– У вас какое-то дело к директору? – Сказано было с нажимом, словно она советовала им передумать и решать свои проблемы самим.
Но всё-таки Данилю с Эвереттом удалось уговорить её, что их дело и в самом деле требует вмешательства директора и не терпит отлагательств. Поджав губы, игни скрылась за дверью, а вернувшись через минуту, объявила, что их готовы выслушать.
Когда они вошли в кабинет, директор сидел, сгорбившись, за своим столом, склонившись над бумагами так, что почти касался их носом. Он не сразу поднял голову. А когда всё-таки удостоил их взглядом, Гвендолин увидела у него под глазами глубоко залёгшие тени. Интересно, сколько часов в сутки он тратит на сон? Два? Три? Не казалось, что больше.
До этого момента Гвендолин никогда не видела Вольфрама Кастеля, хотя много слышала о нём. И, честно говоря, она ожидала увидеть кого-то... представительнее. Директор был худ, бледен, волосы взъерошены. А взгляд, которым он их одарил, походил на взгляд попавшего в ловушку дикого зверя. Как будто он решал, стоит ли броситься на охотника или отгрызть себе лапу и сбежать.
Когда Вольфрам перевёл взгляд на Даниля, Гвендолин могла поклясться, что увидела красную искорку, мелькнувшую в его глазах.
– Клянусь, – голос директора давил на барабанные перепонки, напоминая скрежет ножа царапающего стекло, – если это опять из-за Крылатой башни...
– Нет-нет, – с непривычной поспешностью ответил альв, – дело не в этом...
Эверетт перебил его.
– Вы должны выслушать Гвендолин. На неё напали. Возможно, тот же маг, что убил ученика осенью.
Взгляд Вольфрама потемнел и, когда он перевёл его на Гвендолин, та почувствовала, как на плечи опускается тяжесть. Может, слухи и не врали. Было в директоре что-то пугающее.
– В таком случае, думаю, мне стоит поблагодарить тебя за то, что осталась в живых и не добавила мне бумажной работы. И объяснений с семьёй и обеспокоенными родителями других учеников. Мне этого хватило.
Даниль слегка приподнял брови, явно не одобряя выбор слов. Эверетт подавил нервный смешок.
– Не стоит благодарности, – Гвендолин вложила в свой ответ больше сарказма, чем намеревалась.
– Рассказывай, – устало приказал Вольфрам, откладывая бумагу и ручку.
Под его тяжёлым взглядом Гвендолин послушно повторила всё, что произошло с ней за этот вечер. На этот раз у неё не получилось умолчать о странных приступах, явно насланных на неё специально, которые случались на протяжении нескольких недель. Гвендолин почувствовала обиженный взгляд Эверетта, явно вопрошающий: «Почему ты мне ничего не говорила?» Но она и Вольфраму не собиралась ничего говорить, язык словно двигался против её воли.
– Ясно, – устало вздохнул директор, когда она закончила, – придётся поработать над безопасностью. Подойди-ка сюда.
Вольфрам встал из-за стола, и Гвендолин заметила, что он не просто худой, а болезненно тощий, будто питается, как узники древности, чёрствым хлебом и водой. Он же вампир. Он что, совсем не пьёт кровь?
Директор поманил её длинным тонким пальцем, и Гвендолин стало не по себе. Захотелось отказаться от помощи, выпрыгнуть за дверь, слететь вниз по лестнице и больше сюда не возвращаться. Но вместо этого она послушно сделала несколько шагов вперёд. Что-то в Вольфраме подчиняло. Гвендолин попыталась вспомнить всё, что когда-либо слышала о магии вампиров, но никак не могла сосредоточиться.
Ей стало легче, когда она заметила, что Эверетт подошёл вместе с ней. Поймав взгляд Гвендолин, он слегка улыбнулся и одними губами сказал... Она не умела читать по губам, поэтому понятия не имела, что он там сказал, но была уверена, что что-то поддерживающее. И ей стало легче.
Вольфрам взял её за плечи и развернул. Потом пробормотал что-то себе под нос, резко коротко выдохнул, словно от боли и начал чертить что-то пальцем на спине Гвендолин. Когда он закончил, несколько секунд она стояла неподвижно, боясь даже дышать. Затем почувствовала, как на середину спины, точно между лопатками, легла ладонь. По всему телу прошла волна дрожи, а следом за ней распространилось приятное тепло.
