Я поднесла руку поближе и смахнула с румяной корочки нанесенный ветром сор. Потом, еще ближе… и, глубоко вздохнув, откусила. Пирожок оказался со щавелем. Сладкий густой сок потек по подбородку и капнул на юбку. Но, все равно, очень вкусно… Так и жевала его, вздыхая и глядя в даль, как еще совсем недавно на синюю «паучковую» кляксу. А когда в руке осталась лишь бумага, вытерла ей подбородок и пальцы… Промасленная, она всегда хорошо горит. Вспыхивает и тут же тает, почти без пепла. Огонь любит такие угощения. А я в детстве любила поджигать на ладони, скатанный из бумаги шарик, а потом смотреть, близко поднеся к глазам, как он расправляется в пламени, а потом медленно клочьями опадает… Руки сами вспомнили забытые движения и готовая «жертва» покорно скатилась в углубление ладони. Осталось лишь «выпустить рыжего бесенка», как говорила бабушка, но в этот раз я замешкалась, пристально вглядываясь в глубокие промасленные изломы… Да-а, кто ищет знаки… Пожалуй, неизлечимая моя фобия, потому что через секунду я уже аккуратно исправляла содеянное. Точнее, расправляла…
Обычно, уличные торговки для своих оберток используют бумагу из магазинов, с разбросанными по всей ее ширине, бледно оттиснутыми клише(5). Это, в лучшем случае. На худший идут местные газеты, но их закручивают лишь для семечек и орехов. Да и то не всегда, если практичная торговка еще и печется о своей репутации. Торговка, продавшая пирожок с так любимым Ветраном щавелем, о репутации своей, по всей видимости, пеклась. Но, вот где она эту бумагу раздобыла?.. На пятнами прозрачном клочке, к тому же изрядно измятом, едва читались всего два слова, заключенные в вытянутый ромб, обвитый веревкой: «Близкий очаг»…
- Да-а… - потерла я сморщенный нос. – Ну и что такое… Да, к ахирантесу все эти знаки! И самой уже понятно, что хватит прятаться. Пора по-го-ворить, - прищурившись, разглядела я скачущие внизу, у подножья холма, фигурки: мужскую и котовью. - Вот и поговорим, - тут же поубавился весь мой запал…
Правду сказать, я ожидала от Ветрана всякого, но, никак не такого. Он, сначала замер напротив меня, предусмотрительно подскочившей на ноги, а потом, вдруг, потянулся к лицу ладонью, заставив невольно дернуться в сторону, чтобы в следующий момент уже оказаться в надежной сцепке рук:
- Ну, зачем ты так? У тебя подбородок запачкан. Я лишь хотел его…
- Он - в твоем пирожке, - безуспешно мотнула я прижатой к его груди головой, а потом там же и затихла. – … со щавелем.
- Со щавелем, - облегченно выдохнул Ветран. – Я знаю… Анастэйс, нам с тобой надо, наконец, поговорить.
- Давай поговорим. Только начинай ты. И еще…
- Что, «еще»?
- Я должна видеть твои глаза, когда ты будешь мне это говорить…
- Хорошо, - ослабил мужчина объятья.
- А можно, еще и от себя кое-что добавить?
- Да, Зигмунд.
- Вы не могли бы вообще сесть в траву, а то мне половину текста ветром сносит? – этот кот и возвышенную трагедию умудрится загубить в балаганный фарс. Однако просьбу мы все ж выполнили, и теперь оставалось лишь самое тяжелое – начать:
- Анастэйс, ты знаешь, что такое «взбесившийся дух»? У вас их еще называют «боггартами»? – сразу взял с места в карьер Ветран.
- Знаю, - в ответ затаила я дыхание.
- Так вот… Мне кажется, что Груша… - послушно не отводя от меня глаз, качнул он головой. – Повторяю, у меня лишь есть некоторые опасения.
- Продолжай.
- В общем, мне кажется, она постепенно перерождается именно в него.
- Хобья сила! – гневно подскочил умник. – Ветран, ты вообще соображаешь, что говоришь? Чтобы наша Грундильда, вдруг, из милого безобидного создания переродилась в… бешеную собаку? Стася, ты-то что молчишь?
