Воспитанник подошел через полчаса, когда Чайду уже почти задремал с котенком на коленях, таки загубив безвозвратно щегольские стрелки.
— Ой, — сказал Янг, — а откуда у тебя кот, Дуду?
Чайду пожал плечами.
— А откуда у вас ваш новый друг? — сказал он, с удивлением услышав в своем голосе ревнивую капризную нотку, которую порой слышал в голосе сестры, когда отказывался проводить зиму у нее на озере, — Просто пришел.
— Просто пришел? Можно погладить?
— Ты у котенка спрашивай, — посоветовал Синосу, в своей многоцветной хламиде чем-то и сам смахивающий на исчезнувшую трехцветку.
Котенок с энтузиазмом подставил бочок и детским рукам.
— Дальше мы пойдем с ним вместе, эн-харилитэ, — сказал Чайду, которому котенок как раз подставил ушко, — если его мать не против.
— Простите, я не знаю вашего наречия, — легко признался Синосу, — и не очень понимаю, за кого вы в этот раз меня приняли.
— За его опекуна. «Тот, кто присмотрит, когда меня нет рядом», эн-харилитэ… Крестный.
Кажется, Синосу был не слишком осведомлен в догматах религии этой эпохи, потому что понимания на его лице от таких объяснений вовсе не прибавилось.
— О, его мать — талисман шахт, не думаю, что малышу требуются ещё опекуны. — возразил он.
— И все же она доверилась вам в том числе в выборе хозяев, — Чайду слегка приподнял уголок рта, лениво изобразив подобие улыбки, — ну вот, ну вот, можно подумать, вы не знали, что это ваша кошка.
Синосу смущенно кашлянул.
— Она просто родила у меня в шкафу...
— Случается, — кивнул Чайду, — эн-харилитэ никто не спрашивает. — он погладил воспитанника по мягким волосам, с трудом сдержавшись и не почесав за ухом, — просто выбирают. Юный господин, это теперь ваш котенок.
— Что? — мальчишка на мгновение засветился счастьем, и тут же угас, — А если матушка не разрешит?..
— Матушку я возьму на себя.
— А если она вдруг окончательно разобидится и тебя уволит, Дуду?..
Чайду развел руками.
— Мне просто надо постараться, чтобы она этого не сделала, — подмигнул он мальчику, — пожалуй, нам следует поторопиться и хотя бы вернуться до заката.
— А если...
— Не волнуйтесь, юный господин, — Чайду встал, помог мальчику подняться.
Котенок дремал у мальчика на руках.
— Я вас не брошу, — спокойно сказал Чайду.
— Но матушка...
— И матушка ваша от меня так просто не отделается, — улыбнулся Чайду.
— Да уж, — протянул Синосу, — не уверен, что она знает, с кем связалась.
— Не стоит злорадствовать, — парировал Чайду, — вам тоже предстоит представить вашей даме вашу кошку.
— У меня нет...
— Дамы? Кошки? О, уверен, они совершенно иного мнения на этот счет. Пойдемте, юный господин, опоздаем к ужину.
Янг покорно пошел за воспитателем, лишь пару раз оглянувшись на Синосу. Мальчишку распирало любопытство, но он довольно успешно это скрывал.
Чайду покидал музей с легким сердцем: он знал, что Янг не задаст ему неудобных вопросов.
Хотя, пожалуй, хотел бы такой услышать.
Ведь это значило бы, что крестник и впрямь поверил, что Чайду его не бросит.
Если он добьется доверия ребенка, кто знает — может, женщина, которую он называет матушкой, сможет доверить Чайду роль эн-харилитэ.
Она замужем, названный отец у Янга давно уже есть.
Чайду вполне хватит и скромной роли доброго фея-крестного.
В шкафу что-то скрежетало и попискивало уже больше месяца.
Возможно, что-то проникло в шкаф с другой стороны, сквозь щель в рассохшихся досках сарая, которую Син этим самым шкафом и прикрыл, но открывать дверцы и проверять надобности пока не было, а Син предпочитал без надобности судьбу не испытывать. В конце концов он притащил этот шкаф закрытым, найдя его достаточно изящным, чтобы прикрыть неэстетичную дырку в стене, и все надеялся, что из сюрпризов там хотя бы не будет скелетов.
