- Шумский, это ты сейчас на что намекаешь? – грубо перехожу на ты и смотрю в упор на капитана.
- Упаси Господи на что-то намекать!
- Так ты верующий?
Вопрос с издёвкой быстро находит отклик в Шумском. В наше время вера считалась пережитком прошлого и опиумом для народа. И за походы в церковь по головам не гладили. Можно было лишиться не только работы, но той самой дурной головы, нашпигованной религиозными тезисами. Евгений, бросив папку на стол, которую несколько мгновений назад внимательно изучал, уставился на меня с таким же вызовом, как и я на него.
- Да хоть бы и так! Какое ваше дело?! – кипел Шумский, играя желваками.
- Вот именно, товарищ капитан, какое твоё дело?! – напомнила я с чего началась наша грызня.
Я прекрасно понимала Шумского. Особенно то, что заставило его вспылить, когда я вошла в кабинет. Вроде у нас всё налаживалось. Вытянула его из тюрьмы НКВД, забрала к себе в группу. И тут я завела дружбу с Масловым, заклятым врагом Шумского. По чьей милости, кстати, капитана арестовали и мордовали в казематах моего ведомства. Но с другой стороны, кто он мне такой, чтобы устраивать разбор полетов? Да и вообще, что за истеричные выпады? Такое поведение не только недостойно советского офицера, но и подрывает наш с ним авторитет. Вместо того, чтобы объединиться и рыть землю в поисках Зверя, мы чуть ли не плюемся друг в друга, как малые дети. Нужно было что-то срочно с этим делать. Как говорится, тушить пожар с первой искры.
- Жанна, Ваня, выйдите на минутку. Нам с товарищем капитаном поговорить нужно, - продолжая смотреть в упор на Шумского, сказала я.
Новиковой два раза повторять не пришлось. Девчонка сразу же шмыгнула за дверь. А вот на Гончара я для большего ускорения злобно зыркнула. И только после это он неохотно побрёл за Жанной. С такой же неохотой разговора по душам ждал и Шумский. Он-то давно для себя все решил: Алеся Яновна не оправдала возложенных на неё надежд.
- Может прекратим истерику и займёмся делом, товарищ коллега? – без злости, но с раздражением спросила, заранее зная его ответ.
Шумский в отличии от Маслова эмоционален в трезвом виде. Хотя, я его и пьяным пока не наблюдала. Да и, если честно, не особо горела желанием видеть моралиста в состоянии «до поросячьего визга». Так напиваться прерогатива неудачников или отвергнутых любовников. К первым я его не относила. Уж слишком везуч капитан! Моя ссылка, считай, ему не только погоны сохранила, но и жизнь. Со вторым тоже проблем не было. В нём всё так ладненько друг друга дополняло, начиная с мужской красоты и заканчивая невероятной харизмой, что слабый пол штабелями укладывался под ногами. Сама едва не упала, но жизненный опыт придавал мне прочности в сердечных делах. Не девочка уже, да и не глупая. Чего, кстати, другим женщинам в общении с Шумским не хватало. В его окружении были в основном то вчерашние школьницы, вздыхающие по любому несерьёзному поводу, то падкие на лесть недалёкие бабёнки. В общем, ловелас Женечка не лез в бутылку, предпочитая радовать душу приятными знакомствами.
- Вот именно, займёмся делом! Но делами здесь, похоже, занимаюсь только я, коллега!
С вызовом парирует Шумский, делая акцент на последнем слове, как бы намекая мне, что мы с ним на равных. И так же на равных получим по шапке, если Зверь кого-нибудь ещё убьёт. А он убьёт и очень скоро. И Шумский это тоже понимал, не зря же он, как и я, досконально изучил дела убитых девочек. Два месяца уже истекли, и голодный хищник должен вот-вот выйти на охоту, чтобы утолить свою жажду смерти. Быть может, он уже высматривает себе подходящую жертву, а мы собачимся по пустякам. Пустякам… На службу не пришла. На сутки пропала. С Масловым загуляла. Виновата? Да. Но не признаю. И я не в бирюльки играла, а тоже работала.
