во рту мусса под мелодичный джаз Пола Хардкастла, она, наконец, почувствовала себя вполне счастливым человеком, задающим себе единственный вопрос: «Интересно, и откуда они в ноябре берут свежую черешню?»
Время в «Шоколаднице» летело незаметно. Увлечённая Эмили даже не замечала, что уже в четвёртый или пятый раз делала заказ Мэри-Энн, выбирая всевозможные лакомства. И каждый раз она полностью заставляла ими свой поднос, на котором обязательно присутствовало и что-то лёгкое и воздушное, как летящее облако; и что-то, насквозь пропитанное ликёром или коньяком и от того увесистое, как маленький брикет; и что-то политое фантастическим сладким соусом, от которого Эмили была готова проглотить язык. Шоколад, приятная музыка, мягкое обволакивающее освещение – это всё, что нужно было любительнице сладкого, и она это сполна получала. Весь остальной мир давно уже перестал существовать, когда к её столику подошла Мэри-Энн и предупредила:
- Извините, но через десять минут мы закрываемся. Уже почти час ночи.
Эмили словно выдернули из сказки. Попросила счёт и нехотя стала собираться. Посмотрела по сторонам: к своему изумлению обнаружила, что никого, кроме неё, больше не осталось. Было действительно поздно. Но неожиданно для себя услышала уверенное постукивание женских каблуков. Пригляделась. Из полумрака к ней приближалась высокая темноволосая и довольно симпатичная мулатка с фигурой, похожей на песочные часы. Её тёмно-вишнёвые глаза были подведены на манер египетских цариц, а умение держать спину поражало. Подойдя ближе к Эмили, она широко улыбнулась, обнажив белые, как жемчуг, зубы:
- Прошу прощения, но не могли бы вы ненадолго задержаться? Я Шарлотта - хозяйка «Шоколадницы». И мне кажется, что я могу вам ещё кое-что предложить, и от чего вы не сможете отказаться...
Эмили удивилась, пожала плечами, но согласилась. Мулатка продолжила:
- Я давно за вами наблюдаю. Такого ценителя и любителя шоколада не часто встретишь. Да, кстати, Мэри-Энн! - крикнула она своей работнице. - На сегодня ты свободна. Я сама всё уберу и закрою. Лучше поторопись домой!
Обрадованная Мэри-Энн тут же бросила тряпку, которой она оттирала и без того чистую витрину и убежала переодеваться. Эмили же немного засмущалась, но взяла себя в руки:
- Да, разумеется, вы абсолютно правы. Обожаю шоколад, а от того, который подают здесь, я вообще без ума. Он божественен! Я бы, наверное, никогда отсюда не уходила. Будь моя воля - жила бы здесь среди всего этого великолепия. Вот только не могу себе этого позволить - месяц назад полнеть начала от сладкого, и это, пожалуй, единственное, что меня останавливает!
- Раз так, то думаю, я смогу вам помочь. Надеюсь, не будете возражать, если я угощу вас чашечкой горячего шоколада, приготовленного по моему особому рецепту. От него точно не полнеют, в этом я вас уверяю. Скорее, вы даже уменьшитесь на несколько размеров. Соглашайтесь.
Эмили заулыбалась в ответ уголками рта и закивала головой. Мэри-Энн, в розовом, как клубничный зефир, плаще, проходя мимо, помахала им на прощанье рукой и буквально выбежала на улицу. Шарлотта отправилась в кухню, пообещав вернуться не мешкая. И вскоре она явилась обратно с крохотной чашечкой эксклюзивного напитка. Подала его Эмили:
- Вот, пожалуйста, пробуйте. А я оставлю вас на пару минут.
Хозяйка резко развернулась на каблуках и быстро удалилась в полумрак, из которого пришла ранее. Было слышно, как за ней закрылась дверь. Эмили взяла чашку-напёрсток в руки и немного отпила. Это был совершенно новый для неё вкус, от которого перед глазами побежали разноцветные круги. В этот момент взволнованная Шарлотта, прислонившись затылком к закрытой за собой двери, едва слышно произнесла: «Как натура творческая, я очень впечатлительна. Никак не могу привыкнуть смотреть на такое».
