Где-то на задворках сознания что-то еще надеялось на то, что следующим станет место, с которого и началось это странное путешествие, но жизнь не часто преподносила столь щедрые дары. Поэтому ничего не оставалось, как выбрать направление и шагать, ожидая, что еще должно свалиться на голову невезучему Избранному.
Очень скоро пришлось перебраться почти на самую обочину. Время шло, солнце поднялось высоко, и тракт оживал. Торговцы подстегивали лошадей, запряженных в груженые телеги, явно намереваясь как можно скорее оказаться на ярмарке и явить товар едва проснувшимся людям. Редко, но все же навстречу попадались уставшие их товарищи, чьи обозы опустели, а на лицах читалось искреннее удовольствие. Всадники будто и вовсе не глядели перед собой, идя напролом. Соперничать с ними могли лишь дети, безбоязненно шныряющие рядом с дорогой, то и дело перебегая ее вслед за заливающейся звонким лаем псиной, когда очередное село едва ли пряталось за скромным рядом деревьев.
Следом за толпой я явно направлялась к городу, или же разжитой деревне, где налажена торговля.
– Покуда ж я знаю? – воскликнула женщина, шедшая с мужем за моей спиной уже порядка часа. Их ослик тянул небольшую телегу, на дне которой покоилось несколько тыкв, уложенных на подстилку из сена. – Вот поди и спроси, окаянный! Нешто мне по твою душу спрашивать?
Вместо ответа послышались торопливые шаги.
Я уж решила, что мужик плюнул на жену, и решился домой вернуться, когда шаги затихли где-то рядом, а нерешительная ладонь опустилась на плечо.
– Не серчайте, госпожа ведьма, – дождавшись, пока я обращу внимание на потревоживший меня субъект, поклонился мужичок. – Но не изволите ли подсобить старикам?
Рост старика когда-то мог быть и в три аршина, да только сейчас спину его величал знатный горб, укоротивший хозяина на треть. Руки сложены на деревянной трости, а губы поджаты в ожидании ответа.
– А что я получу взамен?
Доброта наказуема. Эту прописную истину я поняла давно. Однажды, будучи наивной адепткой Академии, согласилась помочь ангельского вида старушке найти потерянное лукошко, невесть как укатившееся в овраг. Внизу меня уже поджидали неприятные типы, скалясь неполным рядом кривых зубов, которых на всех их едва ли набралось бы нужное количество. Тогда только Фьеллис, должный встретить меня еще по пути и не нашедший в оговоренном месте, помог выбраться из этого оврага и убедил, что все с бедными разбойниками будет хорошо, и никто в суд подавать не будет. Он не ведал, о чем говорил, но повторял слова, что я бубнила от шока. В тот раз от страха, переволновавшись, я чуть не сожгла двоих человек, а оставшиеся двое спасались бегством от своих же горящих товарищей.
Но по одним и тем же граблям можно ходить бесконечно, и в следующий раз уже миловидная женщина, которой я помогла прогнать кротов с участка, благодарно поила меня чаем, пока ее муж отыскал пресловутого охотника на ведьм, чтобы отдать ему мою голову. Но, как видите, голова все еще при мне, а вот незадачливому охотнику – уж не знаю, успел ли он порешить хоть одну ведьму – пришлось держать ответ перед Королем, к которому под конвоем его привели под моим чутким руководством. А-то как же, ведь не кто-то, а сама невеста принца подверглась столь вопиющему оскорблению!
Не скажу, что из всех подобных случаев я выходила сухой. Чаще мне доставалось на орехи от тех, кому не угодна была магия, или кто когда-то пресмыкался перед Королевой, кто просто не терпел Короля и всех ему верноподданных, и прочих сумасшедших, коими я окрестила их. А после и Фьеллис присоединился к рядам тех, кто начал капать на мозги об опасности в этом мире быть добрым, бескорыстным и безотказным.
Но сейчас хотелось верить, что старики не причинят мне особого вреда. Ну, или хотя бы получится защититься.
