— Но вы не извольте беспокоиться, — продолжал тем временем Бруно, не заметивший страданий командира над чашкой, — я уж нашёл пару девиц посообразительнее, они там всё вычистили, никакой пыли не осталось, я проверил!
— На женской половине тоже?
— Само собой! — почти обиделся ординарец. — Не хватало ещё такую славненькую сеньориту в свинарник приводить!
Рауль опять усмехнулся. Его всегда забавляла хозяйственность Бруно, повеселила и теперь.
Напоминать ординарцу, кто кого и куда приводил на самом деле, генерал не стал, того это не касалось, а вот ещё одной оговоркой подчинённого заинтересовался:
— А принцесса, значит, славненькая?
— Точно говорю, — веско покивал ординарец.
— Из чего ты сделал такой вывод? Слуги болтают?
— И это тоже, да только здешних лодырей слушать без толку, — рассудительно продолжил тот. — Я сходил глянул вчера ещё. Издаля, конечно, я с же пониманием, неча сеньорите под нос лезть. Хорошенькая она, точно куколка. Но больше зверинец её, конечно.
— А что зверинец? В зверинце слуги. Может, у него просто смотритель толковый.
— Э-нет, дон Рауль! Смотритель хорош, а только всё под рукой принцессиной, я уж вызнал. И вот ещё штука какая, у ней там пара единорогов живёт, и они приплод принесли. А это, я вам скажу, дело особое, благословенное!
— Единорогов? — недоверчиво уточнил генерал. — Действительно, особое…
— Про принцессу Альбу болтают, будто при её рождении сама Святая Дочь сошла с небес и поцеловала дитя в лоб, благословляя, — чуть понизив голос, поделился ординарец сплетней. — Даже кое-кто из слуг видел светлую фигуру в белых одеждах. Так-то! — удовлетворённо подытожил он, довольный пристальным вниманием командира. Обычно генерал пропускал всю эту болтовню мимо ушей или явно потешался над слухами, а сейчас слушал внимательно и молчал.
А версия и впрямь была интересной, совпадений хватало. Например, то, что королева Луиза не вытравила плод насилия и Альба вообще родилась на свет. Богобоязненностью покойная королева не отличалась никогда и грех чадоубийства вряд ли мог её устрашить. Да и сам факт недобровольности рождения ребёнка ставился этим слухом под сомнение: божья дочь София, принявшая мученическую смерть в руках насильников и убийц, никогда бы не одарила столь щедро дитя, зачатое подобным образом, и его отца. Рауль в суеверия, конечно, не верил, и без труда мог подобрать логическое объяснение: король как-то сумел договориться с женой и попросту заплатил за ребёнка. Не деньгами, но способы воздействия у него наверняка были. Спросить у Федерико напрямую никому не пришло в голову, а сейчас уже было не до того.
Но не верить Рауль мог во что угодно, а широкой публике правдоподобная версия была гораздо менее интересна, чем божественное благословение. И это самое благословение и совпадения вокруг него можно было неплохо использовать для наведения порядка.
Прекрасное противопоставление. С одной стороны Алехандро со всем своим разгульным весельем, средоточием всего того, что не любили в аристократии простые люди, казнённый за чёрное колдовство. А с другой — добрая и чистая Альба, милосердная целительница, которую почти никто и в глаза не видел, но это делало выдуманный образ ещё привлекательнее и усиливало веру в него.
Да и как тут не уверовать, в самом деле? Если Святой Сын был защитником рода людского, мечом и щитом, который кровью своей искупил людские грехи, то Святая Дочь — воплощённым милосердием, символом материнства, волшебства и домашнего очага. Она покровительствовала целителям, женщинам и детям, и волшебным животным — тоже. Её часто изображали верхом на единороге, и стоило ли удивляться, что питомцы принцессы приводили простой люд в священный трепет?