Через пару минут длинноногая мулатка вернулась, как и обещала. За столиком уже было пусто. Разве что рядом с ним, в глубоком кожаном кресле, лежала шоколадная фигурка девушки. Шарлотта взяла её в руки, и вскоре та уже стояла на полке за витриной среди таких же, как и она. Отойдя в сторону, владелица «Шоколадницы» оценивающе осмотрела все статуэтки:
- Нет, так дело не пойдёт. Ты действительно располнела, Эмили. Тебе здесь нет места, – Шарлотта убрала с полки новенькую, задумалась на секунду и ровными белыми зубами откусила плечо девушки. – А вот на вкус ты очень даже приятная. Пойдём, я отнесу тебя в более подходящее место.
И довольная Шарлотта замурлыкала вполголоса свою любимую композицию Пола Хардкастла «Шелби». Пританцовывая на высоких каблуках, она закачала бёдрами в такт музыке и по-кошачьи, почти неслышно, вплыла в кухню. Там, возле электрической тёрки, она аккуратно опустила на стол надкусанную фигурку Эмили в компанию таких же счастливцев. Шарлотта испытывала блаженство – она и только она могла осуществить мечту этих людей стать частью фантастического шоколадного мира.
Нет жизни. Нет смерти.
Автор Arhip.
Смерти больше нет. Жизни больше нет. Я лежу на дне заброшенного колодца. Говорят, со дна колодца можно днем увидеть звезды. Я их не вижу. Я свернулся в клубок. Я броненосец. Я оградил свое тело от ударов судьбы мощной броней. Но кто-то ухитрился запустить отравленный коготь между бронепластинами. Либо процарапал в броне дыру, чтобы напустить туда яду. Теперь этот яд – черная пустота - разъедает меня изнутри. Черная пустота, подобно кислоте, выедает мои внутренности. Огромный черный шар все разрастается и разрастается. Скоро он поглотит меня полностью. Я не чувствую боли. Болевой шок заблокировал нервные рецепторы. Я только чувствую легкое жжение там, где пустота разъедает еще живые органы. Скоро это кончится. Я лежу на спине и думаю: «Поскорее…». Нет смерти. Нет жизни. Нет злобы, нет боли, нет страха. Нет ничего. Скоро и меня не будет. Я опустошен. Этот яд убил во мне все чувства. Я лежу. Может, в момент смерти я увижу их. Увижу звезды.
«Часть людей обольщаются жизнью земной,
Смерть - стена. И при жизни никто не узнает
Высшей истины, скрытой за этой стеной».
(Гиясаддин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям Нишапури).
Скоро я буду за стеной. Но никому не расскажу, что там. Пусть смотрят сами. Не я первый, не я последний, перешедший этот рубеж между жизнью и смертью. Я не стремлюсь туда, но какой-то магнит подтягивает меня все ближе и ближе. Может, это действие яда? Я не хочу умирать. Слишком велико мое стремление к жизни. Однако бывают моменты, которые не дают мне шанса выжить. Этих моментов я и боюсь, и стремлюсь к ним одновременно. Но скоро все закончится. Когда яд разъест меня полностью, я уйду из этой жестокой жизни. И в моих помертвевших зрачках отразятся звезды…
Я лежу на спине на дне колодца. И гляжу на звезды своими безжизненными глазами. Все-таки я их увидел. А потом пришла смерть…
Дух зимы.
Автор Estellan.
Порой я люблю вспоминать прошлое. Довольно забавно воскрешать в памяти то, что когда-то было, и чего уже нет. Раньше все было как-то проще, что ли. Ночи были просто ночами, дни – днями, а люди – людьми. Но постепенно все стало усложняться. Каждую зиму я мог наблюдать этот процесс. Такой медленный, с одной стороны, а с другой, я однажды осознал, что не узнаю места, в которых живу так давно.
- Ты посмотри, они опять, - голос сестренки ворвался в воспоминания и разметал их, подобно зимнему вихрю. Пришлось открыть один глаз и скосить его на поле за деревней, где сейчас и происходило действо.
