«Обычные вещи» кочевали из страны в страну, и везде их хозяйка сталкивалась с одним и тем же – с человеческой завистью, доходящей до самых низменных пороков. И везде её сопровождало красно-оранжевое, застывшее над горизонтом солнце, посылавшее на землю приторный медовый свет. Время молодой женщины остановилось навсегда. Менялась только форма имени Мариам: то она была Мэриот, то Марихен, то Мариэтт, то Миа, то Марика, как здесь, в Португалии…
Дверной колокольчик сыграл нехитрую мелодию и заставил её очнуться, выдернув из череды бесконечных воспоминаний. На пороге лавки стоял благообразный пожилой мужчина с шахматной доской под мышкой, и его улыбка блуждала в седой пушистой бороде. «Ещё один неудачник, - подумала Марика и отвернулась. – Я так устала, устала, устала. Но почему это никогда не заканчивается?»
Однако посетитель, вероятно, не спешил, и в терпеливом ожидании разглядывал полки, заставленные самыми различными предметами. О, здесь было из чего выбирать! И ранец пилота, и профессорская мантия, и кисти художника, и авторучка в виде позолоченного пера, кубки спортсменов, красные туфли-шпильки, статуэтка «Оскара», детская лошадка-качалка, кубики да много ещё чего.
- Что у вас? – спросила Марика по-португальски и поднялась из кресла. Сколько раз она произносила эти слова на разных языках мира и сколько раз заглядывала в опустошенные глаза своих клиентов! Но на этот раз всё было не так. Старик смотрел на неё открытым и добрым взглядом, скорее, даже отеческим, сострадательным.
- Вот, возьмите, - ответил он ей и протянул шахматную доску. – Я достойно прожил жизнь и готов отдать свои десять лет тому, кому они действительно нужны... Нужны по-настоящему...
Хозяйка не успела ему ответить – лавка вдруг наполнилась шумом дождя. Нить её чудесного ожерелья порвалась, и разноцветный бисер посыпался вниз, подпрыгивая на дощатом полу, как капельки воды. Марика бросилась было его собирать, но словно передумала. Она явственно услышала, будто кто-то запустил огромный часовой механизм. Длинные вечерние тени на стенах качнулись, дрогнули и медленно поползли дальше. Позабыв обо всем на свете, Мариам выбежала прочь из лавки и остановилась только на самом краю обрыва. Внизу о гладкие валуны разбивал волны Атлантический океан, а морской ветер подхватывал соленые брызги и разносил их по всему побережью. Дышать стало легче. Мариам, чуть прикрыв глаза рукой, пристально посмотрела вдаль. Так и есть. Солнце садилось… Наконец её солнце садилось…
Серая поляна
Автор Estellan.
- Дед, а расскажи историю? - донесся до старика голос с кровати у стены избы, где уже какое-то время ворочался внук. Вот ведь пострел, набегался за день, а теперь заснуть не может. Да еще и ветер этот злой воет в трубе раненым зверем, стучит в окна и в двери скребется. Видать, от того, что не в силах выстудить уютный мирок, спрятавшийся от него за теплым пламенем печи и крепкими засовами.
- Какую историю?
- Страшную.
Малец выбрался с кровати и, кутаясь в одеяло, взгромоздился на соседний стул за небольшим столом. Старик отложил газету, которую читал при неярком свете керосиновой лампы и прошаркал в сторону кухни, где сообразил две кружки чая из собранных собственноручно трав.
- Страшную? А ты заснуть-то сможешь? – добавил в чай по ложке меда и поставил одну из чашек перед внуком. Тяжело опустился на свой стул. – Про что? Про огненного змея в лесу? Про белого волка? Али про русалок? Хотя для русалок ты мал еще…
Малец лишь фыркнул на беззлобную усмешку старика. Вот еще, мал? Да почти в десять лет он и не такие истории слышал.
- Про серую поляну.
- Про поляну? Где же ты услышал про нее?
- Да так, пацаны болтали.
