Посох был прекрасен: черный, резной, украшенный изумрудами и черными вороньими черепами. Изящное оружие и смертоносное в руках колдуньи, осыпанной дарами Нергала. Григор сделал посох со всей искусностью, на какую был способен, и сейчас молодая чернокнижница была ему благодарна. Костяшки ее пальцев побелели, с такой силой она сжала оружие.
Архея величественно поднялась со своего трона и произнесла:
- Властью данной мне Северным Советом Теней я признаю тебя чернокнижницей и даю тебе имя Безмолвная. Посох твой по праву и в силу древнего закона, данного нам Нергалом.
Аланис торжественно развернулась к членам совета и произнесла:
- Я, Аланис, нареченная Безмолвной, - она сделала паузу и улыбнулась, - предъявляю свои притязания на место в северном Совете Теней по праву силы и в соответствии с древним законом, данным нам Нергалом.
Григор дернулся в ужасе и крикнул, пытаясь прорваться в круг, но его не пустили:
- Что ты делаешь, ты обезумела?
- Спроси Кодеру, почему она стала ходить в храм Инаат? Почему слуги шепчутся, будто она умирает… - Аланис направила острие посоха в сердце колдуньи. - Если у нее есть достойный ответ, то я отменю свою кандидатуру на ее место. А если нет… Живой уйдет только одна из нас.
Кодера Фольстех усмехнулась и поднялась со своего места. Она шагнула в круг, тяжело опираясь на свой посох, и улыбнулась:
- Я принимаю твой вызов, Аланис из Дарри. Но на вопросы безродной девки я отвечать не стану. Ты никто, чтобы искать у меня ответы, маленькая дрянь. А вот убить тебя будет славным продолжением этой ночи.
Законы ковена никогда не нарушались: лишь глупцы стали бы играть с богом смерти. Теперь уже с лица Археи сползла улыбка, однако, она подала знак и круг Каменных Людей был мгновенно расчищен. В нем остались лишь Кодера и Аланис. Молодая чернокнижница улыбнулась. Старуха фыркнула, произнесла заклятие удушения и неожиданно резво взмахнула посохом в сторону свой противницы. В голове Аланис пронеслась паническая мысль: неужели слуги ошиблись?
Молодая чернокнижница схватилась рукой за шею и упала на колени, подавляемая волей Кодеры, но глаз от нее не отвела. Аланис впилась в лицо старухи с нескрываемой ненавистью. Язык еле ворочался, а вдохнуть было вообще невозможно.
Она направила указующий перст на старуху и в уме сами собой вспыхнули слова мертвого языка: “Пусть вся твоя кровь станет моим даром. Истекай ею, пока он не получит последнюю каплю.”
Яркие красные руны закружились вокруг руки Аланис и устремились к Кодере. Не долетев совсем немного они растворились и старуха язвительно рассмеялась и начала читать следующее заклинание.
Однако, всего через пару мгновений она резко осеклась и Аланис почувствовала, как удушающая хватка старухи ослабевает. Молодая чернокнижница поднялась на ноги, опираясь на посох, закашлялась и сплюнула кровавую слюну, кажется, прикусила в пылу борьбы язык. В зале воцарилось изумленное молчание. Все взгляды были устремлены на Кодеру. Та удивлённо провела бледной морщинистой рукой по шее. На дрожащих пальцах блеснула тёмная старческая кровь, кажущаяся в свете огней черной.
- Ах ты ма... м… - Договорить она не смогла. На губах старухи лопнул кровавый пузырь, а через мгновение кровь побежала по щекам старой чернокнижницы, потекла из глаз, из ушей. Кодера выронила посох и упала навзничь. В наступившей тишине стук ее оружия показался Аланис оглушительным и она, неожиданно для себя и всех присутствующих громко рассмеялась сквозь кашель.
Кодера Фольстех была мертва.
