Между корнями зиял черный провал, от одного взгляда на который у мальчика по спине бежали мурашки. Однако, это было единственное возможное укрытие и выбора не оставалось.
Сэм подошел ближе и боязливо заглянул внутрь. В лицо пахнуло земляным холодом и гниющим деревом. Пролез между двумя толстыми корнями и оказался в пространстве, напоминающем не то пещеру, не то берлогу. Он мог стоять в полный рост и даже сделать несколько небольших шагов вокруг. Земля, покрытая щепками и мхом, мягко пружинила под ногами, приглашая прилечь. Сэм сдался и последовал приглашению. Положил под голову рюкзак, устроился на боку, поджал колени к груди. Кислый запах древесного тлена показался на миг таким уютным и домашним, что ребенок потерял последние силы и, едва прикрыв глаза, уснул.
Сон был теплым и безмятежным. В нем была мама. Она звала его по имени и голос ее был звонким и смеющимся. Ее лицо то скрывалось за деревьями, то снова появлялось, белозубо улыбаясь ему. Они часто играли с ней в прятки. Мама убегала в сторону деревьев и ждала, когда он побежит за ней. Она старалась нарочито неуклюже притаиться за деревом и позволить сыну обнаружить себя. Когда он находил её, он подбегал к ней и крепко обнимал в районе пояса. Сэм прижимался к теплому телу и вдыхал запах, который угадал бы среди тысяч других. Запах своей мамы.
Затем во сне появились другие знакомые лица. Том с умилением наблюдал за ним и, хлопая в ладоши, подбадривал. Он кричал ему что-то очень доброе и приятное, но слова, отзываясь мгновенным эхом, смешивались в какофонию звуков и их невозможно было разобрать.
Недалеко от деревьев, за которыми пряталась мама, в обложенном гладкими камнями кострище потрескивали раскаленные докрасна дрова. Рядом сидели два старика из их лагеря, тихими шипящими голосами споря о чём-то. Сэм знал этих мужчин, но не помнил имен. Они были спокойными и вежливыми и всегда любили поболтать с мальчиком. Сейчас же они не обращали на него никакого внимания. Он подходил всё ближе и до него начали долетать обрывки фраз, перекрывая продолжающего выкрикивать что-то Тома.
— …расскажем всем или…— …никто не узнает…— …лишние рты…— …улов не велик…
Где-то рядом внезапно завыла собака. Поднял глаза на деревья — силуэт мамы мелькнул и исчез в гуще деревьев. Оглянулся на Тома, но его больше не было рядом. Собака залаяла близко, будто перед самым лицом.
Сэм проснулся и открыл глаза. Вымотанный разум, сбитый с толку необычным сном, не сразу осознал, что между свисающими корнями, присев на колено, замерли две крупные фигуры, наблюдающие за ним. Их лица скрыты тенью. Одна из фигур держит крупную собаку, которая дергает поводок в попытках добраться до находки. В нетерпении собака скулит и звонко гавкает на добычу, брызгая слюной.
— Заткни псину, она привлечет остальных, — злобно выплюнула одна из фигур грубым мужским голосом.
Послышался удар и окрик. Собака жалобно заскулила.
— Привет, мальчик, — на этот раз фигура обратилась к Сэму и с недоброй улыбкой в голосе добавила, — этот лес очень опасен, тебе невероятно повезло, что мы нашли тебя.
В ту ночь, когда Дэйв, разобравшись с зараженной девочкой, вернулся в лагерь, жизнь не только его, но и всей коммуны разделилась на до и после. Несмотря на глубокую ночь, лагерь и не думал спать. Обстановка была тише обычной, однако явственно ощущалось повисшее в воздухе напряжение.
Первым ему встретился один из охотников, крепкий лысый мужчина около 50 лет. Его предплечье было перемотано куском ткани, а на щеке сочились сукровицей несколько глубоких царапин. Приметив фигуру Дэйв еще издали, он попросил его не подходить близко и в нескольких словах ввел в курс дела.
