Голос ее изменяется. Ведьма не смеется, не кричит, даже не улыбается, начинает говорить вдруг спокойно и тихо, что приходится даже вслушиваться, чтобы ее расслышать. И пусть не хочется, не слышать бы вообще ее слова, но приходится напрягать слух, ведь от слов этой женщины сейчас может зависеть жизнь юноши.
- Ну а любимая у тебя есть? – Спрашивает ведьма спокойно и видит, как юноша тут же теряется. – Только краснеть мне тут не надо. Наверное, есть в деревне, а, красавица, на которую ты таращишься исподтишка? Хм, а вдруг с ней случится что-нибудь? И ведь защитить то ее некому. Что думаешь?
- Только посмей…
- И что ты сделаешь, деревенщина? – Обрывает ведьма строгим голосом.
Ответить юноше нечего и он только смотрит с презрением.
- В общем так, - продолжает ведьма спокойно, - берешь меч и тащишь в свое село. А, погоди, в какой оно стороне? Там? Да, точно, а там… ага, все, поняла. В общем, тащишь меч домой, понял? И в село чтобы без моего разрешения не входил. Только попробуй.
Женщина подходит близко, так что от ее слов начинает скользить ветер по подбородку. И лишь теперь юноша замечает, что женщина ниже него почти на полголовы. Хотя легче от этого не становится.
- Ослушаешься, - говорит она тихо, будто сдерживаясь, с неожиданно вспыхнувшей в глазах яростью, - станешь перечить, не сделаешь, что скажу, и я сожру сердце каждой женщины, оставшейся в деревне на твоих глазах, а потом заставлю тебя доедать их внутренности. Ты меня понял?
Юноша немеет, хотя только казалось, что самое худшее он пережил и ничего страшнее уже быть не может. У него вздрагивает губа и пропадает голос, и все, что он может, заставить себя кивнуть через мгновение, боясь уже не за собственную жизнь, но за всех тех невинных женщин, у которых теперь кроме него никого и не осталось.
А ведьма тут же сменяет тон, надувает губки и гладит юношу по волосам.
- Молодец. Ай, умница! – Хлопает она ласково по голове. – Хороший мальчик! Кто у нас хороший мальчик?
Юноша едва сдерживается. Глядит с отвращением, но даже голову одернуть не решается.
- И не надо мне тут рожи корчить. – Отступает ведьма на шаг, встав опять прямо на трупе, который под ее весом удивительным образом даже не проминается. – Я ничего даже и не сделала. Давай, мальчик, взял и пошел. А я догоню. У меня еще дела есть.
И прямо стоя на трупе, ведьма обращается в гигантского орла. Он расправляет широкие крылья, даже заслоняет ими от солнца, отскакивает в сторону и в тот же миг делает сильный взмах. Даже ветер ударяет в лицо, и юноша на мгновение закрывает глаза. А когда открывает, гигантская птица, не меньше, чем сама ведьма, уже летит куда-то в сторону чужого села.
Но юноша тут же ослушивается, едва ведьма оставляет его одного. Не может устоять, не может поступить иначе. Взяв меч, он начинает идти в сторону родного села, но со злостью бросает его на землю, не успев и шага отойти от заваленной трупами поляны.
Он торопится, спешит, боится ведьминого гнева, но все равно не берет меч и не идет, как она приказала, пока не обходит всех мужиков, уже начавших коченеть и распускать трупный запах под жарким солнцем. У каждого, у кого находится в теле меч, или вилы, юноша вытаскивает из тела оружие. Каждому закрывает глаза, корчится, и чуть не плачет иногда, взглянув в холодное, но все еще родное лицо, отирается рукавом, но не останавливается, пока всех не обходит, пока с каждым не попрощается.
Лишь после он снова поднимает большой, тяжелый меч и тащит его, закинув на плечо, в сторону деревни.
Под солнцем усталость быстро нагоняет. Кажется, должно бы уже скоро вечереть, но день все не заканчивается. Или меч такой тяжелый, или короткий, но страшный бой истощил, но сил быстро не остается. Уже вспотевший, уставший, юноша еле волочит ноги, но продолжает идти, хотя бы затем, что лучше бы ему умереть, чем увидеть, как ведьма претворяет в жизнь свои угрозы.