Стою, смотрю на задыхающегося от негодования коллегу, и начинаю понимать, что в нём не обычная ревность клокочет, а обида. И даже знаю какая. Маслов заключение по вскрытию Тоси у Шумского прямо из-под носа увел. А о причинах смерти Евгений Иванович знает только в общих чертах. И, как водится в таких маленьких городках, ему по секрету на ушко шепнул кто-то очень знакомый. Потом Шумский рвался снова допросить Пересвистова, но и тут поводок натянули. Нельзя! Кто такой первый секретарь горкома, а кто простой следак из милиции? Правильно. Никто. Вот и бесится, срывая зло на загулявшей бабе из Москвы. В его же понимании, раз отпустили и к товарищу из столицы определили, то хоть как-то дело должно сдвинуться с мёртвой точки. А по факту входит, что куда не сунься, везде щёлкают по носу.
Фу, Шумский, фу! Без товарища из Москвы нельзя! Жди!
А где этот Товарищ из Москвы? Пропал. Загулял коллега с другим своим коллегой. Обидно. Ох, как обидно Женечке. Да и я сама это уже понимать стала. Всё с Масловым секретничаю и совсем про Шумского забыла. Надо было точки над i расставлять, а я по-бабьи смалодушничала. Смалодушничала не в смысле, дала назад, а пошла на мировую с Шумским, использовав самое подлое в мире оружие – женский флирт. Не хотела я тогда с ним ругаться. И так мужика чуть ли не ниже плинтуса придавили. Сначала в тюрьму НКВД по доносу определили, измывались, а теперь под бабой заставили ходить. Ладно ходить, так ещё и разрешения спрашивать, что можно, а чего нельзя. И без неё никуда нельзя. Сиди и жди. А бездействовать Шумский не привык. Так что надо было с ним помягче. Поласковее, что ли.
- Женя, в Заболотинск я приехала не личную жизнь налаживать, и просто так с коллегами по ночам не гуляю, - говорю, а сама смотрю на него в упор, ловлю мелькающие в его глазах эмоции. – Надо было, Женя, мне с Масловым пройтись кое-куда.
Женя… он сразу переключился на своё имя, и казалось напрочь забыл с чего так был зол на меня. Даже улыбнулся. Хитренько так улыбнулся, будто его имя из моих уст как надежда на что-то заманчивое. И это заманчивое только в его понимании.
У мужиков, вообще, всё очень просто и многообещающе. Глазом мечтательно поведешь в сторону, так они сразу в этом жесте видят приглашение продолжить в интимной обстановке. Ухмыльнешься не к месту, считай сама напросилась на знакомство. Обязательно кто-нибудь провожатым увяжется за тобой. И по мокрому месту, что ты замужем, а нечего было лыбиться кому попало. А про имя, вообще, молчу. Женский голос придаёт мужскому имени некое магическое звучание. Гипнотизирует, лишая воли. Вот так и Женя поплыл. Остыл. И уже был готов слушать только меня, не подвергая всё сказанное мной сомнению.
Рассказав Шумскому о ночном визите Маслова, и нашей с ним прогулке, я достала из сумочки пачку сигарет. Курить особо не хотелось, просто привычка после долгих монологов обязательно закурить. Вот и чиркнула зажигалкой. Не спеша подкурила и посмотрела на озадаченного моим рассказом коллегу. А Шумский молчал, переваривая такой большой объем информации. Выходит, что моя прогулка принесла больше ясности, чем весь год их расследования.
- Значит, получается так, - с завидной сосредоточенностью начал он раскладывать по полочкам теперь имеющиеся у нас факты, - некто Жареный помог Борову бежать из лагеря. Борова я знаю. Пять лет назад на разбое брал его, - маленькое дополнение для ясности картины. – И у этой банды оказалась записи Нарыльского старшего. Нам эти писульки очень нужны, потому что только так мы сможем найти логово Зверя в подземных катакомбах. А ещё Жареному помогает одни из нас, - Шумский насупившись замолчал. Явно вспоминал имя того, кто прессовал Тоху. И когда память вытянула на поверхность ещё одного фигуранта в запутанном деле, капитан мотнул головой. – Нее, - протянул он, уставившись на меня, - Пасюкевич не мог. Фамилия у него, конечно, крысиная, но продаться уркам не про него. Он честный мужик. Я за него ручаюсь.
