Яноре вдруг оживился, неужели понял?
— В крае мор, — Слизень вздохнул, с надеждой поглядел на Берни и Кэди, но помощи не дождался. — Сказки о королеве-ведьме — не есть правда. Этому верить... ребёнок, дурак! Королева есть... без голова, фью! — Лари постучал себя по затылку. — Историю придумать люди.
С каждым словом слизня Хью и Джон мрачнели всё больше.
— Дураки, значит? — Джон скрестил руки на груди, немного откинулся в седле. — Можете так и перевести слизню, что дурак здесь один, и это он.
Обиженный друг приостановил коня, Хью поддержал, они пристроились позади Берни и Энтони. Лари растерянно оглянулся и склонил голову набок, его лоб прорезало несколько морщинок.
— Что значит «слизень»? — Яноре произнёс «слизень» сквозь зубы, будто пробуя слово на вкус.
Кэдоган, усмехаясь, махнул на Лари рукой.
— То же, что «господин», «мессир»...
— О! Обращение на блаутур?
— Только к твоей высочайшей особе, дорогуша, — откликнулся позади Хью. — Хочешь, научим и другим словам? Война, долг, честь, трус, знакомо? Повтори-ка!
— Война знать, — закивал Лари. Покусав губу, повернулся к Кэди. — Долг, честь... трус?
— Верно. Долг, честь — то, чего у тебя нет, а трус — неужели это слово не знакомо? — ответил Кэдоган на блицард.
Язык звучал так чисто, что Берни тряхнул головой от резкой перемены. Он достаточно хорошо знал блицард, чтобы значение слов открывалось раньше, чем он успевал вдуматься. И только спустя мгновения Берни осознал, что именно сказал Кэдоган.
Оссори вскочил со стула быстрее, чем понял, что король распахнул двери в комнату и уже шагнул за порог. Казалось, у Лауритса Яноре ушла всего секунда на то, чтобы остановиться, взглянуть на Берни, склонив голову к плечу, окинуть взглядом уже весь зал и направиться к столу. Не найдя слов, Оссори просто наблюдал за тем самым Лауритсем, которого в последний раз видел на похоронах Кэдогана. «Слизень Лари» приобрёл опасную грацию человека, привыкшего кружить в самой гуще жестоких сечь и сносить врагам головы. Вероятнее всего, сносить одним ударом. Помимо того, Яноре отпустил усы с короткой бородкой и волосы до плеч. Ходивший опрятным, немного щегольским раньше, он сейчас нисколько не заботился о своей рыжеватой шевелюре. Несколько прядей были протянуты от висков к затылку и перевязаны там кожаным шнуром, но смысла-то в том, если волосы всё равно упали Лауритсу на лицо, стоило ему склониться над столом. Пока Берни невольно ощупывал собственные причесанные кудри, едва достающие до скул, Лауритс решил поиграться в нападающего и добычу. Трофеями скакнули ему подмышки две настоящие бутылки из тёмного стекла, в форме луковиц, с запечатанными горлышками, легло в руки блюдо с кругами колбасок и блюдо с чем-то вроде ракушечных раковин. Корзинку с хлебом он вовсе подцепил за ручку зубами, как важнейшую из пожив. По его кивку Берни неуверенно взял поднос с сушёными фруктами и, не забыв пряник, проследовал за Лауритсем. Это такая игра? Или Яноре в походе отрезали язык? О зверствах песочников слагали легенды.
— Ну ве, Оссои. — Лауритс поставил блюда на маленький квадратный столик перед камином, затем вынул изо рта ручку корзины. — Бери, что нравится, и иди сюда.
Бутылки вина в руках короля звякнули ободряюще. Как только Берни подошёл, тот вручил ему одну из бутылок и уселся в центральное кресло с резными крыльями линдворма на спинке. Раньше его занимал Кэдоган. Берни сел справа от кресла Кэди и почувствовал спиной родного, стоящего на задних лапах медведя. Он был вырезан на спинке кресла, а обитые тёмно-зелёным бархатом подлокотники оканчивались медвежьими лапами. Энтони же всегда занимал место по левую руку, увенчанное искусно вырезанным филином.
Лауритс закинул ногу на ногу, так что каблук сапога упёрся в колено, и сосредоточенно воевал с печатью на бутылке, выколупывая её кинжалом. Печать сдалась быстро, огонь в камине довольно чавкнул подачкой. Яноре протянул нож Оссори, и дождавшись, пока тот высвободит к вину путь, отсалютовал ему бутылкой. Король приложился к горлышку так, будто его давно мучила жажда. Или после пустынь Петли невозможно напиться? Берни всмотрелся: по лицу Лауритса плясали блики огня, искажая черты и накладывая тени, высвечивая морщины у глаз и рта, которые тот заработал за последних четыре года. В волосах у висков блестели редкие седые волоски. Больше того, король и на одежде хранил память священной войны. Презрев придворный наряд, он носил жёсткие сапоги на шнуровке, будто пропитанные песочной пылью штаны и простую, вытертую на локтях куртку из коричневой кожи. Единственное, что выдавало в Лауритсе человека из мирного времени — это белеющие манжеты и воротничок рубашки. О собственном наряде Оссори предпочёл не вспоминать, хватало маячившей перед глазами вышивки на рукавах куртки и аккуратных, мягких сапог, в которых и ножку стола пинать опасно. Неистовый драгун сбросил чешуйчатую броню, но откуда ему было знать, что встретит его барс с отточенными клыками и пыльной от песков шерстью?
— Попробуй это чудо! Дары моря, кто бы знал, что эти малютки отлично сохраняются в нашем холоде. — Перестав пить, Лауритс протянул Берни одну из ракушек, на которой, как на ложечке, лежало нечто склизкое и блестящее.
Склизкое. Так всё-таки помнит «слизня»? Берни взял «дар моря» и осторожно из него отпил. На язык скользнуло нечто солоноватое и действительно склизкое, отдалённо напомнившее мясо птицы. Очень плохое мясо птицы. С трудом поборов порыв если не выплюнуть, то хотя бы покривиться, Берни это проглотил.
Лауритс не сводил с него глаз:
— Ну как?
— Непривычный вкус... — Берни откусил пряничному медведю кончик лапки, запил вином — терпким, пряным до лёгкой горечи, нездешним. Но ощущение слизи во рту не пропадало.
— Не то слово. Мерзость, а? Но эти слизняки очень питательны, несколько штук, и сыт целый день. Не так уж слизни и бесполезны. — Лауритс проглотил «слизня», поморщился, хлебнул из бутылки.
Берни сжал зубы, затеряться бы в глубине кресла, но такое под силу разве что юркому Аргойлу. Смешно, он бежал от одного короля к другому, но оба ему не рады и считают, что его голова мешает шее.
— Помните о тех... шутках? — виновато вздохнул Берни.
— Каких шутках? — Лауритс отправил в рот кружок колбаски, прикрыл глаза от удовольствия, закинул следом второй.
— Драгуны несколько резко отзывались о...
— Ах, ты о том, как ваш принц не одобрял моё поведение во время Девятнадцатилетней, а шайка его друзей счастливо гоготала над Лари-недотёпой? Брось, какие обиды. — Лауритс подмигнул Берни. — Кстати, ты не замечаешь?
Оссори вопросительно повёл бровями. Он заметил очень многое, но одним сандалиям Прюмме известно, за что ещё хочет уцепиться в своих обидах Яноре. Король разочарованно покачал головой.
— На каком языке я говорю с тобой? — прозвучало на почти чистом блаутурском. Оссори не сдержал вздоха, Яноре кивнул: — То-то же. Смеяться над Лари-недотёпой стало в разы труднее. Впрочем, теперь я могу смеяться над тобой, не думаю, что ты знаешь песочные наречия. Мироканское, например.
— Огорчу вас, но я владею эскарлот, ваше величество. — Есть ли смысл дальше терпеть издёвки, если головы ему всё равно не сносить? Оссори откусил вторую лапу пряника.
Лауритс с секунду недоумённо смотрел на Берни и вдруг рассмеялся, тихо, почти беззвучно, будто шептал.
— Отлично, Оссори, тебя по-прежнему нельзя долго дёргать за уши, ты кусаешься.
— А вас отныне нельзя тянуть за хвост и усы?
— Именно.
— За встречу?
— За встречу!
Бутылки примиряюще звякнули.
— Как твоя рана? — Смотря на огонь, Яноре отправил в рот дольку сушёного яблока и поудобней откинулся в кресле.
— Стараниями лекарей, выделенных вашим сенешалем, почти не беспокоит, — Берни тоже поглядел в камин. На портале друг за другом вились три чеканных линдворма. Чёрная чешуя блестела. Вырывающиеся из пастей язычки пламени тянулись к топке, в самом деле ловя огненные блики. Крылья лежали по бокам, но моргни, и драконы взлетят к потолку.
— Моего сенешаля? Иногда мне кажется, что этот заигравшийся звездочёт живёт здесь просто потому, что ему так хочется, — Лауритс невесело усмехнулся. — Хотя я и пытаюсь делать вид, что это я позволяю ему занимать всю северную башню и творить там неизвестно какую колдовскую ересь.
Они переглянулись, обменялись понимающими улыбками. Людвик Орнёре действительно был очень непростым человеком, и хотя открыто никогда никому не угрожал и сердец через рты не вытаскивал, с ним одинаково почтительно держались все — от слуги при страусихе до короля.
— Мне стоит спросить, что привело главного бешеного драгуна под крыши Сегне?
— Пожалуй, именно то, что он больше не главный бешеный драгун. Вы же слышали о Лавеснорском сражении? Я дезертировал после него. — Берни понизил голос, вышло как у провинившегося солдата: — Не ради своей шкуры, нет. Но распроститься со своей шкурой я пока не согласен и нуждаюсь в месте, где мог бы отсидеться.
— Понимаю. Ожидал увидеть Хенрику? Неприятный сюрприз, а? — Лауритс ткнул себя большим пальцем в грудь. Мало заинтересованный в напастях гостя, он один за другим закусывал хлебом куски колбасок, блюдо с которыми поставил себе на колени.
Благодаря брачным намерениям Кэдогана Берни назубок знал линию наследования в Блицарде. Лауритс Яноре стоял в ней сразу за ребёнком Хенрики, когда бы тот у неё родился. Никто на Полукруге не ожидал увидеть его на троне как суверенного короля — в лучшем случае его представляли принцем-консортом, мужем правящей королевы. Впрочем, для человека, которого сбрасывал со счетов весь Полукруг, а кузина «огрела» короной, Яноре держался уверенно. Пожалуй, стоило бы упрекнуть себя, да и всех друзей Кэдогана в том, что в последний год они почти забыли о его невесте.
— Признаю, — запоздало ответил королю Оссори, — сюрприз и правда неприятный. К тому же, я не знаю, зачем Хенрика отреклась от короны и где она сейчас. — Радовать бывшего «бешеного драгуна» такими сведениями «Лари» не собирался, что следовало из того, как резко он отвернул лицо, сжал подлокотники. Что он скрывает? Испытывать ли дальше его терпение? — До этой минуты я не знал, как вы ко мне отнесётесь.
— Отбрось ты это, — махнул рукой Лауритс, поворачиваясь обратно. Чувства в нём сменялись быстрее, чем неслись облака по небу. Мученически заломив брови, он отщипнул от хлеба кусочек мякиша и, как проголодавшемуся зверю, кинул огню. — Мне не хватает простых разговоров между равными, когда сидишь у походного костра и точишь свой добрый меч. Да, услышав имя «Оссори», я первым делом представил, как мой дворец разнесут на добрую половину. Но когда я узнал, что ты тяжело ранен, что при тебе лишь супруга… Кто бы не понял, что это не тот Рыжий Дьявол. Что дальше? Есть стратегия?
— Я должен восстановить полк и вернуть честное имя своему роду. — Берни сам не понял, как губы произнесли слова, ставшие ему в последние дни молитвой. Кажется, даже в бреду он мысленно повторял только это. Восстановить, вернуть, спасти.
— Отличная цель, — Лауритс поднял бутылку.
— Чем же я заслужил звание труса, принц? — Лари оттянул в усмешке уголок губ. Это была странная усмешка, совершенно не вяжущаяся с образом недотёпы и простачка. — Неужели вы думаете, что долг сына только в том, чтобы сражаться вместе с отцом?
— Это твой долг перед страной, сражаться за неё, а не просиживать штаны в тылу. — Кэдоган раздражённо дёрнул поводья, Беатриче припустила вперёд, нервно топча песчаные вихри у копыт.
Яноре, довольный возможностью говорить на родном языке, не отстал, отчего у Оссори подскочило сердце. Что делает Кэдоган? Зачем отделился от них, уехал вперёд со слизнем, не чуя опасности? Берни пришпорил кобылу, стараясь держаться на полкорпуса от Кэди.
— Мой долг состоял в том, чтобы прикрывать отцу спину. Меня оставили дома, чтобы я обеспечил надёжный тыл, держал под контролем трусливых лаэрдов и в случае чего дал отпор при осаде. — Яноре не злился, не чувствовал вины, напротив, удивлялся, что его постыдные истины не разделяют другие. Сидеть в тылу и прикрывать спину! У всех семейств есть надёжные люди, которым можно поручить это, так что если слизень и прикрывал кому-то спину, то сидя в уютном кресле у камина и знать не зная, как проходят сражения.
Берни захватил гнев, спина принца Яноре стало ненавистнейшей из спин. Его счастье, что кодекс чести драгун не позволяет бить так, предательски! Только дуэль. Натравить на этого непрошибаемого слизня Хьюго, перевести все его остроты? Тогда-то трус Яноре точно не сможет удержать шпаги в ножнах. Или схватка, или позор!
Лари затянул хвальбу своей хозяйственности, но тут к Берни подъехал Хьюго. Друг озорно щурился на разболтавшегося слизня, похрустывая добытым со дна седельных сумок яблоком.
— Что он лопочет нашему Кэди?
— Он... — Берни прислушался. — Он рассказывает, как у себя в Яноре готовил город и замок к осаде. Запасы воды, еды, обязательства соседних городов по продовольствию, патрулирование стены, контроль бедняцких кварталов…
— Стой, Оссори, иначе я начну зевать, а ещё только утро. — Хьюго сунул Берни в рот яблоко и подмигнул. — Какой же он слизень, это наседка!
Никто не умел разгонять тучи, как Хьюго. Берни откусил от плода, вернул другу. Липкие от сока пальцы скользнули было к эфесу сабли, но это ждало. Они въезжали в захудалый лесок, но теней здесь хватало. Песчаная дорога кончилась, началась земляная, мягкая, устеленная подгнившими листьями, дыбящаяся холмиками. Кони продвигались вперёд нервно фыркая, за ними тянулась цепочка следов от подков. Берни всмотрелся в дорогу впереди, но чужих следов, оставленных до них, там не было.
— Это хорошо, но эти действия не принесли победы твоей стране. — Кэдоган неожиданно громко хохотнул, оглянулся на друзей, призывая их слушать. — Ты должен был обучить этому наместника, набрать отряд и идти на помощь к отцу. Он умер достойно, но он мог жить, если бы сын прикрывал ему спину не из замка, а на поле боя. — Кэди повернулся в седле, улыбнулся. Выкрик на блаутурском звучал как клич. — Если я когда-нибудь предпочту выращивание слизней сабле, заклеймите меня Лари!
Все четверо драгун захохотали, Берни, подхваченный внезапным весельем, издал драконий рёв, который тут же подхватили остальные. Стоило видеть слизня! Растерян, перепуган, сломлен мощью всего пятерых драгун! Что бы он сказал, будь перед ним весь их драконий полк?
— Я не считаю свой поступок неправильным, принц Тимрийский, и уж точно не позволю высмеивать себя. — Лари говорил тихо, но этого достало, чтобы драгуны умолкли.
Кэдоган внимательно смотрел на хмурящегося слизня, он сейчас был драконом перед прыжком, перед залпом пламени из глотки. Он ждал.
Берни беспокойно огляделся, но засаде было неоткуда взяться. Только редкие хилые деревца да болото. Дальнейшая дорога снова уходила вверх, к Карлату, но за годы запустения её почти полностью скрыли болотные травы и упавшие деревья. Потянуло сыростью, Берни поёжился, весеннее солнце не пробивалось сквозь эти тени. Он бы не удивился, если бы в глубине леса ещё чернел снег. Рядом беспокойно фыркнул конь Энтони, подъехал ближе Джон. Напряжение, исходившее от друзей, не давало сосредоточиться.
— В крае мор, — Слизень вздохнул, с надеждой поглядел на Берни и Кэди, но помощи не дождался. — Сказки о королеве-ведьме — не есть правда. Этому верить... ребёнок, дурак! Королева есть... без голова, фью! — Лари постучал себя по затылку. — Историю придумать люди.
С каждым словом слизня Хью и Джон мрачнели всё больше.
— Дураки, значит? — Джон скрестил руки на груди, немного откинулся в седле. — Можете так и перевести слизню, что дурак здесь один, и это он.
Обиженный друг приостановил коня, Хью поддержал, они пристроились позади Берни и Энтони. Лари растерянно оглянулся и склонил голову набок, его лоб прорезало несколько морщинок.
— Что значит «слизень»? — Яноре произнёс «слизень» сквозь зубы, будто пробуя слово на вкус.
Кэдоган, усмехаясь, махнул на Лари рукой.
— То же, что «господин», «мессир»...
— О! Обращение на блаутур?
— Только к твоей высочайшей особе, дорогуша, — откликнулся позади Хью. — Хочешь, научим и другим словам? Война, долг, честь, трус, знакомо? Повтори-ка!
— Война знать, — закивал Лари. Покусав губу, повернулся к Кэди. — Долг, честь... трус?
— Верно. Долг, честь — то, чего у тебя нет, а трус — неужели это слово не знакомо? — ответил Кэдоган на блицард.
Язык звучал так чисто, что Берни тряхнул головой от резкой перемены. Он достаточно хорошо знал блицард, чтобы значение слов открывалось раньше, чем он успевал вдуматься. И только спустя мгновения Берни осознал, что именно сказал Кэдоган.
Оссори вскочил со стула быстрее, чем понял, что король распахнул двери в комнату и уже шагнул за порог. Казалось, у Лауритса Яноре ушла всего секунда на то, чтобы остановиться, взглянуть на Берни, склонив голову к плечу, окинуть взглядом уже весь зал и направиться к столу. Не найдя слов, Оссори просто наблюдал за тем самым Лауритсем, которого в последний раз видел на похоронах Кэдогана. «Слизень Лари» приобрёл опасную грацию человека, привыкшего кружить в самой гуще жестоких сечь и сносить врагам головы. Вероятнее всего, сносить одним ударом. Помимо того, Яноре отпустил усы с короткой бородкой и волосы до плеч. Ходивший опрятным, немного щегольским раньше, он сейчас нисколько не заботился о своей рыжеватой шевелюре. Несколько прядей были протянуты от висков к затылку и перевязаны там кожаным шнуром, но смысла-то в том, если волосы всё равно упали Лауритсу на лицо, стоило ему склониться над столом. Пока Берни невольно ощупывал собственные причесанные кудри, едва достающие до скул, Лауритс решил поиграться в нападающего и добычу. Трофеями скакнули ему подмышки две настоящие бутылки из тёмного стекла, в форме луковиц, с запечатанными горлышками, легло в руки блюдо с кругами колбасок и блюдо с чем-то вроде ракушечных раковин. Корзинку с хлебом он вовсе подцепил за ручку зубами, как важнейшую из пожив. По его кивку Берни неуверенно взял поднос с сушёными фруктами и, не забыв пряник, проследовал за Лауритсем. Это такая игра? Или Яноре в походе отрезали язык? О зверствах песочников слагали легенды.
— Ну ве, Оссои. — Лауритс поставил блюда на маленький квадратный столик перед камином, затем вынул изо рта ручку корзины. — Бери, что нравится, и иди сюда.
Бутылки вина в руках короля звякнули ободряюще. Как только Берни подошёл, тот вручил ему одну из бутылок и уселся в центральное кресло с резными крыльями линдворма на спинке. Раньше его занимал Кэдоган. Берни сел справа от кресла Кэди и почувствовал спиной родного, стоящего на задних лапах медведя. Он был вырезан на спинке кресла, а обитые тёмно-зелёным бархатом подлокотники оканчивались медвежьими лапами. Энтони же всегда занимал место по левую руку, увенчанное искусно вырезанным филином.
Лауритс закинул ногу на ногу, так что каблук сапога упёрся в колено, и сосредоточенно воевал с печатью на бутылке, выколупывая её кинжалом. Печать сдалась быстро, огонь в камине довольно чавкнул подачкой. Яноре протянул нож Оссори, и дождавшись, пока тот высвободит к вину путь, отсалютовал ему бутылкой. Король приложился к горлышку так, будто его давно мучила жажда. Или после пустынь Петли невозможно напиться? Берни всмотрелся: по лицу Лауритса плясали блики огня, искажая черты и накладывая тени, высвечивая морщины у глаз и рта, которые тот заработал за последних четыре года. В волосах у висков блестели редкие седые волоски. Больше того, король и на одежде хранил память священной войны. Презрев придворный наряд, он носил жёсткие сапоги на шнуровке, будто пропитанные песочной пылью штаны и простую, вытертую на локтях куртку из коричневой кожи. Единственное, что выдавало в Лауритсе человека из мирного времени — это белеющие манжеты и воротничок рубашки. О собственном наряде Оссори предпочёл не вспоминать, хватало маячившей перед глазами вышивки на рукавах куртки и аккуратных, мягких сапог, в которых и ножку стола пинать опасно. Неистовый драгун сбросил чешуйчатую броню, но откуда ему было знать, что встретит его барс с отточенными клыками и пыльной от песков шерстью?
— Попробуй это чудо! Дары моря, кто бы знал, что эти малютки отлично сохраняются в нашем холоде. — Перестав пить, Лауритс протянул Берни одну из ракушек, на которой, как на ложечке, лежало нечто склизкое и блестящее.
Склизкое. Так всё-таки помнит «слизня»? Берни взял «дар моря» и осторожно из него отпил. На язык скользнуло нечто солоноватое и действительно склизкое, отдалённо напомнившее мясо птицы. Очень плохое мясо птицы. С трудом поборов порыв если не выплюнуть, то хотя бы покривиться, Берни это проглотил.
Лауритс не сводил с него глаз:
— Ну как?
— Непривычный вкус... — Берни откусил пряничному медведю кончик лапки, запил вином — терпким, пряным до лёгкой горечи, нездешним. Но ощущение слизи во рту не пропадало.
— Не то слово. Мерзость, а? Но эти слизняки очень питательны, несколько штук, и сыт целый день. Не так уж слизни и бесполезны. — Лауритс проглотил «слизня», поморщился, хлебнул из бутылки.
Берни сжал зубы, затеряться бы в глубине кресла, но такое под силу разве что юркому Аргойлу. Смешно, он бежал от одного короля к другому, но оба ему не рады и считают, что его голова мешает шее.
— Помните о тех... шутках? — виновато вздохнул Берни.
— Каких шутках? — Лауритс отправил в рот кружок колбаски, прикрыл глаза от удовольствия, закинул следом второй.
— Драгуны несколько резко отзывались о...
— Ах, ты о том, как ваш принц не одобрял моё поведение во время Девятнадцатилетней, а шайка его друзей счастливо гоготала над Лари-недотёпой? Брось, какие обиды. — Лауритс подмигнул Берни. — Кстати, ты не замечаешь?
Оссори вопросительно повёл бровями. Он заметил очень многое, но одним сандалиям Прюмме известно, за что ещё хочет уцепиться в своих обидах Яноре. Король разочарованно покачал головой.
— На каком языке я говорю с тобой? — прозвучало на почти чистом блаутурском. Оссори не сдержал вздоха, Яноре кивнул: — То-то же. Смеяться над Лари-недотёпой стало в разы труднее. Впрочем, теперь я могу смеяться над тобой, не думаю, что ты знаешь песочные наречия. Мироканское, например.
— Огорчу вас, но я владею эскарлот, ваше величество. — Есть ли смысл дальше терпеть издёвки, если головы ему всё равно не сносить? Оссори откусил вторую лапу пряника.
Лауритс с секунду недоумённо смотрел на Берни и вдруг рассмеялся, тихо, почти беззвучно, будто шептал.
— Отлично, Оссори, тебя по-прежнему нельзя долго дёргать за уши, ты кусаешься.
— А вас отныне нельзя тянуть за хвост и усы?
— Именно.
— За встречу?
— За встречу!
Бутылки примиряюще звякнули.
— Как твоя рана? — Смотря на огонь, Яноре отправил в рот дольку сушёного яблока и поудобней откинулся в кресле.
— Стараниями лекарей, выделенных вашим сенешалем, почти не беспокоит, — Берни тоже поглядел в камин. На портале друг за другом вились три чеканных линдворма. Чёрная чешуя блестела. Вырывающиеся из пастей язычки пламени тянулись к топке, в самом деле ловя огненные блики. Крылья лежали по бокам, но моргни, и драконы взлетят к потолку.
— Моего сенешаля? Иногда мне кажется, что этот заигравшийся звездочёт живёт здесь просто потому, что ему так хочется, — Лауритс невесело усмехнулся. — Хотя я и пытаюсь делать вид, что это я позволяю ему занимать всю северную башню и творить там неизвестно какую колдовскую ересь.
Они переглянулись, обменялись понимающими улыбками. Людвик Орнёре действительно был очень непростым человеком, и хотя открыто никогда никому не угрожал и сердец через рты не вытаскивал, с ним одинаково почтительно держались все — от слуги при страусихе до короля.
— Мне стоит спросить, что привело главного бешеного драгуна под крыши Сегне?
— Пожалуй, именно то, что он больше не главный бешеный драгун. Вы же слышали о Лавеснорском сражении? Я дезертировал после него. — Берни понизил голос, вышло как у провинившегося солдата: — Не ради своей шкуры, нет. Но распроститься со своей шкурой я пока не согласен и нуждаюсь в месте, где мог бы отсидеться.
— Понимаю. Ожидал увидеть Хенрику? Неприятный сюрприз, а? — Лауритс ткнул себя большим пальцем в грудь. Мало заинтересованный в напастях гостя, он один за другим закусывал хлебом куски колбасок, блюдо с которыми поставил себе на колени.
Благодаря брачным намерениям Кэдогана Берни назубок знал линию наследования в Блицарде. Лауритс Яноре стоял в ней сразу за ребёнком Хенрики, когда бы тот у неё родился. Никто на Полукруге не ожидал увидеть его на троне как суверенного короля — в лучшем случае его представляли принцем-консортом, мужем правящей королевы. Впрочем, для человека, которого сбрасывал со счетов весь Полукруг, а кузина «огрела» короной, Яноре держался уверенно. Пожалуй, стоило бы упрекнуть себя, да и всех друзей Кэдогана в том, что в последний год они почти забыли о его невесте.
— Признаю, — запоздало ответил королю Оссори, — сюрприз и правда неприятный. К тому же, я не знаю, зачем Хенрика отреклась от короны и где она сейчас. — Радовать бывшего «бешеного драгуна» такими сведениями «Лари» не собирался, что следовало из того, как резко он отвернул лицо, сжал подлокотники. Что он скрывает? Испытывать ли дальше его терпение? — До этой минуты я не знал, как вы ко мне отнесётесь.
— Отбрось ты это, — махнул рукой Лауритс, поворачиваясь обратно. Чувства в нём сменялись быстрее, чем неслись облака по небу. Мученически заломив брови, он отщипнул от хлеба кусочек мякиша и, как проголодавшемуся зверю, кинул огню. — Мне не хватает простых разговоров между равными, когда сидишь у походного костра и точишь свой добрый меч. Да, услышав имя «Оссори», я первым делом представил, как мой дворец разнесут на добрую половину. Но когда я узнал, что ты тяжело ранен, что при тебе лишь супруга… Кто бы не понял, что это не тот Рыжий Дьявол. Что дальше? Есть стратегия?
— Я должен восстановить полк и вернуть честное имя своему роду. — Берни сам не понял, как губы произнесли слова, ставшие ему в последние дни молитвой. Кажется, даже в бреду он мысленно повторял только это. Восстановить, вернуть, спасти.
— Отличная цель, — Лауритс поднял бутылку.
— Чем же я заслужил звание труса, принц? — Лари оттянул в усмешке уголок губ. Это была странная усмешка, совершенно не вяжущаяся с образом недотёпы и простачка. — Неужели вы думаете, что долг сына только в том, чтобы сражаться вместе с отцом?
— Это твой долг перед страной, сражаться за неё, а не просиживать штаны в тылу. — Кэдоган раздражённо дёрнул поводья, Беатриче припустила вперёд, нервно топча песчаные вихри у копыт.
Яноре, довольный возможностью говорить на родном языке, не отстал, отчего у Оссори подскочило сердце. Что делает Кэдоган? Зачем отделился от них, уехал вперёд со слизнем, не чуя опасности? Берни пришпорил кобылу, стараясь держаться на полкорпуса от Кэди.
— Мой долг состоял в том, чтобы прикрывать отцу спину. Меня оставили дома, чтобы я обеспечил надёжный тыл, держал под контролем трусливых лаэрдов и в случае чего дал отпор при осаде. — Яноре не злился, не чувствовал вины, напротив, удивлялся, что его постыдные истины не разделяют другие. Сидеть в тылу и прикрывать спину! У всех семейств есть надёжные люди, которым можно поручить это, так что если слизень и прикрывал кому-то спину, то сидя в уютном кресле у камина и знать не зная, как проходят сражения.
Берни захватил гнев, спина принца Яноре стало ненавистнейшей из спин. Его счастье, что кодекс чести драгун не позволяет бить так, предательски! Только дуэль. Натравить на этого непрошибаемого слизня Хьюго, перевести все его остроты? Тогда-то трус Яноре точно не сможет удержать шпаги в ножнах. Или схватка, или позор!
Лари затянул хвальбу своей хозяйственности, но тут к Берни подъехал Хьюго. Друг озорно щурился на разболтавшегося слизня, похрустывая добытым со дна седельных сумок яблоком.
— Что он лопочет нашему Кэди?
— Он... — Берни прислушался. — Он рассказывает, как у себя в Яноре готовил город и замок к осаде. Запасы воды, еды, обязательства соседних городов по продовольствию, патрулирование стены, контроль бедняцких кварталов…
— Стой, Оссори, иначе я начну зевать, а ещё только утро. — Хьюго сунул Берни в рот яблоко и подмигнул. — Какой же он слизень, это наседка!
Никто не умел разгонять тучи, как Хьюго. Берни откусил от плода, вернул другу. Липкие от сока пальцы скользнули было к эфесу сабли, но это ждало. Они въезжали в захудалый лесок, но теней здесь хватало. Песчаная дорога кончилась, началась земляная, мягкая, устеленная подгнившими листьями, дыбящаяся холмиками. Кони продвигались вперёд нервно фыркая, за ними тянулась цепочка следов от подков. Берни всмотрелся в дорогу впереди, но чужих следов, оставленных до них, там не было.
— Это хорошо, но эти действия не принесли победы твоей стране. — Кэдоган неожиданно громко хохотнул, оглянулся на друзей, призывая их слушать. — Ты должен был обучить этому наместника, набрать отряд и идти на помощь к отцу. Он умер достойно, но он мог жить, если бы сын прикрывал ему спину не из замка, а на поле боя. — Кэди повернулся в седле, улыбнулся. Выкрик на блаутурском звучал как клич. — Если я когда-нибудь предпочту выращивание слизней сабле, заклеймите меня Лари!
Все четверо драгун захохотали, Берни, подхваченный внезапным весельем, издал драконий рёв, который тут же подхватили остальные. Стоило видеть слизня! Растерян, перепуган, сломлен мощью всего пятерых драгун! Что бы он сказал, будь перед ним весь их драконий полк?
— Я не считаю свой поступок неправильным, принц Тимрийский, и уж точно не позволю высмеивать себя. — Лари говорил тихо, но этого достало, чтобы драгуны умолкли.
Кэдоган внимательно смотрел на хмурящегося слизня, он сейчас был драконом перед прыжком, перед залпом пламени из глотки. Он ждал.
Берни беспокойно огляделся, но засаде было неоткуда взяться. Только редкие хилые деревца да болото. Дальнейшая дорога снова уходила вверх, к Карлату, но за годы запустения её почти полностью скрыли болотные травы и упавшие деревья. Потянуло сыростью, Берни поёжился, весеннее солнце не пробивалось сквозь эти тени. Он бы не удивился, если бы в глубине леса ещё чернел снег. Рядом беспокойно фыркнул конь Энтони, подъехал ближе Джон. Напряжение, исходившее от друзей, не давало сосредоточиться.
