То есть, жертвенная дева, — Берни усмехнулся воспоминаниям. Они впрямь не знали, что эта белокурая, одетая в простое белое платье девушка с резкими скулами и очень решительным взглядом и есть осиротевшая королева. Девица вышла прямо к Кэдогану с видом драконьей жертвы, но держалась с достоинством, даже вызовом, хмуря тонкие бровки. Совсем одна она стояла под аркой ворот, распущенные волосы трепал сильный ветер, на тоненькую фигурку падали тени от заслонивших солнце драконовым крылом туч. Тогда их дракон и пропал. Кэдоган во все глаза уставился на девицу, но это был совсем не тот взор, каким принц обычно награждал понравившихся женщин. Берни не думал, что Кэди умеет так смотреть – с таким восторгом, нежностью и... любопытством. Айрон-Кэдоган Нейдреборн влюбился.
— А её кузен? — Альда прижалась щекой к его спине, отчего Берни всё же чуть сжал бока коня, ускоряя шаг. Или он вывалится из седла от слабости и боли, или Альда снова простынет, а въехать им всё равно придётся. Они обошли повозку, устремились прямо к воротам. Кузен их встречать точно не будет...
— Он был с ней, выпрыгнул из-за её юбок, да поздно, Кэди уже увидел свою деву. Лауритс же не воевал... Его отец и дядя, его трое братьев погибли в бою, а он отсиживался у юбок принцессы! — Конь ступил на доски моста. — Конечно, одобрения драгун он не услышал. Он же был жалким трусом, слизнем, так его звала Хенрика...
Громада крепостных стен поглотила Оссори. Широкие, прочные, из крупного камня, способные вынести долгую осаду, в первый же мирный год они познали женскую руку — арка ворот украсилась нарядным орнаментом из гарпий и цветов. Оссори попали на узкую эспланаду. Вздохнув, Берни направил коня ко второй стене, за которой и начинался город. А ещё там ждала охрана, у которой будут вопросы. Стражники на галерее над воротами стояли вполне мирно, граф Оссори интересовал их даже меньше топчущих доски ворот ослов.
— Зачем ты мне это рассказываешь? Берни, тебе плохо?
Берни из последних сил выпрямился, сглотнул, боль под грудью отчаянно пульсировала. Двое стражников с протазанами наперевес вышли навстречу. Лишь бы не упасть им под ноги...
— Затем, чтобы ты не удивлялась, если Лауритс меня схватит, не пожелав оставить обиды. Ты, конечно, вольна поехать домой или дождаться своего женишка.
— Рональд!
Альда стукнула его по спине легонько, но Оссори хватило и этого. Он с силой схватился за луку седла, едва не падая на конскую шею. В глазах темно, вздох не даётся, его тащит вниз... Кажется, стражники спросили, кто идёт. Берни разжал губы для ответа, но до слуха уже доносился испуганный голос Альды: «Оссори, граф и графиня Уэйкшор... Частный визит... Нужен лекарь...». Берни ещё ловил обрывки фраз, но назвать жену дурой сил у него не оставалось.
— ... было спокойно! Патруль не доносил о беспорядках.
— А это что? Ратуша снимет нам голову, на нашей дороге разбойники чуть не убили гостей короля! Если не сам король снимет...
— Но это могут быть не разб...
— Это граф Оссори! И он с женой приехал раненый, на одном коне.
— На них могли напасть раньше Эмерикского тракта.
— Вот и молись об этом.
Берни с трудом разлепил веки. Мир противно мутнел, норовил куда-то укатиться. Рядом гневно рычали и шипели на блицард, а он лежал на спине и холод больше не лез под одежду. Кордегардия, догадался Оссори, но закрыть глаза не успел.
— Очнулся! На пост, живо, высматривай лекаря. Граф, вы меня слышите? Граф Оссори!
— Слышу... очень хорошо. — Берни поморщился от чужого громозвучного голоса. И это ему пеняют, что он громкий. Во рту кисло и сухо, в теле такая слабость, что даже повисшей руки не поднять.