- Головой? – спросила я, чувствуя как нарастает во мне злость.
Кого не тронь, Шумский сразу грудью встаёт и ручается за порядочность. Позавчера за Лясина заступался, сегодня за Пасюкевича, а завтра за кого встанет? С таким подходом к работе в милиции ему самое место в адвокатуре. Что Шумскому я и сказала.
- А по тебе так всех в тюрьму, да к стенке? – буркнул он, подскочив. – Я родился в этом городе, Леся. Я всех здесь знаю. А вы с Масловым пришлые. Вот и судите со своей колокольни.
- Стало быть всех знаешь? А чего тогда Зверя никак не поймаешь? Ведь судя по твоим словам, Женя, все паршивые овцы в вашем городе, как на ладони.
- А может, он не наш, - он уже кинулся защищать Заболотинских жителей, негодуя от моих нападок, как вдруг на мгновение примолк, задумался и, переведя взгляд на окно, не слишком уверенно предположил. – Может, приезжий. Убийства начались год назад. Надо бы узнать, кто в наш город переехал жить.
Вот так, в новой перебранке, мы пришли к ещё одной версии. А что, вполне возможно... Город хоть и маленький, но перспективный. Есть заводы, а значит работа. Всем приезжим дают комнаты в барачных общежитиях. Семьям выделяются просторные комнаты в когда-то купеческих домах, теперь это добротные коммуналки. А они, на минуточку, как раз находятся неподалеку от мест похищения детей.
Может, Зверь действительно не местный. В частный сектор не ходит. Собак боится? Нет. Он просто не знает район с хаотично раскинутыми домами. Попробуй спрятаться там, где при малейшем скулеже пса тысячи глаз из затемнённых окошек тут же устремляются на тебя.
- Гончар! – в один голос закричали мы, переглянувшись.
Ванюша не заставил себя ждать, а за ним и Жанна появилась. Выглядывая из-за спины парня, с любопытством косилась то на меня, то на Евгения Ивановича. Она-то думала, что мы здесь отношения выясняем, а не обсуждаем рабочую рутину. И уверенности ей в этом придавала женская наблюдательность. Мужик психует, когда понравившаяся ему девушка загуляла с другим. Но когда Жанна услышала, что приказывает Шумский Ванюше, с видом победительницы вмешалась в разговор.
- А зачем список? - пожала плечами довольная Новикова. – Я и так всех знаю. Через мою тётку все приезжие проходят, а она потом каждого дома с моей мамой обсуждает.
А Жанна у нас не так проста, как кажется на первый взгляд. И, похоже, в вечерних обсуждалках она принимает не пассивное участие, раз каждого знает, пусть не лично, так косвенно. И у нас троих на лице застыла вопросительная эмоция, приправленная нетерпением. А Жанна завела глаза вверх, чтобы лучше считалось в уме и спустя минуту выдала труды своей феноменальной памяти:
- За год в Заболотинск приехало семь человек, двое из которых с семьями.
- Отлично! Чтобы к обеду список был на столе, а мы с Евгением Ивановичем навестим Пересвистова, - и, покосившись на резко повеселевшего Шумского, сказала я. – Мне Антон Павлович в общении не откажет.
Снова загрузив молодёжь, я отправилась на ещё одну прогулку по городу. Только в этот раз меня сопровождал Шумский. Женя наотрез отказался ехать на машине, аргументировав: «Да тут рукой подать! Зачем казённый транспорт гонять? И так дойдём».
Дойдём так дойдём. Чего уж не прогуляться в хорошей компании. Только я спешила, и хотела допросить первого секретаря горкома побыстрее. Маслов обещал ночью, или, крайний срок, утром дать мне следока, с которым видели Жареного. Но стрелки часов притикали почти к полудню, а у себя в кабинете я не наблюдала ни Маслова, ни Пасюкевича. И это настораживало… Знаете, гуляло по нутру какое-то нехорошее предчувствие. Вряд ли опороченный милиционер сбежал. Скорее всего, его допрашивал Маслов, выбивая нужное только ему признание. Вот отсюда и мои переживания. Когда до меня дойдёт очередь пообщаться с подозреваемым, Пасюкевич будет харкать кровью каждое вбитое в него Масловым слово, а не говорить чётко и по делу. Разбери потом, где правда, а где скрывается страх быть снова битым.
