Словно никто не догадывается об их романе! Нет, папа, конечно, не знает — ему бы это даже в голову не пришло, — но ведь остальная семья не настолько слепа! Однако подобным праздным размышлениям Вилфен предавалась недолго и совсем скоро взгляд ее холодных голубых глаз обратился к Кер'Сарес. Алеса, кажется, закаменела. Лицо ее из черного сначала стало темно-серым, а потом и вовсе приобрело какой-то нехороший оттенок. Она стояла одна. В метре от нее Шэд поддерживал под руку Рию. Взгляд той был таким потерянным, что сейчас никто бы не заподозрил, что эта девушка-свалг — могущественная Тень, ученица самого Тейнола (о существовании которого тоже никто не знал). Рядом с сестрой стоял Роун, и вот по его виду никто бы не сказал, что он огорчен. Однако и его привычная веселость теперь слетела, как маска, явив истинную сущность — жестокого хищника. Взгляд его неумолимо следовал за стражниками, которые вели к трону пленника. Того явно привели в порядок, прежде чем вывести на публику, но Роун не сомневался, что всю эту ночь над Рифеном хорошо работал палач. Брат едва держался на ногах, хотя по его более чем гордому и самодовольному виду нельзя было этого сказать. Стражникам пришлось пихать его в спину, чтобы он упал на колени перед Темным Императором…
…Всю жизнь свою посвятить служению другим — это тяжело. Терпение, словно канат, постепенно начинает истончаться, пока не превратится в тонкую нить — ее так легко порвать.
Рифен с самого рождения был никому не нужен. Он не видел, не знал о матери ничего, кроме того, что она бросила его ради любовника — так сказали слуги. Он жил взаперти, и единственными его собеседниками были пыль, паутина и безмолвная челядь, которой то ли хорошо платили, то ли хорошо пугали — они почти не подходили к мальчику. Одиночество стало его вечным спутником, как и чувство ненужности, брошенности.
Когда ему было пять лет, появилась Рия. Маленькая, крикливая, но своя. Сестра. Теперь он был не один. А спустя еще пять лет все вдруг изменилось. Мама пришла. Но вот только она вернулась не из любви к нему, а из необходимости. Ее выгнали, но подарили жизнь, и теперь она вынуждена была растить троих детей одна, в нищете и голоде. Рифен не стал ее сыном — он стал ее помощником, опорой. Мама любила Роуна — очень, — любила Рию — меньше. А вот Рифен никогда не был ее сыном. Он привык служить ей — ради той капли тепла, что она дарила ему в благодарность за помощь.
Когда они с братом и сестрой выросли, Императрица — а тогда они уже узнали о ее участии в их судьбе, — устроила им поездку в Рестанию. Она желала обучить тех, кто должен был ей служить. У Рифена вновь не было выбора — ни у кого из них. Но мать благодарила Тьму, Роун желал показать себя, а Рия была не против — только он один не хотел ничего. Однако пришлось вновь заботится о семье, скрывать выдающиеся способности братца, который настолько походил на отца (по словам матери), что показывать его пред багровые очи Императора было самоубийством. В Академии Трех Солнц таланты Роуна отточили, к тому же у него имелась еще одна неприятная тайна. Тогда же в Рестании Рифен с матерью решили, что их с братом поменяют местами. Императрица пару раз намекала, что кто-то из детей Алесы займет место Ринера — не по титулу, но по