Когда хриплый смех юной чернокнижницы наконец замер под сводами древнего зала, Архея поднялась со своего места, мрачно посмотрев на труп своей главной помощницы, и сказала:
- Ты никогда не получишь места в Совете, Аланис Безмолвная. За эту выходку мне следовало бы тебя убить, но я чту законы Совета. Поэтому ты сейчас уйдёшь отсюда, но никогда не показывайся мне на глаза. Григор, забирай свою дрянь и убирайся. Желательно подальше из города. Ты разочаровал меня.
Григор вырвал посох у Аланис и настойчиво потянул к выходу, но на пороге зала она обернулась и прошипела:
- Я уже получила место. Нергал сказал свое слово.
Март 1223 г. от Явления
Арнхельм, Северный Клык
В начале весны, в год, когда Аланис исполнилось двадцать две зимы от рождения, вместе с торговым караваном в Северный Клык пришла чума. Она расползлась по городу мертвящим молчанием, сковывая улицы тишиной и гнетущим предвкушением беды. Поначалу шумные толпы, бывшие обычным явлением для Клыка, сменились похоронными процессиями, но вскоре исчезли и они. Чума, пришедшая с северных границ, из Дол-Граата, выкашивала людей сотнями.
Вскоре до Клыка дошли еще более тревожные вести: в уничтоженном той же чумой городе-призраке Граате стали замечать движение. Мертвецы встали. Все до единого, кто пал жертвой чумы восставали упырями, вурдалаками и терзали трупы, оставшиеся на улицах непогребенными. Когда в городе еды для них не осталось, они начали расползаться по окрестностям и убивать скот, зверьё и людей. Никто не знает, откуда пришло в Дол-Граат это поветрие, но у разведчиков, приносивших вести в Клык, крепко напившихся иной раз в тавернах, внезапно развязывался язык и они рассказывали про якобы виденных ими живых колдунов, которых не трогали мертвецы.
Аланис и Григор не выходили из дома вот уже пару месяцев, затаившись, надеясь переждать весеннее моровое поветрие, благо запасы еды у них были. В мае, вечером шестнадцатого дня, пришло послание от Совета Теней. Григор прочел записку, подписанную самой Археей, в которой ему было приказано явиться на собрание Совета. Не подчиниться он не мог, и посему покорно пошёл.
Вернулся он через час и приказал спешно собираться: новости были поистине ужасающие: до императора дошли вести о происходящем в Граате и Северном Клыке и он, совместно с Дланью Инаат принял чудовищное решение о сожжении города. Корона и Церковь не собирались ждать, пока в империи появится новый Дол-Граат и спешно выслали в Северный Клык левую руку верховного мага Игнациуса - Кэприсию Ариччи, пиромантку, известную под именем Сердце Огня, с посланием местному приорату и лорду.
В послании говорилось, что город будет разрушен и вывести надлежит лишь рыцарей-паладинов приората, лорда и его семью, городских чиновников и некоторых влиятельных людей, местного жреца и настоятельницу горного монастыря близ пика Когтя. Остальным предстояло спасать свою шкуру самостоятельно.
Кэприсия прибыла в Северный Клык в экипаже с императорским гербом. Равнодушно окинув взглядом город с крыши замковой башни, женщина вручила лорду императорский приказ и дала шесть часов на то, чтобы донести весть до всех, кого следовало вывести из города до начала работы пиромантки. Пока она невозмутимо трапезничала, лорд Анселл собрал городской совет из самых влиятельных и уважаемых людей Северного Клыка и зачитал им королевский указ. Когда он закончил чтение, зал взорвался негодующими криками.
Лишь один человек, казалось, сохранил спокойствие. Губы его решительно сжались, серые глаза приобрели стальной оттенок, брови нахмурились, черты лица посуровели. Глава Северного Приората сир Йоганц развернулся и молча вышел из зала.