- Она молчит, Зигмунд, - с досадой произнес воин духа. – Потому что и сама уже, наверняка начала это понимать. Ведь так, Анастэйс?
- Стася?! – с надеждой развернулся ко мне кот, а я, наконец, сделала глубокий вдох:
- Послушай меня, Ветран… Оба меня послушайте. Груша в последнее время ведет себя действительно, странно. Но, хоть я и уверена, что она напрямую связана с вашими иллюзиями, я так же уверенно заявляю – моя домовиха не может быть боггартом. Не знаю, какие у нее для такого поведения имеются причины, но, только не этим монстром… У меня все.
- Анастэйс, ты, же маг! Как ты можешь отрицать очевидное только из-за страха посмотреть правде в лицо? Будь же объективной!
- Объективной? – сузила я глаза. – Ты думаешь, я не могу этого сделать, потому что мне тогда придется признать еще и другое?
- Что, «другое»? – распахнул глаза Ветран.
- Да то, что, если ты прав, и Груша на самом деле обладает силой боггарта, то ты тогда считаешь меня, пусть и в глубине своей души, но настоящей демоницей… исчадьем ада.
- Это-то здесь причем? – потрясенно пробормотал умник. – Причем здесь дрибза?
- Да при том, что…
- Анастэйс, погоди, - вскинул руку Ветран. – Позволь мне самому все объяснить.
- Да, пожалуйста. Я, в общем-то, именно этого и хотела, - в ответ окрысилась я.
- Начнем с того, что… - собрался с духом мужчина. – Когда я говорил Груше и всем вам, что в своей жизни не убил ни одного домового, то душой не покривил. Потому что я убил боггарта, который ничего общего с хранителем дома уже не имел… Спасибо, что не перебиваете… На счету этой сущности к тому моменту была целая многодетная семья, а она и не собиралась останавливаться. Боггарты, Зигмунд, чтоб ты знал, обладают огромной силой, способной довести человека до смерти или сумасшествия. Они умеют проникать в сознание жертвы, пока она спит, и выуживать оттуда ее самый потаенный страх. Самый сокровенный. А потом представать перед несчастным именно в этом виде. А теперь скажи мне честно, Зигмунд, чего или кого ты боишься больше остального на этом свете?
- Я? – затравленно попятился умник и шлепнулся в траву. – Я боялся и продолжаю бояться только того, кто явился ко мне позапрошлой ночью… Стася, так это что получается?.. А ты, Ветран…
- Теперь обо мне, - упрямо мотнул тот головой. – Знаешь, Анастэйс, чего Я боюсь больше остального? Не того, о чем думаешь ты. Хотя… - тоскливо скривился мужчина. – Я догадывался, в каком свете это могло для тебя предстать… Нет. Я боюсь, что не смогу после всего, что здесь, с тобой, со всеми вами постиг, по прежнему быть преданным делу, которому когда-то поклялся посвятить себя целиком. Я боюсь, Анастэйс, что каждый раз убивая, я буду убивать и частичку тебя, твоей души. Что все они будут в свой самый последний миг смотреть на меня твоими глазами. Глазами, полными ужаса и отчаяния… как минувшей ночью. А это и для меня самого страшнее смерти…
- Скажи мне, для тебя по-прежнему твое дело так важно? – тихо произнесла я.
- Да…
Вот так, преданно глядя друг другу в глаза, мы упустили очередной шанс, данный нам судьбой. Но, оставалась еще Груша. Поэтому, пришлось всю свою волю собрать в тугой комок:
- Та-ак… Теперь, когда мы выяснили для себя самое… главное, давай опираться на факты. Я знаю несколько причин перерождения домашнего духа в боггарта, - постепенно выровняла я предательски дрожащий голос. - затаенная на хозяев злоба, разгильдяйство этих же хозяев и крайне негативная энергия в доме. Ветран, тебе есть, что добавить?
- В общем-то, нет, - уныло покачал тот головой. – Все правильно.
- Ну, раз правильно, то давайте оба начистоту. Зеня, соберись. Как вы думаете, какая-то из причин в нашем доме имеет место быть?
