ГЛАВА 8. Княжеское внимание
Всю дорогу Алёна тревожно поглядывала на Ульяну, ожидая то ли слёз, то ли криков. Та цепко держалась обеими руками за пояс всадника, шмыгала носом и неподвижно смотрела прямо перед собой, натянутая как тетива, и казалось — вот-вот сорвётся. Боярышня, совсем не готовая к таким приключениям, здорово перепугалась на тропинке, да и потом посыпались потрясения — вроде и поменьше, но успокоиться не получалось. То явление почти голого мужчины, тоже удар для добропорядочной девицы, теперь вот приходилось трястись на лошадином крупе… Она вообще верхом-то хоть когда-нибудь сидела?!
Но до дворца доехали без новых происшествий. Алёна соскочила с лошадиной спины сама, «её» дружинник помог спуститься Ульяне. Потом алатырница коротко поблагодарила мужчин, подхватила словно замороженную боярышню под локоть и быстрым шагом повела ко дворцу. Вяткина не сопротивлялась, плелась нога за ногу, и Алёну это уже пугало.
И Степаниду напугало, когда девушки появились на пороге.
— Матушка помилуй! — всполошилась она и кинулась к Ульяне, обхватила ту за плечи, потащила к скамье. — Что у вас стряслось?!
Алёна посторонилась, глядя на рыжую с надеждой. Она же зелёный янтарь, и пусть не целительница, но вдруг сумеет привести Ульяну в чувство? Или хоть скажет, где здесь лекаря искать и надо ли вообще.
— На тропе нежить напала. Задеть никого не задели, но она перепугалась очень. Нас спасли, там случайно сильный алатырник рядом оказался, — пояснила она.
— Хорошо. Кликни кого-нибудь, пусть взвара подадут травяного, вечернего, с пряниками или чем-нибудь ещё сладким.
Спорить Алёна не стала. Пока нашла служанку, пока объяснила, что и кому надо, — минут пять на это ушло. Вернувшись же, обнаружила Ульяну горько рыдающей на плече Стеши. Взволнованно шагнула ближе, хотя слёзы пугали куда меньше, чем прежнее оцепенение. Рыжая в ответ махнула рукой, веля сесть и не маячить.
Продолжая рыдать, боярышня торопливо и сбивчиво заговорила, вываливая на Степаниду подробности происшествия, Алёна дополнила сумбурный рассказ известием о том, что к месту драки намеревались позвать кого-то из Разбойного приказа. Вот и вышел, считай, подробный доклад о происшествии, от которого Стеша совсем успокоилась: всё закончилось хорошо, да и ладно, а остальное не её забота.
Потом и слуга с подносом подоспел, и ещё через четверть часа боярышня окончательно успокоилась. Нос распух, глаза покраснели, но зато взгляд стал ясным и живым.
— Ты, Алёна, такая смелая! Ужас! Не знаю, как я не обмерла вовсе при виде этих образин, — проговорила Ульяна, обнимая ладонями кружку с горячим чаем, словно у неё озябли руки. — А ты так спокойно держалась, удивительно...
— Мы уединённо жили, всякое бывало, вот и наловчилась за себя стоять. Не всегда можно ждать помощи, — нашлась алатырница.
— Вам бы умыться пойти, ваша милость, а то всё лицо красное, — мягко вмешалась Степанида. Ульяна всполошилась и поспешила в мыльню, а Стеша, только того и ждавшая, обратилась к Алёне: — Хорошо, ей такая сказочка сойдёт. Что воеводе врать будешь, придумала? И княжичу с бояричем.
— Да то же самое, вряд ли они многое заметить успели. Если успели… Скажу, тот же конюх и научил, что в седло меня усадил, — легко отмахнулась алатырница. На самом деле, что говорить воеводе, она ещё не придумала, но Степанида в этом деле помощницей не была.
— Ты помнишь, к слову, что Озерица через четыре дня? — пожав плечами в ответ, рыжая перескочила совсем на другое.
— Так скоро? — растерялась Алёна, которая и о празднике, и об оставшемся до него времени успела за всеми последними событиями забыть. — Да и Матушка с ней, — решила с неодобрением в голосе. Всё одно тут скучно будет, никакого веселья, никаких гуляний настоящих.
