Далия на это предложение лишь отрицательно покачала головой, не успели остальные (разумные) друзья возразить.
— Нет, опасно, он может быть не один. С колдуном я еще справлюсь, а вот с демоном...
Все было ясно без слов, и даже порывистый Реб присмирел и согласился. Лен продолжил размеренно "обрабатывать" колдунов.
Ричард рос быстро, Кэтрин не уставала удивляться. Малыш был здоровым, как заверял ее лекарь, активным и любознательным. Он уже умел поворачивать голову и с интересом следил за мамой. Кэтрин души не чаяла в своем маленьком чуде и ничто, даже холодная безразличность мужа, не могло погасить этот огонек радости. Пусть Рэмэл ее теперь ненавидит, пусть между ними больше нет той любви, что зажглась когда-то в юных сердцах, но зато у нее был ее сын, который никогда не предаст и не бросит ее. Он будет рядом, будет любить ее, как она его.
Мимо прошел Рэмэл, даже не взглянув в сторону жены и сына. Дверь его кабинета захлопнулась громче, чем обычно. Кэтрин устало прислонилась лбом к краю колыбели и только плач малыша отвлек ее от печальных мыслей.
А Рэмэл, запершись в кабинете, стал мерить его шагами. Думать о долге паладина сейчас совершенно не получалось, хотя, учитывая ситуацию и грязные слухи, что стали распространяться в городе, ему стоило заняться делами. Но с того самого визита Карета Рэмэл не мог ни на чем сосредоточиться. Измену Кэтрин он тяжело пережил, она ударила по самому больному месту. За восемь лет ношения плаща паладина он постепенно привык к титулу лорда, научился управлять землей и людьми, отдавать приказы и на равных общаться со знатью, но в глубине души продолжал тлеть маленький огонек самоуничижения. Он помнил, что родился в семье землепашца , что был никем, что недостоин прекрасной Кэтрин. Забытое и надежно спрятанное чувство собственной ничтожности неожиданно вернулось, больно раня сердце. Как он мог поверить в эту сказку, что Кэтрин отдала ему свою любовь? Они так хорошо жили эти годы, она так преданно ждала его каждый раз, и вот однажды... Он смирился — смирился с ее нелюбовью, с ее неверностью. Она раскаивалась, плакала, клялась в своей любви к нему, и он, как последний дурак, вновь поверил, что достоин ее, что она лишь оступилась. Но потом пришел Карет — и все рухнуло. Смешно сказать, но когда Рэмэл думал о том, кто же был любовником Кэтрин, он всегда представлял себе какого-нибудь рестанийского лорда, с древней родословной и безупречными манерами, такой, какой и должен был быть мужем юной леди де Шелон. Но Карет? Карет, его лучший друг, его товарищ, такой же, как он, Рэмэл, обычный человек, сын уличного торговца, промотавшего свое маленькое состояние в игорном доме. Именно Карета Кэтрин предпочла ему, Рэмэлу: ему подарила свою любовь, от него понесла ребенка, которому теперь посвящала все свое время. Это стало последним ударом, он пытался понять, пытался простить, но при одном взгляде на Кэтрин, укачивающую сына, он испытывал такую сильную боль, что не мог вытерпеть и минуты ее общества. Лучше вспомнить о своих обязанностях и отправиться в Орден, не в главную резиденцию, а в рестанийскую. Решившись, Рэмэл приказал седлать коня. Уже спустя полчаса он был там и беседовал с другими паладинами-наставникам. Близился день посвящения, и им было что обсудить. Потом Рэмэл посетил тренировки Видящих и молитвы младших послушников. День клонился к закату, когда он наконец решил возвращаться домой — Кэтрин наверняка уже спала. Пройдя по верхней галерее, Рэмэл собирался свернуть на боковую лестницу — это был самый короткий путь к конюшням, — но услышал тихий шепот, а потом смех. Покачав головой, он с теплотой в сердце вспомнил собственную молодость, как они с друзьями вместо занятий сбегали в город. Хорошо, что послушники видят не только сияющую длань Света, но и огонь жизни. Рэмэл, в отличие от других наставников, никогда не был строг с младшими, поэтому он спокойно прошел мимо и уже ступил на лестницу, когда услышал такое, что не смог двинуться дальше.