Аланис давно собрала свои вещи, оделась, спрятала накопленные деньги на дно котомки и ожидала, когда ее учитель спустится и даст отмашку, что они могут двигаться из города. В напряженном ожидании прошло немало времени и у Аланис сдали нервы от происходящего вокруг, и она решила найти учителя сама. Войдя в его комнату, она увидела в беспорядке разбросанные вещи и лежащего у постели Григора. Его била лихорадка, жилы тянула агония, а глаза в ужасе метались. Аланис с криком бросилась к нему, но он через силу зарычал и откатился. Превозмогая боль и скрипя зубами, он отрицательно помотал головой и указал на дверь.
- П-п-погоди. - Прохрипел он, когда она метнулась к двери.
Аланис обернулась.
- П-п-продолжи мой т-т-труд. П-п-поклянись… - Он кивнул на стол, на котором лежал его драгоценный фолиант. - В-о-озьми!
Чернокнижница нахмурилась, быстро подхватила книгу и сказала:
- Я, Аланис Безмолвная, клянусь, что продолжу ваш труд, учитель.
- Н-н-на крови. К-к-кровь особая с-субстанция… П-о-оклянись.
Она достала из-за пояса небольшой кинжал и легко порезала ладонь и подошла к еще горящему очагу:
- Огнем и кровью я клянусь продолжить твой труд, учитель. Если переживу эту ночь.
Григор довольно оскалился и кивнул на дверь.
Снаружи послышался грохот и дом сильно тряхнуло. Аланис бросилась прочь из комнаты, взяла свои вещи и метнулась к двери, но обнаружила, что та завалена снаружи горящими обломками соседнего здания. Женщина взвыла от досады и бессилия. От удара оконные стекла разбились, комната начала наполняться дымом и вскоре Аланис начала задыхаться. Она пыталась спастись дыша через смоченный в воде платок. Чернокнижница забилась в угол. Она сидела и внимала последнему зову города, размазывая по лицу слезы и копоть.
Непрерывный звон колоколов, лихорадочные стоны умирающих, призывы о помощи, крики бегущих из города людей, грохот обрушивающихся зданий и треск лопающихся от жара камней - все это слилось в рев многочасовой агонии умирающего города под безмятежным ночным небом, усыпанном звёздами.
Спасения ждать было неоткуда, и весь мир сузился для женщины до одной задымленной комнаты, освещаемой насмешливыми яркими огненными сполохами. Аланис боялась. Аланис не хотела смириться со своей участью. Наверху агония терзала ее учителя, а внизу ее саму душил дым. Аланис постаралась вспомнить выученные в детстве молитвы, но все они вылетели из ее головы и она лишь тихо всхлипывала обнимая дрожащими руками колени. В конце концов чернокнижница перестала различать слезящимися глазами сполохи и слышать грохот обрушивающихся рядом зданий.
Пустоту, в которой тонула Аланис, прорезало ощущение падения. Титанический удар сокрушил пустоту. Удар. Вдох. Удар. Вдох. Удар. Хрип. Удар сердца. Женщина осознала, что ее куда-то несут. Она попробовала открыть глаза, но они были залиты спекшейся кровью. Она приоткрыла засохшие потрескавшиеся губы и попыталась спросить что-то, но из груди вырвался лишь тихий хриплый стон.
Понемногу возвращались чувства. Сначала медленно стал возвращаться слух. Вокруг все отчетливее слышались стоны, где то рядом тихий голос старой монахини утешал кого-то. То тут, то там мужские голоса выкрикивали команды. Плакали дети, стенали от горя женщины, но все это смазывалось и оставалось позади. Аланис все еще несли.
Следующей вернулась боль. Она начала разливаться по телу Аланис. Пульсирующие вспышки ее прокатывались сквозь мышцы и нервы исходя то от шеи, то от руки, заглушая звуки окружающего мира. Но основной источник мучений оказался в бедре женщины. Но Аланис, привычная к боли, лишь сжимала зубы. Наконец ее положили на траву, укутали в одеяло и аккуратно стерли кровь с лица. Похоже ее неплохо приложило потолочной балкой или чем-то еще. Чернокнижница открыла глаза и увидела склонившегося над ней седовласого мужчину, с серыми внимательными глазами, окруженными лучиками тонких морщинок. Она узнала его и в ужасе содрогнулась. Сир Йоганц сосредоточенно вытирал кровь и грязь вокруг большой раны на бедре Аланис. Затем он встал, принес крепкую палку и протянул ей:
- Зажми зубами, мне нужно промыть твою рану. Можешь кричать.