За стенами зарядил долгий и мерзкий дождь, из-за которого Син вряд ли сможет вытащить Джавин сегодня погулять после работы. Син усмехнулся в осколок зеркала, привычно растирая по запястьям капли ромашкового масла: вот и предлог придумал не пытаться.
Сину жалко было надевать подаренное Джавин пальто в свое путешествие до шахты, поэтому он набросил свою старую мантию, которая как раз за ночь досохла на спинке стула, и с неудовольствием подумал, что вообще-то и пальто можно было бы хранить в шкафу.
Если бы там уже кто-то не жил.
Пожалуй, необходимость убрать куда-то пальто — неплохое оправдание тому, чтобы потревожить монстра в шкафу.
Син зачем-то постучался в собственный шкаф. Возражений не услышал. Открыл дверцу.
Шахтерская кошка-трехцветка недовольно подняла на него желтые глаза, на мгновение отвлекшись от вылизывания четверых своих котят, и недовольно мявкнула, и в интонации ее ясно читалось: «что надо?».
Син аккуратно закрыл дверцу.
Серый, рыжий, белый, трехцветка — в мать; полный набор котят. Шахтеры все волновались, куда ж запропал их талисман, но пока не паниковали: оставленные ей миски кошка прилежно опустошала.
Да и о беременности ее знали. Догадывались, что кошка просто нашла себе укромное место, чтобы родить и выкормить, как свойственно их племени. Только и разговоров было о том, как будут делить котят: по легенде котята от этой кошки, если о них хорошо заботиться, тоже приносили удачу.
Была даже какая-то расцветочная схема, какой котенок какую удачу подарит, но Син в нее не вникал, никак не ожидая, что первым увидит явление котят.
В дверцу поскреблись с той стороны. Кошка подняла на Сина мокрую голову и выразительно сказала свое второе за сегодня «мяу».
Син намек понял и оставил дверцу открытой.
А потом и вовсе плюнул и отправился за едой.
Кошка вполне благосклонно приняла от промокшего Сина связку сосисок, перетащила к нему под бок малышню, строго примявкнула на него, чтоб следил, и с жадностью набросилась на еду.
В тот день Син впервые опоздал на работу. Впрочем, выслушав причину, бригадир признал ее за уважительную.
Шахтеры народ суеверный. Никто бы не рискнул не оправдать высочайшего доверия их талисмана.
А бригадиру так и вовсе польстило, что все это время кошка котилась именно в его сарае. Иначе с чего бы ей приходить к Сину в шкаф в этом году?
К концу смены Син от коллег попросту сбежал: запас вопросов про котят был воистину неисчерпаем, и он просто не знал, что на них отвечать.
Серый, рыжий, белый, трехцветка — вот и все его знания.
Ноги сами принесли его к дому Джавин: почему-то ему казалось, что она воздержится от лишних вопросов.
Между ними после того вечера, которого, вот кто его за язык тянул! Угораздило же его назвать первым свиданием! Повисло какое-то странное напряжение. И он уже несколько дней приходил к ее дому, и заворачивал в лавку с маскарадными диковинками, слегка до него не доходя. Как будто она могла его прогнать или еще что-нибудь.
Забавно: в прошлой своей жизни Син помнил много женщин. Иногда он даже удивлялся тому, как легко живой до-Син заводил и разрывал связи. Красавчик с хорошей работой и легким характером, вот, кем он был.
Слишком ценный, чтобы предстать с одной женщиной перед алтарем.
Что же, в конце концов жизнь до-Сина закончилась на алтаре. Сколько веревочке не виться, а сердце все равно выдерут рано или поздно, вот так вот болезненно и грубо, без перчаток, вместе с лёгочной артерией: такова уж судьба человеческая.
До-Син никогда не знал от женщин отказа и никогда его не боялся.
Но у Сина больше не было того куража, кожа слишком посерела, чтобы считаться оливковой, работу все еще можно было назвать стабильной, но вряд ли кто-то счел бы ее высокооплачиваемой, а положение в обществе было так шатко, что кошка, окотившаяся в его шкафу, впрямь могла его упрочить.
Теперь Сину было, чего бояться.
И что терять.