– Готово. Пока что это должно помочь. Но если снова начнутся эти... приступы, приходи ко мне.
Три последних слова директор произнёс с явной неохотой. И ещё более неохотно спросил:
– Вам нужно что-нибудь ещё?
В его словах содержался явный намёк и все трое его уловили. Поблагодарив Вольфрама и попрощавшись с ним, они поспешно покинули кабинет.
Гвендолин попыталась уговорить Эверетта ничего не рассказывать о произошедшем Ру и Улиссу. Но вместо этого всё получилось ровно наоборот: это он смог уговорить её всё-таки рассказать им обо всём.
– Они же твои друзья и беспокоятся о тебе. И вряд ли ты хочешь разгребать обиды и бесконечно извиняться, когда они узнают, насколько ты им не доверяешь.
– Ты как будто говоришь по опыту, – буркнула Гвендолин, больше потому, что хотела уязвить его.
Но Эверетт посмотрел ей прямо в глаза и очень серьёзно сказал:
– Да. Так что, пожалуйста, прислушайся к моему совету.
Удивил Гвендолин и Даниль. Когда они покидали директорскую башню, он заявил, что часы с жёлтыми бриллиантами ему не нужны.
– Вместо этого, не могла бы ты... – Он замялся, потом вытащил из кармана маленький конверт, довольно толстый, особенно для своего размера. – Передай это Кассии, пожалуйста. И замолви за меня словечко. Ну, то есть... расскажи обо всём, что произошло на балу у Уингсов. И, может быть, этим вечером? Если ты собираешься им рассказывать.
Абсолютно сбитая с толку, Гвендолин крутила в пальцах конвертик из плотного перламутрового картона.
– Кассии?
Лицо Даниля оставалось непроницаемым, но вот уши покраснели. Она хмыкнула, переваривая услышанное и увиденное.
– Хорошо.
Сёстрам Гвендолин рассказала только, что ей стало плохо, когда она возвращалась в замок, а Даниль ей помог. Об Эверетте она не сказала ни слова. И теперь её долг был погашен, и она могла сосредоточиться на часах. Для себя.
Так поздно вечером в кабинете мистера Гарнета не осталось никого, кроме неё. Последний ученик ушёл почти час назад, а Гвендолин продолжала исступлённо работать: ей оставалось совсем немного и хотелось закончить и испытать часы сегодня.
Что бы ни сделал с ней Вольфрам Кастель, это помогло. За три дня, прошедших с того страшного вечера и её встречи с директором, Гвендолин ни разу не ощутила то пугающее чувство боли и следующий за ним страх. Она уже успела подзабыть, как прекрасна без него жизнь. И теперь она могла отдаваться работе – и всему остальному, чего только пожелает её душа – на полную.
Чтобы отпраздновать это, Эверетт снова сводил её в «Чернобурку» и теперь Гвендолин была согрета не только вернувшейся уверенностью в себе, но и атмосферой этого невероятного ресторанчика и вкусом блюд из совершенно сумасшедшего меню.
И Эвереттом. Его присутствием, его улыбками, его маленькими, неосознанными жестами, которые она научилась замечать. Его смехом, его случайными прикосновениями, его разговорами... Гвендолин едва не совершила ошибку и поспешно отдёрнула руку от своего детища. Стоп. Хватит думать об Эверетте. По крайней мере, не сейчас – ей нужно сосредоточиться на работе.
Гвендолин закончила, когда часы показывали половину первого ночи. Но оттягивала момент проверки – действительно ли у неё получилось сделать украшение, способное останавливать время? – сама не зная почему. Должно быть, из-за страха. Как бы неприятно ей ни было это признавать, но это было самое вероятное объяснение.
Гвендолин всё убрала и чуть ли ни вылизала кабинет, прежде чем вернуться к часам, лежащим на столе. Изящное переплетение серебра высшей пробы и жёлтые бриллиант – это был скорее браслет, чем часы. Циферблат маленький, овальный, украшенный крошечными бриллиантами – обычными, не жёлтыми. Гвендолин взяла часы слегка дрожащими руками и завела. Раздалось приятное тиканье. Они были прекрасны и справлялись со своими главными задачи – радовать глаз и показывать время. Но могли ли они его остановить?
