Райнеро со злостью саданул сапогом по двери, вскинул взгляд к тёмным окнам. Юница-луна гляделась в них, как в зеркало. Марсио призывно заржал, и правда, не к чему сидеть на крыльце и чего-то ждать.
Принц Рекенья послал коня рысью. Копыта впечатывали в землю ажурные тени башен, разгоняли мглистый рой крылатых девиц, облеплявших соборный фронтон. На днях в соборе отпоют мать, или Франциско откажет королеве в этой почести, как отказал её ублюдку в праве проститься с ней? Пречистая Дева, как же до этого дошло? Перед смертью не солгать, сказала Розамунда Морено. Кому мама исповедовалась? Личным духовникам короля, этим камбалиным сыновьям, одному из них. Заколоть бы урода! Его и подонка, совратившего благороднейшую из женщин. Почему нет? У Райнеро отняли мир, раскинутый у его ног королевским происхождением, и не сказали, кому воздавать.
По плитам гулко зазвенели чужие копыта. Через площадь, наискось, мчался всадник, без трепета пересекая раскинутые луной ловушки. Райнеро вынул из ольстры пистолет, с удовольствием ощущая в руке его тяжесть и мощь.
— Тише — убью.
Наездник осадил очень недурного вороного. Марсио потянулся к чужаку мордой, это что за чудеса Пречистой Девы?!
— Сдурел? — участливо поинтересовался Сеза?р ви Котро?нэ, прижимая к сердцу барет. — Куда тебя несёт, скажи пожалуйста?
Райнеро всунул пистолет в ольстру, поспешно отвёл взгляд. За те долгие годы, что длилась дружба принца и камергера, Сезар как никто выучился читать по глазам. Смешно сказать, он угадывал любое настроение своего принца, но затаённую обиду не разглядел и за месяца.
— Райнеро, — отбросив смешливость, Сезар спешился, без опаски взял Марсио под уздцы, — какого дьявола ты мчался по городу как ужаленный? Если это опять из-за юбки, так и знай, я тебя без помощи Клюва Ита заклюю!
Принц Рекенья стиснул зубы, взглянул на ладонь. Повязка потемнела от крови.
— Я родился ублюдком. — Райнеро спрыгнул на землю, из-под камней, долбясь в подошвы сапог, звучал бешеный стук кастаньет. Голову предательски кружило. Не от вина, как бывало прежде — от одуряющей пустоты.
— Райнерито, ты от матери? Райнеро... — Сезар тронул его за плечо, заставил поглядеть на него.
Как быстро забывается горькое, затаённое ото всех знание. Сезар крепко обнял своего принца. Как и боялся Райнеро, друг всё прочёл по глазам.
Уткнуться лбом ему в плечо, давя вздохи. Позволить себе миг скорби, с силой зажмурившись.
Почти сразу Райнеро отстранил Сезара. Взял Марсио за поводья, тот сам тихо двинулся вперёд. В молчании они дошли до конца площади и свернули в проулок. Дома липли друг к другу виноградинами из одной грозди, у чьего-то крыльца сквозь булыжник пророс искорёженный ясень. Он мог сокрыть от насмешливой лунной улыбки.
— Я не сын короля Франциско. Мою мать кто-то обесчестил, и так появился я... Ублюдок Яльте, если хочешь. — Райнеро кивнул своим словам и тут же нервно мотнул головой. Слова замирали на языке, но Сезар должен знать, должны знать он и Мигель ви Ита. Уроки канцлера не прошли даром. Связанный горем разум уже расправлялся с путами. Вернуться к матери, вернуться и проститься, а жизнь, к чему она сейчас? — Мама исповедалась перед смертью. Исповедник, подонок, оказался совершил страшный грех — выдал королю ее предсмертные слова. Это похлеще твоих пьесок, не так ли? — Райнеро насилу усмехнулся, глянул на Сезара, изменившегося в лице. Ну же, Котронэ, пора и тебе доказать, что Ита не зря тебя натаскивал. Одно неосторожное слово, и ты рискуешь получить рыдающее у тебя на плече ничтожество.
— Король от тебя отрёкся? — Сезар, казалось, видел дурной сон наяву. Шумно выдохнул, дёрнул шнуровку колета.