- А как вы думаете, то, что я Грундильду постоянно… дурил в карты, могло ее до такой степени разозлить?
- Обычно, это меня злило, - невесело усмехнулась я.
- А вот наш последний с ней… инцидент?
- Нет, Зигмунд, не думаю. Да и с остальным тоже все явно в порядке, - впервые за день улыбнулся мне Ветран.
- А раз в порядке, то тогда какого ахиран… Та-ак, давайте дальше. Ветран, когда домашний дух превращается в «дикого», как он в первую очередь меняется, кроме ночных представлений?
- Ну, мне здесь трудно судить, потому что впервые я так тесно общался с домовым только у вас. А вообще, - нахмурил лоб воин духа. – Я точно знаю, чего боггарт боится. Видимо, это и может быть еще одним явным признаком.
- И чего? – подались мы с котом вперед.
- Он начинает ненавидеть солнечный свет. Потому что солнце для него губительно.
- Все ясно.
- Что тебе ясно, Стася? – испуганно выдохнул умник.
- Да то, что я сегодня же постараюсь этот признак проверить, но, только без вас. И вообще, - как можно зловеще воззрилась я на мужчину. – Ты должен мне пообещать.
- Что именно? – ни капли не проникся тот. – Хотя, я, кажется, догадываюсь.
- Ну, и раз ты такой догадливый, то я жду.
- Нет, Анастэйс. Я не могу пообещать тебе, что не трону Грушу и пальцем. Потому что, если перед тобой или Зигмундом нависнет смертельная с ее стороны угроза…
- Надеюсь, до этого дело не дойдет… Ладно. Тогда пообещай мне, что будешь ждать до самого последнего момента. По крайней мере, если дело коснется меня.
- Анастэйс, маги почти бессильны перед боггартами. Мне повезло лишь оттого, что я, хоть и не священник, но обучен специальному обряду, единственно верному против них. Так что, не льсти себе.
- Да я тебя тогда вообще в дом не пущу, - применила я свой самый крайний аргумент.
- Хо-ро-шо, - тут же сдался Ветран и даже поднял вверх руки. – Я обещаю, что буду ждать твоего предсмертного крика. Ты довольна?
- В общем, да, - недоверчиво прищурилась я.
- А мне теперь как себя с Грундильдой вести? – запрыгнул передними лапками на мое колено кот.
- Да, как обычно, Зеня. Это же наша Груша. Наша любимая домовиха.
- Вот на том и порешим, хотя… а нам ты, Анастэйс, ничего не хочешь в ответ пообещать? – уже вставая, поинтересовался у меня Ветран.
- Я? С чего, вдруг?
- Как это, «с чего»? – неожиданно присоединился к нему «предательский кот». – А то может, тебя на веревочку к ремню Ветрана теперь привязывать?
- Ой, вы посмотрите, какая гармония в отдельно взятом дуэте? А, может, мне тогда и вовсе здесь остаться? Я все равно так быстро бегать, как Ветран ходит, не умею.
Мужчина протянул руку и, с едва скрываемой ухмылкой склонил голову набок:
- Что, еще вопросы остались?
- Парочка, как минимум, - демонстративно скрестила я свои на груди.
- Ну, так по дороге и задашь. О-оп-па!
- А-ай!.. Я тебе сейчас шаром запущу как раз в то место, которое передо мной неприлично маячит!.. Поставь меня на землю, я тебе не Зеня!.. Ладно, я сама пойду.
Но, не смотря на заверенья, весь спуск с холма мне пришлось преодолеть в перекинутом через плечо состоянии... Просто, штаны жалко. Они ж единственные… Как и сам их обладатель… Хотя, вопросик свой я все ж задала. Правда, уже из нормального положения, преданного моему телу сразу внизу:
- А где наша корзина? – поправляя юбку, сфокусировала я зрение на теперь свободных руках Ветрана.
- Так дома, - хмыкнул в ответ умник. – Здесь же, как раз по дороге. Ветран, когда тебя, шагающую в подвал, увидел, сразу правильно определил, куда именно основной естественный закон(6) сработал.