Аланис покорно сжала зубами деревяшку. А Йоганц оторвал от ее юбки длинные лоскуты и опустил их в котёл с кипящим вином. Одной рукой Йоганц начал промывать ее рану, а другой держал чернокнижницу стальной хваткой. Глаза Аланис раскрылись от накатившей боли, она дико взвыла, и заколотила руками по земле. Одновременно с этим она почувствовала воодушевление и прилив сил, только сейчас она осознала, что вокруг нее колышется целое море страданий и боли.
Закончив с очищением, паладин крепко перевязал рану, положил на нее ладони и, закрыв глаза, беззвучно произнес несколько слов. Аланис почувствовала, как ногу охватывает призванная обжигающая сила Инаат. Она поморщилась и попыталась сесть. Сир Йоганц молча поднялся, пристегнул пояс с оружием и ушел, прихрамывая, в сторону горящего города. Аланис хотела было что-то спросить, как-то поблагодарить. Она смогла только поднять руку но, передумав, откинулась на траву. Живительная сила богини разливалась по ее телу, наполняя надеждой и смиряя боль. Вскоре Аланис смогла встать.
Йоганц возвращался из разрушенного города еще четырежды. После чернокнижницы он принес еще старика-аптекаря, которого Аланис знала. Она слабо улыбнулась старику и стала помогать Йоганцу с раненным - сильно хромая поднесла поближе котёл, оторвала от своей юбки еще лоскутов на повязку и постаралась, как могла, отвлечь старика от боли. Так же молча и сосредоточенно они помогли еще трем людям, спасенным паладином.
В пятый раз седой мужчина поднялся, но не смог дойти до города. Годы никого не щадят и, выдохшись, он упал посреди лагеря уцелевших. Некому было заняться паладином: вокруг лежали сотни таких же страдающих людей, в один день лишившихся всего - рук не хватало. Аланис пристально следившая за своим спасителем, поднялась, дошла до пытающегося встать воина и поволокла в сторону от лагеря. Поднять она его никак не смогла бы.
Скрипя зубами и почти ничего не видя от слез, она донесла его до края лагеря и уложила на кучу старой травы. Йоганц метался в бреду. Аланис измученно улыбнулась:
- Нергал собрал слишком богатую жатву. Нет, Сир Йоганц, ты умрёшь, но не сегодня.
Чернокнижница оглянулась и заметила спешно удаляющиеся огни процессии далеко внизу долины - уехавшие первыми лорды, знать Северного Клыка, чиновники, церковники и торговцы увели почти всех коней из города. На лице Аланис заиграли желваки от ненависти. Горный ветер раскидал ее рыжие волосы по плечам. Женщина прищурилась и слегка выдохнула. Процессия остановилась. Там явно что-то происходило: огни факелов бросились врассыпную. Лошадей всегда так просто напугать.
Аланис отвернулась и размяла пальцы. Она подошла к паладину и с трудом сняла с него броню. Его кольчуга была разодрана, шерстяной рукав пропитался кровью, а рана на руке выглядела совсем уж отвратительно.
Аланис положила одну руку паладину на лоб, а другой прикоснулась к его раненной руке. Она почувствовала силу боли, которую несла в себе рана, но удивилась совершенно иному. Наибольшую боль паладину причиняли не телесные страдания, а, по всей видимости, душевные. Осознание, что он не смог спасти всех. Он свалился с ног, не выдержал, и не смог спасти больше. Его боль была душевная, но не физическая и чернокнижница, как никто другой чувствовала это.