Но скоро уже село. Видно дома. Видно, стоят женщины, смотрят вдаль. Почти все. Только старух нет. Сидят, наверное, тоже где-то неподалеку.
Тут же юноша встает столбом, растерявшись. От усталости, слишком поздно он поднял голову, его уже должно быть видно, сейчас его заметят и тогда… и что тогда…
Но почему-то женщины его не видят. Стоят, глядят прямо в его сторону, закрывают глаза от солнца ладонью, но на юношу не обращают внимания.
А в небе над головой раздается громкий крик гигантского орла. Женщины тоже замечают птицу и начинают тыкать пальцами, выбегают старухи, сидевшие на лавке в тени, у забора, в селе уже поднимается лай собак, а женщины с беспокойством охают и ахают, что даже здесь слышно. И юноша поднимает голову.
Птица с самых небес стрелой падает к нему. Кажется, сейчас вонзится прямо в тело и прошьет насквозь. Но перед самой землей, одним мощным взмахом птица останавливает полет так легко, что глаза отказываются верить. А, не успев коснуться лапами земли, орел снова оборачивается женщиной, и босые ножки ведьмы ступают на землю прямо перед юношей.
- Фух! Думала, не успею! – Улыбается ведьма. – Ну, чего таращишься? А ли не мила я тебе?
Юноша тут же прогоняет с лица удивленное выражение и отворачивается.
- Я сделал, как ты повелела, ведьма…
- А то я не вижу. – Перебивает она. – Молодец, хороший мальчик.
Она подходит и хлопает по волосам, но на этот раз юноша отводит голову в сторону.
Ведьма не сердится. Улыбается, обступает и становится перед ним.
- Послушай внимательно, мальчик. – Заговаривает она с улыбкой, но спокойным, тихим голосом. – Сельские ваши не знают, на что я способна, а вот ты видел. И если хоть слово скажешь без моего разрешения, попробуешь с кем-то заговорить, ответишь кому-нибудь, и я… лучше тебе и не знать даже, что я тогда сделаю. Ты меня понял, мальчишка?
Юноша корчится, не хочет отвечать, надеясь, что не придется.
- Понял, спрашиваю? – Повторяет ведьма с улыбкой.
Но в ее глазах один мрак. Не угадать, что за этим веселым, милым личиком, не смерть ли, не такие ли ужасы, каких он и представить себе не может. И юноша вновь заставляет гордость сломиться.
- Понял я, понял.
- Хороший мальчик! – Надувает ведьма губки. – А теперь за мной. Молчи, ни с кем не говори, ничего не делай. Ослушаешься… а, впрочем, лучше тебе и правда не знать, что я тогда сделаю.
И ведьма, обернувшись, спокойным шагом, слегка припрыгивая и хмыкая мелодично отправляется к собравшимся на окраине села женщинам.
Женщины собираются толпой. Но выглядят они больше растерянно, чем насторожено. Мужики все никак не возвращаются, а тут вдруг огромная птица, как появилась, так и исчезла. А к селу уже подступает какая-то женщина в странном, длинном черном платье, ведя за собой спутника.
Приглядываясь, женщины быстро узнают знакомое лицо юноши. Но только радость тает в их сердцах мгновенно. Кто-то прикрывает ладонью рот, кто-то хмурится, одна из старух начинает уже причитать и несколько женщин бросаются ее успокаивать. А еще несколько старух, закалившие сердца годами, успевают сообразить и увести в сторону детей.
Молодая девушка с женщиной старше бросаются к юноше навстречу, только ведьма со спутником успевают подойти чуть ближе. Обе они вцепляются в его руки, та, что моложе, кладет голову на плечо, а та, что старше, начинает целовать в щеку и гладить по голове. И только сам юноша ничего не делает, стоит, с дрожащей губой, пытаясь не дать себе пошевелиться.
- Ванюшенька! Ванечка! Родненький! – Причитает та, что старше. – Живой! Кровинушка моя! Сыночек мой дорогой! А где же остальные? Чего стало-то? Ну? Чего же ты молчишь, родненький?
- Так, - вступается ведьма, - а ну брысь отсюда.
