Оглядевшись, Лесорад коротко кивнул.
– Не передумал?
– Нет. Всё едино ведь не простишь…
– Может, и простил бы, да ты ж сам не захотел.
– И не захотел! Моя бы воля, так я бы вовсе в какие леса от людей подале ушёл. Да нешто такие сыщешь…
– Чем тебе люди-то так не угодили?
– А чего от них лесу-то хорошего? Зверей бьют, деревья рубят… Не, конечно, нечасто, чтобы вовсе уж бессовестно, да как-то оно всё едино… ну… не любо мне такое! Лучше уж и впрямь деревом. Хоть про всё это думать не придётся. А ты, коли такой умный, уж сам преемника мне ищи!
Последнее леший произнёс с каким-то мстительным удовольствием. Однако Лесорада, уже полностью успокоившегося после дневной вспышки гнева, не так-то легко было сбить с толку. Опершись на посох, он спокойно проронил:
– Ничего, найду!
А дальше всё произошло примерно так же, как уже бывало. Потоки силы окутали лешего, и вскоре на месте его стояла высокая ель.
Глубоко вздохнув, Лесорад на миг наклонил голову. Винить себя здесь уж точно не приходилось – леший сам выбрал это. Может, потому нынче всё получилось куда легче, чем прежде. А раз так – по сему и быть.
Бессонная ночь и трудный, насыщенный день давали о себе знать. Хоть Лесного Пастыря сам лес силой подпитывал, да всё ж таки, как верно сказал когда-то леший в лесах близ Туманной топи, человеческой его половине требовался отдых. Однако Лесораду не хотелось оставаться здесь, рядом с бывшим лешим. Потому он неспешно зашагал вниз по течению ручья. Путь оказался недолгим – уже вскоре впереди показалась светлая, золотистая от опустившегося уже совсем низко солнца гладь реки. Выбрав подходящее местечко на берегу, Лесорад устроил себе ложе из хвороста и лапника, завернулся в плащ и лёг.
В эту ночь никто не тревожил его сон. Разве что под утро начал накрапывать дождь, как раз и разбудивший его.
Умываясь, Лесорад с усмешкой подумал, что вчера даже и не вспомнил, что не мешало бы поесть. Как-то не до того было. А вечером, когда все заботы вроде бы остались позади, на это просто не хватило сил. Однако сегодня стоило всё же подкрепиться. Впереди ждала не самая ближняя дорога, потому силы были нужны. Он не хотел добираться до лешака, десяток лет простоявшего вязом, тем путём, которым воспользовался накануне. А ногами по земле, как все люди, это день пути, как не поболе.
Дожёвывая пирог (ими заботливо снабдили его жена и тёща), Лесорад решил всё же глянуть, как там всё обошлось у парней с невестами. Благо чашу он, собираясь, на всякий случай уложил в котомку.
Судя по тому, что показала вода в чаше, первым, кто встретился четверым едва ли не сразу за воротами, оказался один из здешних волхвов. Лесорад чуть заметно усмехнулся: за всё время, проведённое в Верховье, он так ни разу и не добрался до святилища. Как-то не было в том надобности… Городец был не сказать что очень уж велик, потому отдельных святилищ Велеса, Сварога и прочих богов здесь не ставили – хватало и одного, в котором стояли все капи. А уж кому из них молиться да жертвы приносить, это каждый решал сам. Смотря когда да что надобно было. Услышать, о чём волхв говорил с вернувшимися из лесу чаша, понятно, не позволяла. Однако и без того было видно, что разговор их обрадовал. А уж как радовались и мать Желанки, и всё семейство Жиляты – тут и слов никаких не требовалось.
Удовлетворённо улыбнувшись, Лесорад провёл ладонью над чашей. Потом осторожно вылил воду под дерево, завернул чашу и спрятал в котомку. И вскоре ветви прибрежных деревьев уже сомкнулись за его спиной.
Он прошёл не так уж много, когда навстречу ему вышел вчерашний мужичок-лесовик.
– По здорову тебе!
– И тебе не хворать, – откликнулся Лесорад.