До сих пор, больше занятый общей политической ситуацией, про такие мелочи Рауль не задумывался, и сейчас сделал себе мысленную зарубку поговорить с Хорхе. Вряд ли тот мог упустить подобную информацию, наверняка уже учёл в своих планах, но надо было уточнить, как в русле его плана стоит действовать мужу такой благостной принцессы. И как самой принцессе жить дальше, чтобы этот образ невзначай не рухнул и не погрёб под собой вообще всю страну.
— Ладно, к чёрту болтовню, — допив пережжённый кофе одним глотком и поморщившись, генерал рывком поднялся. — Подай рубашку.
— Это мигом! — оживился Бруно и заметил с умилением: — Отец бы вами гордился, дон Рауль.
— Если бы не успел до этого отречься, — невесело усмехнулся тот.
Старший Браво хорошо знал и любил короля Федерико, был ему безоговорочно предан и вряд ли простил бы сыну нынешний демарш.
Дотошный Бруно предусмотрел всё — и в зеркало начищенные сапоги, и награды с алой орденской лентой, и парадную шпагу… Последнюю Рауль терпеть не мог — паршивая сталь, неудобная рукоять, плохой баланс, и вообще по его мнению с тем же успехом можно было фехтовать кочергой. Но у этой кочерги имелась красивая витая гарда и крупный тёмный, цвета венозной крови гранат в навершии, к которому прекрасно подходил темляк ордена святой Агаты. В общем, не оружие, а красивая побрякушка, к которой совсем не подходила привычная дага, и за её отсутствие Рауль отдельно не любил парадный мундир.
К счастью, никто не запрещал под свободный рукав кителя надеть крепление со сложенной навахой — старой, потёртой, но ни разу не подводившей. Это оружие северянин Бруно проводил недовольным взглядом, здесь оно считалось недостойным дворянина. Но Рауль, который вырос на самом юге Бастии, на побережье, навахой овладел раньше, чем шпагой, и доверял ей всяко больше, чем золочёной кочерге.
— Ты в своих утренних прогулках по дворцу не встречал Флавио? — спросил генерал, придирчиво оправляя мундир перед зеркалом, но Бруно, конечно, не допустил бы беспорядка, и на идеально выглаженной чёрной ткани не было ни соринки.
— А то как же! Под дверью сторожит небось.
— Зови, у меня к нему пара поручений. А ты сегодня, как закончишь с вещами, пройдись по городу, послушай, кто что говорит. Потолкайся в толпе. Денег взять не забудь.
— Да уж не беспокойтесь, дон генерал, не впервой, — нехотя проворчал Бруно.
«Принюхаться» на местности и потереться в толпе он обычно был не против, но сейчас явно не хотел оставлять командира, несмотря на то, что тот всё это время будет занят совсем другими делами. Он не хотел доверять «своего» генерала, выращенного вот этими самыми руками, местной разбалованной прислуге даже на короткий срок.
Конечно, люди Хорхе занимались тем же постоянно, но чутью и везению ординарца Рауль доверял безоговорочно. Проблем со стороны простого народа не ожидалось, их скорее должна была подкинуть аристократия, но лишний раз узнать о настроениях в столице от доверенного человека всё равно было полезно. Это, с одной стороны, позволяло избежать неприятных сюрпризов, а с другой…
Именно сейчас это давало силы, помогало верить, что они сделали правильный выбор. Потому что среди простого люда всё же преобладало воодушевление. Жители Бенойи волновались, но надеялись на лучшее. Перемены уже давно назрели, страна устала от безвольного короля и обилия проблем, и появление новой фигуры на троне воспринималось символом этих перемен. Тем более не случайной фигуры, а хорошо знакомой и пользующейся определённым уважением и доверием. После войны генералов действительно любили — за победу, за рачительное отношение к солдатам, за порядок и мужество. Пока им верили. И ему — тоже.