- Что опять? – удобней устроиться на ветке березы не представлялось возможным, но я приложил максимум усилий, облокотившись о ствол и вытянув ноги вдоль ветки. Сестренка, свесившись с верхней ветки, уцепившись за нее ногами, рассматривала поле через обломанную где-то сосульку и не переставала болтать:
- Да вон, смотри. Опять кого-то притащили. Нас изгонять.
Отцепившись от ветки, она сверзилась бы мне на голову, если бы не успела уцепиться за нее рукой. Повиснув в крайне неудобной, на мой взгляд, позе, она продолжала наблюдение за полем. Действо там, тем временем, подходило к завершению. Бородатый дядька в черном балахоне закончил читать свои заклинания и махать непонятной, искрящейся на солнце штуковиной и сейчас заверял нескольких отважившихся выйти с ним жителей в том, что с нечистью в этой деревне покончено.
Наивный. Сколько раз с нами пытались покончить всяческие приезжие жрецы за последние несколько сотен зим? Я сбился со счету. Каждый раз они обычно выглядели по-разному. Сначала приходили бородатые дядьки с посохами и пытались откупиться от нас подношениями, потом - бородатые дядьки без посохов ставили деревянных идолов, которым должно было охранять поселение от нечисти. Теперь это. И хоть что-то изменилось бы.
- Почему они пытаются от нас избавиться, Таль? – сестренка, подобно большой кошке, спустилась по стволу вниз головой, что кошкам не свойственно, и устроилась на ветке рядом, разглаживая на коленках свое цветастое платьице.
- Может, мы им просто не нравимся? Может, пора вернуться в лес? А то не ровен час, увидят - снова начнется… - я улыбнулся и попытался ущипнуть ее за коленку, за что получил локтем в глаз, и морозный воздух серебряно зазвенел ее смехом.
- Увидят, как же. Они дальше своего носа никогда не видели. Даже раньше это могли лишь некоторые. А теперь уж…
Сестренка спрыгнула на снег и побежала к озеру, не оставляя следов. Пришлось последовать за ней.
У озера всегда было весело. Даже сейчас там была горка, с которой со смехом и возней каталась малышня. Маришке всегда нравилось наблюдать за ними. Иногда она включалась в игру, приняв чей-нибудь облик. Даже спустя столько зим она все еще оставалась ребенком. Это просто, если знать как. Лишь немногие могут нас видеть в нашем настоящем облике, но показаться на глаза мы можем и по своему желанию.
Возможно, в чем-то мы меняемся так же, как и мир вокруг нас, незаметно, но неотвратимо. Мы учимся говорить, как они, выглядеть, как они, вести себя, как они. Но мы уже не они. Не люди. Маришке проще, она не помнит. Была слишком маленькой. А я помню.
Темный лес и метель, завывание ветра и снег. Много снега. Холод, пробирающий до костей, и сон, который накатывал волнами, и с которым не было сил бороться. А потом было утро. Наше первое утро, которое я помню. Самым забавным ощущением было то, что снег перестал быть холодным. Он оставался мягким и пушистым, но перестал быть холодным. Зима любит своих детей.
Мы могли резвиться в снегу часами, днями. Мы катались на вихрях метели и играли в снежки с зайцами. Мы фехтовали сосульками, а те не таяли в наших руках. А потом набрели на эту деревню. Тут было еще забавней, можно дышать на окна, и от нашего дыхания они покрывались морозными узорами. Можно дышать в лица людей, и те краснеют от этого. Если коснуться воды в колодце, она покрывается коркой льда.
Примерно тогда же мы выяснили, что наше прикосновение смертельно для человека. Случайно. Сестренка просто хотела помочь тому пьянчужке,
прикорнувшему в сугробе. Но не смогла. Он не проснулся. Для него не наступило утро. И он даже не стал таким, как мы. Ни один из них не стал. Хотя мы больше и не пытались разбудить тех, кто засыпал в снегу. В ожидании мы проводили ночи у таких вот заснувших, чувствуя, как их тела покидает тепло и замещается дыханием зимы. Мы не встречали таких, как мы.
- Смотри, – Маришка снова пихнула меня локтем, привлекая внимание к маленькой фигурке, устремившейся от остальной ватаги ребятишек в лес.
- Присмотри за ними.
Сестренка пожала плечами. Если уж мне так хочется найти себе неприятностей, то это полностью мое дело, она вмешиваться не будет. А я пошел по следам, не оставляя своих. Неторопливо, но достаточно быстро, чтобы не терять одинокую фигурку из вида. Интересно: и куда идет этот человеческий детеныш?
Сначала ребенок шел прямо, словно ведомый к какой-то цели. Но чуть позже пошел снег, и прямой путь к цели изменился, превращаясь в хаотические метания. Ведомый любопытством, я шел следом, пытаясь понять цель всего этого похода.
Зимой темнеет рано. А когда идет снег, еще раньше. Последний луч солнца застал маленькую фигурку у корней огромной ели, где она безостановочно рыдала. Не люблю, когда кто-то плачет.
- Чего ревем? – моя скромная персона, соткавшись из падающего снега и темноты, обычно доводила до икоты взрослых, а вот дети воспринимают все куда проще.
- Я потерялась, – опустив закутанные в варежки руки, детеныш поднял на меня зареванные глаза цвета зимнего льда и душераздирающе всхлипнул.
- Потерялась? А где ты живешь? В деревне?
Ребенок агакнул и снова залился ревом. Ну что ты будешь делать? От деревни мы отдалились уже прилично. Наверняка ее уже ищут. Осталось довести ее до людей, но вот как успокоить? Пришлось включить фантазию. Добыть веточку замороженной брусники несложно. Показать фокус с увеличенной во много раз светящейся снежинкой на ладони - еще легче.
Возможно, будь я взрослым внешне, было бы сложнее. Но я и сам выгляжу подростком. От подростка дети не ожидают ничего плохого. Опять же, взрослые пугаются куда сильнее, встретив в лесу девочку в цветастом платье в разгар метели. Или подростка, босого и без шапки, спускающегося по дереву головой вниз, с предложением проводить до деревни. Нет, до деревни они обычно добираются, и даже опережая график, и под аккомпанемент собственных воплей. Так что в каком-то смысле все не напрасно.
- Как тебя зовут? – ребенок успокоился и поднялся на ноги, стряхивая с шубки налипший снег.
- Таль.
- Не похоже на настоящее имя.
- А с чего ты взяла, что оно настоящее? Идем?
- А как настоящее? – девочка догнала меня и попыталась взять за руку. Я едва успел отдернуть пальцы.
- Не смей! - пожалуй, вышло слишком резко. Девочка шарахнулась от меня так, словно я попытался ее укусить. Глазенки снова наполнились слезами. Вот сейчас рванет опять в лес. Потом ищи ее. Пришлось присесть перед ней, чтобы глаза оказались на одном уровне.
- Я отведу тебя домой. Покажу путь. Но меня нельзя трогать. Просто идем. Хочешь, я тебе историю расскажу?
Мелочь оказалась смелее, чем большинство взрослых. Воинственно вскинула подбородок и зашагала, подстраиваясь под мой шаг, но больше не пытаясь коснуться.
- Я – Настя. А как твое настоящее имя?
- Я не помню. Сейчас я Таль. И для меня оно настолько же настоящее, как для тебя твое. Так хочешь историю?
- Страшную?
- Очень. Про злого зимнего духа.
- Ты не похож на зимнего духа.
- Не похож?
- Да, они с когтями и красными глазами. Ловят одиноких путников и делают так – р-р-р-р, у-у-у-у, потом замораживают сердце и зарывают человека в сугроб. Мне бабушка рассказывала.
Признаться, тут я порядком растерялся. Вот уж не знал, что нас люди представляют себе так.
- Тогда это будет история про доброго зимнего духа. Так вот, однажды зима была очень суровой. А лето было холодным, и припасы у деревенских быстро закончились. Оставалось только охотиться, чтобы прокормить семью. В один морозный день охотники ушли в лес.
