Оставалось надеяться на дотошность Хорхе и то обстоятельство, что он очень быстро нашёл общий язык с начальниками и обыкновенной полиции, и тайной.
Монотонность разговора усыпляла, и под конец уже начало казаться, что именно на это и был расчёт — притупить бдительность и подловить. Если так, то Рауль мог гордиться собой: не вышло.
Свернул эту бесконечную встречу король с облегчением. Свернул бы раньше, когда разговоры начали повторяться, но это было неправильно. Всё же обед, хоть и официальный, не зря назывался обедом — неформальное сборище официально не имело плана и существовало по светским законам. Король мог бы и презреть их, но — не сейчас и не в этой компании.
Поэтому перед тем, как перейти к следующему поединку, требовалось выждать приличествующий срок. Потом выразить сожаление, что вынужден покинуть занимательное собрание, выслушать новые заверения, заверить самому и только после этого обратиться к советнику:
— Дон Сальвадор, если вы успели подготовить всё нужное, я бы предпочёл не откладывать наш разговор дольше.
— Как вам будет угодно, ваше величество, — склонил голову тот.
— Тогда следуйте за мной, продолжим в более располагающей обстановке.
Послы раскланивались и провожали нового правителя и старого советника взглядами, но старались сохранять незаинтересованный вид.
Доклад советник начал прямо на ходу. Хотя он и протянул королю тонкую папку с несколькими плотно исписанными листами, но сверяться с записями ему явно не требовалось. А таиться от кого-то с этим разговором смысла не было: никакой тайны и ничего нового он не содержал.
Рауль и без доклада прекрасно знал, что юг задумывается о побеге, север на грани голода, а центр — на грани взрыва. Пример далёкой Оссы, где несколько лет назад скинули правящую династию и пустили под нож вековые устои, подогревал недовольство горожан. Справедливое недовольство, что и говорить: тяжёлый труд без отдыха, за который платили крохи, а тут вдруг — Осса, где оказалась возможна другая жизнь. И плевать, что пока та находилась в страшной разрухе и никак не могла выбраться из пучины гражданской войны. Слишком заманчивой выглядела идея получить то, чего никогда не имел.
На взгляд Рауля, да и остальных его соратников, правящая элита слишком сильно недооценивала силу негодования тех, кого привыкли ставить на один уровень со скотом. Да и соседей, которые щедро подбрасывали дров в костёр этого негодования — тоже. Если не дать того, чего они хотят, добром, — придут и возьмут силой. Это представлялось только вопросом времени, и времени ближайшего. Пока ещё имелся шанс решить всё миром, не опрокинув и без того измождённую Бастию в пекло междоусобицы, и именно наличие этого шанса определило сделанный генералами выбор.
Переворот был неизбежен, с их участием или без, сейчас или через несколько лет. Они могли повлиять лишь на количество крови, которое при этом прольётся, что и пытались сделать сейчас.
Сальвадор Рубио де Рей тоже всё это понимал. Он был куда мягче в формулировках, не заострял внимания на возможных последствиях, и сам Рауль всё это говорил бы другими словами, но главного это, конечно, не отменяло. Возможность волнений советника беспокоила, он её прекрасно сознавал, и это добавляло к нему уважения. И насторожённости, потому что недальновидным дураком он не был совершенно точно, наверняка понял всё это не вчера, но почему-то не спешил привлекать к этим вопросам внимание прежнего короля, хотя влияние на него имел заметное.
Малый королевский кабинет, удачно расположенный недалеко от королевских покоев, Раулю понравился с первого взгляда. Федерико им почти не пользовался, предпочитая вести дела в покоях, а новому королю, напротив, хотелось разграничить личное пространство и продиктованные новой ролью обязанности, и это место подошло идеально.
Кабинет предваряла просторная приёмная с секретарским столом, который уже вполне освоил королевский адъютант. Здесь уже сидело, о чём-то тихо переговариваясь, несколько незнакомых мужчин средних лет, которые при появлении короля вскинулись, но под его недовольным взглядом тут же скисли.
Приёмную пересекли молча, шагавший за королём советник при виде посторонних умолк. А в кабинете Рауль жестом предложил посетителю садиться и подал пример.