Участники переворота не льстили себе и не позволяли увлечься надеждой, будто вот этой веры и заработанной репутации хватит надолго. Имелся чёткий план, какие и как нужно провести реформы срочно, как пытаться договариваться с кем из аристократов, кого поймать и… нет, не вздёрнуть на ближайшем столбе, как бы ни хотелось, а судить — публично, даже демонстративно. Но наличие плана не гарантировало успеха, и Раулю просто необходимо было отправить Бруно на разведку. Не столько ради сведений, сколько ради слов поддержки, которые он мог принести.
Хотелось верить, что всё не напрасно. Но собственной веры для этого могло и не хватить.
Порядок на улицах обеспечивал полк пехотного корпуса генерала Парры Ортеги. Тот самый, который служил основной силой при перевороте. Особого сопротивления никто не ждал, но решили перестраховаться. К счастью, сокращённого вдвое полка оказалось более чем достаточно.
После войны, безотносительно переворота, численность армии заметно сократили — в казне просто не было денег на содержание такого количества людей, да и нужды в них не было, масштабные боевые действия не предполагались. Отпускали в первую очередь тех, кому было, куда идти, и кто с меньшей вероятностью пополнил бы собой ряды разбойников. Во всяком случае, пытались делать именно так, оставив людям свободу выбора. И это тоже часть плана: возвращение в семьи мужчин, кормильцев, восприняли как благо и милость командования.
Месяца, отведённого ими себе на подготовку, вполне хватило на манёвры. Большинство оставшихся частей разместили ближе к границам и тем ключевым местам, которые вызывали беспокойство. Манёврами армии король не интересовался и в военное-то время, за что офицеры могли только поблагодарить — он не помогал, но и не мешал, а это уже немало, — а уж в мирное, кажется, вообще не задумывался о том, зачем ему армия.
Венчаться Раулю предстояло в кафедральном соборе Санта Хемина Протектория, Святых Близнецов Защищающих, расположенном совсем недалеко от Большого дворца. Неспешным шагом — пара минут, но пешком идти было несолидно, и преодолеть это расстояние генералу Браво де Кастильо предстояло в седле, а невесте — прибыть позже в открытой коляске.
Сразу после венчания, не отходя от алтаря, Первосвященник должен был короновать молодожёнов, потом на той же коляске обратно, потом небольшой приём...
Подготовку торжества милостиво взял на себя Серхио, позволив товарищу заниматься другими делами, но регламент сегодняшнего дня Рауль знал прекрасно. Спланировано всё было давно, в организации сомневаться тоже не приходилось, и он старался не думать лишний раз о том, что вообще произойдёт. Просто приказ. Просто какая-то церемония. Просто его долг. Неприятный, но…
Или он, как смеялся Октавио, впрямь зажрался, или что-то ещё, но то, что многие видели в смелых мечтах и ради чего готовы были пройти по головам, вызывало у Рауля чувство тоскливой обречённости.
Он не хотел жениться, тем более на капризной юной девушке, которую видел два раза в жизни: это народ мог позволить себе издалека любить прекрасный образ, а настоящая принцесса вряд ли была столь уж прекрасна. И править он не хотел, он не любил все эти хозяйственные тонкости и в глубине души даже радовался, что поместье ушло с молотка ещё когда ему было четырнадцать и ему не довелось стать респектабельным идальго.
Знал бы он, что на него свалится взамен!
Корпус Браво де Кастильо был распущен почти полностью, как и корпуса других генералов, согласившихся занять мирные должности. С завтрашнего дня его остатки переходили к другому офицеру, а сам Рауль оставался в роли почётного командира. Но сегодня его офицеры вызвались отдать генералу дань уважения и сопроводить в качестве почётного караула и его, и невесту. Они искренне за него радовались и даже, кажется, гордились своим командиром, и тот не имел права их подвести. Поэтому старательно изображал спокойствие, уверенность и довольство жизнью.
— Скалься чуть менее злобно, невесту напугаешь, — потешался Хорхе, который на правах шафера ехал справа от друга.