- Естествоиспытатели… - с прищуром оглядела я довольную парочку. – А, не надо было так резво из скверика стартовать. Кстати, Ветран, чем тебе прокуратский ветеран не нравится?
- С чего ты взяла? – вмиг напрягся мужчина и вновь, едва не пустился вскачь.
- Да тоже, научным путем вывела, - на этот раз упрямо припустила я следом. – Я еще в нашем саду заметила, как вы с ним взглядами мерялись. А сегодня… Ты бы на себя со стороны посмотрел, когда из-за угла вывернул и его с нами на скамейке разглядел.
- Рыбак рыбака видит издалека, - изрек, поспевающий за нами с другого бока Зеня. – Уверен, Горст нашего воина духа сразу вычислил, как коллегу по родственному цеху.
- Ну и что с того?.. Ветран?
- Угу, - мотнул головой тот. – Наверняка, вычислил.
- А он сегодня, какой-то нервный был. Ты не находишь, Стася? – забежал вперед умник, а мужчина, вдруг, остановился:
- Нервный?.. И в чем это выражалось?
- Да не нервный он был, - тоже тормознула я. – Просто, вел себя так, будто… - наморщив лоб, попыталась я найти удачное сравнение. – Будто понравиться нам пытался, а получалось у него как-то коряво при этом. Как у неопытного подростка.
- Ну, если уж быть совсем точным, то не нам, а тебе, - вставил свои «пять желудей» кот. – Хотя, с чего бы ему так стараться? Думаю, эдакий видарь(7), пусть и в годах, и так должен дамам нравиться.
- Ну да, - из вредности, подпела я умнику. – И держится молодцом – свечение чуть заметно, а делает вид, будто пышет здоровьем. Явно, прокуратская закалка… А ты, Ветран, так на вопрос и не ответил.
- Наверное, Стася, всему виной морально-этические нормы.
- Наверное, они, - буркнул в сторону обсуждаемый и сорвался с места, а мы с Зеней, обменявшись выразительными взглядами, поспешили ему вдогонку…
Спутников своих я, как и грозилась, в дом не пустила. Кот, конечно, пофыркал на такой произвол, а потом демонстративно хлопнулся на парадном крыльце. Ветран же, сразу от калитки, свернул к навесу – докалывать, брошенные из-за похода по лавкам, чурбашки. А я, уже в гордом одиночестве, переступила через порог… Корзину, как оказалось, торопящиеся по моему следу «сыскари», бросили прямо в сенях. Салфетка съехала с ее набитого под самую ручку верха, и одним углом лежала на полу. Эх, видела бы такой беспредел моя тетушка. У нее вообще на почве порядка, выражаясь маминым языком, имелась еще одна «идея фикс». Особенно, когда дело таких вот, парадно-показательных атрибутов касалось. А тот, которым я сейчас пользовалась, сама же ей когда-то крестиком и расшивала – в подарок на день рождения. Остальные, аккуратной стопкой сложенные на нижней полке буфета, были моим неприкосновенным запасом. И с петухами и с розами. Одна, так и вовсе особая – вся в звездах и со слегка кривоватым месяцем в углу, для специальных закупок в дни Солнцепутья. Здесь, в Мэзонруже, каждая, относящаяся к себе всерьез хозяйка имеет подобный салфетный арсенал. На моем же подарке сомнительно красовались ландыши – любимые тетушкины цветы, натыканные неумелой, тогда еще детской рукой, но с большим усердием… и, конечно, при помощи Груши. Она мне тогда и схему из местных закромов откопала и нитки мы вместе с домовихой для рисунка подбирали. Груша… Вздохнув, подхватила я одной рукой корзину, другой – сползшую на пол салфетку, и осторожно толкнула дверь.
Тишина сегодня, вновь накрывшая дом, ощущалась даже затылком. Не помогал и высокий, в два этажа потолок, который, казалось, вот-вот захлопнется прямо надо мной, словно крышка в шкатулке… Или, на гробе… Ну, это уж, совсем!