Кроме дома Джавин не было другого дома, куда он мог бы пойти в гости.
И он постучался.
Легкие шаги Джавин, стремительно распахнутая дверь: Син уже как-то даже привык уворачиваться.
В фарфоровой руке Джавин держала огромные ножницы.
— Син. — коротко выдохнула она.
Железной хваткой вцепилась ему в ворот и затащила в дом. Захлопнула дверь.
— Тебя кто-нибудь уведомлял о существовании зонтиков? — расстроенно спросила она, с горечью рассматривая растекающуюся по маленькой прихожей лужу, — Вот, смотри! — она небрежно ткнула пальцем в прислоненную к стене трость, — Мы используем эти штуки время от времени, чтобы не мокнуть. Снимай свою тряпку, я за тряпкой.
Она взмахнула ножницами и скрылась в направлении кухни.
Син зачем-то взял в руки трость, нашел у ручки кнопку: зонт раскрылся куполом, и Син задумчиво потянул на себя бегунок, любуясь тем, как складываются спицы.
Он видел зонты этой эпохи, чудные, складные, но почему-то никак не доходили руки их толком рассмотреть. Странно было бы просить зонт у коллег просто поиграться, все были заняты.
А механизм интересный.
Син сложил зонт, снова нажал на кнопку. С удовольствием посмотрел, как раскрывается купол. Сложил. Нажал. Купол. Сложил. Нажа...
— Син, — позвала Джавин, — извини, что отвлекаю, но у меня тут тряпка и полотенце. Раздевайся, а то заболе...
Она осеклась.
— Просто раздевайся, — грубовато сказала она.
Син без возражений скинул мантию, оставшись в относительно сухой рубашке и в пропыленных шахтой грязнючих штанах. И правда, что это, закапает ей весь дом. Вытер ноги об подложенную тряпку и разулся, ступив босыми ногами на пол.
— Тапочки? Пол холодный, — предложила Джавин.
— Я не чувствую, — пожал плечами Син, — мне не надо, я ненадолго.
— Тц. — Джавин нервно дернула щекой, — Как скажешь.
Она прошла на кухню, села за стол, взяла руку яркий моток ниток, плотно намотанный на картонную основу из... Двух колец? Просунула ножницы между кольцами, резко разрезала моток, перевязала нитки снопом, распушила: получился яркий шарик.
— Это что? — спросил Син, опершись рукой о столешницу.
— Смешистик. У Майры мелкая их любит, с кошкой играет. Быстро растрепываются... Тц.
— Это...
— Игрушка, детская игрушка. У меня отец... Он как-то им глаза прилаживал ещё. Брови. Улыбки. Плел лицо. Они у него по-настоящему круглые получались. А я только шевелюру знаю как, получается просто шарик. Из ниток, — Джавин подперла подбородок настоящей рукой, — в общем, ерунда, детям с кошками играть.
— Интересно.
— Тебе и зонт интересный. — Джавин подняла лицо, — что-то случилось? Зачем пришел в такой дождь?
Син замялся.
Под ее внимательным взглядом он тушевался иногда, как мальчишка. Как будто она его насквозь видела.
Сказать ей, что идти больше было некуда? Соврать; он мог вернуться домой, может, захватив по дороге связку сосисок для кошки.
— Хочешь, я сделаю им брови? — брякнул он.
— Что?..
— Ну... Брови. Глаза... Придумаю что-нибудь...
Джавин дернула щекой, раз, другой, прикрыла глаза, положила холодную руку на правую сторону лица, останавливая тик.
— Ты пришел делать Смешистиков? — фыркнула она, закатывая глаза.
— Если ты мне покажешь, как, — кивнул Син.
— А потом?..
— Потом пойду придумывать им брови...
— Зонтики...
— Зонтики.
— Тц. Чисто исследовательский интерес?
Она не смотрела на него, но он оправдывался.
— Я же смогу вернуться. С бровями. И с зонтиками. Прийти не с пустыми руками. Что-то тебе... Дать.
До-Син всегда был щедр, щедрость эта ничего ему не стоила. Он сам по себе был ценным призом, человеком, за которым охотятся, который нужен. Его знания, навыки, тело, из которого выходит отличный кадавр.