Все женщины тут же оглядываются на нее со злобой. Да и юноша тоже не выдерживает, смотрит с яростным презрением.
- Не слышите? Брысь, говорю, от мальчишки. – Говорит она громким, сердитым голосом и начинает кривляться. – Родненький… кровинушка… тьфу! Брысь, сказала.
Женщины не двигаются, не отвечают, только смотрят.
- Боги, какие же вы все бестолковые. – Бормочет ведьма.
Взмахнув ладонью, она быстро вырисовывает в воздухе какой-то знак. В воздухе мерцающими песчинками вдруг проявляется знак, но в то же мгновение тает. А едва гаснет на ветру последняя мерцающая песчинка, как девушку с женщиной подхватывает внезапный порыв и относит к остальным, бросив там прямо на землю.
- Матушка! – Тут же бросается вперед юноша, не выдерживая.
Но ведьма его останавливает, взяв за плечо. Впрочем, на этот раз юноша уже не пытается, как в лесу, рваться вперед без ее разрешения, кривит губы, фыркает сердито, но останавливается и оборачивается к ней.
- Да ничего я им не сделаю. – Шепчет ведьма, чтобы кроме юноши никто ее не услышал. – И не забудь, что я тебе велела.
Юноша мгновенно успокаивается.
- Ой! Да что же это такое творится-то! – Начинают причитать женщины, еще не понимая, что происходит.
А ветром уже приносит к остальным и старух с детьми, спрятавшихся в одном из домов. Их всех так же бросает к остальным женщинам на землю, но парой синяков все и обходится.
А женщины начинают жаться друг к другу ближе, пряча детей за собой. Все таращатся на женщину в черном платье, начиная понимать, кто она. Вернее, торговцы из королевства, иногда заглядывающие, чтобы накупить в селах дешевого зерна, почти каждый раз прежде рассказывали о каких-нибудь чудесах. Говорили о ведьмах, о волшебниках, о колдовстве. Только здесь все равно никто своими глазами ничего подобного и не видел, а потому все эти истории казались почти сказочным вымыслом. Но теперь, встретившись лицом к лицу с настоящей ведьмой, угадывая ее по бесцеремонной злобе, женщины умолкают и все глядят, ждут, не зная, что еще делать.
- Значит так, - заговаривает ведьма, - вы мне тут не нужны, под ногами путаться. Так что, взяли ноги в руки и брысь отсюда. Слышали?
Селянки только смотрят в ответ, молчат и сильнее жмутся друг к другу, а юноша, вперив в женщину сердитый взгляд, из последних сил старается удержаться.
- Чего стоите, дуры? Брысь, говорю. Что непонятного?
Но никто не сдвигается с места. Ведьма разочарованно вздыхает, закрывает глаза ладонью, вторую руку упирает кулаком в талию и качает головой.
- Да чего же ты стоишь, дурень! – Кричит одна из старух. – Да вдарь же ты ей! Али не видишь, что ведьма это проклятая?!
Да он и сам рад бы отсечь ей голову. Только помнит, как топор отскочил от ведьминой головы, когда должен был врезаться в череп. Помнит, как даже и огонь ей ничего не сделал. Помнит, как она взяла здоровенного мужика за ноги и отбросила в сторону, как сухую палку. А потому лишь стыдливо опускает взгляд, сознавая, что рушит последние надежды женщин на спасение.
А ведьма рассмеивается, но тут же успокаивается, подходит к юноше, обнимает руками за шею и жмется бедрами, обхватив его ногой. А пока женщины охают и ахают, пытаясь угадать, что это значит, ведьма шепчет юноше на ухо.
- Вот, как мы поступим. – Говорит она тихо. – Возьмешь меч и пойдешь к развилке. И не вздумай оборачиваться, что бы ты ни услышал. Обещаю, жизнь я им сохраню. Но если обернешься, если ты хоть на миг остановишься, то все они тут же свалятся замертво. Понял? Я с кем разговариваю, понял ты меня, или нет?
Впервые, кажется юноше, так сложно просто кивнуть головой. Словно растратив на это последние силы, он кое-как закидывает на плечо меч, упирается взглядом в землю и делает шаг. Затем второй. Затем третий. И идет, думая теперь лишь о том, чтобы не останавливаться, и ни за что не поднимать голову.