– Золота у нас отродясь не водилось, госпожа ведьма, – понурил голову старик, – но вот несколько медяков, чай, найдется, да кровом и пищей не обделим.
Работа за еду и медяки? Что ж делать-то надо? Корову подоить?
– Ну что ж, вещайте, уважаемые, что за работа такая мудреная, что за нее столь скудная плата предлагается, – сложив руки на груди, улыбнулась я.
Старушка выдохнула, словно я только что дала согласие на убиение покушающегося на их скот дракона. Но говорить продолжил ее муж.
– Внучок наш, Петруха, леший его побери, – сплюнул старик, тут же раскланявшись в извинениях. – Спился уж, а раньше, поди, рыцарем слыл знатным. Уважьте стариков уж, подсобите, чем можете.
– От алкоголизма не лечу, – твердо ответила я, собираясь развернуться и идти дальше, когда старик ухватился за рукав рубахи.
– Дык проклят он, небось, госпожа ведьма! – возопил старик. – Нечистая над ним кружится, да житья не дает!
Вот во что я не верила, так это в то, что выпивохи спиваются лишь под гнетом той самой нечистой, на которую пеняли не в первый раз. Раньше я уходила от подобных разговоров, но уж больно глаза старика смотрели жалостливо.
– Уж ежели не ведьме изгнать нечистого, то кому же? – нерешительно усмехнулась я, замечая просветлевшие лица стариков.
Не став медлить, пожилая пара оставила надежду продать тыквы на ярмарке и сопроводила заполученную ведьму в деревню.
По всей видимости, колдовства здесь не опасались. Даже наоборот. Все же Солмения во все времена славилась иным отношением к магам.
Старуха с гордостью вещала встречным соседям, какой клад они заполучили в свои руки. За спинами то и дело раздавались завистливые перешептывания. Согласитесь, в разы приятнее разгоревшихся вдруг костров и заточенных вил!
Дом стариков в далеком прошлом был добротным, крепким, но сейчас от него не осталось ровным счетом ничего. Стены ходили ходуном, дверь едва держалась на одной из петель, а от трубы на крыше отвалился приличный кусок. Единственный, кто мог бы помочь в восстановлении, нагло дрых на давно остывшей печи, оглашая дом громовым храпом и знатным ароматом перегара.
– Фух, сколько же он пьет? – прикрыв нос, я обернулась к смущенно стоящим за спиной старикам.
– Да, поди, как снег первый выпал, так и запил, окаянный. Мы уж его и розгами, и водой святой, но ничто не берет. Крупный вымахал, аки скотина!
Да уж, внучок у деда явно в любимчиках не ходил. Но оно и понятно. Вот только не ясно, что с ним делать.
Попросив стариков оставить нас наедине, дождавшись, пока дверь за их спинами закроется, я присела на скамью напротив печи.
Некоторые травные сборы способны очистить организм от воздействия алкоголя. Но вот могли ли они заставить человека не пить вовсе? Нет.
Можно, конечно, устроить бывшему рыцарю сеанс активных галлюцинаций. Но кто знает, может они приходят к нему и в обычной жизни под определенным градусом.
Оставалось лишь одно – маловероятное, не в меру опасное, но, если выйдет, единственно действенное.
После того, как Флориэль использовал на мне гипнотические чары, несмотря на все заверения учителей, я прошерстила всю библиотеку Академии, а после и большую половину библиотеки Школы Магии. То, что подчинялись гипнозу лишь единицы, было научно доказано. Из двадцати магов, лишь один мог прочувствовать на себе эту силу и подчиниться. Но вот о чем никогда не упоминали на уроках, так это о том, что обычные люди, в ком нет ни толики магических сил, подвержены гипнозу куда больше. Из десятерых подопытных шестеро попадали под чары. Но на мозг человека оказывалось колоссальное давление, от чего он мог просто сойти с ума. Именно поэтому гипноз не был распространен, а в некоторых случаях и вовсе запрещался к использованию.