— Лагерь распался, Дэйв, — вещал он с болью в голосе, — кто-то подцепил эту заразу и…мы понесли серьезные потери.
Он говорил быстро, словно его время было строго ограничено. Он рассказал, как странно повела себя Вероника, внезапно накинувшись на хранительниц огня прямо во время общего ужина. Со слезами в голосе поведал о том, как ударил ее топором, не найдя иного выхода. О том, как началась паника — моментально, словно вспыхнувшая от брошенного окурка сухая трава, раздуваемая налетевшим порывом ветра. В страшной суматохе трудно было понять, кто заражен, а кто нет. Следуя инстинкту возбужденной и напуганной толпы, люди начинали видеть угрозу в каждом и принимали превентивные меры по самозащите. Многие получили тяжелые ножевые ранения. Нескольких детей затоптали заживо. Кого-то покусали.
Когда хаос утих и появилась возможность оценить обстановку, выяснилось, что около половины населения коммуны покинули лагерь.
— Но куда они направились? — непонимающе спросил Дэйв.— Куда-то. Может быть в лес. Я не знаю, — охотник пожал плечами, — здесь случилась страшная бойня, Дэйв. Я совершенно не виню тех, кто решил уйти.
Дэйв сделал несколько шагов навстречу, но мужчина жестом остановил его.
— Я думаю…что я тоже заражен, — он показал на перемотанную руку, — не хотелось бы навредить тебе.— Ты уверен? Как это случилось?— Это была подруга Стива, одного из собирателей. Я видел ее глаза…уверен, что она была заражена.
Сердце Дэйва подпрыгнуло. Стив был молодым парнем, одним из тех, кто привел больную девочку в лагерь. Дэйв лично просил Веронику отставить их с напарником на карантине.
— А где сам Стив? — аккуратно поинтересовался он.— Мы случайно нашли его в доме Вероники, — мужчина показал рукой вглубь лагеря, где заревом алел медленно затихающий пожар, — и не придумали ничего лучше, чем поджечь строение.
Дэйв пару мгновений смотрел на отблески пламени на деревьях. Затем спросил:
— Как много человек осталось? Сколько ранено? Сколько заражено?— Сейчас в лагере 58 человек. Еще около двух десятков трупов, но точно не считали. Мы все проголосовали и решили разделиться на две группы — на таких, как я, — он снова поднял в воздух перемотанную руку, — и на тех, у кого нет никаких видимых повреждений. Правда, если инфекция передается через касание или воздушным путем, то в этом практически нет смысла…но мы не хотели терять остатки человечности… Ведь если есть хоть шанс, то глупо им не воспользоваться, правда?
Дэйв старался соображать быстро и, как лидеру пускай уже и несуществующей коммуны, ему необходимо было принять решение о дальнейших действиях. Очередное непростое решение. Соблюдая дистанцию относительно друг друга, они с охотником дошли до поляны, где собрались остатки лагеря. Две группы людей располагались на расстоянии около 50 метров друг от друга. Стояла мрачная тишина, изредка нарушаемая вздохами и всхлипами из «карантинной» группы. Представители группы «здоровых» с тревогой поглядывали на них и крепко прижимали к себе нехитрое оружие — топоры, ножи и палки. Все боялись. Здоровые — зараженных. Зараженные — сами себя.
Увидев Дэйва, люди из обеих групп оживились. Кто-то громко поздоровался с ним, кто-то промычал что-то неразборчивое.
Понимая, что требует от и без того сломленных людей слишком много, он поинтересовался их самочувствием и напрямую спросил, испытывает ли кто-то необычные симптомы, способные стать маркером этой неизученной болезни.
Большая половина из «карантинной группы» честно призналась в наличии проблемы — у одних начинали чесаться десны, другие обнаруживали на своих телах подозрительные покраснения и сыпь. Почти все испытывали озноб и спутанность мыслей. Один мужчина сидел на земле подальше от других, обхватив себя за колени. Испуганными глазами он смотрел перед собой и говорил дрожащим голосом.
— Я чувствую, как что-то пылает внутри…беспричинная злость приходит волнами и буквально сжигает меня. Каждая волна сильнее предыдущей. Я уверен, что начинаю терять себя. Я боюсь навредить кому-то. Боюсь собственных мыслей. Я боюсь себя, — он поднял лицо и посмотрел прямо в глаза Дэйву, — ты сможешь…помочь мне?
Помочь… У Дэйва был только один способ помочь — холодной тяжестью металла он оттягивал его пояс и количество спасительных пилюлей-патронов было лимитировано.
Еще немного пообщавшись с остатками своей коммуны, он с тяжелеющим после каждого слова сердцем предложил нехитрое решение. Решение, которое будет стоить ему собственной души.
— Если вы захотите уйти, я не буду препятствовать. Заражены вы или нет — вставайте сейчас и уходите как можно дальше, тут вас уже не ждет ничего хорошего. Для тех, кто ищет способ побыстрее, — он бросил взгляд на мужчину, который по-прежнему испуганно смотрел перед собой, — я предлагаю свою помощь.
Он медленно вытянул пистолет и десятки взволнованных глаз устремились к нему. Черный металл гипнотически переливался в свете факелов и догорающих жилищ.
— Я знаю…для вас это непростой выбор, — негромко выдохнул он, оглядывая испуганные лица, — но для вас это закончится быстро, а мне предстоит жить с этим дальше.
Он вытащил обойму и посчитал количество патронов. Добавил к этому одну из двух запасных обойм, затем произнес, обращаясь к каждому из «карантинной» группы:
— У меня 14 патронов. Не будем терять времени. Если вы хотите уйти — уходите. Если предпочитаете альтернативный способ — поднимите руку.
Большая часть людей решила уйти. Кто-то произнес несколько прощальных слов. Другие, стараясь избегать чужих взглядов, спешно собрали нехитрые пожитки и не оглядываясь разошлись по разным направлениям.
Дэйв оглядел оставшихся. Слова давались чрезвычайно тяжело.
— Простите за то, что не уберег всех нас, — его голос надломился, — кажется, пришло время прощаться?
Начинало светать. Одиннадцать тел лежали почти в одинаковых позах ничком на влажной траве. Дэйв подошел к последнему представителю некогда наполненного жизнью лагеря. Его лагеря. Охотник с перемотанной рукой, встретивший Дэйва, стоял лицом к востоку и наслаждался последним в своей жизни рассветом. Дэйв стоял сзади.
— Скажи, когда будешь готов, — произнес он пустым голосом.— Да, Дэйв, дай еще минуту. Ты только посмотри, какой красивый рассвет! Ты когда-нибудь видел такой?
Честно говоря, этот рассвет не отличался от всех предыдущих, но Дэйв прекрасно понимал мужчину. Когда ты знаешь, что этот рассвет — самый последний в твоей жизни, ты видишь его в совершенно иных красках. И речь не только о рассвете.
Охотник повернулся к Дэйву и тепло улыбнулся ему. Его лицо казалось безмятежным, а слезы, катящиеся по небритым щекам, походили на слезы счастья.
— Спасибо тебе за всё. А сейчас окажи мне последнюю услугу, — он закрыл глаза, повернул лицо к первым утренним лучам и сделал глубокий вдох, — Я готов.
Двенадцатый выстрел потревожил идиллию утреннего леса и снова наступила тишина.
Задерживаться тут, среди мертвецов и пепла, совершенно не хотелось.
Разум Дэйва, перегруженный невысказанными словами и болью, переключился в режим энергосбережения и действовал на автопилоте.
Не мысли — электрические всплески. Лимбическая система выстреливала командами, которые сознание переводило в короткие рваные фразы: Уходи. Двигайся. Ищи людей. Одному не выжить. Юго-восток. Слухи. Город. Надежда.
С трудом выплывая из топи памяти, перед глазами отчетливо появилась картинка, как он под покровом ночи провожает отряд из четырех крепких мужчин, своих лучших бойцов. Он отправил их наудачу — на юго-восток, где по слухам стоит целый город, куда стекаются выжившие и находят там кров, пищу и безопасность. Дэйв мотнул головой, стряхивая морок.
— Я оправил их навстречу миражу. Ничего там нет, — бесцветно ответил он собственному воспоминанию, — Все умерли. И тут. И там.
Но были ли еще маяки, на которые он мог обратить свои мысли? Что-то, что дало бы мотивацию продолжать путь, а не достать пистолет, засунуть в рот и движением указательного пальца покончить со всем этим.
— Нееет, — словно пьяный, улыбнулся он сам себе, пока ноги несли его через густой лес, — этот способ слишком прост для такого как ты. Если бы ты мог позволить себе поступить так, то неужели ты бы сотворил всё то, что сотворил этой ночью?— А был ли у меня выбор?— Выбор есть всегда и ты прекрасно это знаешь. Ответь себе честно, что двигало тобой в эти страшные моменты, каждый из которых отрывал кусок от твоей души? Почему ты сделал то, что сделал?
Самые тяжелые вопросы — те, которые человек задает самому себе.
Люди запросто врут другим. Не моргнув глазом, врут друзьям и коллегам. Без чувства вины обманывают родителей, мужей и жён. Но соврать себе невозможно, ведь ответ появляется там же, где и вопрос — в собственной голове. И чем вопрос тяжелее, тем больших размеров достигает транспарант с ответом на него. Он повисает перед глазами раздражающим пятном, но человек делает вид, что ничего не замечает. Он постоянно натыкается взглядом на крупным шрифтом выведенные слова и просто не имеет физической возможности не прочесть их. Он отводит взгляд, переключает внимание на всё что угодно, лишь бы не видеть ответ на свой вопрос. Но это не помогает. Тот, кто напечатал и повесил этот транспарант и тот, кто старательно отводит от него глаза — это один и тот же человек. Он точно знает ответ. Дословно. Вплоть до каждой запятой. Но парадокс вот в чем — для того, чтобы решительно взглянуть на транспарант и громко вслух прочесть тот самый ответ, предварительно необходимо задать себе еще один вопрос. Он значительно короче и требует более простого ответа — да или нет.
— Я трусливый человек?— А ты сам как считаешь?— Я…я не знаю.— Способен ли трусливый человек взять на себя тяжелое бремя лидерства? Собственными руками лишить жизни обреченных ради тех, у кого еще есть шанс? Искать возможности для спасения тех, кто слабее него и ради этих возможностей твердо принимать решения, с которыми большинство не согласно?— Нет.— Нет, ты не трусливый человек. И именно поэтому ты способен поднять глаза на пресловутый транспарант и вслух прочесть ответ на свой вопрос. Так скажи мне, почему ты сделал то, что сделал этой ночью?
Дэйв пару раз глубоко вздохнул, словно находился на викторине и вся его команда ждала финального ответа.
— Потому что я хотел помочь тем, кому еще способен помочь.— Даже если они тебе не знакомы?— Что ты имеешь ввиду?— Ты ведь помогал не друзьям или родственникам, так? Большинство из этих людей ты встретил месяц-другой назад и, бьюсь о заклад, ты даже не знал всех по именам, не так ли?— Да… — соображая протянул Дэйв, — но причем тут это?— При том, что ты еще жив. А в этом мире полно людей, кому требуется помощь. Мужчины, женщины, дети. Ты не знаешь их, но обязательно встретишь и, возможно, эта встреча спасет чью-то жизнь.
Дэйв был вымотан, но продолжал час за часом упрямо идти вперед. Солнце уже стояло над головой, всполохами прорываясь сквозь густые кроны деревьев. Избегая открытого пространства, он двигался на юг, постепенно сворачивая к востоку. Полотно леса начинало редеть и в конце концов оборвалось, уперевшись в бескрайнее желтое поле сухой травы и редких кустарников. Узким аппендиксом, примыкающим к лесу, с запада на восток тянулась лесополоса. Дэйв сделал небольшой привал, уселся спиной к дереву на самом краю поля и, стараясь не думать ни о чем, уставился вдаль. Странно, но несмотря на усталость и ночь без сна, ему совсем не хотелось прилечь.
Сэм подошел ближе и боязливо заглянул внутрь. В лицо пахнуло земляным холодом и гниющим деревом. Пролез между двумя толстыми корнями и оказался в пространстве, напоминающем не то пещеру, не то берлогу. Он мог стоять в полный рост и даже сделать несколько небольших шагов вокруг. Земля, покрытая щепками и мхом, мягко пружинила под ногами, приглашая прилечь. Сэм сдался и последовал приглашению. Положил под голову рюкзак, устроился на боку, поджал колени к груди. Кислый запах древесного тлена показался на миг таким уютным и домашним, что ребенок потерял последние силы и, едва прикрыв глаза, уснул.
Сон был теплым и безмятежным. В нем была мама. Она звала его по имени и голос ее был звонким и смеющимся. Ее лицо то скрывалось за деревьями, то снова появлялось, белозубо улыбаясь ему. Они часто играли с ней в прятки. Мама убегала в сторону деревьев и ждала, когда он побежит за ней. Она старалась нарочито неуклюже притаиться за деревом и позволить сыну обнаружить себя. Когда он находил её, он подбегал к ней и крепко обнимал в районе пояса. Сэм прижимался к теплому телу и вдыхал запах, который угадал бы среди тысяч других. Запах своей мамы.
Затем во сне появились другие знакомые лица. Том с умилением наблюдал за ним и, хлопая в ладоши, подбадривал. Он кричал ему что-то очень доброе и приятное, но слова, отзываясь мгновенным эхом, смешивались в какофонию звуков и их невозможно было разобрать.
Недалеко от деревьев, за которыми пряталась мама, в обложенном гладкими камнями кострище потрескивали раскаленные докрасна дрова. Рядом сидели два старика из их лагеря, тихими шипящими голосами споря о чём-то. Сэм знал этих мужчин, но не помнил имен. Они были спокойными и вежливыми и всегда любили поболтать с мальчиком. Сейчас же они не обращали на него никакого внимания. Он подходил всё ближе и до него начали долетать обрывки фраз, перекрывая продолжающего выкрикивать что-то Тома.
— …расскажем всем или…— …никто не узнает…— …лишние рты…— …улов не велик…
Где-то рядом внезапно завыла собака. Поднял глаза на деревья — силуэт мамы мелькнул и исчез в гуще деревьев. Оглянулся на Тома, но его больше не было рядом. Собака залаяла близко, будто перед самым лицом.
Сэм проснулся и открыл глаза. Вымотанный разум, сбитый с толку необычным сном, не сразу осознал, что между свисающими корнями, присев на колено, замерли две крупные фигуры, наблюдающие за ним. Их лица скрыты тенью. Одна из фигур держит крупную собаку, которая дергает поводок в попытках добраться до находки. В нетерпении собака скулит и звонко гавкает на добычу, брызгая слюной.
— Заткни псину, она привлечет остальных, — злобно выплюнула одна из фигур грубым мужским голосом.
Послышался удар и окрик. Собака жалобно заскулила.
— Привет, мальчик, — на этот раз фигура обратилась к Сэму и с недоброй улыбкой в голосе добавила, — этот лес очень опасен, тебе невероятно повезло, что мы нашли тебя.
*****
В ту ночь, когда Дэйв, разобравшись с зараженной девочкой, вернулся в лагерь, жизнь не только его, но и всей коммуны разделилась на до и после. Несмотря на глубокую ночь, лагерь и не думал спать. Обстановка была тише обычной, однако явственно ощущалось повисшее в воздухе напряжение.
Первым ему встретился один из охотников, крепкий лысый мужчина около 50 лет. Его предплечье было перемотано куском ткани, а на щеке сочились сукровицей несколько глубоких царапин. Приметив фигуру Дэйв еще издали, он попросил его не подходить близко и в нескольких словах ввел в курс дела.
— Лагерь распался, Дэйв, — вещал он с болью в голосе, — кто-то подцепил эту заразу и…мы понесли серьезные потери.
