Райнеро Рекенья-и-Яльте переступил с ноги на ногу, подул себе на руки, зажатые мехом перчаток, но толку-то, коль скоро юг не учил своих уроженцев выдыхать из лёгких солнечный жар.
День давно сменился вечером, а тот вывел на прогулку луну. Те дороги, которыми прогуливалась круглобокая красотка, единственные находились выше, чем Сегне. Дворец был выстроен на вершине потухшего вулкана, высясь над землёй примерно пассо на сто. Райнеро провёл вблизи его достаточно времени, невольно изучив все имеющиеся к Сегне подходы, разделив по роду занятий сегодняшних визитёров и даже проследив смену караула на галерее барбакана. Дворцовая охрана носила сабли с расширяющимся кверху лезвием. Движения стражников восхищали ловкостью, естественностью и экономностью, как если бы те переняли их у барса, вышитого на их плащах. В Сегне сходились чиновники, представители гильдий и, кажется, селяне, мнущие ручищами бока огромных корзин. Не иначе, спешили накормить своего «Ларса» местной едой, чтоб не занедужил — от песочных-то яств. Наконец, подход в Сегне был всего один — со стороны эспланады. Широкая, мощёная камнем, она пролегала между скалой и кучковавшимися у подножия домами, выступала своеобразным мостом между городом и резиденцией, между простыми смертными и королями, у которых на службе ангелы.
Кляня себя за нечуждое человеческое, Райнеро несколько раз по нужде отбегал к закутку между ближайших зданий. До того, как повечерело, он часок-другой скоротал в харчевне. Папочка мог быть им доволен: порочный сын воевал не с пуговками на панталонах смазливой служаночки, но с начинкой, аппетитно выпирающей за края яблочного, с корицей и орехами, пирога.
Если бы его ангел вздумал слукавить, уходя из дворца другим путём, ничего бы не вышло — разве что по небу. Впрочем, никакие крылья за спиной неземного создания не трепетали, и Райнеро провожал взглядом каждую женщину, выходящую из настежь открытых ворот. Две огромные кованые створы крыльями гарпии обнимали кусок барбакана из белого камня. По обе от него стороны, по всей ширине эспланады, высилась защитная стена, но от края обрывов она плавно переходила в стену дворца.
С первыми сумерками, когда из Сегне потянулась разношёрстная череда счастливцев, стоявшими на короткой ноге с «родимым Яноре», на эспланаде появились разносчики. Пирожки с курицей, фасолью и луком, жареные рыбёшки на палочках, горячие вафли! Райнеро отведал всего, но теплее ему не стало. Остатки теста он скормил птахам, их под крышами башен селилось предостаточно и, похоже, слетаться на вечернюю поживу вошло у них в привычку.
Признаться, бывший наследник Эскарлоты впервые видел такое причудливое сооружение, как дворец Сегне — тонконогую, острокрылую цаплю. Сегне состоял из четырёх этажей, множества углов, даже, пожалуй, граней, и десятка башен под чёрными черепичными крышами. Притом ближайшая к барбакану башня вспарывала мир острым углом, одним боком выступая влево, вторым вправо. На вершине её гнездилась задумавшая взлёт гарпия, клюв равнялся по грани, двумя этажами ниже располагался огромный циферблат с чёрной отделкой внутри и его брат-близнец — этот с отделкой из серебра. Стрелки с ликом гарпии на наконечнике двигались внутри чёрного и белого ободов, между фигурками мифических тварей.
Забило девятый час вечера. Райнеро перчаткой утёр сопли. Свой пост он занял ранним утром, в восьмом часу, не позднее. Его ангел одной из первых подъехала к самым воротам в аккуратной, округлой карете с гербом рыбы на дверцах. Опасения не сбылись, король не выбежал ей навстречу — Райнеро на его месте сделал бы именно это — и дверцу перед ней открыл кучер. Пронзил шальной порыв броситься к ней, хотя бы подать руку, но подошвы примёрзли к снегу. Сомнения унесло сором на ветру. Вчера, едва обретя способность мыслить, он по крупицам разобрал воспоминание о ней. Маялся ночь напролёт: его чернокудрый ангел — просто девушка из числа придворных или же та чаровница, которую утешал король-вояка? Ведь они так похожи. Но капюшон спал, когда она нисходила наземь: узор кос в точности повторял вчерашний.