- Та-ак… - запустила я в эту тишину свой, нервно дребезжащий голос. – А вот мы ее сюда на стол… по-ставим. А что у нас тут? Ага… Груша!.. Грушенька! – сквозь тишину, как сквозь вату в ушах, пробилось ко мне щелканье тетушкиных ходиков. - Грушенька! Мы пряников твоих любимых купили… с изюмом! Давай чай с тобой попьем? Вдвоем, на садовом крыльце! – тишина в ответ не проронила ни слова, а я лишь упрямо тряхнула головой. – Я тебя там буду ждать… очень буду… очень…
Я тебя буду ждать… Рядом с миской, в которой так вкусно пахнут корицей и медом самые лучшие в мире пряники, сбоку от кружки с чаем, уже давно не пускающей в прохладный садовый воздух пар.
Обычно, уличные торговки для своих оберток используют бумагу из магазинов, с разбросанными по всей ее ширине, бледно оттиснутыми клише(5). Это, в лучшем случае. На худший идут местные газеты, но их закручивают лишь для семечек и орехов. Да и то не всегда, если практичная торговка еще и печется о своей репутации. Торговка, продавшая пирожок с так любимым Ветраном щавелем, о репутации своей, по всей видимости, пеклась. Но, вот где она эту бумагу раздобыла?.. На пятнами прозрачном клочке, к тому же изрядно измятом, едва читались всего два слова, заключенные в вытянутый ромб, обвитый веревкой: «Близкий очаг»…
- Да-а… - потерла я сморщенный нос. – Ну и что такое… Да, к ахирантесу все эти знаки! И самой уже понятно, что хватит прятаться. Пора по-го-ворить, - прищурившись, разглядела я скачущие внизу, у подножья холма, фигурки: мужскую и котовью. - Вот и поговорим, - тут же поубавился весь мой запал…
Правду сказать, я ожидала от Ветрана всякого, но, никак не такого. Он, сначала замер напротив меня, предусмотрительно подскочившей на ноги, а потом, вдруг, потянулся к лицу ладонью, заставив невольно дернуться в сторону, чтобы в следующий момент уже оказаться в надежной сцепке рук:
- Ну, зачем ты так? У тебя подбородок запачкан. Я лишь хотел его…
- Он - в твоем пирожке, - безуспешно мотнула я прижатой к его груди головой, а потом там же и затихла. – … со щавелем.
- Со щавелем, - облегченно выдохнул Ветран. – Я знаю… Анастэйс, нам с тобой надо, наконец, поговорить.
- Давай поговорим. Только начинай ты. И еще…
- Что, «еще»?
- Я должна видеть твои глаза, когда ты будешь мне это говорить…
- Хорошо, - ослабил мужчина объятья.
- А можно, еще и от себя кое-что добавить?
- Да, Зигмунд.
- Вы не могли бы вообще сесть в траву, а то мне половину текста ветром сносит? – этот кот и возвышенную трагедию умудрится загубить в балаганный фарс. Однако просьбу мы все ж выполнили, и теперь оставалось лишь самое тяжелое – начать:
- Анастэйс, ты знаешь, что такое «взбесившийся дух»? У вас их еще называют «боггартами»? – сразу взял с места в карьер Ветран.
- Знаю, - в ответ затаила я дыхание.
- Так вот… Мне кажется, что Груша… - послушно не отводя от меня глаз, качнул он головой. – Повторяю, у меня лишь есть некоторые опасения.
- Продолжай.
- В общем, мне кажется, она постепенно перерождается именно в него.
- Хобья сила! – гневно подскочил умник. – Ветран, ты вообще соображаешь, что говоришь? Чтобы наша Грундильда, вдруг, из милого безобидного создания переродилась в… бешеную собаку? Стася, ты-то что молчишь?
- Она молчит, Зигмунд, - с досадой произнес воин духа. – Потому что и сама уже, наверняка начала это понимать. Ведь так, Анастэйс?
- Стася?! – с надеждой развернулся ко мне кот, а я, наконец, сделала глубокий вдох:
- Послушай меня, Ветран… Оба меня послушайте. Груша в последнее время ведет себя действительно, странно. Но, хоть я и уверена, что она напрямую связана с вашими иллюзиями, я так же уверенно заявляю – моя домовиха не может быть боггартом. Не знаю, какие у нее для такого поведения имеются причины, но, только не этим монстром… У меня все.