— И что, даже сарафан глянуть не хочешь, к этому приготовленный? — лукаво стрельнула глазами Степанида.
— А у меня есть сарафан специально для этого? — удивилась алатырница. Науку старой княгини о разных платьях она помнила, но совсем не подумала озаботиться праздничным нарядом. Хорошо, Стеша была предусмотрительней. — А как вышло, что я его ещё не видела?
— Его только сегодня закончили и прислали, это ж тебе не рубаху мужицкую кроить, работа тонкая, шитья много. Красота получилась невероятная! Но я его тебе сейчас не покажу, всё одно от Вьюжина скоро придут! — Степанида, дразнясь, показала язык.
Только Алёна на дурачество это не повелась, лишь кивнула коротко и спросила серьёзно, задумчиво глядя на рыжую:
— Стеша, а сколько тебе лет? И кто ты вообще такая?
Та лишь загадочно улыбнулась, а когда молчание затянулось, от ответа её спасла вернувшаяся Ульяна, стало не до откровенного разговора. Боярышня всё вспоминала стычку с мрунами и переживала, алатырницы на два голоса заверяли её, что Разбойный приказ во всём разберётся и поймает того, кто такое во дворце вытворять взялся. За этим бесконечным разговором они успели выпить душистый взвар с крепким запахом мяты. А потом и вовсе, как предрекала Степанида, явился посланец от Вьюжина и с поклоном попросил пройти за ним.
Алёна не сомневалась, что Алексей Петрович зовёт их для того, чтобы выслушать рассказ о происшествии. На тропе ещё оставались Владислав и наследник, которые всё видели и рассказали то, что смогли, но вряд ли Вьюжин этим удовлетворился бы. Тут гораздо разумнее со всеми потолковать, мало ли кто что успел заметить, и вряд ли глава Разбойного приказа этого не понимал. Ещё она могла ждать от Алексея Петровича выговора, если, по его мнению, повела себя в момент нападения как-то неправильно.
Не угадала ни с первым, ни со вторым, потому что привели их в большую светлую горницу, где было неожиданно много народу: и все, кто был в лесу, включая воеводу, и сам Вьюжин, и двое незнакомцев, и совсем уж нежданно — тётка Лизавета с сыном. Она сидела посреди скамьи у стены, угрюмо набычившись, Афанасий рядом выглядел бледным, напуганным и жалким. Тётка хлестнула молодую княгиню злым взглядом и надменно отвернулась.
Княжич восседал в отдельно возвышавшемся резном кресле, как на престоле, с видом немного величественным и довольным. Вьюжин стоял у окна, сцепив за спиной руки.
Если учесть таланты двоюродного брата, сложить один и один оказалось легко, а вот поверить в правильность предположения — трудно, даже несмотря на то, что именно душегуба на Алёну и ловили. Афанасий не выглядел способным на такое и уж тем более на то, чтобы убить князя Краснова. Да и Лизавета тоже, хоть и злая баба, но неужели именно она всё это устроила?
— А вот и наши красавицы! — Вьюжин широко, но одними губами улыбнулся вошедшим, отчего у Алёны засосало под ложечкой. Алатырница понимала, что боярин ей сейчас не враг, но с такой гримасой на лице, похожей на плохую маску, он был пострашнее мрунов. — Садитесь, садитесь, не стойте, голубушки, и без того натерпелись. Не следовалол бы вас беспокоить, но хочется разобраться в присутствии всех причастных. У нас здесь не судилище, но первый наследник светлый княжич Дмитрий Ярославович сумеет рассудить не хуже батюшки. — Боярин поклонился «престолу», а княжич довольно приосанился и кивнул. — Встаньте, Афанасий Андреевич.
Тот замешкался, потерянно поглядел на мать.
— По какому такому праву... — важно поднявшись, начала та, но Вьюжин оборвал:
— А вы сядьте, Лизавета Никитична. Вы ещё получите слово, когда за себя ответ держать станете.
Алёна была уверена, что увещевание это, сказанное негромко и ровно, на крикливую тётку не подействует. Однако пугал Вьюжин, кажется, не только непривычную к нему Алёну, на других его взгляд действовал не хуже. Лизавета неожиданно умолкла, побледнела, вся как-то сжалась, словно стала меньше ростом, и тихонько осела на лавку.