Лесовик малость замялся, но потом, видно, решившись, спросил:
– Так это… Нам-то чего теперь? Я вон вроде взрослый, а сам чую – как дитё несмысленное, толком-то ничего не знаю, не умею… Выходит, вроде как таким народился, большой, а ровно маленький. Думал, Хозяин здешний меня всему выучит, а оно вон как вышло – он меня, вишь, разом в дерево… Так до вчера и стоял. А теперь, ежели правильно понимаю, его и самого-то уже нету?
– Верно понимаешь, – кивнул Лесорад. – И сдаётся мне, новым здешним Хозяином как раз тебе и быть.
– Да как же… – лесовик был откровенно растерян. – Я ж того… и не знаю-то ничего, какой из меня Хозяин?
– Ничего, это дело наживное. Того, кто тебя всему выучит, я сам найду. Денька через два, думается, уже и…
Его слова успокоили лесовика:
– А, ну, когда так, дело иное. Ежели научат, так я только рад буду.
– Вот и ладно, – улыбнулся Лесорад.
Что ни своих лешачат, ни лесовиков-помощников у здешнего лешего не было, Лесорад знал совершенно точно. Кабы были, ему бы не пришлось надеяться на помощь обращённых в лешачих девок. А когда так, чем этот лесовик хуже каких-нибудь пришлых? Что пока он в лесу и впрямь мало что знает и умеет, так оно не диво, давно ли человеком-то был! А только возврата к людям, к прежней жизни для него нет. Это вон двум девкам только повезло, что и домашние, и женихи твёрдо хотели их вернуть. У остальных такого не случилось. А у этого мужичка и подавно – ежели сюда он вместе с женой попал. Вот только и её ведь наверняка позабыл, как и всё своё прошлое. Да и она едва ли о нём вспомнит как о муже… Ну, с этим уж сами как-нибудь разберутся. А их родичам, что всё хозяйство сгинувших в лесу под свою руку прибрали, их возвращение и вовсе ни к чему. Так и выходит, что всё едино придётся мужику с лесной жизнью осваиваться.
Дороги Лесорад не выбирал. Просто шёл через лес, точно зная, где ему нужно оказаться. И как раз к закату вышел на знакомую поляну.
В опустившемся уже на лес сумраке и старая пожухлая, и молодая трава казались почти одинаково серыми. Впрочем, Лесораду сейчас было не до того, чтобы её разглядывать. А то, что ему нужно, он неплохо видел и в сумерках. Остановившись в нескольких шагах от старого вяза, негромко спросил:
– Ну что, Хозяин, готов в прежнее обличье вернуться?
– А… тот где? – с некоторой тревогой откликнулся заключённый в древесный облик леший.
– После расскажу. Тебя он теперь всяко не потревожит больше.
Помня «заовражного» лешего и наложенные им когда-то чары, Лесорад знал, что почти все лешачьи заговоры и заклятья теряют силу, ежели наложивший их перестаёт существовать как леший. Не касалось это только двух видов чар: обращения кого-то в лесовика через зелье и вот этих – древесных. Они сами собой не рассеивались.
– Ну так что, готов? – ещё раз спросил он.
– Готов, – выдохнул его собеседник.
Лесорад чуть наклонил голову, сосредоточился. Уже почти привычно потоки силы туманными лентами потянулись к вязу, оплели, окутали чуть светящейся полупрозрачной дымкой. Поначалу вроде бы ничего не происходило, но через некоторое время туманный кокон начал сперва медленно, а потом всё быстрее уменьшаться, пока не стал разве только немногим выше человеческого роста. Когда дымка рассеялась, перед Лесорадом вместо вяза оказался леший в обычном своём обличье, то ли зверь, вставший на дыбки, то ли замшелая коряга.
– Уж прости, Велесич, что в человеческий облик… того… не могу пока, – чуть виновато и не слишком разборчиво прогудел он.
Лесорад отмахнулся:
– Тебе сейчас только облик менять! Сперва толком в себя приди, чай, не седмицу, не две деревом-то простоял. Да и меня лешачьим обличьем всяко не испугаешь.
– И то верно… Ну, пойдём, что ли, ко мне, отдохнёшь. Да и поговорим… Цела хоть избушка-то?
– Цела, – заверил его Лесорад.