- Анастэйс, ты, же маг! Как ты можешь отрицать очевидное только из-за страха посмотреть правде в лицо? Будь же объективной!
- Объективной? – сузила я глаза. – Ты думаешь, я не могу этого сделать, потому что мне тогда придется признать еще и другое?
- Что, «другое»? – распахнул глаза Ветран.
- Да то, что, если ты прав, и Груша на самом деле обладает силой боггарта, то ты тогда считаешь меня, пусть и в глубине своей души, но настоящей демоницей… исчадьем ада.
- Это-то здесь причем? – потрясенно пробормотал умник. – Причем здесь дрибза?
- Да при том, что…
- Анастэйс, погоди, - вскинул руку Ветран. – Позволь мне самому все объяснить.
- Да, пожалуйста. Я, в общем-то, именно этого и хотела, - в ответ окрысилась я.
- Начнем с того, что… - собрался с духом мужчина. – Когда я говорил Груше и всем вам, что в своей жизни не убил ни одного домового, то душой не покривил. Потому что я убил боггарта, который ничего общего с хранителем дома уже не имел… Спасибо, что не перебиваете… На счету этой сущности к тому моменту была целая многодетная семья, а она и не собиралась останавливаться. Боггарты, Зигмунд, чтоб ты знал, обладают огромной силой, способной довести человека до смерти или сумасшествия. Они умеют проникать в сознание жертвы, пока она спит, и выуживать оттуда ее самый потаенный страх. Самый сокровенный. А потом представать перед несчастным именно в этом виде. А теперь скажи мне честно, Зигмунд, чего или кого ты боишься больше остального на этом свете?
- Я? – затравленно попятился умник и шлепнулся в траву. – Я боялся и продолжаю бояться только того, кто явился ко мне позапрошлой ночью… Стася, так это что получается?.. А ты, Ветран…
- Теперь обо мне, - упрямо мотнул тот головой. – Знаешь, Анастэйс, чего Я боюсь больше остального? Не того, о чем думаешь ты. Хотя… - тоскливо скривился мужчина. – Я догадывался, в каком свете это могло для тебя предстать… Нет. Я боюсь, что не смогу после всего, что здесь, с тобой, со всеми вами постиг, по прежнему быть преданным делу, которому когда-то поклялся посвятить себя целиком. Я боюсь, Анастэйс, что каждый раз убивая, я буду убивать и частичку тебя, твоей души. Что все они будут в свой самый последний миг смотреть на меня твоими глазами. Глазами, полными ужаса и отчаяния… как минувшей ночью. А это и для меня самого страшнее смерти…
- Скажи мне, для тебя по-прежнему твое дело так важно? – тихо произнесла я.
- Да…
Вот так, преданно глядя друг другу в глаза, мы упустили очередной шанс, данный нам судьбой. Но, оставалась еще Груша. Поэтому, пришлось всю свою волю собрать в тугой комок:
- Та-ак… Теперь, когда мы выяснили для себя самое… главное, давай опираться на факты. Я знаю несколько причин перерождения домашнего духа в боггарта, - постепенно выровняла я предательски дрожащий голос. - затаенная на хозяев злоба, разгильдяйство этих же хозяев и крайне негативная энергия в доме. Ветран, тебе есть, что добавить?
- В общем-то, нет, - уныло покачал тот головой. – Все правильно.
- Ну, раз правильно, то давайте оба начистоту. Зеня, соберись. Как вы думаете, какая-то из причин в нашем доме имеет место быть?
- А как вы думаете, то, что я Грундильду постоянно… дурил в карты, могло ее до такой степени разозлить?
- Обычно, это меня злило, - невесело усмехнулась я.
- А вот наш последний с ней… инцидент?
- Нет, Зигмунд, не думаю. Да и с остальным тоже все явно в порядке, - впервые за день улыбнулся мне Ветран.
- А раз в порядке, то тогда какого ахиран… Та-ак, давайте дальше. Ветран, когда домашний дух превращается в «дикого», как он в первую очередь меняется, кроме ночных представлений?