обязанностям. И когда они вернулись из Рестании, его величество действительно простил им прегрешения их отца-предателя и принял на службу в замок. Рия отправилась в учение к Теням, мать — в казначейство, Рифену же пришлось "подрезать" брата и занять теплое местечко в канцелярии Императора. Сам же Роун отправился вдыхать пыль двора и муштровать стражников. Там он и просидел всю свою жизнь, пока Рифен выслушивал от правителя темных оскорбления и вечные замечания. Императору не нравилось ничего, он отыгрывался на свалге за его отца, которого когда-то сам казнил. Рифен стал чучелом для битья, на нем тренировали свои остроты принцы. А он терпел, терпел, терпел, терпел. Ради семьи, ради матери, ради сестры и разгильдяя Роуна. А потом все изменилось. В один день он вдруг понял, что перешел черту. Хватит с него. У всего есть предел, нашелся он и у бесконечного терпения Рифена. Свалг хорошо помнил тот момент свободы, когда он вдруг понял, что не обязан больше молча принимать удары. Он стоял у стола Императора — тот только что отчитал его — и смотрел на величайшего из темных. Обычный дроу, и почему он должен править? Почему имеет права приказывать другим? Разве это справедливо? Нет. И тогда Рифен решил, что сам добьется этой справедливости. Он ощущал странный душевный подъем, когда представлял, как будет убивать Императора, его щенков, насиловать девок. Он бы знатно погулял, отомстил за годы и столетия унижений. Но Рифен все же был неглуп и понимал — в одиночку он ничего не сможет. Ему нужен союзник, и такой нашелся — довольно легко. Многие хотели бы купить секреты Темного Императора, но Рифен мог предложить большее, поэтому и покупатель должен был соответствовать — тот, кто принял наследство Вилеши Бурошкур. Эта эльфийка долгие годы пользовалась благосклонностью брата, пытаясь убить его и его семью. Не получалось. Но вот с Рифеном… А ведь нужно было совсем немного сделать: поставить ловушку на главу Теней, "помочь" сгореть его кабинету, рассказать обо всем своим союзникам да подкинуть в замок один амулет, который пробудет ото сна другой, хранившийся так долго и ждущий своего часа… Но об этом, о последнем своем поручении он не рассказал. Даже своему палачу. Знал, что умрет. Знал, что ночь будет долгой и полной боли. Знал, что его жизнь кончена. Он не увидит свою месть. Но он позволит ей свершиться. И ради этого он молчал даже тогда, когда становилось совсем невыносимо. Как бы это не иронично звучало — он привык терпеть. Теперь было за что — за месть, за свою жизнь, которую сломали с самого начала и продолжали ломать дальше. Он и так бы никем, и единственное, что имел — это возможность отплатить тем, кто стоял выше него, кто властвовал над ним. Императорская семья сдохнет, сдохнет каждый принц и принцесса, сдохнет даже этот самодовольный ублюдок Вадерион и его светлоэльфийская шлюха!..
…Отрубленная голова с громким стуком упала на черные мраморные плиты. Рифен повторил судьбу своего отца.
Элиэн с хорошо скрываемой тревогой поглядывала на Алесу, и когда все присутствующие лорды и леди покинули зал, она подошла к ней, уводя женщину. Шэд выволок почти бесчувственную Рию. Роун же, погруженный в себя, бросил взгляд на Вилфен, Вейкара и Вадериона, а потом вышел. Ему было о чем подумать.