Над Оссори появилась принявшая чёткие очертания физиономия. Гладко выбритый блондин с крупным носом и косматыми бровями, чуть загорелая кожа, через бровь белеет маленький шрам. Не блондин, просто выгорел под солнцем. Под песочным солнцем. Без плаща, чёрная ватная куртка ниже бёдер перетянута на поясе широким ремнём, на шее блестит начищенный горжет с барсом Яноре. У бедра внушительная двуручная сабля с широким клинком и поперечной гардой. Куда тяжелее, опаснее драгунской, должно быть, такой Лауритс и рубил головы песочникам.
— Что с вами случилось? Я капитан Норшейн, сегодня я дежурю у главных ворот. На вас напали?
— Не разбойники, — поспешил заверить Берни, внимательно следя за реакцией капитана. Тот и бровью не повёл, но взгляд посветлел. Ещё бы, выволочек никто не любит. — Это было... личное.
Капитан понимающе кивнул, утрачивая к «личному» всякий интерес.
— Ваша жена попросила позвать лекаря, за ним послано.
Жена. Берни повертел головой, но в небольшой отштукатуренной комнате Альды не обнаружилось. Как бы то ни было, до поры охрана верила в легенду Альды о частном визите четы Оссори к королю Лауритсу, явно не имея распоряжений о блаутурском полковнике-дезертире. Но будут, как только Рейнольт снова возьмёт след. Жена. Где же?
— Моя супруга...
— Она сказала, что немного пройдётся. — Норшейн торопливо отвернулся, пряча улыбку. Не иначе стал свидетелем их перебранки. Неужели Оссори опять наговорил в бреду лишнего? Он с трудом увернулся от множества вопросов Альды после ночи в доме фогта. А сейчас она решила пройтись... Что же, бежать он не сможет, так что даже если обиженная Альда приведёт жениха, деваться некуда. — У вас серьёзная рана, граф. Послать к королю за провожатыми? В седло вам сейчас нельзя.
— Нет, — слишком резко и поспешно. Капитан удивлённо приподнял прореженные шрамом кусты бровей. — Это пустяк, рану уже залечили. Вероятно, дорога меня утомила, но сейчас я отдохну, а до Сегне совсем близко.
Капитан пожал плечами и выглянул в крохотное слюдяное окошко, пропускающее в комнатку кордегардии жалкие, но всё же лучи света. Здесь горел очаг, у него же грелся Берни. Он приподнялся на локте, ухватившись другой рукой за край, как оказалось, узкой скамьи. Рана сразу дала о себе знать тысячей пронзающих иголок, не иначе, шпага того рейнольтова молодца ядовита. Оссори чуть сдвинул с груди чужой, скорее всего капитанский чёрный плащ, с которого на него сразу же оскалилась морда вышитого барса. Благородный северный зверь обратился чудищем, готовым вгрызться в глотку любому, кто придётся ему не по нраву. Яноре умеет встречать гостей. Куртка расшнурована, рубашка задрана над грудью, рану успели освободить от повязки и промыть. Длиной с ладонь, неизвестной глубины, так похожая на глумливый оскал псины... Расправив рубашку, Берни опустился обратно на скамью.
Взгляд уткнулся в стену напротив входа. Сплошь увешанная щитами прошлых времён и последней войны, она бы радовала глаз, если бы с центрального вытянутого щита не щерился всё тот же барс. Лауритс не был героем Девятнадцатилетней, но его отец прославил имя Яноре за слишком нежного для войны сына. Кто мог знать, что этот слизень за четыре года исходит Пески так, как многие не смогли бы за десять? Вернётся воином, человеком войны, займёт трон и станет для Берни, как уверяла Альда, королём Жарких Пеков?
— Могу предложить скромный обед... или хотя бы тёплое питьё, — заботливый капитан очутился рядом.
До Берни донеслись запахи чего-то съестного и вкусного, обычная солдатская стряпня, знакомая с армии. Но он покачал головой, руки по-прежнему казались неподъёмными, а кормить себя граф Оссори не позволит.
Скрипнула входная дверь, на миг Берни обдало холодный воздухом, в комнате закружился ворох снежинок, тут же оседая на полу новой лужей. Он сощурился на слишком яркий белый уличный свет, различил мужские сапоги, что потопали на плетёном соломенном коврике у двери, стряхивая снег, и важно ступили на грязный, в разводах пол. Рядом плеснули женские юбки. Лишь на миг сердце бешено ударило в самую рану. Образ Рейнольта развеялся, едва прозвучал голос вошедшего:
— Рыжий рыцарь брёл домой, бури гнал он головой... Граф Оссори! Какие бури роятся в вашей рыжедьявольской голове на этот раз? — рассмеялся Людвик Орнёре.
Если раньше в голове Оссори гуляли разве что неприкаянные ветры, то сейчас впрямь разразилась буря. Сенешаль Хенрики, мессир фокусник, кончиками длинных пальцев смахивал снег с плеч. Перчаток он не носил даже при дворе. Закончив приводить себя в порядок, высокий, долговязый мужчина плотнее закутался в широкий чёрный плащ до пят и оглядел кордегардию. Аккуратные усики чуть заметно дрогнули в брезгливой ухмылке. Широкополая чёрная же шляпа была надвинута на самые глаза, тень от неё тянулась до тяжёлого гладко выбритого подбородка с ямочкой. Берни очень хорошо помнил, что за глаза скрываются в темноте.
— Мои приветствия, господин Орнёре. — Берни с усилием сел на скамье, встать не получится, но и лежать в присутствии этого фокусника немыслимо. Слишком ядовито усмехались его усишки.
Людвик кивнул, придерживая поля шляпы. Снова хлопнула дверь, на этот раз со снегом зашёл стражник, должно быть, тот, которого посылали за лекарем. Запыхавшийся мужчина бегло осмотрел гостей и вопросительно глянул капитана Норшейна, но тот щурился на Орнёре, явно недовольный его визитом.
Так может, фокусника попросят вон? Оссори был бы признателен...
— Я встретила мессира Людвика в книжной лавке, правда, удачно? — Альда, с раскрасневшимися от холода щеками и сияющими глазами, присела около Берни.
Она расправила юбки и уставилась на Орнёре, как... зачарованная? Берни чуть было её не встряхнул, что за морок на неё напустил этот сенешалишко?
— Мессир Людвик милостиво согласился провести нас в Сегне. То есть меня, — Альда бросила Людвику озорную улыбку, — но я не оставлю бедного глупого мужа.
Кабы не присутствие посторонних, граф Оссори бы невоспитанно разинул рот. Его графиня смерила супруга взглядом, улыбнулась. Он, раненый, из милости хильмской стражи ютится в кордегардии, а она шастает по книжным рядам и заводит шашни с придворными чарод... фокусниками?! Альда, будто уловив его настроение, погасила улыбку.
— Как твоя рана?
— Плохо.
— Действительно, выглядите скверно, — прицокнул языком Людвик Орнёре. — Никак учились летать? И очень больно упали.
Оссори закусил губу, отвёл взгляд от испытующе уставившегося Орнёре. Хлопнула дверь, на этот раз вместе с холодом принеся запах огнистой воды и настоек. Так лекарям Берни ещё никогда не радовался.
— Почему так долго? — капитан Норшейн подскочил к врачу, радуясь возможности отпихнуть Людвика в сторону.
Тот, не противясь, тенью скользнул к столу в углу и присел на краешек скамьи, на которой, должно быть, караульные рассаживались во время обеда.
Лекарь с достоинством снял плащ, прошёл к Берни, не скрывая довольной ухмылочки. Сколько Альда обещала заплатить?
— Что же вы, граф Оссори? — раздался голос из потемневшего враз угла. Людвик был в чёрном, но казалось, там стало темнее, чем должно быть. — Вставайте, нам пора в Сегне, король заждался!
Лауритс? Заждался? Берни сжал край скамьи. Король не мог знать о его прибытии, Людвик не успел бы сообщить будь он хоть сотню раз нечистью. Но король ждал... Неужели Рейнольт успел? И если успел, согласился ли Лари выдать Оссори? От злости на себя Берни скрипнул зубами. Побег будет недолгим и довольно смешным.
— Графу Оссори нужна помощь! У него серьёзное ранение. — Лекарь колыхнул брюшком, пригладил покрытую редкими чёрными волосами залысину. Холёные белые пальцы ловко задрали Оссори рубашку, но и всё на этом. Коновал пробежался глазками с лица Берни на рану, пожевал губу, растерянно кашлянул.
— Как я и сказал, граф вполне может ехать, — пропел угол. — Или бравые драгуны боятся таких царапин?
Берни уставился на тонкую розовеющую царапину вместо раскрывшейся глубокой раны. Он чувствовал рану, он знал, что она всё ещё есть, но увиденное заставляло усомниться, в здравом ли он уме. Вот и первый фокус от мессира Орнёре. Совсем близко ахнула Альда, крякнул, осенив себя святым знамением, капитан Норшейн. Перед Оссори выросла тень, протянула руку с гладкой, без линий, ладонью.
— Ну как, граф, раздумали умирать? Идёмте.
Собрав силы, Берни поднялся. Руки Людвика он не взял. Кое-как натянув колет и плащ, Оссори оглянулся на ставшего таким родным Норшейна. Но тот только кивнул ему, прощаясь. На скамье остался сидеть забывший о плате лекарь.
Захлопнулась дверь, и Оссори повис на руке сенешаля. Тот будто ждал этого, так ловко придержал готовящуюся рухнуть жертву.
— Рональд! Крепись, сейчас мы сядем в карету. — Альда схватила его за другую руку. — Господин Людвик, что это за шутки?
За такой тон «господин Людвик» должен был обратить её в настоящую сосульку, но Берни услышал только виноватый вздох.
— Простите, не вытерпел. Могу я загладить вину? — Орнёре без видимого напряжения вёл его к своей карете. Оссори с трудом переставлял ноги, рана ныла и, кажется, кровоточила, но он успевал поворачивать голову от жены к сенешалю.
— Вы уберёте эту иллюзию и вылечите моего мужа по-настоящему.
— Разумеется, госпожа. — Фокусник покаянно кивнул. Альда довольно сжала Берни руку.
— Зачем ты его притащила? — зашипел Берни на ухо не в меру возгордившейся собой жене. — И что с Лари? Откуда он знает о нас?
— Графиня Оссори не притащила, я сам предложил ей помощь, а она согласилась. — На миг ветер потревожил поля шляпы Людвика, но Берни хватило и этого, чтобы увидеть пронзающий взор серых глаз с крошечными зрачками. — А Лауритс о вас понятия не имеет, Оссори. Вы всё ещё слишком высоко летаете.
Эскарлота
Айруэла
1
— Здесь ли ты, сестрица?
Хенрика Яльте не ждала ответа, открывая ключом овальную дверь в покои мёртвой королевы, и всё же получила его. Луна осветила спальню квадратами прозревших окон, когда Хенрика освободила их от бельм ставен. Ледяная фигурка, зайчонок со снежной шёрсткой, краса Блицарда, Диана не пожелала оставить в огненном крае и следа от себя.
Яд нашей жизни вбирает не камень стен. Если ты Яльте, то отраву твоего бытия впитают костяные руны и кристаллы из недр Аделаидских гор. Деревянный гребень с резьбой, воплощающей полёт сокола над волнами. Ленты, вышитые девицами Яльте и вплетённые друг другу в косы накануне прощания. Серебряное блюдце с закоптевшим от обрядов дном. Шкурка ласки, что зовёт духов, когда гладишь её и шепчешь заветные слова. Связка медных бубенцов с язычками, раскрашенными красной эмалью. Тряпичная кукла в тиктийском венце — она выслушает и сбережет любые твои секреты. Кому поверяла их бедная Диана? Куда пропало всё, чем она по-настоящему владела?
Пустые поверхности из мозаик и перламутра, столь чуждых Северу, запертые сундуки. И холод, вечный холод, для кого и зачем теперь разводить огонь?
Повинуясь луне, по мозаичному полу поплыли лебеди, приманенные горстями зёрен в ладонях какой-то святой. Стены замерцали творёным золотом, покрывавшим тиснёную кожу обоев. С капителей колонн ангелочки свесили любопытные личики. Каково было тяготевшей к вере предков сестрице под этим блистательным, богоугодным надзором?
Чем дальше ступала Хенрика вглубь первой комнаты, тем явственнее чуяла горькие травяные запахи, сотворённые не ворожбой — лечением хвори, погубившей бедную сестру. Воспаление лёгких, так сказали Хенрике, и за названием болезни ей слышалось недосказанное осуждение: немудрено при таком-то образе жизни, с ледяными ваннами, ездой верхом в любую погоду! Что ж, королеву лечили невежды.
— А её кузен? — Альда прижалась щекой к его спине, отчего Берни всё же чуть сжал бока коня, ускоряя шаг. Или он вывалится из седла от слабости и боли, или Альда снова простынет, а въехать им всё равно придётся. Они обошли повозку, устремились прямо к воротам. Кузен их встречать точно не будет...
— Он был с ней, выпрыгнул из-за её юбок, да поздно, Кэди уже увидел свою деву. Лауритс же не воевал... Его отец и дядя, его трое братьев погибли в бою, а он отсиживался у юбок принцессы! — Конь ступил на доски моста. — Конечно, одобрения драгун он не услышал. Он же был жалким трусом, слизнем, так его звала Хенрика...
Громада крепостных стен поглотила Оссори. Широкие, прочные, из крупного камня, способные вынести долгую осаду, в первый же мирный год они познали женскую руку — арка ворот украсилась нарядным орнаментом из гарпий и цветов. Оссори попали на узкую эспланаду. Вздохнув, Берни направил коня ко второй стене, за которой и начинался город. А ещё там ждала охрана, у которой будут вопросы. Стражники на галерее над воротами стояли вполне мирно, граф Оссори интересовал их даже меньше топчущих доски ворот ослов.
— Зачем ты мне это рассказываешь? Берни, тебе плохо?
Берни из последних сил выпрямился, сглотнул, боль под грудью отчаянно пульсировала. Двое стражников с протазанами наперевес вышли навстречу. Лишь бы не упасть им под ноги...
— Затем, чтобы ты не удивлялась, если Лауритс меня схватит, не пожелав оставить обиды. Ты, конечно, вольна поехать домой или дождаться своего женишка.
— Рональд!
Альда стукнула его по спине легонько, но Оссори хватило и этого. Он с силой схватился за луку седла, едва не падая на конскую шею. В глазах темно, вздох не даётся, его тащит вниз... Кажется, стражники спросили, кто идёт. Берни разжал губы для ответа, но до слуха уже доносился испуганный голос Альды: «Оссори, граф и графиня Уэйкшор... Частный визит... Нужен лекарь...». Берни ещё ловил обрывки фраз, но назвать жену дурой сил у него не оставалось.
— ... было спокойно! Патруль не доносил о беспорядках.
— А это что? Ратуша снимет нам голову, на нашей дороге разбойники чуть не убили гостей короля! Если не сам король снимет...
— Но это могут быть не разб...
— Это граф Оссори! И он с женой приехал раненый, на одном коне.
— На них могли напасть раньше Эмерикского тракта.
— Вот и молись об этом.
Берни с трудом разлепил веки. Мир противно мутнел, норовил куда-то укатиться. Рядом гневно рычали и шипели на блицард, а он лежал на спине и холод больше не лез под одежду. Кордегардия, догадался Оссори, но закрыть глаза не успел.
— Очнулся! На пост, живо, высматривай лекаря. Граф, вы меня слышите? Граф Оссори!
— Слышу... очень хорошо. — Берни поморщился от чужого громозвучного голоса. И это ему пеняют, что он громкий. Во рту кисло и сухо, в теле такая слабость, что даже повисшей руки не поднять.
Над Оссори появилась принявшая чёткие очертания физиономия. Гладко выбритый блондин с крупным носом и косматыми бровями, чуть загорелая кожа, через бровь белеет маленький шрам. Не блондин, просто выгорел под солнцем. Под песочным солнцем. Без плаща, чёрная ватная куртка ниже бёдер перетянута на поясе широким ремнём, на шее блестит начищенный горжет с барсом Яноре. У бедра внушительная двуручная сабля с широким клинком и поперечной гардой. Куда тяжелее, опаснее драгунской, должно быть, такой Лауритс и рубил головы песочникам.
— Что с вами случилось? Я капитан Норшейн, сегодня я дежурю у главных ворот. На вас напали?
— Не разбойники, — поспешил заверить Берни, внимательно следя за реакцией капитана. Тот и бровью не повёл, но взгляд посветлел. Ещё бы, выволочек никто не любит. — Это было... личное.
Капитан понимающе кивнул, утрачивая к «личному» всякий интерес.
— Ваша жена попросила позвать лекаря, за ним послано.
Жена. Берни повертел головой, но в небольшой отштукатуренной комнате Альды не обнаружилось. Как бы то ни было, до поры охрана верила в легенду Альды о частном визите четы Оссори к королю Лауритсу, явно не имея распоряжений о блаутурском полковнике-дезертире. Но будут, как только Рейнольт снова возьмёт след. Жена. Где же?
— Моя супруга...
— Она сказала, что немного пройдётся. — Норшейн торопливо отвернулся, пряча улыбку. Не иначе стал свидетелем их перебранки. Неужели Оссори опять наговорил в бреду лишнего? Он с трудом увернулся от множества вопросов Альды после ночи в доме фогта. А сейчас она решила пройтись... Что же, бежать он не сможет, так что даже если обиженная Альда приведёт жениха, деваться некуда. — У вас серьёзная рана, граф. Послать к королю за провожатыми? В седло вам сейчас нельзя.
— Нет, — слишком резко и поспешно. Капитан удивлённо приподнял прореженные шрамом кусты бровей. — Это пустяк, рану уже залечили. Вероятно, дорога меня утомила, но сейчас я отдохну, а до Сегне совсем близко.
Капитан пожал плечами и выглянул в крохотное слюдяное окошко, пропускающее в комнатку кордегардии жалкие, но всё же лучи света. Здесь горел очаг, у него же грелся Берни. Он приподнялся на локте, ухватившись другой рукой за край, как оказалось, узкой скамьи. Рана сразу дала о себе знать тысячей пронзающих иголок, не иначе, шпага того рейнольтова молодца ядовита. Оссори чуть сдвинул с груди чужой, скорее всего капитанский чёрный плащ, с которого на него сразу же оскалилась морда вышитого барса. Благородный северный зверь обратился чудищем, готовым вгрызться в глотку любому, кто придётся ему не по нраву. Яноре умеет встречать гостей. Куртка расшнурована, рубашка задрана над грудью, рану успели освободить от повязки и промыть. Длиной с ладонь, неизвестной глубины, так похожая на глумливый оскал псины... Расправив рубашку, Берни опустился обратно на скамью.
Взгляд уткнулся в стену напротив входа. Сплошь увешанная щитами прошлых времён и последней войны, она бы радовала глаз, если бы с центрального вытянутого щита не щерился всё тот же барс. Лауритс не был героем Девятнадцатилетней, но его отец прославил имя Яноре за слишком нежного для войны сына. Кто мог знать, что этот слизень за четыре года исходит Пески так, как многие не смогли бы за десять? Вернётся воином, человеком войны, займёт трон и станет для Берни, как уверяла Альда, королём Жарких Пеков?
— Могу предложить скромный обед... или хотя бы тёплое питьё, — заботливый капитан очутился рядом.
До Берни донеслись запахи чего-то съестного и вкусного, обычная солдатская стряпня, знакомая с армии. Но он покачал головой, руки по-прежнему казались неподъёмными, а кормить себя граф Оссори не позволит.
Скрипнула входная дверь, на миг Берни обдало холодный воздухом, в комнате закружился ворох снежинок, тут же оседая на полу новой лужей. Он сощурился на слишком яркий белый уличный свет, различил мужские сапоги, что потопали на плетёном соломенном коврике у двери, стряхивая снег, и важно ступили на грязный, в разводах пол. Рядом плеснули женские юбки. Лишь на миг сердце бешено ударило в самую рану. Образ Рейнольта развеялся, едва прозвучал голос вошедшего:
— Рыжий рыцарь брёл домой, бури гнал он головой... Граф Оссори! Какие бури роятся в вашей рыжедьявольской голове на этот раз? — рассмеялся Людвик Орнёре.
Если раньше в голове Оссори гуляли разве что неприкаянные ветры, то сейчас впрямь разразилась буря. Сенешаль Хенрики, мессир фокусник, кончиками длинных пальцев смахивал снег с плеч. Перчаток он не носил даже при дворе. Закончив приводить себя в порядок, высокий, долговязый мужчина плотнее закутался в широкий чёрный плащ до пят и оглядел кордегардию. Аккуратные усики чуть заметно дрогнули в брезгливой ухмылке. Широкополая чёрная же шляпа была надвинута на самые глаза, тень от неё тянулась до тяжёлого гладко выбритого подбородка с ямочкой. Берни очень хорошо помнил, что за глаза скрываются в темноте.
— Мои приветствия, господин Орнёре. — Берни с усилием сел на скамье, встать не получится, но и лежать в присутствии этого фокусника немыслимо. Слишком ядовито усмехались его усишки.
Людвик кивнул, придерживая поля шляпы. Снова хлопнула дверь, на этот раз со снегом зашёл стражник, должно быть, тот, которого посылали за лекарем. Запыхавшийся мужчина бегло осмотрел гостей и вопросительно глянул капитана Норшейна, но тот щурился на Орнёре, явно недовольный его визитом.
Так может, фокусника попросят вон? Оссори был бы признателен...
— Я встретила мессира Людвика в книжной лавке, правда, удачно? — Альда, с раскрасневшимися от холода щеками и сияющими глазами, присела около Берни.
Она расправила юбки и уставилась на Орнёре, как... зачарованная? Берни чуть было её не встряхнул, что за морок на неё напустил этот сенешалишко?
— Мессир Людвик милостиво согласился провести нас в Сегне. То есть меня, — Альда бросила Людвику озорную улыбку, — но я не оставлю бедного глупого мужа.
Кабы не присутствие посторонних, граф Оссори бы невоспитанно разинул рот. Его графиня смерила супруга взглядом, улыбнулась. Он, раненый, из милости хильмской стражи ютится в кордегардии, а она шастает по книжным рядам и заводит шашни с придворными чарод... фокусниками?! Альда, будто уловив его настроение, погасила улыбку.
— Как твоя рана?
— Плохо.
— Действительно, выглядите скверно, — прицокнул языком Людвик Орнёре. — Никак учились летать? И очень больно упали.
Оссори закусил губу, отвёл взгляд от испытующе уставившегося Орнёре. Хлопнула дверь, на этот раз вместе с холодом принеся запах огнистой воды и настоек. Так лекарям Берни ещё никогда не радовался.
— Почему так долго? — капитан Норшейн подскочил к врачу, радуясь возможности отпихнуть Людвика в сторону.
Тот, не противясь, тенью скользнул к столу в углу и присел на краешек скамьи, на которой, должно быть, караульные рассаживались во время обеда.
Лекарь с достоинством снял плащ, прошёл к Берни, не скрывая довольной ухмылочки. Сколько Альда обещала заплатить?
— Что же вы, граф Оссори? — раздался голос из потемневшего враз угла. Людвик был в чёрном, но казалось, там стало темнее, чем должно быть. — Вставайте, нам пора в Сегне, король заждался!
Лауритс? Заждался? Берни сжал край скамьи. Король не мог знать о его прибытии, Людвик не успел бы сообщить будь он хоть сотню раз нечистью. Но король ждал... Неужели Рейнольт успел? И если успел, согласился ли Лари выдать Оссори? От злости на себя Берни скрипнул зубами. Побег будет недолгим и довольно смешным.
— Графу Оссори нужна помощь! У него серьёзное ранение. — Лекарь колыхнул брюшком, пригладил покрытую редкими чёрными волосами залысину. Холёные белые пальцы ловко задрали Оссори рубашку, но и всё на этом. Коновал пробежался глазками с лица Берни на рану, пожевал губу, растерянно кашлянул.
— Как я и сказал, граф вполне может ехать, — пропел угол. — Или бравые драгуны боятся таких царапин?
Берни уставился на тонкую розовеющую царапину вместо раскрывшейся глубокой раны. Он чувствовал рану, он знал, что она всё ещё есть, но увиденное заставляло усомниться, в здравом ли он уме. Вот и первый фокус от мессира Орнёре. Совсем близко ахнула Альда, крякнул, осенив себя святым знамением, капитан Норшейн. Перед Оссори выросла тень, протянула руку с гладкой, без линий, ладонью.
— Ну как, граф, раздумали умирать? Идёмте.
Собрав силы, Берни поднялся. Руки Людвика он не взял. Кое-как натянув колет и плащ, Оссори оглянулся на ставшего таким родным Норшейна. Но тот только кивнул ему, прощаясь. На скамье остался сидеть забывший о плате лекарь.
Захлопнулась дверь, и Оссори повис на руке сенешаля. Тот будто ждал этого, так ловко придержал готовящуюся рухнуть жертву.
— Рональд! Крепись, сейчас мы сядем в карету. — Альда схватила его за другую руку. — Господин Людвик, что это за шутки?
За такой тон «господин Людвик» должен был обратить её в настоящую сосульку, но Берни услышал только виноватый вздох.
— Простите, не вытерпел. Могу я загладить вину? — Орнёре без видимого напряжения вёл его к своей карете. Оссори с трудом переставлял ноги, рана ныла и, кажется, кровоточила, но он успевал поворачивать голову от жены к сенешалю.
— Вы уберёте эту иллюзию и вылечите моего мужа по-настоящему.
— Разумеется, госпожа. — Фокусник покаянно кивнул. Альда довольно сжала Берни руку.
— Зачем ты его притащила? — зашипел Берни на ухо не в меру возгордившейся собой жене. — И что с Лари? Откуда он знает о нас?
— Графиня Оссори не притащила, я сам предложил ей помощь, а она согласилась. — На миг ветер потревожил поля шляпы Людвика, но Берни хватило и этого, чтобы увидеть пронзающий взор серых глаз с крошечными зрачками. — А Лауритс о вас понятия не имеет, Оссори. Вы всё ещё слишком высоко летаете.
Глава 27
Эскарлота
Айруэла
1
— Здесь ли ты, сестрица?
Хенрика Яльте не ждала ответа, открывая ключом овальную дверь в покои мёртвой королевы, и всё же получила его. Луна осветила спальню квадратами прозревших окон, когда Хенрика освободила их от бельм ставен. Ледяная фигурка, зайчонок со снежной шёрсткой, краса Блицарда, Диана не пожелала оставить в огненном крае и следа от себя.
Яд нашей жизни вбирает не камень стен. Если ты Яльте, то отраву твоего бытия впитают костяные руны и кристаллы из недр Аделаидских гор. Деревянный гребень с резьбой, воплощающей полёт сокола над волнами. Ленты, вышитые девицами Яльте и вплетённые друг другу в косы накануне прощания. Серебряное блюдце с закоптевшим от обрядов дном. Шкурка ласки, что зовёт духов, когда гладишь её и шепчешь заветные слова. Связка медных бубенцов с язычками, раскрашенными красной эмалью. Тряпичная кукла в тиктийском венце — она выслушает и сбережет любые твои секреты. Кому поверяла их бедная Диана? Куда пропало всё, чем она по-настоящему владела?
Пустые поверхности из мозаик и перламутра, столь чуждых Северу, запертые сундуки. И холод, вечный холод, для кого и зачем теперь разводить огонь?
Повинуясь луне, по мозаичному полу поплыли лебеди, приманенные горстями зёрен в ладонях какой-то святой. Стены замерцали творёным золотом, покрывавшим тиснёную кожу обоев. С капителей колонн ангелочки свесили любопытные личики. Каково было тяготевшей к вере предков сестрице под этим блистательным, богоугодным надзором?
Чем дальше ступала Хенрика вглубь первой комнаты, тем явственнее чуяла горькие травяные запахи, сотворённые не ворожбой — лечением хвори, погубившей бедную сестру. Воспаление лёгких, так сказали Хенрике, и за названием болезни ей слышалось недосказанное осуждение: немудрено при таком-то образе жизни, с ледяными ваннами, ездой верхом в любую погоду! Что ж, королеву лечили невежды.