Лешему понадобилось приложить немалые усилия, чтобы сдвинуться с места. Тело, долгие годы проведшее в неподвижности, не вдруг вспомнило, как это – двигаться, ходить… Однако через некоторое время он сумел всё же сделать, шаг, другой, и пошёл рядом с Лесорадом туда, где пряталась избушка. Искоса поглядывая на него, Лесорад видел, что леший на самом деле наслаждается вновь обретённой возможностью двигаться.
Избушка и впрямь была цела-целёхонька. Неподалёку от неё леший огляделся, подхватил какую-то трухлявую деревяшку, придирчиво оглядел. Похоже, деревяшка подходила его задумке, потому что он коротко кивнул и внёс её в избушку. Там, положив на стол, некоторое время водил над ней рукой, пока она не начала светиться – сперва тускло, а после всё ярче. Тогда леший отошёл в угол, с чем-то там повозился и вышел, пообещав, впрочем, скоро вернуться.
Ожидая возвращения хозяина, Лесорад с удовольствием скинул башмаки, набил их сухим мхом. По иному просушить их пока было негде – в избушке у лешего очага не водилось, потому как огнём лесная нежить всяко не пользовалась.
Через некоторое время леший вернулся с большим кувшином и кузовком. В кувшине оказался свежесобранный берёзовый сок, а заглядывать в кузовок Лесорад не стал. И без того понятно, что леший раздобыл чего-то себе на ужин, да для человека оно всё едино покажется несъедобным. Так что ужинали каждый своим, леший – тем, что принёс, а Лесорад – пирогами из своей котомки. Вот разве что запивали, наливая сок из одного кувшина. Благо в избушке отыскались и берестяные чашки.
После ужина Лесорад принялся рассказывать хозяину о том, что в последнее время творилось в округе. Всё же именно ему предстояло наводить в здешнем лесу порядок, возвращая ему былую силу.
Услышав, что творил его сосед, леший охнул:
– Да что ж он, вовсе сдурел? Кто ж это зелье туесами-то готовит! Да ещё в чужие руки отдал… Хоть и дочка ему, да всё едино ведь не вовсе лесная.
– А отчего помногу не готовят? – заинтересовался Лесорад.
Леший вздохнул:
– Так-то мы про это людям не говорим, да ты всё же Лесной Пастырь, тебе это надобно. Что туда кладётся – про то говорить не стану всё ж таки, а вот с остальным… Зелье то полную силу обретает, когда мы в него чары свои добавляем. А они постепенно вроде как выдыхаются. Ну, может, с полгода оно ещё действует, а после сила на нет сходит. Оттого и готовим только тогда, когда без этого никак не обойтись, и понемногу. Ну, ежели разобраться, так много-то и незачем…
Лесорад неприметно прикусил губу. Так вот почему, выходит, летом да осенью те, кого тем зельем угостили, почитай, сразу обратились, а воеводская дочка да её подружка-боярышня вот так – помалу, постепенно, оттого он и сумел их вытащить! Выходит, зелье к зиме большую часть силы порастеряло. Да и к лучшему, хоть удалось беды не допустить.
Услышав, что и девка-ведунья, и её отец теперь будут деревьями стоять, сколько простоят, леший невольно вздохнул: понятно, что наказание они заслужили, да он по себе знал: тяжко это. Хотя, ежели Велесова сила не только тело меняет, но и разум усыпляет, так, может, и ничего…
Тем временем Лесорад упомянул, что собственные-то владения обращённого в ель лешака, выходит, без Хозяина остались. Леший покачал головой:
– Мне бы со своими управиться. Он здесь так похозяйничал, что мне теперь, сдаётся, не одно лето разгребать…
– Да вишь, вроде и есть кому его владения передать. Там среди тех, кому зелья перепало, мужичок один. Ну, лесовик теперь, к людям-то уж не вернётся. Да одна беда – в лесной жизни он мало что смыслит. К тому же тот, как его увидел, в дерево обратил. Может, возьмёшься его наставлять? Глядишь, после добрым соседом тебе будет.
– А что, и возьмусь, пожалуй! – поразмыслив, откликнулся леший.