Лихорадочные мысли изматывали старика. Она решительно зачерпнула его страдания и закусила до крови губу. Даже для нее такая бездна страданий была слишком глубока. Ее повязки окрасились красным, но она продолжала впитывать боль паладина. Продолжала решительно вбирать в себя агонию, начинавшую сотрясать Йоганца. Аланис сплюнула кровавую слюну и через сжатые зубы процедила:
Архея величественно поднялась со своего трона и произнесла:
- Властью данной мне Северным Советом Теней я признаю тебя чернокнижницей и даю тебе имя Безмолвная. Посох твой по праву и в силу древнего закона, данного нам Нергалом.
Аланис торжественно развернулась к членам совета и произнесла:
- Я, Аланис, нареченная Безмолвной, - она сделала паузу и улыбнулась, - предъявляю свои притязания на место в северном Совете Теней по праву силы и в соответствии с древним законом, данным нам Нергалом.
Григор дернулся в ужасе и крикнул, пытаясь прорваться в круг, но его не пустили:
- Что ты делаешь, ты обезумела?
- Спроси Кодеру, почему она стала ходить в храм Инаат? Почему слуги шепчутся, будто она умирает… - Аланис направила острие посоха в сердце колдуньи. - Если у нее есть достойный ответ, то я отменю свою кандидатуру на ее место. А если нет… Живой уйдет только одна из нас.
Кодера Фольстех усмехнулась и поднялась со своего места. Она шагнула в круг, тяжело опираясь на свой посох, и улыбнулась:
- Я принимаю твой вызов, Аланис из Дарри. Но на вопросы безродной девки я отвечать не стану. Ты никто, чтобы искать у меня ответы, маленькая дрянь. А вот убить тебя будет славным продолжением этой ночи.
Законы ковена никогда не нарушались: лишь глупцы стали бы играть с богом смерти. Теперь уже с лица Археи сползла улыбка, однако, она подала знак и круг Каменных Людей был мгновенно расчищен. В нем остались лишь Кодера и Аланис. Молодая чернокнижница улыбнулась. Старуха фыркнула, произнесла заклятие удушения и неожиданно резво взмахнула посохом в сторону свой противницы. В голове Аланис пронеслась паническая мысль: неужели слуги ошиблись?
Молодая чернокнижница схватилась рукой за шею и упала на колени, подавляемая волей Кодеры, но глаз от нее не отвела. Аланис впилась в лицо старухи с нескрываемой ненавистью. Язык еле ворочался, а вдохнуть было вообще невозможно.
Она направила указующий перст на старуху и в уме сами собой вспыхнули слова мертвого языка: “Пусть вся твоя кровь станет моим даром. Истекай ею, пока он не получит последнюю каплю.”
Яркие красные руны закружились вокруг руки Аланис и устремились к Кодере. Не долетев совсем немного они растворились и старуха язвительно рассмеялась и начала читать следующее заклинание.
Однако, всего через пару мгновений она резко осеклась и Аланис почувствовала, как удушающая хватка старухи ослабевает. Молодая чернокнижница поднялась на ноги, опираясь на посох, закашлялась и сплюнула кровавую слюну, кажется, прикусила в пылу борьбы язык. В зале воцарилось изумленное молчание. Все взгляды были устремлены на Кодеру. Та удивлённо провела бледной морщинистой рукой по шее. На дрожащих пальцах блеснула тёмная старческая кровь, кажущаяся в свете огней черной.
- Ах ты ма... м… - Договорить она не смогла. На губах старухи лопнул кровавый пузырь, а через мгновение кровь побежала по щекам старой чернокнижницы, потекла из глаз, из ушей. Кодера выронила посох и упала навзничь. В наступившей тишине стук ее оружия показался Аланис оглушительным и она, неожиданно для себя и всех присутствующих громко рассмеялась сквозь кашель.
Кодера Фольстех была мертва.
Когда хриплый смех юной чернокнижницы наконец замер под сводами древнего зала, Архея поднялась со своего места, мрачно посмотрев на труп своей главной помощницы, и сказала:
- Ты никогда не получишь места в Совете, Аланис Безмолвная. За эту выходку мне следовало бы тебя убить, но я чту законы Совета. Поэтому ты сейчас уйдёшь отсюда, но никогда не показывайся мне на глаза. Григор, забирай свою дрянь и убирайся. Желательно подальше из города. Ты разочаровал меня.