Время в «Шоколаднице» летело незаметно. Увлечённая Эмили даже не замечала, что уже в четвёртый или пятый раз делала заказ Мэри-Энн, выбирая всевозможные лакомства. И каждый раз она полностью заставляла ими свой поднос, на котором обязательно присутствовало и что-то лёгкое и воздушное, как летящее облако; и что-то, насквозь пропитанное ликёром или коньяком и от того увесистое, как маленький брикет; и что-то политое фантастическим сладким соусом, от которого Эмили была готова проглотить язык. Шоколад, приятная музыка, мягкое обволакивающее освещение – это всё, что нужно было любительнице сладкого, и она это сполна получала. Весь остальной мир давно уже перестал существовать, когда к её столику подошла Мэри-Энн и предупредила:
- Извините, но через десять минут мы закрываемся. Уже почти час ночи.
Эмили словно выдернули из сказки. Попросила счёт и нехотя стала собираться. Посмотрела по сторонам: к своему изумлению обнаружила, что никого, кроме неё, больше не осталось. Было действительно поздно. Но неожиданно для себя услышала уверенное постукивание женских каблуков. Пригляделась. Из полумрака к ней приближалась высокая темноволосая и довольно симпатичная мулатка с фигурой, похожей на песочные часы. Её тёмно-вишнёвые глаза были подведены на манер египетских цариц, а умение держать спину поражало. Подойдя ближе к Эмили, она широко улыбнулась, обнажив белые, как жемчуг, зубы:
- Прошу прощения, но не могли бы вы ненадолго задержаться? Я Шарлотта - хозяйка «Шоколадницы». И мне кажется, что я могу вам ещё кое-что предложить, и от чего вы не сможете отказаться...
Эмили удивилась, пожала плечами, но согласилась. Мулатка продолжила:
- Я давно за вами наблюдаю. Такого ценителя и любителя шоколада не часто встретишь. Да, кстати, Мэри-Энн! - крикнула она своей работнице. - На сегодня ты свободна. Я сама всё уберу и закрою. Лучше поторопись домой!
Обрадованная Мэри-Энн тут же бросила тряпку, которой она оттирала и без того чистую витрину и убежала переодеваться. Эмили же немного засмущалась, но взяла себя в руки:
- Да, разумеется, вы абсолютно правы. Обожаю шоколад, а от того, который подают здесь, я вообще без ума. Он божественен! Я бы, наверное, никогда отсюда не уходила. Будь моя воля - жила бы здесь среди всего этого великолепия. Вот только не могу себе этого позволить - месяц назад полнеть начала от сладкого, и это, пожалуй, единственное, что меня останавливает!
- Раз так, то думаю, я смогу вам помочь. Надеюсь, не будете возражать, если я угощу вас чашечкой горячего шоколада, приготовленного по моему особому рецепту. От него точно не полнеют, в этом я вас уверяю. Скорее, вы даже уменьшитесь на несколько размеров. Соглашайтесь.
Эмили заулыбалась в ответ уголками рта и закивала головой. Мэри-Энн, в розовом, как клубничный зефир, плаще, проходя мимо, помахала им на прощанье рукой и буквально выбежала на улицу. Шарлотта отправилась в кухню, пообещав вернуться не мешкая. И вскоре она явилась обратно с крохотной чашечкой эксклюзивного напитка. Подала его Эмили:
- Вот, пожалуйста, пробуйте. А я оставлю вас на пару минут.
Хозяйка резко развернулась на каблуках и быстро удалилась в полумрак, из которого пришла ранее. Было слышно, как за ней закрылась дверь. Эмили взяла чашку-напёрсток в руки и немного отпила. Это был совершенно новый для неё вкус, от которого перед глазами побежали разноцветные круги. В этот момент взволнованная Шарлотта, прислонившись затылком к закрытой за собой двери, едва слышно произнесла: «Как натура творческая, я очень впечатлительна. Никак не могу привыкнуть смотреть на такое».