В самом деле, так он хотя бы будет знать, чего от соседа можно ждать. Да к тому же, глядишь, в самом деле подружатся, тоже ведь неплохо. И порядок в лесах вместе наводить всяко сподручнее.
На другой день Лесорад свёл двух лешаков вместе, убедился, что им удалось неплохо столковаться, после чего предоставил им самим решать, что да как делать дальше. Его собственное вмешательство здесь пока что больше не требовалось. Впрочем, ясно было, что нынешнее лето ему всё едино предстоит провести в этих местах. Столковаться-то лешаки столковались, да ведь и впрямь порядок в лесах наводить нелегко будет. А так, глядишь, и он где-то чем-то подсобит. И ему, ежели разобраться, хорошо – от жены хоть в первый год семейной жизни надолго уходить не придётся.
На обратном пути, перейдя через речку, он повстречался с боровым лешим, тем самым, которого тогда из-под упавшего дерева вытаскивали. И, пока вместе неспешно шли через лес, рассказал ему, что вызнать удалось да чем это обернулось. Леший только головой качал, слушая его рассказ. А на слова про зелье отреагировал так же, как его заречный сосед, до недавнего времени стоявший деревом:
– Вот же дурной! Нешто впрямь думал, будто тем себе лучше сделает? Только зелия попусту извёл да беды нажил.
Зато обещал, ежели что, молодому лешачку помогать да подсказывать. Мало ли, совет понадобится, а наставника рядом не случится! Так что за здешние леса Лесорад сейчас был почти спокоен. Почти – потому что дел впереди всё равно ждало немало.
Дома, после баньки и сытного ужина, Лесорад, разумеется, рассказал обо всём, что происходило в эти дни. Темнята, выслушав его, усмехнулся:
– Что всё удалось, мы уж знаем. Как девка домой вернулась, Жилята её братца к Притыке прислал, а он уж и нам рассказал. Они уж там и о свадьбе уговорились – чтоб между Ярилой и Купалой сыграть. До осени-то ни Жилята с родичами, ни жених ждать не хотят, и без того уж на полгода затянулось всё. Притыка говорил, тебя обязательно на свадьбе видеть хотят.
В этом не было ничего особо удивительного. В самом деле, не будь Лесорада, и свадьбы этой не случилось бы, девка осталась бы в лесу – то ли лесовухой, то ли деревом, в какое раздражённый их непонятливостью леший обратил девок, и без того потерявших себя прежних.
Зато рассказ о том, как всё вышло и с прежним лешим, и с тем, кто, получается, пришёл ему на смену, выслушан был со всем вниманием. Женщины, понятно, ахали, мужчины переглядывались то тревожно, то одобрительно. Темнята смотрел на зятя с искренним уважением. Пожалуй, из всей семьи он лучше всех понимал молодого ведуна. Всё же за годы служения Прави ему и самому довелось повидать множество самой разной нежити. И то, что Лесорад без колебаний делал то, что должно, для него значило куда больше, чем любые слова.
Заканчивая рассказ, Лесорад усмехнулся:
– Крутиле и его родичам я покуда про то рассказывать не стал. Пусть уж сперва лешаки хоть что-то сделают, а там, глядишь, ничего говорить и не придётся.
Это тоже было правильно. Чего попусту говорить, пока прежний лешак, вернувшись, едва взялся порядок в лесу наводить.
Лишь оставшись с глазу на глаз с Темнятой, Лесорад признался, что на сей раз древесные чары дались ему куда легче, чем до сих пор, даже и недавней зимой.
– Привыкаю, видать, – проронил он.
Однако Темнята покачал головой:
– Сдаётся мне, не только в этом дело… Тебя с этими чарами-то и лес, и сама матушка-земля силой напитывают. А зимой ведь они спят. Да к тому же… Ты ведь, помнится, тогда говорил, что в прошлый-то раз твоими руками сам Велес действовал. А человеку, пусть даже и его сыну, силу его выдерживать тяжеленько. Он ведь, что ни говори, среди богов один из сильнейших…
– Тоже верно, – поразмыслив, признал Лесорад.
В самом деле, каждый раз, как ему по тем или иным причинам приходилось открыться силе батюшки Велеса, он далеко не сразу решался на это. А решившись, вынужден был после какое-то время приходить в себя.
– Не передумал?
– Нет. Всё едино ведь не простишь…
– Может, и простил бы, да ты ж сам не захотел.
– И не захотел! Моя бы воля, так я бы вовсе в какие леса от людей подале ушёл. Да нешто такие сыщешь…
– Чем тебе люди-то так не угодили?
– А чего от них лесу-то хорошего? Зверей бьют, деревья рубят… Не, конечно, нечасто, чтобы вовсе уж бессовестно, да как-то оно всё едино… ну… не любо мне такое! Лучше уж и впрямь деревом. Хоть про всё это думать не придётся. А ты, коли такой умный, уж сам преемника мне ищи!
Последнее леший произнёс с каким-то мстительным удовольствием. Однако Лесорада, уже полностью успокоившегося после дневной вспышки гнева, не так-то легко было сбить с толку. Опершись на посох, он спокойно проронил:
– Ничего, найду!
А дальше всё произошло примерно так же, как уже бывало. Потоки силы окутали лешего, и вскоре на месте его стояла высокая ель.
Глубоко вздохнув, Лесорад на миг наклонил голову. Винить себя здесь уж точно не приходилось – леший сам выбрал это. Может, потому нынче всё получилось куда легче, чем прежде. А раз так – по сему и быть.
Бессонная ночь и трудный, насыщенный день давали о себе знать. Хоть Лесного Пастыря сам лес силой подпитывал, да всё ж таки, как верно сказал когда-то леший в лесах близ Туманной топи, человеческой его половине требовался отдых. Однако Лесораду не хотелось оставаться здесь, рядом с бывшим лешим. Потому он неспешно зашагал вниз по течению ручья. Путь оказался недолгим – уже вскоре впереди показалась светлая, золотистая от опустившегося уже совсем низко солнца гладь реки. Выбрав подходящее местечко на берегу, Лесорад устроил себе ложе из хвороста и лапника, завернулся в плащ и лёг.
В эту ночь никто не тревожил его сон. Разве что под утро начал накрапывать дождь, как раз и разбудивший его.
Умываясь, Лесорад с усмешкой подумал, что вчера даже и не вспомнил, что не мешало бы поесть. Как-то не до того было. А вечером, когда все заботы вроде бы остались позади, на это просто не хватило сил. Однако сегодня стоило всё же подкрепиться. Впереди ждала не самая ближняя дорога, потому силы были нужны. Он не хотел добираться до лешака, десяток лет простоявшего вязом, тем путём, которым воспользовался накануне. А ногами по земле, как все люди, это день пути, как не поболе.
Дожёвывая пирог (ими заботливо снабдили его жена и тёща), Лесорад решил всё же глянуть, как там всё обошлось у парней с невестами. Благо чашу он, собираясь, на всякий случай уложил в котомку.
Судя по тому, что показала вода в чаше, первым, кто встретился четверым едва ли не сразу за воротами, оказался один из здешних волхвов. Лесорад чуть заметно усмехнулся: за всё время, проведённое в Верховье, он так ни разу и не добрался до святилища. Как-то не было в том надобности… Городец был не сказать что очень уж велик, потому отдельных святилищ Велеса, Сварога и прочих богов здесь не ставили – хватало и одного, в котором стояли все капи. А уж кому из них молиться да жертвы приносить, это каждый решал сам. Смотря когда да что надобно было. Услышать, о чём волхв говорил с вернувшимися из лесу чаша, понятно, не позволяла. Однако и без того было видно, что разговор их обрадовал. А уж как радовались и мать Желанки, и всё семейство Жиляты – тут и слов никаких не требовалось.
Удовлетворённо улыбнувшись, Лесорад провёл ладонью над чашей. Потом осторожно вылил воду под дерево, завернул чашу и спрятал в котомку. И вскоре ветви прибрежных деревьев уже сомкнулись за его спиной.
Он прошёл не так уж много, когда навстречу ему вышел вчерашний мужичок-лесовик.
– По здорову тебе!
– И тебе не хворать, – откликнулся Лесорад.