— Доброго утра, сударыня, — круглый дурак, Райнеро всё же смог действовать прежде, чем досада пополам с болью обескровили его душу. — Моё имя Рагнар.
Ангел глядела на него исподлобья, не почтив его поклон ни кивком головы, ни движением ресниц. Она смотрелась выше обычной блицардки, тоньше, несмотря на дымчато-серый полушубок.
— Помните, вы дали мне медяк у собора? — С досадной неуклюжестью он вынул из кошеля на поясе монетку, мутную от следов его поцелуев. — Смешно получилось, я не нищий, а вы ангел, давайте встретимся вечером?
Ангел вскинула брови с чарующим изломом, придававшим её лицу какую-то строгость, решительность. Ручки в мохнатых перчатках стиснули застёжку у горла, как хотелось накрыть их своими, отвести оттуда и просто не выпускать!
— Я очарован и потерян, но не подумайте обо мне дурно! — Райнеро отвесил второй поклон. — У меня есть дело. Очень важное дело. И вы могли бы помочь мне с…
Ангел сорвалась с места и, поскальзываясь на снегу, бросилась к приоткрытой створке ворот. Он не успел поймать даже взлёта её бровей, взмаха ресниц, шевеления гранатовых губ.
— Я замужем! — И створка закрылась с обреченнейшим гулом. Гарпия с рельефного герба над воротами, Райнеро присягнуть мог, мстительно на него сощурилась.
В высоких окнах дворца угасал свет. Райнеро интересовали те, что прорезали стены Часовой башни. Она выглядела главной, окна в ней были самые широкие и нарядные, а второй этаж казался идеальным, чтобы вершить дела королевства именно с его высоты. В них мелькала мужская фигура, ей легко приписались стремительные, но экономные движения — как у охранников, перед которыми четыре года маячил их земной бог под знаком зимнего барса. Свет же горел и горел. Райнеро почти уверился в своей правоте. Ну же, ваша милость, ну же, дражайший дядюшка, покажитесь, а уж племянник пошлёт вам горячий южный привет…
Минутная стрелка взмахнула острием крыла над цифрой «шесть», красовавшейся в островерхом колпаке феи. Половина девятого. Что, если его ангел вообще остережётся покидать дворец и останется под защитой… ах, как же его? Ноябрь! Май и ноябрь… Райнеро не прогнулся под тяжестью своего положения лишь потому, что прочно оледенел сосулькой. Нынче в цене у ангелов «князья огней раны» да «хозяева сельди сражений». Не принцы без королевства. Не бастарды. Не трусы-паиньки, сторонящиеся войн, потому что там шумно, грязно и могут убить. Допустим, ангел снизойдёт до него. Допустим, внимет его просьбе — нет, не быть подхваченной на руки, а провести к королю. С чего ты вообще взял, что дядюшка тебя выслушает и даст армию? Потому что в глазах у тебя «зелень льда», а щетина почти отвоевала себе подбородок? Веский довод одного Яльте для другого Яльте, ничего не скажешь… Единственное, что он знал наверняка — нельзя упоминать бывшую королеву. Во всяком случае, при Яльте-Яноре.
Поглупевшее сердце заметалось в своей клетке рёбер. Его ангел показалась в воротах! Райнеро подался вперёд. Не оглядываясь, она поспешила к карете, на сей рад поджидающей среди ещё нескольких экипажей в конце эспланады. Райнеро бросился наперерез:
— Умоляю, постойте! — Клятый мороз не только сотворил из него неповоротливую льдину, но и голос почти отобрал.
Девушка развернулась обратно так быстро, что Райнеро уловил лишь, как распахнулись, становясь в пол-лица, у неё глаза. Он обогнал её, раскинул в стороны руки: безоружен, открыт, не нанесу вам зла. Но она принялась пятиться, сжав ручками застёжку у горла. Взгляд метался вверх — на галерею барбакана — и вниз, ему за спину, на ворота. Наверное, останься на эспланаде прохожие, она бы искала защиты у них, да хоть у селянина в обнимку с корзиной!