Я не просто так уточнила, сколько их внук находится в подобном состоянии. Организм его должен быть ослаблен, а подобная нагрузка для него может оказаться губительной.
Так стоило ли рисковать, зная возможные последствия?
– Ты погодь, жена, – послышался шепот со двора. Старики явно не спешили уйти далеко, стараясь подглядеть, если представится возможность. – Госпожа ведьма его на ноги поставит, и заживем как прежде. Петруха ж кормилец наш, не помрет в канаве пьянью!
До боли сжав виски, я откинулась на скамью. Нужно прогуляться в лес.
Оставив удивленную пару у дома, я пообещала вскорости вернуться и скрылась в лесной чаще.
Травы были самые простые, вот только никогда прежде сама я их не искала. Так, заимствовала в кладовых при Школе или втихую таскала из запасов Астина. Неудивительно, что некоторые прятались до последнего, оказавшись побегами на деревьях. Тут же я набрала несколько лечебных трав, дабы перевязать рану.
Вернувшись в дом, я нашла в кухне ступку и тут же растолкла и замешала все ингредиенты. Запах получился просто отвратный. Как раз то, что нужно.
– Проснись, увалень!
Битый час я старалась растолкать Петруху, чтобы скормить ему полученное лекарство. Вот только внучок и не собирался просыпаться без боя. Спросонья он отмахивался руками, брыкался головой и старался двинуть ногой, которая, к счастью, его не особо слушалась.
– Че надоть? – разлепив один глаз, возопил Петруха. Пахнуло свежей порцией перегара.
– Вот.
Без лишних объяснений я сунула ему в рот ложку, тот же закрыв руками сомкнувшиеся губы. Но едва проснувшийся мужчина проглотил снадобье не разобравшись. Только после, распробовав горький вкус, начал ругаться, на чем свет стоит.
Тут на помощь сбежались его родственники, что есть силы стараясь успокоить разбушевавшегося внука.
– До завтра он будет приходить в себя, – констатировала я, потирая ушибленную руку, когда старик все же смог уложить непутевого внучка обратно на печь. Почти сразу дом сотрясся от возобновившегося храпа. Ни это ли покосило его стены?
– Ох, спасибо, госпожа ведьма! – раскланялись старики, видимо уже мечтая, как гостья покинет их дом. Но я не спешила их радовать.
– Рановато благодарите. До завтра Петруха ваш протрезвеет, кстати, тяжкая ночь ему предстоит, а с утреца я им дальше займусь. Вот тут-то все веселье и начнется. Для меня, – успокоила я схватившуюся за сердце старуху. – А теперь, можете начать реализовывать часть оплаты. Хорошо бы поесть и отдохнуть. А еще тряпицу чистую, если не возражаете.
На благодарности старики не скупились. Стол ломился от яств, среди которых затесался запеченный по случаю поросенок.
Обычное ли это явление, но во время ужина к старикам частенько забегали соседи, справиться о здоровье, принести что-то в дар, сетуя на тяжелую болезнь внуков, свои хвори и свалившиеся вдруг на жилище несчастья, или просто зайти, но тут же запамятовать зачем, собственно, приходили.
– Почему вы назвали меня ведьмой при встрече, господин Абросий? – поросенок давно занял полагающееся место в желудке, а на столе осталось лишь несколько кувшинов с принесенным заботливыми соседями вином.
– Так бишь, волосюки у вас краснющие, госпожа. У обычного люда таких не сыщешь. Знамо ведьма, – вино давно ударило старику в голову, но держался он молодцом.
Цвет волос действительно выделялся. Но расстаться с ним не хотелось и по сей день. Даже наоборот. Со временем волосы отрастали, являя миру родной окрас Рожденной Огнем. Тогда люди частенько пугались, видя наполовину красную, наполовину каштановую шевелюру. И не только посторонние. Эльф долго ходил по пятам с ножом, стараясь незаметно обрезать весь красный цвет, пока я не пообещала вспороть ему брюхо этим же ножом, едва он коснется хоть волосинки. И даже Оаленн ужасалась при каждой встрече, выдумывая все новые эпитеты. Именно поэтому, не без помощи Лаодиса, я долго и упорно создавала то, что поможет поддерживать нужный цвет волос. О краске в этом мире не слышали, а постоянно поддерживать морок никакой концентрации не хватит.
