***
Это было тяжело. Тейнол привык быть на острие атаки, в прямом смысле слова защищая семью своими делами и телом. Самые опасные задания доставались ему, самые тяжелые задачи решались им. Он был везде и всюду. Он настолько привык к постоянному риску, что считал его нормой. Те полгода, что он провел с Джеттой, были первым его отдыхом за многие столетия. Он постоянно находился в движении, постоянно решал головоломки, которые подкидывали противники. В его задачи входила защита императорской семьи от любой угрозы. Все свои силы, время и мысли он посвящал этому. Это было естественно. Конечно, и Вадерион, и мальчики, и его драгоценные принцессы — все они любили своего брата и дядю, всегда радовались ему, легко делились теплом своей жизни. Но Тейнол не мог представить, что в один момент те, кого он защищал, возьмутся защищать его. Вот это было ненормально! И хоть разумом Тейнол понимал, что для семьи это естественно, логика главы Теней, его инстинкты вопили об обратном. Он должен их спасать! Разве имеет права Эда, Вилфен и даже Шильэт рисковать собой? Тейнол с большими уступками собственной совести готов был позволить Вадериону защитить его — все же именно с этого началось их знакомство. Но женщины? Разве могла подвергать себя опасности хрупкая нежная Эда? А малышка Вилфен, которая выросла на глазах у Тейнола? Даже Шильэт, выбравшая стезю воина, оставалась женщиной — любимой матерью и женой. Разве она могла погибнуть из-за Тейнола?
Если бы глава Теней отличался эмоциональностью, как большинство живых существ, его бы точно заело чувство вины, но холодный разум, под чьим контролем он существовал уже много лет, заставил его понять, что вылазка Вадериона и девочек обусловлена именно защитой Империи, ведь даже позволь они проклятому убить его, тот не остановился бы на достигнутом, уничтожив и правителя темных, и все их государство. Когда эта мысль окончательно сформировалась в его сознании, Тейнол немного успокоился. Вот только доводы разума не могли прогнать из сердца тревогу за Вадериона, девочек и… Джетту. Не хотелось признавать, но за нее он беспокоился больше всего. Чувства к ней, такие яркие и непривычные, поначалу лишали его покоя. Он медлил, думая о том, что не готов, что не может принять себя, что его обострившееся восприятие лишь мешает жизни, но теперь, когда любимая исчезла, ушла, пусть и на несколько дней, он смог прочувствовать всю глубину своей к ней привязанности, даже зависимости. Он мог бы навсегда вычеркнуть Джетту из своего сердца — он был достаточно умным и опытным мужчиной, прожившим много лет, и осознавал, что от любого чувства можно избавиться. Вот только теперь он не желал этого. Не желал никогда. Внезапность столь поздней любви сбила его с толку, но отказываться от нее он не хотел. И теперь пожинал все горькие плоды этого сильного чувства — мысли его были лишь о Джетте, самой незащищенной в их маленьком отряде. Эда и Вилфен были пустынными магами, Шильэт спасала неуязвимость ликана, а у Вадериона при себе имелся меч из лосской стали, который защищал владельца от любой враждебной магии. Джетта же оставалась самой обычной дроу, не имевшей никаких особенных способностей, которые помогли бы ей выжить при встрече с проклятой сущностью.
Чтобы окончательно не сойти с ума от беспокойства за любимую, Тейнол с головой погрузился в работу. Тени сразу почувствовали, что их ждет еще более тяжелая жизнь. Тейнол намеревался наверстать упущенное за полгода вынужденного отдыха, к тому же его мучила тревога за Джетту, а угроза со стороны проклятой сущности заставляла безвылазно сидеть в замке, поэтому он взялся за подчиненных с особым рвением. За несколько дней он буквально выпотрошил их, проверил все текущие направления и завершенные задачи. Он работал практически без сна. Мог бы и без еды, но у слуг имелось четкое распоряжение Императрицы доставлять горячий ужин в кабинет Тейнола каждые несколько часов. Смена места работы не помогала — Элиэн каким-то своим женским чутьем определяла, где конкретно в замке сейчас обитает брат, и отправляла туда служанок. Так что прятаться не было смысла, тем более еда помогала держать тело в работоспособном состоянии, так что Тейнол даже мысленно благодарил сестру. И старался не думать о брате и племянницах. И Джетте.