Рэдгариан обернулся, глядя на черные стены замка, и почувствовал себя преступно счастливым. Он понимал, что отец будет огорчен, ведь любимый сын подвел его, но в этот раз — единственный раз — он не жалел. Папа примет его выбор, когда поймет, что он будет счастлив с Виклен. Вот странность — Рэдгариан всегда считал, что его избранницей будет скромная воспитанная леди, такая невесомая и холодная, но встретив подобную девушку в жизни, он не почувствовал к ней никакого интереса. Вилфен была приятной собеседницей, они хорошо понимали друг друга, но неожиданно оказалось, что этого недостаточно. Любовь — это нечто бо?льшее, чем общность взглядов. Это какое-то волшебное, нелогичное чувство, которое сводит с ума, дарит блаженство и боль. Но оно же заставляет нас становиться лучше, разве нет? Виклен была подобно грозе, бушующей в море. С ней было непросто, трудно, иногда невыносимо, но она была его, любимой, любящей. Сколько раз за прошедшие месяцы Рэдгариан задумывался над тем, почему же он полюбил Виклен, но так и не находил ответа. Она покорила его своей живостью, энергией, веселостью и (стыдно признаться) наглостью. Сам Рэдгариан всегда мучился в сомнениях, думал прежде, чем говорить или делать, просчитывал все наперед. Виклен же рубила с плеча, бросалась с головой в омут. Она дарила ему ту живость, которой ему так не хватало, а он призывал ее к разумности, которой ей не хватало. Только осознание — а оно далось ему тяжело, — что они подходят друг другу, позволило Рэдгариану сделать предложение. До этого момента он сомневался, не желая обманывать влюбленную в него кузины: а вдруг его чувства недолговечны? Но постепенно пришло понимание, что их с Виклен связала сама Тьма. А все остальное мелочи. Виклен еще слишком молода, но стремления у нее хорошие. Ее нужно было немного направить, помочь. И Рэдгариану казалось, что на севере любимой понравится, там ей будет свободнее без влияния братьев и надзора отца. А он присмотрит за нею, ведь не было ничего важнее для лорда Вал'Акэш, чем жизнь и здоровье его дорогой Виклен.
— Мы все на том же месте, — постановил Вадерион, и глаза его полыхнули алым.
Элиэн опустилась в гостевое кресло и посмотрела на мужа, сидящего за своим столом. Сегодня в кабинете Императора было необыкновенно пусто. После вчерашней казни население Мелады притихло, и даже принцы не доставляли пока хлопот старшему поколению.
— Он не признался.
— Он не признался, — подтвердил Вадерион, хотя Элиэн не спрашивала. — Я сам им занялся, но свалг оказался… стойким, — процедил Император, а затем грязно выругался. Он редко делал это в присутствии жены, но сегодня обстоятельства обязывали. — Тени проверили все его вещи, его дом, кабинет, покои — тщетно. Мы ничего не знаем о его планах, о его нанимателях и о том, как мы умрем.
— А мы умрем?
— Рифен пообещал, что да. Перед тем, как я все же отрезал ему язык.
— Он бы не сказал?
— Нет. Редко встречаются такие пленники, у которых фанатизм застилает здравый смысл. Не уверен, что Рифен был разумен, кажется, безумие все же посетило его. Он горел желанием убить нас всех и рассказывать о своих достижениях не спешил, ведь тогда бы мы свели на нет его старания. Когда я понял, что он ничего не скажет — ни при каких обстоятельствах, — я от него избавился. Он нам больше не нужен, но вопрос об угрозе остается открытым.
Элиэн встретилась взглядом с мужем, понимая, насколько сильно они рискуют. Если предатель решил умереть, но не раскрыть свои планы, значит угроза действительно серьезная. Они в любой момент могут потерять все.
— Мне кажется, что Алеса скрывает что-то еще.
— Думаешь, она сдала нам не того ребенка? Опущу ее моральный облик, который непонятен даже мне, законченной сволочи, и замечу, что Рифен признался в своем предательстве и сговоре.
— Как давно он работал с… Церианом или Джеттой? Мы даже этого не знаем.
Вадерион уже собирался что-то сказать, но тут в кабинет без стука вошла бледная (еще больше обычного) Рия. Она приблизилась к столу и положила на него небольшой серебристый амулет.
— Я зашла к Виклен, она обезвредила его, — тихо произнесла Тень. — Это подложил Рифен в сад неделю назад. В куст сирени.
— Ты за ним следила, — с грустью заметила Элиэн. Сейчас и следа не осталось от холодной Императрицы, перед Рией была добрая и сочувствующая женщина.
— Не хотела, чтобы он попал в беду, — так же тихо и бесцветно ответила свалг. — Но теперь поняла. Шэд сказал, это будет правильно — принести амулет вам.
— Да, благодарю, — тоже на удивление спокойно отреагировал Вадерион. — Иди к Шэду, я отпущу его на месяц отдохнуть. Если захочешь, можешь отправиться с ним.