Выходя из кабинета, я поторопила Шумского. Нам ещё гулять до горкома, а он копошится в столе. Достав бумажный свёрток, аккуратно поправляет растрёпанные края, и сквозняком тут же разносится аромат свежеиспечённых пирожков.
Я замерла в недоумении! Работы конь не валялся, а Шумский решил перекусить. Пробежав глазами по всем присутствующим в кабинете, вдруг понимаю, что это только я такая удивлённая. Жанна с Ваней вполне себе спокойно реагируют на Шумского. Ну, достал пироги, и что? Все мы люди. Всем нам есть хочется. А то, что не к месту его поздний завтрак (или поздний обед?), в нашей группе волнует только меня одну.
- Шумский, может потом пожрешь? – возмущаюсь я, тараня капитана нервными глазами.
- Так это не мне, - улыбается он, направляясь ко мне.
Вот тут я немного сконфузилась, отступив и кинув уже злобный взгляд на Ванюшу. Неужели малой рассказал Шумскому, что подкармливает меня пирожками, а я в благодарность с ним добрая? И чуть было совсем не опростоволосилась! Хотела рявкнуть, что маловата подачка, и я с капустой не люблю, как Женя пояснил кому принёс пирожки.
- Пацаненок тут один крутится. Беспризорник, сирота. Так я подкармливаю малого. Забрать хотел с улицы, так не идёт, шельмец! Дикий совсем. Может, хоть пирогами приручу волчонка, - и улыбка капитана стала ещё шире, а глаза засияли добротой.
- Тебе, Шумский, в школе работать надо, а не в милиции, - вздохнула я, уж больно добрый мой напарник.
Такого юродивого рано или поздно сожрут бессовестные карьеристы, чтобы вовремя отчитаться о проделанной работе по выявлению неблагонадежных элементов среди личного состава. Уйдёт Глыба на пенсию, уеду я и Шумского защитить будет некому. Тот же Маслов в очередной свой запой настрочит кляузу. Ну или Пересвистов снова пожалуется на дотошного правдолюба. Но, скорее всего, свою угрозу припомнит папскому сыну Карпенков. Тот самый сотрудник НКВД, с которым Женя поцапался в Витебской тюрьме. Ну да ладно, что гадать? Дело будущего, а были мы в настоящем. В том настоящем, в котором провинциальный городок сотрясали зверские убийства детей. Так что отложим всё ненужное на потом. Не горит.
Шумский был для меня человек-загадка. Вроде простой, как лапоть, и прямой, как доска, но было в нём что-то настораживающие. Не враг, но и не свой. Слишком честный, слишком благородный и, как сказал Маслов, до тошноты правильный.
Ну не бывает таких во всём положительных людей! Всегда есть червоточина, которая обязательно портит всю внутреннюю красоту. Поганит идеально созданный для публики образ неподкупного и справедливого человека. И Шумский… казалось, он занимает не своё место. Всех обеляет. Всех понимает. И всех оправдывает. Вот как с таким ловить преступников? Ты рецидивиста за руку хвать, а Евгений Иванович: «Он не виноват! Это мы не доглядели и вовремя человека на путь истинный не наставили». Адвокат, блин!
У капитана Лясин - жертва, потому что он его друг. А там, кстати, было не всё так гладко, как казалось на первый взгляд. Очень много вопросов с алиби папы-отчима. Замеченный с Жареным Пасюкевич тоже ни при чём. Шумский ручается головой!
Смехотворный аргумент для компетентных органов, тем более, как оказалось, грабежи в городе участились и свидетелей нет. Никто ничего не видел. Двоих уже посадили. Одного за халатность. Якобы не закрыл как следует дверь магазина. Второго пока держали в местном следственном изоляторе.