Через пару минут длинноногая мулатка вернулась, как и обещала. За столиком уже было пусто. Разве что рядом с ним, в глубоком кожаном кресле, лежала шоколадная фигурка девушки. Шарлотта взяла её в руки, и вскоре та уже стояла на полке за витриной среди таких же, как и она. Отойдя в сторону, владелица «Шоколадницы» оценивающе осмотрела все статуэтки:
- Нет, так дело не пойдёт. Ты действительно располнела, Эмили. Тебе здесь нет места, – Шарлотта убрала с полки новенькую, задумалась на секунду и ровными белыми зубами откусила плечо девушки. – А вот на вкус ты очень даже приятная. Пойдём, я отнесу тебя в более подходящее место.
И довольная Шарлотта замурлыкала вполголоса свою любимую композицию Пола Хардкастла «Шелби». Пританцовывая на высоких каблуках, она закачала бёдрами в такт музыке и по-кошачьи, почти неслышно, вплыла в кухню. Там, возле электрической тёрки, она аккуратно опустила на стол надкусанную фигурку Эмили в компанию таких же счастливцев. Шарлотта испытывала блаженство – она и только она могла осуществить мечту этих людей стать частью фантастического шоколадного мира.
Нет жизни. Нет смерти.
Автор Arhip.
Смерти больше нет. Жизни больше нет. Я лежу на дне заброшенного колодца. Говорят, со дна колодца можно днем увидеть звезды. Я их не вижу. Я свернулся в клубок. Я броненосец. Я оградил свое тело от ударов судьбы мощной броней. Но кто-то ухитрился запустить отравленный коготь между бронепластинами. Либо процарапал в броне дыру, чтобы напустить туда яду. Теперь этот яд – черная пустота - разъедает меня изнутри. Черная пустота, подобно кислоте, выедает мои внутренности. Огромный черный шар все разрастается и разрастается. Скоро он поглотит меня полностью. Я не чувствую боли. Болевой шок заблокировал нервные рецепторы. Я только чувствую легкое жжение там, где пустота разъедает еще живые органы. Скоро это кончится. Я лежу на спине и думаю: «Поскорее…». Нет смерти. Нет жизни. Нет злобы, нет боли, нет страха. Нет ничего. Скоро и меня не будет. Я опустошен. Этот яд убил во мне все чувства. Я лежу. Может, в момент смерти я увижу их. Увижу звезды.
«Часть людей обольщаются жизнью земной,
Часть - в мечтах обращаются к жизни иной.
Смерть - стена. И при жизни никто не узнает
Высшей истины, скрытой за этой стеной».
(Гиясаддин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям Нишапури).
Скоро я буду за стеной. Но никому не расскажу, что там. Пусть смотрят сами. Не я первый, не я последний, перешедший этот рубеж между жизнью и смертью. Я не стремлюсь туда, но какой-то магнит подтягивает меня все ближе и ближе. Может, это действие яда? Я не хочу умирать. Слишком велико мое стремление к жизни. Однако бывают моменты, которые не дают мне шанса выжить. Этих моментов я и боюсь, и стремлюсь к ним одновременно. Но скоро все закончится. Когда яд разъест меня полностью, я уйду из этой жестокой жизни. И в моих помертвевших зрачках отразятся звезды…
Я лежу на спине на дне колодца. И гляжу на звезды своими безжизненными глазами. Все-таки я их увидел. А потом пришла смерть…
Дух зимы.
Автор Estellan.
Порой я люблю вспоминать прошлое. Довольно забавно воскрешать в памяти то, что когда-то было, и чего уже нет. Раньше все было как-то проще, что ли. Ночи были просто ночами, дни – днями, а люди – людьми. Но постепенно все стало усложняться. Каждую зиму я мог наблюдать этот процесс. Такой медленный, с одной стороны, а с другой, я однажды осознал, что не узнаю места, в которых живу так давно.
- Ты посмотри, они опять, - голос сестренки ворвался в воспоминания и разметал их, подобно зимнему вихрю. Пришлось открыть один глаз и скосить его на поле за деревней, где сейчас и происходило действо.