— Афанасий Андреевич, — повторил боярин.
Молодой алатырник медленно поднялся. Губы его дрожали, будто он едва сдерживался от слёз, но руки сжались в кулаки, плечи приподнялись и ссутулились — Афанасий словно готовился броситься в драку или принимать удар.
— Вот, ваша светлость, полюбуйтесь, — размеренно заговорил Вьюжин, обращаясь к княжичу. — Именно так нынче выглядят изменники и предатели. Сын старого боярского рода, редкого дара алатырник, с образованием, всё есть, что сердцу любо. Знай себе науки постигай, с девицами под луной гуляй да молодости радуйся. Но нет же, не люба спокойная жизнь...
Алёна всё это время внимательно наблюдала за Алексеем Петровичем и немного за его жертвой, которая к концу короткой отповеди нервно втянула голову в плечи и уткнулась взглядом в пол, опустив залитое краской лицо. Но в какой-то момент осмотрела остальных и задержалась на княжиче, удивлённая случившейся с ним переменой. Только что Дмитрий сидел, распушив перья, что твой петух, улыбался довольно, и вдруг — насупился, посмурнел, глядит напряжённо, тревожно. Только теперь понял, что его убить пытались, и поверить в это не может?
Хотя тут Алёна его понимала, она тоже удивилась речи боярина. Увидев здесь Лизавету, она уверилась, что хитрость Вьюжина удалась в полной мере и ровно так, как планировалось, и мысль о покушении на княжича даже в голову не пришла. Но глава Разбойного приказа был так уверен, так явственно сердит...
— Ваша светлость, за покушение на великого князя, равно же его супругу и детей, что полагается по закону? Как и за посягательство на княжеский престол.
— Смерть, — резко ответил Дмитрий, напряжённым взглядом буравя и без того поникшего Афанасия.
— Что же вас подтолкнуло к этому поступку, Афанасий Андреевич?
— Матушка велели, — едва слышно пробормотал тот.
— Ба! Так тут целый заговор? — протянул боярин.
— Не губи, батюшка! — Лизавета не выдержала, сорвалась с места, бросилась к княжичу. Едва не налетела на заступившего дорогу Вьюжина, от которого на всю горницу потянуло холодом, рухнула на колени перед ним и заголосила, цепляясь за полы кафтана и хватая за руки. — Не губи, благодетель! Не знали мы, что там княжич будет! Девку гулящую, дрянь паршивую извести хотела, чтоб её нежить пожрала, чтоб имя брата мерзавка не пятнала, да! Не знала, что надёжа наш княжич светлый рядом окажется! Матушкой клянусь, жизнью своей клянусь, не замышляла ничего против князя! Назвал бы его светлость дядьку наследником — приняла бы со смирением, но шавка же подзаборная! Не губи, батюшка! — Она вовсе упала Вьюжину лбом в ноги.
Алексея Петровича вопли не тронули. Он стоял неподвижно, смотрел равнодушно, с какой-то отстранённостью, будто слушал скучнейший и ненужный ему доклад. Унять и поднять женщину не пытался, только отступил, брезгливо поджав губы, когда та потянулась к его сапогам.
— Значит, считаешь, сын твой больше княжеского места достоин, да, Лизавета?
— Достоин, батюшка, жизнью клянусь! Уж он и умница, уж он и...
— Клятвами не бросайся, дура, — отмахнулся Вьюжин, поднял взгляд на Афанасия, который и так готов был провалиться сквозь землю от стыда. — Князь! — сказал как сплюнул. — Двадцать лет, всё за мамкину юбку держишься! Что ж ты с этим княжеством делать-то будешь? Ну уездом за тебя мамаша править, положим, худо-бедно сумеет. А наследника тоже она за тебя жене твоей делать будет? А то ж дитятя маленький совсем, не справится!
— Да мне и даром оно не нужно, княжество это! — вспыхнул тот, мазнул злым взглядом не то по боярину, не то по матери. — Провались оно пропадом! Кой леший дядьку без детей побрал, так всё хорошо было!.. — пробормотал в повисшей тишине и окончательно стушевался.
— Княжество, значит, не надо. А чего же ты хочешь тогда? — спросил Вьюжин спокойным, без малого ласковым голосом.
— С нежитью бороться, — буркнул себе под нос Чесноков, не поднимая глаз.
— Борец выискался! — взвилась его мать. — Да у тебя же...
— Цыц! — одёрнул её боярин. — Ты что могла сказала и сделала, дай вот... князю высказаться. Хоть раз в жизни.
— Батюшка, так мальчишка же ещё совсем, несмышлёныш! Не губи-и! — вновь завыла Лизавета, переступила коленями по полу, кажется пытаясь поймать и облобызать боярину сапог.
Вьюжин опять состроил брезгливую гримасу, уклонился и оборвал вой холодным, недобрым голосом:
— Однако князь из него, по твоему мнению, получится хороший. Или всё же не о нём хлопотала, а о собственной жадности? — продолжил раздумчиво, глядя на женщину сверху вниз с нескрываемым отвращением. Потом задумчиво посмотрел на красно-белого, пятнами, Афанасия. — Значит, с нежитью... Я похлопочу перед князем, что ты желаешь вину кровью искупить. Всяко лучше острога, верно?
— Батюшка! — ахнула Лизавета. — Какой же острог, коли мы...
— Ты княгиню пыталась убить и в том сейчас созналась, — холодно возразил боярин. — Да и без признания твоего всё ясно было, наследили вы по дури изрядно. Что ты там себе думаешь о той княгине — дело твоё, однако великий князь своё слово сказал. Али ты считаешь, будто Ярослав дурак и не знает, что делает? За сына твоего я похлопочу, дар у него ценный, может, выйдет что путное. А ты... Князь милостив, молись о ссылке. Но, будь уверена, подальше от сына.
И как живо, радостно вскинулся на этих словах Афанасий! Словно ему не ссылку предложили, а исполнение самой заветной мечты в жизни.
Алёна сочувственно покачала головой и вновь с теплотой и благодарностью вспомнила бабушку и деда. И хоть от первой порой доставалось тряпкой по рукам, а от второго — ремнём по седалищу, но за дело. А как ещё управиться с оравой неслухов, из которых добрая половина с янтарём в крови, да ещё многие с горячим, жёлтым? Оба дядьки, мамины братья, несли тогда службу на разных заставах, и единственным в большом доме взрослым мужчиной, способным приложить руку к воспитанию детворы, был дед. И управлялся как-то со всеми двенадцатью, и вот до такого ни с кем не дошло, чтобы с такой злостью на него дети и внуки глядели. А может, потому и не доходил никто, что было их много, тут же — единственный наследник, свет в оконце...
Закончив на этом неожиданное судилище, Вьюжин по-простому прошёл к двери и толкнул её.
— Стража!
Те караулили поблизости, поэтому в горницу сразу вошли трое. Несколько коротких распоряжений, и народу заметно поубавилось — увели тётку с сыном, ушли двое незнакомцев, так и не названные. Княжич сидел на своём месте странно задумчивый, мрачный, неподвижный, будто бы даже сердитый, он не заметил, как вывели Чесноковых, как засобирались остальные.
А Вьюжин, закончив с распоряжениями, невозмутимо подошёл к алатырнице.
— Пойдёмте, Алёна Ивановна.
— Куда? — растерялась она.
Беспомощно глянула на Ульяну, зацепилась взглядом за замершего в стороне воеводу, и сердце подскочило к горлу, затрепетало в непонятном восторге. Рубцов держал в руке её сложенный платок, но, поймав взгляд, едва заметно улыбнулся, качнул головой и выразительно завёл руку за спину. Отдавать вещь просто так, походя, при свидетелях он явно не собирался, о чём недвусмысленно сообщал сейчас.
— К князю, конечно. Ему интересно будет услышать о ваших приключениях.
— Моих? — продолжила недоумевать алатырница. — Но ведь я была не одна...
— Однако убить намеревались именно вас. Идёмте. — Вьюжин выразительно поманил рукой и двинулся в сторону выхода. Ничего не осталось, кроме как последовать за ним.
— Алексей Петрович, а можно спросить? — через десяток шагов заговорила Алёна, рассудив, что за спрос не бьют, а если она даже не попробует — потом будет маяться от любопытства.