На всякий случай Гвендолин приготовилась к тому, что ничего не выйдет. Она твердила себе, что если и так – это ничего. В конце концов, кто она такая? Всего лишь первокурсница, едва начавшая постигать мастерство ювелира. Да, её обучала сама Луна Корбин. Ну и что? Для её ученицы Гвендолин и так неплохо справилась. На столе перед ней лежало украшение невероятного качества и красоты. Спасибо за это стоило сказать и мастерству Луны, которым та щедро делилась с Гвендолин, и материалам мистера Лафайета. И всё-таки его сделала она.
Так что неважно, даже если останавливать время часы не будут – Гвендолин оправдает все возложенные на неё ожидания. «Кроме своих собственных», – коварно прошептал голосок у неё в голове. Отмахнувшись от него, Гвендолин взяла в правую руку часы, а в левую один из своих блокнотов.
Собралась с духом.
Подкинула блокнот.
И нажала на колёсико завода на часах.
Блокнот завис в воздухе, и Гвендолин издала звук, на который не считала себя способной: что-то среднее между восторженным писком и сдавленным возгласом удивления. У неё получилось!
При этом она не забывала считать. Одна секунда, две, три, четыре, пять, ше-
Блокнот со стуком упал на пол. Гвендолин благоговейно положила часы на стол, а сама абсолютно неизящно плюхнулась на стул: руки и ноги у неё дрожали.
Пять с половиной секунд! Часы могли останавливать время на целых пять с половиной секунд!
И она сделала их. Она. Создала что-то по-настоящему стоящее, не просто красивое украшение.
Никогда в своей жизни Гвендолин не чувствовала себя настолько счастливой.
Несколько дней спустя Гвендолин сидела в библиотеке вместе с Ру и Улиссом, дожидаясь Эверетта. Они договорились встретиться здесь, чтобы вместе отправиться к домикам. Была суббота и Гвендолин предложила провести первую половину дня вместе с Бафометом, а потом отправиться в Мирнавен. Улисс требовал, чтобы его сводили в «Чернобурку» и, в конце концов, Гвендолин уступила его требованиям. Ру изо всех сил делала вид, что её ресторан не очень-то интересует, но Гвендолин видела, что всё это – сплошное притворство.
К тому же, она чувствовала себя немного виноватой перед друзьями и решила, что отвести их в «Чернобурку» – хороший способ загладить вину. Историю Гвендолин Ру и Улисс восприняли на удивление хорошо. И всё-таки они были обижены.
– Я не понимаю, – сказала Ру, поджимая губы, – почему ты не рассказала нам обо всём раньше? Мы могли бы помочь. Сходили бы к директору раньше и, может, тебе бы не пришлось пережить те моменты в роще...
Улисс казался больше напуганным, чем обиженным, и за это Гвендолин тоже чувствовала себя виноватой.
Эверетт появился почти на двадцать минут позже, чем обещал. Ру тут же принялась читать ему нотации, но Гвендолин сразу заметила, что что-то не так. Он выглядел слишком задумчивым и был слишком тихим. Так не похоже на него, что она невольно начала волноваться, не случилась ли в Мейджхолле новая беда.
Но Эверетт выслушал всё, что собиралась сказать ему Ру, извинился и заявил, что теперь они могут идти. Гвендолин решила попробовать подловить его одного позднее и разобраться, что же всё-таки случилось. Настойчивый голосок в её голове немедленно заметил, что это вполне может быть совсем не её дело. Вдруг у него, например, проблемы в семье? Но Гвендолин велела ему замолчать. Если это действительно не её дело, то пусть Эверетт сам скажет ей об этом.
Первые несколько дней после нападения ей было страшно ходить через рощу, особенно в темноте. Но приступы не повторялись, и она не замечала никакого присутствия: ни физического, ни магического. Только она и Эверетт, Ру или Улисс. Гвендолин всё ещё не решилась бы пройти этой тропой одна и в темноте, но с друзьями она больше не боялась.
Она поправила шапку и посильнее запахнула новое пальто. Старое она починила и оставила висеть в шкафу: должно пройти какое-то время, прежде чем Гвендолин снова решится его надеть.
Вскоре она уже сидела за столом в одном из домиков, поглаживая Бафомета по голове, почёсывая у рогов и кормя печеньем. Когда оно кончилось, Гвендолин налила себе горячего чаю и устроилась на подоконнике. Было около пяти, но уже практически стемнело. Снаружи завывал ветер, в его порывах кружились крупные снежинки, сугробы сверкали при свете луны. А здесь, внутри, было тепло и уютно. Гвендолин улыбнулась и отхлебнула исходящего паром чаю.
И тут заметила, что Эверетт поднимается на второй этаж.
По сути, это место скорее правильнее было бы назвать чердаком, но все упорно говорили «второй этаж» и Гвендолин приняла правила этой игры. Улисс тоже, зато Ру упрямо продолжала называть его «чердак».
На втором этаже не было камина, как на первом, он ничем не отапливался и холодный ветер гулял по нему на правах хозяина. Гвендолин захватила пальто и осторожно, чтобы не привлечь ненужного внимания, поднялась следом. Бафомет, однако, её плана не оценил и, фыркая и громко цокая копытами по лестнице, пошёл за ней.
Конечно же, это привлекло внимание. Если нескольким студентам-людям было не до них, то Улисс тут же сорвался следом, а потом, немного задержавшись, поднялась и Ру.
Гвендолин вздохнула. Что ж, честно говоря, будь она на их месте, то тоже бы заинтересовалась. А Улисс так вообще поднялся за Бафометом, продолжая закармливать того печеньем. Если бы Гвендолин не знала, насколько у козла крепкий желудок, давно бы уже отругала друга.
Эверетт стоял в темноте и смотрел в окно на игру снега, ветра и лунного света. В руках у него Гвендолин заметила вскрытый конверт. Ей свет был ни к чему, так что она не стала его включать, не желая разрушать атмосферу. Гвендолин подошла к Эверетту и тоже остановилась около окна. Бафомет процокал за ней.
Она уже собралась осторожно спросить, всё ли у него в порядке, когда резко включился свет. Эверетт, уже отвыкший от него, быстро заморгал. Через несколько секунд свет снова выключился.
– Я ничего не вижу! – Возмутился Улисс, его включивший.
– Обойдёшься, – раздражённо бросила Ру, которая умела читать атмосферу куда лучше, – козла ты и без него найдёшь. Ну, или он тебя, по печенью. И не будь таким громким.
Гвендолин не удержалась от улыбки, а взглянув на Эверетта заметила, что и он улыбается. Несмотря на короткую перепалку Ру и Улисса, атмосфера не пострадала.
Бафомет действительно почуял печенье и отошёл от Гвендолин, чтобы получить угощение. Ру, под недовольные возгласы Улисса, отобрала у него несколько печенек и принялась тоже кормить козла, к которому, вообще-то, была абсолютно равнодушна.
Гвендолин хмыкнула. Вот она – иллюзия уединённости. Ру и Улисс стояли в другом конце комнаты, у двери, и всё-таки недостаточно далеко, чтобы упустить что-нибудь интересное. В их присутствие – по сути, совсем чужих для Эверетта магов – Гвендолин уже не может спросить его всё ли в порядке. Она бы сама никогда не ответила на этот вопрос честно в таких условиях.
Поэтому она запихнула поглубже правила приличия, которые изучала годами, и спросила:
– Что за письмо?
Гвендолин ожидала резкого или уклончивого ответа, но Эверетт повернулся к ней и серьёзно сказал:
– Оно от Опала вон Эста. Я писал ему недавно. На самом деле... – Он замялся и бросил взгляд через плечо на Ру и Улисса. – Я бы хотел поговорить с тобой об этом. Я узнал кое-что, что может пролить немного света на происходящее.
Но всё-таки Данилю с Эвереттом удалось уговорить её, что их дело и в самом деле требует вмешательства директора и не терпит отлагательств. Поджав губы, игни скрылась за дверью, а вернувшись через минуту, объявила, что их готовы выслушать.
