как я потерял глаз.
- Снимите повязку.
Герцог, казалось, даже не услышал ее. Тогда Маргарита протянула руку и дернула кожаный ремешок. Повязка упала ей в руку. Маргарита, легко касаясь пальцами, изучила поврежденный глаз и покрытый шрамами висок. Граф тем временем не сводил единственного глаза с ее груди. Маргарита отстранилась.
- Вы принимаете какое-то лекарство?
- Опиум. Чтобы заснуть, - неохотно ответил герцог.
- Опиум вреден, как теперь говорят все медики, - Маргарита откинулась на спинку сиденья. – Я могу вас вылечить. Если, конечно, вы будете меня слушаться.
Впрочем, Маргарита была уверена, что Гильом де Ром не слушает никого.
Остаток пути они проделали молча, и вот, впереди показался величественный замок Донансе, выстроенный из местного розового песчаника еще при пра-прадеде нынешнего герцога. Изящные ворота были распахнуты, и слуги выстроились в две шеренги, чтобы поприветствовать своего господина. Сойдя с кареты, герцог подал Маргарите руку. Тело его было лихорадочно горячим. Кивнув безразлично на все приветствия, герцог жестом подозвал управляющего.
- Овил, это Маргарита, целительница. Проследи, чтобы ее хорошо устроили. Я буду в кабинете.
Маргарита посмотрела на слуг, потом на сумку в своих руках. Едва ли кто-то собирался помогать ей. Управляющий недовольно фыркнул.
- идите за мной.
Маргарита с трудом нагнала его.
- Вам не нравится, что я ведьма? – спросила она напрямик.
- От вас одни неприятности, - проворчал управляющий. – Проку чуть, только набегает толпа женщин, подобных вам, надеясь на подачки и разоряя погреба.
- Вы меня с кем-то спутали, - фыркнула Маргарита. – кто я по-вашему? Любовница его светлости? Я, как он и сказал, целительница, которую он нанял.
- Это ненадолго, - мрачно предрек управляющий. – Все женщины уступают его светлости, рано или поздно.
Маргарита не выдержала и расхохоталась, спугнув стаю воробьев, склевывающих крошки с земли. Она не сомневалась, что женщине трудно устоять перед привлекательностью и обаянием графа, особенно после слов «Сколько за ночь?». Титулы всегда вершат чудеса, вот уж главные волшебники.
- Хотите пари? – предложила Маргарита. – Обожаю пари. Если я окажусь в постели его светлости в течении… полугода (всегда говорю, глупо зарекаться), то, проиграв, я зачарую подвалы так, что они больше не пострадают от нашествия хоть крыс, хоть герцогских любовниц. Но если выиграю я… вы извинитесь.
- Ваша комната, сударыня, - невозмутимо сказал управляющий.
Маргарита оглядела простую, довольно мрачную комнату: деревянные панели на стенах, два окна, закрытые ставнями, кровать с простым соломенным матрасом, стол и сундук для одежды. Никакого шкафа, конечно. Но и ничего такого, что нельзя было бы исправить букетом цветов.
- Значит, по рукам?
Управляющий фыркнул и вышел.
- Значит, по рукам, - кивнула Маргарита, бросила сумку на матрас и распахнула ставни.
Окна выходили на шумный хозяйственный двор, где кипела жизнь. Маргарита лишний раз с удовольствием убедилась, что ни недуг, ни дурное настроение герцога не наносили ущерба его владениям. Однако, слишком уж шумно. Маргарита родилась и выросла в нищете и шуме, и не собиралась терпеть это всю жизнь. Уколов палец, она провела по рамам. Воздух в оконном проеме задрожал, сразу же стало тихо и запахло грозой. Маргарита улыбнулась. Ей, уроженке пустыни, всегда нравился этот запах.
- Я принесла простыни.
Маргарита обернулась к молоденькой горничной.
- Положите на постель, - открыв сумку, Маргарита вытащила два своих платья. Хотела бы она, чтобы их было вдесятеро больше. Маргарита любила красивые платья. Что ж, если дела тут пойдут на лад, так и будет. – У вас найдется одежная щетка?
Горничная посмотрела на Маргариту так, словно она потребовала завтрак в постель.
- Его светлость велел вам прийти. Я провожу.
- Мне нужно переодеться, - спокойно сказала Маргарита. – Я сама найду дорогу.
Горничная фыркнув – что у всех тут за манеры? – вышла. Маргарита изучила платья. Желтое хорошо для дороги, красное – для вечера (облегчает поиск работы). Значит, голубое. Сколов волосы на затылке в мягкий пучок, она вышла. Для Маргариты в самом деле не составляло труда найти кабинет хозяина. Спуститься на два этажа, пройти в соседнюю часть этого огромного здания. Миновать небольшую открытую галерею, потом длинный коридор. Четвертая дверь слева. Маргарита постучалась и дождалась невнятного ответа.
В комнате было темно и душно из-за задернутых штор. Они отсекали и воздух, и солнечный свет, словом, все то, в чем граф так нуждался. От камина исходил томительный жар. Герцог де Ром полулежал в кресле за столом, лоб его покрывала испарина.
Должно быть, что-то в самом замке усугубляло его болезнь. Впрочем, и сама Маргарита заболела бы в такой темноте и духоте.