Поначалу цвет меняли отдельные пряди, что смотрелось интересно для меня, но непривычно и оттого неприемлемо для этого мира. Позже все же удалось усовершенствовать заклинание настолько, чтобы окрасить всю длину волос. А для того, чтобы не нужно было прилагать особых усилий для поддержания цвета, Лаодис смастерил небольшой амулет, повесив мне на шею. Теперь, по собственному желанию, я могла изменять цвет волос, даже не замечая, как утекают магические силы. Они все же тратились, конечно, но в малых количествах.
– Но все же, на будущее, будьте любезны изменить обращение. Колдунья, например. Грубовато как-то звать молодую девушку ведьмой, не находите?
Даже если старик был согласен, он уже спал, откинувшись на спинку вытесанного из дерева кресла-качалки.
Пожав плечами, я перевязала рану и отправилась на заслуженный отдых, надеясь, что видение придет уже во сне и не придется пробовать свои силы в обещанном колдовстве.
Петух был беспощаден. И жил по соседству. Я уж решила, что и вовсе пернатая нечисть стоит на подоконнике, склонив голову к подушке.
Деревня быстро оживала. Люди расходились по своим делам, а из окон тут и там доносился пироговый дух.
Ополоснув лицо в ушате во дворе, я вернулась в дом, где меня встречали уже трое.
Петруха был трезв, но измучен и, как следствие, крайне недоволен. Ночь и правда у него выдалась тяжелой, а побаловать себя бутылкой горячительного старики явно не позволили.
Завтракать никто не приглашал, стараясь как можно корректнее намекнуть, что сначала следует его заслужить.
В очередной раз выгнав стариков из дому, я села напротив понурого мужчины. Он как ребенок канючил, чтобы его отпустили к друзьям. Но тогда вся проделанная работа пошла бы коту под хвост.
– Вот чтоб тебе трезвенником не быть, Петруха? – сев поудобнее, я перехватила его лицо, зафиксировав двумя руками.
– Не пью я! – возмутился мужчина, но тут же умолк.
Глаза напряглись и начинали покалывать. В ушах противно звенело.
В глазах мужчины отражались крохотные искорки, пустившиеся в дикий пляс, привлекая внимание, завораживающие и пугающие одновременно. Они шли по кругу, то ускоряясь, то замедляя темп, а то и вовсе меняя направление, разгорались ярче, словно стараясь ослепить, и тут же почти тухли, заставляя всматриваться в самую глубину поглощающего сознания.
Руки опустились по швам, отпустив застывшее лицо.
– Ты меня слышишь?
Я чувствовала, как пульсировали виски. Знала, что концентрации не хватит надолго, но оборвись она в самый неподходящий момент, опасность будет грозить нам обоим.
Мужчина медленно кивнул.
Отлично.
– Хочешь выпить?
Мужчина снова кивнул, но лицо его все еще оставалось безучастным.
– Ну, тогда слушай,..
Не знаю, сколько времени я говорила, но казалось целую вечность. Я должна была вложить в голову Петрухи все запреты на алкоголь, которые вообще могли существовать, иначе, пропусти я хоть что-то, останется лазейка, в которую рано или поздно сможет пролезть подсознание, чтобы снова начать пить.
Солнце поднялось уже высоко, когда я, наконец, вышла на улицу, где меня тут же облепили нетерпеливые старики.
– Если к вечеру очнется, то пить уже не будет, – выдохнула я, косясь на ведро с колодезной водой, приставленное к грядкам. Нужно срочно попить.
– А ежели не оклемается? – бабка охнула так громко, что несколько любопытных соседей тут же появились на горизонте, ловя каждое слово.
– Тогда точно пить больше не будет.