Спросить его, где он был посреди ночи? Райнеро заранее знал ответ: «у тётушки». Этой ночью можно потребовать откровение за откровение и наконец вынудить Котронэ сознаться, к какой «тётушке» от зачастил в последний год. Райнеро облизнул пересохшие губы, но слова не шли. Этой ночью лишь ублюдок произнесёт свою исповедь.
Тишину раздробил конский топот. Раскатистый, отчётливый, неотвратимый. В груди ёкнуло, не хватало возненавидеть себя ещё и за трусость.
— Отрёкся. — Райнеро поднял голову, от ясеня не было видно площади, но разве это нужно. — И, похоже, послушался свою шлюху. — Джериб бил копытом булыжник, как же он не любил себе подобных. Себе подобных и ещё — людей. Но с минуту на минуту его схватят под уздцы чужие руки. — Сезар! Всего час назад я бы с уверенностью сказал, что отец меня любит. Оказалось, не меня, а мою чистую кровь.
Райнеро взлетел в седло, ноги сжали бока Марсио. Джериб застриг ушами, но пошёл. Грохот усиливался, голоса, как кнутом, полосовали ночную тишь. Преследователи рассредоточились по Соборной площади.
— Сезар, обещай забрать Марсио. Он знает и не тронет тебя, а ты не тронешь его.
— Не смей! — Котронэ направил жеребца наперерез. Луна плеснула ему на лицо лимонной зеленью, до неузнаваемости исказила мягкие, правильные черты. — Рехнулся ты, что ли? Я сейчас же найду Клюва Ита, мы...
— Сезар, отойди! Я должен проститься с матерью, ценой жизни проводить её душу, как же ты не поймешь!
— Они прирежут тебя, как ублюдка, — тряхнул кудрями Сезар. У Райнеро вырвался нервный смешок, сколько раз за эти кудри он называл друга Сезариной. Но теперь на него смотрел приемник канцлера ви Ита, смотрел твёрдо, но в то же время со знакомым лёгким укором. — Снимай плащ!
— Что? Это не твоя пьеса, Котронэ.
— Плащ, живо! — в голосе Сезара зазвенел металл. — Ты бы мне помог, я знаю! Давай же!
— Опомнись, бежать мне все равно некуда!
— Выберись из этого забытого Девой города и жди. Я разыщу Мигеля. — Цокот близился, рвал ночь в клочья. Марсио замотал мордой, Райнеро припал к конскому уху, умоляя молчать. — Слышишь меня? Я разыщу его, мы найдём способ связаться с тобой. Мы выберемся, не торопись терять голову раньше срока, ей суждено носить корону. Посмотри на меня. Райнерито.
Пальцы метнулись к фибуле быстрее, чем он решился. Они обменялись плащами, Сезар по самые глаза натянул барет. Принц Рекенья с облегчением скрыл лицо под капюшоном.
— Уезжай, — приказал Сезар. За этот подвиг стоило простить ему ошибку прошлого. Райнеро и простил, только сердце сжал страх за друга. Сезар улыбнулся, махнул рукой. — Не бойся за меня, не пропаду. Поторопись, улитка, иначе я зря рискую!
Райнеро натянул поводья, чуть наклонился вправо, хорошо! Развернулись, уходим, спасаем шкуру. Нет, не шкуру — корону и королевство.
— На всякий случай, прощай. И... я всё знаю. — Райнеро взметнул к виску два пальца. Тот, кто не ценит жизни, её не заслуживает? — Если мне доведётся вернуться, даю слово, я вас не трону.
Сезар запоздало ответил тем же, кивнул, справившись с явной оторопью:
— До встречи, ваше величество!
2
Апельсинные ворота охранялись лучше прочих, поскольку в первую очередь враг мог подойти именнок ним. Через них же Райнеро решил выбираться из города. Он осмотрелся. Перед ним был полуовальный проём в крепостной стене, закрытый створами и забранный решёткой, светили факелы. Тут же вздымали станы две боевые привратные башни. В правой рыжело окно. К левой примыкал деревянный пристрой — конюшни, там все спали. Поверху башни соединял открытый переход, дозорными с честью выступали два факела. Какая беззаботность… Так недолго проворонить блаутурцев или ублюдка, вздумавшего выжить назло всем чистым кровям этого мира.
Не доезжая до ворот пятидесяти пассо, Райнеро спешился, обмотал поводья вокруг луки седла. Марсио ткнулся носом подмышку, нашёл время нежничать!
— На тебя вся надежда, дон хулиган, — шепнул принц Рекенья в чёрное мохнатое ухо. — Балуйся!
На шлепок по крупу джериб ответил обиженным всхрапом, но покорился, порысил вперёд. Что творится этой ночью! Отец отрекается от сына, Клюв Ита даёт маху, друзья один за другим проходят испытание преданностью. Сезар прошёл, а Марсио? Райнеро было восемнадцать, когда он выкупил джериба у «песочника» за россыпь гранатов. Юнцу приглянулся шипящий, брыкающийся жеребчик. Королевский конюх плакался, что принц привёл в поводу воплощённое бешенство, и убеждал пристрелить. Пристрелить следует вас, отмахнулся Райнеро и оседлал строптивца. Спеси у наездника поубавилось. Марсио щедро отсыпал хозяину пинки и укусы.
Больше всего Марсио любил завалиться на бок и кататься на спине, подминая под себя всадника. Однажды это кончилось для Райнеро сломанной ногой, он просто не успел выпрыгнуть, а Марсио рос тяжёлым и мощным. Монаршая семья в полном составе собралась у постели больного. Король-отец сдержанно выразил нежелание лишаться наследника из-за бешеной дури о четырёх копытах. Матушка, отбросив платочек, изъявила готовность взять на душу грех убийства. Малявка Салисьо поинтересовался, можно ли ему забрать сбрую, не в землю же вместе с трупом закапывать это великолепие, а ему как раз обещали личную лошадь. После их ухода Райнеро сорвался в конюшню. Вернее, доковылял, повиснув на плече лучшего друга. Вдвоём они переправили Марсио к Клюву Ита. Откуда королевской семье было знать, что, сломав ногу, принц покорил непокорное. Марсио, поддавшись его уговорам, послушно довёз полуобморочного всадника с полей в королевский дворец, и Райнеро обрёл друга.
Марсио не предал его доверия и нынче ночью. С обидой на хозяина, оглядываясь, мотая хвостом, стопорясь, жеребчик шёл к воротам. Звенели удила, гулко стучали копыта. Райнеро боком, держась стен, двинулся к правой башне. Джериб дошёл. Опять оглянулся. Не увидев хозяина, копытом саданул по булыжнику, задрал морду к луне и надрывно заржал. Если бы умел — он бы выл. Громче, ещё громче! Райнеро метнулся в закуток между крепостной стеной и башней.
На спящую улицу обрушился цокот копыт. Он близился, отдаваясь в ушах дикой пляской кастаньет. Принц Рекенья плотнее прижался к холодной стене, нащупал заткнутый за пояс пистолет. Ближе, ближе… Слышны голоса. Это соседняя улица! Пожалуй, так Сезар не играл ни одну из своих пьесок. Райнеро затаил дыхание, прислушиваясь. Только бы реплику друга не оборвал выстрел, только бы…
— Эй-ей, спокойно! Да что я вам сделал, в конце концов?! Вас подослал этот ревнивый дон Себастиан? Ну так пусть потягается со мной лично! А я настаиваю, что донна Карлота достойна лучшего мужа, чем этот трусливый ёж! Так ему и передайте! Я не отступаюсь и жду его завтра на рассвете у площади Азалий! Или о его рогах узнают даже белошвейки!
Погоня, отдаляясь, понеслась вдоль городской стены. Ни выстрелов, ни лязга стали, спасибо, Сезар! Райнеро не без удивления утёр со лба испарину.
Сверху донеслись лязг и топот, Марсио тоже нашёл своего зрителя. Принц Рекенья прижался животом к стене башни и медленно двинулся вдоль неё, пропускать спектакль было негоже. Но как же шумит он сам! Камешки под сапогом предательски клацали, колет поскрипывал, нос сопел, щетина шоркала по стылым камням. Задержав дыхание, он выглянул из-за стены, с губ скатился выдох. Стражники грохотали, Марсио кричал и бил копытом, и вряд ли сопение его высочества могло кого-то смутить. Пятнадцать караульных в боевой готовности — в панцирях и со шпагами — выбежали наружу, озираясь по сторонам. Бравые стражи города, мягко говоря, пребывали в замешательстве.
— Это просто лошадь!
— Вы очень наблюдательны. — Фернан Барреа спускался последним, он по обыкновению не спешил. Полвека он жил в городе у моря, из них десять служил начальником порта, пять лет назад перебрался к горам. Айруэла, пожадничав, дала ему лишь место гуэрдо* , но с весны Барреа набил себе цену. Разгуливающий ночами принц Рекенья попадался ему не счесть сколько раз. Хваткий гуэрдо с поклоном клал в карман королевскую благодарность.
— Нет, это конь, — щегольнул зорким глазом стражник.
— Что?
— Это конь. Жеребец. А сбруя-то как хороша — закачаешься…
— Кобылу тебе в жёны, Лачо, докладывайся по делу!
— Я знаю этого коня, сеньор гуэрдо!
— Знаком лично?
— Это королевский конь, сеньор гуэрдо! — Райнеро различил рапортующего. Лачо Ласано не мыслил себя без того, чтоб не нагладить на затылке вихор и не блеснуть познаниями о Райнеро Рекенья-и-Яльте. Если бы пришлось завести личного жизнеописателя, Лачо был бы не последним претендентом. — Конь его высочества, сеньор гуэрдо. Как известно, истинный демон, сеньор гуэрдо.
Райнеро не сдержал усмешки. Репутация Марсио превосходила его собственную. Джериб замер монументом во славу глубочайшего презрения к человечеству, но храбрецов пока не было.
— Так, — Барреа стоял спиной, но Райнеро знал, что тот постукивает о ладонь двумя пальцами. — А где же всадник? Пришел приказ его задержать.
— Не могу знать, сеньор гуэрдо!
— Обыскать территорию! Караульные, на пост!
Райнеро успел отпрянуть, когда отблеск факела лизнул кусок стены. В его сторону направлялись сразу двое стражников, на плиты впереди падали жёлтые пятна. Две вытянутые тени рыскали из стороны в сторону, подступая к укрытию. Райнеро прижал к груди пистолет, как сестра — любимую куклу, но что за сравнение! Руку на рукоять кинжала и вжаться в угол, слиться с камнями. Шаги совсем рядом, значит, рядом и чья-то смерть.
— Гуэрдо, на улице никого. Я думаю, его высочество перемахнул через стену!
— Перелетел? — Фернан Барреа обладал неплохим чувством юмора, но шутки отпускал каменным голосом.
— Нет, — смутился подчинённый, — забрался на спину коня. Его высочество силён как бык и ловок как мангуст…
Шаги резко изменили направление, тени удалялись. Райнеро понял, что не дышал с минуту. Указательный палец прирос к насечке на стволе.
— Видите, сержант, наши ворота не пропускают даже в Залунный Край. — Клясть небо в том, что для побега беглец выбрал именно Апельсиновые ворота, подгадив репутации их смотрителя, Барреа не собирался. — Открыть калитку. Вы, шестеро, возьмёте лошадей. Принц пеший, далеко не ушёл.
— Сеньор гуэрдо, разрешите спросить, — вылез давешний жизнеописатель принца Рекенья. — Что совершил его высочество?
— Он родился. — Заскрежетала опускная решётка. Из-под ног поползли плиты, между рёбер подуло холодом. Бесчестье матери предали огласке. За такую гнусь мало просто убить. За такую гнусь любящий сын обязан вырезать негодяю сердце. — Эскарлота не знает покоя уже двадцать лет. И, будь на то воля Всевечного, не узнает ещё долго. Живее!
Райнеро откинул голову, выдохнул.
В монолите ворот прорезалась щель, достаточная, чтобы проехал всадник. В окнах конюшен метались огни, выкрики команд мешались с конским ржанием. Трое, среди них Лачо, подступались к Марсио, широко расставив руки. Джериб щерился и вертелся, охаживая себя хвостом по лоснящимся бокам. Фернан Барреа стоял чуть поодаль, уперев руку в железный бок. Луна улыбалась, заливая происходящее белым, мертвенным светом.
— Конь не даётся, сеньор гуэрдо. — Лачо Ласано оглянулся на начальство, безусое лицо отвердело. — Но я отведу его!
— Брось, идиот! — Барреа выставил вперёд обе руки, попятится. — Отойди!
Лачо мгновение вечности держал джериба под уздцы, за улыбкой не видно щёк. Сослуживцы бросились врассыпную. Марсио дёрнул мордой вверх, в глазу сверкнула луна. Ремни вырвались у Лачо из рук, Марисо поднялся на дыбы. Копыта молотили воздух, ржание походило на рык. Идиот, ну идиот же, выкинул руки вперёд, пытаясь прикрыться, и умер.
Принц Рекенья послал коня рысью. Копыта впечатывали в землю ажурные тени башен, разгоняли мглистый рой крылатых девиц, облеплявших соборный фронтон. На днях в соборе отпоют мать, или Франциско откажет королеве в этой почести, как отказал её ублюдку в праве проститься с ней? Пречистая Дева, как же до этого дошло? Перед смертью не солгать, сказала Розамунда Морено. Кому мама исповедовалась? Личным духовникам короля, этим камбалиным сыновьям, одному из них. Заколоть бы урода! Его и подонка, совратившего благороднейшую из женщин. Почему нет? У Райнеро отняли мир, раскинутый у его ног королевским происхождением, и не сказали, кому воздавать.
По плитам гулко зазвенели чужие копыта. Через площадь, наискось, мчался всадник, без трепета пересекая раскинутые луной ловушки. Райнеро вынул из ольстры пистолет, с удовольствием ощущая в руке его тяжесть и мощь.
— Тише — убью.
Наездник осадил очень недурного вороного. Марсио потянулся к чужаку мордой, это что за чудеса Пречистой Девы?!
— Сдурел? — участливо поинтересовался Сеза?р ви Котро?нэ, прижимая к сердцу барет. — Куда тебя несёт, скажи пожалуйста?
Райнеро всунул пистолет в ольстру, поспешно отвёл взгляд. За те долгие годы, что длилась дружба принца и камергера, Сезар как никто выучился читать по глазам. Смешно сказать, он угадывал любое настроение своего принца, но затаённую обиду не разглядел и за месяца.
— Райнеро, — отбросив смешливость, Сезар спешился, без опаски взял Марсио под уздцы, — какого дьявола ты мчался по городу как ужаленный? Если это опять из-за юбки, так и знай, я тебя без помощи Клюва Ита заклюю!
Принц Рекенья стиснул зубы, взглянул на ладонь. Повязка потемнела от крови.
— Я родился ублюдком. — Райнеро спрыгнул на землю, из-под камней, долбясь в подошвы сапог, звучал бешеный стук кастаньет. Голову предательски кружило. Не от вина, как бывало прежде — от одуряющей пустоты.
— Райнерито, ты от матери? Райнеро... — Сезар тронул его за плечо, заставил поглядеть на него.
Как быстро забывается горькое, затаённое ото всех знание. Сезар крепко обнял своего принца. Как и боялся Райнеро, друг всё прочёл по глазам.
Уткнуться лбом ему в плечо, давя вздохи. Позволить себе миг скорби, с силой зажмурившись.
Почти сразу Райнеро отстранил Сезара. Взял Марсио за поводья, тот сам тихо двинулся вперёд. В молчании они дошли до конца площади и свернули в проулок. Дома липли друг к другу виноградинами из одной грозди, у чьего-то крыльца сквозь булыжник пророс искорёженный ясень. Он мог сокрыть от насмешливой лунной улыбки.
— Я не сын короля Франциско. Мою мать кто-то обесчестил, и так появился я... Ублюдок Яльте, если хочешь. — Райнеро кивнул своим словам и тут же нервно мотнул головой. Слова замирали на языке, но Сезар должен знать, должны знать он и Мигель ви Ита. Уроки канцлера не прошли даром. Связанный горем разум уже расправлялся с путами. Вернуться к матери, вернуться и проститься, а жизнь, к чему она сейчас? — Мама исповедалась перед смертью. Исповедник, подонок, оказался совершил страшный грех — выдал королю ее предсмертные слова. Это похлеще твоих пьесок, не так ли? — Райнеро насилу усмехнулся, глянул на Сезара, изменившегося в лице. Ну же, Котронэ, пора и тебе доказать, что Ита не зря тебя натаскивал. Одно неосторожное слово, и ты рискуешь получить рыдающее у тебя на плече ничтожество.
— Король от тебя отрёкся? — Сезар, казалось, видел дурной сон наяву. Шумно выдохнул, дёрнул шнуровку колета.
Спросить его, где он был посреди ночи? Райнеро заранее знал ответ: «у тётушки». Этой ночью можно потребовать откровение за откровение и наконец вынудить Котронэ сознаться, к какой «тётушке» от зачастил в последний год. Райнеро облизнул пересохшие губы, но слова не шли. Этой ночью лишь ублюдок произнесёт свою исповедь.
Тишину раздробил конский топот. Раскатистый, отчётливый, неотвратимый. В груди ёкнуло, не хватало возненавидеть себя ещё и за трусость.
— Отрёкся. — Райнеро поднял голову, от ясеня не было видно площади, но разве это нужно. — И, похоже, послушался свою шлюху. — Джериб бил копытом булыжник, как же он не любил себе подобных. Себе подобных и ещё — людей. Но с минуту на минуту его схватят под уздцы чужие руки. — Сезар! Всего час назад я бы с уверенностью сказал, что отец меня любит. Оказалось, не меня, а мою чистую кровь.
Райнеро взлетел в седло, ноги сжали бока Марсио. Джериб застриг ушами, но пошёл. Грохот усиливался, голоса, как кнутом, полосовали ночную тишь. Преследователи рассредоточились по Соборной площади.
— Сезар, обещай забрать Марсио. Он знает и не тронет тебя, а ты не тронешь его.
— Не смей! — Котронэ направил жеребца наперерез. Луна плеснула ему на лицо лимонной зеленью, до неузнаваемости исказила мягкие, правильные черты. — Рехнулся ты, что ли? Я сейчас же найду Клюва Ита, мы...
— Сезар, отойди! Я должен проститься с матерью, ценой жизни проводить её душу, как же ты не поймешь!
— Они прирежут тебя, как ублюдка, — тряхнул кудрями Сезар. У Райнеро вырвался нервный смешок, сколько раз за эти кудри он называл друга Сезариной. Но теперь на него смотрел приемник канцлера ви Ита, смотрел твёрдо, но в то же время со знакомым лёгким укором. — Снимай плащ!
— Что? Это не твоя пьеса, Котронэ.
— Плащ, живо! — в голосе Сезара зазвенел металл. — Ты бы мне помог, я знаю! Давай же!
— Опомнись, бежать мне все равно некуда!
— Выберись из этого забытого Девой города и жди. Я разыщу Мигеля. — Цокот близился, рвал ночь в клочья. Марсио замотал мордой, Райнеро припал к конскому уху, умоляя молчать. — Слышишь меня? Я разыщу его, мы найдём способ связаться с тобой. Мы выберемся, не торопись терять голову раньше срока, ей суждено носить корону. Посмотри на меня. Райнерито.
Пальцы метнулись к фибуле быстрее, чем он решился. Они обменялись плащами, Сезар по самые глаза натянул барет. Принц Рекенья с облегчением скрыл лицо под капюшоном.
— Уезжай, — приказал Сезар. За этот подвиг стоило простить ему ошибку прошлого. Райнеро и простил, только сердце сжал страх за друга. Сезар улыбнулся, махнул рукой. — Не бойся за меня, не пропаду. Поторопись, улитка, иначе я зря рискую!
Райнеро натянул поводья, чуть наклонился вправо, хорошо! Развернулись, уходим, спасаем шкуру. Нет, не шкуру — корону и королевство.
— На всякий случай, прощай. И... я всё знаю. — Райнеро взметнул к виску два пальца. Тот, кто не ценит жизни, её не заслуживает? — Если мне доведётся вернуться, даю слово, я вас не трону.
Сезар запоздало ответил тем же, кивнул, справившись с явной оторопью:
— До встречи, ваше величество!
2
Апельсинные ворота охранялись лучше прочих, поскольку в первую очередь враг мог подойти именнок ним. Через них же Райнеро решил выбираться из города. Он осмотрелся. Перед ним был полуовальный проём в крепостной стене, закрытый створами и забранный решёткой, светили факелы. Тут же вздымали станы две боевые привратные башни. В правой рыжело окно. К левой примыкал деревянный пристрой — конюшни, там все спали. Поверху башни соединял открытый переход, дозорными с честью выступали два факела. Какая беззаботность… Так недолго проворонить блаутурцев или ублюдка, вздумавшего выжить назло всем чистым кровям этого мира.
Не доезжая до ворот пятидесяти пассо, Райнеро спешился, обмотал поводья вокруг луки седла. Марсио ткнулся носом подмышку, нашёл время нежничать!
— На тебя вся надежда, дон хулиган, — шепнул принц Рекенья в чёрное мохнатое ухо. — Балуйся!
На шлепок по крупу джериб ответил обиженным всхрапом, но покорился, порысил вперёд. Что творится этой ночью! Отец отрекается от сына, Клюв Ита даёт маху, друзья один за другим проходят испытание преданностью. Сезар прошёл, а Марсио? Райнеро было восемнадцать, когда он выкупил джериба у «песочника» за россыпь гранатов. Юнцу приглянулся шипящий, брыкающийся жеребчик. Королевский конюх плакался, что принц привёл в поводу воплощённое бешенство, и убеждал пристрелить. Пристрелить следует вас, отмахнулся Райнеро и оседлал строптивца. Спеси у наездника поубавилось. Марсио щедро отсыпал хозяину пинки и укусы.
Больше всего Марсио любил завалиться на бок и кататься на спине, подминая под себя всадника. Однажды это кончилось для Райнеро сломанной ногой, он просто не успел выпрыгнуть, а Марсио рос тяжёлым и мощным. Монаршая семья в полном составе собралась у постели больного. Король-отец сдержанно выразил нежелание лишаться наследника из-за бешеной дури о четырёх копытах. Матушка, отбросив платочек, изъявила готовность взять на душу грех убийства. Малявка Салисьо поинтересовался, можно ли ему забрать сбрую, не в землю же вместе с трупом закапывать это великолепие, а ему как раз обещали личную лошадь. После их ухода Райнеро сорвался в конюшню. Вернее, доковылял, повиснув на плече лучшего друга. Вдвоём они переправили Марсио к Клюву Ита. Откуда королевской семье было знать, что, сломав ногу, принц покорил непокорное. Марсио, поддавшись его уговорам, послушно довёз полуобморочного всадника с полей в королевский дворец, и Райнеро обрёл друга.
Марсио не предал его доверия и нынче ночью. С обидой на хозяина, оглядываясь, мотая хвостом, стопорясь, жеребчик шёл к воротам. Звенели удила, гулко стучали копыта. Райнеро боком, держась стен, двинулся к правой башне. Джериб дошёл. Опять оглянулся. Не увидев хозяина, копытом саданул по булыжнику, задрал морду к луне и надрывно заржал. Если бы умел — он бы выл. Громче, ещё громче! Райнеро метнулся в закуток между крепостной стеной и башней.
На спящую улицу обрушился цокот копыт. Он близился, отдаваясь в ушах дикой пляской кастаньет. Принц Рекенья плотнее прижался к холодной стене, нащупал заткнутый за пояс пистолет. Ближе, ближе… Слышны голоса. Это соседняя улица! Пожалуй, так Сезар не играл ни одну из своих пьесок. Райнеро затаил дыхание, прислушиваясь. Только бы реплику друга не оборвал выстрел, только бы…
— Эй-ей, спокойно! Да что я вам сделал, в конце концов?! Вас подослал этот ревнивый дон Себастиан? Ну так пусть потягается со мной лично! А я настаиваю, что донна Карлота достойна лучшего мужа, чем этот трусливый ёж! Так ему и передайте! Я не отступаюсь и жду его завтра на рассвете у площади Азалий! Или о его рогах узнают даже белошвейки!
Погоня, отдаляясь, понеслась вдоль городской стены. Ни выстрелов, ни лязга стали, спасибо, Сезар! Райнеро не без удивления утёр со лба испарину.
Сверху донеслись лязг и топот, Марсио тоже нашёл своего зрителя. Принц Рекенья прижался животом к стене башни и медленно двинулся вдоль неё, пропускать спектакль было негоже. Но как же шумит он сам! Камешки под сапогом предательски клацали, колет поскрипывал, нос сопел, щетина шоркала по стылым камням. Задержав дыхание, он выглянул из-за стены, с губ скатился выдох. Стражники грохотали, Марсио кричал и бил копытом, и вряд ли сопение его высочества могло кого-то смутить. Пятнадцать караульных в боевой готовности — в панцирях и со шпагами — выбежали наружу, озираясь по сторонам. Бравые стражи города, мягко говоря, пребывали в замешательстве.
— Это просто лошадь!
— Вы очень наблюдательны. — Фернан Барреа спускался последним, он по обыкновению не спешил. Полвека он жил в городе у моря, из них десять служил начальником порта, пять лет назад перебрался к горам. Айруэла, пожадничав, дала ему лишь место гуэрдо* , но с весны Барреа набил себе цену. Разгуливающий ночами принц Рекенья попадался ему не счесть сколько раз. Хваткий гуэрдо с поклоном клал в карман королевскую благодарность.
— Нет, это конь, — щегольнул зорким глазом стражник.
— Что?
— Это конь. Жеребец. А сбруя-то как хороша — закачаешься…
— Кобылу тебе в жёны, Лачо, докладывайся по делу!
— Я знаю этого коня, сеньор гуэрдо!
— Знаком лично?
— Это королевский конь, сеньор гуэрдо! — Райнеро различил рапортующего. Лачо Ласано не мыслил себя без того, чтоб не нагладить на затылке вихор и не блеснуть познаниями о Райнеро Рекенья-и-Яльте. Если бы пришлось завести личного жизнеописателя, Лачо был бы не последним претендентом. — Конь его высочества, сеньор гуэрдо. Как известно, истинный демон, сеньор гуэрдо.
Райнеро не сдержал усмешки. Репутация Марсио превосходила его собственную. Джериб замер монументом во славу глубочайшего презрения к человечеству, но храбрецов пока не было.
— Так, — Барреа стоял спиной, но Райнеро знал, что тот постукивает о ладонь двумя пальцами. — А где же всадник? Пришел приказ его задержать.
— Не могу знать, сеньор гуэрдо!
— Обыскать территорию! Караульные, на пост!
Райнеро успел отпрянуть, когда отблеск факела лизнул кусок стены. В его сторону направлялись сразу двое стражников, на плиты впереди падали жёлтые пятна. Две вытянутые тени рыскали из стороны в сторону, подступая к укрытию. Райнеро прижал к груди пистолет, как сестра — любимую куклу, но что за сравнение! Руку на рукоять кинжала и вжаться в угол, слиться с камнями. Шаги совсем рядом, значит, рядом и чья-то смерть.
— Гуэрдо, на улице никого. Я думаю, его высочество перемахнул через стену!
— Перелетел? — Фернан Барреа обладал неплохим чувством юмора, но шутки отпускал каменным голосом.
— Нет, — смутился подчинённый, — забрался на спину коня. Его высочество силён как бык и ловок как мангуст…
Шаги резко изменили направление, тени удалялись. Райнеро понял, что не дышал с минуту. Указательный палец прирос к насечке на стволе.
— Видите, сержант, наши ворота не пропускают даже в Залунный Край. — Клясть небо в том, что для побега беглец выбрал именно Апельсиновые ворота, подгадив репутации их смотрителя, Барреа не собирался. — Открыть калитку. Вы, шестеро, возьмёте лошадей. Принц пеший, далеко не ушёл.
— Сеньор гуэрдо, разрешите спросить, — вылез давешний жизнеописатель принца Рекенья. — Что совершил его высочество?
— Он родился. — Заскрежетала опускная решётка. Из-под ног поползли плиты, между рёбер подуло холодом. Бесчестье матери предали огласке. За такую гнусь мало просто убить. За такую гнусь любящий сын обязан вырезать негодяю сердце. — Эскарлота не знает покоя уже двадцать лет. И, будь на то воля Всевечного, не узнает ещё долго. Живее!
Райнеро откинул голову, выдохнул.
В монолите ворот прорезалась щель, достаточная, чтобы проехал всадник. В окнах конюшен метались огни, выкрики команд мешались с конским ржанием. Трое, среди них Лачо, подступались к Марсио, широко расставив руки. Джериб щерился и вертелся, охаживая себя хвостом по лоснящимся бокам. Фернан Барреа стоял чуть поодаль, уперев руку в железный бок. Луна улыбалась, заливая происходящее белым, мертвенным светом.
— Конь не даётся, сеньор гуэрдо. — Лачо Ласано оглянулся на начальство, безусое лицо отвердело. — Но я отведу его!
— Брось, идиот! — Барреа выставил вперёд обе руки, попятится. — Отойди!
Лачо мгновение вечности держал джериба под уздцы, за улыбкой не видно щёк. Сослуживцы бросились врассыпную. Марсио дёрнул мордой вверх, в глазу сверкнула луна. Ремни вырвались у Лачо из рук, Марисо поднялся на дыбы. Копыта молотили воздух, ржание походило на рык. Идиот, ну идиот же, выкинул руки вперёд, пытаясь прикрыться, и умер.