Григор вырвал посох у Аланис и настойчиво потянул к выходу, но на пороге зала она обернулась и прошипела:
- Я уже получила место. Нергал сказал свое слово.
Глава VII Исход
Март 1223 г. от Явления
Арнхельм, Северный Клык
В начале весны, в год, когда Аланис исполнилось двадцать две зимы от рождения, вместе с торговым караваном в Северный Клык пришла чума. Она расползлась по городу мертвящим молчанием, сковывая улицы тишиной и гнетущим предвкушением беды. Поначалу шумные толпы, бывшие обычным явлением для Клыка, сменились похоронными процессиями, но вскоре исчезли и они. Чума, пришедшая с северных границ, из Дол-Граата, выкашивала людей сотнями.
Вскоре до Клыка дошли еще более тревожные вести: в уничтоженном той же чумой городе-призраке Граате стали замечать движение. Мертвецы встали. Все до единого, кто пал жертвой чумы восставали упырями, вурдалаками и терзали трупы, оставшиеся на улицах непогребенными. Когда в городе еды для них не осталось, они начали расползаться по окрестностям и убивать скот, зверьё и людей. Никто не знает, откуда пришло в Дол-Граат это поветрие, но у разведчиков, приносивших вести в Клык, крепко напившихся иной раз в тавернах, внезапно развязывался язык и они рассказывали про якобы виденных ими живых колдунов, которых не трогали мертвецы.
Аланис и Григор не выходили из дома вот уже пару месяцев, затаившись, надеясь переждать весеннее моровое поветрие, благо запасы еды у них были. В мае, вечером шестнадцатого дня, пришло послание от Совета Теней. Григор прочел записку, подписанную самой Археей, в которой ему было приказано явиться на собрание Совета. Не подчиниться он не мог, и посему покорно пошёл.
Вернулся он через час и приказал спешно собираться: новости были поистине ужасающие: до императора дошли вести о происходящем в Граате и Северном Клыке и он, совместно с Дланью Инаат принял чудовищное решение о сожжении города. Корона и Церковь не собирались ждать, пока в империи появится новый Дол-Граат и спешно выслали в Северный Клык левую руку верховного мага Игнациуса - Кэприсию Ариччи, пиромантку, известную под именем Сердце Огня, с посланием местному приорату и лорду.
В послании говорилось, что город будет разрушен и вывести надлежит лишь рыцарей-паладинов приората, лорда и его семью, городских чиновников и некоторых влиятельных людей, местного жреца и настоятельницу горного монастыря близ пика Когтя. Остальным предстояло спасать свою шкуру самостоятельно.
Кэприсия прибыла в Северный Клык в экипаже с императорским гербом. Равнодушно окинув взглядом город с крыши замковой башни, женщина вручила лорду императорский приказ и дала шесть часов на то, чтобы донести весть до всех, кого следовало вывести из города до начала работы пиромантки. Пока она невозмутимо трапезничала, лорд Анселл собрал городской совет из самых влиятельных и уважаемых людей Северного Клыка и зачитал им королевский указ. Когда он закончил чтение, зал взорвался негодующими криками.
Лишь один человек, казалось, сохранил спокойствие. Губы его решительно сжались, серые глаза приобрели стальной оттенок, брови нахмурились, черты лица посуровели. Глава Северного Приората сир Йоганц развернулся и молча вышел из зала.
***
Аланис давно собрала свои вещи, оделась, спрятала накопленные деньги на дно котомки и ожидала, когда ее учитель спустится и даст отмашку, что они могут двигаться из города. В напряженном ожидании прошло немало времени и у Аланис сдали нервы от происходящего вокруг, и она решила найти учителя сама. Войдя в его комнату, она увидела в беспорядке разбросанные вещи и лежащего у постели Григора. Его била лихорадка, жилы тянула агония, а глаза в ужасе метались. Аланис с криком бросилась к нему, но он через силу зарычал и откатился. Превозмогая боль и скрипя зубами, он отрицательно помотал головой и указал на дверь.