Сказать, что после такого ко мне стали относиться иначе – не сказать ничего. Старушка упала в обморок, перепугав мужа, но пришла в себя, едва мы уложили ее на кровать в доме.
Выслушав,
Очень скоро пришлось перебраться почти на самую обочину. Время шло, солнце поднялось высоко, и тракт оживал. Торговцы подстегивали лошадей, запряженных в груженые телеги, явно намереваясь как можно скорее оказаться на ярмарке и явить товар едва проснувшимся людям. Редко, но все же навстречу попадались уставшие их товарищи, чьи обозы опустели, а на лицах читалось искреннее удовольствие. Всадники будто и вовсе не глядели перед собой, идя напролом. Соперничать с ними могли лишь дети, безбоязненно шныряющие рядом с дорогой, то и дело перебегая ее вслед за заливающейся звонким лаем псиной, когда очередное село едва ли пряталось за скромным рядом деревьев.
Следом за толпой я явно направлялась к городу, или же разжитой деревне, где налажена торговля.
– Покуда ж я знаю? – воскликнула женщина, шедшая с мужем за моей спиной уже порядка часа. Их ослик тянул небольшую телегу, на дне которой покоилось несколько тыкв, уложенных на подстилку из сена. – Вот поди и спроси, окаянный! Нешто мне по твою душу спрашивать?
Вместо ответа послышались торопливые шаги.
Я уж решила, что мужик плюнул на жену, и решился домой вернуться, когда шаги затихли где-то рядом, а нерешительная ладонь опустилась на плечо.
– Не серчайте, госпожа ведьма, – дождавшись, пока я обращу внимание на потревоживший меня субъект, поклонился мужичок. – Но не изволите ли подсобить старикам?
Рост старика когда-то мог быть и в три аршина, да только сейчас спину его величал знатный горб, укоротивший хозяина на треть. Руки сложены на деревянной трости, а губы поджаты в ожидании ответа.
– А что я получу взамен?
Доброта наказуема. Эту прописную истину я поняла давно. Однажды, будучи наивной адепткой Академии, согласилась помочь ангельского вида старушке найти потерянное лукошко, невесть как укатившееся в овраг. Внизу меня уже поджидали неприятные типы, скалясь неполным рядом кривых зубов, которых на всех их едва ли набралось бы нужное количество. Тогда только Фьеллис, должный встретить меня еще по пути и не нашедший в оговоренном месте, помог выбраться из этого оврага и убедил, что все с бедными разбойниками будет хорошо, и никто в суд подавать не будет. Он не ведал, о чем говорил, но повторял слова, что я бубнила от шока. В тот раз от страха, переволновавшись, я чуть не сожгла двоих человек, а оставшиеся двое спасались бегством от своих же горящих товарищей.
Но по одним и тем же граблям можно ходить бесконечно, и в следующий раз уже миловидная женщина, которой я помогла прогнать кротов с участка, благодарно поила меня чаем, пока ее муж отыскал пресловутого охотника на ведьм, чтобы отдать ему мою голову. Но, как видите, голова все еще при мне, а вот незадачливому охотнику – уж не знаю, успел ли он порешить хоть одну ведьму – пришлось держать ответ перед Королем, к которому под конвоем его привели под моим чутким руководством. А-то как же, ведь не кто-то, а сама невеста принца подверглась столь вопиющему оскорблению!
Не скажу, что из всех подобных случаев я выходила сухой. Чаще мне доставалось на орехи от тех, кому не угодна была магия, или кто когда-то пресмыкался перед Королевой, кто просто не терпел Короля и всех ему верноподданных, и прочих сумасшедших, коими я окрестила их. А после и Фьеллис присоединился к рядам тех, кто начал капать на мозги об опасности в этом мире быть добрым, бескорыстным и безотказным.
Но сейчас хотелось верить, что старики не причинят мне особого вреда. Ну, или хотя бы получится защититься.
– Золота у нас отродясь не водилось, госпожа ведьма, – понурил голову старик, – но вот несколько медяков, чай, найдется, да кровом и пищей не обделим.
Работа за еду и медяки? Что ж делать-то надо? Корову подоить?
– Ну что ж, вещайте, уважаемые, что за работа такая мудреная, что за нее столь скудная плата предлагается, – сложив руки на груди, улыбнулась я.
Старушка выдохнула, словно я только что дала согласие на убиение покушающегося на их скот дракона. Но говорить продолжил ее муж.
– Внучок наш, Петруха, леший его побери, – сплюнул старик, тут же раскланявшись в извинениях. – Спился уж, а раньше, поди, рыцарем слыл знатным. Уважьте стариков уж, подсобите, чем можете.
– От алкоголизма не лечу, – твердо ответила я, собираясь развернуться и идти дальше, когда старик ухватился за рукав рубахи.
– Дык проклят он, небось, госпожа ведьма! – возопил старик. – Нечистая над ним кружится, да житья не дает!
Вот во что я не верила, так это в то, что выпивохи спиваются лишь под гнетом той самой нечистой, на которую пеняли не в первый раз. Раньше я уходила от подобных разговоров, но уж больно глаза старика смотрели жалостливо.
– Уж ежели не ведьме изгнать нечистого, то кому же? – нерешительно усмехнулась я, замечая просветлевшие лица стариков.
Не став медлить, пожилая пара оставила надежду продать тыквы на ярмарке и сопроводила заполученную ведьму в деревню.
По всей видимости, колдовства здесь не опасались. Даже наоборот. Все же Солмения во все времена славилась иным отношением к магам.
Старуха с гордостью вещала встречным соседям, какой клад они заполучили в свои руки. За спинами то и дело раздавались завистливые перешептывания. Согласитесь, в разы приятнее разгоревшихся вдруг костров и заточенных вил!
Дом стариков в далеком прошлом был добротным, крепким, но сейчас от него не осталось ровным счетом ничего. Стены ходили ходуном, дверь едва держалась на одной из петель, а от трубы на крыше отвалился приличный кусок. Единственный, кто мог бы помочь в восстановлении, нагло дрых на давно остывшей печи, оглашая дом громовым храпом и знатным ароматом перегара.
– Фух, сколько же он пьет? – прикрыв нос, я обернулась к смущенно стоящим за спиной старикам.
– Да, поди, как снег первый выпал, так и запил, окаянный. Мы уж его и розгами, и водой святой, но ничто не берет. Крупный вымахал, аки скотина!
Да уж, внучок у деда явно в любимчиках не ходил. Но оно и понятно. Вот только не ясно, что с ним делать.
Попросив стариков оставить нас наедине, дождавшись, пока дверь за их спинами закроется, я присела на скамью напротив печи.
Некоторые травные сборы способны очистить организм от воздействия алкоголя. Но вот могли ли они заставить человека не пить вовсе? Нет.
Можно, конечно, устроить бывшему рыцарю сеанс активных галлюцинаций. Но кто знает, может они приходят к нему и в обычной жизни под определенным градусом.
Оставалось лишь одно – маловероятное, не в меру опасное, но, если выйдет, единственно действенное.
После того, как Флориэль использовал на мне гипнотические чары, несмотря на все заверения учителей, я прошерстила всю библиотеку Академии, а после и большую половину библиотеки Школы Магии. То, что подчинялись гипнозу лишь единицы, было научно доказано. Из двадцати магов, лишь один мог прочувствовать на себе эту силу и подчиниться. Но вот о чем никогда не упоминали на уроках, так это о том, что обычные люди, в ком нет ни толики магических сил, подвержены гипнозу куда больше. Из десятерых подопытных шестеро попадали под чары. Но на мозг человека оказывалось колоссальное давление, от чего он мог просто сойти с ума. Именно поэтому гипноз не был распространен, а в некоторых случаях и вовсе запрещался к использованию.
Я не просто так уточнила, сколько их внук находится в подобном состоянии. Организм его должен быть ослаблен, а подобная нагрузка для него может оказаться губительной.
Так стоило ли рисковать, зная возможные последствия?
– Ты погодь, жена, – послышался шепот со двора. Старики явно не спешили уйти далеко, стараясь подглядеть, если представится возможность. – Госпожа ведьма его на ноги поставит, и заживем как прежде. Петруха ж кормилец наш, не помрет в канаве пьянью!
До боли сжав виски, я откинулась на скамью. Нужно прогуляться в лес.
Оставив удивленную пару у дома, я пообещала вскорости вернуться и скрылась в лесной чаще.
Травы были самые простые, вот только никогда прежде сама я их не искала. Так, заимствовала в кладовых при Школе или втихую таскала из запасов Астина. Неудивительно, что некоторые прятались до последнего, оказавшись побегами на деревьях. Тут же я набрала несколько лечебных трав, дабы перевязать рану.
Вернувшись в дом, я нашла в кухне ступку и тут же растолкла и замешала все ингредиенты. Запах получился просто отвратный. Как раз то, что нужно.
– Проснись, увалень!
Битый час я старалась растолкать Петруху, чтобы скормить ему полученное лекарство. Вот только внучок и не собирался просыпаться без боя. Спросонья он отмахивался руками, брыкался головой и старался двинуть ногой, которая, к счастью, его не особо слушалась.
– Че надоть? – разлепив один глаз, возопил Петруха. Пахнуло свежей порцией перегара.
– Вот.
Без лишних объяснений я сунула ему в рот ложку, тот же закрыв руками сомкнувшиеся губы. Но едва проснувшийся мужчина проглотил снадобье не разобравшись. Только после, распробовав горький вкус, начал ругаться, на чем свет стоит.
Тут на помощь сбежались его родственники, что есть силы стараясь успокоить разбушевавшегося внука.
– До завтра он будет приходить в себя, – констатировала я, потирая ушибленную руку, когда старик все же смог уложить непутевого внучка обратно на печь. Почти сразу дом сотрясся от возобновившегося храпа. Ни это ли покосило его стены?
– Ох, спасибо, госпожа ведьма! – раскланялись старики, видимо уже мечтая, как гостья покинет их дом. Но я не спешила их радовать.
– Рановато благодарите. До завтра Петруха ваш протрезвеет, кстати, тяжкая ночь ему предстоит, а с утреца я им дальше займусь. Вот тут-то все веселье и начнется. Для меня, – успокоила я схватившуюся за сердце старуху. – А теперь, можете начать реализовывать часть оплаты. Хорошо бы поесть и отдохнуть. А еще тряпицу чистую, если не возражаете.
На благодарности старики не скупились. Стол ломился от яств, среди которых затесался запеченный по случаю поросенок.
Обычное ли это явление, но во время ужина к старикам частенько забегали соседи, справиться о здоровье, принести что-то в дар, сетуя на тяжелую болезнь внуков, свои хвори и свалившиеся вдруг на жилище несчастья, или просто зайти, но тут же запамятовать зачем, собственно, приходили.
– Почему вы назвали меня ведьмой при встрече, господин Абросий? – поросенок давно занял полагающееся место в желудке, а на столе осталось лишь несколько кувшинов с принесенным заботливыми соседями вином.
– Так бишь, волосюки у вас краснющие, госпожа. У обычного люда таких не сыщешь. Знамо ведьма, – вино давно ударило старику в голову, но держался он молодцом.
Цвет волос действительно выделялся. Но расстаться с ним не хотелось и по сей день. Даже наоборот. Со временем волосы отрастали, являя миру родной окрас Рожденной Огнем. Тогда люди частенько пугались, видя наполовину красную, наполовину каштановую шевелюру. И не только посторонние. Эльф долго ходил по пятам с ножом, стараясь незаметно обрезать весь красный цвет, пока я не пообещала вспороть ему брюхо этим же ножом, едва он коснется хоть волосинки. И даже Оаленн ужасалась при каждой встрече, выдумывая все новые эпитеты. Именно поэтому, не без помощи Лаодиса, я долго и упорно создавала то, что поможет поддерживать нужный цвет волос. О краске в этом мире не слышали, а постоянно поддерживать морок никакой концентрации не хватит.