- Упаси Господи на что-то намекать!
- Так ты верующий?
Вопрос с издёвкой быстро находит отклик в Шумском. В наше время вера считалась пережитком прошлого и опиумом для народа. И за походы в церковь по головам не гладили. Можно было лишиться не только работы, но той самой дурной головы, нашпигованной религиозными тезисами. Евгений, бросив папку на стол, которую несколько мгновений назад внимательно изучал, уставился на меня с таким же вызовом, как и я на него.
- Да хоть бы и так! Какое ваше дело?! – кипел Шумский, играя желваками.
- Вот именно, товарищ капитан, какое твоё дело?! – напомнила я с чего началась наша грызня.
Я прекрасно понимала Шумского. Особенно то, что заставило его вспылить, когда я вошла в кабинет. Вроде у нас всё налаживалось. Вытянула его из тюрьмы НКВД, забрала к себе в группу. И тут я завела дружбу с Масловым, заклятым врагом Шумского. По чьей милости, кстати, капитана арестовали и мордовали в казематах моего ведомства. Но с другой стороны, кто он мне такой, чтобы устраивать разбор полетов? Да и вообще, что за истеричные выпады? Такое поведение не только недостойно советского офицера, но и подрывает наш с ним авторитет. Вместо того, чтобы объединиться и рыть землю в поисках Зверя, мы чуть ли не плюемся друг в друга, как малые дети. Нужно было что-то срочно с этим делать. Как говорится, тушить пожар с первой искры.
- Жанна, Ваня, выйдите на минутку. Нам с товарищем капитаном поговорить нужно, - продолжая смотреть в упор на Шумского, сказала я.
Новиковой два раза повторять не пришлось. Девчонка сразу же шмыгнула за дверь. А вот на Гончара я для большего ускорения злобно зыркнула. И только после это он неохотно побрёл за Жанной. С такой же неохотой разговора по душам ждал и Шумский. Он-то давно для себя все решил: Алеся Яновна не оправдала возложенных на неё надежд.
ГЛАВА 3.
- Может прекратим истерику и займёмся делом, товарищ коллега? – без злости, но с раздражением спросила, заранее зная его ответ.
Шумский в отличии от Маслова эмоционален в трезвом виде. Хотя, я его и пьяным пока не наблюдала. Да и, если честно, не особо горела желанием видеть моралиста в состоянии «до поросячьего визга». Так напиваться прерогатива неудачников или отвергнутых любовников. К первым я его не относила. Уж слишком везуч капитан! Моя ссылка, считай, ему не только погоны сохранила, но и жизнь. Со вторым тоже проблем не было. В нём всё так ладненько друг друга дополняло, начиная с мужской красоты и заканчивая невероятной харизмой, что слабый пол штабелями укладывался под ногами. Сама едва не упала, но жизненный опыт придавал мне прочности в сердечных делах. Не девочка уже, да и не глупая. Чего, кстати, другим женщинам в общении с Шумским не хватало. В его окружении были в основном то вчерашние школьницы, вздыхающие по любому несерьёзному поводу, то падкие на лесть недалёкие бабёнки. В общем, ловелас Женечка не лез в бутылку, предпочитая радовать душу приятными знакомствами.
- Вот именно, займёмся делом! Но делами здесь, похоже, занимаюсь только я, коллега!
С вызовом парирует Шумский, делая акцент на последнем слове, как бы намекая мне, что мы с ним на равных. И так же на равных получим по шапке, если Зверь кого-нибудь ещё убьёт. А он убьёт и очень скоро. И Шумский это тоже понимал, не зря же он, как и я, досконально изучил дела убитых девочек. Два месяца уже истекли, и голодный хищник должен вот-вот выйти на охоту, чтобы утолить свою жажду смерти. Быть может, он уже высматривает себе подходящую жертву, а мы собачимся по пустякам. Пустякам… На службу не пришла. На сутки пропала. С Масловым загуляла. Виновата? Да. Но не признаю. И я не в бирюльки играла, а тоже работала.