- Что опять? – удобней устроиться на ветке березы не представлялось возможным, но я приложил максимум усилий, облокотившись о ствол и вытянув ноги вдоль ветки. Сестренка, свесившись с верхней ветки, уцепившись за нее ногами, рассматривала поле через обломанную где-то сосульку и не переставала болтать:
- Да вон, смотри. Опять кого-то притащили. Нас изгонять.
Отцепившись от ветки, она сверзилась бы мне на голову, если бы не успела уцепиться за нее рукой. Повиснув в крайне неудобной, на мой взгляд, позе, она продолжала наблюдение за полем. Действо там, тем временем, подходило к завершению. Бородатый дядька в черном балахоне закончил читать свои заклинания и махать непонятной, искрящейся на солнце штуковиной и сейчас заверял нескольких отважившихся выйти с ним жителей в том, что с нечистью в этой деревне покончено.
Наивный. Сколько раз с нами пытались покончить всяческие приезжие жрецы за последние несколько сотен зим? Я сбился со счету. Каждый раз они обычно выглядели по-разному. Сначала приходили бородатые дядьки с посохами и пытались откупиться от нас подношениями, потом - бородатые дядьки без посохов ставили деревянных идолов, которым должно было охранять поселение от нечисти. Теперь это. И хоть что-то изменилось бы.
- Почему они пытаются от нас избавиться, Таль? – сестренка, подобно большой кошке, спустилась по стволу вниз головой, что кошкам не свойственно, и устроилась на ветке рядом, разглаживая на коленках свое цветастое платьице.
- Может, мы им просто не нравимся? Может, пора вернуться в лес? А то не ровен час, увидят - снова начнется… - я улыбнулся и попытался ущипнуть ее за коленку, за что получил локтем в глаз, и морозный воздух серебряно зазвенел ее смехом.
- Увидят, как же. Они дальше своего носа никогда не видели. Даже раньше это могли лишь некоторые. А теперь уж…
Сестренка спрыгнула на снег и побежала к озеру, не оставляя следов. Пришлось последовать за ней.
У озера всегда было весело. Даже сейчас там была горка, с которой со смехом и возней каталась малышня. Маришке всегда нравилось наблюдать за ними. Иногда она включалась в игру, приняв чей-нибудь облик. Даже спустя столько зим она все еще оставалась ребенком. Это просто, если знать как. Лишь немногие могут нас видеть в нашем настоящем облике, но показаться на глаза мы можем и по своему желанию.
Возможно, в чем-то мы меняемся так же, как и мир вокруг нас, незаметно, но неотвратимо. Мы учимся говорить, как они, выглядеть, как они, вести себя, как они. Но мы уже не они. Не люди. Маришке проще, она не помнит. Была слишком маленькой. А я помню.
Темный лес и метель, завывание ветра и снег. Много снега. Холод, пробирающий до костей, и сон, который накатывал волнами, и с которым не было сил бороться. А потом было утро. Наше первое утро, которое я помню. Самым забавным ощущением было то, что снег перестал быть холодным. Он оставался мягким и пушистым, но перестал быть холодным. Зима любит своих детей.
Мы могли резвиться в снегу часами, днями. Мы катались на вихрях метели и играли в снежки с зайцами. Мы фехтовали сосульками, а те не таяли в наших руках. А потом набрели на эту деревню. Тут было еще забавней, можно дышать на окна, и от нашего дыхания они покрывались морозными узорами. Можно дышать в лица людей, и те краснеют от этого. Если коснуться воды в колодце, она покрывается коркой льда.
Примерно тогда же мы выяснили, что наше прикосновение смертельно для человека. Случайно. Сестренка просто хотела помочь тому пьянчужке,
прикорнувшему в сугробе. Но не смогла. Он не проснулся. Для него не наступило утро. И он даже не стал таким, как мы. Ни один из них не стал. Хотя мы больше и не пытались разбудить тех, кто засыпал в снегу. В ожидании мы проводили ночи у таких вот заснувших, чувствуя, как их тела покидает тепло и замещается дыханием зимы. Мы не встречали таких, как мы.