— Да стойте же! — Райнеро упал на одно колено, сорвал с головы капюшон. От холодного дыхания разносило лёгкие, но пока есть силы говорить, он не умолкнет. — Я Рагнар. Граф А?гне. Я…
— А я придворная дама короля! — Ангел больше не боялась. — И он лично снимет вашу дурную голову, если вы немедленно не прекратите меня преследовать!
— Значит… Быть посему… Но пока голова при мне… Я склоняю её. Перед вами. Вы дали мне медяк. Я не нищий. Вы улыбнулись мне. Я Рагнар Агне. А вы ангел. И мы всё же встретились вечером.
— Вы из «несчастненьких»? — быстро спросила девушка, поведя глазами из стороны в сторону. Руки отпустили застёжку и спрятались в рукава полушубка.
— Несчастнее меня не найти в целом свете… — Райнеро не понял, о чём она, и сказал чистую правду.
— Пожалуйста, встаньте, — кивнула ангел и, к его ужасу, вытянула из тьмы прохожего. — Сударь, что вы можете сказать о моём новом знакомце? Он позвал меня на встречу. Мне стоит опасаться?
— Непременно, сударыня.
Райнеро вскочил и закашлялся, снова хапнув морозного воздуха. Облитый светом услужливой луны, Рамиро ви Куэрво глянул на своего бастарда с неприкрытым злорадством и повернулся назад к ангелу. Так и опирающейся о его руку, что спокойно лежала на эфесе шпаги.
— Рекомендую отказаться. Но если вы решили твёрдо — наденьте мужское платье и возьмите с собой братьев, отца…
— Или мужа?
— О, мужа лучше всего!
Ангел выпустила его руку и поклонилась шутливо, словно бы по-мужски:
— Благодарю вас, теперь я не пропаду! А вы друг «несчастненького».
— Нет, — Куэрво оттопырил обветренную губу и покачал головой под широким баретом. — Отец всего-навсего.
Папенька, конечно, не мог бы возникнуть более не вовремя, но в его присутствии ангел наконец-то подарила Райнеро дружелюбный взгляд. Снизу вверх, медленный, следующий строго за взмахом густых, чёрных ресниц. Райнеро выдохнул застоявшуюся в лёгких злость на Рамиро, на весь свет, на себя.
— Он вас так любит, так любит!
— Неужели?
— О да! — Девушка по очереди сделала им большие глаза. Из них смотрела бездна, невозможная бездна, на чьём призрачном дне обитало солнце. — Так что не будьте слишком строги к нему. Отпустите погулять непоседу этим вечером. Мой муж будет рад такому знакомству.
— Только если вы вернёте мне мальчика в целости и сохранности!
— Непременно, добрый сударь! Обожаю детишек.
Паяц! мерзавец! нагулявший бастарда отец! — Куэрво учтиво поклонился, точно эта безумная, позорящая Райнеро болтовня велась на дворцовых плитах, и отошёл.
Снова оставил сына наедине с этим гневом, опаляющим изнутри, гневом, сочащимся сквозь замерзшую кожу, гневом, что требовалось унять. Ведь в шаге стояла всё же снизошедшая до него ангел.
— Рагнар Агне, — пусть строго, но она обратилась к нему по имени! Гнев съёжился, затаился, сбился тусклыми искорками.
— А вы ангел.
— Я Юлиана Вивека Уда форн Боон. — Она взглянула на него из-под ресниц — солнце вспыхнуло на дне бездны. — Наклонитесь-ка, «несчастненький».
Райнеро уставился на неё. Девушка с именами не по зубам состроила ему глазки? Сглотнул. Казалось, слюна замерзла каплями льда и оцарапала гортань. Повиновался. Девушка с именами не по зубам поцелует его?
— В двух часах езды по Волчьему тракту, он за Северными воротами, есть роща святой Каисы, — от дыхания ангела у самого уха Райнеро будоражило.
— Так.
— В ней охотничий домик.
— Так…
— Будьте там до полуночи.
— Я буду!
— Ключ за притолокой.
— Я найду!