Стою, смотрю на задыхающегося от негодования коллегу, и начинаю понимать, что в нём не обычная ревность клокочет, а обида. И даже знаю какая. Маслов заключение по вскрытию Тоси у Шумского прямо из-под носа увел. А о причинах смерти Евгений Иванович знает только в общих чертах. И, как водится в таких маленьких городках, ему по секрету на ушко шепнул кто-то очень знакомый. Потом Шумский рвался снова допросить Пересвистова, но и тут поводок натянули. Нельзя! Кто такой первый секретарь горкома, а кто простой следак из милиции? Правильно. Никто. Вот и бесится, срывая зло на загулявшей бабе из Москвы. В его же понимании, раз отпустили и к товарищу из столицы определили, то хоть как-то дело должно сдвинуться с мёртвой точки. А по факту входит, что куда не сунься, везде щёлкают по носу.
Фу, Шумский, фу! Без товарища из Москвы нельзя! Жди!
А где этот Товарищ из Москвы? Пропал. Загулял коллега с другим своим коллегой. Обидно. Ох, как обидно Женечке. Да и я сама это уже понимать стала. Всё с Масловым секретничаю и совсем про Шумского забыла. Надо было точки над i расставлять, а я по-бабьи смалодушничала. Смалодушничала не в смысле, дала назад, а пошла на мировую с Шумским, использовав самое подлое в мире оружие – женский флирт. Не хотела я тогда с ним ругаться. И так мужика чуть ли не ниже плинтуса придавили. Сначала в тюрьму НКВД по доносу определили, измывались, а теперь под бабой заставили ходить. Ладно ходить, так ещё и разрешения спрашивать, что можно, а чего нельзя. И без неё никуда нельзя. Сиди и жди. А бездействовать Шумский не привык. Так что надо было с ним помягче. Поласковее, что ли.
- Женя, в Заболотинск я приехала не личную жизнь налаживать, и просто так с коллегами по ночам не гуляю, - говорю, а сама смотрю на него в упор, ловлю мелькающие в его глазах эмоции. – Надо было, Женя, мне с Масловым пройтись кое-куда.
Женя… он сразу переключился на своё имя, и казалось напрочь забыл с чего так был зол на меня. Даже улыбнулся. Хитренько так улыбнулся, будто его имя из моих уст как надежда на что-то заманчивое. И это заманчивое только в его понимании.
У мужиков, вообще, всё очень просто и многообещающе. Глазом мечтательно поведешь в сторону, так они сразу в этом жесте видят приглашение продолжить в интимной обстановке. Ухмыльнешься не к месту, считай сама напросилась на знакомство. Обязательно кто-нибудь провожатым увяжется за тобой. И по мокрому месту, что ты замужем, а нечего было лыбиться кому попало. А про имя, вообще, молчу. Женский голос придаёт мужскому имени некое магическое звучание. Гипнотизирует, лишая воли. Вот так и Женя поплыл. Остыл. И уже был готов слушать только меня, не подвергая всё сказанное мной сомнению.
Рассказав Шумскому о ночном визите Маслова, и нашей с ним прогулке, я достала из сумочки пачку сигарет. Курить особо не хотелось, просто привычка после долгих монологов обязательно закурить. Вот и чиркнула зажигалкой. Не спеша подкурила и посмотрела на озадаченного моим рассказом коллегу. А Шумский молчал, переваривая такой большой объем информации. Выходит, что моя прогулка принесла больше ясности, чем весь год их расследования.
- Значит, получается так, - с завидной сосредоточенностью начал он раскладывать по полочкам теперь имеющиеся у нас факты, - некто Жареный помог Борову бежать из лагеря. Борова я знаю. Пять лет назад на разбое брал его, - маленькое дополнение для ясности картины. – И у этой банды оказалась записи Нарыльского старшего. Нам эти писульки очень нужны, потому что только так мы сможем найти логово Зверя в подземных катакомбах. А ещё Жареному помогает одни из нас, - Шумский насупившись замолчал. Явно вспоминал имя того, кто прессовал Тоху. И когда память вытянула на поверхность ещё одного фигуранта в запутанном деле, капитан мотнул головой. – Нее, - протянул он, уставившись на меня, - Пасюкевич не мог. Фамилия у него, конечно, крысиная, но продаться уркам не про него. Он честный мужик. Я за него ручаюсь.