Но кадавр, исполнивший свою функцию, ценность теряет. У него остается мертвая плоть, дурацкая татуировка на глазу, которую кто-то из создателей посчитал сексуальной, и отчаянная тоска по солнцу, которая все эти годы не давала Сину бросить отчаянные попытки откопаться.
Еще раз увидеть солнце.
Только вот, один раз увидев, второй раз увидев, становишься жадным, начинаешь к солнцу тянуться. Вот бы видеть красивое почаще, вот бы тепла побольше; а что ты можешь солнцу дать, существо холодное, мертвое, посеревшее и выцветшее с годами, давно отслужившее свой век?
— Тц. — Джавин бросила ножницы и Смешистика на стол, устало откинулась на спинку стула. — Не надо мне ничего. Ты просто всегда можешь сюда вернуться. Просто так. Я же... — она заколебалась на мгновение, и в колебании этом показалась вдруг совсем девчонкой, с броней будто сбросив года и обнажив нежную, уязвимую кожу, — скучаю всё-таки.
Она отвернулась.
Син взял ножницы, рассеянно вырезал из валявшегося на столе картона пару кругов, немного суетливо, криво начал наматывать нитки.
Если не спрашивать, ты не получишь отказа.
Но и согласия тоже не получишь.
И всё-таки Сину не хватало пока духа спрашивать прямо. Пока это не всерьез, пока это всего лишь игрушки... Игру можно длить сколько угодно долго.
И возвращаться погреться...
Поэтому он наматывал и наматывал эти несчастные нитки. Моток за мотком...
...а потом он вернулся в сарай и бросил Смешистика котятам.
"Дурак", — мявкнула кошка, но с царственной грацией все же присоединилась к игре.
Глядя, как котята растрепывают его творение, Син думал, что безнадежно упустил возможность стать мастером по бровям.
И это, к сожалению, не единственная возможность, которую он в посмертии уже упустил.
Через пару дней он снова стоял на пороге ее дома: попытка отвлечься музеями вышла не слишком удачной.
— Син? — удивилась она, как будто вовсе не ожидала его увидеть.
— Слушай, а хочешь посмотреть на мою кошку?
— Кошку?
— И котят. Серый, белый, трехцветка. Рыжего раздал уже...
— Ты завел кошку? — она тактично сделала вид, что не в курсе, — Ну даже не знаю...
— Кошка сама завелась. Мне говорили, что ее обязательно надо знакомить с дамой.
— Тц, с какой еще дамой? — Джавин, рисуясь, осмотрела свою видавшую виды кольчугу и рабочие штаны, которые не успела переодеть, — Дам не вижу.
— Со своей дамой — сказал Син, — пойдем, а?
На мгновение она заколебалась.
Он был уверен: сейчас она скажет, что его дам тут уж точно нет; и захлопнет дверь.
Если повезёт, когда-нибудь еще позовет таскать мешки картошки.
Она слегка зарделась и неуверенно протянула ему здоровую руку жестом женщины, слишком привыкшей к рукопожатиям.
— Ну, надо значит надо? — спросила она и вдруг неловко хихикнула, как девчонка.
Он взял ее за руку, переплел пальцы. Ее теплые, его холодные. Не отдернула.
Грела его кисть. Грела... Его.
И в этот момент он себя чувствовал почти живым.
Воскресшим после долгого и одинокого путешествия к солнцу.
«Пиво», — говорила юной Джавин тогда тоже юная и совершенно незамужняя Майра, — «Это тот величайший на свете напиток богов, который превращает крокодила, который решится тебе его купить, в человека, местами даже симпатичного».
Патрик в свое время заскочил в шкурку парня-винца: Майра настолько была уверена, что ничего не выйдет, что пришла чисто из уважения к Джавин наесться за чужой счет и скоротать вечерок. Бокал за бокал, а там съехались и не стали уже разъезжаться.
У кого другого такой трюк мог бы и не выйти, но Патрик всегда был парнем оборотистым и усложнял жизнь только тем окружающим, которые никуда уже не могли от него подеваться. Вот и Майре было весело-весело, не жизнь, а праздник, а потом хоп-хоп-хоп и трое детей, смуглокожих и с характерными островными носищами.
— Ой, — сказал Янг, — а откуда у тебя кот, Дуду?
Чайду пожал плечами.
— А откуда у вас ваш новый друг? — сказал он, с удивлением услышав в своем голосе ревнивую капризную нотку, которую порой слышал в голосе сестры, когда отказывался проводить зиму у нее на озере, — Просто пришел.
— Просто пришел? Можно погладить?
— Ты у котенка спрашивай, — посоветовал Синосу, в своей многоцветной хламиде чем-то и сам смахивающий на исчезнувшую трехцветку.
Котенок с энтузиазмом подставил бочок и детским рукам.
— Дальше мы пойдем с ним вместе, эн-харилитэ, — сказал Чайду, которому котенок как раз подставил ушко, — если его мать не против.
— Простите, я не знаю вашего наречия, — легко признался Синосу, — и не очень понимаю, за кого вы в этот раз меня приняли.
— За его опекуна. «Тот, кто присмотрит, когда меня нет рядом», эн-харилитэ… Крестный.
Кажется, Синосу был не слишком осведомлен в догматах религии этой эпохи, потому что понимания на его лице от таких объяснений вовсе не прибавилось.
— О, его мать — талисман шахт, не думаю, что малышу требуются ещё опекуны. — возразил он.
— И все же она доверилась вам в том числе в выборе хозяев, — Чайду слегка приподнял уголок рта, лениво изобразив подобие улыбки, — ну вот, ну вот, можно подумать, вы не знали, что это ваша кошка.
Синосу смущенно кашлянул.
— Она просто родила у меня в шкафу...
— Случается, — кивнул Чайду, — эн-харилитэ никто не спрашивает. — он погладил воспитанника по мягким волосам, с трудом сдержавшись и не почесав за ухом, — просто выбирают. Юный господин, это теперь ваш котенок.
— Что? — мальчишка на мгновение засветился счастьем, и тут же угас, — А если матушка не разрешит?..
— Матушку я возьму на себя.
— А если она вдруг окончательно разобидится и тебя уволит, Дуду?..
Чайду развел руками.
— Мне просто надо постараться, чтобы она этого не сделала, — подмигнул он мальчику, — пожалуй, нам следует поторопиться и хотя бы вернуться до заката.
— А если...
— Не волнуйтесь, юный господин, — Чайду встал, помог мальчику подняться.
Котенок дремал у мальчика на руках.
— Я вас не брошу, — спокойно сказал Чайду.
— Но матушка...
— И матушка ваша от меня так просто не отделается, — улыбнулся Чайду.
— Да уж, — протянул Синосу, — не уверен, что она знает, с кем связалась.
— Не стоит злорадствовать, — парировал Чайду, — вам тоже предстоит представить вашей даме вашу кошку.
— У меня нет...
— Дамы? Кошки? О, уверен, они совершенно иного мнения на этот счет. Пойдемте, юный господин, опоздаем к ужину.
Янг покорно пошел за воспитателем, лишь пару раз оглянувшись на Синосу. Мальчишку распирало любопытство, но он довольно успешно это скрывал.
Чайду покидал музей с легким сердцем: он знал, что Янг не задаст ему неудобных вопросов.
Хотя, пожалуй, хотел бы такой услышать.
Ведь это значило бы, что крестник и впрямь поверил, что Чайду его не бросит.
Если он добьется доверия ребенка, кто знает — может, женщина, которую он называет матушкой, сможет доверить Чайду роль эн-харилитэ.
Она замужем, названный отец у Янга давно уже есть.
Чайду вполне хватит и скромной роли доброго фея-крестного.
Глава 17.10 Джавин и Синосу 8: Вы уходите от перспективы стать мастером бровей
В шкафу что-то скрежетало и попискивало уже больше месяца.
Возможно, что-то проникло в шкаф с другой стороны, сквозь щель в рассохшихся досках сарая, которую Син этим самым шкафом и прикрыл, но открывать дверцы и проверять надобности пока не было, а Син предпочитал без надобности судьбу не испытывать. В конце концов он притащил этот шкаф закрытым, найдя его достаточно изящным, чтобы прикрыть неэстетичную дырку в стене, и все надеялся, что из сюрпризов там хотя бы не будет скелетов.
За стенами зарядил долгий и мерзкий дождь, из-за которого Син вряд ли сможет вытащить Джавин сегодня погулять после работы. Син усмехнулся в осколок зеркала, привычно растирая по запястьям капли ромашкового масла: вот и предлог придумал не пытаться.
Сину жалко было надевать подаренное Джавин пальто в свое путешествие до шахты, поэтому он набросил свою старую мантию, которая как раз за ночь досохла на спинке стула, и с неудовольствием подумал, что вообще-то и пальто можно было бы хранить в шкафу.
Если бы там уже кто-то не жил.
Пожалуй, необходимость убрать куда-то пальто — неплохое оправдание тому, чтобы потревожить монстра в шкафу.
Син зачем-то постучался в собственный шкаф. Возражений не услышал. Открыл дверцу.
Шахтерская кошка-трехцветка недовольно подняла на него желтые глаза, на мгновение отвлекшись от вылизывания четверых своих котят, и недовольно мявкнула, и в интонации ее ясно читалось: «что надо?».
Син аккуратно закрыл дверцу.
Серый, рыжий, белый, трехцветка — в мать; полный набор котят. Шахтеры все волновались, куда ж запропал их талисман, но пока не паниковали: оставленные ей миски кошка прилежно опустошала.
Да и о беременности ее знали. Догадывались, что кошка просто нашла себе укромное место, чтобы родить и выкормить, как свойственно их племени. Только и разговоров было о том, как будут делить котят: по легенде котята от этой кошки, если о них хорошо заботиться, тоже приносили удачу.
Была даже какая-то расцветочная схема, какой котенок какую удачу подарит, но Син в нее не вникал, никак не ожидая, что первым увидит явление котят.
В дверцу поскреблись с той стороны. Кошка подняла на Сина мокрую голову и выразительно сказала свое второе за сегодня «мяу».
Син намек понял и оставил дверцу открытой.
А потом и вовсе плюнул и отправился за едой.
Кошка вполне благосклонно приняла от промокшего Сина связку сосисок, перетащила к нему под бок малышню, строго примявкнула на него, чтоб следил, и с жадностью набросилась на еду.
В тот день Син впервые опоздал на работу. Впрочем, выслушав причину, бригадир признал ее за уважительную.
Шахтеры народ суеверный. Никто бы не рискнул не оправдать высочайшего доверия их талисмана.
А бригадиру так и вовсе польстило, что все это время кошка котилась именно в его сарае. Иначе с чего бы ей приходить к Сину в шкаф в этом году?
К концу смены Син от коллег попросту сбежал: запас вопросов про котят был воистину неисчерпаем, и он просто не знал, что на них отвечать.
Серый, рыжий, белый, трехцветка — вот и все его знания.
Ноги сами принесли его к дому Джавин: почему-то ему казалось, что она воздержится от лишних вопросов.
Между ними после того вечера, которого, вот кто его за язык тянул! Угораздило же его назвать первым свиданием! Повисло какое-то странное напряжение. И он уже несколько дней приходил к ее дому, и заворачивал в лавку с маскарадными диковинками, слегка до него не доходя. Как будто она могла его прогнать или еще что-нибудь.
Забавно: в прошлой своей жизни Син помнил много женщин. Иногда он даже удивлялся тому, как легко живой до-Син заводил и разрывал связи. Красавчик с хорошей работой и легким характером, вот, кем он был.
Слишком ценный, чтобы предстать с одной женщиной перед алтарем.
Что же, в конце концов жизнь до-Сина закончилась на алтаре. Сколько веревочке не виться, а сердце все равно выдерут рано или поздно, вот так вот болезненно и грубо, без перчаток, вместе с лёгочной артерией: такова уж судьба человеческая.
До-Син никогда не знал от женщин отказа и никогда его не боялся.
Но у Сина больше не было того куража, кожа слишком посерела, чтобы считаться оливковой, работу все еще можно было назвать стабильной, но вряд ли кто-то счел бы ее высокооплачиваемой, а положение в обществе было так шатко, что кошка, окотившаяся в его шкафу, впрямь могла его упрочить.
Теперь Сину было, чего бояться.
И что терять.
Кроме дома Джавин не было другого дома, куда он мог бы пойти в гости.
И он постучался.
Легкие шаги Джавин, стремительно распахнутая дверь: Син уже как-то даже привык уворачиваться.
В фарфоровой руке Джавин держала огромные ножницы.
— Син. — коротко выдохнула она.
Железной хваткой вцепилась ему в ворот и затащила в дом. Захлопнула дверь.
— Тебя кто-нибудь уведомлял о существовании зонтиков? — расстроенно спросила она, с горечью рассматривая растекающуюся по маленькой прихожей лужу, — Вот, смотри! — она небрежно ткнула пальцем в прислоненную к стене трость, — Мы используем эти штуки время от времени, чтобы не мокнуть. Снимай свою тряпку, я за тряпкой.
Она взмахнула ножницами и скрылась в направлении кухни.
Син зачем-то взял в руки трость, нашел у ручки кнопку: зонт раскрылся куполом, и Син задумчиво потянул на себя бегунок, любуясь тем, как складываются спицы.
Он видел зонты этой эпохи, чудные, складные, но почему-то никак не доходили руки их толком рассмотреть. Странно было бы просить зонт у коллег просто поиграться, все были заняты.
А механизм интересный.
Син сложил зонт, снова нажал на кнопку. С удовольствием посмотрел, как раскрывается купол. Сложил. Нажал. Купол. Сложил. Нажа...
— Син, — позвала Джавин, — извини, что отвлекаю, но у меня тут тряпка и полотенце. Раздевайся, а то заболе...
Она осеклась.
— Просто раздевайся, — грубовато сказала она.
Син без возражений скинул мантию, оставшись в относительно сухой рубашке и в пропыленных шахтой грязнючих штанах. И правда, что это, закапает ей весь дом. Вытер ноги об подложенную тряпку и разулся, ступив босыми ногами на пол.
— Тапочки? Пол холодный, — предложила Джавин.
— Я не чувствую, — пожал плечами Син, — мне не надо, я ненадолго.
— Тц. — Джавин нервно дернула щекой, — Как скажешь.
Она прошла на кухню, села за стол, взяла руку яркий моток ниток, плотно намотанный на картонную основу из... Двух колец? Просунула ножницы между кольцами, резко разрезала моток, перевязала нитки снопом, распушила: получился яркий шарик.
— Это что? — спросил Син, опершись рукой о столешницу.
— Смешистик. У Майры мелкая их любит, с кошкой играет. Быстро растрепываются... Тц.
— Это...
— Игрушка, детская игрушка. У меня отец... Он как-то им глаза прилаживал ещё. Брови. Улыбки. Плел лицо. Они у него по-настоящему круглые получались. А я только шевелюру знаю как, получается просто шарик. Из ниток, — Джавин подперла подбородок настоящей рукой, — в общем, ерунда, детям с кошками играть.
— Интересно.
— Тебе и зонт интересный. — Джавин подняла лицо, — что-то случилось? Зачем пришел в такой дождь?
Син замялся.
Под ее внимательным взглядом он тушевался иногда, как мальчишка. Как будто она его насквозь видела.
Сказать ей, что идти больше было некуда? Соврать; он мог вернуться домой, может, захватив по дороге связку сосисок для кошки.
— Хочешь, я сделаю им брови? — брякнул он.
— Что?..
— Ну... Брови. Глаза... Придумаю что-нибудь...
Джавин дернула щекой, раз, другой, прикрыла глаза, положила холодную руку на правую сторону лица, останавливая тик.
— Ты пришел делать Смешистиков? — фыркнула она, закатывая глаза.
— Если ты мне покажешь, как, — кивнул Син.
— А потом?..
— Потом пойду придумывать им брови...
— Зонтики...
— Зонтики.
— Тц. Чисто исследовательский интерес?
Она не смотрела на него, но он оправдывался.
— Я же смогу вернуться. С бровями. И с зонтиками. Прийти не с пустыми руками. Что-то тебе... Дать.
До-Син всегда был щедр, щедрость эта ничего ему не стоила. Он сам по себе был ценным призом, человеком, за которым охотятся, который нужен. Его знания, навыки, тело, из которого выходит отличный кадавр.
Но кадавр, исполнивший свою функцию, ценность теряет. У него остается мертвая плоть, дурацкая татуировка на глазу, которую кто-то из создателей посчитал сексуальной, и отчаянная тоска по солнцу, которая все эти годы не давала Сину бросить отчаянные попытки откопаться.
Еще раз увидеть солнце.
Только вот, один раз увидев, второй раз увидев, становишься жадным, начинаешь к солнцу тянуться. Вот бы видеть красивое почаще, вот бы тепла побольше; а что ты можешь солнцу дать, существо холодное, мертвое, посеревшее и выцветшее с годами, давно отслужившее свой век?
— Тц. — Джавин бросила ножницы и Смешистика на стол, устало откинулась на спинку стула. — Не надо мне ничего. Ты просто всегда можешь сюда вернуться. Просто так. Я же... — она заколебалась на мгновение, и в колебании этом показалась вдруг совсем девчонкой, с броней будто сбросив года и обнажив нежную, уязвимую кожу, — скучаю всё-таки.
Она отвернулась.
Син взял ножницы, рассеянно вырезал из валявшегося на столе картона пару кругов, немного суетливо, криво начал наматывать нитки.
Если не спрашивать, ты не получишь отказа.
Но и согласия тоже не получишь.
И всё-таки Сину не хватало пока духа спрашивать прямо. Пока это не всерьез, пока это всего лишь игрушки... Игру можно длить сколько угодно долго.
И возвращаться погреться...
Поэтому он наматывал и наматывал эти несчастные нитки. Моток за мотком...
...а потом он вернулся в сарай и бросил Смешистика котятам.
"Дурак", — мявкнула кошка, но с царственной грацией все же присоединилась к игре.
Глядя, как котята растрепывают его творение, Син думал, что безнадежно упустил возможность стать мастером по бровям.
И это, к сожалению, не единственная возможность, которую он в посмертии уже упустил.
Через пару дней он снова стоял на пороге ее дома: попытка отвлечься музеями вышла не слишком удачной.
— Син? — удивилась она, как будто вовсе не ожидала его увидеть.
— Слушай, а хочешь посмотреть на мою кошку?
— Кошку?
— И котят. Серый, белый, трехцветка. Рыжего раздал уже...
— Ты завел кошку? — она тактично сделала вид, что не в курсе, — Ну даже не знаю...
— Кошка сама завелась. Мне говорили, что ее обязательно надо знакомить с дамой.
— Тц, с какой еще дамой? — Джавин, рисуясь, осмотрела свою видавшую виды кольчугу и рабочие штаны, которые не успела переодеть, — Дам не вижу.
— Со своей дамой — сказал Син, — пойдем, а?
На мгновение она заколебалась.
Он был уверен: сейчас она скажет, что его дам тут уж точно нет; и захлопнет дверь.
Если повезёт, когда-нибудь еще позовет таскать мешки картошки.
Она слегка зарделась и неуверенно протянула ему здоровую руку жестом женщины, слишком привыкшей к рукопожатиям.
— Ну, надо значит надо? — спросила она и вдруг неловко хихикнула, как девчонка.
Он взял ее за руку, переплел пальцы. Ее теплые, его холодные. Не отдернула.
Грела его кисть. Грела... Его.
И в этот момент он себя чувствовал почти живым.
Воскресшим после долгого и одинокого путешествия к солнцу.
Глава 18.10 Джавин и Синосу 9: Есть ли какая-то причина, по которой мы воспитали любовь к горячему кофе?
«Пиво», — говорила юной Джавин тогда тоже юная и совершенно незамужняя Майра, — «Это тот величайший на свете напиток богов, который превращает крокодила, который решится тебе его купить, в человека, местами даже симпатичного».
Патрик в свое время заскочил в шкурку парня-винца: Майра настолько была уверена, что ничего не выйдет, что пришла чисто из уважения к Джавин наесться за чужой счет и скоротать вечерок. Бокал за бокал, а там съехались и не стали уже разъезжаться.
У кого другого такой трюк мог бы и не выйти, но Патрик всегда был парнем оборотистым и усложнял жизнь только тем окружающим, которые никуда уже не могли от него подеваться. Вот и Майре было весело-весело, не жизнь, а праздник, а потом хоп-хоп-хоп и трое детей, смуглокожих и с характерными островными носищами.