Дверь отворилась без стука, но ту, что зашла, Тейнол был рад видеть всегда. Элиэн молча прошла к столу и опустилась на стул. Несмотря на пожар, что устроил здесь Рифен полгода назад, кабинет главы Теней остался таким же, каким был всегда. Тейнол знал, что за привычную восстановленную обстановку ему следует благодарить Элиэн. Ее забота о членах семьи была невидимой, но согревала даже исподволь, когда он переводил взгляд с новых стульев на горячий ужин.
— Благодарю.
Она поняла его без слов и печально улыбнулась.
— Я всегда за него боюсь. Не могу иначе. Даже дышать сложно.
Он встретился взглядом с голубыми глазами. Они понимали друг друга без слов.
***
Варелин плакала уже третий день. Для новорожденной потеря матери была сильнейшим ударом, и даже любимый папа не мог ее заменить. А он старался! В перерывах между бесконечными отчетами, совещаниями и выволочками дорогих родственников. Впрочем, последние вели практически нормально, даже лишний раз старались не раздражать и без того напряженного Велона. Все всё понимали и помогали принцу. Вмиг опасность и трудности сплотили семью. Закончились ор, крики, драки и взаимные обвинения. Все занимались своим делом, четко следуя указаниям Велона. Старший принц умел, когда хотел, управлять даже братьями, что уж говорит про сына и племянников. Однако одно дело взрослые мужчины, а другое — маленькая девочка. Она надрывалась уже который час. Ей не нравилось все: папа не так кормил, не так пеленал, не так укачивал. Конечно, Варелин была еще слишком мала, чтобы выразить свое недовольство словами, но орала она так, словно Велон стал самым страшным существом в мире. Впрочем, даже в его отсутствие она не успокаивалась, и к веренице принцев у его кабинета добавились няньки, которые не могли сладить с малышкой.
— Вот почему ты плачешь? — мягко поинтересовался он, подходя к кроватке. Варелин надрывалась хуже бешенного варга, воющего на луну. Ей ничего не было нужно, и даже папин голос не успокаивал, хотя в первые дни она лучше всего засыпала на руках у Велона.
— Ее нет, понимаю, — печально усмехнулся принц, глядя ревущую дочь. — А тебе так хочется, чтобы мама пришла. Мне тоже, маленькая моя, мне тоже.
Велон устало облокотился о перила кроватки, позволяя себе несколько секунд слабости.
Ничто не выдало ее приближения, но принц каким-то внутренним чутьем прирожденного хищника почуял ее.
— Плачет? — тихо спросила Виклен, останавливаясь по другую сторону кроватки. — Может, у нее что-то болит?
— Сайлриус смотрел, сказал, что все в порядке.
Виклен вздохнула. Сегодня она была необычайно молчалива — как и предыдущие дни.
— Никогда не думала, что посвящая все свое время изучению темной боевой магии, окажусь бесполезной при самой главной магической битве Империи, — с досадой произнесла она.
Велон протянул руку и потрепал старшую дочь по плечу — сегодня это был предел его возможностей по утешению. Но большего и не требовалось.
— Темной ночи, мам, — приветствовал принц Элиэн через ор Варелин. Виклен слегка напряглась, но ничего не сказала. В отличие от Вилфен, у нее с бабушкой отношения были неидеальные. Как-то лет пять назад она нарвалась на серьезную отповедь после своего замечания про девиц, которые всю жизнь одного любят. Признаться, это походило на оскорбление (и таковым оно и замышлялось), но если Эда с пониманием отнеслась к взрослеющей дочери, которая не всегда могла контролировать свой язык, то Элиэн при всех отчитала ее так, что даже Вадерион поперхнулся — а ведь именно ему в процессе досталась пара комплиментов. После того случая Виклен с бабушкой общалась осторожно и к другим с советами в личной жизни не лезла.