Тут было светло и тихо. Окна выходили всё на тот же сад, что и в королевских покоях, и с той стороны имелся большой балкон. Кусты роз в мраморных вазах надёжно скрывали от посторонних глаз совсем не королевскую обстановку — плетёные из лозы круглый стол и несколько глубоких кресел. Из кабинета их, впрочем, тоже нельзя было разглядеть, там была глухая стена, и чтобы заподозрить существование этого уютного уголка, напоминавшего тихие веранды в поместьях южных идальго, требовалось большое внимание к деталям, то есть спрятанной за портьерой двери, и знание плана дворца.
Прежде Раулю не доводилось бывать в королевском крыле, поэтому планировку пришлось для начала изучать по чертежам, а потом — пройтись по этажам, запоминая, что как выглядит. Не хотелось показывать себя глупо, прося слуг проводить в нужное место, да и опасно это — не знать, куда ведёт та или иная лестница и какой из коридоров кончается тупиком. Может, чёрные переходы для слуг ему и не довелось пока изучить внимательно, но в парадной части король теперь ориентировался уверенно.
Конечно, он не мог не проверить место, где планировал проводить достаточно много времени. Балкон вполне мог оказаться дополнительным источником опасности, странно было бы его игнорировать. И о своей предусмотрительности Рауль не пожалел. Конечно, вряд ли в этом году у него появится время рассиживаться в уютном уголке среди розовых кустов, но… лучше, когда подобное место есть, чем когда его нет.
Внутренняя обстановка тоже была хороша. Два сорта дерева — белёсый граб и узорчатая золотистая олива, — гербовый голубой с серебром. Очень много солнца, и даже в пасмурную погоду тут, наверное, было светло. Рауль не дал себе труда выяснить, кто занимался обстановкой этой комнаты, но почти не сомневался, что это был его земляк. В кабинете было… южно. И, конечно, он не сумел устоять перед соблазном.
Вдали от родины кабальеро Браво де Кастильо прожил добрую половину жизни, с тех пор как он юнцом вместе с матерью переехал в весьма скромный столичный дом. Господь оказался к ним не так уж и суров, если разобраться: после смерти отца они вполне могли остаться без средств к существованию, но, к счастью, сохранилось приданое матери, к которому отец не имел доступа, и то обеспечило вполне сносное существование. Определённо недостойное древнего рода Кастильо, но мать никогда не жаловалась и держалась с редким достоинством. Не плакала, не пыталась цепляться за прошлое и за тень прежних богатств, и казалось, что она не видела никакой беды в наличии всего одной служанки. Не брезгала сама вставать к плите и очень неплохо готовила.
Рауль не сомневался, что её бы не сломило и куда более бедственное положение. Он восхищался ею, и тогда пообещал себе сделать всё возможное, чтобы она ни в чём не нуждалась. И, может быть, именно эта решимость и эта цель позволили ему сделать по-настоящему головокружительную карьеру.
Она гордилась сыном и жалела только об одном: он не спешил приводить в дом жену. Господь не подарил ей других детей, и она надеялась обрести дочь хотя бы так. Дочь, внуков… Осчастливить её единственный сын уже не успел: она умерла за полгода до начала войны с Бригидой. Умерла, впрочем, счастливой, спокойной, во сне.
Так что, пытаясь уколоть его напоминаниями об отце, Эстебан Андалес де ла Марино изначально был обречён на провал, мстить за него Рауль не планировал и никого, кроме Браво-старшего, в его смерти не винил. Но и зла к отцу не держал: глупо сердиться на покойника.
Советник Рубио де Рей никаких провокационных разговоров не вёл и намёков не делал. Строго по делу, словно не было у него никаких больше вопросов и чаяний. Не человек — заводная игрушка, без чувств повторяющая одни и те же действия.
От этого сравнения стало немного не по себе, но Рауль стряхнул наваждение и сосредоточился на разговоре. Тем более говорил советник очень близкие и понятные вещи, которые прекрасно сочетались с официальной позицией новой власти и всеми её пока ещё не высказанными дальнейшими планами. Поразительная проницательность. И поразительное умение подстраиваться под обстоятельства.
— Благодарю, дон Сальвадор, — подытожил Рауль долгий и приятно осмысленный разговор. — Ваш опыт и знания достойны всяческого уважения и восхищения.
— Спасибо, ваше величество, — невозмутимо склонил голову тот. — Значит ли это, что я устраиваю вас в роли советника?
— Советника, — подчеркнул король голосом. — В том, чтобы за меня принимали решения, я не нуждаюсь.
— Разумеется, ваше величество. — Опять короткий наклон головы, и по постному лицу не определить, что происходит внутри. Отвратительное до зависти умение держать лицо.
Повисла тишина. Рауль испытующе разглядывал посетителя, тот — без интереса изучал висящие на стене гобелены. Короткие волосы с проседью очень коротко острижены, тёмные глаза под тяжёлыми веками с по-женски густыми ресницами — непроницаемы. Совершенно невыразительное, невзрачное лицо, именно этим примечательное. И одежда такая же — хорошая ткань, но самый невыразительный фасон и практичный серый цвет. Длинный сюртук со стоячим воротником почти без отделки покроем напоминал сутану. Из образа выбивалась разве что пара перстней с крупными камнями на длинных худых пальцах. Артефакты, наверное.
И опять мелькнула неприятная ассоциация с заводной куклой или хорошо сделанным манекеном. Странно сложённым, но хорошо сработанным.
— Скажите, дон Сальвадор, что вами движет? — Понимая, что с прожжённого политика ему не переговорить и не подловить, тем более без подготовки, Рауль предпочёл воспользоваться тем же методом, какой неплохо показал себя в разговоре с грандом Андалией.
— Что вы имеете в виду, ваше величество? — Рубио де Рей продолжал держаться с невозмутимостью камня.
— Ваше стремление остаться на этой должности в тот момент, когда прежний ваш сюзерен ушёл на покой, — не стал ходить кругами генерал. — Многим казалось, что вы верны ему. А на самом деле? Деньги? Власть?
— Я верен Бастии, ваше величество, как и вы, — спокойно, с достоинством проговорил он. — Здоровье не позволило мне стать достойным защитником для родной земли на военном рубеже, но я стараюсь быть полезным там, где могу таковым быть. А всё, что вы перечислили, лишь инструмент.
— Достойная уважения позиция, — ответил Рауль. — Я уверен, что преданный Бастии человек ей пригодится. Сейчас кабинет министров ещё не до конца определён, но я уверен, что для вас там найдётся достойное место.
— Благодарю, ваше величество, — с прежней невыразительность склонил голову Сальвадор. — Я могу идти?
— Да, идите, — кивнул Рауль, задумчиво разглядывая лежащую перед ним на столе папку, поданную советником.
Тот вежливо, строго в рамках этикета, откланялся, заверил в собственной надёжности и прочих добродетелях и распрощался. Генерал, не вставая из-за стола, кивнул на прощание, разглядывая Рубио де Рея с ещё большей задумчивостью.
Говорил тот правильные, разумные, очень близкие самому Раулю слова. Формально — не придраться, ни единого повода считать сказанное ложью или обвинить в неискренности. И это смущало. Слишком хорошо, слишком гладко. Слишком близко к тому, что он хотел бы услышать в идеале от всех облечённых властью людей.
Если он так хорошо всё понимает и именно так думает, всё же почему не пользовался своей властью, когда стоял за плечом Федерико? Не мог? Не хотел? Или его взгляд на вещи меняется в зависимости от того, кто находится рядом? Последнее неплохо объяснило бы, как умудрился Рубио де Рей столько лет продержаться без единой дуэли, но совершенно не объясняло, чего на самом деле хотел и к чему стремился этот человек.
Ну что ж, никто не обещал, что с советником будет легко и ясно с одного разговора. Да это разговором-то не назвать, так, первая взаимная разведка. С грандом Андалией вышло гораздо результативнее, они хоть по делу немного поспорили...
— Ваше величество, разрешите? — Через несколько секунд после ухода Руби де Рея в кабинет заглянул адъютант.
— Да, проходи, — разрешил Рауль, удовлетворённо наблюдая, как тот тщательно закрывает за собой тяжёлую дверь, чтобы в приёмной был не слышен разговор. — Что тут было в моё отсутствие? И кто там сидел?
— А они и сейчас сидят. Выгнать? — предложил Флавио. — Это целители, те самые.
— Ах вот оно что! — усмехнулся король. — У них, выходит, так много свободного времени? Зови, посмотрим, что там за целители.