Ангел отстранилась от него, сделала шажок назад и свела брови с такой строгостью, что у Райнеро не хватило духу взять её руку в свою и поцеловать край перчатки.
— А сейчас я побегу к своей карете, и вы не станете меня преследовать. Вам ясно, «несчастненький»?
2
Охотничий домик стоял на границе между рощей св. Каисы и рекой, погружающейся под обрывом в длительный зимний сон. Едва ли сюда можно было с такой лёгкостью проникнуть без провожатых. Деревце жалось к деревцу, скопища кустов преграждали путь каждый раз, когда в мёрзлой земле пробивалось подобие тропы, и неудивительно, что местные выбирали дорогу краем рощи. Не иначе, чудо довело одного влюблённого «несчастненького» до цели. Чудо и рокот реки, разворчавшейся на непогоду. Оставалось понадеяться, что его Ангел защитит себя от холода каретными стенками и жаровней в ногах.
Марсио без особого восторга дал привязать себя к коновязи, устроенной под деревянным навесом с обратной стороны домика. В знак извинения Райнеро скормил ему сушёное яблоко. Наспех оглядел строение и скорее вошёл внутрь, действительно найдя ключ за левым углом притолоки. Ветер обиженно провыл в спину. В этом «убежище» чувствовалась рука того же творца, что возводил Сегне. На миг от досады сделалось кисло. С куда большим интересом Райнеро бы побывал в обители своего Ангела, ему же предлагалось «гнёздышко» бывшей королевы, сестры матушки.
За домом, может, и следили, но не в последние месяцы. Райнеро затруднялся определить, где промозглее и холоднее — на первом этаже, сложенном из камня, или втором, построенном из дерева и снабжённым множеством окон. Без ставен, зато с резьбой. Райнеро не имел никакой охоты наблюдать, как липкий, тяжёлый снег кидается на стёкла, похожие на донышки винных бутылок, и выбрал для встречи единственный жилой зал внизу. Запас поленьев в поленнице порядком оскудел, но его хватило, чтобы разжечь кирпичный камин. Вдоль стен громоздилась резная мебель. Среди неё нашлись стулья и квадратный стол, а в кофрах скатерть, оловянная посуда и свечи. На дощатый пол улёгся пыльный ковёр с тиктийским орнаментом. Бывший наследный принц не отличался в сервировке особой искусностью, предпочитая доверяться своему камергеру, но накрытый лёгким ужином из харчевни стол смотрелся сносно. Да и обитая кожей кушетка встала у камина как родная, придавая запустелой комнате подобие уюта.
Впрочем, по-настоящему оживить это места мог только Ангел, и недопустимо, чтобы холод коснулся её. Райнеро сбросил плащ, набитый стынью и сыростью, рывком расстегнул на колете оледеневшие застёжки, после чего закрутился перед огнём, с наслаждением поворачиваясь то одним, то другим боком и упиваясь древесными ароматами. Север умел проявлять радушие, но когда сам хотел этого. Похоже, он наконец-то начинал признавать блудного Яльте своим, оценив, как стоически тот сносил сегодня ветра, снега и льды.
Как только карета Юлианы форн Боон потонула в сгущающейся темени, Куэрво резко прекратил потешаться и парой хлёстких реплик толкнул сына из зимы в весну, одетую в пурпур тимьяна. Но не за теплом — за раскаянием. Когда в последний раз принц Рекенья вот так уединялся с девицей в охотничьем домике, его на всю Эскарлоту ославили похитителем девственниц и насильником. Разумеется, гнев воспрянул от дрёмы. И, разумеется, Куэрво увернулся от ссоры. Сколько бы Райнеро ни шипел ему о странном отцовском сердце, что заклеймило сына мерзавцем и благородно взяло с собой на войну. «Принц обрёл тот позор, что смывается лишь кровью во имя Эскарлоты», так ведь сказал последней весной сиятельный маршал!
Уезжая на встречу, Райнеро бросил: «Юлиана Вивека Уда форн Боон — всего лишь дорога в Сегне, коль скоро сам граф Агне отказался провести туда отпрыска». И для собственного успокоения старался думать так же. Он в самом деле собирался говорить с ней о деле. Сразу после того, как признается ей в своих чувствах. И возьмёт всё, чем Ангел соблаговолит его одарить.
День давно сменился вечером, а тот вывел на прогулку луну. Те дороги, которыми прогуливалась круглобокая красотка, единственные находились выше, чем Сегне. Дворец был выстроен на вершине потухшего вулкана, высясь над землёй примерно пассо на сто. Райнеро провёл вблизи его достаточно времени, невольно изучив все имеющиеся к Сегне подходы, разделив по роду занятий сегодняшних визитёров и даже проследив смену караула на галерее барбакана. Дворцовая охрана носила сабли с расширяющимся кверху лезвием. Движения стражников восхищали ловкостью, естественностью и экономностью, как если бы те переняли их у барса, вышитого на их плащах. В Сегне сходились чиновники, представители гильдий и, кажется, селяне, мнущие ручищами бока огромных корзин. Не иначе, спешили накормить своего «Ларса» местной едой, чтоб не занедужил — от песочных-то яств. Наконец, подход в Сегне был всего один — со стороны эспланады. Широкая, мощёная камнем, она пролегала между скалой и кучковавшимися у подножия домами, выступала своеобразным мостом между городом и резиденцией, между простыми смертными и королями, у которых на службе ангелы.
Кляня себя за нечуждое человеческое, Райнеро несколько раз по нужде отбегал к закутку между ближайших зданий. До того, как повечерело, он часок-другой скоротал в харчевне. Папочка мог быть им доволен: порочный сын воевал не с пуговками на панталонах смазливой служаночки, но с начинкой, аппетитно выпирающей за края яблочного, с корицей и орехами, пирога.
Если бы его ангел вздумал слукавить, уходя из дворца другим путём, ничего бы не вышло — разве что по небу. Впрочем, никакие крылья за спиной неземного создания не трепетали, и Райнеро провожал взглядом каждую женщину, выходящую из настежь открытых ворот. Две огромные кованые створы крыльями гарпии обнимали кусок барбакана из белого камня. По обе от него стороны, по всей ширине эспланады, высилась защитная стена, но от края обрывов она плавно переходила в стену дворца.
С первыми сумерками, когда из Сегне потянулась разношёрстная череда счастливцев, стоявшими на короткой ноге с «родимым Яноре», на эспланаде появились разносчики. Пирожки с курицей, фасолью и луком, жареные рыбёшки на палочках, горячие вафли! Райнеро отведал всего, но теплее ему не стало. Остатки теста он скормил птахам, их под крышами башен селилось предостаточно и, похоже, слетаться на вечернюю поживу вошло у них в привычку.
Признаться, бывший наследник Эскарлоты впервые видел такое причудливое сооружение, как дворец Сегне — тонконогую, острокрылую цаплю. Сегне состоял из четырёх этажей, множества углов, даже, пожалуй, граней, и десятка башен под чёрными черепичными крышами. Притом ближайшая к барбакану башня вспарывала мир острым углом, одним боком выступая влево, вторым вправо. На вершине её гнездилась задумавшая взлёт гарпия, клюв равнялся по грани, двумя этажами ниже располагался огромный циферблат с чёрной отделкой внутри и его брат-близнец — этот с отделкой из серебра. Стрелки с ликом гарпии на наконечнике двигались внутри чёрного и белого ободов, между фигурками мифических тварей.
Забило девятый час вечера. Райнеро перчаткой утёр сопли. Свой пост он занял ранним утром, в восьмом часу, не позднее. Его ангел одной из первых подъехала к самым воротам в аккуратной, округлой карете с гербом рыбы на дверцах. Опасения не сбылись, король не выбежал ей навстречу — Райнеро на его месте сделал бы именно это — и дверцу перед ней открыл кучер. Пронзил шальной порыв броситься к ней, хотя бы подать руку, но подошвы примёрзли к снегу. Сомнения унесло сором на ветру. Вчера, едва обретя способность мыслить, он по крупицам разобрал воспоминание о ней. Маялся ночь напролёт: его чернокудрый ангел — просто девушка из числа придворных или же та чаровница, которую утешал король-вояка? Ведь они так похожи. Но капюшон спал, когда она нисходила наземь: узор кос в точности повторял вчерашний.
— Доброго утра, сударыня, — круглый дурак, Райнеро всё же смог действовать прежде, чем досада пополам с болью обескровили его душу. — Моё имя Рагнар.
Ангел глядела на него исподлобья, не почтив его поклон ни кивком головы, ни движением ресниц. Она смотрелась выше обычной блицардки, тоньше, несмотря на дымчато-серый полушубок.
— Помните, вы дали мне медяк у собора? — С досадной неуклюжестью он вынул из кошеля на поясе монетку, мутную от следов его поцелуев. — Смешно получилось, я не нищий, а вы ангел, давайте встретимся вечером?
Ангел вскинула брови с чарующим изломом, придававшим её лицу какую-то строгость, решительность. Ручки в мохнатых перчатках стиснули застёжку у горла, как хотелось накрыть их своими, отвести оттуда и просто не выпускать!
— Я очарован и потерян, но не подумайте обо мне дурно! — Райнеро отвесил второй поклон. — У меня есть дело. Очень важное дело. И вы могли бы помочь мне с…
Ангел сорвалась с места и, поскальзываясь на снегу, бросилась к приоткрытой створке ворот. Он не успел поймать даже взлёта её бровей, взмаха ресниц, шевеления гранатовых губ.
— Я замужем! — И створка закрылась с обреченнейшим гулом. Гарпия с рельефного герба над воротами, Райнеро присягнуть мог, мстительно на него сощурилась.
В высоких окнах дворца угасал свет. Райнеро интересовали те, что прорезали стены Часовой башни. Она выглядела главной, окна в ней были самые широкие и нарядные, а второй этаж казался идеальным, чтобы вершить дела королевства именно с его высоты. В них мелькала мужская фигура, ей легко приписались стремительные, но экономные движения — как у охранников, перед которыми четыре года маячил их земной бог под знаком зимнего барса. Свет же горел и горел. Райнеро почти уверился в своей правоте. Ну же, ваша милость, ну же, дражайший дядюшка, покажитесь, а уж племянник пошлёт вам горячий южный привет…
Минутная стрелка взмахнула острием крыла над цифрой «шесть», красовавшейся в островерхом колпаке феи. Половина девятого. Что, если его ангел вообще остережётся покидать дворец и останется под защитой… ах, как же его? Ноябрь! Май и ноябрь… Райнеро не прогнулся под тяжестью своего положения лишь потому, что прочно оледенел сосулькой. Нынче в цене у ангелов «князья огней раны» да «хозяева сельди сражений». Не принцы без королевства. Не бастарды. Не трусы-паиньки, сторонящиеся войн, потому что там шумно, грязно и могут убить. Допустим, ангел снизойдёт до него. Допустим, внимет его просьбе — нет, не быть подхваченной на руки, а провести к королю. С чего ты вообще взял, что дядюшка тебя выслушает и даст армию? Потому что в глазах у тебя «зелень льда», а щетина почти отвоевала себе подбородок? Веский довод одного Яльте для другого Яльте, ничего не скажешь… Единственное, что он знал наверняка — нельзя упоминать бывшую королеву. Во всяком случае, при Яльте-Яноре.
Поглупевшее сердце заметалось в своей клетке рёбер. Его ангел показалась в воротах! Райнеро подался вперёд. Не оглядываясь, она поспешила к карете, на сей рад поджидающей среди ещё нескольких экипажей в конце эспланады. Райнеро бросился наперерез:
— Умоляю, постойте! — Клятый мороз не только сотворил из него неповоротливую льдину, но и голос почти отобрал.
Девушка развернулась обратно так быстро, что Райнеро уловил лишь, как распахнулись, становясь в пол-лица, у неё глаза. Он обогнал её, раскинул в стороны руки: безоружен, открыт, не нанесу вам зла. Но она принялась пятиться, сжав ручками застёжку у горла. Взгляд метался вверх — на галерею барбакана — и вниз, ему за спину, на ворота. Наверное, останься на эспланаде прохожие, она бы искала защиты у них, да хоть у селянина в обнимку с корзиной!
— Да стойте же! — Райнеро упал на одно колено, сорвал с головы капюшон. От холодного дыхания разносило лёгкие, но пока есть силы говорить, он не умолкнет. — Я Рагнар. Граф А?гне. Я…
— А я придворная дама короля! — Ангел больше не боялась. — И он лично снимет вашу дурную голову, если вы немедленно не прекратите меня преследовать!
— Значит… Быть посему… Но пока голова при мне… Я склоняю её. Перед вами. Вы дали мне медяк. Я не нищий. Вы улыбнулись мне. Я Рагнар Агне. А вы ангел. И мы всё же встретились вечером.
— Вы из «несчастненьких»? — быстро спросила девушка, поведя глазами из стороны в сторону. Руки отпустили застёжку и спрятались в рукава полушубка.
— Несчастнее меня не найти в целом свете… — Райнеро не понял, о чём она, и сказал чистую правду.
— Пожалуйста, встаньте, — кивнула ангел и, к его ужасу, вытянула из тьмы прохожего. — Сударь, что вы можете сказать о моём новом знакомце? Он позвал меня на встречу. Мне стоит опасаться?
— Непременно, сударыня.
Райнеро вскочил и закашлялся, снова хапнув морозного воздуха. Облитый светом услужливой луны, Рамиро ви Куэрво глянул на своего бастарда с неприкрытым злорадством и повернулся назад к ангелу. Так и опирающейся о его руку, что спокойно лежала на эфесе шпаги.
— Рекомендую отказаться. Но если вы решили твёрдо — наденьте мужское платье и возьмите с собой братьев, отца…
— Или мужа?
— О, мужа лучше всего!
Ангел выпустила его руку и поклонилась шутливо, словно бы по-мужски:
— Благодарю вас, теперь я не пропаду! А вы друг «несчастненького».
— Нет, — Куэрво оттопырил обветренную губу и покачал головой под широким баретом. — Отец всего-навсего.
Папенька, конечно, не мог бы возникнуть более не вовремя, но в его присутствии ангел наконец-то подарила Райнеро дружелюбный взгляд. Снизу вверх, медленный, следующий строго за взмахом густых, чёрных ресниц. Райнеро выдохнул застоявшуюся в лёгких злость на Рамиро, на весь свет, на себя.
— Он вас так любит, так любит!
— Неужели?
— О да! — Девушка по очереди сделала им большие глаза. Из них смотрела бездна, невозможная бездна, на чьём призрачном дне обитало солнце. — Так что не будьте слишком строги к нему. Отпустите погулять непоседу этим вечером. Мой муж будет рад такому знакомству.
— Только если вы вернёте мне мальчика в целости и сохранности!
— Непременно, добрый сударь! Обожаю детишек.
Паяц! мерзавец! нагулявший бастарда отец! — Куэрво учтиво поклонился, точно эта безумная, позорящая Райнеро болтовня велась на дворцовых плитах, и отошёл.
Снова оставил сына наедине с этим гневом, опаляющим изнутри, гневом, сочащимся сквозь замерзшую кожу, гневом, что требовалось унять. Ведь в шаге стояла всё же снизошедшая до него ангел.
— Рагнар Агне, — пусть строго, но она обратилась к нему по имени! Гнев съёжился, затаился, сбился тусклыми искорками.
— А вы ангел.
— Я Юлиана Вивека Уда форн Боон. — Она взглянула на него из-под ресниц — солнце вспыхнуло на дне бездны. — Наклонитесь-ка, «несчастненький».
Райнеро уставился на неё. Девушка с именами не по зубам состроила ему глазки? Сглотнул. Казалось, слюна замерзла каплями льда и оцарапала гортань. Повиновался. Девушка с именами не по зубам поцелует его?
— В двух часах езды по Волчьему тракту, он за Северными воротами, есть роща святой Каисы, — от дыхания ангела у самого уха Райнеро будоражило.
— Так.
— В ней охотничий домик.
— Так…
— Будьте там до полуночи.
— Я буду!
— Ключ за притолокой.
— Я найду!
Ангел отстранилась от него, сделала шажок назад и свела брови с такой строгостью, что у Райнеро не хватило духу взять её руку в свою и поцеловать край перчатки.
— А сейчас я побегу к своей карете, и вы не станете меня преследовать. Вам ясно, «несчастненький»?
2
Охотничий домик стоял на границе между рощей св. Каисы и рекой, погружающейся под обрывом в длительный зимний сон. Едва ли сюда можно было с такой лёгкостью проникнуть без провожатых. Деревце жалось к деревцу, скопища кустов преграждали путь каждый раз, когда в мёрзлой земле пробивалось подобие тропы, и неудивительно, что местные выбирали дорогу краем рощи. Не иначе, чудо довело одного влюблённого «несчастненького» до цели. Чудо и рокот реки, разворчавшейся на непогоду. Оставалось понадеяться, что его Ангел защитит себя от холода каретными стенками и жаровней в ногах.
Марсио без особого восторга дал привязать себя к коновязи, устроенной под деревянным навесом с обратной стороны домика. В знак извинения Райнеро скормил ему сушёное яблоко. Наспех оглядел строение и скорее вошёл внутрь, действительно найдя ключ за левым углом притолоки. Ветер обиженно провыл в спину. В этом «убежище» чувствовалась рука того же творца, что возводил Сегне. На миг от досады сделалось кисло. С куда большим интересом Райнеро бы побывал в обители своего Ангела, ему же предлагалось «гнёздышко» бывшей королевы, сестры матушки.
За домом, может, и следили, но не в последние месяцы. Райнеро затруднялся определить, где промозглее и холоднее — на первом этаже, сложенном из камня, или втором, построенном из дерева и снабжённым множеством окон. Без ставен, зато с резьбой. Райнеро не имел никакой охоты наблюдать, как липкий, тяжёлый снег кидается на стёкла, похожие на донышки винных бутылок, и выбрал для встречи единственный жилой зал внизу. Запас поленьев в поленнице порядком оскудел, но его хватило, чтобы разжечь кирпичный камин. Вдоль стен громоздилась резная мебель. Среди неё нашлись стулья и квадратный стол, а в кофрах скатерть, оловянная посуда и свечи. На дощатый пол улёгся пыльный ковёр с тиктийским орнаментом. Бывший наследный принц не отличался в сервировке особой искусностью, предпочитая доверяться своему камергеру, но накрытый лёгким ужином из харчевни стол смотрелся сносно. Да и обитая кожей кушетка встала у камина как родная, придавая запустелой комнате подобие уюта.
Впрочем, по-настоящему оживить это места мог только Ангел, и недопустимо, чтобы холод коснулся её. Райнеро сбросил плащ, набитый стынью и сыростью, рывком расстегнул на колете оледеневшие застёжки, после чего закрутился перед огнём, с наслаждением поворачиваясь то одним, то другим боком и упиваясь древесными ароматами. Север умел проявлять радушие, но когда сам хотел этого. Похоже, он наконец-то начинал признавать блудного Яльте своим, оценив, как стоически тот сносил сегодня ветра, снега и льды.
Как только карета Юлианы форн Боон потонула в сгущающейся темени, Куэрво резко прекратил потешаться и парой хлёстких реплик толкнул сына из зимы в весну, одетую в пурпур тимьяна. Но не за теплом — за раскаянием. Когда в последний раз принц Рекенья вот так уединялся с девицей в охотничьем домике, его на всю Эскарлоту ославили похитителем девственниц и насильником. Разумеется, гнев воспрянул от дрёмы. И, разумеется, Куэрво увернулся от ссоры. Сколько бы Райнеро ни шипел ему о странном отцовском сердце, что заклеймило сына мерзавцем и благородно взяло с собой на войну. «Принц обрёл тот позор, что смывается лишь кровью во имя Эскарлоты», так ведь сказал последней весной сиятельный маршал!
Уезжая на встречу, Райнеро бросил: «Юлиана Вивека Уда форн Боон — всего лишь дорога в Сегне, коль скоро сам граф Агне отказался провести туда отпрыска». И для собственного успокоения старался думать так же. Он в самом деле собирался говорить с ней о деле. Сразу после того, как признается ей в своих чувствах. И возьмёт всё, чем Ангел соблаговолит его одарить.
