Парни с чёрными бровями свистели, мужики в тельняшках хмыкали, бородатые поснимали наушники. Женщины демонстративно отворачивались, искоса взглядывая на сцену.
А две резиновые воронки уже обхватили грудь, и приседали на ней, как медузы, затягивали вакуумом, отпускали, снова всасывали; что-то тонкое облизывало соски.
Денис Сергеевич старательно водил клинышком под воронками, изучал, как долины по бокам живота переходят в промежность, обследовал зону вокруг пупка.
Щёточки перешли под коленки, искали чувствительные точки во впадинках, выдвигали свои многочисленные щупальца и трогали, трогали, пробирались выше.
– Каждая девушка, – вещал Максим Найс, – неоткрытая планета, терра инкогнита. Нашим космонавтам сложно разведать её пешком, но «Дожжимент 3000» помогает им, как экзоскелет, как лунный трактор. Надо выяснить, где лежат сокровища, и какие монстры остались от прежних, неудачных экспедиций. Вдруг за горой скрывается Сколиоз и его лучше обойти стороной? А если касание к соскам вызовет Воспоминание-о-Боли? Какие запасы там, в недрах? Получится ли добраться до подземных морей чёрного золота?
Ксюше захотелось убить ведущего. С соседнего кресла раздавались нецензурные выкрики, однако «нет» соперница пока не говорила.
Вдруг выскочит орхидея – что тогда? Народ просто захлестнёт помост и разорвёт «нимфуху» на клочки, никакой Максим Найз не удержит. Надо терпеть, бороться с возбуждением, тогда, может быть, удастся сразу превратиться в богомола и помочь стасинкам…
Манипуляторы убрались. Кожу повсюду холодила слизь, а на экране высветили изображение Ксюши – с бесстыдно расставленными ногами – и её соперницы. Каждую фигуру сплошь покрывали оранжевые точки, причём у черногубой больше светились спина и шея, внутренняя поверхность бёдер, а у Ксюши налились охрой ягодицы.
Люди зашумели, зааплодировали.
Ей захотелось сбежать сейчас, немедленно крикнуть «нет, нет, нет!» Но толпа слишком уже отдавала жёлтым, и цифры на Дворце Культуры перевалили за десять.
– Ну вот, карты сокровищ составлены, – объявил ведущий. – Да начнётся битва!
Денис Сергеевич поцеловал Ксюшу в лобик, провёл пальцем по губам, пару раз сжал в глубоких ладонях груди. И начал обставлять форсунками на одиннадцати манипуляторах, особенно тщательно готовя к обстрелу ягодицы.
Она замерла; сердце колотилось о грудную клетку, яростно стремясь выпорхнуть.
Струйки ударили все разом, объяв облаком пара, слабенькие ещё, стеснительные, но они всё больше обретали уверенность. Настойчивое давление гладило шею, подмышками, массировало стопы, колени, подбиралось со всех сторон к лобку.
Учитель поправлял механические руки, заходил и так, и этак, и всё взглядывал на графики. Кривая росла вверх с небольшими зубчиками; правда, соседняя кривая росла смелее.
Тогда он выхватил длинную насадку на шланге и прошёлся от живота вниз, пошлёпал там – и снова. Он делал так много раз, всё глубже погружаясь, теребя в крайней точке.
Уровень гормонов повысился, но схема, где высвечивалась активность мозговых зон, показывала слабенькое возбуждение.
Денис Сергеевич бросил шланг, взялся за Ксюшины створки вульвы и растянул их, как на пяльцах, предоставив малиновый бугор со всем, что скрывалось внутри, в полное распоряжение аппарату. Теперь ни один нерв не мог спрятаться, укрыться в складочках, форсунки его настигали и обхватывали дрожащими потоками.
Ксюша дёрнулась из стороны в сторону, пытаясь увернуться от армагеддона, который разверзался в её пылающем городе. Словно жители Помпеи, на голову которым валятся раскалённые камни, чувствительные точки стремились избежать атаки – и всё равно их накрывали удары неба.
– Ну давай, Ксюш, давай, хватит зажиматься, – требовал Денис Сергеевич. – Где твой пик? Выкладывай всё!