Проходя мимо, особого внимания на них Рауль не обратил, а теперь вот представилась возможность рассмотреть получше. Генерал Браво де Кастильо привык к другим обладателям этого дара — в собранных, подтянутых военных целителях было слишком много от офицеров и от монахов, чтобы уместилось ещё и сходство с этими тремя. Далеко не все они давали обет нестяжательства, но в походе богатством не блеснёшь, даже если оно есть. А эти…
Первый походил на почтенного ювелира. Пожилой, но в неплохой форме. Коротко подстриженные волосы, щегольская бородка, какие были в моде лет сорок назад — наверное, во времена его молодости. Безупречно сидящий тёмный сюртук с серебряным шитьём, белоснежная рубашка, шёлковый шейный платок, в руках трость с серебряным набалдашником, на ухоженных руках несколько перстней, на ногах — ещё одна новомодная штучка из Алевы с дурацким, похожим на ругательство названием, которое Рауль не сразу вспомнил. Штиблеты. Блестящая чёрная кожа, что-то белое сверху… Да, этого франта очень сложно было представить в кухне рядом с пострадавшей служанкой.
Второй — низкий и тучный, что называется — проще перешагнуть, чем обойти. Этот был ярким как петух, красно-зелёно-жёлтым, и с ног до головы расшитым золотом. На коротких толстых пальцах столько колец, что они едва гнулись, блестящая лысина в окружении седого редкого венчика волос — как саркастическая пародия на тонзуру.
Третий на фоне спутников терялся. Да он бы и на менее выразительном фоне потерялся, самим Создателем, кажется, приспособленный больше для этого. Среднего роста, невнятного сложения, в хорошей, чистой, но словно с чужого плеча одежде. «Интересно, они с Рубио де Реем не родственники?» — насмешливо подумал Рауль, закончив осматривать последнего, держащегося в тени остальных. Только если советник был невыразительно-непонятным, то этот будил необъяснимое чувство гадливости.
Парламентёром от всех троих выступил щёголь, который и говорил под стать наружности — мягко, вкрадчиво, подчёркнуто-уважительно. И начал издалека: какая для них честь, что их приняли, как они восхищены, как рады и как поддерживают нового короля.
Рауль слушал молча, не перебивая, и ждал, пока целителю надоест. В голове в ответ на длинную речь возникла единственная мыль: «Непонятно, какой он целитель, но задницы лижет профессионально». Произносить голосом Октавио.
— Короче, сеньоры. — Король сдался первым, когда через пять минут говорливый целитель начал повторяться.
Монотонность разговора усыпляла, и под конец уже начало казаться, что именно на это и был расчёт — притупить бдительность и подловить. Если так, то Рауль мог гордиться собой: не вышло.
Свернул эту бесконечную встречу король с облегчением. Свернул бы раньше, когда разговоры начали повторяться, но это было неправильно. Всё же обед, хоть и официальный, не зря назывался обедом — неформальное сборище официально не имело плана и существовало по светским законам. Король мог бы и презреть их, но — не сейчас и не в этой компании.
Поэтому перед тем, как перейти к следующему поединку, требовалось выждать приличествующий срок. Потом выразить сожаление, что вынужден покинуть занимательное собрание, выслушать новые заверения, заверить самому и только после этого обратиться к советнику:
— Дон Сальвадор, если вы успели подготовить всё нужное, я бы предпочёл не откладывать наш разговор дольше.
— Как вам будет угодно, ваше величество, — склонил голову тот.
— Тогда следуйте за мной, продолжим в более располагающей обстановке.
Послы раскланивались и провожали нового правителя и старого советника взглядами, но старались сохранять незаинтересованный вид.
Доклад советник начал прямо на ходу. Хотя он и протянул королю тонкую папку с несколькими плотно исписанными листами, но сверяться с записями ему явно не требовалось. А таиться от кого-то с этим разговором смысла не было: никакой тайны и ничего нового он не содержал.
Рауль и без доклада прекрасно знал, что юг задумывается о побеге, север на грани голода, а центр — на грани взрыва. Пример далёкой Оссы, где несколько лет назад скинули правящую династию и пустили под нож вековые устои, подогревал недовольство горожан. Справедливое недовольство, что и говорить: тяжёлый труд без отдыха, за который платили крохи, а тут вдруг — Осса, где оказалась возможна другая жизнь. И плевать, что пока та находилась в страшной разрухе и никак не могла выбраться из пучины гражданской войны. Слишком заманчивой выглядела идея получить то, чего никогда не имел.