- Ну, мне здесь трудно судить, потому что впервые я так тесно общался с домовым только у вас. А вообще, - нахмурил лоб воин духа. – Я точно знаю, чего боггарт боится. Видимо, это и может быть еще одним явным признаком.
- И чего? – подались мы с котом вперед.
- Он начинает ненавидеть солнечный свет. Потому что солнце для него губительно.
- Все ясно.
- Что тебе ясно, Стася? – испуганно выдохнул умник.
- Да то, что я сегодня же постараюсь этот признак проверить, но, только без вас. И вообще, - как можно зловеще воззрилась я на мужчину. – Ты должен мне пообещать.
- Что именно? – ни капли не проникся тот. – Хотя, я, кажется, догадываюсь.
- Ну, и раз ты такой догадливый, то я жду.
- Нет, Анастэйс. Я не могу пообещать тебе, что не трону Грушу и пальцем. Потому что, если перед тобой или Зигмундом нависнет смертельная с ее стороны угроза…
- Надеюсь, до этого дело не дойдет… Ладно. Тогда пообещай мне, что будешь ждать до самого последнего момента. По крайней мере, если дело коснется меня.
- Анастэйс, маги почти бессильны перед боггартами. Мне повезло лишь оттого, что я, хоть и не священник, но обучен специальному обряду, единственно верному против них. Так что, не льсти себе.
- Да я тебя тогда вообще в дом не пущу, - применила я свой самый крайний аргумент.
- Хо-ро-шо, - тут же сдался Ветран и даже поднял вверх руки. – Я обещаю, что буду ждать твоего предсмертного крика. Ты довольна?
- В общем, да, - недоверчиво прищурилась я.
- А мне теперь как себя с Грундильдой вести? – запрыгнул передними лапками на мое колено кот.
- Да, как обычно, Зеня. Это же наша Груша. Наша любимая домовиха.
- Вот на том и порешим, хотя… а нам ты, Анастэйс, ничего не хочешь в ответ пообещать? – уже вставая, поинтересовался у меня Ветран.
- Я? С чего, вдруг?
- Как это, «с чего»? – неожиданно присоединился к нему «предательский кот». – А то может, тебя на веревочку к ремню Ветрана теперь привязывать?
- Ой, вы посмотрите, какая гармония в отдельно взятом дуэте? А, может, мне тогда и вовсе здесь остаться? Я все равно так быстро бегать, как Ветран ходит, не умею.
Мужчина протянул руку и, с едва скрываемой ухмылкой склонил голову набок:
- Что, еще вопросы остались?
- Парочка, как минимум, - демонстративно скрестила я свои на груди.
- Ну, так по дороге и задашь. О-оп-па!
- А-ай!.. Я тебе сейчас шаром запущу как раз в то место, которое передо мной неприлично маячит!.. Поставь меня на землю, я тебе не Зеня!.. Ладно, я сама пойду.
Но, не смотря на заверенья, весь спуск с холма мне пришлось преодолеть в перекинутом через плечо состоянии... Просто, штаны жалко. Они ж единственные… Как и сам их обладатель… Хотя, вопросик свой я все ж задала. Правда, уже из нормального положения, преданного моему телу сразу внизу:
- А где наша корзина? – поправляя юбку, сфокусировала я зрение на теперь свободных руках Ветрана.
- Так дома, - хмыкнул в ответ умник. – Здесь же, как раз по дороге. Ветран, когда тебя, шагающую в подвал, увидел, сразу правильно определил, куда именно основной естественный закон(6) сработал.
- Естествоиспытатели… - с прищуром оглядела я довольную парочку. – А, не надо было так резво из скверика стартовать. Кстати, Ветран, чем тебе прокуратский ветеран не нравится?
- С чего ты взяла? – вмиг напрягся мужчина и вновь, едва не пустился вскачь.
- Да тоже, научным путем вывела, - на этот раз упрямо припустила я следом. – Я еще в нашем саду заметила, как вы с ним взглядами мерялись. А сегодня… Ты бы на себя со стороны посмотрел, когда из-за угла вывернул и его с нами на скамейке разглядел.