Девушка безропотно кивнула — казалось, что она вот-вот расплачется. Удивительно! Впрочем, Тени тоже живые существа, а Рия всегда была более чувствительна, чем Тейнол. Тейнол…
Когда дверь за Тенью закрылась, супруги переглянулись, и Вадерион взял в руки амулет.
— Не боишься?
— Я знаю, что это такое: такие вещички использовали в войну Света. И мы, и паладины. Суть в том, что ты готовишь магическую ловушку, заклинание или артефакт, но для того, чтобы оно сработало, нужен толчок. Вот такой амулет этот толчок и давал.
— Ловушка на лестнице, которая чуть не убила Велона сорок лет назад, сработала сама по себе.
— Она была мелкой, таким не нужен помощник. А вот для серьезной магии чародеи часто использовали подобные вещицы — чтобы не рисковать своей холеной шкуркой в месте боевых действий, — усмехнулся Вадерион, крутя в руках амулет, а потом убирая его в ящик стола. — В нем не осталось магической энергии, это видно по потускневшим самоцветам. Рия хорошо послужила на благо Империи.
— Главное, чтобы она смогла оправиться и не возненавидела нас. Думаю, в этом ей поможет Шэд. Месяц отдыха?
— Ему будет чем заняться. А в секретари возьму Вейкара, Велон сойдет с ума от радости…
Словно Повелитель Глубин, которого не ждали, а он пришел, в кабинет ворвался Велон.
— Все решили? Или я зря вместо тебя на совете штаны просиживал?
— Я тоже тебе рад, Велон, — процедил Вадерион, мечтая отправить в лицо сына чернильницу. — Стучаться я тебя не учил?
— Учил, но плохо, — привычно огрызнулся принц, падая в кресло напротив матери — последнее свободное. Император не любил столпотворение в своем кабинете и держал всего два гостевых кресла. Надеялся, что нехваток сидячих мест вынудит отпрысков пораньше уйти. Естественно, тщетно.
— Все разрешилось, — успокоила сына Элиэн. — Осталось лишь найти заказчика. Это будет сложно, но на данный момент нам ничего не угрожает.
— Вернее, как обычно.
— Да, как обычно. — Супруги обменялись холодными улыбками, и Элиэн добавила, обращаясь к Велону: — Я думала, что ты сейчас отправишься к Эде.
— Зачем… Нет, — простонал принц, поднимаясь. Он не спал уже пару дней — то Эда себя плохо чувствовала, то надо было подменить отца — и сейчас хотел бы отдохнуть. Но долг звал. — Только не говори, что началось.
— Именно. Скоро станешь папой в четвертый раз. Это ведь хорошо, — тепло заметила мама, и только любящие ее муж с сыном видели россыпь хитринок в голубых глазах. Элиэн умела язвить так красиво, что никто ее не мог поймать.
— Что? Закончили? — поинтересовался вломившийся в кабинет Вейкар. Естественно, без стука.
— Тебя не учили стучать в детстве?! — рявкнул начавший нервничать Велон. Но на сына его недовольство не произвело никакого впечатления. Вейкар прошелся к столу и упал в освободившееся кресло.
— Мне интересно, — невинно заявил младший принц.
— Хорошо, что ты зашел, Вейкар, — мстительно заметил Вадерион, который не лез в процесс воспитания внуков, но иногда все же не прочь был помочь детям. — Ближайший месяц ты займешь место Шэда.
— Что?! — У принца брови улетели под самые волосы. — С какого…
Его прервал стук в дверь — хоть кто-то сегодня вспомнил о приличиях! Но вот дожидаться разрешения войти очередной визитер не стал. На пороге появился Роун. Плотно прикрыв дверь, он посмотрел на Императора и только на него.
— Я предатель и некромант.
Тишина. Все взгляды членов семьи Шелар'рис обратились к Роуну.
— Похвастаться зашел или по делу? — язвительно поинтересовался Вадерион, с видом темного, ничуть не изумившегося столь необычному визиту (хотя не ожидал его, конечно!).