— Невеста всё равно не видит, — огрызнулся Рауль. — А если тебе весело, у нас ещё есть возможность поменяться местами.
— Иди к чёрту, дружище! — радостно ответил на это Хорхе. — Я лучше позабочусь, чтобы тебя не отравили ненароком.
— А что, пытались?
— Уже три раза, — усмехнулся тот. — Надо будет рассказать твоей юной жёнушке, как ты ради неё страдаешь.
— Хорхе, ещё слово о моей свадьбе и невесте из тех, которые не предусмотрены церемонией, и я сделаю в тебе лишнюю дырку, — ответил жених, не оценив шутку.
— Этой золочёной крысоколкой? — друг не устрашился, напротив, ещё больше развеселился. О «любви» Рауля к наградному оружию он прекрасно знал и не уставал на эту тему подтрунивать.
— У меня наваха в рукаве. И если ты наконец не заткнёшься, свадьбу придётся отложить ради дуэли, — процедил Рауль, бросив на шафера злой взгляд, и тот всё же умолк, выразив удивление невнятным междометием.
Остаток пути проделали в молчании — по улице к собору, зубчатой белоснежной громадине с высокими стрельчатыми окнами и гранёным узким куполом. Торжественной, холодной, похожей на равнодушную скалу над морем. И человеческое море волновалось, усугубляя сходство.
Рауль не любил эти огромные северные церкви, при виде которых невольно чувствовалось, что Всевышний за что-то очень сердит на него, Рауля, лично, хотя, казалось бы, ничего настолько ужасного он за собой не помнил. Поэтому он нечасто посещал здешние храмы, старался при этом выбирать часовенки поменьше и попроще, а в кафедральном соборе так и вовсе не был ни разу.
У входа мужчины спешились, пара солдат приняла лошадей. Один залихватски подмигнул и шепнул: «Поздравляю, генерал!», — отчего Хорхе рядом булькнул от смеха, а Рауль нашёл в себе силы поблагодарить, всё же сказано было от чистого сердца.
В этот момент тоскливое уныние с примесью жалости к себе сменилось раздражением и желанием поскорее закончить этот спектакль. По беломраморным ступеням Браво де Кастильо поднимался стремительно, ни на кого не оглядываясь и не обращая уже внимания, идёт за ним слишком разговорчивый шафер или нет. Решительно нырнул в просторный и строгий зал под гулкими сводами с острыми рёбрами нервюр, не глядя обмакнул пальцы в чашу со святой водой, размашисто перекрестился на ходу. И через заполненный тихо гомонящим народом зал он шагал твёрдо и решительно, словно на быстром марше, не смотря по сторонам. Убранство собора было ему неинтересно, кто из будущих подданных удостоился чести видеть это событие лично — тем более.
Внутри собор ещё сильнее давил на нервы, и было непонятно, дело в архитектуре или нынешнем состоянии Рауля. Негромко, насколько он вообще это мог, зазвучал с хоров орган, тяжёлый запах благовоний сжимал голову, а прохлада рукотворной пещеры морозом пробирала по спине. Резной белый мрамор навязчиво ассоциировался с фамильным склепом, в котором Браво де Кастильо последний раз был больше пятнадцати лет назад, во время похорон отца, и который оставил по себе неизгладимое впечатление.
Первосвященник уже ждал у алтаря. Этого невысокого старика с небольшой бородкой и венчиком седых волос боялись и шёпотом пересказывали слухи, что он видит людей насквозь, способен читать мысли и видеть будущее.
Раулю прежде не доводилось встречаться с ним лично, и он привычно считал слухи слухами. Ровно до того момента, как поймал на себе очень внимательный и пронзительный взгляд светло-голубых, как летнее небо, глаз. Взгляд тяжёлый, физически ощутимый, и мягкая, понимающая улыбка, с которой Первосвященник встретил жениха, не смягчила впечатления.