— Говорят, он ее любит. — Голос принадлежал явно не молодому послушнику, Рэмэл узнал его — это был один из паладинов.
— Любит, не любит — какое это имеет значение? Он не может предавать догматы нашей веры.
— Надо признать очевидное — он слаб. — Третий голос также принадлежал знакомому Рэмэлу, как и первый со вторым.
— Это святотатство! — воскликнул первый, двое его собеседников тут же шикнули на него.
— Молчи, сегодня приехал Остерфальд, не дай Свет, он узнает.
— И что? Покарает? Он такой же слабый, как де Тиаль.
— Он может рассказать Верховному паладину, а нам не нужны проблемы.
— Твоя правда, нам не стоит навлекать на себя неприятности. Но я все равно не могу смириться с тем, что Орден теряет лицо из-за слабости этого влюбленного дурака.
— Кто бы мог подумать, что за более, чем полвека он не разлюбит ее. А теперь невинные гибнут из-за его глупых чувств.
— Я считаю, что он не должен ставить любовь выше чужих жизней, это нарушение основ нашей веры. Де Тиаль...
— Хватит! — Рэмэл больше был не в силах оставаться безучастным слушателем. Когда он появился в нише коридора, скрывшиеся там трое паладинов в испуге замерли. — Как вы смеете вести такие речи?! Вы, воины Света, отравляете свои языки ядом лжи! Вы недостойны своих титулов! Ваше мнение неправильное, ваш ум искажен влиянием Тьмы, только этим я могу объяснить ваше поведение!
Трое паладинов стояли, склонив головы, и внезапно Рэмэл понял, что они, и правду, боятся. Он ведь мог легко лишить их титула паладина и лорда, отправить в изгнание или на верную смерть — стоило только попросить де Тиаля, — сейчас он кричал на своих друзей и товарищей за то, что они посмели подвергнуть критике их Верховного паладина. Ему стало тошно от этого. Оборвав себя на полуслове, Рэмэл направился прочь. Он не знал, куда ему ехать, везде его ждало лишь разочарование и боль. Подслушанный разговор не был для него неожиданностью — он знал, что по Рестании уже несколько месяцев ходят слухи о том, что Орден не может защитить невинных детей, что паладины не служат Свету, а лишь довольствуются собственным богатством. Но хуже всего Рэмэлу было от осознания, что он, сдержанный и терпеливый наставник (такой же, каким был лорд де Тиаль), позволил себе сорваться на младших товарищей, оскорблять их и кричать на них, вместо того, чтобы попытаться наставить на путь истинный. На мгновение его посетила мысль, что Тьма может быть ближе, чем он думает...
Дела у шестерых друзей шли неважно, это признавал даже оптимистично настроенный Реб. Лен проклял всех демонов с их Глубинами и Повелителем, но к цели не приблизился ни на шаг. Через Рестанию шел слишком большой поток людей и нелюдей, чтобы можно было отследить одного незаметного колдуна. Да, Лену и раньше, еще в должности инспектора, приходилось сталкиваться с трудностями поисков убийц, грабителей и воров. Но, во-первых, тогда ему было известно о них гораздо больше, а во-вторых, их находили по "горячим следам". Далия тоже ничем не могла помочь.
— Я могу определить колдуна, если ты поставишь его передо мною. Могу по крови сказать, связан ли он с демоном. Но найти их в Рестании, среди тысяч людей и нелюдей...
Оставалось лишь методично перебирать население города и надеяться на чудо. Единственной хорошей новостью стала весть о том, что детские убийства, которые последние десять месяцев занимали внимание рестанийцев, прекратились.
— Плохо, — помрачнела Мила, как только узнала.
— Это почему? — не поняла Соня.
— Демон пронюхал, что мы его ищем, — усмехнулся Реб.