Кажется, такая реакция сбила с толку Роуна. Он явно ожидал другого.
— Для хвастовства он слишком мало сказал, — усмехнулся Велон, поддерживая шутку отца.
— Значит, по делу, — постановил Вадерион и обратился непосредственно к Роуну: — Я слушаю. Раз уж у меня сегодня день неофициальных аудиенций. Только быстро, мне еще с Вейкаром нужно разобраться.
— Не нужно со мной разбираться! — запротестовал младший принц, а Велон мерзко усмехнулся, мысленно желая сыночку страдать весь следующий месяц.
…Всю жизнь свою посвятить служению другим — это тяжело. Терпение, словно канат, постепенно начинает истончаться, пока не превратится в тонкую нить — ее так легко порвать.
Рифен с самого рождения был никому не нужен. Он не видел, не знал о матери ничего, кроме того, что она бросила его ради любовника — так сказали слуги. Он жил взаперти, и единственными его собеседниками были пыль, паутина и безмолвная челядь, которой то ли хорошо платили, то ли хорошо пугали — они почти не подходили к мальчику. Одиночество стало его вечным спутником, как и чувство ненужности, брошенности.
Когда ему было пять лет, появилась Рия. Маленькая, крикливая, но своя. Сестра. Теперь он был не один. А спустя еще пять лет все вдруг изменилось. Мама пришла. Но вот только она вернулась не из любви к нему, а из необходимости. Ее выгнали, но подарили жизнь, и теперь она вынуждена была растить троих детей одна, в нищете и голоде. Рифен не стал ее сыном — он стал ее помощником, опорой. Мама любила Роуна — очень, — любила Рию — меньше. А вот Рифен никогда не был ее сыном. Он привык служить ей — ради той капли тепла, что она дарила ему в благодарность за помощь.
Когда они с братом и сестрой выросли, Императрица — а тогда они уже узнали о ее участии в их судьбе, — устроила им поездку в Рестанию. Она желала обучить тех, кто должен был ей служить. У Рифена вновь не было выбора — ни у кого из них. Но мать благодарила Тьму, Роун желал показать себя, а Рия была не против — только он один не хотел ничего. Однако пришлось вновь заботится о семье, скрывать выдающиеся способности братца, который настолько походил на отца (по словам матери), что показывать его пред багровые очи Императора было самоубийством. В Академии Трех Солнц таланты Роуна отточили, к тому же у него имелась еще одна неприятная тайна. Тогда же в Рестании Рифен с матерью решили, что их с братом поменяют местами. Императрица пару раз намекала, что кто-то из детей Алесы займет место Ринера — не по титулу, но по обязанностям. И когда они вернулись из Рестании, его величество действительно простил им прегрешения их отца-предателя и принял на службу в замок. Рия отправилась в учение к Теням, мать — в казначейство, Рифену же пришлось "подрезать" брата и занять теплое местечко в канцелярии Императора. Сам же Роун отправился вдыхать пыль двора и муштровать стражников. Там он и просидел всю свою жизнь, пока Рифен выслушивал от правителя темных оскорбления и вечные замечания. Императору не нравилось ничего, он отыгрывался на свалге за его отца, которого когда-то сам казнил. Рифен стал чучелом для битья, на нем тренировали свои остроты принцы. А он терпел, терпел, терпел, терпел. Ради семьи, ради матери, ради сестры и разгильдяя Роуна. А потом все изменилось. В один день он вдруг понял, что перешел черту. Хватит с него. У всего есть предел, нашелся он и у бесконечного терпения Рифена. Свалг хорошо помнил тот момент свободы, когда он вдруг понял, что не обязан больше молча принимать удары. Он стоял у стола Императора — тот только что отчитал его — и смотрел на величайшего из темных. Обычный дроу, и почему он должен править? Почему имеет права приказывать другим? Разве это справедливо? Нет. И тогда Рифен решил, что сам добьется этой справедливости. Он ощущал странный душевный подъем, когда представлял, как будет убивать Императора, его щенков, насиловать девок. Он бы знатно погулял, отомстил за годы и столетия унижений. Но Рифен все же был неглуп и понимал — в одиночку он ничего не сможет. Ему нужен союзник, и такой нашелся — довольно легко. Многие хотели бы купить секреты Темного Императора, но Рифен мог предложить большее, поэтому и покупатель должен был соответствовать — тот, кто принял наследство Вилеши Бурошкур. Эта эльфийка долгие годы пользовалась благосклонностью брата, пытаясь убить его и его семью. Не получалось. Но вот с Рифеном… А ведь нужно было совсем немного сделать: поставить ловушку на главу Теней, "помочь" сгореть его кабинету, рассказать обо всем своим союзникам да подкинуть в замок один амулет, который пробудет ото сна другой, хранившийся так долго и ждущий своего часа… Но об этом, о последнем своем поручении он не рассказал. Даже своему палачу. Знал, что умрет. Знал, что ночь будет долгой и полной боли. Знал, что его жизнь кончена. Он не увидит свою месть. Но он позволит ей свершиться. И ради этого он молчал даже тогда, когда становилось совсем невыносимо. Как бы это не иронично звучало — он привык терпеть. Теперь было за что — за месть, за свою жизнь, которую сломали с самого начала и продолжали ломать дальше. Он и так бы никем, и единственное, что имел — это возможность отплатить тем, кто стоял выше него, кто властвовал над ним. Императорская семья сдохнет, сдохнет каждый принц и принцесса, сдохнет даже этот самодовольный ублюдок Вадерион и его светлоэльфийская шлюха!..
…Отрубленная голова с громким стуком упала на черные мраморные плиты. Рифен повторил судьбу своего отца.
Элиэн с хорошо скрываемой тревогой поглядывала на Алесу, и когда все присутствующие лорды и леди покинули зал, она подошла к ней, уводя женщину. Шэд выволок почти бесчувственную Рию. Роун же, погруженный в себя, бросил взгляд на Вилфен, Вейкара и Вадериона, а потом вышел. Ему было о чем подумать.
***
Рэдгариан обернулся, глядя на черные стены замка, и почувствовал себя преступно счастливым. Он понимал, что отец будет огорчен, ведь любимый сын подвел его, но в этот раз — единственный раз — он не жалел. Папа примет его выбор, когда поймет, что он будет счастлив с Виклен. Вот странность — Рэдгариан всегда считал, что его избранницей будет скромная воспитанная леди, такая невесомая и холодная, но встретив подобную девушку в жизни, он не почувствовал к ней никакого интереса. Вилфен была приятной собеседницей, они хорошо понимали друг друга, но неожиданно оказалось, что этого недостаточно. Любовь — это нечто бо?льшее, чем общность взглядов. Это какое-то волшебное, нелогичное чувство, которое сводит с ума, дарит блаженство и боль. Но оно же заставляет нас становиться лучше, разве нет? Виклен была подобно грозе, бушующей в море. С ней было непросто, трудно, иногда невыносимо, но она была его, любимой, любящей. Сколько раз за прошедшие месяцы Рэдгариан задумывался над тем, почему же он полюбил Виклен, но так и не находил ответа. Она покорила его своей живостью, энергией, веселостью и (стыдно признаться) наглостью. Сам Рэдгариан всегда мучился в сомнениях, думал прежде, чем говорить или делать, просчитывал все наперед. Виклен же рубила с плеча, бросалась с головой в омут. Она дарила ему ту живость, которой ему так не хватало, а он призывал ее к разумности, которой ей не хватало. Только осознание — а оно далось ему тяжело, — что они подходят друг другу, позволило Рэдгариану сделать предложение. До этого момента он сомневался, не желая обманывать влюбленную в него кузины: а вдруг его чувства недолговечны? Но постепенно пришло понимание, что их с Виклен связала сама Тьма. А все остальное мелочи. Виклен еще слишком молода, но стремления у нее хорошие. Ее нужно было немного направить, помочь. И Рэдгариану казалось, что на севере любимой понравится, там ей будет свободнее без влияния братьев и надзора отца. А он присмотрит за нею, ведь не было ничего важнее для лорда Вал'Акэш, чем жизнь и здоровье его дорогой Виклен.