Оба генерала преклонили колени, обоих святой отец невозмутимо и даже, кажется, с удовольствием благословил. Сначала Хорхе, после Рауля, а потом немного склонился к последнему и проговорил едва слышно:
— На женской половине тоже?
— Само собой! — почти обиделся ординарец. — Не хватало ещё такую славненькую сеньориту в свинарник приводить!
Рауль опять усмехнулся. Его всегда забавляла хозяйственность Бруно, повеселила и теперь.
Напоминать ординарцу, кто кого и куда приводил на самом деле, генерал не стал, того это не касалось, а вот ещё одной оговоркой подчинённого заинтересовался:
— А принцесса, значит, славненькая?
— Точно говорю, — веско покивал ординарец.
— Из чего ты сделал такой вывод? Слуги болтают?
— И это тоже, да только здешних лодырей слушать без толку, — рассудительно продолжил тот. — Я сходил глянул вчера ещё. Издаля, конечно, я с же пониманием, неча сеньорите под нос лезть. Хорошенькая она, точно куколка. Но больше зверинец её, конечно.
— А что зверинец? В зверинце слуги. Может, у него просто смотритель толковый.
— Э-нет, дон Рауль! Смотритель хорош, а только всё под рукой принцессиной, я уж вызнал. И вот ещё штука какая, у ней там пара единорогов живёт, и они приплод принесли. А это, я вам скажу, дело особое, благословенное!
— Единорогов? — недоверчиво уточнил генерал. — Действительно, особое…
— Про принцессу Альбу болтают, будто при её рождении сама Святая Дочь сошла с небес и поцеловала дитя в лоб, благословляя, — чуть понизив голос, поделился ординарец сплетней. — Даже кое-кто из слуг видел светлую фигуру в белых одеждах. Так-то! — удовлетворённо подытожил он, довольный пристальным вниманием командира. Обычно генерал пропускал всю эту болтовню мимо ушей или явно потешался над слухами, а сейчас слушал внимательно и молчал.
А версия и впрямь была интересной, совпадений хватало. Например, то, что королева Луиза не вытравила плод насилия и Альба вообще родилась на свет. Богобоязненностью покойная королева не отличалась никогда и грех чадоубийства вряд ли мог её устрашить. Да и сам факт недобровольности рождения ребёнка ставился этим слухом под сомнение: божья дочь София, принявшая мученическую смерть в руках насильников и убийц, никогда бы не одарила столь щедро дитя, зачатое подобным образом, и его отца. Рауль в суеверия, конечно, не верил, и без труда мог подобрать логическое объяснение: король как-то сумел договориться с женой и попросту заплатил за ребёнка. Не деньгами, но способы воздействия у него наверняка были. Спросить у Федерико напрямую никому не пришло в голову, а сейчас уже было не до того.
Но не верить Рауль мог во что угодно, а широкой публике правдоподобная версия была гораздо менее интересна, чем божественное благословение. И это самое благословение и совпадения вокруг него можно было неплохо использовать для наведения порядка.
Прекрасное противопоставление. С одной стороны Алехандро со всем своим разгульным весельем, средоточием всего того, что не любили в аристократии простые люди, казнённый за чёрное колдовство. А с другой — добрая и чистая Альба, милосердная целительница, которую почти никто и в глаза не видел, но это делало выдуманный образ ещё привлекательнее и усиливало веру в него.
Да и как тут не уверовать, в самом деле? Если Святой Сын был защитником рода людского, мечом и щитом, который кровью своей искупил людские грехи, то Святая Дочь — воплощённым милосердием, символом материнства, волшебства и домашнего очага. Она покровительствовала целителям, женщинам и детям, и волшебным животным — тоже. Её часто изображали верхом на единороге, и стоило ли удивляться, что питомцы принцессы приводили простой люд в священный трепет?
До сих пор, больше занятый общей политической ситуацией, про такие мелочи Рауль не задумывался, и сейчас сделал себе мысленную зарубку поговорить с Хорхе. Вряд ли тот мог упустить подобную информацию, наверняка уже учёл в своих планах, но надо было уточнить, как в русле его плана стоит действовать мужу такой благостной принцессы. И как самой принцессе жить дальше, чтобы этот образ невзначай не рухнул и не погрёб под собой вообще всю страну.