— Проклятье, я ведь только собирался потрясти Вангреда по этим убийствам, — Лен выругался. — Последняя нить оборвалась. Теперь ищи русалку в море!
Он бы еще долго изливался, если бы в следующий момент не раздался звон колокольчика на калитке. Друзья переглянулись, и Дель отправился открывать: так как в доме Крейлов жило слишком много посторонних ушей (дочери и слуги), решено было их маленькие тайные собрания проводить у Далии. У ограды стоял тот, кого Дель не пустил бы, даже если весь мир горел в огне демонов.
— Светлого дня, — поприветствовал его лорд Хенрик де Тиаль.
— И вам. Далия занята и не намерена вас принимать, — довольно грубо отозвался Дель, даже не думая открывать калитку.
— Но я должен ее увидеть.
— Придется отказаться от этого желания.
— Я должен, — продолжал упорствовать де Тиаль. — Передай Далии, что я пришел вернуть долг.
Дель одарил его гневным взглядом — Хенрик никак не мог искупить свою вину перед Далией, — но, скрипя зубами, отправился в дом, передавать его слова Далии. Спустя десять минут она уже беседовала с бывшим женихом, правда, в присутствии Деля, чему была несказанно рада. Они расположились в одной из пустых комнат на втором этаже, пока оставшаяся часть компании перекочевала на кухню, где активно сплетничала по поводу незваного гостя и свалившихся на них проблем.
— Так о чем ты хотел поговорить? — жестко начала Далия: она не собиралась тратить драгоценное время на бывшего возлюбленного, но и упустить шанс воспользоваться им не могла. Хотя будь ситуация с демоном менее напряженной и опасной, она предпочла бы никогда не видеть Хенрика — пусть выгода и месть летят в Глубины, она хочет лишь покоя и счастливой жизни с Делем. А сейчас еще, возможно, окажется, что паладин пришел с какой-нибудь глупостью... Нет, тогда надо будет попробовать уговорить его помочь в поисках колдуна.
— Позавчера вечером мы поймали убийцу детей. — Лорд де Тиаль проявлял поразительное спокойствие для человека, позади которого расхаживал недружелюбно настроенный ликан. — Я подумал, что для тебя это будет важно.
— Допустим. И что?
— Убийцей оказался молодой мужчина, он раньше работал в Управлении и имел доступ в архив, где хранилось тво... старое дело. После того, как его выгнали, он явно обезумел и стал убивать. Когда его привезли в Орден, мы поняли, что он колдун. Так что его в любом случае завтра на рассвете ждет костер.
Лицо Далии оставалось каменной маской, когда она как бы невзначай произнесла:
— Я хотела бы поговорить с ним. Это возможно?
Хенрик помедлил с ответом, явно колеблясь.
— При некоторых обстоятельствах — да, возможно. Но зачем тебе это? Он еще совсем молод и не был замешан в... старом деле, лишь подражал.
— Мне любопытно, что им двигало. Как ты понимаешь, у меня своя... заинтересованность в старом деле.
Лорду де Тиалю явно не нравилась просьба Далии, он даже не скрывал, что ищет повод отказать ей.
— Колдун содержится в подвалах главной резиденции, а не рестанийской. Туда не пускают посторонних...
— Ты говорил об оплате долга, — напомнила Далия. — Или ты вновь не держишь слово?
— Я поделился с тобой тайными сведениями. — Ей явно удалось задеть его за живое.
— Это ты приравниваешь к семидесяти годам моей жизни? — стальным голосом поинтересовалась Далия. Они сидели друг напротив друга, в старых обитых потертым бархатом креслах — статный шатен с пронзительными взглядом ореховых глазами и стройная, непреклонная, как клинок, светловолосая женщина. Их объединяло слишком многое, но еще больше — разделяло.
И все же, этот бой был за Далией.
— Хорошо, — согласился Хенрик, отводя взгляд. — Я проведу тебя сегодня вечером.
— Нас, — раздалось за его спиной. Лорд де Тиаль в недоумении обернулся: он и думать забыл о ликане, муже Далии.
— Далия не отправится к вам одна, — добавил тот.
— Исключено. Ни один ликан не войдет во владения Ордена по своей воле. Или ты желаешь сгореть на костре рядом с колдуном?
— Хенрик, — одернула его Далия. — Я не пойду без Дельморга.
— Торгуешься? — поразился де Тиаль. — Раньше ты была чище, выше этого.
— Попортила меня, за столько лет. Жизнь, — Далия пригвоздила взглядом бывшего возлюбленного.
Хенрик долго смотрел на нее, словно пытался умолить. Или просчитывал варианты, во что ему обойдется прощение Далии.
— Хорошо, я проведу вас обоих, — решил де Тиаль, с грустью в глазах взирая на женщину, которую когда-то называл своей невестой. — Нам пора отправляться, к закату будем в резиденции.
Он рассчитал правильно, и не успело солнце спрятаться за горизонтом, как они прибыли на место. И Дель, и Далия уже были в главной резиденции Ордена — на ритуале Розы Правды, больше года назад. Но сейчас все было иначе, особенно для Деля: теперь он прибыл сюда не с правительницей Рестании, а по своей воле, практически один, а ведь это были уже земли Фелин'Сена, где действовал Серый список. Но ничто в этом мире (а тем более Орден) не остановили бы его, он не доверял ни паладинам в общем, ни де Тиалю в частности, и отдал бы многое, если не все, чтобы Далии не пришлось так рисковать. В конце концов, сейчас отношения Рестании с Орденом были настолько натянутыми, что воины Света могли позволить себе даже казнь доверенного лица правителя крупнейшего в мире города. Или, скажем, Верховного мага, обвиненного вновь.
Каменные коридоры уводили их все глубже вниз, в знаменитые (в плохом смысле слова) подвалы Ордена. Дель, который на своем веку успел повидать разные подземелья — и людских господ, и королевских особ, и даже дважды побывал в Катакомбах, — никаких особых отличий не заметил: все та же сырость, холод и безысходность. Разве что размер — подвалы Ордена, на беглый взгляд, растянулись на несколько миль под резиденцией и близлежащими землями. Лорд де Тиаль самолично проводил их до камеры заключенного, не взяв никого в сопровождение: послушники и паладины лишь смотрели им вслед, и взгляды эти очень не нравились Делю. Если он что-то понимал, Орден не одобрял действий Верховного паладина. Но это были проблемы де Тиаля, а им с Далией главное было выбраться из этих бесконечных подземелий.
Хенрик отпер дверь камеры и отдал приказ послушникам пройти до караульной. Двое юношей проводили их подозрительными взглядами и скрылись за ближайшим поворотом.
— Только после вас, — предупредил Дель, когда де Тиаль собирался пропустить вперед Далию. Паладин посмотрел на него, как на неразумное дитя, но, видимо, уже смирившись сегодня со всеми издевательствами Судьбы, первым вошел в камеру. Далия с Делем последовали за ним. Камера была небольшой, темной и затхлой. На грязной соломе лежал еще совсем молодой мужчина, юноша, и что-то пытался сказать, но выходили одни лишь хрипы. Руки его были искорежены и покрыты коркой засохшей крови, грудь вздымалась рвано, изо рта вырывались стоны, а лицо пленника было бледным, как у вампира. Делю часто доводилось слышать о подвалах Ордена, где многие, очень многие, темные окончили свой путь. И хоть война Света закончилась уже давно, подданные Тьмы до сих пор рассказывали своим детям об ужасах холодных подвалов и о жестоких паладинах. Теперь Дель лично убедился, что ждет каждого темного, который станет неугоден воинам Света.
Хенрик благоразумно остался у входа в камеру, Дель — тоже, Далия прошла к пленнику и без лишней брезгливости опустилась на пол.
— Хочешь воды? — Она протянула юноше фляжку. Тот дернулся, как от кнута, но тут же поднял на нее взгляд, полный надежды, и схватил воду.
— Мне нужна твоя помощь, — Далия говорила не жестко, без угрозы, но и не мягко. Она настаивала, но не передавливала.
— Нет, опасно, он может быть не один. С колдуном я еще справлюсь, а вот с демоном...
Все было ясно без слов, и даже порывистый Реб присмирел и согласился. Лен продолжил размеренно "обрабатывать" колдунов.
***
Ричард рос быстро, Кэтрин не уставала удивляться. Малыш был здоровым, как заверял ее лекарь, активным и любознательным. Он уже умел поворачивать голову и с интересом следил за мамой. Кэтрин души не чаяла в своем маленьком чуде и ничто, даже холодная безразличность мужа, не могло погасить этот огонек радости. Пусть Рэмэл ее теперь ненавидит, пусть между ними больше нет той любви, что зажглась когда-то в юных сердцах, но зато у нее был ее сын, который никогда не предаст и не бросит ее. Он будет рядом, будет любить ее, как она его.
Мимо прошел Рэмэл, даже не взглянув в сторону жены и сына. Дверь его кабинета захлопнулась громче, чем обычно. Кэтрин устало прислонилась лбом к краю колыбели и только плач малыша отвлек ее от печальных мыслей.
А Рэмэл, запершись в кабинете, стал мерить его шагами. Думать о долге паладина сейчас совершенно не получалось, хотя, учитывая ситуацию и грязные слухи, что стали распространяться в городе, ему стоило заняться делами. Но с того самого визита Карета Рэмэл не мог ни на чем сосредоточиться. Измену Кэтрин он тяжело пережил, она ударила по самому больному месту. За восемь лет ношения плаща паладина он постепенно привык к титулу лорда, научился управлять землей и людьми, отдавать приказы и на равных общаться со знатью, но в глубине души продолжал тлеть маленький огонек самоуничижения. Он помнил, что родился в семье землепашца , что был никем, что недостоин прекрасной Кэтрин. Забытое и надежно спрятанное чувство собственной ничтожности неожиданно вернулось, больно раня сердце. Как он мог поверить в эту сказку, что Кэтрин отдала ему свою любовь? Они так хорошо жили эти годы, она так преданно ждала его каждый раз, и вот однажды... Он смирился — смирился с ее нелюбовью, с ее неверностью. Она раскаивалась, плакала, клялась в своей любви к нему, и он, как последний дурак, вновь поверил, что достоин ее, что она лишь оступилась. Но потом пришел Карет — и все рухнуло. Смешно сказать, но когда Рэмэл думал о том, кто же был любовником Кэтрин, он всегда представлял себе какого-нибудь рестанийского лорда, с древней родословной и безупречными манерами, такой, какой и должен был быть мужем юной леди де Шелон. Но Карет? Карет, его лучший друг, его товарищ, такой же, как он, Рэмэл, обычный человек, сын уличного торговца, промотавшего свое маленькое состояние в игорном доме. Именно Карета Кэтрин предпочла ему, Рэмэлу: ему подарила свою любовь, от него понесла ребенка, которому теперь посвящала все свое время. Это стало последним ударом, он пытался понять, пытался простить, но при одном взгляде на Кэтрин, укачивающую сына, он испытывал такую сильную боль, что не мог вытерпеть и минуты ее общества. Лучше вспомнить о своих обязанностях и отправиться в Орден, не в главную резиденцию, а в рестанийскую. Решившись, Рэмэл приказал седлать коня. Уже спустя полчаса он был там и беседовал с другими паладинами-наставникам. Близился день посвящения, и им было что обсудить. Потом Рэмэл посетил тренировки Видящих и молитвы младших послушников. День клонился к закату, когда он наконец решил возвращаться домой — Кэтрин наверняка уже спала. Пройдя по верхней галерее, Рэмэл собирался свернуть на боковую лестницу — это был самый короткий путь к конюшням, — но услышал тихий шепот, а потом смех. Покачав головой, он с теплотой в сердце вспомнил собственную молодость, как они с друзьями вместо занятий сбегали в город. Хорошо, что послушники видят не только сияющую длань Света, но и огонь жизни. Рэмэл, в отличие от других наставников, никогда не был строг с младшими, поэтому он спокойно прошел мимо и уже ступил на лестницу, когда услышал такое, что не смог двинуться дальше.
— Говорят, он ее любит. — Голос принадлежал явно не молодому послушнику, Рэмэл узнал его — это был один из паладинов.
— Любит, не любит — какое это имеет значение? Он не может предавать догматы нашей веры.
— Надо признать очевидное — он слаб. — Третий голос также принадлежал знакомому Рэмэлу, как и первый со вторым.
— Это святотатство! — воскликнул первый, двое его собеседников тут же шикнули на него.
— Молчи, сегодня приехал Остерфальд, не дай Свет, он узнает.
— И что? Покарает? Он такой же слабый, как де Тиаль.
— Он может рассказать Верховному паладину, а нам не нужны проблемы.
— Твоя правда, нам не стоит навлекать на себя неприятности. Но я все равно не могу смириться с тем, что Орден теряет лицо из-за слабости этого влюбленного дурака.
— Кто бы мог подумать, что за более, чем полвека он не разлюбит ее. А теперь невинные гибнут из-за его глупых чувств.
— Я считаю, что он не должен ставить любовь выше чужих жизней, это нарушение основ нашей веры. Де Тиаль...
— Хватит! — Рэмэл больше был не в силах оставаться безучастным слушателем. Когда он появился в нише коридора, скрывшиеся там трое паладинов в испуге замерли. — Как вы смеете вести такие речи?! Вы, воины Света, отравляете свои языки ядом лжи! Вы недостойны своих титулов! Ваше мнение неправильное, ваш ум искажен влиянием Тьмы, только этим я могу объяснить ваше поведение!
Трое паладинов стояли, склонив головы, и внезапно Рэмэл понял, что они, и правду, боятся. Он ведь мог легко лишить их титула паладина и лорда, отправить в изгнание или на верную смерть — стоило только попросить де Тиаля, — сейчас он кричал на своих друзей и товарищей за то, что они посмели подвергнуть критике их Верховного паладина. Ему стало тошно от этого. Оборвав себя на полуслове, Рэмэл направился прочь. Он не знал, куда ему ехать, везде его ждало лишь разочарование и боль. Подслушанный разговор не был для него неожиданностью — он знал, что по Рестании уже несколько месяцев ходят слухи о том, что Орден не может защитить невинных детей, что паладины не служат Свету, а лишь довольствуются собственным богатством. Но хуже всего Рэмэлу было от осознания, что он, сдержанный и терпеливый наставник (такой же, каким был лорд де Тиаль), позволил себе сорваться на младших товарищей, оскорблять их и кричать на них, вместо того, чтобы попытаться наставить на путь истинный. На мгновение его посетила мысль, что Тьма может быть ближе, чем он думает...
***
Дела у шестерых друзей шли неважно, это признавал даже оптимистично настроенный Реб. Лен проклял всех демонов с их Глубинами и Повелителем, но к цели не приблизился ни на шаг. Через Рестанию шел слишком большой поток людей и нелюдей, чтобы можно было отследить одного незаметного колдуна. Да, Лену и раньше, еще в должности инспектора, приходилось сталкиваться с трудностями поисков убийц, грабителей и воров. Но, во-первых, тогда ему было известно о них гораздо больше, а во-вторых, их находили по "горячим следам". Далия тоже ничем не могла помочь.
— Я могу определить колдуна, если ты поставишь его передо мною. Могу по крови сказать, связан ли он с демоном. Но найти их в Рестании, среди тысяч людей и нелюдей...
Оставалось лишь методично перебирать население города и надеяться на чудо. Единственной хорошей новостью стала весть о том, что детские убийства, которые последние десять месяцев занимали внимание рестанийцев, прекратились.
— Плохо, — помрачнела Мила, как только узнала.
— Это почему? — не поняла Соня.
— Демон пронюхал, что мы его ищем, — усмехнулся Реб.
— Проклятье, я ведь только собирался потрясти Вангреда по этим убийствам, — Лен выругался. — Последняя нить оборвалась. Теперь ищи русалку в море!
Он бы еще долго изливался, если бы в следующий момент не раздался звон колокольчика на калитке. Друзья переглянулись, и Дель отправился открывать: так как в доме Крейлов жило слишком много посторонних ушей (дочери и слуги), решено было их маленькие тайные собрания проводить у Далии. У ограды стоял тот, кого Дель не пустил бы, даже если весь мир горел в огне демонов.
— Светлого дня, — поприветствовал его лорд Хенрик де Тиаль.
— И вам. Далия занята и не намерена вас принимать, — довольно грубо отозвался Дель, даже не думая открывать калитку.
— Но я должен ее увидеть.
— Придется отказаться от этого желания.
— Я должен, — продолжал упорствовать де Тиаль. — Передай Далии, что я пришел вернуть долг.
Дель одарил его гневным взглядом — Хенрик никак не мог искупить свою вину перед Далией, — но, скрипя зубами, отправился в дом, передавать его слова Далии. Спустя десять минут она уже беседовала с бывшим женихом, правда, в присутствии Деля, чему была несказанно рада. Они расположились в одной из пустых комнат на втором этаже, пока оставшаяся часть компании перекочевала на кухню, где активно сплетничала по поводу незваного гостя и свалившихся на них проблем.
— Так о чем ты хотел поговорить? — жестко начала Далия: она не собиралась тратить драгоценное время на бывшего возлюбленного, но и упустить шанс воспользоваться им не могла. Хотя будь ситуация с демоном менее напряженной и опасной, она предпочла бы никогда не видеть Хенрика — пусть выгода и месть летят в Глубины, она хочет лишь покоя и счастливой жизни с Делем. А сейчас еще, возможно, окажется, что паладин пришел с какой-нибудь глупостью... Нет, тогда надо будет попробовать уговорить его помочь в поисках колдуна.
— Позавчера вечером мы поймали убийцу детей. — Лорд де Тиаль проявлял поразительное спокойствие для человека, позади которого расхаживал недружелюбно настроенный ликан. — Я подумал, что для тебя это будет важно.
— Допустим. И что?
— Убийцей оказался молодой мужчина, он раньше работал в Управлении и имел доступ в архив, где хранилось тво... старое дело. После того, как его выгнали, он явно обезумел и стал убивать. Когда его привезли в Орден, мы поняли, что он колдун. Так что его в любом случае завтра на рассвете ждет костер.
Лицо Далии оставалось каменной маской, когда она как бы невзначай произнесла:
— Я хотела бы поговорить с ним. Это возможно?
Хенрик помедлил с ответом, явно колеблясь.
— При некоторых обстоятельствах — да, возможно. Но зачем тебе это? Он еще совсем молод и не был замешан в... старом деле, лишь подражал.
— Мне любопытно, что им двигало. Как ты понимаешь, у меня своя... заинтересованность в старом деле.
Лорду де Тиалю явно не нравилась просьба Далии, он даже не скрывал, что ищет повод отказать ей.
— Колдун содержится в подвалах главной резиденции, а не рестанийской. Туда не пускают посторонних...
— Ты говорил об оплате долга, — напомнила Далия. — Или ты вновь не держишь слово?
— Я поделился с тобой тайными сведениями. — Ей явно удалось задеть его за живое.
— Это ты приравниваешь к семидесяти годам моей жизни? — стальным голосом поинтересовалась Далия. Они сидели друг напротив друга, в старых обитых потертым бархатом креслах — статный шатен с пронзительными взглядом ореховых глазами и стройная, непреклонная, как клинок, светловолосая женщина. Их объединяло слишком многое, но еще больше — разделяло.
И все же, этот бой был за Далией.
— Хорошо, — согласился Хенрик, отводя взгляд. — Я проведу тебя сегодня вечером.
— Нас, — раздалось за его спиной. Лорд де Тиаль в недоумении обернулся: он и думать забыл о ликане, муже Далии.
— Далия не отправится к вам одна, — добавил тот.
— Исключено. Ни один ликан не войдет во владения Ордена по своей воле. Или ты желаешь сгореть на костре рядом с колдуном?
— Хенрик, — одернула его Далия. — Я не пойду без Дельморга.
— Торгуешься? — поразился де Тиаль. — Раньше ты была чище, выше этого.
— Попортила меня, за столько лет. Жизнь, — Далия пригвоздила взглядом бывшего возлюбленного.
Хенрик долго смотрел на нее, словно пытался умолить. Или просчитывал варианты, во что ему обойдется прощение Далии.
— Хорошо, я проведу вас обоих, — решил де Тиаль, с грустью в глазах взирая на женщину, которую когда-то называл своей невестой. — Нам пора отправляться, к закату будем в резиденции.
Он рассчитал правильно, и не успело солнце спрятаться за горизонтом, как они прибыли на место. И Дель, и Далия уже были в главной резиденции Ордена — на ритуале Розы Правды, больше года назад. Но сейчас все было иначе, особенно для Деля: теперь он прибыл сюда не с правительницей Рестании, а по своей воле, практически один, а ведь это были уже земли Фелин'Сена, где действовал Серый список. Но ничто в этом мире (а тем более Орден) не остановили бы его, он не доверял ни паладинам в общем, ни де Тиалю в частности, и отдал бы многое, если не все, чтобы Далии не пришлось так рисковать. В конце концов, сейчас отношения Рестании с Орденом были настолько натянутыми, что воины Света могли позволить себе даже казнь доверенного лица правителя крупнейшего в мире города. Или, скажем, Верховного мага, обвиненного вновь.
Каменные коридоры уводили их все глубже вниз, в знаменитые (в плохом смысле слова) подвалы Ордена. Дель, который на своем веку успел повидать разные подземелья — и людских господ, и королевских особ, и даже дважды побывал в Катакомбах, — никаких особых отличий не заметил: все та же сырость, холод и безысходность. Разве что размер — подвалы Ордена, на беглый взгляд, растянулись на несколько миль под резиденцией и близлежащими землями. Лорд де Тиаль самолично проводил их до камеры заключенного, не взяв никого в сопровождение: послушники и паладины лишь смотрели им вслед, и взгляды эти очень не нравились Делю. Если он что-то понимал, Орден не одобрял действий Верховного паладина. Но это были проблемы де Тиаля, а им с Далией главное было выбраться из этих бесконечных подземелий.
Хенрик отпер дверь камеры и отдал приказ послушникам пройти до караульной. Двое юношей проводили их подозрительными взглядами и скрылись за ближайшим поворотом.
— Только после вас, — предупредил Дель, когда де Тиаль собирался пропустить вперед Далию. Паладин посмотрел на него, как на неразумное дитя, но, видимо, уже смирившись сегодня со всеми издевательствами Судьбы, первым вошел в камеру. Далия с Делем последовали за ним. Камера была небольшой, темной и затхлой. На грязной соломе лежал еще совсем молодой мужчина, юноша, и что-то пытался сказать, но выходили одни лишь хрипы. Руки его были искорежены и покрыты коркой засохшей крови, грудь вздымалась рвано, изо рта вырывались стоны, а лицо пленника было бледным, как у вампира. Делю часто доводилось слышать о подвалах Ордена, где многие, очень многие, темные окончили свой путь. И хоть война Света закончилась уже давно, подданные Тьмы до сих пор рассказывали своим детям об ужасах холодных подвалов и о жестоких паладинах. Теперь Дель лично убедился, что ждет каждого темного, который станет неугоден воинам Света.
Хенрик благоразумно остался у входа в камеру, Дель — тоже, Далия прошла к пленнику и без лишней брезгливости опустилась на пол.
— Хочешь воды? — Она протянула юноше фляжку. Тот дернулся, как от кнута, но тут же поднял на нее взгляд, полный надежды, и схватил воду.
— Мне нужна твоя помощь, — Далия говорила не жестко, без угрозы, но и не мягко. Она настаивала, но не передавливала.