- П-п-погоди. - Прохрипел он, когда она метнулась к двери.
Аланис обернулась.
- П-п-продолжи мой т-т-труд. П-п-поклянись… - Он кивнул на стол, на котором лежал его драгоценный фолиант. - В-о-озьми!
Чернокнижница нахмурилась, быстро подхватила книгу и сказала:
- Я, Аланис Безмолвная, клянусь, что продолжу ваш труд, учитель.
- Н-н-на крови. К-к-кровь особая с-субстанция… П-о-оклянись.
Она достала из-за пояса небольшой кинжал и легко порезала ладонь и подошла к еще горящему очагу:
- Огнем и кровью я клянусь продолжить твой труд, учитель. Если переживу эту ночь.
Григор довольно оскалился и кивнул на дверь.
Снаружи послышался грохот и дом сильно тряхнуло. Аланис бросилась прочь из комнаты, взяла свои вещи и метнулась к двери, но обнаружила, что та завалена снаружи горящими обломками соседнего здания. Женщина взвыла от досады и бессилия. От удара оконные стекла разбились, комната начала наполняться дымом и вскоре Аланис начала задыхаться. Она пыталась спастись дыша через смоченный в воде платок. Чернокнижница забилась в угол. Она сидела и внимала последнему зову города, размазывая по лицу слезы и копоть.
Непрерывный звон колоколов, лихорадочные стоны умирающих, призывы о помощи, крики бегущих из города людей, грохот обрушивающихся зданий и треск лопающихся от жара камней - все это слилось в рев многочасовой агонии умирающего города под безмятежным ночным небом, усыпанном звёздами.
Спасения ждать было неоткуда, и весь мир сузился для женщины до одной задымленной комнаты, освещаемой насмешливыми яркими огненными сполохами. Аланис боялась. Аланис не хотела смириться со своей участью. Наверху агония терзала ее учителя, а внизу ее саму душил дым. Аланис постаралась вспомнить выученные в детстве молитвы, но все они вылетели из ее головы и она лишь тихо всхлипывала обнимая дрожащими руками колени. В конце концов чернокнижница перестала различать слезящимися глазами сполохи и слышать грохот обрушивающихся рядом зданий.
Пустоту, в которой тонула Аланис, прорезало ощущение падения. Титанический удар сокрушил пустоту. Удар. Вдох. Удар. Вдох. Удар. Хрип. Удар сердца. Женщина осознала, что ее куда-то несут. Она попробовала открыть глаза, но они были залиты спекшейся кровью. Она приоткрыла засохшие потрескавшиеся губы и попыталась спросить что-то, но из груди вырвался лишь тихий хриплый стон.
Понемногу возвращались чувства. Сначала медленно стал возвращаться слух. Вокруг все отчетливее слышались стоны, где то рядом тихий голос старой монахини утешал кого-то. То тут, то там мужские голоса выкрикивали команды. Плакали дети, стенали от горя женщины, но все это смазывалось и оставалось позади. Аланис все еще несли.
Следующей вернулась боль. Она начала разливаться по телу Аланис. Пульсирующие вспышки ее прокатывались сквозь мышцы и нервы исходя то от шеи, то от руки, заглушая звуки окружающего мира. Но основной источник мучений оказался в бедре женщины. Но Аланис, привычная к боли, лишь сжимала зубы. Наконец ее положили на траву, укутали в одеяло и аккуратно стерли кровь с лица. Похоже ее неплохо приложило потолочной балкой или чем-то еще. Чернокнижница открыла глаза и увидела склонившегося над ней седовласого мужчину, с серыми внимательными глазами, окруженными лучиками тонких морщинок. Она узнала его и в ужасе содрогнулась. Сир Йоганц сосредоточенно вытирал кровь и грязь вокруг большой раны на бедре Аланис. Затем он встал, принес крепкую палку и протянул ей:
- Зажми зубами, мне нужно промыть твою рану. Можешь кричать.