Лесовик малость замялся, но потом, видно, решившись, спросил:
– Так это… Нам-то чего теперь? Я вон вроде взрослый, а сам чую – как дитё несмысленное, толком-то ничего не знаю, не умею… Выходит, вроде как таким народился, большой, а ровно маленький. Думал, Хозяин здешний меня всему выучит, а оно вон как вышло – он меня, вишь, разом в дерево… Так до вчера и стоял. А теперь, ежели правильно понимаю, его и самого-то уже нету?
– Верно понимаешь, – кивнул Лесорад. – И сдаётся мне, новым здешним Хозяином как раз тебе и быть.
– Да как же… – лесовик был откровенно растерян. – Я ж того… и не знаю-то ничего, какой из меня Хозяин?
– Ничего, это дело наживное. Того, кто тебя всему выучит, я сам найду. Денька через два, думается, уже и…
Его слова успокоили лесовика:
– А, ну, когда так, дело иное. Ежели научат, так я только рад буду.
– Вот и ладно, – улыбнулся Лесорад.
Что ни своих лешачат, ни лесовиков-помощников у здешнего лешего не было, Лесорад знал совершенно точно. Кабы были, ему бы не пришлось надеяться на помощь обращённых в лешачих девок. А когда так, чем этот лесовик хуже каких-нибудь пришлых? Что пока он в лесу и впрямь мало что знает и умеет, так оно не диво, давно ли человеком-то был! А только возврата к людям, к прежней жизни для него нет. Это вон двум девкам только повезло, что и домашние, и женихи твёрдо хотели их вернуть. У остальных такого не случилось. А у этого мужичка и подавно – ежели сюда он вместе с женой попал. Вот только и её ведь наверняка позабыл, как и всё своё прошлое. Да и она едва ли о нём вспомнит как о муже… Ну, с этим уж сами как-нибудь разберутся. А их родичам, что всё хозяйство сгинувших в лесу под свою руку прибрали, их возвращение и вовсе ни к чему. Так и выходит, что всё едино придётся мужику с лесной жизнью осваиваться.
Дороги Лесорад не выбирал. Просто шёл через лес, точно зная, где ему нужно оказаться. И как раз к закату вышел на знакомую поляну.
В опустившемся уже на лес сумраке и старая пожухлая, и молодая трава казались почти одинаково серыми. Впрочем, Лесораду сейчас было не до того, чтобы её разглядывать. А то, что ему нужно, он неплохо видел и в сумерках. Остановившись в нескольких шагах от старого вяза, негромко спросил:
– Ну что, Хозяин, готов в прежнее обличье вернуться?
– А… тот где? – с некоторой тревогой откликнулся заключённый в древесный облик леший.
– После расскажу. Тебя он теперь всяко не потревожит больше.
Помня «заовражного» лешего и наложенные им когда-то чары, Лесорад знал, что почти все лешачьи заговоры и заклятья теряют силу, ежели наложивший их перестаёт существовать как леший. Не касалось это только двух видов чар: обращения кого-то в лесовика через зелье и вот этих – древесных. Они сами собой не рассеивались.
– Ну так что, готов? – ещё раз спросил он.
– Готов, – выдохнул его собеседник.
Лесорад чуть наклонил голову, сосредоточился. Уже почти привычно потоки силы туманными лентами потянулись к вязу, оплели, окутали чуть светящейся полупрозрачной дымкой. Поначалу вроде бы ничего не происходило, но через некоторое время туманный кокон начал сперва медленно, а потом всё быстрее уменьшаться, пока не стал разве только немногим выше человеческого роста. Когда дымка рассеялась, перед Лесорадом вместо вяза оказался леший в обычном своём обличье, то ли зверь, вставший на дыбки, то ли замшелая коряга.
– Уж прости, Велесич, что в человеческий облик… того… не могу пока, – чуть виновато и не слишком разборчиво прогудел он.
Лесорад отмахнулся:
– Тебе сейчас только облик менять! Сперва толком в себя приди, чай, не седмицу, не две деревом-то простоял. Да и меня лешачьим обличьем всяко не испугаешь.
– И то верно… Ну, пойдём, что ли, ко мне, отдохнёшь. Да и поговорим… Цела хоть избушка-то?
– Цела, – заверил его Лесорад.
Лешему понадобилось приложить немалые усилия, чтобы сдвинуться с места. Тело, долгие годы проведшее в неподвижности, не вдруг вспомнило, как это – двигаться, ходить… Однако через некоторое время он сумел всё же сделать, шаг, другой, и пошёл рядом с Лесорадом туда, где пряталась избушка. Искоса поглядывая на него, Лесорад видел, что леший на самом деле наслаждается вновь обретённой возможностью двигаться.
Избушка и впрямь была цела-целёхонька. Неподалёку от неё леший огляделся, подхватил какую-то трухлявую деревяшку, придирчиво оглядел. Похоже, деревяшка подходила его задумке, потому что он коротко кивнул и внёс её в избушку. Там, положив на стол, некоторое время водил над ней рукой, пока она не начала светиться – сперва тускло, а после всё ярче. Тогда леший отошёл в угол, с чем-то там повозился и вышел, пообещав, впрочем, скоро вернуться.
Ожидая возвращения хозяина, Лесорад с удовольствием скинул башмаки, набил их сухим мхом. По иному просушить их пока было негде – в избушке у лешего очага не водилось, потому как огнём лесная нежить всяко не пользовалась.
Через некоторое время леший вернулся с большим кувшином и кузовком. В кувшине оказался свежесобранный берёзовый сок, а заглядывать в кузовок Лесорад не стал. И без того понятно, что леший раздобыл чего-то себе на ужин, да для человека оно всё едино покажется несъедобным. Так что ужинали каждый своим, леший – тем, что принёс, а Лесорад – пирогами из своей котомки. Вот разве что запивали, наливая сок из одного кувшина. Благо в избушке отыскались и берестяные чашки.
После ужина Лесорад принялся рассказывать хозяину о том, что в последнее время творилось в округе. Всё же именно ему предстояло наводить в здешнем лесу порядок, возвращая ему былую силу.
Услышав, что творил его сосед, леший охнул:
– Да что ж он, вовсе сдурел? Кто ж это зелье туесами-то готовит! Да ещё в чужие руки отдал… Хоть и дочка ему, да всё едино ведь не вовсе лесная.
– А отчего помногу не готовят? – заинтересовался Лесорад.
Леший вздохнул:
– Так-то мы про это людям не говорим, да ты всё же Лесной Пастырь, тебе это надобно. Что туда кладётся – про то говорить не стану всё ж таки, а вот с остальным… Зелье то полную силу обретает, когда мы в него чары свои добавляем. А они постепенно вроде как выдыхаются. Ну, может, с полгода оно ещё действует, а после сила на нет сходит. Оттого и готовим только тогда, когда без этого никак не обойтись, и понемногу. Ну, ежели разобраться, так много-то и незачем…
Лесорад неприметно прикусил губу. Так вот почему, выходит, летом да осенью те, кого тем зельем угостили, почитай, сразу обратились, а воеводская дочка да её подружка-боярышня вот так – помалу, постепенно, оттого он и сумел их вытащить! Выходит, зелье к зиме большую часть силы порастеряло. Да и к лучшему, хоть удалось беды не допустить.
Услышав, что и девка-ведунья, и её отец теперь будут деревьями стоять, сколько простоят, леший невольно вздохнул: понятно, что наказание они заслужили, да он по себе знал: тяжко это. Хотя, ежели Велесова сила не только тело меняет, но и разум усыпляет, так, может, и ничего…
Тем временем Лесорад упомянул, что собственные-то владения обращённого в ель лешака, выходит, без Хозяина остались. Леший покачал головой:
– Мне бы со своими управиться. Он здесь так похозяйничал, что мне теперь, сдаётся, не одно лето разгребать…
– Да вишь, вроде и есть кому его владения передать. Там среди тех, кому зелья перепало, мужичок один. Ну, лесовик теперь, к людям-то уж не вернётся. Да одна беда – в лесной жизни он мало что смыслит. К тому же тот, как его увидел, в дерево обратил. Может, возьмёшься его наставлять? Глядишь, после добрым соседом тебе будет.
– А что, и возьмусь, пожалуй! – поразмыслив, откликнулся леший.
В самом деле, так он хотя бы будет знать, чего от соседа можно ждать. Да к тому же, глядишь, в самом деле подружатся, тоже ведь неплохо. И порядок в лесах вместе наводить всяко сподручнее.
Глава 47
На другой день Лесорад свёл двух лешаков вместе, убедился, что им удалось неплохо столковаться, после чего предоставил им самим решать, что да как делать дальше. Его собственное вмешательство здесь пока что больше не требовалось. Впрочем, ясно было, что нынешнее лето ему всё едино предстоит провести в этих местах. Столковаться-то лешаки столковались, да ведь и впрямь порядок в лесах наводить нелегко будет. А так, глядишь, и он где-то чем-то подсобит. И ему, ежели разобраться, хорошо – от жены хоть в первый год семейной жизни надолго уходить не придётся.
На обратном пути, перейдя через речку, он повстречался с боровым лешим, тем самым, которого тогда из-под упавшего дерева вытаскивали. И, пока вместе неспешно шли через лес, рассказал ему, что вызнать удалось да чем это обернулось. Леший только головой качал, слушая его рассказ. А на слова про зелье отреагировал так же, как его заречный сосед, до недавнего времени стоявший деревом:
– Вот же дурной! Нешто впрямь думал, будто тем себе лучше сделает? Только зелия попусту извёл да беды нажил.
Зато обещал, ежели что, молодому лешачку помогать да подсказывать. Мало ли, совет понадобится, а наставника рядом не случится! Так что за здешние леса Лесорад сейчас был почти спокоен. Почти – потому что дел впереди всё равно ждало немало.
Дома, после баньки и сытного ужина, Лесорад, разумеется, рассказал обо всём, что происходило в эти дни. Темнята, выслушав его, усмехнулся:
– Что всё удалось, мы уж знаем. Как девка домой вернулась, Жилята её братца к Притыке прислал, а он уж и нам рассказал. Они уж там и о свадьбе уговорились – чтоб между Ярилой и Купалой сыграть. До осени-то ни Жилята с родичами, ни жених ждать не хотят, и без того уж на полгода затянулось всё. Притыка говорил, тебя обязательно на свадьбе видеть хотят.
В этом не было ничего особо удивительного. В самом деле, не будь Лесорада, и свадьбы этой не случилось бы, девка осталась бы в лесу – то ли лесовухой, то ли деревом, в какое раздражённый их непонятливостью леший обратил девок, и без того потерявших себя прежних.
Зато рассказ о том, как всё вышло и с прежним лешим, и с тем, кто, получается, пришёл ему на смену, выслушан был со всем вниманием. Женщины, понятно, ахали, мужчины переглядывались то тревожно, то одобрительно. Темнята смотрел на зятя с искренним уважением. Пожалуй, из всей семьи он лучше всех понимал молодого ведуна. Всё же за годы служения Прави ему и самому довелось повидать множество самой разной нежити. И то, что Лесорад без колебаний делал то, что должно, для него значило куда больше, чем любые слова.
Заканчивая рассказ, Лесорад усмехнулся:
– Крутиле и его родичам я покуда про то рассказывать не стал. Пусть уж сперва лешаки хоть что-то сделают, а там, глядишь, ничего говорить и не придётся.
Это тоже было правильно. Чего попусту говорить, пока прежний лешак, вернувшись, едва взялся порядок в лесу наводить.
Лишь оставшись с глазу на глаз с Темнятой, Лесорад признался, что на сей раз древесные чары дались ему куда легче, чем до сих пор, даже и недавней зимой.
– Привыкаю, видать, – проронил он.
Однако Темнята покачал головой:
– Сдаётся мне, не только в этом дело… Тебя с этими чарами-то и лес, и сама матушка-земля силой напитывают. А зимой ведь они спят. Да к тому же… Ты ведь, помнится, тогда говорил, что в прошлый-то раз твоими руками сам Велес действовал. А человеку, пусть даже и его сыну, силу его выдерживать тяжеленько. Он ведь, что ни говори, среди богов один из сильнейших…
– Тоже верно, – поразмыслив, признал Лесорад.
В самом деле, каждый раз, как ему по тем или иным причинам приходилось открыться силе батюшки Велеса, он далеко не сразу решался на это. А решившись, вынужден был после какое-то время приходить в себя.