- Рыбак рыбака видит издалека, - изрек, поспевающий за нами с другого бока Зеня. – Уверен, Горст нашего воина духа сразу вычислил, как коллегу по родственному цеху.
- Ну и что с того?.. Ветран?
- Угу, - мотнул головой тот. – Наверняка, вычислил.
- А он сегодня, какой-то нервный был. Ты не находишь, Стася? – забежал вперед умник, а мужчина, вдруг, остановился:
- Нервный?.. И в чем это выражалось?
- Да не нервный он был, - тоже тормознула я. – Просто, вел себя так, будто… - наморщив лоб, попыталась я найти удачное сравнение. – Будто понравиться нам пытался, а получалось у него как-то коряво при этом. Как у неопытного подростка.
- Ну, если уж быть совсем точным, то не нам, а тебе, - вставил свои «пять желудей» кот. – Хотя, с чего бы ему так стараться? Думаю, эдакий видарь(7), пусть и в годах, и так должен дамам нравиться.
- Ну да, - из вредности, подпела я умнику. – И держится молодцом – свечение чуть заметно, а делает вид, будто пышет здоровьем. Явно, прокуратская закалка… А ты, Ветран, так на вопрос и не ответил.
- Наверное, Стася, всему виной морально-этические нормы.
- Наверное, они, - буркнул в сторону обсуждаемый и сорвался с места, а мы с Зеней, обменявшись выразительными взглядами, поспешили ему вдогонку…
Спутников своих я, как и грозилась, в дом не пустила. Кот, конечно, пофыркал на такой произвол, а потом демонстративно хлопнулся на парадном крыльце. Ветран же, сразу от калитки, свернул к навесу – докалывать, брошенные из-за похода по лавкам, чурбашки. А я, уже в гордом одиночестве, переступила через порог… Корзину, как оказалось, торопящиеся по моему следу «сыскари», бросили прямо в сенях. Салфетка съехала с ее набитого под самую ручку верха, и одним углом лежала на полу. Эх, видела бы такой беспредел моя тетушка. У нее вообще на почве порядка, выражаясь маминым языком, имелась еще одна «идея фикс». Особенно, когда дело таких вот, парадно-показательных атрибутов касалось. А тот, которым я сейчас пользовалась, сама же ей когда-то крестиком и расшивала – в подарок на день рождения. Остальные, аккуратной стопкой сложенные на нижней полке буфета, были моим неприкосновенным запасом. И с петухами и с розами. Одна, так и вовсе особая – вся в звездах и со слегка кривоватым месяцем в углу, для специальных закупок в дни Солнцепутья. Здесь, в Мэзонруже, каждая, относящаяся к себе всерьез хозяйка имеет подобный салфетный арсенал. На моем же подарке сомнительно красовались ландыши – любимые тетушкины цветы, натыканные неумелой, тогда еще детской рукой, но с большим усердием… и, конечно, при помощи Груши. Она мне тогда и схему из местных закромов откопала и нитки мы вместе с домовихой для рисунка подбирали. Груша… Вздохнув, подхватила я одной рукой корзину, другой – сползшую на пол салфетку, и осторожно толкнула дверь.
Тишина сегодня, вновь накрывшая дом, ощущалась даже затылком. Не помогал и высокий, в два этажа потолок, который, казалось, вот-вот захлопнется прямо надо мной, словно крышка в шкатулке… Или, на гробе… Ну, это уж, совсем!
- Та-ак… - запустила я в эту тишину свой, нервно дребезжащий голос. – А вот мы ее сюда на стол… по-ставим. А что у нас тут? Ага… Груша!.. Грушенька! – сквозь тишину, как сквозь вату в ушах, пробилось ко мне щелканье тетушкиных ходиков. - Грушенька! Мы пряников твоих любимых купили… с изюмом! Давай чай с тобой попьем? Вдвоем, на садовом крыльце! – тишина в ответ не проронила ни слова, а я лишь упрямо тряхнула головой. – Я тебя там буду ждать… очень буду… очень…
Я тебя буду ждать… Рядом с миской, в которой так вкусно пахнут корицей и медом самые лучшие в мире пряники, сбоку от кружки с чаем, уже давно не пускающей в прохладный садовый воздух пар.