***
— Мы все на том же месте, — постановил Вадерион, и глаза его полыхнули алым.
Элиэн опустилась в гостевое кресло и посмотрела на мужа, сидящего за своим столом. Сегодня в кабинете Императора было необыкновенно пусто. После вчерашней казни население Мелады притихло, и даже принцы не доставляли пока хлопот старшему поколению.
— Он не признался.
— Он не признался, — подтвердил Вадерион, хотя Элиэн не спрашивала. — Я сам им занялся, но свалг оказался… стойким, — процедил Император, а затем грязно выругался. Он редко делал это в присутствии жены, но сегодня обстоятельства обязывали. — Тени проверили все его вещи, его дом, кабинет, покои — тщетно. Мы ничего не знаем о его планах, о его нанимателях и о том, как мы умрем.
— А мы умрем?
— Рифен пообещал, что да. Перед тем, как я все же отрезал ему язык.
— Он бы не сказал?
— Нет. Редко встречаются такие пленники, у которых фанатизм застилает здравый смысл. Не уверен, что Рифен был разумен, кажется, безумие все же посетило его. Он горел желанием убить нас всех и рассказывать о своих достижениях не спешил, ведь тогда бы мы свели на нет его старания. Когда я понял, что он ничего не скажет — ни при каких обстоятельствах, — я от него избавился. Он нам больше не нужен, но вопрос об угрозе остается открытым.
Элиэн встретилась взглядом с мужем, понимая, насколько сильно они рискуют. Если предатель решил умереть, но не раскрыть свои планы, значит угроза действительно серьезная. Они в любой момент могут потерять все.
— Мне кажется, что Алеса скрывает что-то еще.
— Думаешь, она сдала нам не того ребенка? Опущу ее моральный облик, который непонятен даже мне, законченной сволочи, и замечу, что Рифен признался в своем предательстве и сговоре.
— Как давно он работал с… Церианом или Джеттой? Мы даже этого не знаем.
Вадерион уже собирался что-то сказать, но тут в кабинет без стука вошла бледная (еще больше обычного) Рия. Она приблизилась к столу и положила на него небольшой серебристый амулет.
— Я зашла к Виклен, она обезвредила его, — тихо произнесла Тень. — Это подложил Рифен в сад неделю назад. В куст сирени.
— Ты за ним следила, — с грустью заметила Элиэн. Сейчас и следа не осталось от холодной Императрицы, перед Рией была добрая и сочувствующая женщина.
— Не хотела, чтобы он попал в беду, — так же тихо и бесцветно ответила свалг. — Но теперь поняла. Шэд сказал, это будет правильно — принести амулет вам.
— Да, благодарю, — тоже на удивление спокойно отреагировал Вадерион. — Иди к Шэду, я отпущу его на месяц отдохнуть. Если захочешь, можешь отправиться с ним.
Девушка безропотно кивнула — казалось, что она вот-вот расплачется. Удивительно! Впрочем, Тени тоже живые существа, а Рия всегда была более чувствительна, чем Тейнол. Тейнол…
Когда дверь за Тенью закрылась, супруги переглянулись, и Вадерион взял в руки амулет.
— Не боишься?
— Я знаю, что это такое: такие вещички использовали в войну Света. И мы, и паладины. Суть в том, что ты готовишь магическую ловушку, заклинание или артефакт, но для того, чтобы оно сработало, нужен толчок. Вот такой амулет этот толчок и давал.
— Ловушка на лестнице, которая чуть не убила Велона сорок лет назад, сработала сама по себе.