А ведьма тут же взлетает в воздух. Она начинает кружить над селянками, хохочет, пугает их, и те сразу начинают кричать.
Иван едва не останавливается. Хуже всего, что среди всех криков ему удается даже различить голоса, знакомые с детства, родные, и такие близкие, такие сейчас жалобные, какими никогда не были.
- Ванечка! Ванюша! Миленький! Куда же ты?! Родной!
Но юноша продолжает идти. Чуть не плачет, едва сдерживается, начинает спотыкаться на ровном месте, качается, словно пьяный, но идет, зная, или думая, что знает, на что способна ведьма. Все равно ведь, кроме как ей поверить, ничего больше и не остается.
А ведьма продолжает кружить, хохоча. Прямо в воздухе она начинает колдовать, и снова появляются тут и там эти странные знаки из мерцающих песчинок. Не продержавшись и мгновения, они тают в воздухе, а после сразу же загорается один дом, второй, третий, пока всю деревню не охватывает жаркое, безразлично жестокое пламя.
Снова плачь, крики, вой собак. И этот ужасающий хохот. Звонкий и радостный. Невозможно остаться безразличным. Но юноша продолжает идти, надеясь, что ведьма сдержит обещание, ведь больше ни на что он не способен. Ни убить ее, ни прогнать, ни уговорить. Можно лишь надеяться, что она не нарушит слово. И потому он не оборачивается, чтобы не давать ей повода.
Ведьма, хохоча, продолжает кружить над женщинами, сбившимися в кучу. Она бросается к ним стрелой, но в последний миг взмывает в воздух, и снова и снова продолжает пугать селянок. В один из таких пролетов, она достает мешочек с серебром и незаметно бросает на землю, словно обронила. А сама продолжает смеяться, поднимается выше и зависает в воздухе.
- Убирайтесь! – Велит она грозно, мгновенно лишившись улыбки. – И никогда, слышите, никогда сюда не возвращайтесь!
А затем, ведьма снова начинает громко и звонко смеяться. Так, не переставая хохотать, она и уплывает по ветру следом за юношей. А селянки вскоре замечают странный, туго набитый мешочек, ровно такой же, какой ведьма оставила и в соседней деревне, сделав вид, будто обронила нечаянно. Но долго еще женщины не решаются приблизиться и в него заглянуть.
И все еще продолжается, все никак не хочет закончиться этот проклятый, бесконечный день.
Так и идет Ваня за женщиной. Ведьма, нагнав его, вышагивает странно, разведя руки в стороны, ладони обратив к небу и не переставая смеяться, задрав голову.
- Аха-ха-ха! – Корчит ведьма гримасу, а потом меняет смех. – Охо-хо-хо! Ихи-хи-хи… Хм. Как-то не так. Ху-ху-ху! Уху-ху-ха-ха! Уаха-ха-ха! Да! Уаха-ха-ха! Нет.
Вдруг, она резко оборачивается и встает перед юношей.
- Не очень злобно получается, да? – Спрашивает ведьма. – А вот так? Уха-ха-хи-хи! Нет, ерунда какая-то.
Но ответа даже и не пытается ждать, тут же разворачивается и идет дальше, продолжая выбирать смех.
Ваня же смотрит на ведьму с отвращением. Пытается молчать. Не видеть бы ее вовсе, не говорить бы, но так и тянет поинтересоваться. И, наконец, юноша не сдерживается.
- Что ты натворила, ведьма? Отвечай! Что ты сделала? Ежели узнаю, что…
- Что? – Бросает ведьма на него сердитый взгляд. – Ежели… ежели… не мешай. Ничего я не сделала. Сожгла деревню, да и все. Ну, попугала немножечко. Чего такого? Уаха-ха-ха! Уаха-ха!
- Сожгла?! – Останавливается Ваня. – Как же… как же так-то? Ты ж слово дала! Ты ж…
- А что я сказала? – Отвечает женщина, не оборачиваясь. – Что никого не трону. Ну так я и не тронула. Никого. Да живы все, живы. Чего ты разнылся? Слово дала… слово дала… Топай, давай, а не языком чеши. Уаха- уха-ха!