— Ладно, к чёрту болтовню, — допив пережжённый кофе одним глотком и поморщившись, генерал рывком поднялся. — Подай рубашку.
— Это мигом! — оживился Бруно и заметил с умилением: — Отец бы вами гордился, дон Рауль.
— Если бы не успел до этого отречься, — невесело усмехнулся тот.
Старший Браво хорошо знал и любил короля Федерико, был ему безоговорочно предан и вряд ли простил бы сыну нынешний демарш.
Дотошный Бруно предусмотрел всё — и в зеркало начищенные сапоги, и награды с алой орденской лентой, и парадную шпагу… Последнюю Рауль терпеть не мог — паршивая сталь, неудобная рукоять, плохой баланс, и вообще по его мнению с тем же успехом можно было фехтовать кочергой. Но у этой кочерги имелась красивая витая гарда и крупный тёмный, цвета венозной крови гранат в навершии, к которому прекрасно подходил темляк ордена святой Агаты. В общем, не оружие, а красивая побрякушка, к которой совсем не подходила привычная дага, и за её отсутствие Рауль отдельно не любил парадный мундир.
К счастью, никто не запрещал под свободный рукав кителя надеть крепление со сложенной навахой — старой, потёртой, но ни разу не подводившей. Это оружие северянин Бруно проводил недовольным взглядом, здесь оно считалось недостойным дворянина. Но Рауль, который вырос на самом юге Бастии, на побережье, навахой овладел раньше, чем шпагой, и доверял ей всяко больше, чем золочёной кочерге.
— Ты в своих утренних прогулках по дворцу не встречал Флавио? — спросил генерал, придирчиво оправляя мундир перед зеркалом, но Бруно, конечно, не допустил бы беспорядка, и на идеально выглаженной чёрной ткани не было ни соринки.
— А то как же! Под дверью сторожит небось.
— Зови, у меня к нему пара поручений. А ты сегодня, как закончишь с вещами, пройдись по городу, послушай, кто что говорит. Потолкайся в толпе. Денег взять не забудь.
— Да уж не беспокойтесь, дон генерал, не впервой, — нехотя проворчал Бруно.
«Принюхаться» на местности и потереться в толпе он обычно был не против, но сейчас явно не хотел оставлять командира, несмотря на то, что тот всё это время будет занят совсем другими делами. Он не хотел доверять «своего» генерала, выращенного вот этими самыми руками, местной разбалованной прислуге даже на короткий срок.
Конечно, люди Хорхе занимались тем же постоянно, но чутью и везению ординарца Рауль доверял безоговорочно. Проблем со стороны простого народа не ожидалось, их скорее должна была подкинуть аристократия, но лишний раз узнать о настроениях в столице от доверенного человека всё равно было полезно. Это, с одной стороны, позволяло избежать неприятных сюрпризов, а с другой…
Именно сейчас это давало силы, помогало верить, что они сделали правильный выбор. Потому что среди простого люда всё же преобладало воодушевление. Жители Бенойи волновались, но надеялись на лучшее. Перемены уже давно назрели, страна устала от безвольного короля и обилия проблем, и появление новой фигуры на троне воспринималось символом этих перемен. Тем более не случайной фигуры, а хорошо знакомой и пользующейся определённым уважением и доверием. После войны генералов действительно любили — за победу, за рачительное отношение к солдатам, за порядок и мужество. Пока им верили. И ему — тоже.
Участники переворота не льстили себе и не позволяли увлечься надеждой, будто вот этой веры и заработанной репутации хватит надолго. Имелся чёткий план, какие и как нужно провести реформы срочно, как пытаться договариваться с кем из аристократов, кого поймать и… нет, не вздёрнуть на ближайшем столбе, как бы ни хотелось, а судить — публично, даже демонстративно. Но наличие плана не гарантировало успеха, и Раулю просто необходимо было отправить Бруно на разведку. Не столько ради сведений, сколько ради слов поддержки, которые он мог принести.
