Удивительно приятная получилась из Сенни хозяйка вечера. Лэйли не знала, что он так умеет.
И для других девочек это стало неожиданностью. Удостоенные ласкового сиятельного слова и покинутые на длинном пути принцессы от мастера к мастеру, они с удивлением открывали для себя, что принцесса не такая уж и унылая, и способна быть хорошей хозяйкой чаепитий.
И все бы было отлично.
Шляпка — шик. Голубые шелковые ленты под подбородком, которые треплет ласковый прохладный ветер. Погода настолько идеальная, что кажется, если поднимешь глаза, на каждом облачке увидишь вензель мага, его сотворившего. Слишком тепло для такой поздней осени, слишком много листьев, которые лишь на некоторых деревьях уже окрасились в пылающий алый или солнечный желтый.
Сенни говорил когда-то, что в Императорском Парке для разных деревьев время идет вразброд: все зависит от того, как глубоко тянутся их корни.
А платье у Лэйли было голубое. Идет, все-таки, Лэйли голубой. А Кэлли идет зеленый.
Они с Кэлли держались вместе. Поначалу.
Надо сказать, в основном были приглашены девушки старше. То, что Лэйли и несколько других девчонок преддебютного возраста позвали на это чаепитие, было некоторым отступлением от традиций.
Хотя каких именно традиций?
Традиции, кажется, начинали меняться.
Сегодня это было темой сплетен дня. Лэйли переходила от одного девичьего кружка к другому, и везде тихонько слушала, сама особо не высказываясь. Ей интересно было наблюдать, как из одной маленькой детали вырастает целый ужасающий… как сказала бы матушка, «инфоповод».
Среди множества столиков в тенистом Императорском саду от девичьей стайки к девичьей стайке пронесся обеспокоенный шепоток.
Внезапно оказалось, что принцесса Сенниления официально в свет не выходила. То есть, естественно, она тихой тенью присутствовала на всех официальных мероприятиях, где должна была появляться, как дочь Императорского дома, но при этом каким-то образом смогла уклониться от своей обязанности открыть бал дебютанток танцем с отцом своим и отцом вся Империи и в позапрошлом году, и в прошлом. Таким образом, Сенниления не могла стать невестой — ну, формально. Практически никто не сомневался, что если Императору вдруг захочется выдать кого-то замуж, то он выдаст.
Но маленькая эта деталь очень занимала девичьи умы.
Приличествующим для дебюта возрастом всегда считалось четырнадцатилетие. На четырнадцатилетнюю девочку уже можно строить матримониальные планы. Сезон в свете, сезон — помолвленной, и к шестнадцати уже можно и замуж.
Промедление же Сеннилении могло значить в том числе и желание Императора увеличить брачный возраст.
В прошлом это как-то не замечалось: никто точно не помнил, сколько там унылой принцессе лет. Но тут Сенниления организовала чаепитие. Да, довольно оригинальное чаепитие, но все же такие приемы обычно были уделом девочек, только готовящихся к выходу в свет в теплой домашней обстановке детей своих знакомых. Принцессе Амелаилле в самый раз было организовывать чаепития, например. Но Сенниления явно их переросла.
Как ее ровесницы, привыкшие уже скорее к домашним балам, и оттого чувствовавшие себя немного неуверенно на детском празднике.
Шанналан, появившись рядом с сестрой в самом начале чаепития, и вместе с ней же поприветствовавший гостий, только накалил обстановку. Когда он вставал рядом с Сенниленией, сразу было видно, что они все-таки близнецы.
Ровесники.
А значит, даже если зимой Сенниления все-таки откроет бал, то к тому времени ей уже исполнится шестнадцать. Кто посмеет привести на бал, который открывает старшая принцесса, дебютантку младше нее?
Таким образом местное общество потихоньку делилось на «счастливиц», которые успели «проскочить» и могли полностью наслаждаться взрослой жизнью — ровесниц Сеннилении и чуть старше, дебютанток прошлой зимы, на дебютанток этой зимы, в основном девушек младше Сеннилении, которым грозил лишний год в детских платьях, и девушек вроде Лэйли, которым ничего и не грозило или было попросту все равно.
В разгоревшемся обсуждении уход Шанналана как-то даже и не заметили, чуть ли не впервые сосредоточившись на принцессе.
И вот все бы было хорошо, если бы Кэлли не должна была дебютировать в этом году. Одна мысль о том, что мероприятие это может и отодвинуться, а то и вовсе перенестись из столицы в Вильге, куда собиралась переезжать ее бабушка, и куда леди Василь настойчиво звала и Оберан Вассарин, обещая той личную лабораторию и как минимум три Леса между ней и бывшим мужем, приводила Кэлли в ярость.
Так что Лэйли с Кэлли быстро разделились.
Кэлли с Лэйли было не так интересно, как кошмарить счастливиц напоминанием, что о помолвке старшей принцессы еще ничего не говорилось. Она рыжей змеюкой пробиралась в ряды щебечущих девчонок, и этак невинно вставляла в и без того горячее обсуждение: «А ведь помолвка Сеннилении может случиться не сразу после дебюта». А потом ждала, пока девушки наделают выводов, изредка слегка подталкивая разговор в прогнозы помрачнее.
Девушки нервничали, обстановка накалялась, и такой забавной была эта буря в стакане, что Лэйли даже немного загордилась было, что ее-то такие вещи нисколечко не волнуют. У нее были все основания полагать, что принцессу Сеннилению вообще не планируют отдавать замуж.
А потом пришел ее черед приветствовать Сеннилению. Не то чтобы там на самом деле была какая-то очередь, и, в общем-то, если бы Лэйли была чуть настойчивее, они столкнулись бы лицом к лицу гораздо раньше. Но она почему-то нервничала и оттягивала момент, убегая к другому столику, стоило Сеннилении направиться хотя бы приблизительно в ее направлении.
В глубине души, хотя она и сама бы себе в том не призналась, она надеялась, что Сенни загонит ее в угол; но на практике никаких догонялок не выходило, и Лэйли сдалась первой.
И стоило ей подойти чуть поближе…
Нет, ну на первый взгляд это, конечно же, был Сенни. То же лицо, как минимум. Только глаза желтели слишком ярко, как будто он по парку бегал, а не прогуливался от столика к столику, приветствуя гостий.
Но что-то с ним было…
Как-то он не…
Неправильно.
Не совсем те жесты. Похожие — но не совсем. У старого Сенни тоже прорывалась иногда мальчишеская размашистость, но здесь была скорее резкость и стремительность человека, который взялся за слишком легкий чайник, привыкнув тягать грузы посерьезнее. У Сенни раньше была привычка напрягать кисть, держа зонтик вместо меча — так, как будто он держал веер, который вот-вот понадобится раскрыть. У этого же человека была привычка держать меч — и, насколько Лэйли могла судить, чаще двумя руками. Веер в этой огромной ладони смотрелся попросту нелепо, и ажурные перчатки не могли скрыть застарелых мозолей на пальцах, которые Сенни за это время просто не успел бы наработать.
Неужели никто больше не замечает?
Лэйли поспешно отвела взгляд от знакомого, но незнакомого лица, и украдкой огляделась: нет, других пророчиц, способных увидеть истину сквозь чары лорда Энтеля сюда либо не пригласили, либо они оказались еще и великолепными актрисами.
Сенни… Нет, не Сенни… Чуть улыбнулся.
Мягко.
Как-то ободряюще.
Как-то удивительно открыто, и даже, пожалуй… уязвимо? «Мы оба в неловкой ситуации», — говорила эта улыбка, — «но день сегодня солнечный, не так ли? Просто будем добры друг к другу.»
Сенни просто не умел так улыбаться, и Лэйли вздрогнула. Она была никудышной актрисой. И не сомневалась, что он понял, что она поняла.
— Рад вас видеть, дорогая моя подруга Лэйлиина, — сказал… он.
В отличие от Сенни, он старался приглушить мужскую охриплость своего голоса, видимо, не привыкнув еще полагаться на коллар полностью. Вопросов у Лэйли мигом стало больше, чем ответов: Сенни смог договориться с Шанналаном? Тот добровольно подменил брата на посту принцессы?
Как такое возможно?
Неужели Спящий проснулся и щелкнул пальцами?
— И я счастлива вашему приглашению, — смешалась Лэйли, — принцесса… Сенниления.
— Я бы порекомендовал-ла вам попробовать чай, который наши воины привезли из Тали, — почти не запнувшись, выговорил Шанналан, — он заварен в чайнике во-о-он за тем столиком, видите? Розовый куст, синие розы.
— «Осенние сумерки», да… Волшебный оттенок. — Лэйли невольно улыбнулась в ответ на растерянный взгляд, — моя матушка увлекается садоводством, помните?.. Вы однажды дали мне высочайшее разрешение клянчить у ваших садовников саженцы.
Шанналан вздохнул.
— Просто попробуйте чай, — с нажимом сказал он, — он… э-э-э… чудесный.
— Это не стоит стольких усилий, — тихо сказала Лэйли, шагнув вперед и встав на цыпочки, чтоб потянуться к его уху. К счастью, ее статус всем известной подруги принцессы позволял ей проворачивать такого рода перешептывания у всех на виду, — не в стиле принцессы Сеннилении подбирать слова.
— Теперь — в стиле, — отрезал Шанналан, — пора выходить в общество.
Лэйли хихикнула и отступила.
— Обязательно попробую талийский чай, — улыбнулась она и ретировалась к столику, чтобы не испортить случайно братьям их увлекательную игру.
Указанный столик стоял довольно далеко. Извилистая дорожка несколько раз петляла между кустами, чтобы потом и вовсе спрятать Лэйли среди роз глубокого синего оттенка с легким фиолетовым отливом. Она вдруг вспомнила, что за сотней других новых занятий вовсе забросила садоводство. Как жаль: раньше она занималась этим с матушкой, а теперь, похоже, придется совсем одной.
Она почти не сомневалась, кого увидит за этим столиком мастером: Сенни не потерпел бы даже самого молчаливого свидетеля.
Сенни встал, чтобы ее поприветствовать, молча отодвинул ей стул. Лэйли никогда раньше не видела его в мужской одежде. Принц Шанналан обычно везде появлялся в сюртуке военного кроя, и сегодня Сенниления не сделал исключения. Лэйли так внимательно его рассматривала, что даже увидела потертость на плече от перевязи для меча. Поднять глаза на лицо Сенни она почему-то робела.
Вежливо села на предложенный стул, и пискнула, не поднимая глаз:
— Здравствуй.
Он сел напротив, и тут же стало понятно, какой же столик маленький и тесный. Стоило ему протянуть руки, и он коснулся бы ее рук.
Он пододвинул ей чашку и тарелочку с печеньем. Лэйли, не в силах оторвать взгляд, мысленно именовала новые мозоли на его пальцах: от меча, от кинжала, от лука — она все-таки подняла взгляд к его шее, скрытой жестким воротом сюртука.
— Здравствуй, Лэйли. Не стесняйся, тут никого больше нет.
Между ними воцарилась неловкость, какой не бывало еще никогда ранее. Раньше проще было воспринимать Сенни как… подругу? Друга.
Теперь же напротив нее сидел незнакомый парень с лицом принца Шанналана и серыми глазами принцессы Сеннилении.
— Я… Скоро Церемония Правапередачи, знаешь же. — сказала Лэйли, наконец найдя тему, — а потом я уеду, знаешь же.
— Знаю. Но зимой вернешься на сезон? — улыбнулся Сенни.
Она знала, что он улыбнулся. Услышала улыбку в его голосе. Но головы не подняла.
— Ты мне писал, и я подумала, что мне стоило бы сказать лично… Я не вернусь на сезон.
— Как так? Разве тебе не пора…
— В Вильге. Мне пора начинать жить в Вильге. Лес… позвал меня, Сен.
И тут она все-таки оторвала взгляд от чашки и решилась взглянуть Сенни в лицо.
— Но… Я стольким тебе обязан… — он как-то сразу растерялся, — Лоциис Хенорис вернулся из небытия и подбирает нам с братом травы… Благодаря тебе, Лэйли, я решился поговорить с отцом. Зачем тебе возвращаться в Вильге сейчас? Ты же еще не скоро вступишь в Наследство… Я думал, у нас будет время.
— Лес позвал меня, — повторила Лэйли. Хотелось зареветь, но реветь было нельзя.
Она протянула руку — и коснулась его руки.
Его глаза вспыхнули желтым.
И тогда Парк вдруг исказился, поплыл маревой дымкой; Парк… застонал.
Это не был истошный крик ее собственного Леса. Лес Ганаи скорее ныл, как безнадежный больной. Раз в несколько секунд он испускал тихий вздох, а потом затаивался, чтобы набраться сил для следующего.
Боль, которая пришла к Лэйли, не была той острой кинжальной болью, которой одарил ее собственный Лес, но казалась куда более… всеобъемлющей.
Лэйли вскочила.
— Ты его слышишь? — спросила она встревоженного Сеннилению.
— Кого слышу?
Лэйли смешалась. Стоит ли говорить Сенни, что она услышала крик его Леса, тогда как он вряд ли может что-то почувствовать в Парке? Она прикусила губу, на мгновение со всей ясностью увидев этот парк весь — до последнего червячка.
И колодца. Того самого, куда водил ее Сенни, чтобы познакомить с подругой детства.
И То, Что В Колодце, увидело ее, и наградило холодом, кольнувшим сердце. Оно было не одно: сотни и сотни мертвых костями держали этот Парк, как протез на изъязвленной культе Леса Ганаи, помогали ему выглядеть… Прилично.
Сенни так долго искал вход в Лес, так долго бродил по лабиринтам… Как зря, как смешно, ведь вход был…
Лэйли поняла, что пытается расцарапать жесткий лиф своего платья, лишь бы глотнуть еще воздуха. Сердце билось слишком быстро после укола холодной иглы.
— Ничего, — сказала она, усилием воли отодвигая видение в сторонку на мгновение, — просто видение. А еще сюда Ирай идет.
Странно, что не сам лорд Энтель и не один из пятерых магов, поставленных присматривать за чаепитием. Лэйли прямо-таки истекала магией: откликнувшись на стон Леса она слишком открылась, и теперь мертвые хранители Парка пили ее жадно — и не могли напиться.
Лэйли почти не испугалась.
Она истекала не своей магией, а лишь, как струна, проводила в мир чужой стон: лес Ганаи эти существа уже долго не могли выпить, и сегодня не допьют. Они поставлены охранять, и, сколько бы ни жрали…
Сегодня… Ее не допьют.
Сенни потянулся к ней, чтобы помочь.
— Не трогай! — взвизгнула Лэйли, — Пока не трогай! Я не знаю, как от тебя закрыться!
Все-таки это было очень больно.
— Неужели ты не слышишь? — спросила она, — Не слышишь стона своего Леса?
Ирай вышел из-за поворота дорожки, близоруко прищурился на их столик, и Лэйли вдруг поняла, почему пришел он, а не другие маги: у самого его сердца, только тронь — и сдвинется, убьет! Торчала такая же холодная игла, какой сегодня пили ее.
Он пришел на крик, хотя вряд ли понял, что его слышал.
— Ирай, — сказала она устало, надеясь, что и правда говорит, а не просто шевелит губами, — я сейчас упаду в обморок. Ирай… Нужен меловой круг. И… Сожги надо мной воздух.
И рухнула — сначала на колени, а потом ничком на аккуратно постриженную траву. Не знаешь, как выйти из видения, выключай сознание — так, кажется, однажды скажет ее мать…
Появление Кэллири Вассарин никогда ничего хорошего для Ирая не предвещало. Когда он впервые ее встретил — погибла Юнна. А сегодня… упала в страшный обморок Лэйли.
А все так невинно начиналось. Ираю было велено передать господину Ренки, чтобы тот нагнал на небо пару-тройку облаков покружевнее, а то девушки на приеме начинали жаловаться на излишнюю жару. Скорее всего, разговор лорда Энтеля с господином Фаником просто не предназначался для Ираевых ушей, и это был повод его отослать, но Ирай не сильно об этом задумывался.
Просто нашел господина Ренки, просто передал ему приказ. Тот был в хорошем расположении духа, так что Ренки позволил Ираю посмотреть, как он плетет заклинание. Пусть Ираю еще не
И для других девочек это стало неожиданностью. Удостоенные ласкового сиятельного слова и покинутые на длинном пути принцессы от мастера к мастеру, они с удивлением открывали для себя, что принцесса не такая уж и унылая, и способна быть хорошей хозяйкой чаепитий.
И все бы было отлично.
Шляпка — шик. Голубые шелковые ленты под подбородком, которые треплет ласковый прохладный ветер. Погода настолько идеальная, что кажется, если поднимешь глаза, на каждом облачке увидишь вензель мага, его сотворившего. Слишком тепло для такой поздней осени, слишком много листьев, которые лишь на некоторых деревьях уже окрасились в пылающий алый или солнечный желтый.
Сенни говорил когда-то, что в Императорском Парке для разных деревьев время идет вразброд: все зависит от того, как глубоко тянутся их корни.
А платье у Лэйли было голубое. Идет, все-таки, Лэйли голубой. А Кэлли идет зеленый.
Они с Кэлли держались вместе. Поначалу.
Надо сказать, в основном были приглашены девушки старше. То, что Лэйли и несколько других девчонок преддебютного возраста позвали на это чаепитие, было некоторым отступлением от традиций.
Хотя каких именно традиций?
Традиции, кажется, начинали меняться.
Сегодня это было темой сплетен дня. Лэйли переходила от одного девичьего кружка к другому, и везде тихонько слушала, сама особо не высказываясь. Ей интересно было наблюдать, как из одной маленькой детали вырастает целый ужасающий… как сказала бы матушка, «инфоповод».
Среди множества столиков в тенистом Императорском саду от девичьей стайки к девичьей стайке пронесся обеспокоенный шепоток.
Внезапно оказалось, что принцесса Сенниления официально в свет не выходила. То есть, естественно, она тихой тенью присутствовала на всех официальных мероприятиях, где должна была появляться, как дочь Императорского дома, но при этом каким-то образом смогла уклониться от своей обязанности открыть бал дебютанток танцем с отцом своим и отцом вся Империи и в позапрошлом году, и в прошлом. Таким образом, Сенниления не могла стать невестой — ну, формально. Практически никто не сомневался, что если Императору вдруг захочется выдать кого-то замуж, то он выдаст.
Но маленькая эта деталь очень занимала девичьи умы.
Приличествующим для дебюта возрастом всегда считалось четырнадцатилетие. На четырнадцатилетнюю девочку уже можно строить матримониальные планы. Сезон в свете, сезон — помолвленной, и к шестнадцати уже можно и замуж.
Промедление же Сеннилении могло значить в том числе и желание Императора увеличить брачный возраст.
В прошлом это как-то не замечалось: никто точно не помнил, сколько там унылой принцессе лет. Но тут Сенниления организовала чаепитие. Да, довольно оригинальное чаепитие, но все же такие приемы обычно были уделом девочек, только готовящихся к выходу в свет в теплой домашней обстановке детей своих знакомых. Принцессе Амелаилле в самый раз было организовывать чаепития, например. Но Сенниления явно их переросла.
Как ее ровесницы, привыкшие уже скорее к домашним балам, и оттого чувствовавшие себя немного неуверенно на детском празднике.
Шанналан, появившись рядом с сестрой в самом начале чаепития, и вместе с ней же поприветствовавший гостий, только накалил обстановку. Когда он вставал рядом с Сенниленией, сразу было видно, что они все-таки близнецы.
Ровесники.
А значит, даже если зимой Сенниления все-таки откроет бал, то к тому времени ей уже исполнится шестнадцать. Кто посмеет привести на бал, который открывает старшая принцесса, дебютантку младше нее?
Таким образом местное общество потихоньку делилось на «счастливиц», которые успели «проскочить» и могли полностью наслаждаться взрослой жизнью — ровесниц Сеннилении и чуть старше, дебютанток прошлой зимы, на дебютанток этой зимы, в основном девушек младше Сеннилении, которым грозил лишний год в детских платьях, и девушек вроде Лэйли, которым ничего и не грозило или было попросту все равно.
В разгоревшемся обсуждении уход Шанналана как-то даже и не заметили, чуть ли не впервые сосредоточившись на принцессе.
И вот все бы было хорошо, если бы Кэлли не должна была дебютировать в этом году. Одна мысль о том, что мероприятие это может и отодвинуться, а то и вовсе перенестись из столицы в Вильге, куда собиралась переезжать ее бабушка, и куда леди Василь настойчиво звала и Оберан Вассарин, обещая той личную лабораторию и как минимум три Леса между ней и бывшим мужем, приводила Кэлли в ярость.
Так что Лэйли с Кэлли быстро разделились.
Кэлли с Лэйли было не так интересно, как кошмарить счастливиц напоминанием, что о помолвке старшей принцессы еще ничего не говорилось. Она рыжей змеюкой пробиралась в ряды щебечущих девчонок, и этак невинно вставляла в и без того горячее обсуждение: «А ведь помолвка Сеннилении может случиться не сразу после дебюта». А потом ждала, пока девушки наделают выводов, изредка слегка подталкивая разговор в прогнозы помрачнее.
Девушки нервничали, обстановка накалялась, и такой забавной была эта буря в стакане, что Лэйли даже немного загордилась было, что ее-то такие вещи нисколечко не волнуют. У нее были все основания полагать, что принцессу Сеннилению вообще не планируют отдавать замуж.
А потом пришел ее черед приветствовать Сеннилению. Не то чтобы там на самом деле была какая-то очередь, и, в общем-то, если бы Лэйли была чуть настойчивее, они столкнулись бы лицом к лицу гораздо раньше. Но она почему-то нервничала и оттягивала момент, убегая к другому столику, стоило Сеннилении направиться хотя бы приблизительно в ее направлении.
В глубине души, хотя она и сама бы себе в том не призналась, она надеялась, что Сенни загонит ее в угол; но на практике никаких догонялок не выходило, и Лэйли сдалась первой.
И стоило ей подойти чуть поближе…
Нет, ну на первый взгляд это, конечно же, был Сенни. То же лицо, как минимум. Только глаза желтели слишком ярко, как будто он по парку бегал, а не прогуливался от столика к столику, приветствуя гостий.
Но что-то с ним было…
Как-то он не…
Неправильно.
Не совсем те жесты. Похожие — но не совсем. У старого Сенни тоже прорывалась иногда мальчишеская размашистость, но здесь была скорее резкость и стремительность человека, который взялся за слишком легкий чайник, привыкнув тягать грузы посерьезнее. У Сенни раньше была привычка напрягать кисть, держа зонтик вместо меча — так, как будто он держал веер, который вот-вот понадобится раскрыть. У этого же человека была привычка держать меч — и, насколько Лэйли могла судить, чаще двумя руками. Веер в этой огромной ладони смотрелся попросту нелепо, и ажурные перчатки не могли скрыть застарелых мозолей на пальцах, которые Сенни за это время просто не успел бы наработать.
Неужели никто больше не замечает?
Лэйли поспешно отвела взгляд от знакомого, но незнакомого лица, и украдкой огляделась: нет, других пророчиц, способных увидеть истину сквозь чары лорда Энтеля сюда либо не пригласили, либо они оказались еще и великолепными актрисами.
Сенни… Нет, не Сенни… Чуть улыбнулся.
Мягко.
Как-то ободряюще.
Как-то удивительно открыто, и даже, пожалуй… уязвимо? «Мы оба в неловкой ситуации», — говорила эта улыбка, — «но день сегодня солнечный, не так ли? Просто будем добры друг к другу.»
Сенни просто не умел так улыбаться, и Лэйли вздрогнула. Она была никудышной актрисой. И не сомневалась, что он понял, что она поняла.
— Рад вас видеть, дорогая моя подруга Лэйлиина, — сказал… он.
В отличие от Сенни, он старался приглушить мужскую охриплость своего голоса, видимо, не привыкнув еще полагаться на коллар полностью. Вопросов у Лэйли мигом стало больше, чем ответов: Сенни смог договориться с Шанналаном? Тот добровольно подменил брата на посту принцессы?
Как такое возможно?
Неужели Спящий проснулся и щелкнул пальцами?
— И я счастлива вашему приглашению, — смешалась Лэйли, — принцесса… Сенниления.
— Я бы порекомендовал-ла вам попробовать чай, который наши воины привезли из Тали, — почти не запнувшись, выговорил Шанналан, — он заварен в чайнике во-о-он за тем столиком, видите? Розовый куст, синие розы.
— «Осенние сумерки», да… Волшебный оттенок. — Лэйли невольно улыбнулась в ответ на растерянный взгляд, — моя матушка увлекается садоводством, помните?.. Вы однажды дали мне высочайшее разрешение клянчить у ваших садовников саженцы.
Шанналан вздохнул.
— Просто попробуйте чай, — с нажимом сказал он, — он… э-э-э… чудесный.
— Это не стоит стольких усилий, — тихо сказала Лэйли, шагнув вперед и встав на цыпочки, чтоб потянуться к его уху. К счастью, ее статус всем известной подруги принцессы позволял ей проворачивать такого рода перешептывания у всех на виду, — не в стиле принцессы Сеннилении подбирать слова.
— Теперь — в стиле, — отрезал Шанналан, — пора выходить в общество.
Лэйли хихикнула и отступила.
— Обязательно попробую талийский чай, — улыбнулась она и ретировалась к столику, чтобы не испортить случайно братьям их увлекательную игру.
Указанный столик стоял довольно далеко. Извилистая дорожка несколько раз петляла между кустами, чтобы потом и вовсе спрятать Лэйли среди роз глубокого синего оттенка с легким фиолетовым отливом. Она вдруг вспомнила, что за сотней других новых занятий вовсе забросила садоводство. Как жаль: раньше она занималась этим с матушкой, а теперь, похоже, придется совсем одной.
Она почти не сомневалась, кого увидит за этим столиком мастером: Сенни не потерпел бы даже самого молчаливого свидетеля.
Сенни встал, чтобы ее поприветствовать, молча отодвинул ей стул. Лэйли никогда раньше не видела его в мужской одежде. Принц Шанналан обычно везде появлялся в сюртуке военного кроя, и сегодня Сенниления не сделал исключения. Лэйли так внимательно его рассматривала, что даже увидела потертость на плече от перевязи для меча. Поднять глаза на лицо Сенни она почему-то робела.
Вежливо села на предложенный стул, и пискнула, не поднимая глаз:
— Здравствуй.
Он сел напротив, и тут же стало понятно, какой же столик маленький и тесный. Стоило ему протянуть руки, и он коснулся бы ее рук.
Он пододвинул ей чашку и тарелочку с печеньем. Лэйли, не в силах оторвать взгляд, мысленно именовала новые мозоли на его пальцах: от меча, от кинжала, от лука — она все-таки подняла взгляд к его шее, скрытой жестким воротом сюртука.
— Здравствуй, Лэйли. Не стесняйся, тут никого больше нет.
Между ними воцарилась неловкость, какой не бывало еще никогда ранее. Раньше проще было воспринимать Сенни как… подругу? Друга.
Теперь же напротив нее сидел незнакомый парень с лицом принца Шанналана и серыми глазами принцессы Сеннилении.
— Я… Скоро Церемония Правапередачи, знаешь же. — сказала Лэйли, наконец найдя тему, — а потом я уеду, знаешь же.
— Знаю. Но зимой вернешься на сезон? — улыбнулся Сенни.
Она знала, что он улыбнулся. Услышала улыбку в его голосе. Но головы не подняла.
— Ты мне писал, и я подумала, что мне стоило бы сказать лично… Я не вернусь на сезон.
— Как так? Разве тебе не пора…
— В Вильге. Мне пора начинать жить в Вильге. Лес… позвал меня, Сен.
И тут она все-таки оторвала взгляд от чашки и решилась взглянуть Сенни в лицо.
— Но… Я стольким тебе обязан… — он как-то сразу растерялся, — Лоциис Хенорис вернулся из небытия и подбирает нам с братом травы… Благодаря тебе, Лэйли, я решился поговорить с отцом. Зачем тебе возвращаться в Вильге сейчас? Ты же еще не скоро вступишь в Наследство… Я думал, у нас будет время.
— Лес позвал меня, — повторила Лэйли. Хотелось зареветь, но реветь было нельзя.
Она протянула руку — и коснулась его руки.
Его глаза вспыхнули желтым.
И тогда Парк вдруг исказился, поплыл маревой дымкой; Парк… застонал.
Это не был истошный крик ее собственного Леса. Лес Ганаи скорее ныл, как безнадежный больной. Раз в несколько секунд он испускал тихий вздох, а потом затаивался, чтобы набраться сил для следующего.
Боль, которая пришла к Лэйли, не была той острой кинжальной болью, которой одарил ее собственный Лес, но казалась куда более… всеобъемлющей.
Лэйли вскочила.
— Ты его слышишь? — спросила она встревоженного Сеннилению.
— Кого слышу?
Лэйли смешалась. Стоит ли говорить Сенни, что она услышала крик его Леса, тогда как он вряд ли может что-то почувствовать в Парке? Она прикусила губу, на мгновение со всей ясностью увидев этот парк весь — до последнего червячка.
И колодца. Того самого, куда водил ее Сенни, чтобы познакомить с подругой детства.
И То, Что В Колодце, увидело ее, и наградило холодом, кольнувшим сердце. Оно было не одно: сотни и сотни мертвых костями держали этот Парк, как протез на изъязвленной культе Леса Ганаи, помогали ему выглядеть… Прилично.
Сенни так долго искал вход в Лес, так долго бродил по лабиринтам… Как зря, как смешно, ведь вход был…
Лэйли поняла, что пытается расцарапать жесткий лиф своего платья, лишь бы глотнуть еще воздуха. Сердце билось слишком быстро после укола холодной иглы.
— Ничего, — сказала она, усилием воли отодвигая видение в сторонку на мгновение, — просто видение. А еще сюда Ирай идет.
Странно, что не сам лорд Энтель и не один из пятерых магов, поставленных присматривать за чаепитием. Лэйли прямо-таки истекала магией: откликнувшись на стон Леса она слишком открылась, и теперь мертвые хранители Парка пили ее жадно — и не могли напиться.
Лэйли почти не испугалась.
Она истекала не своей магией, а лишь, как струна, проводила в мир чужой стон: лес Ганаи эти существа уже долго не могли выпить, и сегодня не допьют. Они поставлены охранять, и, сколько бы ни жрали…
Сегодня… Ее не допьют.
Сенни потянулся к ней, чтобы помочь.
— Не трогай! — взвизгнула Лэйли, — Пока не трогай! Я не знаю, как от тебя закрыться!
Все-таки это было очень больно.
— Неужели ты не слышишь? — спросила она, — Не слышишь стона своего Леса?
Ирай вышел из-за поворота дорожки, близоруко прищурился на их столик, и Лэйли вдруг поняла, почему пришел он, а не другие маги: у самого его сердца, только тронь — и сдвинется, убьет! Торчала такая же холодная игла, какой сегодня пили ее.
Он пришел на крик, хотя вряд ли понял, что его слышал.
— Ирай, — сказала она устало, надеясь, что и правда говорит, а не просто шевелит губами, — я сейчас упаду в обморок. Ирай… Нужен меловой круг. И… Сожги надо мной воздух.
И рухнула — сначала на колени, а потом ничком на аккуратно постриженную траву. Не знаешь, как выйти из видения, выключай сознание — так, кажется, однажды скажет ее мать…
Глава 34. Ирай
Появление Кэллири Вассарин никогда ничего хорошего для Ирая не предвещало. Когда он впервые ее встретил — погибла Юнна. А сегодня… упала в страшный обморок Лэйли.
А все так невинно начиналось. Ираю было велено передать господину Ренки, чтобы тот нагнал на небо пару-тройку облаков покружевнее, а то девушки на приеме начинали жаловаться на излишнюю жару. Скорее всего, разговор лорда Энтеля с господином Фаником просто не предназначался для Ираевых ушей, и это был повод его отослать, но Ирай не сильно об этом задумывался.
Просто нашел господина Ренки, просто передал ему приказ. Тот был в хорошем расположении духа, так что Ренки позволил Ираю посмотреть, как он плетет заклинание. Пусть Ираю еще не