Он говорил быстро, словно его время было строго ограничено. Он рассказал, как странно повела себя Вероника, внезапно накинувшись на хранительниц огня прямо во время общего ужина. Со слезами в голосе поведал о том, как ударил ее топором, не найдя иного выхода. О том, как началась паника — моментально, словно вспыхнувшая от брошенного окурка сухая трава, раздуваемая налетевшим порывом ветра. В страшной суматохе трудно было понять, кто заражен, а кто нет. Следуя инстинкту возбужденной и напуганной толпы, люди начинали видеть угрозу в каждом и принимали превентивные меры по самозащите. Многие получили тяжелые ножевые ранения. Нескольких детей затоптали заживо. Кого-то покусали.
Когда хаос утих и появилась возможность оценить обстановку, выяснилось, что около половины населения коммуны покинули лагерь.
— Но куда они направились? — непонимающе спросил Дэйв.— Куда-то. Может быть в лес. Я не знаю, — охотник пожал плечами, — здесь случилась страшная бойня, Дэйв. Я совершенно не виню тех, кто решил уйти.
Дэйв сделал несколько шагов навстречу, но мужчина жестом остановил его.
— Я думаю…что я тоже заражен, — он показал на перемотанную руку, — не хотелось бы навредить тебе.— Ты уверен? Как это случилось?— Это была подруга Стива, одного из собирателей. Я видел ее глаза…уверен, что она была заражена.
Сердце Дэйва подпрыгнуло. Стив был молодым парнем, одним из тех, кто привел больную девочку в лагерь. Дэйв лично просил Веронику отставить их с напарником на карантине.
— А где сам Стив? — аккуратно поинтересовался он.— Мы случайно нашли его в доме Вероники, — мужчина показал рукой вглубь лагеря, где заревом алел медленно затихающий пожар, — и не придумали ничего лучше, чем поджечь строение.
Дэйв пару мгновений смотрел на отблески пламени на деревьях. Затем спросил:
— Как много человек осталось? Сколько ранено? Сколько заражено?— Сейчас в лагере 58 человек. Еще около двух десятков трупов, но точно не считали. Мы все проголосовали и решили разделиться на две группы — на таких, как я, — он снова поднял в воздух перемотанную руку, — и на тех, у кого нет никаких видимых повреждений. Правда, если инфекция передается через касание или воздушным путем, то в этом практически нет смысла…но мы не хотели терять остатки человечности… Ведь если есть хоть шанс, то глупо им не воспользоваться, правда?
Дэйв старался соображать быстро и, как лидеру пускай уже и несуществующей коммуны, ему необходимо было принять решение о дальнейших действиях. Очередное непростое решение. Соблюдая дистанцию относительно друг друга, они с охотником дошли до поляны, где собрались остатки лагеря. Две группы людей располагались на расстоянии около 50 метров друг от друга. Стояла мрачная тишина, изредка нарушаемая вздохами и всхлипами из «карантинной» группы. Представители группы «здоровых» с тревогой поглядывали на них и крепко прижимали к себе нехитрое оружие — топоры, ножи и палки. Все боялись. Здоровые — зараженных. Зараженные — сами себя.
Увидев Дэйва, люди из обеих групп оживились. Кто-то громко поздоровался с ним, кто-то промычал что-то неразборчивое.
Понимая, что требует от и без того сломленных людей слишком много, он поинтересовался их самочувствием и напрямую спросил, испытывает ли кто-то необычные симптомы, способные стать маркером этой неизученной болезни.
Большая половина из «карантинной группы» честно призналась в наличии проблемы — у одних начинали чесаться десны, другие обнаруживали на своих телах подозрительные покраснения и сыпь. Почти все испытывали озноб и спутанность мыслей. Один мужчина сидел на земле подальше от других, обхватив себя за колени. Испуганными глазами он смотрел перед собой и говорил дрожащим голосом.