Но спорить не с чем. Если все живы, то выходит, что ведьма действительно сдержала обещание. Приходится Ване снова проглотить гнев и идти молча, слушая, как ведьма безостановочно хохочет.
Но юношеское терпение быстро заканчивается.
- Ну а любимая у тебя есть? – Спрашивает ведьма спокойно и видит, как юноша тут же теряется. – Только краснеть мне тут не надо. Наверное, есть в деревне, а, красавица, на которую ты таращишься исподтишка? Хм, а вдруг с ней случится что-нибудь? И ведь защитить то ее некому. Что думаешь?
- Только посмей…
- И что ты сделаешь, деревенщина? – Обрывает ведьма строгим голосом.
Ответить юноше нечего и он только смотрит с презрением.
- В общем так, - продолжает ведьма спокойно, - берешь меч и тащишь в свое село. А, погоди, в какой оно стороне? Там? Да, точно, а там… ага, все, поняла. В общем, тащишь меч домой, понял? И в село чтобы без моего разрешения не входил. Только попробуй.
Женщина подходит близко, так что от ее слов начинает скользить ветер по подбородку. И лишь теперь юноша замечает, что женщина ниже него почти на полголовы. Хотя легче от этого не становится.
- Ослушаешься, - говорит она тихо, будто сдерживаясь, с неожиданно вспыхнувшей в глазах яростью, - станешь перечить, не сделаешь, что скажу, и я сожру сердце каждой женщины, оставшейся в деревне на твоих глазах, а потом заставлю тебя доедать их внутренности. Ты меня понял?
Юноша немеет, хотя только казалось, что самое худшее он пережил и ничего страшнее уже быть не может. У него вздрагивает губа и пропадает голос, и все, что он может, заставить себя кивнуть через мгновение, боясь уже не за собственную жизнь, но за всех тех невинных женщин, у которых теперь кроме него никого и не осталось.
А ведьма тут же сменяет тон, надувает губки и гладит юношу по волосам.
- Молодец. Ай, умница! – Хлопает она ласково по голове. – Хороший мальчик! Кто у нас хороший мальчик?
Юноша едва сдерживается. Глядит с отвращением, но даже голову одернуть не решается.
- И не надо мне тут рожи корчить. – Отступает ведьма на шаг, встав опять прямо на трупе, который под ее весом удивительным образом даже не проминается. – Я ничего даже и не сделала. Давай, мальчик, взял и пошел. А я догоню. У меня еще дела есть.
И прямо стоя на трупе, ведьма обращается в гигантского орла. Он расправляет широкие крылья, даже заслоняет ими от солнца, отскакивает в сторону и в тот же миг делает сильный взмах. Даже ветер ударяет в лицо, и юноша на мгновение закрывает глаза. А когда открывает, гигантская птица, не меньше, чем сама ведьма, уже летит куда-то в сторону чужого села.
Но юноша тут же ослушивается, едва ведьма оставляет его одного. Не может устоять, не может поступить иначе. Взяв меч, он начинает идти в сторону родного села, но со злостью бросает его на землю, не успев и шага отойти от заваленной трупами поляны.
Он торопится, спешит, боится ведьминого гнева, но все равно не берет меч и не идет, как она приказала, пока не обходит всех мужиков, уже начавших коченеть и распускать трупный запах под жарким солнцем. У каждого, у кого находится в теле меч, или вилы, юноша вытаскивает из тела оружие. Каждому закрывает глаза, корчится, и чуть не плачет иногда, взглянув в холодное, но все еще родное лицо, отирается рукавом, но не останавливается, пока всех не обходит, пока с каждым не попрощается.
Лишь после он снова поднимает большой, тяжелый меч и тащит его, закинув на плечо, в сторону деревни.
Под солнцем усталость быстро нагоняет. Кажется, должно бы уже скоро вечереть, но день все не заканчивается. Или меч такой тяжелый, или короткий, но страшный бой истощил, но сил быстро не остается. Уже вспотевший, уставший, юноша еле волочит ноги, но продолжает идти, хотя бы затем, что лучше бы ему умереть, чем увидеть, как ведьма претворяет в жизнь свои угрозы.
Но скоро уже село. Видно дома. Видно, стоят женщины, смотрят вдаль. Почти все. Только старух нет. Сидят, наверное, тоже где-то неподалеку.