- Смотри, – Маришка снова пихнула меня локтем, привлекая внимание к маленькой фигурке, устремившейся от остальной ватаги ребятишек в лес.
- Присмотри за ними.
Сестренка пожала плечами. Если уж мне так хочется найти себе неприятностей, то это полностью мое дело, она вмешиваться не будет. А я пошел по следам, не оставляя своих. Неторопливо, но достаточно быстро, чтобы не терять одинокую фигурку из вида. Интересно: и куда идет этот человеческий детеныш?
Сначала ребенок шел прямо, словно ведомый к какой-то цели. Но чуть позже пошел снег, и прямой путь к цели изменился, превращаясь в хаотические метания. Ведомый любопытством, я шел следом, пытаясь понять цель всего этого похода.
Зимой темнеет рано. А когда идет снег, еще раньше. Последний луч солнца застал маленькую фигурку у корней огромной ели, где она безостановочно рыдала. Не люблю, когда кто-то плачет.
- Чего ревем? – моя скромная персона, соткавшись из падающего снега и темноты, обычно доводила до икоты взрослых, а вот дети воспринимают все куда проще.
- Я потерялась, – опустив закутанные в варежки руки, детеныш поднял на меня зареванные глаза цвета зимнего льда и душераздирающе всхлипнул.
- Потерялась? А где ты живешь? В деревне?
Ребенок агакнул и снова залился ревом. Ну что ты будешь делать? От деревни мы отдалились уже прилично. Наверняка ее уже ищут. Осталось довести ее до людей, но вот как успокоить? Пришлось включить фантазию. Добыть веточку замороженной брусники несложно. Показать фокус с увеличенной во много раз светящейся снежинкой на ладони - еще легче.
Возможно, будь я взрослым внешне, было бы сложнее. Но я и сам выгляжу подростком. От подростка дети не ожидают ничего плохого. Опять же, взрослые пугаются куда сильнее, встретив в лесу девочку в цветастом платье в разгар метели. Или подростка, босого и без шапки, спускающегося по дереву головой вниз, с предложением проводить до деревни. Нет, до деревни они обычно добираются, и даже опережая график, и под аккомпанемент собственных воплей. Так что в каком-то смысле все не напрасно.
- Как тебя зовут? – ребенок успокоился и поднялся на ноги, стряхивая с шубки налипший снег.
- Таль.
- Не похоже на настоящее имя.
- А с чего ты взяла, что оно настоящее? Идем?
- А как настоящее? – девочка догнала меня и попыталась взять за руку. Я едва успел отдернуть пальцы.
- Не смей! - пожалуй, вышло слишком резко. Девочка шарахнулась от меня так, словно я попытался ее укусить. Глазенки снова наполнились слезами. Вот сейчас рванет опять в лес. Потом ищи ее. Пришлось присесть перед ней, чтобы глаза оказались на одном уровне.
- Я отведу тебя домой. Покажу путь. Но меня нельзя трогать. Просто идем. Хочешь, я тебе историю расскажу?
Мелочь оказалась смелее, чем большинство взрослых. Воинственно вскинула подбородок и зашагала, подстраиваясь под мой шаг, но больше не пытаясь коснуться.
- Я – Настя. А как твое настоящее имя?
- Я не помню. Сейчас я Таль. И для меня оно настолько же настоящее, как для тебя твое. Так хочешь историю?
- Страшную?
- Очень. Про злого зимнего духа.
- Ты не похож на зимнего духа.
- Не похож?
- Да, они с когтями и красными глазами. Ловят одиноких путников и делают так – р-р-р-р, у-у-у-у, потом замораживают сердце и зарывают человека в сугроб. Мне бабушка рассказывала.
Признаться, тут я порядком растерялся. Вот уж не знал, что нас люди представляют себе так.
- Тогда это будет история про доброго зимнего духа. Так вот, однажды зима была очень суровой. А лето было холодным, и припасы у деревенских быстро закончились. Оставалось только охотиться, чтобы прокормить семью. В один морозный день охотники ушли в лес.