Поначалу цвет меняли отдельные пряди, что смотрелось интересно для меня, но непривычно и оттого неприемлемо для этого мира. Позже все же удалось усовершенствовать заклинание настолько, чтобы окрасить всю длину волос. А для того, чтобы не нужно было прилагать особых усилий для поддержания цвета, Лаодис смастерил небольшой амулет, повесив мне на шею. Теперь, по собственному желанию, я могла изменять цвет волос, даже не замечая, как утекают магические силы. Они все же тратились, конечно, но в малых количествах.
– Но все же, на будущее, будьте любезны изменить обращение. Колдунья, например. Грубовато как-то звать молодую девушку ведьмой, не находите?
Даже если старик был согласен, он уже спал, откинувшись на спинку вытесанного из дерева кресла-качалки.
Пожав плечами, я перевязала рану и отправилась на заслуженный отдых, надеясь, что видение придет уже во сне и не придется пробовать свои силы в обещанном колдовстве.
Петух был беспощаден. И жил по соседству. Я уж решила, что и вовсе пернатая нечисть стоит на подоконнике, склонив голову к подушке.
Деревня быстро оживала. Люди расходились по своим делам, а из окон тут и там доносился пироговый дух.
Ополоснув лицо в ушате во дворе, я вернулась в дом, где меня встречали уже трое.
Петруха был трезв, но измучен и, как следствие, крайне недоволен. Ночь и правда у него выдалась тяжелой, а побаловать себя бутылкой горячительного старики явно не позволили.
Завтракать никто не приглашал, стараясь как можно корректнее намекнуть, что сначала следует его заслужить.
В очередной раз выгнав стариков из дому, я села напротив понурого мужчины. Он как ребенок канючил, чтобы его отпустили к друзьям. Но тогда вся проделанная работа пошла бы коту под хвост.
– Вот чтоб тебе трезвенником не быть, Петруха? – сев поудобнее, я перехватила его лицо, зафиксировав двумя руками.
– Не пью я! – возмутился мужчина, но тут же умолк.
Глаза напряглись и начинали покалывать. В ушах противно звенело.
В глазах мужчины отражались крохотные искорки, пустившиеся в дикий пляс, привлекая внимание, завораживающие и пугающие одновременно. Они шли по кругу, то ускоряясь, то замедляя темп, а то и вовсе меняя направление, разгорались ярче, словно стараясь ослепить, и тут же почти тухли, заставляя всматриваться в самую глубину поглощающего сознания.
Руки опустились по швам, отпустив застывшее лицо.
– Ты меня слышишь?
Я чувствовала, как пульсировали виски. Знала, что концентрации не хватит надолго, но оборвись она в самый неподходящий момент, опасность будет грозить нам обоим.
Мужчина медленно кивнул.
Отлично.
– Хочешь выпить?
Мужчина снова кивнул, но лицо его все еще оставалось безучастным.
– Ну, тогда слушай,..
Не знаю, сколько времени я говорила, но казалось целую вечность. Я должна была вложить в голову Петрухи все запреты на алкоголь, которые вообще могли существовать, иначе, пропусти я хоть что-то, останется лазейка, в которую рано или поздно сможет пролезть подсознание, чтобы снова начать пить.
Солнце поднялось уже высоко, когда я, наконец, вышла на улицу, где меня тут же облепили нетерпеливые старики.
– Если к вечеру очнется, то пить уже не будет, – выдохнула я, косясь на ведро с колодезной водой, приставленное к грядкам. Нужно срочно попить.
– А ежели не оклемается? – бабка охнула так громко, что несколько любопытных соседей тут же появились на горизонте, ловя каждое слово.
– Тогда точно пить больше не будет.
Сказать, что после такого ко мне стали относиться иначе – не сказать ничего. Старушка упала в обморок, перепугав мужа, но пришла в себя, едва мы уложили ее на кровать в доме.
Выслушав,