Тут же юноша встает столбом, растерявшись. От усталости, слишком поздно он поднял голову, его уже должно быть видно, сейчас его заметят и тогда… и что тогда…
Но почему-то женщины его не видят. Стоят, глядят прямо в его сторону, закрывают глаза от солнца ладонью, но на юношу не обращают внимания.
А в небе над головой раздается громкий крик гигантского орла. Женщины тоже замечают птицу и начинают тыкать пальцами, выбегают старухи, сидевшие на лавке в тени, у забора, в селе уже поднимается лай собак, а женщины с беспокойством охают и ахают, что даже здесь слышно. И юноша поднимает голову.
Птица с самых небес стрелой падает к нему. Кажется, сейчас вонзится прямо в тело и прошьет насквозь. Но перед самой землей, одним мощным взмахом птица останавливает полет так легко, что глаза отказываются верить. А, не успев коснуться лапами земли, орел снова оборачивается женщиной, и босые ножки ведьмы ступают на землю прямо перед юношей.
- Фух! Думала, не успею! – Улыбается ведьма. – Ну, чего таращишься? А ли не мила я тебе?
Юноша тут же прогоняет с лица удивленное выражение и отворачивается.
- Я сделал, как ты повелела, ведьма…
- А то я не вижу. – Перебивает она. – Молодец, хороший мальчик.
Она подходит и хлопает по волосам, но на этот раз юноша отводит голову в сторону.
Ведьма не сердится. Улыбается, обступает и становится перед ним.
- Послушай внимательно, мальчик. – Заговаривает она с улыбкой, но спокойным, тихим голосом. – Сельские ваши не знают, на что я способна, а вот ты видел. И если хоть слово скажешь без моего разрешения, попробуешь с кем-то заговорить, ответишь кому-нибудь, и я… лучше тебе и не знать даже, что я тогда сделаю. Ты меня понял, мальчишка?
Юноша корчится, не хочет отвечать, надеясь, что не придется.
- Понял, спрашиваю? – Повторяет ведьма с улыбкой.
Но в ее глазах один мрак. Не угадать, что за этим веселым, милым личиком, не смерть ли, не такие ли ужасы, каких он и представить себе не может. И юноша вновь заставляет гордость сломиться.
- Понял я, понял.
- Хороший мальчик! – Надувает ведьма губки. – А теперь за мной. Молчи, ни с кем не говори, ничего не делай. Ослушаешься… а, впрочем, лучше тебе и правда не знать, что я тогда сделаю.
И ведьма, обернувшись, спокойным шагом, слегка припрыгивая и хмыкая мелодично отправляется к собравшимся на окраине села женщинам.
Женщины собираются толпой. Но выглядят они больше растерянно, чем насторожено. Мужики все никак не возвращаются, а тут вдруг огромная птица, как появилась, так и исчезла. А к селу уже подступает какая-то женщина в странном, длинном черном платье, ведя за собой спутника.
Приглядываясь, женщины быстро узнают знакомое лицо юноши. Но только радость тает в их сердцах мгновенно. Кто-то прикрывает ладонью рот, кто-то хмурится, одна из старух начинает уже причитать и несколько женщин бросаются ее успокаивать. А еще несколько старух, закалившие сердца годами, успевают сообразить и увести в сторону детей.
Молодая девушка с женщиной старше бросаются к юноше навстречу, только ведьма со спутником успевают подойти чуть ближе. Обе они вцепляются в его руки, та, что моложе, кладет голову на плечо, а та, что старше, начинает целовать в щеку и гладить по голове. И только сам юноша ничего не делает, стоит, с дрожащей губой, пытаясь не дать себе пошевелиться.
- Ванюшенька! Ванечка! Родненький! – Причитает та, что старше. – Живой! Кровинушка моя! Сыночек мой дорогой! А где же остальные? Чего стало-то? Ну? Чего же ты молчишь, родненький?
- Так, - вступается ведьма, - а ну брысь отсюда.
Все женщины тут же оглядываются на нее со злобой. Да и юноша тоже не выдерживает, смотрит с яростным презрением.
- Не слышите? Брысь, говорю, от мальчишки. – Говорит она громким, сердитым голосом и начинает кривляться. – Родненький… кровинушка… тьфу! Брысь, сказала.