На взгляд Рауля, да и остальных его соратников, правящая элита слишком сильно недооценивала силу негодования тех, кого привыкли ставить на один уровень со скотом. Да и соседей, которые щедро подбрасывали дров в костёр этого негодования — тоже. Если не дать того, чего они хотят, добром, — придут и возьмут силой. Это представлялось только вопросом времени, и времени ближайшего. Пока ещё имелся шанс решить всё миром, не опрокинув и без того измождённую Бастию в пекло междоусобицы, и именно наличие этого шанса определило сделанный генералами выбор.
Переворот был неизбежен, с их участием или без, сейчас или через несколько лет. Они могли повлиять лишь на количество крови, которое при этом прольётся, что и пытались сделать сейчас.
Сальвадор Рубио де Рей тоже всё это понимал. Он был куда мягче в формулировках, не заострял внимания на возможных последствиях, и сам Рауль всё это говорил бы другими словами, но главного это, конечно, не отменяло. Возможность волнений советника беспокоила, он её прекрасно сознавал, и это добавляло к нему уважения. И насторожённости, потому что недальновидным дураком он не был совершенно точно, наверняка понял всё это не вчера, но почему-то не спешил привлекать к этим вопросам внимание прежнего короля, хотя влияние на него имел заметное.
Прода от 04.11.2021, 00:43 Я бессовестно пропустила два дня и жутко извиняюсь :(
Малый королевский кабинет, удачно расположенный недалеко от королевских покоев, Раулю понравился с первого взгляда. Федерико им почти не пользовался, предпочитая вести дела в покоях, а новому королю, напротив, хотелось разграничить личное пространство и продиктованные новой ролью обязанности, и это место подошло идеально.
Кабинет предваряла просторная приёмная с секретарским столом, который уже вполне освоил королевский адъютант. Здесь уже сидело, о чём-то тихо переговариваясь, несколько незнакомых мужчин средних лет, которые при появлении короля вскинулись, но под его недовольным взглядом тут же скисли.
Приёмную пересекли молча, шагавший за королём советник при виде посторонних умолк. А в кабинете Рауль жестом предложил посетителю садиться и подал пример.
Тут было светло и тихо. Окна выходили всё на тот же сад, что и в королевских покоях, и с той стороны имелся большой балкон. Кусты роз в мраморных вазах надёжно скрывали от посторонних глаз совсем не королевскую обстановку — плетёные из лозы круглый стол и несколько глубоких кресел. Из кабинета их, впрочем, тоже нельзя было разглядеть, там была глухая стена, и чтобы заподозрить существование этого уютного уголка, напоминавшего тихие веранды в поместьях южных идальго, требовалось большое внимание к деталям, то есть спрятанной за портьерой двери, и знание плана дворца.
Прежде Раулю не доводилось бывать в королевском крыле, поэтому планировку пришлось для начала изучать по чертежам, а потом — пройтись по этажам, запоминая, что как выглядит. Не хотелось показывать себя глупо, прося слуг проводить в нужное место, да и опасно это — не знать, куда ведёт та или иная лестница и какой из коридоров кончается тупиком. Может, чёрные переходы для слуг ему и не довелось пока изучить внимательно, но в парадной части король теперь ориентировался уверенно.
Конечно, он не мог не проверить место, где планировал проводить достаточно много времени. Балкон вполне мог оказаться дополнительным источником опасности, странно было бы его игнорировать. И о своей предусмотрительности Рауль не пожалел. Конечно, вряд ли в этом году у него появится время рассиживаться в уютном уголке среди розовых кустов, но… лучше, когда подобное место есть, чем когда его нет.
Внутренняя обстановка тоже была хороша. Два сорта дерева — белёсый граб и узорчатая золотистая олива, — гербовый голубой с серебром. Очень много солнца, и даже в пасмурную погоду тут, наверное, было светло. Рауль не дал себе труда выяснить, кто занимался обстановкой этой комнаты, но почти не сомневался, что это был его земляк. В кабинете было… южно. И, конечно, он не сумел устоять перед соблазном.
Вдали от родины кабальеро Браво де Кастильо прожил добрую половину жизни, с тех пор как он юнцом вместе с матерью переехал в весьма скромный столичный дом. Господь оказался к ним не так уж и суров, если разобраться: после смерти отца они вполне могли остаться без средств к существованию, но, к счастью, сохранилось приданое матери, к которому отец не имел доступа, и то обеспечило вполне сносное существование. Определённо недостойное древнего рода Кастильо, но мать никогда не жаловалась и держалась с редким достоинством. Не плакала, не пыталась цепляться за прошлое и за тень прежних богатств, и казалось, что она не видела никакой беды в наличии всего одной служанки. Не брезгала сама вставать к плите и очень неплохо готовила.
Рауль не сомневался, что её бы не сломило и куда более бедственное положение. Он восхищался ею, и тогда пообещал себе сделать всё возможное, чтобы она ни в чём не нуждалась. И, может быть, именно эта решимость и эта цель позволили ему сделать по-настоящему головокружительную карьеру.
Она гордилась сыном и жалела только об одном: он не спешил приводить в дом жену. Господь не подарил ей других детей, и она надеялась обрести дочь хотя бы так. Дочь, внуков… Осчастливить её единственный сын уже не успел: она умерла за полгода до начала войны с Бригидой. Умерла, впрочем, счастливой, спокойной, во сне.
Так что, пытаясь уколоть его напоминаниями об отце, Эстебан Андалес де ла Марино изначально был обречён на провал, мстить за него Рауль не планировал и никого, кроме Браво-старшего, в его смерти не винил. Но и зла к отцу не держал: глупо сердиться на покойника.
Советник Рубио де Рей никаких провокационных разговоров не вёл и намёков не делал. Строго по делу, словно не было у него никаких больше вопросов и чаяний. Не человек — заводная игрушка, без чувств повторяющая одни и те же действия.
От этого сравнения стало немного не по себе, но Рауль стряхнул наваждение и сосредоточился на разговоре. Тем более говорил советник очень близкие и понятные вещи, которые прекрасно сочетались с официальной позицией новой власти и всеми её пока ещё не высказанными дальнейшими планами. Поразительная проницательность. И поразительное умение подстраиваться под обстоятельства.
— Благодарю, дон Сальвадор, — подытожил Рауль долгий и приятно осмысленный разговор. — Ваш опыт и знания достойны всяческого уважения и восхищения.
— Спасибо, ваше величество, — невозмутимо склонил голову тот. — Значит ли это, что я устраиваю вас в роли советника?
— Советника, — подчеркнул король голосом. — В том, чтобы за меня принимали решения, я не нуждаюсь.
— Разумеется, ваше величество. — Опять короткий наклон головы, и по постному лицу не определить, что происходит внутри. Отвратительное до зависти умение держать лицо.
Повисла тишина. Рауль испытующе разглядывал посетителя, тот — без интереса изучал висящие на стене гобелены. Короткие волосы с проседью очень коротко острижены, тёмные глаза под тяжёлыми веками с по-женски густыми ресницами — непроницаемы. Совершенно невыразительное, невзрачное лицо, именно этим примечательное. И одежда такая же — хорошая ткань, но самый невыразительный фасон и практичный серый цвет. Длинный сюртук со стоячим воротником почти без отделки покроем напоминал сутану. Из образа выбивалась разве что пара перстней с крупными камнями на длинных худых пальцах. Артефакты, наверное.
И опять мелькнула неприятная ассоциация с заводной куклой или хорошо сделанным манекеном. Странно сложённым, но хорошо сработанным.
— Скажите, дон Сальвадор, что вами движет? — Понимая, что с прожжённого политика ему не переговорить и не подловить, тем более без подготовки, Рауль предпочёл воспользоваться тем же методом, какой неплохо показал себя в разговоре с грандом Андалией.
— Что вы имеете в виду, ваше величество? — Рубио де Рей продолжал держаться с невозмутимостью камня.
— Ваше стремление остаться на этой должности в тот момент, когда прежний ваш сюзерен ушёл на покой, — не стал ходить кругами генерал. — Многим казалось, что вы верны ему. А на самом деле? Деньги? Власть?
— Я верен Бастии, ваше величество, как и вы, — спокойно, с достоинством проговорил он. — Здоровье не позволило мне стать достойным защитником для родной земли на военном рубеже, но я стараюсь быть полезным там, где могу таковым быть. А всё, что вы перечислили, лишь инструмент.
— Достойная уважения позиция, — ответил Рауль. — Я уверен, что преданный Бастии человек ей пригодится. Сейчас кабинет министров ещё не до конца определён, но я уверен, что для вас там найдётся достойное место.
— Благодарю, ваше величество, — с прежней невыразительность склонил голову Сальвадор. — Я могу идти?
— Да, идите, — кивнул Рауль, задумчиво разглядывая лежащую перед ним на столе папку, поданную советником.