— Темной ночи, милый. Плачете?
— Ревем, — хмуро ответил Велон.
— Ей не нравится заяц.
Виклен с отцом одновременно посмотрели на плюшевого зайца, лежащего в колыбельке.
— Сомневаюсь, что младенца, которому не исполнилась неделя, может волновать заяц, — заметил Велон, но совета послушался и достал игрушку. После чего на глазах у двух дочерей и матери, он достал из ножен на поясе кинжал (хорошо, что не меч) и отрезал зайцу уши.
— Теперь не заяц.
Виклен одобрительно кивнула, Элиэн многозначительно промолчала.
— А если она нитками подавится?
— Не подавится, — ответил Велон и обратился к матери: — Мам, ты ведь шьешь? Можешь…
— Я сделаю, давай… незайца.
Видимо, в чем-то Элиэн была права, потому что Варелин немного успокоилась и теперь лишь изредка хныкала. Виклен погладила отца по плечу:
— Молодец, победил зайца, — а потом еще и поцеловала в щеку: — Лучший папа.
При этом в голосе ее не было ни капли сарказма, она говорила совершенно серьезно.
— Иди, тебя Вейкар искал, а я посижу с сестренкой, — произнесла Виклен. Велон смерил ее подозрительным взглядом: с чего это дочь стала такой послушной? Он ожидал поддержки от Вейкара, который иногда все же вспоминал, что он принц, а не капризный лорд, но точно не от Виклен, никогда не задумывающейся об ответственности, взрослом поведении и прочих глупостях. Вот только дел у Велона действительно было много, и те несколько минут отдыха, которые он себе позволил, уже истекли.
— Тогда оставляю вас, девочки, мама.
Как только папа исчез из поля зрения, Варелин вновь начала заводиться. Виклен тут же к ней подскочила и подхватила на руки.
— Что ты плачешь, моя звездочка? Ты ведь такая красивая, такая умненькая, ты не хочешь же плакать? Ну разве такая чудесная малышка может так грустить? — ворковала старшая сестра над младшей.
Элиэн, зашивающая "рану" зайца, глянула на нее с улыбкой. Виклен смутилась.
— Меня мама научила правильно держать, — пробормотала она. Ей не стоило переживать — Варелин умолкла, слушая сестру. Видимо, новый взрослый привлек ее внимание настолько, что она уже не желала сообщить всему миру, что ей плохо.
— И Вилфен тоже научила, — добавила Виклен. — А Вейкар шарахнулся, как вампир от паладина.
Элиэн улыбнулась, зашивая разрезанный край ткани.
— Кого-то мне это напоминает, — с теплотой произнесла она.
— Кого?
— Папу вашего. Велон меньше всех общался с племянниками, считая это не мужским занятием. Зато когда родился Вейкар, он его с рук не спускал, все свободное время с ним проводил. Про вас я промолчу, сама помнишь, как он с вами возился. Всему свое время.
— Возможно. Но в чем-то я понимаю папу, — призналась Виклен, укачивая засыпающую Варелин. — Я тоже не желаю нянчить чужих детей. Сестренка, конечно, милая, но…
Элиэн понимающе улыбнулась.
— Ты еще слишком молода и полна жизни, чтобы желать продолжить свой род. Но, может, когда-нибудь…
— Нет, — категорично отказалась Виклен от участи стать матерью. Ей вполне хорошо жилось одной. Столько предстояло достичь, столькому научиться — какие дети? Она хотела жить.
— У нас, эльфов, понятие о времени и жизни иное, чем у смертных, — заметила Элиэн. — Тебе самой судить, что тебе нужно.
Виклен вздохнула и опустила задремавшую Варелин в колыбель. Рядом лег зашитый безухий заяц. Две эльфийки вышли из детской, осторожно прикрыв дверь. Виклен напряженно молчала. Была бы здесь мама… Бабушка, конечно, тоже добрая и понимающая, но иногда принцесса ее побаивалась. И все же, все же…
Теплая маленькая ладонь опустилась на предплечье.