— Я чувствую, как что-то пылает внутри…беспричинная злость приходит волнами и буквально сжигает меня. Каждая волна сильнее предыдущей. Я уверен, что начинаю терять себя. Я боюсь навредить кому-то. Боюсь собственных мыслей. Я боюсь себя, — он поднял лицо и посмотрел прямо в глаза Дэйву, — ты сможешь…помочь мне?
Помочь… У Дэйва был только один способ помочь — холодной тяжестью металла он оттягивал его пояс и количество спасительных пилюлей-патронов было лимитировано.
Еще немного пообщавшись с остатками своей коммуны, он с тяжелеющим после каждого слова сердцем предложил нехитрое решение. Решение, которое будет стоить ему собственной души.
— Если вы захотите уйти, я не буду препятствовать. Заражены вы или нет — вставайте сейчас и уходите как можно дальше, тут вас уже не ждет ничего хорошего. Для тех, кто ищет способ побыстрее, — он бросил взгляд на мужчину, который по-прежнему испуганно смотрел перед собой, — я предлагаю свою помощь.
Он медленно вытянул пистолет и десятки взволнованных глаз устремились к нему. Черный металл гипнотически переливался в свете факелов и догорающих жилищ.
— Я знаю…для вас это непростой выбор, — негромко выдохнул он, оглядывая испуганные лица, — но для вас это закончится быстро, а мне предстоит жить с этим дальше.
Он вытащил обойму и посчитал количество патронов. Добавил к этому одну из двух запасных обойм, затем произнес, обращаясь к каждому из «карантинной» группы:
— У меня 14 патронов. Не будем терять времени. Если вы хотите уйти — уходите. Если предпочитаете альтернативный способ — поднимите руку.
Большая часть людей решила уйти. Кто-то произнес несколько прощальных слов. Другие, стараясь избегать чужих взглядов, спешно собрали нехитрые пожитки и не оглядываясь разошлись по разным направлениям.
Дэйв оглядел оставшихся. Слова давались чрезвычайно тяжело.
— Простите за то, что не уберег всех нас, — его голос надломился, — кажется, пришло время прощаться?
Начинало светать. Одиннадцать тел лежали почти в одинаковых позах ничком на влажной траве. Дэйв подошел к последнему представителю некогда наполненного жизнью лагеря. Его лагеря. Охотник с перемотанной рукой, встретивший Дэйва, стоял лицом к востоку и наслаждался последним в своей жизни рассветом. Дэйв стоял сзади.
— Скажи, когда будешь готов, — произнес он пустым голосом.— Да, Дэйв, дай еще минуту. Ты только посмотри, какой красивый рассвет! Ты когда-нибудь видел такой?
Честно говоря, этот рассвет не отличался от всех предыдущих, но Дэйв прекрасно понимал мужчину. Когда ты знаешь, что этот рассвет — самый последний в твоей жизни, ты видишь его в совершенно иных красках. И речь не только о рассвете.
Охотник повернулся к Дэйву и тепло улыбнулся ему. Его лицо казалось безмятежным, а слезы, катящиеся по небритым щекам, походили на слезы счастья.
— Спасибо тебе за всё. А сейчас окажи мне последнюю услугу, — он закрыл глаза, повернул лицо к первым утренним лучам и сделал глубокий вдох, — Я готов.
Двенадцатый выстрел потревожил идиллию утреннего леса и снова наступила тишина.
Задерживаться тут, среди мертвецов и пепла, совершенно не хотелось.
Разум Дэйва, перегруженный невысказанными словами и болью, переключился в режим энергосбережения и действовал на автопилоте.
Не мысли — электрические всплески. Лимбическая система выстреливала командами, которые сознание переводило в короткие рваные фразы: Уходи. Двигайся. Ищи людей. Одному не выжить. Юго-восток. Слухи. Город. Надежда.
С трудом выплывая из топи памяти, перед глазами отчетливо появилась картинка, как он под покровом ночи провожает отряд из четырех крепких мужчин, своих лучших бойцов. Он отправил их наудачу — на юго-восток, где по слухам стоит целый город, куда стекаются выжившие и находят там кров, пищу и безопасность. Дэйв мотнул головой, стряхивая морок.