- Головой? – спросила я, чувствуя как нарастает во мне злость.
Кого не тронь, Шумский сразу грудью встаёт и ручается за порядочность. Позавчера за Лясина заступался, сегодня за Пасюкевича, а завтра за кого встанет? С таким подходом к работе в милиции ему самое место в адвокатуре. Что Шумскому я и сказала.
- А по тебе так всех в тюрьму, да к стенке? – буркнул он, подскочив. – Я родился в этом городе, Леся. Я всех здесь знаю. А вы с Масловым пришлые. Вот и судите со своей колокольни.
- Стало быть всех знаешь? А чего тогда Зверя никак не поймаешь? Ведь судя по твоим словам, Женя, все паршивые овцы в вашем городе, как на ладони.
- А может, он не наш, - он уже кинулся защищать Заболотинских жителей, негодуя от моих нападок, как вдруг на мгновение примолк, задумался и, переведя взгляд на окно, не слишком уверенно предположил. – Может, приезжий. Убийства начались год назад. Надо бы узнать, кто в наш город переехал жить.
Вот так, в новой перебранке, мы пришли к ещё одной версии. А что, вполне возможно... Город хоть и маленький, но перспективный. Есть заводы, а значит работа. Всем приезжим дают комнаты в барачных общежитиях. Семьям выделяются просторные комнаты в когда-то купеческих домах, теперь это добротные коммуналки. А они, на минуточку, как раз находятся неподалеку от мест похищения детей.
Может, Зверь действительно не местный. В частный сектор не ходит. Собак боится? Нет. Он просто не знает район с хаотично раскинутыми домами. Попробуй спрятаться там, где при малейшем скулеже пса тысячи глаз из затемнённых окошек тут же устремляются на тебя.
- Гончар! – в один голос закричали мы, переглянувшись.
Ванюша не заставил себя ждать, а за ним и Жанна появилась. Выглядывая из-за спины парня, с любопытством косилась то на меня, то на Евгения Ивановича. Она-то думала, что мы здесь отношения выясняем, а не обсуждаем рабочую рутину. И уверенности ей в этом придавала женская наблюдательность. Мужик психует, когда понравившаяся ему девушка загуляла с другим. Но когда Жанна услышала, что приказывает Шумский Ванюше, с видом победительницы вмешалась в разговор.
- А зачем список? - пожала плечами довольная Новикова. – Я и так всех знаю. Через мою тётку все приезжие проходят, а она потом каждого дома с моей мамой обсуждает.
А Жанна у нас не так проста, как кажется на первый взгляд. И, похоже, в вечерних обсуждалках она принимает не пассивное участие, раз каждого знает, пусть не лично, так косвенно. И у нас троих на лице застыла вопросительная эмоция, приправленная нетерпением. А Жанна завела глаза вверх, чтобы лучше считалось в уме и спустя минуту выдала труды своей феноменальной памяти:
- За год в Заболотинск приехало семь человек, двое из которых с семьями.
- Отлично! Чтобы к обеду список был на столе, а мы с Евгением Ивановичем навестим Пересвистова, - и, покосившись на резко повеселевшего Шумского, сказала я. – Мне Антон Павлович в общении не откажет.
Снова загрузив молодёжь, я отправилась на ещё одну прогулку по городу. Только в этот раз меня сопровождал Шумский. Женя наотрез отказался ехать на машине, аргументировав: «Да тут рукой подать! Зачем казённый транспорт гонять? И так дойдём».
Дойдём так дойдём. Чего уж не прогуляться в хорошей компании. Только я спешила, и хотела допросить первого секретаря горкома побыстрее. Маслов обещал ночью, или, крайний срок, утром дать мне следока, с которым видели Жареного. Но стрелки часов притикали почти к полудню, а у себя в кабинете я не наблюдала ни Маслова, ни Пасюкевича. И это настораживало… Знаете, гуляло по нутру какое-то нехорошее предчувствие. Вряд ли опороченный милиционер сбежал. Скорее всего, его допрашивал Маслов, выбивая нужное только ему признание. Вот отсюда и мои переживания. Когда до меня дойдёт очередь пообщаться с подозреваемым, Пасюкевич будет харкать кровью каждое вбитое в него Масловым слово, а не говорить чётко и по делу. Разбери потом, где правда, а где скрывается страх быть снова битым.