- Ну, раз пацаны… своего ремня они еще получат. Но запомни, я тебе запрещаю даже приближаться к той поляне.
- Почему?
- А вот слушай. И сам думай, – нехорошо в такую метель рассказывать такие истории, еще беду накличешь. Старик выглянул в окно и на всякий случай плотней запахнул тонкие шторы. Ветер бесновался на улице, завывая не хуже волчьей стаи, словно почуял что-то себе по нраву. - Случилось это, когда я был немногим старше тебя. До войны еще. В то время вокруг было много деревень. Какие-то больше, какие-то меньше. Вершаны, Ольховники, Косюки… много деревень было. Жили все небогато, но дружно. Промеж собой общались, все друг друга знали. Да и как не общаться, когда почти у всех в окрестных деревнях родня была. А однажды, такой же снежной и лютой зимой, пропали Вершанцы.
- Как пропали?
- Ты не перебивай, а чай пей да слушай. Как пропали? Да вот так просто пропали. День к соседям в деревни не заглядывают, другой. Неделю. Оно и понятно: у других-то и своих забот хватает, год неурожайным был, сена для скотины тоже много не заготовили. Всем тяжело было в то время. На вторую неделю только хватились, что Вершанцы ни к кому не заглядывали. Даже к родственникам. Зима в тот год суровой была, снега намело под крышу. А в лесу - и того пуще. Собрались мужики между собой и решили навестить соседей - явно беда какая-то у них приключилась. Да не поспели в тот день. Зимой дни короткие, ночь быстро наступает, а морозы были такие, что деревья звенели.
- А разве деревья могут звенеть?
- А как же. Выхватишь полешко с поленницы - тюк его топором, а оно расколется со звоном, как стекло.
Так вот, собрались мужики на следующий день сходить. Я с ними увязался, как самый молодой и прыткий, к тому же в Вершанах у матери сестра жила, моя, стало быть, тетка, вот и решила мать со мной гостинцев той послать. Да не пригодились те гостинцы. Той же ночью метель поднялась. Да такая, какой мы век не видывали, а у нас края, сам знаешь, суровые. Ветер выл, как зверь раненый, до середки оконцев намело снега. На следующий день никуда мы не пошли.
Пошли через день. Дорогу тоже замело. Мужики хоть и крепкие, но шли мы долго, до Вершан дошли, когда уже сумерки спускались. Дошли и удивились. Ни в одной избе свет не горит, ни скотины не слышно, ни собак, ни над одной избой дымок не вьется. Ясно – что-то случилось. В полной тишине шли до середины деревни. А в середине у них там пятачок был с колодцем. Вот над тем колодцем мы и увидели диво-дивное. Дерево-не дерево, как морозный узор над колодцем вырос. Выше изб, выше деревьев, то ли изо льда, то ли из чего – непонятно. Похожее на дерево, только плоское, как листок книжный, да с раскидистыми ветвями, а на ветвях листья, что твоя тарелка. А чем темней становилось, тем более явно это «дерево» в сумерках начинало светиться. Светится себе, значит, переливается. Про северное сияние мы тогда не знали, но очень похоже, как я потом скумекал. От розового до сиреневого. И знаешь, так жутко от этого сияния, этого дерева непонятного стало. Стоим мы, значит, посреди молчащей деревни, а тут из колодца непонятно что выперло и стоит себе, значит, в абсолютной тишине да переливается.
Один из мужиков подошел к этому дереву решил, стало быть, то ли кусок отломать, то ли что, да только коснуться и успел. И тут же упал как подкошенный. Мы к нему, а он твердый, как камень, - замерз, значит. Тут уже все перепугались. Бросились по домам Вершанцев. Да меня не пустили, сказали тут остаться, возле этого дерева. Так что сам я не видел. Только потом подслушал, как отец с матерью говорили. Померзли все в той деревне. Всех жителей они нашли кого в постели, кого на стульях. Все были, как камень, словно в мгновение ока замерзли. Вся скотина, собаки, куры. Все в той деревне словно в один миг превратились в лед.
Дед замолчал, задумчиво шевеля губами, словно силясь вспомнить что-то еще да поглядывая на окно. В какой-то момент даже мальчишке показалось, что он услышал, как в стекло с той стороны что-то аккуратно поскреблось.
- А дальше? – шепотом спросил внук.
- Дальше? Сожгли ту деревню. Жителей мужики сволокли в амбар и подожгли. После оттепели лишь вернулись, чтобы похоронить косточки. А зимой и думать неча было, чтобы такую могилу выкопать. Да только не закончилось все на этом. Надо было бы колодец тот засыпать, да никто к нему приблизиться не посмел. Даже весной по кромке того колодца на пару локтей лед по земле стелился. Да и сейчас стелется. Не справился огонь с этой напастью. До сих пор ничего на том пепелище не растет, оттого и зовут его Серой поляной. А морозной зимой, я сам видел, в центре Серой поляны опять появляется диковинное дерево. И переливается над пепелищем разноцветно, как леденец.
- Дед, а что это за дерево? Откуда оно взялось?
- Не знаю я, никто не знает. Да ты, я гляжу, совсем озяб. Бегом в кровать. Я сейчас керосинку-то заправлю и другую историю тебе расскажу. Что ж этот ветер так развылся? Не ровен час окна бить начнет.
- Про то, как Санька Митяев из баб Марфиного стакана со вставной челюстью пил?
- Можно и эту.
Госпожа из Северных покоев
Автор Sniff (Инна Климова).
В старые-старые времена, в провинции Хиго, что рядом с огнедышащей горой Асо, жил молодой дайме. Был он почтителен к старшим, беспощаден к недругам. Знал толк в воинских искусствах, умело стрелял из лука. Весьма сведущ был в стихосложении, играл на цитре и сямисене, и одним росчерком кисти мог изобразить стаю диких гусей над рощей криптомерий. Облик имел красивый и соразмерный, а имя его было Наримаса.
В пору пятой луны вздумалось молодому господину послушать пение кукушки. Украсили слуги верх его экипажа листьями и цветами ириса. Прохожие ахают: «Как красиво!»
А вот и лесная опушка. Оставил князь слуг, велев им не следовать за собой, и направился в глубину леса. То на вьющийся плющ засмотрится, то возле резных листьев папоротника остановится.
И вдруг, что он видит! Длинноносый тэнгу прыгает вокруг дерева, хохочет.
- Попалась! Не уйдешь теперь! Съем тебя, а из шкурки себе кафтан сошью меховой.
Подкрался Наримаса поближе - кошка под деревом в комочек сжалась, дрожит от страха, бедняжка. А тэнгу лапы когтистые все ближе тянет.
Достал дайме свой лук, выстрелил, прямо в правую лапу попал!
Завизжал тэнгу, подскочил и умчался, хлопая крыльями.
Взял молодой князь кошку на руки.
- Откуда ты в лесу взялась, госпожа кошка? Да красавица какая, точно со двора императора. Видно, придется с собой тебя забрать.
А та к нему прижалась, замурлыкала, запела.
Спинка у нее черная, как перья ворона, грудка, словно снег на вершине Фудзи, а глаза, как незрелый крыжовник, изумрудные.
Привез ее князь в поместье, поселил в Северных покоях, имя дал ей Нагамэ - Долгий Взгляд.
Вместе с ним любовалась кошка молодым месяцем и цветущей глицинией, слушала игру князя на цитре, сопровождала его на прогулках по саду.
А тэнгу в лесной чаще все думал, как отомстить. Пошел он к Ямамбе, горной ведьме, стеная и плача, жаловался на дайме-обидчика. Поверила ему Ямамба, решила помочь. Сделала отвар из трав, самых злых, самых ядовитых, велела князю в чай вылить.
Прокрался тэнгу вечером в сад княжеский, заглянул в беседку, увитую хмелем и виноградом, видит, все готово для чаепития. Чашечка тонкого фарфора, пирожки мандзю, сладкий рис в разные цвета окрашенный. А вот и чайник паром дышит.
Выплеснул тэнгу поскорее в чайник свою отраву, да и убежал вприпрыжку. От радости себя не помнит:
-Смерть теперь обидчику, никакой знахарь не поможет.
Выпил дайме чай с отваром ведьминым, а утром с ложа подняться не смог, так и пышет жаром. Всполошились домочадцы, лекарей, да знахарей созвали, а те только руками разводят, а как вылечить - не знают.
- Видно, недолго осталось ему, - слуги шепчутся. Что за болезнь такая, что даже кошка любимая к нему не идет. Убежала, тварь бессердечная!
А Нагамэ и вправду исчезла. День не было ее, ночь не было, а на рассвете вернулась. Еле идет, в шерсти колючки запутались, а во рту цветок держит неведомый. Белого цвета, лепестки резные, как художник нарисовал.
Подбежала кошка к покоям дайме, двери-седзи лбом толкнула и вошла. Подбежала к ложу князя, а тот уже и не дышит почти. Положила на лоб ему цветок диковинный, и тут же с лица больного смертельная бледность ушла, и дыхание глубже стало, и веки дрогнули. Открыл глаза Наримаса - что такое?
Стоит рядом с ним юная девушка. Волосы черны, как перья ворона, кожа белая, словно снег на вершине Фудзи, а глаза, как неспелый крыжовник, изумрудные.
Хотел встать князь, да сил нет. А красавица нежно до его руки дотронулась.
- Не узнал меня, Наримаса-доно? Это я, твоя любимица из Северных покоев. Зовут меня Миеко, я дочь Правителя кошек с горы Нэкодакэ, люди ее Кошачьей вершиной зовут.
Смотрит на нее князь, слова не может промолвить, а девушка дальше говорит:
-Захотелось мне однажды одной погулять, ушла я потихоньку в лес, а там тэнгу злые. Это они тебе отвар ядовитый подлили. А я к отцу пошла, просить для тебя лекарство. Был он недоволен, но дал мне цветок чудесный, именуем мы его "Слеза Аматэрасу".
Все болезни дивное растение лечит, и чары колдовские ему подвластны.
А теперь прощай князь, пора мне к отцу вернуться. И вот вместо девушки перед дайме кошка пушистая. Мяукнула на прощание, и скрылась.
Заплакал от печали князь, но как вернуть ее? Только взял лист белой бумаги, кисть, и начертал танка:
На листьях хризантемы
Росы блестели капли,
Но вмиг исчезли.
Так и ты исчезла,
Подобно каплям утренней росы.
Подарочек
Tata (Татьяна Захарова)
(Написано по мотивам истории, которую мне рассказывали как правдивую… Но только ПО МОТИВАМ!!!)
- И зачем я только согласилась поехать на этот пикник?! - думала Настя, с завистью глядя на целующуюся парочку.
Лера и Илья были так увлечены друг другом, что никого вокруг не замечали. Илья нравился Насте давно, еще с первого курса, но ее симпатия была не взаимной. Да и о какой взаимности могла идти речь? Илья - высокий, широкоплечий красавец, капитан волейбольной команды и звезда институтского КВНа. А Настя… Настя всего лишь его неприметная однокурсница: худая, нескладная, с некрасивым лицом и жиденькими рыжеватыми волосами. То ли дело белокурая красотка Лера… Настя поднялась с места и направилась в сторону леса. Лучше уж побродить в одиночестве, чем сидеть здесь и смотреть на этих голубков! Тем более, ее отсутствия все равно никто не заметит: одногруппники увлечены поеданием шашлыков…
Она долго шла по лесной тропке. Уже начало темнеть, но этот факт как-то не особо тревожил ее.
- Куда идешь, девица-красавица? - раздался вдруг за спиной скрипучий голос.
- Красааавица… - зачем-то передразнила голос Настя и обернулась.
Перед ней стояла старушка: маленькая, сгорбленная, на вид - совсем древняя.
- Что-то ты невеселая, красавица! - продолжала она.
- Да что ты, бабушка, все заладила: красавица да красавица! - огрызнулась девушка. - Какая я тебе красавица? Или ты от старости совсем ослепла, не видишь ничего?
Старуха будто бы не обиделась на Настину дерзость.
Дверной колокольчик сыграл нехитрую мелодию и заставил её очнуться, выдернув из череды бесконечных воспоминаний. На пороге лавки стоял благообразный пожилой мужчина с шахматной доской под мышкой, и его улыбка блуждала в седой пушистой бороде. «Ещё один неудачник, - подумала Марика и отвернулась. – Я так устала, устала, устала. Но почему это никогда не заканчивается?»
Однако посетитель, вероятно, не спешил, и в терпеливом ожидании разглядывал полки, заставленные самыми различными предметами. О, здесь было из чего выбирать! И ранец пилота, и профессорская мантия, и кисти художника, и авторучка в виде позолоченного пера, кубки спортсменов, красные туфли-шпильки, статуэтка «Оскара», детская лошадка-качалка, кубики да много ещё чего.
- Что у вас? – спросила Марика по-португальски и поднялась из кресла. Сколько раз она произносила эти слова на разных языках мира и сколько раз заглядывала в опустошенные глаза своих клиентов! Но на этот раз всё было не так. Старик смотрел на неё открытым и добрым взглядом, скорее, даже отеческим, сострадательным.
- Вот, возьмите, - ответил он ей и протянул шахматную доску. – Я достойно прожил жизнь и готов отдать свои десять лет тому, кому они действительно нужны... Нужны по-настоящему...
Хозяйка не успела ему ответить – лавка вдруг наполнилась шумом дождя. Нить её чудесного ожерелья порвалась, и разноцветный бисер посыпался вниз, подпрыгивая на дощатом полу, как капельки воды. Марика бросилась было его собирать, но словно передумала. Она явственно услышала, будто кто-то запустил огромный часовой механизм. Длинные вечерние тени на стенах качнулись, дрогнули и медленно поползли дальше. Позабыв обо всем на свете, Мариам выбежала прочь из лавки и остановилась только на самом краю обрыва. Внизу о гладкие валуны разбивал волны Атлантический океан, а морской ветер подхватывал соленые брызги и разносил их по всему побережью. Дышать стало легче. Мариам, чуть прикрыв глаза рукой, пристально посмотрела вдаль. Так и есть. Солнце садилось… Наконец её солнце садилось…
Серая поляна
Автор Estellan.
- Дед, а расскажи историю? - донесся до старика голос с кровати у стены избы, где уже какое-то время ворочался внук. Вот ведь пострел, набегался за день, а теперь заснуть не может. Да еще и ветер этот злой воет в трубе раненым зверем, стучит в окна и в двери скребется. Видать, от того, что не в силах выстудить уютный мирок, спрятавшийся от него за теплым пламенем печи и крепкими засовами.
- Какую историю?
- Страшную.
Малец выбрался с кровати и, кутаясь в одеяло, взгромоздился на соседний стул за небольшим столом. Старик отложил газету, которую читал при неярком свете керосиновой лампы и прошаркал в сторону кухни, где сообразил две кружки чая из собранных собственноручно трав.
- Страшную? А ты заснуть-то сможешь? – добавил в чай по ложке меда и поставил одну из чашек перед внуком. Тяжело опустился на свой стул. – Про что? Про огненного змея в лесу? Про белого волка? Али про русалок? Хотя для русалок ты мал еще…
Малец лишь фыркнул на беззлобную усмешку старика. Вот еще, мал? Да почти в десять лет он и не такие истории слышал.
- Про серую поляну.
- Про поляну? Где же ты услышал про нее?
- Да так, пацаны болтали.
- Ну, раз пацаны… своего ремня они еще получат. Но запомни, я тебе запрещаю даже приближаться к той поляне.
- Почему?
- А вот слушай. И сам думай, – нехорошо в такую метель рассказывать такие истории, еще беду накличешь. Старик выглянул в окно и на всякий случай плотней запахнул тонкие шторы. Ветер бесновался на улице, завывая не хуже волчьей стаи, словно почуял что-то себе по нраву. - Случилось это, когда я был немногим старше тебя. До войны еще. В то время вокруг было много деревень. Какие-то больше, какие-то меньше. Вершаны, Ольховники, Косюки… много деревень было. Жили все небогато, но дружно. Промеж собой общались, все друг друга знали. Да и как не общаться, когда почти у всех в окрестных деревнях родня была. А однажды, такой же снежной и лютой зимой, пропали Вершанцы.
- Как пропали?
- Ты не перебивай, а чай пей да слушай. Как пропали? Да вот так просто пропали. День к соседям в деревни не заглядывают, другой. Неделю. Оно и понятно: у других-то и своих забот хватает, год неурожайным был, сена для скотины тоже много не заготовили. Всем тяжело было в то время. На вторую неделю только хватились, что Вершанцы ни к кому не заглядывали. Даже к родственникам. Зима в тот год суровой была, снега намело под крышу. А в лесу - и того пуще. Собрались мужики между собой и решили навестить соседей - явно беда какая-то у них приключилась. Да не поспели в тот день. Зимой дни короткие, ночь быстро наступает, а морозы были такие, что деревья звенели.
- А разве деревья могут звенеть?
- А как же. Выхватишь полешко с поленницы - тюк его топором, а оно расколется со звоном, как стекло.
Так вот, собрались мужики на следующий день сходить. Я с ними увязался, как самый молодой и прыткий, к тому же в Вершанах у матери сестра жила, моя, стало быть, тетка, вот и решила мать со мной гостинцев той послать. Да не пригодились те гостинцы. Той же ночью метель поднялась. Да такая, какой мы век не видывали, а у нас края, сам знаешь, суровые. Ветер выл, как зверь раненый, до середки оконцев намело снега. На следующий день никуда мы не пошли.
Пошли через день. Дорогу тоже замело. Мужики хоть и крепкие, но шли мы долго, до Вершан дошли, когда уже сумерки спускались. Дошли и удивились. Ни в одной избе свет не горит, ни скотины не слышно, ни собак, ни над одной избой дымок не вьется. Ясно – что-то случилось. В полной тишине шли до середины деревни. А в середине у них там пятачок был с колодцем. Вот над тем колодцем мы и увидели диво-дивное. Дерево-не дерево, как морозный узор над колодцем вырос. Выше изб, выше деревьев, то ли изо льда, то ли из чего – непонятно. Похожее на дерево, только плоское, как листок книжный, да с раскидистыми ветвями, а на ветвях листья, что твоя тарелка. А чем темней становилось, тем более явно это «дерево» в сумерках начинало светиться. Светится себе, значит, переливается. Про северное сияние мы тогда не знали, но очень похоже, как я потом скумекал. От розового до сиреневого. И знаешь, так жутко от этого сияния, этого дерева непонятного стало. Стоим мы, значит, посреди молчащей деревни, а тут из колодца непонятно что выперло и стоит себе, значит, в абсолютной тишине да переливается.
Один из мужиков подошел к этому дереву решил, стало быть, то ли кусок отломать, то ли что, да только коснуться и успел. И тут же упал как подкошенный. Мы к нему, а он твердый, как камень, - замерз, значит. Тут уже все перепугались. Бросились по домам Вершанцев. Да меня не пустили, сказали тут остаться, возле этого дерева. Так что сам я не видел. Только потом подслушал, как отец с матерью говорили. Померзли все в той деревне. Всех жителей они нашли кого в постели, кого на стульях. Все были, как камень, словно в мгновение ока замерзли. Вся скотина, собаки, куры. Все в той деревне словно в один миг превратились в лед.
Дед замолчал, задумчиво шевеля губами, словно силясь вспомнить что-то еще да поглядывая на окно. В какой-то момент даже мальчишке показалось, что он услышал, как в стекло с той стороны что-то аккуратно поскреблось.
- А дальше? – шепотом спросил внук.
- Дальше? Сожгли ту деревню. Жителей мужики сволокли в амбар и подожгли. После оттепели лишь вернулись, чтобы похоронить косточки. А зимой и думать неча было, чтобы такую могилу выкопать. Да только не закончилось все на этом. Надо было бы колодец тот засыпать, да никто к нему приблизиться не посмел. Даже весной по кромке того колодца на пару локтей лед по земле стелился. Да и сейчас стелется. Не справился огонь с этой напастью. До сих пор ничего на том пепелище не растет, оттого и зовут его Серой поляной. А морозной зимой, я сам видел, в центре Серой поляны опять появляется диковинное дерево. И переливается над пепелищем разноцветно, как леденец.
- Дед, а что это за дерево? Откуда оно взялось?
- Не знаю я, никто не знает. Да ты, я гляжу, совсем озяб. Бегом в кровать. Я сейчас керосинку-то заправлю и другую историю тебе расскажу. Что ж этот ветер так развылся? Не ровен час окна бить начнет.
- Про то, как Санька Митяев из баб Марфиного стакана со вставной челюстью пил?
- Можно и эту.
Госпожа из Северных покоев
Автор Sniff (Инна Климова).
В старые-старые времена, в провинции Хиго, что рядом с огнедышащей горой Асо, жил молодой дайме. Был он почтителен к старшим, беспощаден к недругам. Знал толк в воинских искусствах, умело стрелял из лука. Весьма сведущ был в стихосложении, играл на цитре и сямисене, и одним росчерком кисти мог изобразить стаю диких гусей над рощей криптомерий. Облик имел красивый и соразмерный, а имя его было Наримаса.
В пору пятой луны вздумалось молодому господину послушать пение кукушки. Украсили слуги верх его экипажа листьями и цветами ириса. Прохожие ахают: «Как красиво!»
А вот и лесная опушка. Оставил князь слуг, велев им не следовать за собой, и направился в глубину леса. То на вьющийся плющ засмотрится, то возле резных листьев папоротника остановится.
И вдруг, что он видит! Длинноносый тэнгу прыгает вокруг дерева, хохочет.
- Попалась! Не уйдешь теперь! Съем тебя, а из шкурки себе кафтан сошью меховой.
Подкрался Наримаса поближе - кошка под деревом в комочек сжалась, дрожит от страха, бедняжка. А тэнгу лапы когтистые все ближе тянет.
Достал дайме свой лук, выстрелил, прямо в правую лапу попал!
Завизжал тэнгу, подскочил и умчался, хлопая крыльями.
Взял молодой князь кошку на руки.
- Откуда ты в лесу взялась, госпожа кошка? Да красавица какая, точно со двора императора. Видно, придется с собой тебя забрать.
А та к нему прижалась, замурлыкала, запела.
Спинка у нее черная, как перья ворона, грудка, словно снег на вершине Фудзи, а глаза, как незрелый крыжовник, изумрудные.
Привез ее князь в поместье, поселил в Северных покоях, имя дал ей Нагамэ - Долгий Взгляд.
Вместе с ним любовалась кошка молодым месяцем и цветущей глицинией, слушала игру князя на цитре, сопровождала его на прогулках по саду.
А тэнгу в лесной чаще все думал, как отомстить. Пошел он к Ямамбе, горной ведьме, стеная и плача, жаловался на дайме-обидчика. Поверила ему Ямамба, решила помочь. Сделала отвар из трав, самых злых, самых ядовитых, велела князю в чай вылить.
Прокрался тэнгу вечером в сад княжеский, заглянул в беседку, увитую хмелем и виноградом, видит, все готово для чаепития. Чашечка тонкого фарфора, пирожки мандзю, сладкий рис в разные цвета окрашенный. А вот и чайник паром дышит.
Выплеснул тэнгу поскорее в чайник свою отраву, да и убежал вприпрыжку. От радости себя не помнит:
-Смерть теперь обидчику, никакой знахарь не поможет.
Выпил дайме чай с отваром ведьминым, а утром с ложа подняться не смог, так и пышет жаром. Всполошились домочадцы, лекарей, да знахарей созвали, а те только руками разводят, а как вылечить - не знают.
- Видно, недолго осталось ему, - слуги шепчутся. Что за болезнь такая, что даже кошка любимая к нему не идет. Убежала, тварь бессердечная!
А Нагамэ и вправду исчезла. День не было ее, ночь не было, а на рассвете вернулась. Еле идет, в шерсти колючки запутались, а во рту цветок держит неведомый. Белого цвета, лепестки резные, как художник нарисовал.
Подбежала кошка к покоям дайме, двери-седзи лбом толкнула и вошла. Подбежала к ложу князя, а тот уже и не дышит почти. Положила на лоб ему цветок диковинный, и тут же с лица больного смертельная бледность ушла, и дыхание глубже стало, и веки дрогнули. Открыл глаза Наримаса - что такое?
Стоит рядом с ним юная девушка. Волосы черны, как перья ворона, кожа белая, словно снег на вершине Фудзи, а глаза, как неспелый крыжовник, изумрудные.
Хотел встать князь, да сил нет. А красавица нежно до его руки дотронулась.
- Не узнал меня, Наримаса-доно? Это я, твоя любимица из Северных покоев. Зовут меня Миеко, я дочь Правителя кошек с горы Нэкодакэ, люди ее Кошачьей вершиной зовут.
Смотрит на нее князь, слова не может промолвить, а девушка дальше говорит:
-Захотелось мне однажды одной погулять, ушла я потихоньку в лес, а там тэнгу злые. Это они тебе отвар ядовитый подлили. А я к отцу пошла, просить для тебя лекарство. Был он недоволен, но дал мне цветок чудесный, именуем мы его "Слеза Аматэрасу".
Все болезни дивное растение лечит, и чары колдовские ему подвластны.
А теперь прощай князь, пора мне к отцу вернуться. И вот вместо девушки перед дайме кошка пушистая. Мяукнула на прощание, и скрылась.
Заплакал от печали князь, но как вернуть ее? Только взял лист белой бумаги, кисть, и начертал танка:
На листьях хризантемы
Росы блестели капли,
Но вмиг исчезли.
Так и ты исчезла,
Подобно каплям утренней росы.
Прода от 21.09.2019, 20:47
Подарочек
Tata (Татьяна Захарова)
(Написано по мотивам истории, которую мне рассказывали как правдивую… Но только ПО МОТИВАМ!!!)
- И зачем я только согласилась поехать на этот пикник?! - думала Настя, с завистью глядя на целующуюся парочку.
Лера и Илья были так увлечены друг другом, что никого вокруг не замечали. Илья нравился Насте давно, еще с первого курса, но ее симпатия была не взаимной. Да и о какой взаимности могла идти речь? Илья - высокий, широкоплечий красавец, капитан волейбольной команды и звезда институтского КВНа. А Настя… Настя всего лишь его неприметная однокурсница: худая, нескладная, с некрасивым лицом и жиденькими рыжеватыми волосами. То ли дело белокурая красотка Лера… Настя поднялась с места и направилась в сторону леса. Лучше уж побродить в одиночестве, чем сидеть здесь и смотреть на этих голубков! Тем более, ее отсутствия все равно никто не заметит: одногруппники увлечены поеданием шашлыков…
Она долго шла по лесной тропке. Уже начало темнеть, но этот факт как-то не особо тревожил ее.
- Куда идешь, девица-красавица? - раздался вдруг за спиной скрипучий голос.
- Красааавица… - зачем-то передразнила голос Настя и обернулась.
Перед ней стояла старушка: маленькая, сгорбленная, на вид - совсем древняя.
- Что-то ты невеселая, красавица! - продолжала она.
- Да что ты, бабушка, все заладила: красавица да красавица! - огрызнулась девушка. - Какая я тебе красавица? Или ты от старости совсем ослепла, не видишь ничего?
Старуха будто бы не обиделась на Настину дерзость.