Женщины не двигаются, не отвечают, только смотрят.
- Боги, какие же вы все бестолковые. – Бормочет ведьма.
Взмахнув ладонью, она быстро вырисовывает в воздухе какой-то знак. В воздухе мерцающими песчинками вдруг проявляется знак, но в то же мгновение тает. А едва гаснет на ветру последняя мерцающая песчинка, как девушку с женщиной подхватывает внезапный порыв и относит к остальным, бросив там прямо на землю.
- Матушка! – Тут же бросается вперед юноша, не выдерживая.
Но ведьма его останавливает, взяв за плечо. Впрочем, на этот раз юноша уже не пытается, как в лесу, рваться вперед без ее разрешения, кривит губы, фыркает сердито, но останавливается и оборачивается к ней.
- Да ничего я им не сделаю. – Шепчет ведьма, чтобы кроме юноши никто ее не услышал. – И не забудь, что я тебе велела.
Юноша мгновенно успокаивается.
- Ой! Да что же это такое творится-то! – Начинают причитать женщины, еще не понимая, что происходит.
А ветром уже приносит к остальным и старух с детьми, спрятавшихся в одном из домов. Их всех так же бросает к остальным женщинам на землю, но парой синяков все и обходится.
А женщины начинают жаться друг к другу ближе, пряча детей за собой. Все таращатся на женщину в черном платье, начиная понимать, кто она. Вернее, торговцы из королевства, иногда заглядывающие, чтобы накупить в селах дешевого зерна, почти каждый раз прежде рассказывали о каких-нибудь чудесах. Говорили о ведьмах, о волшебниках, о колдовстве. Только здесь все равно никто своими глазами ничего подобного и не видел, а потому все эти истории казались почти сказочным вымыслом. Но теперь, встретившись лицом к лицу с настоящей ведьмой, угадывая ее по бесцеремонной злобе, женщины умолкают и все глядят, ждут, не зная, что еще делать.
- Значит так, - заговаривает ведьма, - вы мне тут не нужны, под ногами путаться. Так что, взяли ноги в руки и брысь отсюда. Слышали?
Селянки только смотрят в ответ, молчат и сильнее жмутся друг к другу, а юноша, вперив в женщину сердитый взгляд, из последних сил старается удержаться.
- Чего стоите, дуры? Брысь, говорю. Что непонятного?
Но никто не сдвигается с места. Ведьма разочарованно вздыхает, закрывает глаза ладонью, вторую руку упирает кулаком в талию и качает головой.
- Да чего же ты стоишь, дурень! – Кричит одна из старух. – Да вдарь же ты ей! Али не видишь, что ведьма это проклятая?!
Да он и сам рад бы отсечь ей голову. Только помнит, как топор отскочил от ведьминой головы, когда должен был врезаться в череп. Помнит, как даже и огонь ей ничего не сделал. Помнит, как она взяла здоровенного мужика за ноги и отбросила в сторону, как сухую палку. А потому лишь стыдливо опускает взгляд, сознавая, что рушит последние надежды женщин на спасение.
А ведьма рассмеивается, но тут же успокаивается, подходит к юноше, обнимает руками за шею и жмется бедрами, обхватив его ногой. А пока женщины охают и ахают, пытаясь угадать, что это значит, ведьма шепчет юноше на ухо.
- Вот, как мы поступим. – Говорит она тихо. – Возьмешь меч и пойдешь к развилке. И не вздумай оборачиваться, что бы ты ни услышал. Обещаю, жизнь я им сохраню. Но если обернешься, если ты хоть на миг остановишься, то все они тут же свалятся замертво. Понял? Я с кем разговариваю, понял ты меня, или нет?
Впервые, кажется юноше, так сложно просто кивнуть головой. Словно растратив на это последние силы, он кое-как закидывает на плечо меч, упирается взглядом в землю и делает шаг. Затем второй. Затем третий. И идет, думая теперь лишь о том, чтобы не останавливаться, и ни за что не поднимать голову.
А ведьма тут же взлетает в воздух. Она начинает кружить над селянками, хохочет, пугает их, и те сразу начинают кричать.
Иван едва не останавливается. Хуже всего, что среди всех криков ему удается даже различить голоса, знакомые с детства, родные, и такие близкие, такие сейчас жалобные, какими никогда не были.
- Ванечка! Ванюша! Миленький! Куда же ты?! Родной!
Но юноша продолжает идти. Чуть не плачет, едва сдерживается, начинает спотыкаться на ровном месте, качается, словно пьяный, но идет, зная, или думая, что знает, на что способна ведьма. Все равно ведь, кроме как ей поверить, ничего больше и не остается.
А ведьма продолжает кружить, хохоча. Прямо в воздухе она начинает колдовать, и снова появляются тут и там эти странные знаки из мерцающих песчинок. Не продержавшись и мгновения, они тают в воздухе, а после сразу же загорается один дом, второй, третий, пока всю деревню не охватывает жаркое, безразлично жестокое пламя.
Снова плачь, крики, вой собак. И этот ужасающий хохот. Звонкий и радостный. Невозможно остаться безразличным. Но юноша продолжает идти, надеясь, что ведьма сдержит обещание, ведь больше ни на что он не способен. Ни убить ее, ни прогнать, ни уговорить. Можно лишь надеяться, что она не нарушит слово. И потому он не оборачивается, чтобы не давать ей повода.
Ведьма, хохоча, продолжает кружить над женщинами, сбившимися в кучу. Она бросается к ним стрелой, но в последний миг взмывает в воздух, и снова и снова продолжает пугать селянок. В один из таких пролетов, она достает мешочек с серебром и незаметно бросает на землю, словно обронила. А сама продолжает смеяться, поднимается выше и зависает в воздухе.
- Убирайтесь! – Велит она грозно, мгновенно лишившись улыбки. – И никогда, слышите, никогда сюда не возвращайтесь!
А затем, ведьма снова начинает громко и звонко смеяться. Так, не переставая хохотать, она и уплывает по ветру следом за юношей. А селянки вскоре замечают странный, туго набитый мешочек, ровно такой же, какой ведьма оставила и в соседней деревне, сделав вид, будто обронила нечаянно. Но долго еще женщины не решаются приблизиться и в него заглянуть.
И все еще продолжается, все никак не хочет закончиться этот проклятый, бесконечный день.
Так и идет Ваня за женщиной. Ведьма, нагнав его, вышагивает странно, разведя руки в стороны, ладони обратив к небу и не переставая смеяться, задрав голову.
- Аха-ха-ха! – Корчит ведьма гримасу, а потом меняет смех. – Охо-хо-хо! Ихи-хи-хи… Хм. Как-то не так. Ху-ху-ху! Уху-ху-ха-ха! Уаха-ха-ха! Да! Уаха-ха-ха! Нет.
Вдруг, она резко оборачивается и встает перед юношей.
- Не очень злобно получается, да? – Спрашивает ведьма. – А вот так? Уха-ха-хи-хи! Нет, ерунда какая-то.
Но ответа даже и не пытается ждать, тут же разворачивается и идет дальше, продолжая выбирать смех.
Ваня же смотрит на ведьму с отвращением. Пытается молчать. Не видеть бы ее вовсе, не говорить бы, но так и тянет поинтересоваться. И, наконец, юноша не сдерживается.
- Что ты натворила, ведьма? Отвечай! Что ты сделала? Ежели узнаю, что…
- Что? – Бросает ведьма на него сердитый взгляд. – Ежели… ежели… не мешай. Ничего я не сделала. Сожгла деревню, да и все. Ну, попугала немножечко. Чего такого? Уаха-ха-ха! Уаха-ха!
- Сожгла?! – Останавливается Ваня. – Как же… как же так-то? Ты ж слово дала! Ты ж…
- А что я сказала? – Отвечает женщина, не оборачиваясь. – Что никого не трону. Ну так я и не тронула. Никого. Да живы все, живы. Чего ты разнылся? Слово дала… слово дала… Топай, давай, а не языком чеши. Уаха- уха-ха!
Но спорить не с чем. Если все живы, то выходит, что ведьма действительно сдержала обещание. Приходится Ване снова проглотить гнев и идти молча, слушая, как ведьма безостановочно хохочет.
Но юношеское терпение быстро заканчивается.
