Хитрая, предусмотрительная, лицемерная… — начал он, потом опять осёкся и тряхнул головой, взъерошил пятернёй волосы. И продолжил уже ровнее. — Извини. Я зверею от мысли, что она — вот, на расстоянии вытянутой руки, а свернуть шею нельзя.
— За что ты её так ненавидишь? Ты, по-моему, даже Великого Змеелова так никогда не костерил, — растерянно хмыкнул Бес. Конечно, до приезда сюда отец негативно высказывался о будущей школьной директрисе, но не больше, чем все остальные. А тут…
— Это личное, — нехотя признал тот. — Был я с ней… близко знаком. А потом с её лёгкой руки познакомился с палачами Ордена.
— Это какой-то новый факт из твоей биографии, — растерянно качнул головой Барес.
— Давняя история. Я был ещё молодой, наивный и верил, что всё это безумие скоро закончится, — Аспис пожал плечами. — Потом уже, конечно, поумнел и стал осторожнее выбирать... круг общения.
— Как тебя живого отпустили?!
— Повезло, удалось сбежать. Потом пришлось перелинять раньше срока, чтобы избавиться от последствий тесного общения, — Аспис поморщился. — Да ладно, в Бездну эту историю, жив и хвала Змее. Я тебе это рассказываю не ради ностальгии, а чтобы был осторожнее с этой женщиной. Я не верю в раскаяние змееловов, а ястребом она стала не за красивые глаза. Её даже свои побаивались, потому что считали бессердечной тварью. А прослыть бессердечной в этом Ордене — дорогого стоило.
Барес только задумчиво кивнул, принимая слова к сведению. Ясно, что спорить с отцом сейчас — гиблое дело, проще согласиться. Тот нечасто упирался в каком-то вопросе, но уж если упирался — сдвинуть с мёртвой точки было невозможно. А в подобном состоянии Бес его вообще ни разу не видел, Асписа буквально трясло от злости. Чтобы он начал ругаться? Да в присутствии сына?! Что-то неслыханное! А тут кое-как сдерживался, чтобы не перейти на совсем уж грязную брань, и на большее его не хватало.
Надо быть слепым, чтобы не понять, насколько отец необъективен в отношении госпожи Неро, и это наталкивало на разные мысли. Змея знает, что между ними случилось в прошлом, но явно что-то личное. И именно здесь лежала отличная почва для сомнений.
Отца Барес безусловно любил, но прекрасно понимал, что тот имеет свои недостатки и в молодости совершил немало ошибок. Скорее всего, именно в отношении женщин. Это в последние годы Аспис остепенился и был куда сильнее занят работой, чем личной жизнью, которой у мужчины вообще, кажется, не было. А вот раньше, если верить шуткам деда, о постоянстве его нечего было и говорить. Да что далеко ходить за примером, судьба самого Беса наглядно иллюстрировала молодость отца!
Да, возможно, госпожа Неро действительно хитра и расчётлива и играет свою роль. Но не менее вероятно и то, что Аспис сам не без вины, и погорел в конце концов на собственной неразборчивости. Например, если бы госпожа змеелов застала его с другой, то вполне могла бы отомстить. Слишком жестоко, но обиженная и оскорблённая женщина — существо страшное.
Напрямую выяснять подробности молодой змей не рискнул. Отец многое ему позволял и крайне редко ругал, только по делу, но в лоб спросить: «А не изменял ли ты, случайно, этой женщине, когда вы встречались?» — всё-таки слишком. Тем более сейчас, когда родитель так зол.
Но и выкинуть из головы странное противоречие не получалось. Есть слова и ненависть родного отца — честного, принципиального змея, который никогда и ни в чём не врал сыну и которому Бес безусловно доверял. А есть слова и явная любовь к этой женщине двух юных змеек и их старшего брата, да и собственное приятное впечатление никуда не делось. Несколько раз он встречал госпожу Неро в коридорах поместья, пару раз — окружённую детьми и что-то терпеливо им объясняющую, один раз она даже ласково успокаивала едва не плачущую девочку. И глядя на всё это, не получалось поверить, что Норика — действительно такая равнодушная стерва, как говорил отец. Чувствовалось, что там какая-то загадка, а загадки Барес любил до такой степени, что выбрал для себя профессию следователя и учился сейчас именно этому.
Чтобы удовлетворить собственное любопытство и никому при этом не навредить даже в малом, Барес решил наблюдать внимательней и осторожно расспрашивать всех, кто знал госпожу Неро. И только потом, если накопятся новые факты, предпринимать иные действия.
Много лет назад
Мужчина, прикованный к куску мрамора, загнанно дышал и стискивал зубы. Спутанные, серые от пота волосы облепили лоб тонкими щупальцами. Под блестящей от проступившей влаги кожей судорожно сокращались мышцы, заставляя тело мучительно выгибаться.
Мне казалось, что я лежу там же. Что это меня корёжит на пыточном столе, что это я выдавливаю сквозь зубы стоны, с трудом втягивая воздух — едкий, словно выжигающий лёгкие. Слёзы застили взгляд, текли по щекам. Хотелось закрыть глаза, заткнуть уши, не слышать и не видеть больше ничего — но я не могла отвести глаз. Только впивалась ногтями в ладони, кусала губы, пытаясь болью реальной заглушить ту, которая разрывала сейчас сердце.
— Отпустите его. Пожалуйста… — прошептала, точно зная, что меня никто не послушает.
— Ты добрая девочка, дитя, — прозвучал рядом мягкий, вкрадчивый, полный участия и сочувствия голос Великого Змеелова. — Ты даже готова отдать жизнь за любимого. Прости, что мне приходится быть жестоким с тобой, но ты не оставляешь мне выбора. Этот урок нужен.
— Магистр, он ни в чём не виноват! Он… ради меня туда пришёл!
— Боюсь, ты стала жертвой обмана, дитя, — возразил мужчина, стоявший за моим плечом. — Змеям нельзя верить. Их суть — ложь и притворство. Ты думаешь, он любит тебя, дитя моё? Так же, как ты его?
— Да! — я отрывисто кивнула.
— Змеи — выродки. Они не способны на чувства. Ты же знаешь, что это за артефакт? Видишь, как он работает?
— Да, — я вновь кивнула.
— Как?
Говорить было больно. Отвечать на вопросы, как на экзамене, когда за тонкой плёнкой щита корчился от боли тот, кого я любила, — невыносимо. Я готова была упасть на колени и умолять отпустить его, но остатки разума заставляли держаться. Потому что змею это не поможет, но окончательно уничтожит и меня — тех, кого презирает, Великий Змеелов не щадит.
Поэтому я ответила.
— Этот артефакт работает на магии змей. Он... снимает барьеры. Заставляет говорить правду.
— Тогда слушай правду. — Магистр, кажется, сделал какой-то знак дознавателю.
— Та девушка, с которой тебя поймали. Кто она? — Ровный, бесстрастный голос. Взгляд уставшего от рутины клерка. Неровно обрезанные тусклые волосы и длинный острый нос… Этот мужчина воспринимался частями, и никак не получалось собрать образ воедино, запомнить его.
— Так из ваших же, шлюха, — процедил сквозь зубы распятый на столе мужчина. Я дёрнулась, как от удара, не веря своим ушам. — Ещё скажи, что ты не знаешь!
— С какой целью ты встречался с ней?
— Забавно было трахать змеелова. Да и больно хороша, дрянь, не удержался!
— Ты её любил?
— Змеелова? — сдавленно засмеялся змей. — Я идиот, что ли? Конечно, нет!
— Что ты чувствуешь к ней?
— Отвращение. Всё-таки сдала меня, шлюха… надо было заранее свернуть ей шею.
Сухая крепкая ладонь ободряюще сжала моё плечо.
— Это неправда! — выдохнула, уже ничего не видя от слёз. — Он не такой…
— Мне жаль, дитя, — мягко проговорил Великий Змеелов. Потянул прочь — я не противилась, я вообще уже слабо понимала, что происходит. Мой мир рассыпался подобно песчаному замку. Песок царапал горло, резал глаза.
— Это неправда! — повторила я.
— Предательство — это всегда больно, девочка моя, но ты должна была услышать и увидеть сама. Юности свойственно ставить под сомнение слова старших. Это прекрасно, но это — мучительный путь. Мне очень жаль, но за твою неосторожность тоже последует наказание. Законы, дитя, появляются не на пустом месте, и их нарушение всегда приносит страдание.
Меня привели в камеру — крошечную клетушку с единственной койкой. Лязгнул засов, отрезав эту каморку от мира. Сил на беспокойство о собственной судьбе, на страх о будущем, на оправдания — не было.
Я не глядя упала на койку. Не рыдала — выла от боли, кусая подушку.
Жизнь рушилась. Всё, чем я жила последние дни, то, что впервые заставило почувствовать себя по-настоящему счастливой, оказалось ложью. Все слова, все мечты, вся нежность — обман.
Чувство умирало мучительно, и мне хотелось умереть тоже. Не знать, не помнить, никогда больше не чувствовать ничего.
А хуже всего было то, что я по-прежнему не могла желать этому змею зла. И вместе с собственной болью меня терзали свежие воспоминания об искажённом мукой лице и навязчивые мысли о том, что мужчину ждёт костёр.
После насыщенного дня очередному кошмару, который поднял меня с постели ещё до рассвета, я не удивилась, а уж его сюжету — тем более. Воспоминания. Как жаль, что невозможно заставить себя забыть подобное: только кажется, что всё прошло и отболело, как проклятый разум, подстёгнутый ассоциациями, вновь вытаскивает из прошлого какую-нибудь мерзость.
Несколько мгновений, лёжа в постели, я позволила себе всерьёз подумать о предложенном старым алхимиком варианте. В конце концов, даже если Язод Самос врал, вряд ли он действительно сделает мне что-то плохое — не в его интересах привлекать к себе внимание. Но даже если он даст какой-то сложный и незаметный яд… ну, тогда кошмаров не останется с гарантией, верно?
Потом я, конечно, отогнала хандру и заставила себя подняться. Холодный душ окончательно смыл остатки сна, а брошенный за окно взгляд помог найти способ достичь душевного равновесия: синее рассветное небо и лежащие под деревьями клочья тумана манили туда, наружу, и пробежка показалась отличным вариантом.
Лёгкие тканевые ботинки, облегающие штаны и жилетка под горло. Подумав, я прихватила мечи и закинула перевязь за спину.
В школе было ещё тихо, до подъёма оставалось не меньше часа — самое то для прогулки, и как раз к завтраку успею вернуться и переодеться. А потом — рутина. Прекрасная, нужная, благословенная богами рутина. Как хорошо, что она существует в нашей жизни!
На рассвете особенно отчётливо ощущалось, что даже сюда, в тёплые края, движутся холода. В Релке сейчас завывают метели, где-то у Чумных болот всё укутано толстым слоем снега. А здесь, у моря, деревья не роняют листья, сохраняя их на всю зиму, но холодный воздух уже пахнет свежо и остро и кажется особенно прозрачным. Пара дней, и ночи станут ещё холодней, а рассвет засеребрится инеем.
Наверное, если забраться на ближайшую гору и взглянуть на горизонт, можно различить даже чешуйки на теле Долгой Змеи. И увидеть, как рождается Солнце, чтобы начать свой каждодневный путь по небу и сгинуть вечером в змеиной пасти.
В детстве, когда мне рассказывали об устройстве мира, было очень жаль богиню. Это ведь ужасно скучно — неподвижно лежать день за днём и глотать Солнце, чтобы на следующий день вновь породить его и отправить в долгий путь по небу. Жизнь Создателя, который приглядывал за обитателями суши, казалась в связи с этим куда более интересной и насыщенной.
Змееловы уверяли, что Создатель каждое утро вспарывает Змее брюхо, чтобы вернуть светило, и картина стала ещё менее радостной. Жаль, что боги никогда не отвечали на прямые вопросы и не объясняли, почему мир устроен именно так. Было бы интересно узнать их мнение.
Мысли о чём-то большом и не связанном с каждодневными человеческими проблемами окончательно вытеснили из головы ночные переживания, а лёгкая приятная усталость в разогретых пробежкой мышцах подняла настроение. Найдя в парке небольшую прогалину, я скинула перевязь и взялась за мечи.
Это оружие можно было применять для убийства себе подобных, но на практике оно использовалось очень редко, особенно в столкновениях со змеями. Они слишком сильны и быстры, поэтому лучшим оружием против них служил огонь. Но тренировки с мечами я всегда любила: они успокаивали.
Удобная рукоять в ладони, приятная тяжесть, тихий свист рассекаемого воздуха. Почти танец. В какой-то момент появляется ощущение, что за клинки кто-то тянет и именно он ведёт твои руки, поэтому мечи вдруг становятся невесомыми. Тут главное не растеряться, не упустить это чувство. И тогда можно закрыть глаза, полностью отдавшись самому упоительному ощущению, какое мне доводилось испытывать. С ним способна сравниться, пожалуй, только близость с любимым мужчиной, но… неоспоримое преимущество оружия в том, что оно не способно на предательство.
Мысль опять вильнула не туда, я сбилась с шага и остановилась, тяжело дыша. Мгновенно накатила усталость, к рукам словно привесили по гире. Кажется, всё, пора домой.
— А у тебя неплохо получается, — нарушивший тишину голос заставил дёрнуться от неожиданности. В боевую стойку я вставать не стала, но стремительно обернулась и замерла так, чтобы в любой момент можно было сорваться в бой. Кончики пальцев закололо от призванной силы.
— Спасибо, — ответила как могла ровно, заставила себя успокоиться и прошла к сложенным на траве ножнам, чтобы убрать оружие.
Понятно, почему меня опять накрыло воспоминаниями, почувствовала чужой взгляд. Непонятно, что теперь-то делать? Зараза, только я успокоилась!
— Что тебе нужно здесь? — спросил Аспис, приближаясь. Я поспешила подняться, чтобы не смотреть на мужчину снизу вверх — он и без того выше меня, хватит с него такой разницы.
— Если ты не заметил, то — немного размяться утром, — пожала плечами, закрепляя перевязь. Змей стоял в шаге от меня и жутко нервировал. Приходилось делать над собой усилие, чтобы не поднять щит и не ощетиниться парой боевых заклинаний из самых надёжных.
— Что тебе нужно в этой школе? И от этих детей, — пояснил свой вопрос блондин. — Ты сумела заслужить прощение короля, ладно. Ну и наслаждалась бы чудесным спасением в провинции. Зачем искать место среди тех, кого ты ненавидишь?
— Когда король отправил меня сюда, о тебе, он, увы, не предупредил. Знала бы — может, тюрьму предпочла, — пожала я плечами. — А с другой стороны… Хорошо, что не отказалась. Представляю, чему ты можешь научить детей — трахать всё что движется.
Я обошла его, намереваясь вернуться по той же тропинке, по которой пришла.
— Только попробуй причинить вред кому-то из детей! — Аспис перехватил меня за локоть, когда я проходила мимо. Прикосновение обожгло — не то жаром, не то холодом, я даже не успела понять. Только ощутила почти боль от нежеланного прикосновения.
Ненадолго. Магией я ударила рефлекторно и — не экономя. Белая вспышка, короткий треск разряда. Пахнуло озоном и горелой тканью, а не ожидавшего подобного змея отшвырнуло на несколько метров и протащило по земле.
— Не смей ко мне прикасаться, мразь! — прошипела я, наставив на мужчину палец. По коже пробегали и ветвились маленькие молнии. — Никогда! Посмеешь хоть пальцем тронуть — клянусь, я тебя убью!
— Какая чувствительность, — процедил он, поднимаясь на ноги и потирая грудь, куда пришёлся удар. Кажется, под обгоревшей одеждой имелся солидный ожог, но опытному целителю это мелочи, вылечится за несколько минут. — А как же ты сдерживаться собралась, если змеи тебе так противны? Не боишься сорваться на ком-то из них?
— Мне противен ты, а не змеи. Удивительно, почему для тебя это вдруг стало новостью. Или ты всерьёз полагал, что я, зная всё, позволю дальше вытирать о себя ноги? Может, ещё должна была пасть в твои объятья, увидев вновь?!
— За что ты её так ненавидишь? Ты, по-моему, даже Великого Змеелова так никогда не костерил, — растерянно хмыкнул Бес. Конечно, до приезда сюда отец негативно высказывался о будущей школьной директрисе, но не больше, чем все остальные. А тут…
— Это личное, — нехотя признал тот. — Был я с ней… близко знаком. А потом с её лёгкой руки познакомился с палачами Ордена.
— Это какой-то новый факт из твоей биографии, — растерянно качнул головой Барес.
— Давняя история. Я был ещё молодой, наивный и верил, что всё это безумие скоро закончится, — Аспис пожал плечами. — Потом уже, конечно, поумнел и стал осторожнее выбирать... круг общения.
— Как тебя живого отпустили?!
— Повезло, удалось сбежать. Потом пришлось перелинять раньше срока, чтобы избавиться от последствий тесного общения, — Аспис поморщился. — Да ладно, в Бездну эту историю, жив и хвала Змее. Я тебе это рассказываю не ради ностальгии, а чтобы был осторожнее с этой женщиной. Я не верю в раскаяние змееловов, а ястребом она стала не за красивые глаза. Её даже свои побаивались, потому что считали бессердечной тварью. А прослыть бессердечной в этом Ордене — дорогого стоило.
Барес только задумчиво кивнул, принимая слова к сведению. Ясно, что спорить с отцом сейчас — гиблое дело, проще согласиться. Тот нечасто упирался в каком-то вопросе, но уж если упирался — сдвинуть с мёртвой точки было невозможно. А в подобном состоянии Бес его вообще ни разу не видел, Асписа буквально трясло от злости. Чтобы он начал ругаться? Да в присутствии сына?! Что-то неслыханное! А тут кое-как сдерживался, чтобы не перейти на совсем уж грязную брань, и на большее его не хватало.
Надо быть слепым, чтобы не понять, насколько отец необъективен в отношении госпожи Неро, и это наталкивало на разные мысли. Змея знает, что между ними случилось в прошлом, но явно что-то личное. И именно здесь лежала отличная почва для сомнений.
Отца Барес безусловно любил, но прекрасно понимал, что тот имеет свои недостатки и в молодости совершил немало ошибок. Скорее всего, именно в отношении женщин. Это в последние годы Аспис остепенился и был куда сильнее занят работой, чем личной жизнью, которой у мужчины вообще, кажется, не было. А вот раньше, если верить шуткам деда, о постоянстве его нечего было и говорить. Да что далеко ходить за примером, судьба самого Беса наглядно иллюстрировала молодость отца!
Да, возможно, госпожа Неро действительно хитра и расчётлива и играет свою роль. Но не менее вероятно и то, что Аспис сам не без вины, и погорел в конце концов на собственной неразборчивости. Например, если бы госпожа змеелов застала его с другой, то вполне могла бы отомстить. Слишком жестоко, но обиженная и оскорблённая женщина — существо страшное.
Напрямую выяснять подробности молодой змей не рискнул. Отец многое ему позволял и крайне редко ругал, только по делу, но в лоб спросить: «А не изменял ли ты, случайно, этой женщине, когда вы встречались?» — всё-таки слишком. Тем более сейчас, когда родитель так зол.
Но и выкинуть из головы странное противоречие не получалось. Есть слова и ненависть родного отца — честного, принципиального змея, который никогда и ни в чём не врал сыну и которому Бес безусловно доверял. А есть слова и явная любовь к этой женщине двух юных змеек и их старшего брата, да и собственное приятное впечатление никуда не делось. Несколько раз он встречал госпожу Неро в коридорах поместья, пару раз — окружённую детьми и что-то терпеливо им объясняющую, один раз она даже ласково успокаивала едва не плачущую девочку. И глядя на всё это, не получалось поверить, что Норика — действительно такая равнодушная стерва, как говорил отец. Чувствовалось, что там какая-то загадка, а загадки Барес любил до такой степени, что выбрал для себя профессию следователя и учился сейчас именно этому.
Чтобы удовлетворить собственное любопытство и никому при этом не навредить даже в малом, Барес решил наблюдать внимательней и осторожно расспрашивать всех, кто знал госпожу Неро. И только потом, если накопятся новые факты, предпринимать иные действия.
***
Много лет назад
Мужчина, прикованный к куску мрамора, загнанно дышал и стискивал зубы. Спутанные, серые от пота волосы облепили лоб тонкими щупальцами. Под блестящей от проступившей влаги кожей судорожно сокращались мышцы, заставляя тело мучительно выгибаться.
Мне казалось, что я лежу там же. Что это меня корёжит на пыточном столе, что это я выдавливаю сквозь зубы стоны, с трудом втягивая воздух — едкий, словно выжигающий лёгкие. Слёзы застили взгляд, текли по щекам. Хотелось закрыть глаза, заткнуть уши, не слышать и не видеть больше ничего — но я не могла отвести глаз. Только впивалась ногтями в ладони, кусала губы, пытаясь болью реальной заглушить ту, которая разрывала сейчас сердце.
— Отпустите его. Пожалуйста… — прошептала, точно зная, что меня никто не послушает.
— Ты добрая девочка, дитя, — прозвучал рядом мягкий, вкрадчивый, полный участия и сочувствия голос Великого Змеелова. — Ты даже готова отдать жизнь за любимого. Прости, что мне приходится быть жестоким с тобой, но ты не оставляешь мне выбора. Этот урок нужен.
— Магистр, он ни в чём не виноват! Он… ради меня туда пришёл!
— Боюсь, ты стала жертвой обмана, дитя, — возразил мужчина, стоявший за моим плечом. — Змеям нельзя верить. Их суть — ложь и притворство. Ты думаешь, он любит тебя, дитя моё? Так же, как ты его?
— Да! — я отрывисто кивнула.
— Змеи — выродки. Они не способны на чувства. Ты же знаешь, что это за артефакт? Видишь, как он работает?
— Да, — я вновь кивнула.
— Как?
Говорить было больно. Отвечать на вопросы, как на экзамене, когда за тонкой плёнкой щита корчился от боли тот, кого я любила, — невыносимо. Я готова была упасть на колени и умолять отпустить его, но остатки разума заставляли держаться. Потому что змею это не поможет, но окончательно уничтожит и меня — тех, кого презирает, Великий Змеелов не щадит.
Поэтому я ответила.
— Этот артефакт работает на магии змей. Он... снимает барьеры. Заставляет говорить правду.
— Тогда слушай правду. — Магистр, кажется, сделал какой-то знак дознавателю.
— Та девушка, с которой тебя поймали. Кто она? — Ровный, бесстрастный голос. Взгляд уставшего от рутины клерка. Неровно обрезанные тусклые волосы и длинный острый нос… Этот мужчина воспринимался частями, и никак не получалось собрать образ воедино, запомнить его.
— Так из ваших же, шлюха, — процедил сквозь зубы распятый на столе мужчина. Я дёрнулась, как от удара, не веря своим ушам. — Ещё скажи, что ты не знаешь!
— С какой целью ты встречался с ней?
— Забавно было трахать змеелова. Да и больно хороша, дрянь, не удержался!
— Ты её любил?
— Змеелова? — сдавленно засмеялся змей. — Я идиот, что ли? Конечно, нет!
— Что ты чувствуешь к ней?
— Отвращение. Всё-таки сдала меня, шлюха… надо было заранее свернуть ей шею.
Сухая крепкая ладонь ободряюще сжала моё плечо.
— Это неправда! — выдохнула, уже ничего не видя от слёз. — Он не такой…
— Мне жаль, дитя, — мягко проговорил Великий Змеелов. Потянул прочь — я не противилась, я вообще уже слабо понимала, что происходит. Мой мир рассыпался подобно песчаному замку. Песок царапал горло, резал глаза.
— Это неправда! — повторила я.
— Предательство — это всегда больно, девочка моя, но ты должна была услышать и увидеть сама. Юности свойственно ставить под сомнение слова старших. Это прекрасно, но это — мучительный путь. Мне очень жаль, но за твою неосторожность тоже последует наказание. Законы, дитя, появляются не на пустом месте, и их нарушение всегда приносит страдание.
Меня привели в камеру — крошечную клетушку с единственной койкой. Лязгнул засов, отрезав эту каморку от мира. Сил на беспокойство о собственной судьбе, на страх о будущем, на оправдания — не было.
Я не глядя упала на койку. Не рыдала — выла от боли, кусая подушку.
Жизнь рушилась. Всё, чем я жила последние дни, то, что впервые заставило почувствовать себя по-настоящему счастливой, оказалось ложью. Все слова, все мечты, вся нежность — обман.
Чувство умирало мучительно, и мне хотелось умереть тоже. Не знать, не помнить, никогда больше не чувствовать ничего.
А хуже всего было то, что я по-прежнему не могла желать этому змею зла. И вместе с собственной болью меня терзали свежие воспоминания об искажённом мукой лице и навязчивые мысли о том, что мужчину ждёт костёр.
***
После насыщенного дня очередному кошмару, который поднял меня с постели ещё до рассвета, я не удивилась, а уж его сюжету — тем более. Воспоминания. Как жаль, что невозможно заставить себя забыть подобное: только кажется, что всё прошло и отболело, как проклятый разум, подстёгнутый ассоциациями, вновь вытаскивает из прошлого какую-нибудь мерзость.
Несколько мгновений, лёжа в постели, я позволила себе всерьёз подумать о предложенном старым алхимиком варианте. В конце концов, даже если Язод Самос врал, вряд ли он действительно сделает мне что-то плохое — не в его интересах привлекать к себе внимание. Но даже если он даст какой-то сложный и незаметный яд… ну, тогда кошмаров не останется с гарантией, верно?
Потом я, конечно, отогнала хандру и заставила себя подняться. Холодный душ окончательно смыл остатки сна, а брошенный за окно взгляд помог найти способ достичь душевного равновесия: синее рассветное небо и лежащие под деревьями клочья тумана манили туда, наружу, и пробежка показалась отличным вариантом.
Лёгкие тканевые ботинки, облегающие штаны и жилетка под горло. Подумав, я прихватила мечи и закинула перевязь за спину.
В школе было ещё тихо, до подъёма оставалось не меньше часа — самое то для прогулки, и как раз к завтраку успею вернуться и переодеться. А потом — рутина. Прекрасная, нужная, благословенная богами рутина. Как хорошо, что она существует в нашей жизни!
На рассвете особенно отчётливо ощущалось, что даже сюда, в тёплые края, движутся холода. В Релке сейчас завывают метели, где-то у Чумных болот всё укутано толстым слоем снега. А здесь, у моря, деревья не роняют листья, сохраняя их на всю зиму, но холодный воздух уже пахнет свежо и остро и кажется особенно прозрачным. Пара дней, и ночи станут ещё холодней, а рассвет засеребрится инеем.
Наверное, если забраться на ближайшую гору и взглянуть на горизонт, можно различить даже чешуйки на теле Долгой Змеи. И увидеть, как рождается Солнце, чтобы начать свой каждодневный путь по небу и сгинуть вечером в змеиной пасти.
В детстве, когда мне рассказывали об устройстве мира, было очень жаль богиню. Это ведь ужасно скучно — неподвижно лежать день за днём и глотать Солнце, чтобы на следующий день вновь породить его и отправить в долгий путь по небу. Жизнь Создателя, который приглядывал за обитателями суши, казалась в связи с этим куда более интересной и насыщенной.
Змееловы уверяли, что Создатель каждое утро вспарывает Змее брюхо, чтобы вернуть светило, и картина стала ещё менее радостной. Жаль, что боги никогда не отвечали на прямые вопросы и не объясняли, почему мир устроен именно так. Было бы интересно узнать их мнение.
Мысли о чём-то большом и не связанном с каждодневными человеческими проблемами окончательно вытеснили из головы ночные переживания, а лёгкая приятная усталость в разогретых пробежкой мышцах подняла настроение. Найдя в парке небольшую прогалину, я скинула перевязь и взялась за мечи.
Это оружие можно было применять для убийства себе подобных, но на практике оно использовалось очень редко, особенно в столкновениях со змеями. Они слишком сильны и быстры, поэтому лучшим оружием против них служил огонь. Но тренировки с мечами я всегда любила: они успокаивали.
Удобная рукоять в ладони, приятная тяжесть, тихий свист рассекаемого воздуха. Почти танец. В какой-то момент появляется ощущение, что за клинки кто-то тянет и именно он ведёт твои руки, поэтому мечи вдруг становятся невесомыми. Тут главное не растеряться, не упустить это чувство. И тогда можно закрыть глаза, полностью отдавшись самому упоительному ощущению, какое мне доводилось испытывать. С ним способна сравниться, пожалуй, только близость с любимым мужчиной, но… неоспоримое преимущество оружия в том, что оно не способно на предательство.
Мысль опять вильнула не туда, я сбилась с шага и остановилась, тяжело дыша. Мгновенно накатила усталость, к рукам словно привесили по гире. Кажется, всё, пора домой.
— А у тебя неплохо получается, — нарушивший тишину голос заставил дёрнуться от неожиданности. В боевую стойку я вставать не стала, но стремительно обернулась и замерла так, чтобы в любой момент можно было сорваться в бой. Кончики пальцев закололо от призванной силы.
— Спасибо, — ответила как могла ровно, заставила себя успокоиться и прошла к сложенным на траве ножнам, чтобы убрать оружие.
Понятно, почему меня опять накрыло воспоминаниями, почувствовала чужой взгляд. Непонятно, что теперь-то делать? Зараза, только я успокоилась!
— Что тебе нужно здесь? — спросил Аспис, приближаясь. Я поспешила подняться, чтобы не смотреть на мужчину снизу вверх — он и без того выше меня, хватит с него такой разницы.
— Если ты не заметил, то — немного размяться утром, — пожала плечами, закрепляя перевязь. Змей стоял в шаге от меня и жутко нервировал. Приходилось делать над собой усилие, чтобы не поднять щит и не ощетиниться парой боевых заклинаний из самых надёжных.
— Что тебе нужно в этой школе? И от этих детей, — пояснил свой вопрос блондин. — Ты сумела заслужить прощение короля, ладно. Ну и наслаждалась бы чудесным спасением в провинции. Зачем искать место среди тех, кого ты ненавидишь?
— Когда король отправил меня сюда, о тебе, он, увы, не предупредил. Знала бы — может, тюрьму предпочла, — пожала я плечами. — А с другой стороны… Хорошо, что не отказалась. Представляю, чему ты можешь научить детей — трахать всё что движется.
Я обошла его, намереваясь вернуться по той же тропинке, по которой пришла.
— Только попробуй причинить вред кому-то из детей! — Аспис перехватил меня за локоть, когда я проходила мимо. Прикосновение обожгло — не то жаром, не то холодом, я даже не успела понять. Только ощутила почти боль от нежеланного прикосновения.
Ненадолго. Магией я ударила рефлекторно и — не экономя. Белая вспышка, короткий треск разряда. Пахнуло озоном и горелой тканью, а не ожидавшего подобного змея отшвырнуло на несколько метров и протащило по земле.
— Не смей ко мне прикасаться, мразь! — прошипела я, наставив на мужчину палец. По коже пробегали и ветвились маленькие молнии. — Никогда! Посмеешь хоть пальцем тронуть — клянусь, я тебя убью!
— Какая чувствительность, — процедил он, поднимаясь на ноги и потирая грудь, куда пришёлся удар. Кажется, под обгоревшей одеждой имелся солидный ожог, но опытному целителю это мелочи, вылечится за несколько минут. — А как же ты сдерживаться собралась, если змеи тебе так противны? Не боишься сорваться на ком-то из них?
— Мне противен ты, а не змеи. Удивительно, почему для тебя это вдруг стало новостью. Или ты всерьёз полагал, что я, зная всё, позволю дальше вытирать о себя ноги? Может, ещё должна была пасть в твои объятья, увидев вновь?!