Хотелось верить, что всё не напрасно. Но собственной веры для этого могло и не хватить.
Прода от 22.09.2021, 18:31
Порядок на улицах обеспечивал полк пехотного корпуса генерала Парры Ортеги. Тот самый, который служил основной силой при перевороте. Особого сопротивления никто не ждал, но решили перестраховаться. К счастью, сокращённого вдвое полка оказалось более чем достаточно.
После войны, безотносительно переворота, численность армии заметно сократили — в казне просто не было денег на содержание такого количества людей, да и нужды в них не было, масштабные боевые действия не предполагались. Отпускали в первую очередь тех, кому было, куда идти, и кто с меньшей вероятностью пополнил бы собой ряды разбойников. Во всяком случае, пытались делать именно так, оставив людям свободу выбора. И это тоже часть плана: возвращение в семьи мужчин, кормильцев, восприняли как благо и милость командования.
Месяца, отведённого ими себе на подготовку, вполне хватило на манёвры. Большинство оставшихся частей разместили ближе к границам и тем ключевым местам, которые вызывали беспокойство. Манёврами армии король не интересовался и в военное-то время, за что офицеры могли только поблагодарить — он не помогал, но и не мешал, а это уже немало, — а уж в мирное, кажется, вообще не задумывался о том, зачем ему армия.
Венчаться Раулю предстояло в кафедральном соборе Санта Хемина Протектория, Святых Близнецов Защищающих, расположенном совсем недалеко от Большого дворца. Неспешным шагом — пара минут, но пешком идти было несолидно, и преодолеть это расстояние генералу Браво де Кастильо предстояло в седле, а невесте — прибыть позже в открытой коляске.
Сразу после венчания, не отходя от алтаря, Первосвященник должен был короновать молодожёнов, потом на той же коляске обратно, потом небольшой приём...
Подготовку торжества милостиво взял на себя Серхио, позволив товарищу заниматься другими делами, но регламент сегодняшнего дня Рауль знал прекрасно. Спланировано всё было давно, в организации сомневаться тоже не приходилось, и он старался не думать лишний раз о том, что вообще произойдёт. Просто приказ. Просто какая-то церемония. Просто его долг. Неприятный, но…
Или он, как смеялся Октавио, впрямь зажрался, или что-то ещё, но то, что многие видели в смелых мечтах и ради чего готовы были пройти по головам, вызывало у Рауля чувство тоскливой обречённости.
Он не хотел жениться, тем более на капризной юной девушке, которую видел два раза в жизни: это народ мог позволить себе издалека любить прекрасный образ, а настоящая принцесса вряд ли была столь уж прекрасна. И править он не хотел, он не любил все эти хозяйственные тонкости и в глубине души даже радовался, что поместье ушло с молотка ещё когда ему было четырнадцать и ему не довелось стать респектабельным идальго.
Знал бы он, что на него свалится взамен!
Корпус Браво де Кастильо был распущен почти полностью, как и корпуса других генералов, согласившихся занять мирные должности. С завтрашнего дня его остатки переходили к другому офицеру, а сам Рауль оставался в роли почётного командира. Но сегодня его офицеры вызвались отдать генералу дань уважения и сопроводить в качестве почётного караула и его, и невесту. Они искренне за него радовались и даже, кажется, гордились своим командиром, и тот не имел права их подвести. Поэтому старательно изображал спокойствие, уверенность и довольство жизнью.
— Скалься чуть менее злобно, невесту напугаешь, — потешался Хорхе, который на правах шафера ехал справа от друга.
— Невеста всё равно не видит, — огрызнулся Рауль. — А если тебе весело, у нас ещё есть возможность поменяться местами.