Выходя из кабинета, я поторопила Шумского. Нам ещё гулять до горкома, а он копошится в столе. Достав бумажный свёрток, аккуратно поправляет растрёпанные края, и сквозняком тут же разносится аромат свежеиспечённых пирожков.
Я замерла в недоумении! Работы конь не валялся, а Шумский решил перекусить. Пробежав глазами по всем присутствующим в кабинете, вдруг понимаю, что это только я такая удивлённая. Жанна с Ваней вполне себе спокойно реагируют на Шумского. Ну, достал пироги, и что? Все мы люди. Всем нам есть хочется. А то, что не к месту его поздний завтрак (или поздний обед?), в нашей группе волнует только меня одну.
- Шумский, может потом пожрешь? – возмущаюсь я, тараня капитана нервными глазами.
- Так это не мне, - улыбается он, направляясь ко мне.
Вот тут я немного сконфузилась, отступив и кинув уже злобный взгляд на Ванюшу. Неужели малой рассказал Шумскому, что подкармливает меня пирожками, а я в благодарность с ним добрая? И чуть было совсем не опростоволосилась! Хотела рявкнуть, что маловата подачка, и я с капустой не люблю, как Женя пояснил кому принёс пирожки.
- Пацаненок тут один крутится. Беспризорник, сирота. Так я подкармливаю малого. Забрать хотел с улицы, так не идёт, шельмец! Дикий совсем. Может, хоть пирогами приручу волчонка, - и улыбка капитана стала ещё шире, а глаза засияли добротой.
- Тебе, Шумский, в школе работать надо, а не в милиции, - вздохнула я, уж больно добрый мой напарник.
Такого юродивого рано или поздно сожрут бессовестные карьеристы, чтобы вовремя отчитаться о проделанной работе по выявлению неблагонадежных элементов среди личного состава. Уйдёт Глыба на пенсию, уеду я и Шумского защитить будет некому. Тот же Маслов в очередной свой запой настрочит кляузу. Ну или Пересвистов снова пожалуется на дотошного правдолюба. Но, скорее всего, свою угрозу припомнит папскому сыну Карпенков. Тот самый сотрудник НКВД, с которым Женя поцапался в Витебской тюрьме. Ну да ладно, что гадать? Дело будущего, а были мы в настоящем. В том настоящем, в котором провинциальный городок сотрясали зверские убийства детей. Так что отложим всё ненужное на потом. Не горит.
ЧАСТЬ 14. Чёрная машина.
ГЛАВА 1.
Шумский был для меня человек-загадка. Вроде простой, как лапоть, и прямой, как доска, но было в нём что-то настораживающие. Не враг, но и не свой. Слишком честный, слишком благородный и, как сказал Маслов, до тошноты правильный.
Ну не бывает таких во всём положительных людей! Всегда есть червоточина, которая обязательно портит всю внутреннюю красоту. Поганит идеально созданный для публики образ неподкупного и справедливого человека. И Шумский… казалось, он занимает не своё место. Всех обеляет. Всех понимает. И всех оправдывает. Вот как с таким ловить преступников? Ты рецидивиста за руку хвать, а Евгений Иванович: «Он не виноват! Это мы не доглядели и вовремя человека на путь истинный не наставили». Адвокат, блин!
У капитана Лясин - жертва, потому что он его друг. А там, кстати, было не всё так гладко, как казалось на первый взгляд. Очень много вопросов с алиби папы-отчима. Замеченный с Жареным Пасюкевич тоже ни при чём. Шумский ручается головой!
Смехотворный аргумент для компетентных органов, тем более, как оказалось, грабежи в городе участились и свидетелей нет. Никто ничего не видел. Двоих уже посадили. Одного за халатность. Якобы не закрыл как следует дверь магазина. Второго пока держали в местном следственном изоляторе.