— Я оправил их навстречу миражу. Ничего там нет, — бесцветно ответил он собственному воспоминанию, — Все умерли. И тут. И там.
Но были ли еще маяки, на которые он мог обратить свои мысли? Что-то, что дало бы мотивацию продолжать путь, а не достать пистолет, засунуть в рот и движением указательного пальца покончить со всем этим.
— Нееет, — словно пьяный, улыбнулся он сам себе, пока ноги несли его через густой лес, — этот способ слишком прост для такого как ты. Если бы ты мог позволить себе поступить так, то неужели ты бы сотворил всё то, что сотворил этой ночью?— А был ли у меня выбор?— Выбор есть всегда и ты прекрасно это знаешь. Ответь себе честно, что двигало тобой в эти страшные моменты, каждый из которых отрывал кусок от твоей души? Почему ты сделал то, что сделал?
Самые тяжелые вопросы — те, которые человек задает самому себе.
Люди запросто врут другим. Не моргнув глазом, врут друзьям и коллегам. Без чувства вины обманывают родителей, мужей и жён. Но соврать себе невозможно, ведь ответ появляется там же, где и вопрос — в собственной голове. И чем вопрос тяжелее, тем больших размеров достигает транспарант с ответом на него. Он повисает перед глазами раздражающим пятном, но человек делает вид, что ничего не замечает. Он постоянно натыкается взглядом на крупным шрифтом выведенные слова и просто не имеет физической возможности не прочесть их. Он отводит взгляд, переключает внимание на всё что угодно, лишь бы не видеть ответ на свой вопрос. Но это не помогает. Тот, кто напечатал и повесил этот транспарант и тот, кто старательно отводит от него глаза — это один и тот же человек. Он точно знает ответ. Дословно. Вплоть до каждой запятой. Но парадокс вот в чем — для того, чтобы решительно взглянуть на транспарант и громко вслух прочесть тот самый ответ, предварительно необходимо задать себе еще один вопрос. Он значительно короче и требует более простого ответа — да или нет.
— Я трусливый человек?— А ты сам как считаешь?— Я…я не знаю.— Способен ли трусливый человек взять на себя тяжелое бремя лидерства? Собственными руками лишить жизни обреченных ради тех, у кого еще есть шанс? Искать возможности для спасения тех, кто слабее него и ради этих возможностей твердо принимать решения, с которыми большинство не согласно?— Нет.— Нет, ты не трусливый человек. И именно поэтому ты способен поднять глаза на пресловутый транспарант и вслух прочесть ответ на свой вопрос. Так скажи мне, почему ты сделал то, что сделал этой ночью?
Дэйв пару раз глубоко вздохнул, словно находился на викторине и вся его команда ждала финального ответа.
— Потому что я хотел помочь тем, кому еще способен помочь.— Даже если они тебе не знакомы?— Что ты имеешь ввиду?— Ты ведь помогал не друзьям или родственникам, так? Большинство из этих людей ты встретил месяц-другой назад и, бьюсь о заклад, ты даже не знал всех по именам, не так ли?— Да… — соображая протянул Дэйв, — но причем тут это?— При том, что ты еще жив. А в этом мире полно людей, кому требуется помощь. Мужчины, женщины, дети. Ты не знаешь их, но обязательно встретишь и, возможно, эта встреча спасет чью-то жизнь.
Дэйв был вымотан, но продолжал час за часом упрямо идти вперед. Солнце уже стояло над головой, всполохами прорываясь сквозь густые кроны деревьев. Избегая открытого пространства, он двигался на юг, постепенно сворачивая к востоку. Полотно леса начинало редеть и в конце концов оборвалось, уперевшись в бескрайнее желтое поле сухой травы и редких кустарников. Узким аппендиксом, примыкающим к лесу, с запада на восток тянулась лесополоса. Дэйв сделал небольшой привал, уселся спиной к дереву на самом краю поля и, стараясь не думать ни о чем, уставился вдаль. Странно, но несмотря на усталость и ночь без сна, ему совсем не хотелось прилечь.