Вместо множества струек включился один мощный поток, он спадал и врезался с новой силой, пульсировал возле клитора, покорял; сжимал самое яркое место, обрушивал на него шквал, крутил торнадо.
Ведущий поправил микрофон Ксюше, и на всю площадь забилось её частое дыхание.
– Расскажите о своих ощущениях?
– Ах… Уфф…
Она силилась говорить, но только морщилась и сжимала зубы.
– «Ах» и «уф»? Это всё, что вы можете нам сказать?
Зрители смеялись, однако начинали дышать так же часто; вдалеке рычал гром.
Ксюша проклинала себя за то, что согласилась. Вот бы утка какая пролетела, или дом взорвался – тогда бы хоть кто-то отвернулся, а так тысяча глаз впилась в огромный экран, который показывал каждый Ксюшин подскок, невольное движение навстречу и дрожание губы над оскаленным клычком.
– О, смотрите как она подобралась, как подставляет бокал, – так давайте наполним его?
Поток вонзился в самую глубь.
– Через край! Ха, выталкивает таз, подскакивает, сжимает свои интимные мышцы. Она хочет чего-нибудь внутрь, вы не находите? Засасывает, прямо водоворот! Ну, сжалиться над ней, дать, что она просит?
– Да! – грянуло в ответ.
Толстая насадка вошла глубоко и ударила струйками мощно, неотвратимо.
– Нет, нет, нет! – раздалось сбоку.
Соседнее кресло перестало гудеть, его манипуляторы щёлкнули, сложились все разом.
– Извините, но ваша пара выбывает из игры, – сообщил ведущий черногубой, у которой давно уже потекла вся косметика. – Итак, у нас осталась одна участница.
Ксюша взглянула на часы: 10.35. Всё, опоздала, стасинок наверняка уничтожили, и жертва её – зря.
Денис Сергеевич ухмылялся до самых ушей. Теперь-то автомобиль точно ему достанется, лишь бы подопечная не подвела! Учитель ещё яростнее принялся макать насадку внутрь, и это стало уже невозможно терпеть. Орхидея вот-вот вырвется, и тогда всему конец…
«А зачем я сдерживаюсь? – подумала Ксюша. – Может, лучше увлечь всех в дивный мир ощущений, где место ярости займёт острая любовь?»
Она закричала призывно, часто, открываясь каждому человеку на пощади, принимая в себя каждое мужское желание, сливаясь с каждой женщиной.
– Ну, красотка, помашешь зрителям? Так, помаши, – настаивал Максим Найс. – О, смотрите, она подняла руку – и график сразу скакнул! А если две руки? Денис Сергеевич, давайте-ка, зафиксируйте ей запястья вверху – во-от, животик сразу вытянулся, всё там расправилось, теперь никаких преград.
Он указал на главный экран.
– График-то – гора, круча, Килиманджаро! Да, киска, мы знаем: тебе нравится. А личико скорчила – сейчас заплачет! Кривится, кривится, губку закусила. Ничего, техника нам поможет. Вы раньше хотели вывернуть свою женщину наизнанку? Хотели исцеловать фиолетовые почки, бархатистую печень? Так с «Дожжимент 3000» мы можем это сделать, и без вивисекции: вот цветная трёхмерная картинка всего, что у нашей девушки внутри. Да-да, у тебя, красотка. Дышит-то как, дышит! Ротик трубочкой сложила.
Ксюша не слушала настырного болтуна: напряжение затвердело в отчаянье, пульсировала каждая жилка на стенках половых губ, они просили, умоляли, жаждали. Аппарат был неумолим, он чмокал в соски, сжимал ягодицы и низ живота, ласкал стопы, колени, спину, зудел на клиторе и внутри – как это всё вместе чувствовать и не сойти с ума?!
Крик рвался из горла лавиной, но не облегчал страдания.
– О, смотрите, она выталкивает обратно воду – как из брандспойта!
Желание достигло настолько неимоверной высоты, что порвало границы. Ксюша зашлась конвульсиями, извергая из себя всё, выстреливая набухшую бомбу.
Ослепительно и беззвучно сверкнула молния, за ней пророкотало. На площадь обрушились тяжёлые струи, но никто не обращал на них внимания: со всех экранов рвалась нежно-розовая орхидея, расправляя пыльник с клювиком, выбрасывая один ряд лепестков за другим.