— Она была мелкой, таким не нужен помощник. А вот для серьезной магии чародеи часто использовали подобные вещицы — чтобы не рисковать своей холеной шкуркой в месте боевых действий, — усмехнулся Вадерион, крутя в руках амулет, а потом убирая его в ящик стола. — В нем не осталось магической энергии, это видно по потускневшим самоцветам. Рия хорошо послужила на благо Империи.
— Главное, чтобы она смогла оправиться и не возненавидела нас. Думаю, в этом ей поможет Шэд. Месяц отдыха?
— Ему будет чем заняться. А в секретари возьму Вейкара, Велон сойдет с ума от радости…
Словно Повелитель Глубин, которого не ждали, а он пришел, в кабинет ворвался Велон.
— Все решили? Или я зря вместо тебя на совете штаны просиживал?
— Я тоже тебе рад, Велон, — процедил Вадерион, мечтая отправить в лицо сына чернильницу. — Стучаться я тебя не учил?
— Учил, но плохо, — привычно огрызнулся принц, падая в кресло напротив матери — последнее свободное. Император не любил столпотворение в своем кабинете и держал всего два гостевых кресла. Надеялся, что нехваток сидячих мест вынудит отпрысков пораньше уйти. Естественно, тщетно.
— Все разрешилось, — успокоила сына Элиэн. — Осталось лишь найти заказчика. Это будет сложно, но на данный момент нам ничего не угрожает.
— Вернее, как обычно.
— Да, как обычно. — Супруги обменялись холодными улыбками, и Элиэн добавила, обращаясь к Велону: — Я думала, что ты сейчас отправишься к Эде.
— Зачем… Нет, — простонал принц, поднимаясь. Он не спал уже пару дней — то Эда себя плохо чувствовала, то надо было подменить отца — и сейчас хотел бы отдохнуть. Но долг звал. — Только не говори, что началось.
— Именно. Скоро станешь папой в четвертый раз. Это ведь хорошо, — тепло заметила мама, и только любящие ее муж с сыном видели россыпь хитринок в голубых глазах. Элиэн умела язвить так красиво, что никто ее не мог поймать.
— Что? Закончили? — поинтересовался вломившийся в кабинет Вейкар. Естественно, без стука.
— Тебя не учили стучать в детстве?! — рявкнул начавший нервничать Велон. Но на сына его недовольство не произвело никакого впечатления. Вейкар прошелся к столу и упал в освободившееся кресло.
— Мне интересно, — невинно заявил младший принц.
— Хорошо, что ты зашел, Вейкар, — мстительно заметил Вадерион, который не лез в процесс воспитания внуков, но иногда все же не прочь был помочь детям. — Ближайший месяц ты займешь место Шэда.
— Что?! — У принца брови улетели под самые волосы. — С какого…
Его прервал стук в дверь — хоть кто-то сегодня вспомнил о приличиях! Но вот дожидаться разрешения войти очередной визитер не стал. На пороге появился Роун. Плотно прикрыв дверь, он посмотрел на Императора и только на него.
— Я предатель и некромант.
Тишина. Все взгляды членов семьи Шелар'рис обратились к Роуну.
— Похвастаться зашел или по делу? — язвительно поинтересовался Вадерион, с видом темного, ничуть не изумившегося столь необычному визиту (хотя не ожидал его, конечно!).
Кажется, такая реакция сбила с толку Роуна. Он явно ожидал другого.
— Для хвастовства он слишком мало сказал, — усмехнулся Велон, поддерживая шутку отца.
— Значит, по делу, — постановил Вадерион и обратился непосредственно к Роуну: — Я слушаю. Раз уж у меня сегодня день неофициальных аудиенций. Только быстро, мне еще с Вейкаром нужно разобраться.
— Не нужно со мной разбираться! — запротестовал младший принц, а Велон мерзко усмехнулся, мысленно желая сыночку страдать весь следующий месяц.