Аланис покорно сжала зубами деревяшку. А Йоганц оторвал от ее юбки длинные лоскуты и опустил их в котёл с кипящим вином. Одной рукой Йоганц начал промывать ее рану, а другой держал чернокнижницу стальной хваткой. Глаза Аланис раскрылись от накатившей боли, она дико взвыла, и заколотила руками по земле. Одновременно с этим она почувствовала воодушевление и прилив сил, только сейчас она осознала, что вокруг нее колышется целое море страданий и боли.
Закончив с очищением, паладин крепко перевязал рану, положил на нее ладони и, закрыв глаза, беззвучно произнес несколько слов. Аланис почувствовала, как ногу охватывает призванная обжигающая сила Инаат. Она поморщилась и попыталась сесть. Сир Йоганц молча поднялся, пристегнул пояс с оружием и ушел, прихрамывая, в сторону горящего города. Аланис хотела было что-то спросить, как-то поблагодарить. Она смогла только поднять руку но, передумав, откинулась на траву. Живительная сила богини разливалась по ее телу, наполняя надеждой и смиряя боль. Вскоре Аланис смогла встать.
Йоганц возвращался из разрушенного города еще четырежды. После чернокнижницы он принес еще старика-аптекаря, которого Аланис знала. Она слабо улыбнулась старику и стала помогать Йоганцу с раненным - сильно хромая поднесла поближе котёл, оторвала от своей юбки еще лоскутов на повязку и постаралась, как могла, отвлечь старика от боли. Так же молча и сосредоточенно они помогли еще трем людям, спасенным паладином.
В пятый раз седой мужчина поднялся, но не смог дойти до города. Годы никого не щадят и, выдохшись, он упал посреди лагеря уцелевших. Некому было заняться паладином: вокруг лежали сотни таких же страдающих людей, в один день лишившихся всего - рук не хватало. Аланис пристально следившая за своим спасителем, поднялась, дошла до пытающегося встать воина и поволокла в сторону от лагеря. Поднять она его никак не смогла бы.
Скрипя зубами и почти ничего не видя от слез, она донесла его до края лагеря и уложила на кучу старой травы. Йоганц метался в бреду. Аланис измученно улыбнулась:
- Нергал собрал слишком богатую жатву. Нет, Сир Йоганц, ты умрёшь, но не сегодня.
Чернокнижница оглянулась и заметила спешно удаляющиеся огни процессии далеко внизу долины - уехавшие первыми лорды, знать Северного Клыка, чиновники, церковники и торговцы увели почти всех коней из города. На лице Аланис заиграли желваки от ненависти. Горный ветер раскидал ее рыжие волосы по плечам. Женщина прищурилась и слегка выдохнула. Процессия остановилась. Там явно что-то происходило: огни факелов бросились врассыпную. Лошадей всегда так просто напугать.
Аланис отвернулась и размяла пальцы. Она подошла к паладину и с трудом сняла с него броню. Его кольчуга была разодрана, шерстяной рукав пропитался кровью, а рана на руке выглядела совсем уж отвратительно.
Аланис положила одну руку паладину на лоб, а другой прикоснулась к его раненной руке. Она почувствовала силу боли, которую несла в себе рана, но удивилась совершенно иному. Наибольшую боль паладину причиняли не телесные страдания, а, по всей видимости, душевные. Осознание, что он не смог спасти всех. Он свалился с ног, не выдержал, и не смог спасти больше. Его боль была душевная, но не физическая и чернокнижница, как никто другой чувствовала это.
Лихорадочные мысли изматывали старика. Она решительно зачерпнула его страдания и закусила до крови губу. Даже для нее такая бездна страданий была слишком глубока. Ее повязки окрасились красным, но она продолжала впитывать боль паладина. Продолжала решительно вбирать в себя агонию, начинавшую сотрясать Йоганца. Аланис сплюнула кровавую слюну и через сжатые зубы процедила:
