Гвендолин внезапно почувствовала прилив нежности к этому альву. Что, вообще-то, подумала она, странно. Потому что он был слишком похож на те, что она ощущала, глядя как Бафомет роется в кустах, а потом поднимает голову и рога у него все в нанизанных листьях.
– Это может быть не самый лучший опыт, – добавил мистер Лафайет, по-своему истолковав её задумчивое молчание, – этот город может быть жесток к…
Он снова запнулся, но Гвендолин всё прекрасно поняла. К кому-то вроде неё, к альву без крыльев. Да и вообще к кому угодно без крыльев, но к альву – особенно. И в любое другое время она, согласившись с этим, отказалась бы от предложенной работы.
Но перед своим внутренним взором Гвендолин видела камни. И не просто один жёлтый алмаз среднего качества, на который она чудом смогла наскрести денег, а по-настоящему качественные, прекрасные камни из запасов лучшего ювелира столицы. Игра стоила свеч.
– Не переживайте, я уже привыкла к тому, что многие места ко мне жестоки. – И альвы тоже. – Я всё сделаю в лучшем виде.
Несмотря на опасения мистера Лафайета и самой Гвендолин всё проходило довольно неплохо. Поставщикам кажется было всё равно кому отдавать заказы, была бы заверенная бумага, подписанная мистером Лафайетом. На почте тоже никого не волновало кто она такая и что забирает. С доставкой заказов, вплоть до самого последнего, проблем тоже не было.
В некоторых местах на Гвендолин смотрели с явным недоверием, словно боялись, что она их обманула и в коробках вместо заказанных украшений лежат булыжники. Они даже не пытались скрывать свои подозрения, говоря Гвендолин, чтобы она не уходила, пока не проверят заказ. Никаких тебе «здравствуйте» и «спасибо».
В других дела обстояли ещё хуже. Её окатывали таким презрением, что становилось не по себе. И откровенно говорили то, что думали. Разве знаменитый ювелир не мог позволить себе приличного курьера? Даже тёмнокрылый – уже плохо, а уж совсем без крыльев... Как можно было доверить ей их заказы? В одном доме Гвендолин прямо заявили, что её присутствие равносильно оскорблению.
Волнуясь о репутации мистера Лафайета, она ещё в первый день своей работы, отнеся два заказа, рассказала ему о возникших проблемах. Ювелир на секунду задумался, потом сказал:
– Меня это не волнует. Если уж честно, то этим снобам не повредит такая встряска. Пусть видят, что мир вокруг меняется. Но вот ты такого не заслужила. Если хочешь, выбирай алмазы и возвращайся к своей работе. Ты и так помогла мне достаточно.
Это было хорошее предложение, но Гвендолин не хотелось бросать дело на полпути. К тому же, если она сейчас согласится, не будет ли это значить, что она сдалась? Что все эти напыщенные снобы с белыми крыльями победили?
И вот такие мысли привели Гвендолин к крыльцу особняка Уингсов перед самым балом, который они давали каждую неделю. Гости уже прибывали, вся подъездная площадка полнилась экипажами. Поёжившись от мысли, что альвы из высшего общества могут её заметить, Гвендолин поспешила к чёрному ходу. Вообще-то, мистер Лафайет говорил всегда входить через главный, но будь она проклята, если решится на такое.
Гвендолин могла не любить Лаксэльм за его архитектуру, не предназначенную для бескрылых, и полных презрения к таким, как она, жителей. Но сейчас, находясь в самой высокой и наименее густонаселённой его части, принадлежащей богачам, не могла не признать, что город очень красив. Может, будь всё хоть немного по-другому, она захотела бы жить и работать здесь.
Удивительно, что на такой высоте в горах ветер дул и вполовину не так сильно, как в Мейджхолле. С неба падали маленькие снежинки, подсвеченные звёздным светом. Их становилось всё больше и больше, пока Гвендолин огибала дом, чтобы добраться до чёрного хода.
В её родном городке Виндло у подножия гор, на самой границе Альвариэля с Борвешем, такого частого снега никогда не бывало. Говорили, что в Мейджхолле метели куда красивее и зрелищнее, но пока Гвендолин ни одной из них не видела. И снег, окутывающий дом Уингсов пуховым одеялом, казался ей чудом.
Сквозь него и дом, и кареты, запряжённые крылатыми лошадьми, и гости в богатых нарядах с гордо расправленными за спиной светлыми – по большей части белыми – крыльями, казались далёкими и оттого волшебными. Неудивительно, подумала Гвендолин, что когда-то люди признали в них своих ангелов. И не скоро поняли, как чудовищно ошиблись.
Она подошла к двери – едва заметной, выкрашенной в цвет белого камня, из которого дом был построен – и постучала. Потом ещё раз и ещё. Должно быть, все, кто входил и выходил в эту дверь, точно знали, зачем и куда идут, что им нужно. Едва ли в неё часто стучали. И едва ли была свободная пара рук, чтобы эту дверь ей открыть.
Подождав на пороге ещё немного, Гвендолин собралась с силами и толкнула дверь. Внутри её ждала узкая длинная лестница. Два пролёта вели вниз, должно быть, на кухню и в подвал. Другие уходили вверх, с узкой дверью на каждом этаже. Гвендолин потопталась, не зная, куда ей нужно. Потом решила, что попадаться на глаза гостям и семье Уингсов, пока о её визите не доложили, не стоит. И отправилась на кухню, где наверняка должна быть прислуга.
Ещё на лестнице Гвендолин услышала шум разговоров и коротко отдаваемых приказов. Она немного удивилась тому, что никто не снуёт взад вперёд по лестнице с блюдами для бала. Наверное, из кухни есть и другой, более удобный путь, чтобы доставлять еду куда прикажут.
Остановившись перед едва приоткрытой дверью, Гвендолин постучалась, не очень надеясь, что её услышат. Гвалт на кухне стоял невообразимый, да и все были заняты. И всё-таки вламываться без приглашения ей не хотелось, так что, отринув правила приличия, она заколотила в дверь изо всех сил.
Какое-то время Гвендолин казалось, что и это не помогло и ей придётся войти на кухню под удивлённые (и недовольные, ведь она отвлекает их от дел) взгляды прислуги. Но последнее украшение должно было быть доставлено сегодня.
Вообще-то, крайним сроком доставки был завтрашний день, но мистер Лафайет, недовольно морщась, вспомнил одну существенную деталь.
– Уингсы, точно. У них же бал сегодня вечером. Наверняка они были уверены, что увидев их имя, я брошу все остальные заказы и их набор, – он кивнул на коробку, которую Гвендолин пыталась красиво упаковать, – будет доставлен первым. К сожалению для них, я выполняю заказы по мере их получения.
Он помолчал некоторое время, потом со вздохом продолжил, что-то для себя решив.
– Будь это для какого-нибудь другого члена семьи, я бы попросил тебя подождать до завтра. Но младшая дочь – лучшая из них. Так что, если успеешь, занеси его им сегодня вечером. Бал начинается в одиннадцать.
Гвендолин стояла у дверей кухни в без двадцати одиннадцать. И начинала нервничать. Она уже взялась за ручку, но тут дверь отворилась, едва не ударив её в лицо. Она едва успела отшатнуться.
– Говорил же, что кто-то стучит! – Пробасил голос где-то высоко над ней.
Гвендолин подняла голову и осознала, что видит перед собой необъятной толщины и невероятной высоты мужчину-оборотня с медвежьими ушами.
– Стучит! – Фыркнул голос откуда-то с кухни, где внезапно стало гораздо тише. – Скорее уж скребётся, как котёнок.
Он последнего стука Гвендолин дверь тряслась, так что с этим она была в корне не согласна. Мужчина посторонился, пропуская её внутрь, и Гвендолин увидела говорящую. Высокая, очень худая даже для альвы, женщина с крыльями «среднего» оттенка серого и собранными в тугой пучок тёмно-серыми волосами.
– Что тебе нужно, милочка?
Несмотря на суровую наружность, голос альвы прозвучал доброжелательно.
– Я принесла заказ для младшей мисс Уингс, – как можно вежливее ответила Гвендолин.
Женщина, должно быть здешняя экономка, кивнула. Если её и предупреждали, что курьер должен появиться у главного входа, она не проявила никаких эмоций по поводу того, что он оказался на её кухне.
– Очень хорошо. Идите за мной, вас ожидают.
Экономка сразу же задала быстрый темп, практически пролетев через все лестницы и коридоры, так что у Гвендолин не было времени их рассматривать. Впрочем, это её не расстроило. Больше всего на свете ей хотелось вручить украшения заказчице и покинуть это место.
Путь занял больше времени, чем Гвендолин предполагала. Должно быть, экономка вела её в обход, чтобы избежать встреч с гостями. Но вот они остановились перед большими двустворчатыми дверями, выкрашенными в белый и украшенными позолотой.
Прежде чем постучать, экономка взглянула на Гвендолин, и той почудилось сомнение в её взгляде. Словно она не была уверена, что та сможет вести себя прилично. С трудом удержавшись от того, чтобы закатить глаза, Гвендолин просто ждала. Экономка отвернулась от неё и на этот раз всё-таки постучала.
Дверь открыли немедленно. На пороге возникла красивейшая альва с белоснежными крыльями, чёрными волосами, уложенными в сложную причёску. Её платье сверкало роскошью: серебряная и золотая нить, драгоценные камни, жемчуг, сложнейшая вышивка. Шея, уши, голова, руки были увешаны всевозможными украшениями. Но, каким-то невероятным образом, всё это не выглядело вульгарно и прекрасно сочеталось между собой.
– Доставили украшения для леди Уингс, мадам, – сказала экономка, приседая в глубоком реверансе.
– Прекрасно! Я уж думала, что их не доставят вовремя. Какая вопиющая невежливость – заставить лучшего из своих клиентов ждать почти две недели! А ведь ювелирная мастерская мистера Лафайета считается лучшей в городе! Впрочем, – более мягким голосом продолжила миссис Уингс, – за невероятное качество и красоту такую провинность можно и простить…
Она перевела взгляд на Гвендолин и лёгкая улыбка, тронувшая её губы при этих словах, исчезла без следа.
– Кто это? – С нескрываемым презрением и даже, как показалось Гвендолин, толикой ужаса спросила она.
– Курьер мистера Лафайета, мадам, – невозмутимо ответила экономка, но старалась смотреть при этом куда угодно, только не на Гвендолин.
– Это… это, – задушено прошептала альва, пытаясь подобрать верные слова, – это возмутительно! Чудовищно! Да как он смеет!..
– Должно быть, – быстро вмешалась экономка, вставая между своей хозяйкой и Гвендолин, словно боясь, что та может на неё броситься, – мистер Лафайет отдал заказ не тому курьеру. Или напутал что-нибудь в записях. Такое, к огромному сожалению, случается, если делаешь всё сам, мадам. Думаю, если мы отправим отзыв с курьером обратно, он исправится в следующий раз. Ведь он всегда приносил заказы лично. Не думаю, что одно маленькое недоразумение…
Миссис Уингс обожгла её взглядом.
– Маленькое недоразумение? Да это катастрофа! – Она глубоко вдохнула, взяв себя в руки. – Однако в остальном ты права.
Альва повернулась к Гвендолин, с лёгким раздражением наблюдающую за этой сценой.
– Убирайся из моего дома. И скажи мистеру Лафайету, что я не приму этот заказ иначе, как из его рук с должными извинениями. У него есть время до конца бала, иначе он потеряет самого лучшего заказчика.
Дверь комнаты захлопнулась, а минут десять спустя Гвендолин стояла у чёрного хода, пытаясь осмыслить, что только что произошло.
Наверное, ей всё-таки стоило подвергнуть себя унижению входа через главные двери. Так от неё сложнее было бы отделаться – никто не хочет устраивать сцен перед гостями. Но она и подумать не могла, что миссис Уингс может быть настолько гордой, что даже не заберёт заказ.
Гвендолин уже хотела повернуть назад, рассказать обо всём мистеру Лафайету и дать ему решить, как поступить. Насколько она его узнала, он просто отнесёт заказ сам. Завтра. И не похоже, что его пугает возможность потерять знатного и богатого клиента. Ювелира вообще не очень интересовали клиенты, куда больше его занимали эксперименты.
Но, хоть Гвендолин и не знала младшую мисс Уингс лично, мистер Лафайет только ради неё решил отправить заказ сегодня. Ему нравилась мисс Уингс. А Гвендолин нравился мистер Лафайет. Может быть, она сможет сделать так, чтобы мисс Уингс всё-таки получила заказ сегодня? Надо только как-то умудриться передать его ей прямо в руки. Или найти того, кто может его доставить именно ей, в обход миссис Уингс и других членов семьи.
Гвендолин снова обошла дом и из-за угла стала наблюдать за гостями. Большая их часть уже была внутри, но какие-то альвы или только прибывали или, собравшись группками, стояли во дворе и разговаривали. Несмотря на снегопад, вечер выдался очень приятный: не морозно и не ветрено. Но красота поместья Уингсов больше не радовала Гвендолин. Она чувствовала, как медленно наползает отчаяние: похоже, ей всё-таки придётся вернуться к мистеру Лафайету, так и не доставив последний заказ.
Но вот, когда Гвендолин уже готова была потихоньку выскользнуть за ворота и начать опасный спуск вниз, по крытой снегом и не освещённой тропе, среди снежинок и гостей, чьи лица сливались в одно, она заметила знакомого.
Он только что приехал, должно быть, немного запоздал. Лакей учтиво распахнул дверцу роскошной белоснежной кареты, украшенной хрустальными подвесками и серебристыми деталями, и он шагнул в снег, блистательный и прекрасный. Гвендолин поморщилась. В любое другое время она совсем не рада была бы его видеть.
Но теперь выбора у Гвендолин не было. Послушает он её или нет? Она не знала, но если бы ей предложили угадать, поставила бы на второе, не задумываясь. К счастью, карета остановилась чуть поодаль от других, а гостей во дворе осталось совсем немного. Если никто не увидит, как они разговаривают, то шансов у неё больше.
– Даниль! – Позвала Гвендолин, выходя из-за угла.
Альв нахмурился, явно не понимая, откуда доносится голос. Ведь все, кто мог бы его позвать, собрались у ступеней перед главным входом. Но вот он повернул голову и заметил Гвендолин. Его лицо тут же приняло крайне удивлённое выражение, но ни презрения, ни отвращения, ни злости она в нём не заметила. Зато увидела интерес. И решила, что это хороший знак.
Даниль явно колебался, так что Гвендолин позвала его ещё раз и поманила пальцем. А потом скрылась за углом. Подойдёт или нет? В любом случае она решила, что бегать за ним не будет. Если не явится, то она отправится к мистеру Лафайету. Мисс Уингс придётся прожить без своих украшений. Как минимум ещё один день.
Но вот Гвендолин услышала чавканье влажного снега под чьими-то ногами, и через секунду за угол завернул Даниль. Она запоздало вспомнила, что в последний раз они виделись, когда тот натравил свою гончую на Эверетта, а она обожгла её и подожгла крылья парочке его друзей. О том, что случилось после, Гвендолин старалась не думать.
– Гвендолин, – протянул Даниль, глядя на неё с подозрением, – пытаешься пробраться на бал? Плохая новость: для этого нужны крылья. Хоть какие-нибудь.
– Действительно пытаюсь, – кивнула Гвендолин, и Даниль удивлённо моргнул, – смотри.
Она сняла верхний слой блестящей упаковочной бумаги и продемонстрировала ему коробку с монограммой мистера Лафайета. Дала пару секунд, чтобы он осознал, что перед ним и открыла её.
Сами украшения Гвендолин не видела: они уже были разложены по коробкам, она только красиво завернула их, перевязала лентами и уложила в пакеты. Так что была так же восхищена, как и Даниль. Невероятной красоты и невероятного качества сапфировые серьги и ожерелье.
– Это может быть не самый лучший опыт, – добавил мистер Лафайет, по-своему истолковав её задумчивое молчание, – этот город может быть жесток к…
Он снова запнулся, но Гвендолин всё прекрасно поняла. К кому-то вроде неё, к альву без крыльев. Да и вообще к кому угодно без крыльев, но к альву – особенно. И в любое другое время она, согласившись с этим, отказалась бы от предложенной работы.
Но перед своим внутренним взором Гвендолин видела камни. И не просто один жёлтый алмаз среднего качества, на который она чудом смогла наскрести денег, а по-настоящему качественные, прекрасные камни из запасов лучшего ювелира столицы. Игра стоила свеч.
– Не переживайте, я уже привыкла к тому, что многие места ко мне жестоки. – И альвы тоже. – Я всё сделаю в лучшем виде.
Несмотря на опасения мистера Лафайета и самой Гвендолин всё проходило довольно неплохо. Поставщикам кажется было всё равно кому отдавать заказы, была бы заверенная бумага, подписанная мистером Лафайетом. На почте тоже никого не волновало кто она такая и что забирает. С доставкой заказов, вплоть до самого последнего, проблем тоже не было.
В некоторых местах на Гвендолин смотрели с явным недоверием, словно боялись, что она их обманула и в коробках вместо заказанных украшений лежат булыжники. Они даже не пытались скрывать свои подозрения, говоря Гвендолин, чтобы она не уходила, пока не проверят заказ. Никаких тебе «здравствуйте» и «спасибо».
В других дела обстояли ещё хуже. Её окатывали таким презрением, что становилось не по себе. И откровенно говорили то, что думали. Разве знаменитый ювелир не мог позволить себе приличного курьера? Даже тёмнокрылый – уже плохо, а уж совсем без крыльев... Как можно было доверить ей их заказы? В одном доме Гвендолин прямо заявили, что её присутствие равносильно оскорблению.
Волнуясь о репутации мистера Лафайета, она ещё в первый день своей работы, отнеся два заказа, рассказала ему о возникших проблемах. Ювелир на секунду задумался, потом сказал:
– Меня это не волнует. Если уж честно, то этим снобам не повредит такая встряска. Пусть видят, что мир вокруг меняется. Но вот ты такого не заслужила. Если хочешь, выбирай алмазы и возвращайся к своей работе. Ты и так помогла мне достаточно.
Это было хорошее предложение, но Гвендолин не хотелось бросать дело на полпути. К тому же, если она сейчас согласится, не будет ли это значить, что она сдалась? Что все эти напыщенные снобы с белыми крыльями победили?
И вот такие мысли привели Гвендолин к крыльцу особняка Уингсов перед самым балом, который они давали каждую неделю. Гости уже прибывали, вся подъездная площадка полнилась экипажами. Поёжившись от мысли, что альвы из высшего общества могут её заметить, Гвендолин поспешила к чёрному ходу. Вообще-то, мистер Лафайет говорил всегда входить через главный, но будь она проклята, если решится на такое.
Гвендолин могла не любить Лаксэльм за его архитектуру, не предназначенную для бескрылых, и полных презрения к таким, как она, жителей. Но сейчас, находясь в самой высокой и наименее густонаселённой его части, принадлежащей богачам, не могла не признать, что город очень красив. Может, будь всё хоть немного по-другому, она захотела бы жить и работать здесь.
Удивительно, что на такой высоте в горах ветер дул и вполовину не так сильно, как в Мейджхолле. С неба падали маленькие снежинки, подсвеченные звёздным светом. Их становилось всё больше и больше, пока Гвендолин огибала дом, чтобы добраться до чёрного хода.
В её родном городке Виндло у подножия гор, на самой границе Альвариэля с Борвешем, такого частого снега никогда не бывало. Говорили, что в Мейджхолле метели куда красивее и зрелищнее, но пока Гвендолин ни одной из них не видела. И снег, окутывающий дом Уингсов пуховым одеялом, казался ей чудом.
Сквозь него и дом, и кареты, запряжённые крылатыми лошадьми, и гости в богатых нарядах с гордо расправленными за спиной светлыми – по большей части белыми – крыльями, казались далёкими и оттого волшебными. Неудивительно, подумала Гвендолин, что когда-то люди признали в них своих ангелов. И не скоро поняли, как чудовищно ошиблись.
Она подошла к двери – едва заметной, выкрашенной в цвет белого камня, из которого дом был построен – и постучала. Потом ещё раз и ещё. Должно быть, все, кто входил и выходил в эту дверь, точно знали, зачем и куда идут, что им нужно. Едва ли в неё часто стучали. И едва ли была свободная пара рук, чтобы эту дверь ей открыть.
Подождав на пороге ещё немного, Гвендолин собралась с силами и толкнула дверь. Внутри её ждала узкая длинная лестница. Два пролёта вели вниз, должно быть, на кухню и в подвал. Другие уходили вверх, с узкой дверью на каждом этаже. Гвендолин потопталась, не зная, куда ей нужно. Потом решила, что попадаться на глаза гостям и семье Уингсов, пока о её визите не доложили, не стоит. И отправилась на кухню, где наверняка должна быть прислуга.
Ещё на лестнице Гвендолин услышала шум разговоров и коротко отдаваемых приказов. Она немного удивилась тому, что никто не снуёт взад вперёд по лестнице с блюдами для бала. Наверное, из кухни есть и другой, более удобный путь, чтобы доставлять еду куда прикажут.
Остановившись перед едва приоткрытой дверью, Гвендолин постучалась, не очень надеясь, что её услышат. Гвалт на кухне стоял невообразимый, да и все были заняты. И всё-таки вламываться без приглашения ей не хотелось, так что, отринув правила приличия, она заколотила в дверь изо всех сил.
Какое-то время Гвендолин казалось, что и это не помогло и ей придётся войти на кухню под удивлённые (и недовольные, ведь она отвлекает их от дел) взгляды прислуги. Но последнее украшение должно было быть доставлено сегодня.
Вообще-то, крайним сроком доставки был завтрашний день, но мистер Лафайет, недовольно морщась, вспомнил одну существенную деталь.
– Уингсы, точно. У них же бал сегодня вечером. Наверняка они были уверены, что увидев их имя, я брошу все остальные заказы и их набор, – он кивнул на коробку, которую Гвендолин пыталась красиво упаковать, – будет доставлен первым. К сожалению для них, я выполняю заказы по мере их получения.
Он помолчал некоторое время, потом со вздохом продолжил, что-то для себя решив.
– Будь это для какого-нибудь другого члена семьи, я бы попросил тебя подождать до завтра. Но младшая дочь – лучшая из них. Так что, если успеешь, занеси его им сегодня вечером. Бал начинается в одиннадцать.
Гвендолин стояла у дверей кухни в без двадцати одиннадцать. И начинала нервничать. Она уже взялась за ручку, но тут дверь отворилась, едва не ударив её в лицо. Она едва успела отшатнуться.
– Говорил же, что кто-то стучит! – Пробасил голос где-то высоко над ней.
Гвендолин подняла голову и осознала, что видит перед собой необъятной толщины и невероятной высоты мужчину-оборотня с медвежьими ушами.
– Стучит! – Фыркнул голос откуда-то с кухни, где внезапно стало гораздо тише. – Скорее уж скребётся, как котёнок.
Он последнего стука Гвендолин дверь тряслась, так что с этим она была в корне не согласна. Мужчина посторонился, пропуская её внутрь, и Гвендолин увидела говорящую. Высокая, очень худая даже для альвы, женщина с крыльями «среднего» оттенка серого и собранными в тугой пучок тёмно-серыми волосами.
– Что тебе нужно, милочка?
Несмотря на суровую наружность, голос альвы прозвучал доброжелательно.
– Я принесла заказ для младшей мисс Уингс, – как можно вежливее ответила Гвендолин.
Женщина, должно быть здешняя экономка, кивнула. Если её и предупреждали, что курьер должен появиться у главного входа, она не проявила никаких эмоций по поводу того, что он оказался на её кухне.
– Очень хорошо. Идите за мной, вас ожидают.
Экономка сразу же задала быстрый темп, практически пролетев через все лестницы и коридоры, так что у Гвендолин не было времени их рассматривать. Впрочем, это её не расстроило. Больше всего на свете ей хотелось вручить украшения заказчице и покинуть это место.
Путь занял больше времени, чем Гвендолин предполагала. Должно быть, экономка вела её в обход, чтобы избежать встреч с гостями. Но вот они остановились перед большими двустворчатыми дверями, выкрашенными в белый и украшенными позолотой.
Прежде чем постучать, экономка взглянула на Гвендолин, и той почудилось сомнение в её взгляде. Словно она не была уверена, что та сможет вести себя прилично. С трудом удержавшись от того, чтобы закатить глаза, Гвендолин просто ждала. Экономка отвернулась от неё и на этот раз всё-таки постучала.
Дверь открыли немедленно. На пороге возникла красивейшая альва с белоснежными крыльями, чёрными волосами, уложенными в сложную причёску. Её платье сверкало роскошью: серебряная и золотая нить, драгоценные камни, жемчуг, сложнейшая вышивка. Шея, уши, голова, руки были увешаны всевозможными украшениями. Но, каким-то невероятным образом, всё это не выглядело вульгарно и прекрасно сочеталось между собой.
– Доставили украшения для леди Уингс, мадам, – сказала экономка, приседая в глубоком реверансе.
– Прекрасно! Я уж думала, что их не доставят вовремя. Какая вопиющая невежливость – заставить лучшего из своих клиентов ждать почти две недели! А ведь ювелирная мастерская мистера Лафайета считается лучшей в городе! Впрочем, – более мягким голосом продолжила миссис Уингс, – за невероятное качество и красоту такую провинность можно и простить…
Она перевела взгляд на Гвендолин и лёгкая улыбка, тронувшая её губы при этих словах, исчезла без следа.
– Кто это? – С нескрываемым презрением и даже, как показалось Гвендолин, толикой ужаса спросила она.
– Курьер мистера Лафайета, мадам, – невозмутимо ответила экономка, но старалась смотреть при этом куда угодно, только не на Гвендолин.
– Это… это, – задушено прошептала альва, пытаясь подобрать верные слова, – это возмутительно! Чудовищно! Да как он смеет!..
– Должно быть, – быстро вмешалась экономка, вставая между своей хозяйкой и Гвендолин, словно боясь, что та может на неё броситься, – мистер Лафайет отдал заказ не тому курьеру. Или напутал что-нибудь в записях. Такое, к огромному сожалению, случается, если делаешь всё сам, мадам. Думаю, если мы отправим отзыв с курьером обратно, он исправится в следующий раз. Ведь он всегда приносил заказы лично. Не думаю, что одно маленькое недоразумение…
Миссис Уингс обожгла её взглядом.
– Маленькое недоразумение? Да это катастрофа! – Она глубоко вдохнула, взяв себя в руки. – Однако в остальном ты права.
Альва повернулась к Гвендолин, с лёгким раздражением наблюдающую за этой сценой.
– Убирайся из моего дома. И скажи мистеру Лафайету, что я не приму этот заказ иначе, как из его рук с должными извинениями. У него есть время до конца бала, иначе он потеряет самого лучшего заказчика.
Дверь комнаты захлопнулась, а минут десять спустя Гвендолин стояла у чёрного хода, пытаясь осмыслить, что только что произошло.
Наверное, ей всё-таки стоило подвергнуть себя унижению входа через главные двери. Так от неё сложнее было бы отделаться – никто не хочет устраивать сцен перед гостями. Но она и подумать не могла, что миссис Уингс может быть настолько гордой, что даже не заберёт заказ.
Гвендолин уже хотела повернуть назад, рассказать обо всём мистеру Лафайету и дать ему решить, как поступить. Насколько она его узнала, он просто отнесёт заказ сам. Завтра. И не похоже, что его пугает возможность потерять знатного и богатого клиента. Ювелира вообще не очень интересовали клиенты, куда больше его занимали эксперименты.
Но, хоть Гвендолин и не знала младшую мисс Уингс лично, мистер Лафайет только ради неё решил отправить заказ сегодня. Ему нравилась мисс Уингс. А Гвендолин нравился мистер Лафайет. Может быть, она сможет сделать так, чтобы мисс Уингс всё-таки получила заказ сегодня? Надо только как-то умудриться передать его ей прямо в руки. Или найти того, кто может его доставить именно ей, в обход миссис Уингс и других членов семьи.
Гвендолин снова обошла дом и из-за угла стала наблюдать за гостями. Большая их часть уже была внутри, но какие-то альвы или только прибывали или, собравшись группками, стояли во дворе и разговаривали. Несмотря на снегопад, вечер выдался очень приятный: не морозно и не ветрено. Но красота поместья Уингсов больше не радовала Гвендолин. Она чувствовала, как медленно наползает отчаяние: похоже, ей всё-таки придётся вернуться к мистеру Лафайету, так и не доставив последний заказ.
Но вот, когда Гвендолин уже готова была потихоньку выскользнуть за ворота и начать опасный спуск вниз, по крытой снегом и не освещённой тропе, среди снежинок и гостей, чьи лица сливались в одно, она заметила знакомого.
Он только что приехал, должно быть, немного запоздал. Лакей учтиво распахнул дверцу роскошной белоснежной кареты, украшенной хрустальными подвесками и серебристыми деталями, и он шагнул в снег, блистательный и прекрасный. Гвендолин поморщилась. В любое другое время она совсем не рада была бы его видеть.
Но теперь выбора у Гвендолин не было. Послушает он её или нет? Она не знала, но если бы ей предложили угадать, поставила бы на второе, не задумываясь. К счастью, карета остановилась чуть поодаль от других, а гостей во дворе осталось совсем немного. Если никто не увидит, как они разговаривают, то шансов у неё больше.
– Даниль! – Позвала Гвендолин, выходя из-за угла.
Альв нахмурился, явно не понимая, откуда доносится голос. Ведь все, кто мог бы его позвать, собрались у ступеней перед главным входом. Но вот он повернул голову и заметил Гвендолин. Его лицо тут же приняло крайне удивлённое выражение, но ни презрения, ни отвращения, ни злости она в нём не заметила. Зато увидела интерес. И решила, что это хороший знак.
Даниль явно колебался, так что Гвендолин позвала его ещё раз и поманила пальцем. А потом скрылась за углом. Подойдёт или нет? В любом случае она решила, что бегать за ним не будет. Если не явится, то она отправится к мистеру Лафайету. Мисс Уингс придётся прожить без своих украшений. Как минимум ещё один день.
Но вот Гвендолин услышала чавканье влажного снега под чьими-то ногами, и через секунду за угол завернул Даниль. Она запоздало вспомнила, что в последний раз они виделись, когда тот натравил свою гончую на Эверетта, а она обожгла её и подожгла крылья парочке его друзей. О том, что случилось после, Гвендолин старалась не думать.
– Гвендолин, – протянул Даниль, глядя на неё с подозрением, – пытаешься пробраться на бал? Плохая новость: для этого нужны крылья. Хоть какие-нибудь.
– Действительно пытаюсь, – кивнула Гвендолин, и Даниль удивлённо моргнул, – смотри.
Она сняла верхний слой блестящей упаковочной бумаги и продемонстрировала ему коробку с монограммой мистера Лафайета. Дала пару секунд, чтобы он осознал, что перед ним и открыла её.
Сами украшения Гвендолин не видела: они уже были разложены по коробкам, она только красиво завернула их, перевязала лентами и уложила в пакеты. Так что была так же восхищена, как и Даниль. Невероятной красоты и невероятного качества сапфировые серьги и ожерелье.