— Я всегда отказывалась от маминых уроков, — призналась Виклен. — Мне казалось это такой пустой тратой времени — изучать ментальные щиты, заклинания на изменения пространства и прочие странные вещи. Пустынные маги считают их важными, обучение строится на подобных методиках, нам же, чародеям, весь этот бред не нужен. Против другого мага помогут боевые заклинания, но никак не такая глупость, как искажение энергетического пространства. Против чародея это не сработает, только если против обычного существа, но куда лучше кинуть старый добрый огненный шар… В общем, я всегда считала мамины приемы бесполезными. — Виклен бросила виноватый взгляд на бабушку, но та не спешила ругать внучку. — А теперь не могу ничем помочь ей и Вилфен. Первое серьезное магическое столкновение в нашей семье, а я оказалась бесполезной!
— Такой же, как и почти все мужчины, — спокойно ответила Элиэн. — Им куда сложнее смириться с тем, что они остались в стороне. Но я могу успокоить тебя тем, что твои суждения не ошибочны.
— Ты так красиво говоришь, что мне даже хочется тебя выслушать.
Элиэн коротко и легко рассмеялась.
— Все просто, милая: ты правильно рассуждала о полезности темной магии. В Империи она куда нужнее, чем навыки пустынных магов. Случившееся три дня назад является, скорее, исключением, нежели правилом. Такое развитие событий предугадать было сложно. Конечно, сейчас тебе кажется, что ты бесполезна, но посмотри в будущее: твои навыки и умения пригодятся на севере, там каждый дроу на счету, тем более чародей. Не суди по одному случаю.
— Умеешь убеждать, — хмыкнула Виклен.
Элиэн лишь улыбнулась. Она умела не только убеждать, но и располагать к себе. Виклен готова была уже броситься на шею бабушке, делясь с ней всеми секретами. Это было жутко. Иногда принцессу посещала мысль, что Элиэн — самая опасная женщина в Темной Империи.
***
Роун постучал сначала вежливо, потом не очень, потом плюнул и открыл сам: вот не хотел же идти! Мать обнаружилась в гостиной. Ее потухший взгляд наблюдал за пляской огня в разожженном камине. Учитывая то, что сейчас в Меладу пришло теплое лето, в покоях было очень жарко. Но, кажется, Алеса не замечала этого. Гори сейчас вокруг нее все покои, она бы даже бровью не пошевельнула.
Роун остановился сбоку от ее кресла, не заслоняя ей камин и одновременно ненавязчиво давая понять, что он пришел поговорить. Однако мать никак не отреагировала на его присутствие. Это начинало раздражать. Роун никогда не питал к ней особенно теплых чувств. Из детства он помнил лишь нищую жизнь на милости у более знатных и богатых. Клеймо бастарда легло на него еще до его рождения. Он видел, как мать изо дня в день гнет спину перед лордами и леди, пытаясь им угодить, как старший брат лепечет что-то, заслоняя собой младших. Роуну бы быть благодарным, а он не испытывал ничего к самым родным темным. Жизнь его не была легка — досталось не только Рифену, но и им с Рией. Было тяжело, было трудно. Незнатные, небогатые, незаконнорожденные — они начали с самых низов. А Роуна еще и всю жизнь подавляли, заставляя скрывать и свои способности некроманта, и таланты Советника. Он понимал, что это помогло ему выжить, но сил для благодарности матери не находил. За что? За то, что дала жизнь? Так за это, как ни смешно звучит, он должен был благодарить Императрицу. Не выгони она тогда Алесу с детьми из замка, они бы все погибли вместе со своим отцом. А потом, кто помог подняться Роуну и его семье из грязи, кто позволил отучиться в прославленной Академии? Императрица! И именно она приняла их на службу к Императору! Мать не сделала для Роуна ничего, кроме как родила его и подарила никчемную нищую жизнь бастарда.