Тот вежливо, строго в рамках этикета, откланялся, заверил в собственной надёжности и прочих добродетелях и распрощался. Генерал, не вставая из-за стола, кивнул на прощание, разглядывая Рубио де Рея с ещё большей задумчивостью.
Говорил тот правильные, разумные, очень близкие самому Раулю слова. Формально — не придраться, ни единого повода считать сказанное ложью или обвинить в неискренности. И это смущало. Слишком хорошо, слишком гладко. Слишком близко к тому, что он хотел бы услышать в идеале от всех облечённых властью людей.
Если он так хорошо всё понимает и именно так думает, всё же почему не пользовался своей властью, когда стоял за плечом Федерико? Не мог? Не хотел? Или его взгляд на вещи меняется в зависимости от того, кто находится рядом? Последнее неплохо объяснило бы, как умудрился Рубио де Рей столько лет продержаться без единой дуэли, но совершенно не объясняло, чего на самом деле хотел и к чему стремился этот человек.
Ну что ж, никто не обещал, что с советником будет легко и ясно с одного разговора. Да это разговором-то не назвать, так, первая взаимная разведка. С грандом Андалией вышло гораздо результативнее, они хоть по делу немного поспорили...
— Ваше величество, разрешите? — Через несколько секунд после ухода Руби де Рея в кабинет заглянул адъютант.
— Да, проходи, — разрешил Рауль, удовлетворённо наблюдая, как тот тщательно закрывает за собой тяжёлую дверь, чтобы в приёмной был не слышен разговор. — Что тут было в моё отсутствие? И кто там сидел?
— А они и сейчас сидят. Выгнать? — предложил Флавио. — Это целители, те самые.
— Ах вот оно что! — усмехнулся король. — У них, выходит, так много свободного времени? Зови, посмотрим, что там за целители.
Проходя мимо, особого внимания на них Рауль не обратил, а теперь вот представилась возможность рассмотреть получше. Генерал Браво де Кастильо привык к другим обладателям этого дара — в собранных, подтянутых военных целителях было слишком много от офицеров и от монахов, чтобы уместилось ещё и сходство с этими тремя. Далеко не все они давали обет нестяжательства, но в походе богатством не блеснёшь, даже если оно есть. А эти…
Первый походил на почтенного ювелира. Пожилой, но в неплохой форме. Коротко подстриженные волосы, щегольская бородка, какие были в моде лет сорок назад — наверное, во времена его молодости. Безупречно сидящий тёмный сюртук с серебряным шитьём, белоснежная рубашка, шёлковый шейный платок, в руках трость с серебряным набалдашником, на ухоженных руках несколько перстней, на ногах — ещё одна новомодная штучка из Алевы с дурацким, похожим на ругательство названием, которое Рауль не сразу вспомнил. Штиблеты. Блестящая чёрная кожа, что-то белое сверху… Да, этого франта очень сложно было представить в кухне рядом с пострадавшей служанкой.
Второй — низкий и тучный, что называется — проще перешагнуть, чем обойти. Этот был ярким как петух, красно-зелёно-жёлтым, и с ног до головы расшитым золотом. На коротких толстых пальцах столько колец, что они едва гнулись, блестящая лысина в окружении седого редкого венчика волос — как саркастическая пародия на тонзуру.
Третий на фоне спутников терялся. Да он бы и на менее выразительном фоне потерялся, самим Создателем, кажется, приспособленный больше для этого. Среднего роста, невнятного сложения, в хорошей, чистой, но словно с чужого плеча одежде. «Интересно, они с Рубио де Реем не родственники?» — насмешливо подумал Рауль, закончив осматривать последнего, держащегося в тени остальных. Только если советник был невыразительно-непонятным, то этот будил необъяснимое чувство гадливости.
Парламентёром от всех троих выступил щёголь, который и говорил под стать наружности — мягко, вкрадчиво, подчёркнуто-уважительно. И начал издалека: какая для них честь, что их приняли, как они восхищены, как рады и как поддерживают нового короля.
Рауль слушал молча, не перебивая, и ждал, пока целителю надоест. В голове в ответ на длинную речь возникла единственная мыль: «Непонятно, какой он целитель, но задницы лижет профессионально». Произносить голосом Октавио.
— Короче, сеньоры. — Король сдался первым, когда через пять минут говорливый целитель начал повторяться.