— Иди к чёрту, дружище! — радостно ответил на это Хорхе. — Я лучше позабочусь, чтобы тебя не отравили ненароком.
— А что, пытались?
— Уже три раза, — усмехнулся тот. — Надо будет рассказать твоей юной жёнушке, как ты ради неё страдаешь.
— Хорхе, ещё слово о моей свадьбе и невесте из тех, которые не предусмотрены церемонией, и я сделаю в тебе лишнюю дырку, — ответил жених, не оценив шутку.
— Этой золочёной крысоколкой? — друг не устрашился, напротив, ещё больше развеселился. О «любви» Рауля к наградному оружию он прекрасно знал и не уставал на эту тему подтрунивать.
— У меня наваха в рукаве. И если ты наконец не заткнёшься, свадьбу придётся отложить ради дуэли, — процедил Рауль, бросив на шафера злой взгляд, и тот всё же умолк, выразив удивление невнятным междометием.
Остаток пути проделали в молчании — по улице к собору, зубчатой белоснежной громадине с высокими стрельчатыми окнами и гранёным узким куполом. Торжественной, холодной, похожей на равнодушную скалу над морем. И человеческое море волновалось, усугубляя сходство.
Рауль не любил эти огромные северные церкви, при виде которых невольно чувствовалось, что Всевышний за что-то очень сердит на него, Рауля, лично, хотя, казалось бы, ничего настолько ужасного он за собой не помнил. Поэтому он нечасто посещал здешние храмы, старался при этом выбирать часовенки поменьше и попроще, а в кафедральном соборе так и вовсе не был ни разу.
У входа мужчины спешились, пара солдат приняла лошадей. Один залихватски подмигнул и шепнул: «Поздравляю, генерал!», — отчего Хорхе рядом булькнул от смеха, а Рауль нашёл в себе силы поблагодарить, всё же сказано было от чистого сердца.
В этот момент тоскливое уныние с примесью жалости к себе сменилось раздражением и желанием поскорее закончить этот спектакль. По беломраморным ступеням Браво де Кастильо поднимался стремительно, ни на кого не оглядываясь и не обращая уже внимания, идёт за ним слишком разговорчивый шафер или нет. Решительно нырнул в просторный и строгий зал под гулкими сводами с острыми рёбрами нервюр, не глядя обмакнул пальцы в чашу со святой водой, размашисто перекрестился на ходу. И через заполненный тихо гомонящим народом зал он шагал твёрдо и решительно, словно на быстром марше, не смотря по сторонам. Убранство собора было ему неинтересно, кто из будущих подданных удостоился чести видеть это событие лично — тем более.
Внутри собор ещё сильнее давил на нервы, и было непонятно, дело в архитектуре или нынешнем состоянии Рауля. Негромко, насколько он вообще это мог, зазвучал с хоров орган, тяжёлый запах благовоний сжимал голову, а прохлада рукотворной пещеры морозом пробирала по спине. Резной белый мрамор навязчиво ассоциировался с фамильным склепом, в котором Браво де Кастильо последний раз был больше пятнадцати лет назад, во время похорон отца, и который оставил по себе неизгладимое впечатление.
Первосвященник уже ждал у алтаря. Этого невысокого старика с небольшой бородкой и венчиком седых волос боялись и шёпотом пересказывали слухи, что он видит людей насквозь, способен читать мысли и видеть будущее.
Раулю прежде не доводилось встречаться с ним лично, и он привычно считал слухи слухами. Ровно до того момента, как поймал на себе очень внимательный и пронзительный взгляд светло-голубых, как летнее небо, глаз. Взгляд тяжёлый, физически ощутимый, и мягкая, понимающая улыбка, с которой Первосвященник встретил жениха, не смягчила впечатления.
Оба генерала преклонили колени, обоих святой отец невозмутимо и даже, кажется, с удовольствием благословил. Сначала Хорхе, после Рауля, а потом немного склонился к последнему и проговорил едва слышно:
