Кто-то станет отбирать сильнейших из его детенышей? Кто будет приносить им пищу? Кто соберет для них подстилку в уютной полутени, где нет ни сырости, ни губительных для кожи младенцев прямых лучей света? Да и где его потомство увидит свет? Где-нибудь среди скоплений несъедобной неорганической материи, ядов? На глазах двуногих?
Ему случалось видеть тех, чьи родители погибали, оставляя свое потомство на волю случая. Они оказывались одни, без присмотра и защиты в кучах гниющей органики. Без родителя, который мог бы приносить пищу и объяснять, что можно жить сообща, они поедали друг друга, пока не оставался единственный уцелевший из помета. Зачастую этот последний оказывался необратимо покалечен. Впрочем, выживала без родителя лишь половина таких одиночек, съевших своих братьев. Оставшуюся половину поедали взрослые особи других видов. А иногда – собственного. Как-то раз ему самому пришлось прикончить двоих осиротевших детенышей, просто потому что один из них оказался лишен обоих глаз и половины щупалец, а второй – проявлял агрессию, которая была недопустима для жизни в племени.
Конечно, редко-редко, но случалось так, что находили достаточно взрослого сородича, выжившего и сумевшего вырасти без родителя. Таких даже удавалось научить говорить и жить по законам совместного существования. Но исключительная редкость подобных случаев почти лишала сейчас хищника надежды на выживание собственного потомства. И тем не менее он намеревался дождаться подходящего момента и подходящего носителя для подсадки созревших яиц. Просто потому что он должен сделать все, от него зависящее, ради сохранения своего вида.
10
Опасения, что придется самому стать носителем для собственного потомства, не оправдались. Подманить двуногого оказалось проще простого. Щелканье заставило глупое существо отвлечься от привычных занятий и подойти ближе. Его любопытство пошло на пользу хищнику.
Двуногий принялся разглядывать обездвиженную добычу со всех сторон, словно не понимая, откуда исходит звук. Хищник точно знал, что щелканье не может напомнить двуногому общение собратьев – те использовали совсем другие звуки. И тут же пришла мысль попытаться имитировать звуки, привычные двуногим. Это оказалось довольно сложно.
Хищник старательно издал негромкий протяжный звук. Двуногий замер. Боясь, что глупая зверюга, не способная долго удерживать внимание на одном объекте, потеряет интерес к нему, он повторил звук чуть громче. Изменил тональность. Звук выше, звук ниже. Двуногий зачарованно прислушивался. Торопливо кинулся к поверхности с завалами неорганики, ухватил какой-то предмет. Видимо, инстинкт деструкции проявил себя. Хищник отчаялся было, но двуногий вернулся на прежнее место, начал что-то теребить на прихваченном предмете. Должно быть, решил осуществить оба стремления – любопытство и деструкцию.
Неважно. Хищник снова сменил тональность звука. Выше, ниже, и снова обратно. Он напрягал связки, как никогда в жизни. Переливающиеся звуки делались громче и увереннее. Двуногий, забыв о предмете, зажатом в конечности, пристально таращился на него. Как бы добраться до глупой зверюги?
Как ни странно, помогли сами двуногие, привлеченные, видимо, звуками. Они толклись вокруг него, обменивались звуками, пытались обращаться к нему, как временами казалось. Хищник сам не знал, правда ли это, или ему мерещиться от переутомления. Он ощущал – еще немного, и связки откажут, измученные непривычной нагрузкой.
Наконец кто-то из зверей положил конечность совсем рядом с концом его щупальца. Хорошо. Сначала – слегка оцарапать, будто бы невзначай. Как у него оттягивается кожа. И сразу потихоньку выпустить из-под когтя жидкость, в струе которой выплыли наружу крохотные, невидимые глазу червячки, вылупившиеся из яиц. Первая царапина слишком мала, но он быстро царапнул еще несколько раз по коже, прежде чем испуганное животное отдернуло конечность. Оно принялось вытирать жидкость с нее о собственную шкуру – но хищник твердо знал, что несколько малюток попали под кожу. Чуть позже двуногий почувствует невыносимый зуд, и станет расчесывать царапины. Это поможет кровотоку разнести малышей по телу. Там они сами найдут, где прикрепиться.
С другой стороны он ощутил тепло, исходящее от конечности другого двуногого. Еще один коготь осторожно, чтобы не спугнуть раньше времени, зашарил вслепую. Сейчас каждое щупальце было проводником для созревших яиц. Какие-то из них окажутся в телах двуногих, часть останется внутри него.
Обычно хищники позволяли созреть небольшой части яиц, чтобы в течение жизни вырастить несколько выводков. Но в критической ситуации его тело заставило созреть все. Он знал – то же самое происходило, когда смертельно раненый хищник оказывался один. Иногда яйцам удавалось вызреть и внутри тел мертвых родителей. Тела родителей же служили им носителями, когда яйца созревали и наступала пора следующей стадии. Собственно, все особи, росшие без родителей, именно так и оставались одни – они рождались у умирающих, либо погибших хищников.
Снова кольнула тревога за собственное потомство. Двуногие определенно были не лучшими носителями. Их привычка травить свои тела ядами не могла способствовать здоровью детенышей. Да и где младенцы покинут тела носителей? Впрочем, повлиять на это он не мог никак. Оставалось надеяться, что хотя бы один маленький хищник из нескольких кладок выживет. Одну кладку он решил оставить внутри собственного тела. Кто знает – может, он окажется лучшим носителем, чем двуногие? Он даже не знает, способны ли они выносить его потомство.
Возможно, ни один из его детенышей долго не проживет. Возможно, это будет означать, что боги либо далеко и не помнят о нем, либо за что-то гневаются. А может, стоит обратиться к ним с молитвой?
Хищник прервал нудные звуки, от которых заболела глотка, и принялся произносить звуки молитвы, старательно вспоминая и воспроизводя их, стараясь, чтобы они звучали ровно, несмотря на усталость. Голос то и дело норовил сорваться, но хищник из последних сил не допускал этого. Боги не любят, слышал он, когда молитву прерывали на середине. Лучше тогда и не начинать.
Двуногие толпились вокруг и гомонили, и теребили свои непонятные штуковины, а он, прикрыв оставшийся целым глаз, старательно обращался к невидимому существу, даже не зная, есть ли оно поблизости и слышит ли его.
Хищник заинтересованно наблюдал, как двуногий вынимает опустевшие сегменты из туловища тонкой твари, от которой к нему тянулись щупальца, и вставляет новые, такие же, только полные. А ведь наверняка это происходит не впервые – судя по скорости убывания жидкости в сегментах, они должны были опустеть не единожды за прошедшее время. Только до сих пор он не обращал внимания на это. Либо подобное происходило, когда он находился в беспамятстве. Впервые ему закралась мысль, что, возможно, это – не яд и не пищеварительный сок. Неужели это просто способ не позволить обездвиженной добыче умереть от жажды? А возможно, внутри сегментов не просто вода, а что-то питательное. Потому что голод был куда слабее, чем ожидалось.
И дело было не в подавленных инстинктах. Да, его щупальца – те, что он видел – значительно исхудали за последние несколько суток. Сказывалось то, что внутри тела росли детеныши, забирая большую часть ресурсов себе. Но он не ощущал чрезмерной слабости.
Двуногий закончил возиться с сегментами и подошел к нему. Издал протяжный звук. Потом защелкал отростком во рту. Он что, хочет общаться? Двуногие не переставали озадачивать. Хищник молча глядел на животное единственным глазом. Тот не отставал, продолжал попеременно то гудеть, то щелкать.
Поддержать, что ли, глупое занятие? Видимо, на любопытстве этих зверей можно строить расчеты. Может быть, ему еще придется когда-нибудь приманивать двуногих испытанным единожды способом. Он щелкнул и издал протяжный звук. Двуногий загомонил, оглядываясь назад. Видимо, подзывал сородичей.
И верно – вскоре рядом находилось уже несколько зверей. Они щелкали и гудели, гомонили и размахивали конечностями. Ему временами казалось, что они и не слышат звуков, что издает он. Хищник примолк, чтобы не тратить силы понапрасну. Двуногие неплохо справлялись и сами. Но вот один из них издал резкий шипящий звук и гомонящее стадо примолкло. Двуногий уставился на хищника и тихонько щелкнул.
Тот без особого желания щелкнул в ответ. Двуногие снова возбужденно загомонили, замахали конечностями. Снова – шипящий звук, и все утихомирились. Двуногий нагнулся и издал гудение. Хищник ответил тем же. Снова – возбужденный гул и мельтешение. И так несколько раз подряд.
Несколько животных извлекли привычные предметы из складок на шкурах и принялись теребить их. Так вот оно что. Инстинкт деструкции и любопытство тесно связаны в их мозгу. Следовало заметить раньше.
Двуногие толклись вокруг даже тогда, когда он устал и прекратил отвечать им. Что их так взбудоражило? Может, он, сам того не зная, случайно издал звуки, которые у них имеют определенное значение? Знать бы, какое именно. И как это можно использовать. Может, существует способ заставить их выпустить его? Было бы хорошо, учитывая, что его детеныши скоро прорвутся наружу. И если он будет свободен, то сможет позаботиться об их безопасности и правильном воспитании. И проследить за отбором. Вырастить, как полагается, хотя бы одну из кладок. Даже покалеченный родитель лучше, чем вообще никакой.
Он оглядел животных, находившихся в поле зрения. Они понемногу теряли интерес к нему и расходились кто куда. Нет, он должен попытаться! Как он прежде не подумал о возможности воздействовать на них! Хищник защелкал и заухал наудачу. Двуногие с любопытством взглядывали на него, некоторые останавливались, но затем один за другим уходили прочь, либо принимались возиться с заполнявшим помещение мусором.
Спустя короткое время помещение опустело. Остался неживой писк и пощелкивание неорганических сооружений. Кажется, светлый период закончился, и двуногие разбрелись по своим лежбищам, спать. Что ж, когда они вернутся, он попробует снова наладить общение. Пять или шесть суток в запасе у него еще есть. Возможно, ему удастся выгудеть себе свободу. А пока глупых животных поблизости нет, следует обратиться к богам. Возможно, кто-нибудь из них все же услышит и сумеет чем-нибудь помочь. Если они и впрямь столь сильны.
11
Внутри, внизу головы, под откушенным щупальцем, чесалось, жгло и зудело. Хищник знал, что это – оставшаяся кладка.
Когда-то, как давно рассказывал ему родитель, их вид откладывал сами яйца. Было это невообразимо давно, когда они выглядели совершенно иначе, и жили не так, как теперь. Тогда они, рассказывал родитель, были дики и не имели многих знаний. Были подобны животным. Хищным, но бессловесным и неразумным. С тех пор многое переменилось – изменился и процесс размножения.
Скорлупа яиц после созревания растворялась под действием особой жидкости внутри полостей, где они вызревали. И вылупившиеся детеныши устремлялись в каналы внутри щупалец, чтобы перейти внутрь носителя, заранее пойманного и обездвиженного родителем. После пересадки полость естественным образом сокращалась в течение нескольких суток.
С откушенным щупальцем дело обстояло несколько иначе. Канал, проходивший внутри него, оборвался и зарос после увечья. Детеныши не могли покинуть полость, как полагалось. Собственно, именно эту кладку он и оставил внутри себя.
Не имея выхода, детеныши прогрызли полость и расползлись по организму. Жидкость выплеснулась из полости и образовала отек, вызвав раздражение внутренних тканей. Сама полость сокращалась медленно и неохотно из-за оставшейся жидкости внутри.
Детеныши выбрали мышечную хорду, чтобы прикрепиться. Он ощущал точечки, где находились теперь его малыши. Их было много – больше, чем щупалец у него. Их количество равнялось количеству его щупалец, взятому несколько раз. Это его слегка беспокоило – хватит ли им питания? Обычно из носителя выходило детенышей куда меньше, чем должно было находиться в кладке. Так происходило из-за того, что некоторые малыши оказывались слишком слабы и медлительны, чтобы пройти далеко внутрь носителя и найти место, чтобы прикрепиться. Некоторых убивала естественная защита носителя от болезней. Сейчас же они все остались внутри него. Природная защита хищника не считает его же детенышей инородными телами и позволяет им остаться в живых.
Хищник не знал ни единого случая, чтобы собственное потомство вынашивал живой родитель, и не имел понятия, чем это закончится для него самого и для малышей. Ему оставалось лишь терпеливо ждать, когда закончится очередная стадия их роста. И молиться. Последнее было единственным доступным ему действием.
Услышав характерные скребущие звуки, притворился спящим. Не хотелось снова в течение половины суток подряд гудеть и выть, уродуя собственные голосовые связки. Стук оповестил о том, что открылся проход, застучали шаги двоих существ. Зазвучали голоса – двуногие постоянно, сколько он помнил, обменивались сигналами. Зачем им это было нужно – хищник не понимал. Возможно, они, подражая высокоразвитым существам, тоже не только обмениваются сведениями и согласуют действия, но и обсуждают что-либо? Как, скажем, взрослые в их племени разговаривали между собой, с молодняком, или родители с детенышами? Или как он с братьями и другими соплеменниками?
У них в племени было принято собираться всем вместе в определенное время, чтобы рассказывать разные истории о том, что случалось, обмениваться опытом и сведениями, которые могли оказаться полезными. Часто говорили о богах.
Голоса и шаги приблизились. Что-то щелкнуло, пискнуло – двуногие возились со своими приспособлениями. Послышался резкий прерывистый звук, изданный одним из них. Звук был знаком хищнику – он был характерен именно для этих животных. Чаще всего они издавали его, когда сбивались в стаи. Опять же, чаще всего при этом, когда один начинал издавать прерывистые звуки, остальные животные этого вида, находившиеся рядом, подхватывали. В этот раз второй двуногий почему-то не последовал примеру сородича. Вместо этого он взялся за привычное занятие – деструкцию. Хотя, после долгих наблюдений, хищник уже не был уверен в том, что действия двуногих всегда являются деструкцией. Хотя чаще всего и выглядели, как таковая. Двуногие неожиданно загомонили – хищник даже приоткрыл слегка глаз, пытаясь понять, что их так взбудоражило.
Один из них, продолжая прерывисто вскрикивать и скалить клыки, подошел к нему и щелкнул рядом с дыхательной щелью. Он что, пытается разбудить его? Хищник клацнул зубами, но двуногий отдернул конечность и отошел. Звуки, вылетавшие из его рта, стали еще более резкими и прерывистыми.
Второй, подойдя к хищнику, щелкнул пару раз языком. Хищник закрыл глаз. Двуногий тоже принялся издавать прерывистый звук, подражая сородичу. Отошел в сторону. Повскрикивав, двуногие вернулись к прерванным занятиям.
Ему случалось видеть тех, чьи родители погибали, оставляя свое потомство на волю случая. Они оказывались одни, без присмотра и защиты в кучах гниющей органики. Без родителя, который мог бы приносить пищу и объяснять, что можно жить сообща, они поедали друг друга, пока не оставался единственный уцелевший из помета. Зачастую этот последний оказывался необратимо покалечен. Впрочем, выживала без родителя лишь половина таких одиночек, съевших своих братьев. Оставшуюся половину поедали взрослые особи других видов. А иногда – собственного. Как-то раз ему самому пришлось прикончить двоих осиротевших детенышей, просто потому что один из них оказался лишен обоих глаз и половины щупалец, а второй – проявлял агрессию, которая была недопустима для жизни в племени.
Конечно, редко-редко, но случалось так, что находили достаточно взрослого сородича, выжившего и сумевшего вырасти без родителя. Таких даже удавалось научить говорить и жить по законам совместного существования. Но исключительная редкость подобных случаев почти лишала сейчас хищника надежды на выживание собственного потомства. И тем не менее он намеревался дождаться подходящего момента и подходящего носителя для подсадки созревших яиц. Просто потому что он должен сделать все, от него зависящее, ради сохранения своего вида.
10
Опасения, что придется самому стать носителем для собственного потомства, не оправдались. Подманить двуногого оказалось проще простого. Щелканье заставило глупое существо отвлечься от привычных занятий и подойти ближе. Его любопытство пошло на пользу хищнику.
Двуногий принялся разглядывать обездвиженную добычу со всех сторон, словно не понимая, откуда исходит звук. Хищник точно знал, что щелканье не может напомнить двуногому общение собратьев – те использовали совсем другие звуки. И тут же пришла мысль попытаться имитировать звуки, привычные двуногим. Это оказалось довольно сложно.
Хищник старательно издал негромкий протяжный звук. Двуногий замер. Боясь, что глупая зверюга, не способная долго удерживать внимание на одном объекте, потеряет интерес к нему, он повторил звук чуть громче. Изменил тональность. Звук выше, звук ниже. Двуногий зачарованно прислушивался. Торопливо кинулся к поверхности с завалами неорганики, ухватил какой-то предмет. Видимо, инстинкт деструкции проявил себя. Хищник отчаялся было, но двуногий вернулся на прежнее место, начал что-то теребить на прихваченном предмете. Должно быть, решил осуществить оба стремления – любопытство и деструкцию.
Неважно. Хищник снова сменил тональность звука. Выше, ниже, и снова обратно. Он напрягал связки, как никогда в жизни. Переливающиеся звуки делались громче и увереннее. Двуногий, забыв о предмете, зажатом в конечности, пристально таращился на него. Как бы добраться до глупой зверюги?
*** ***
Как ни странно, помогли сами двуногие, привлеченные, видимо, звуками. Они толклись вокруг него, обменивались звуками, пытались обращаться к нему, как временами казалось. Хищник сам не знал, правда ли это, или ему мерещиться от переутомления. Он ощущал – еще немного, и связки откажут, измученные непривычной нагрузкой.
Наконец кто-то из зверей положил конечность совсем рядом с концом его щупальца. Хорошо. Сначала – слегка оцарапать, будто бы невзначай. Как у него оттягивается кожа. И сразу потихоньку выпустить из-под когтя жидкость, в струе которой выплыли наружу крохотные, невидимые глазу червячки, вылупившиеся из яиц. Первая царапина слишком мала, но он быстро царапнул еще несколько раз по коже, прежде чем испуганное животное отдернуло конечность. Оно принялось вытирать жидкость с нее о собственную шкуру – но хищник твердо знал, что несколько малюток попали под кожу. Чуть позже двуногий почувствует невыносимый зуд, и станет расчесывать царапины. Это поможет кровотоку разнести малышей по телу. Там они сами найдут, где прикрепиться.
С другой стороны он ощутил тепло, исходящее от конечности другого двуногого. Еще один коготь осторожно, чтобы не спугнуть раньше времени, зашарил вслепую. Сейчас каждое щупальце было проводником для созревших яиц. Какие-то из них окажутся в телах двуногих, часть останется внутри него.
Обычно хищники позволяли созреть небольшой части яиц, чтобы в течение жизни вырастить несколько выводков. Но в критической ситуации его тело заставило созреть все. Он знал – то же самое происходило, когда смертельно раненый хищник оказывался один. Иногда яйцам удавалось вызреть и внутри тел мертвых родителей. Тела родителей же служили им носителями, когда яйца созревали и наступала пора следующей стадии. Собственно, все особи, росшие без родителей, именно так и оставались одни – они рождались у умирающих, либо погибших хищников.
Снова кольнула тревога за собственное потомство. Двуногие определенно были не лучшими носителями. Их привычка травить свои тела ядами не могла способствовать здоровью детенышей. Да и где младенцы покинут тела носителей? Впрочем, повлиять на это он не мог никак. Оставалось надеяться, что хотя бы один маленький хищник из нескольких кладок выживет. Одну кладку он решил оставить внутри собственного тела. Кто знает – может, он окажется лучшим носителем, чем двуногие? Он даже не знает, способны ли они выносить его потомство.
Возможно, ни один из его детенышей долго не проживет. Возможно, это будет означать, что боги либо далеко и не помнят о нем, либо за что-то гневаются. А может, стоит обратиться к ним с молитвой?
Хищник прервал нудные звуки, от которых заболела глотка, и принялся произносить звуки молитвы, старательно вспоминая и воспроизводя их, стараясь, чтобы они звучали ровно, несмотря на усталость. Голос то и дело норовил сорваться, но хищник из последних сил не допускал этого. Боги не любят, слышал он, когда молитву прерывали на середине. Лучше тогда и не начинать.
Двуногие толпились вокруг и гомонили, и теребили свои непонятные штуковины, а он, прикрыв оставшийся целым глаз, старательно обращался к невидимому существу, даже не зная, есть ли оно поблизости и слышит ли его.
*** ***
Хищник заинтересованно наблюдал, как двуногий вынимает опустевшие сегменты из туловища тонкой твари, от которой к нему тянулись щупальца, и вставляет новые, такие же, только полные. А ведь наверняка это происходит не впервые – судя по скорости убывания жидкости в сегментах, они должны были опустеть не единожды за прошедшее время. Только до сих пор он не обращал внимания на это. Либо подобное происходило, когда он находился в беспамятстве. Впервые ему закралась мысль, что, возможно, это – не яд и не пищеварительный сок. Неужели это просто способ не позволить обездвиженной добыче умереть от жажды? А возможно, внутри сегментов не просто вода, а что-то питательное. Потому что голод был куда слабее, чем ожидалось.
И дело было не в подавленных инстинктах. Да, его щупальца – те, что он видел – значительно исхудали за последние несколько суток. Сказывалось то, что внутри тела росли детеныши, забирая большую часть ресурсов себе. Но он не ощущал чрезмерной слабости.
Двуногий закончил возиться с сегментами и подошел к нему. Издал протяжный звук. Потом защелкал отростком во рту. Он что, хочет общаться? Двуногие не переставали озадачивать. Хищник молча глядел на животное единственным глазом. Тот не отставал, продолжал попеременно то гудеть, то щелкать.
Поддержать, что ли, глупое занятие? Видимо, на любопытстве этих зверей можно строить расчеты. Может быть, ему еще придется когда-нибудь приманивать двуногих испытанным единожды способом. Он щелкнул и издал протяжный звук. Двуногий загомонил, оглядываясь назад. Видимо, подзывал сородичей.
И верно – вскоре рядом находилось уже несколько зверей. Они щелкали и гудели, гомонили и размахивали конечностями. Ему временами казалось, что они и не слышат звуков, что издает он. Хищник примолк, чтобы не тратить силы понапрасну. Двуногие неплохо справлялись и сами. Но вот один из них издал резкий шипящий звук и гомонящее стадо примолкло. Двуногий уставился на хищника и тихонько щелкнул.
Тот без особого желания щелкнул в ответ. Двуногие снова возбужденно загомонили, замахали конечностями. Снова – шипящий звук, и все утихомирились. Двуногий нагнулся и издал гудение. Хищник ответил тем же. Снова – возбужденный гул и мельтешение. И так несколько раз подряд.
Несколько животных извлекли привычные предметы из складок на шкурах и принялись теребить их. Так вот оно что. Инстинкт деструкции и любопытство тесно связаны в их мозгу. Следовало заметить раньше.
Двуногие толклись вокруг даже тогда, когда он устал и прекратил отвечать им. Что их так взбудоражило? Может, он, сам того не зная, случайно издал звуки, которые у них имеют определенное значение? Знать бы, какое именно. И как это можно использовать. Может, существует способ заставить их выпустить его? Было бы хорошо, учитывая, что его детеныши скоро прорвутся наружу. И если он будет свободен, то сможет позаботиться об их безопасности и правильном воспитании. И проследить за отбором. Вырастить, как полагается, хотя бы одну из кладок. Даже покалеченный родитель лучше, чем вообще никакой.
Он оглядел животных, находившихся в поле зрения. Они понемногу теряли интерес к нему и расходились кто куда. Нет, он должен попытаться! Как он прежде не подумал о возможности воздействовать на них! Хищник защелкал и заухал наудачу. Двуногие с любопытством взглядывали на него, некоторые останавливались, но затем один за другим уходили прочь, либо принимались возиться с заполнявшим помещение мусором.
Спустя короткое время помещение опустело. Остался неживой писк и пощелкивание неорганических сооружений. Кажется, светлый период закончился, и двуногие разбрелись по своим лежбищам, спать. Что ж, когда они вернутся, он попробует снова наладить общение. Пять или шесть суток в запасе у него еще есть. Возможно, ему удастся выгудеть себе свободу. А пока глупых животных поблизости нет, следует обратиться к богам. Возможно, кто-нибудь из них все же услышит и сумеет чем-нибудь помочь. Если они и впрямь столь сильны.
11
Внутри, внизу головы, под откушенным щупальцем, чесалось, жгло и зудело. Хищник знал, что это – оставшаяся кладка.
Когда-то, как давно рассказывал ему родитель, их вид откладывал сами яйца. Было это невообразимо давно, когда они выглядели совершенно иначе, и жили не так, как теперь. Тогда они, рассказывал родитель, были дики и не имели многих знаний. Были подобны животным. Хищным, но бессловесным и неразумным. С тех пор многое переменилось – изменился и процесс размножения.
Скорлупа яиц после созревания растворялась под действием особой жидкости внутри полостей, где они вызревали. И вылупившиеся детеныши устремлялись в каналы внутри щупалец, чтобы перейти внутрь носителя, заранее пойманного и обездвиженного родителем. После пересадки полость естественным образом сокращалась в течение нескольких суток.
С откушенным щупальцем дело обстояло несколько иначе. Канал, проходивший внутри него, оборвался и зарос после увечья. Детеныши не могли покинуть полость, как полагалось. Собственно, именно эту кладку он и оставил внутри себя.
Не имея выхода, детеныши прогрызли полость и расползлись по организму. Жидкость выплеснулась из полости и образовала отек, вызвав раздражение внутренних тканей. Сама полость сокращалась медленно и неохотно из-за оставшейся жидкости внутри.
Детеныши выбрали мышечную хорду, чтобы прикрепиться. Он ощущал точечки, где находились теперь его малыши. Их было много – больше, чем щупалец у него. Их количество равнялось количеству его щупалец, взятому несколько раз. Это его слегка беспокоило – хватит ли им питания? Обычно из носителя выходило детенышей куда меньше, чем должно было находиться в кладке. Так происходило из-за того, что некоторые малыши оказывались слишком слабы и медлительны, чтобы пройти далеко внутрь носителя и найти место, чтобы прикрепиться. Некоторых убивала естественная защита носителя от болезней. Сейчас же они все остались внутри него. Природная защита хищника не считает его же детенышей инородными телами и позволяет им остаться в живых.
Хищник не знал ни единого случая, чтобы собственное потомство вынашивал живой родитель, и не имел понятия, чем это закончится для него самого и для малышей. Ему оставалось лишь терпеливо ждать, когда закончится очередная стадия их роста. И молиться. Последнее было единственным доступным ему действием.
*** ***
Услышав характерные скребущие звуки, притворился спящим. Не хотелось снова в течение половины суток подряд гудеть и выть, уродуя собственные голосовые связки. Стук оповестил о том, что открылся проход, застучали шаги двоих существ. Зазвучали голоса – двуногие постоянно, сколько он помнил, обменивались сигналами. Зачем им это было нужно – хищник не понимал. Возможно, они, подражая высокоразвитым существам, тоже не только обмениваются сведениями и согласуют действия, но и обсуждают что-либо? Как, скажем, взрослые в их племени разговаривали между собой, с молодняком, или родители с детенышами? Или как он с братьями и другими соплеменниками?
У них в племени было принято собираться всем вместе в определенное время, чтобы рассказывать разные истории о том, что случалось, обмениваться опытом и сведениями, которые могли оказаться полезными. Часто говорили о богах.
Голоса и шаги приблизились. Что-то щелкнуло, пискнуло – двуногие возились со своими приспособлениями. Послышался резкий прерывистый звук, изданный одним из них. Звук был знаком хищнику – он был характерен именно для этих животных. Чаще всего они издавали его, когда сбивались в стаи. Опять же, чаще всего при этом, когда один начинал издавать прерывистые звуки, остальные животные этого вида, находившиеся рядом, подхватывали. В этот раз второй двуногий почему-то не последовал примеру сородича. Вместо этого он взялся за привычное занятие – деструкцию. Хотя, после долгих наблюдений, хищник уже не был уверен в том, что действия двуногих всегда являются деструкцией. Хотя чаще всего и выглядели, как таковая. Двуногие неожиданно загомонили – хищник даже приоткрыл слегка глаз, пытаясь понять, что их так взбудоражило.
Один из них, продолжая прерывисто вскрикивать и скалить клыки, подошел к нему и щелкнул рядом с дыхательной щелью. Он что, пытается разбудить его? Хищник клацнул зубами, но двуногий отдернул конечность и отошел. Звуки, вылетавшие из его рта, стали еще более резкими и прерывистыми.
Второй, подойдя к хищнику, щелкнул пару раз языком. Хищник закрыл глаз. Двуногий тоже принялся издавать прерывистый звук, подражая сородичу. Отошел в сторону. Повскрикивав, двуногие вернулись к прерванным занятиям.