– Нимфа! Нимфуха! – заметалось по толпе.
Мужики из первых рядов опешили, переглядываясь. Опрокидывая их, сзади прорвались парни с размазанными по лицу бровями, заскочили на помост. Дениса Сергеевича снесли в сторону, отброшенные манипуляторы врезались в доски.
Ксюшу мяли, пихали, щипали. Она кричала.
Потом не смогла и кричать, все отверстия оказались заняты, и она уже не видела, кто и что с ней делает. Сверху хлестал ледяной дождь, а живот и лицо заливали горячим, и горячее расплескалось по смятой орхидее.
Мир вонзался и пылал, всё кругом захватили сладковатый запах спермы и грубый – пота. Десятки пенисов работали одновременно, сменяли друг друга: тонкие, проскальзывающие без помех, и слишком толстые, раздирающие внутренности; короткие, обивающие порог – и чрезвычайно долгие, накалывающие матку; мягкие, нерешительные; заправски-умелые, от которых выделялась смазка и лилась наружу, вместе с реками семени.
В середину цветка пытался пролезть слишком объёмный инструмент, но никак не мог. Тогда Ксюша рванулась навстречу, отступила – и наделась глубже, словно вколачивая в себя этот баобаб. Боль превратилась в удовольствие, желание стало болью, она почувствовала, что раскрывается, на волю рвутся и твердеют брюшко, зазубренные клешни.
Насильники полетели прочь. Ксюша вознеслась над помостом, над копошащимся маревом из мокрых причёсок и спущенных штанов.
Первым движением она опрокинула главный экран: посыпались искры, крюки на лапах кольнуло током. У розовых суставчатых ног копошились, как куры, напуганные люди, пойманные толпой, не успевающие убежать.
Мерзость.
Ксюша подхватила чёрную сумочку с крестом-анхом, перекинула через плечо. Шагнула, не заботясь о том, на кого ставит лапу; клешня взмахнула, словно меч, пронизала золотые ленты и крышу «Опеля». Сквозь общий гвалт донёсся вопль Дениса Сергеевича.
Экраны показывали розового богомола с человеческим торсом поверх спины, над которой развернулись прозрачные крылья в бордовых пятнах; голову чудовища окутывали нимбом змеящиеся отростки.
«Я что, как Горгона Медуза?!» – возмутилась Ксюша и усилием воли уложила «змей» в косу. Словно пальцы переплести, только уж слишком их много, кривовато получилось; надо будет потренироваться после.
Толпа хлынула прочь, людское месиво катилось по упавшим. Крылья оказались не способны к полёту – короткие, и масса большая, не удержаться в воздухе; лишь насекомое может на таких подняться. Ксюша свернула их и двинулась к серебристому шару ангара, который даже теперь казался непомерно большим.
Двухметровый забор венчали валы колючей проволоки. Весной Ксюша гуляла здесь с родителями, и эта преграда казалась незыблемой, как школьный распорядок; теперь переступить её оказалось не трудней, чем бордюр.
Наконец-то, внутренняя территория «Благолепия»! Перед сияющей громадой «Алмаза» притулились одноэтажные корпуса, возле главного входа выстроились вип-автомобили с тонированными стёклами.
Загремели фейерверки, сбоку словно раскалённый прут тыкнул в лапу, плечо клешни вспыхнуло болью. Стреляют?
Точно, за корпусом слева прижался к стене охранник в зелёном костюме с красной эмблемой – «сложенные ладони», выставил карабин. Сверху он казался солдатиком из «Варкрафт».
Ксюша прыгнула – и перелетела здание, удар клешни смял стрелявшего, откинул на десяток метров. Карабин разбился о стену.
В ногу снова ударило, Ксюша отмахнулась – и с удовлетворением почувствовала на крюке мягкое тело. Охранники скорчились рядом: оба оказались широкоплечи, с массивными подбородками.
Мунки.
Она заметила зелёные фигурки у дальних корпусов, все бежали к ней, заряжали на ходу пистолеты. Скорее, к «Алмазу»!
Глава 13. Котёл
Лапа и клешня ныли, боль отдавалась в матку. Как там Марика говорила – слизистая, заживёт? В прошлый раз за день прошло, да только теперь нет времени отлежаться. Хорошо хоть, навылет, дырочки с обоих сторон… Наверное, если попадут в настоящую ногу, будет гораздо больнее.
Ксюша прошлась по вип-машинам, под крюками захрустели крыши, заорала сигнализация. Каждый фольгированный треугольник мега-здания был в рост человека, облуплен, замызган и совсем не казался таким красивым, как издалека.
Она подпрыгнула – и ударила обеими клешнями, налегая всем весом. Кругом взорвались осколки, зачиркали по брюшку. «А, плевать!» – решила Ксюша, собирая себя в кулак, и рванулась вперёд.
Внутри суетились рабочие в коричневых спецовках, шли вверх железные лестницы, пахло резко, кисло. Реактор заметила не сразу – он сидел в паутине переходов, загородился трубами и датчиками, как паук в гнезде.
Но паук этот оказался колоссален. Он тянул в обе стороны своё жирное тело, продолжался вверх, сколько хватало глаз. Сколько здесь этажей?
Кажется, двадцать пять.
На возвышении рядами стояли длинные ящики: вроде, они называются «купели». Крышка ближайшей отъехала, и на пол выскочила голая девушка в чём-то липком. Она тут же упала, вскарабкалась по стенке – и принялась голосить жалобно, как ребёнок, шаря вокруг невидящими глазами.
Поперёк её живота бился золотой карп со сказочным красным хвостом.
Сверху подлетели механические руки, в плавник карпа вцепился «степлер» – вогнал чип. Манипуляторы захватили новорожденную под ноги и под руки, засунули в коробку на конвейере, потянули сбоку чёрную плёнку и спеленали.
Под слипшиеся волосы воткнули электроды. Нимфа перестала рваться и закрыла глаза; рождение из реактора будет казаться ей страшным сном, когда новый хозяин приведёт свою игрушку на свадьбу или посадит за парту.
Так, получается, само рождение нимфы уже лишает её девственной плевы?!
И ведь Денис Сергеевич прекрасно это знал, когда говорил перед классом про «шаловливые ручонки». Значит – та, настоящая, до сих пор целая, и зря переживает за свои «исследования»? Открытие радовало, но появилась горечь: как будто твою квартиру ограбили, и вот, наконец, полицейские поймали вора – а ты уже отсидела два года за ту кражу.
Ничего, пусть теперь Денис Сергеевич на электричке покатается.
Пока Ксюша оглядывалась, рабочие прыснули в стороны, поднялся гвалт, заметалось эхо. По коридору со стороны главного входа топали охранники; хорошо ещё, что здесь они не стреляли.
Как же найти стасинок? В Федином видео утилизационная камера стояла под самым куполом.
А если их уже…
Ксюша прыгнула, зацепилась крюком за перила лестницы, толкнулась от неё и перелетела к следующему маршу. Внизу заработал подъёмник – охранники ехали следом.
Пол с «купелями» растворился за лесом переходов. Левая клешня онемела от боли, пришлось цепляться только правой. Подъёмник медленно, но верно догонял.
Реактор внезапно закончился. Его венчал трёхметровый прозрачный люк, под которым плескалось море с картин Айвазовского, только оранжевое, с красной и серой пеной. По краю люка шли толстые ручки-скобы.
Ксюша уцепилась за последний пролёт, подтянулась.
Открылся железный помост – площадка с футбольное поле, по краю которой расположись кресла, занятые персонами в пиджаках и галстуках. Возле кресел стоял с десяток дюжих охранников, гораздо выше и плечистее встреченных у входа. Они водили пистолетами во все стороны, вертели квадратными головами – предупреждены.
Пожалуй, эти не постесняются стрелять, да и оборудования здесь меньше.
Лестница кончилась, лишь толстые трубы в белой обмотке уходили к играющему гранями потолку. Середину поля заняла приземистая и длинная камера с раскрытыми створками. Возле неё причитали голые девушки, а пятеро агентов подталкивали их внутрь длинными копьями. Коричневый рабочий держал над головой табличку «1».