Когда они вошли в кабинет, директор сидел, сгорбившись, за своим столом, склонившись над бумагами так, что почти касался их носом. Он не сразу поднял голову. А когда всё-таки удостоил их взглядом, Гвендолин увидела у него под глазами глубоко залёгшие тени. Интересно, сколько часов в сутки он тратит на сон? Два? Три? Не казалось, что больше.
До этого момента Гвендолин никогда не видела Вольфрама Кастеля, хотя много слышала о нём. И, честно говоря, она ожидала увидеть кого-то... представительнее. Директор был худ, бледен, волосы взъерошены. А взгляд, которым он их одарил, походил на взгляд попавшего в ловушку дикого зверя. Как будто он решал, стоит ли броситься на охотника или отгрызть себе лапу и сбежать.
Когда Вольфрам перевёл взгляд на Даниля, Гвендолин могла поклясться, что увидела красную искорку, мелькнувшую в его глазах.
– Клянусь, – голос директора давил на барабанные перепонки, напоминая скрежет ножа царапающего стекло, – если это опять из-за Крылатой башни...
– Нет-нет, – с непривычной поспешностью ответил альв, – дело не в этом...
Эверетт перебил его.
– Вы должны выслушать Гвендолин. На неё напали. Возможно, тот же маг, что убил ученика осенью.
Взгляд Вольфрама потемнел и, когда он перевёл его на Гвендолин, та почувствовала, как на плечи опускается тяжесть. Может, слухи и не врали. Было в директоре что-то пугающее.
– В таком случае, думаю, мне стоит поблагодарить тебя за то, что осталась в живых и не добавила мне бумажной работы. И объяснений с семьёй и обеспокоенными родителями других учеников. Мне этого хватило.
Даниль слегка приподнял брови, явно не одобряя выбор слов. Эверетт подавил нервный смешок.
– Не стоит благодарности, – Гвендолин вложила в свой ответ больше сарказма, чем намеревалась.
– Рассказывай, – устало приказал Вольфрам, откладывая бумагу и ручку.
Под его тяжёлым взглядом Гвендолин послушно повторила всё, что произошло с ней за этот вечер. На этот раз у неё не получилось умолчать о странных приступах, явно насланных на неё специально, которые случались на протяжении нескольких недель. Гвендолин почувствовала обиженный взгляд Эверетта, явно вопрошающий: «Почему ты мне ничего не говорила?» Но она и Вольфраму не собиралась ничего говорить, язык словно двигался против её воли.
– Ясно, – устало вздохнул директор, когда она закончила, – придётся поработать над безопасностью. Подойди-ка сюда.
Вольфрам встал из-за стола, и Гвендолин заметила, что он не просто худой, а болезненно тощий, будто питается, как узники древности, чёрствым хлебом и водой. Он же вампир. Он что, совсем не пьёт кровь?
Директор поманил её длинным тонким пальцем, и Гвендолин стало не по себе. Захотелось отказаться от помощи, выпрыгнуть за дверь, слететь вниз по лестнице и больше сюда не возвращаться. Но вместо этого она послушно сделала несколько шагов вперёд. Что-то в Вольфраме подчиняло. Гвендолин попыталась вспомнить всё, что когда-либо слышала о магии вампиров, но никак не могла сосредоточиться.
Ей стало легче, когда она заметила, что Эверетт подошёл вместе с ней. Поймав взгляд Гвендолин, он слегка улыбнулся и одними губами сказал... Она не умела читать по губам, поэтому понятия не имела, что он там сказал, но была уверена, что что-то поддерживающее. И ей стало легче.
Вольфрам взял её за плечи и развернул. Потом пробормотал что-то себе под нос, резко коротко выдохнул, словно от боли и начал чертить что-то пальцем на спине Гвендолин. Когда он закончил, несколько секунд она стояла неподвижно, боясь даже дышать. Затем почувствовала, как на середину спины, точно между лопатками, легла ладонь. По всему телу прошла волна дрожи, а следом за ней распространилось приятное тепло.
– Готово. Пока что это должно помочь. Но если снова начнутся эти... приступы, приходи ко мне.
Три последних слова директор произнёс с явной неохотой. И ещё более неохотно спросил:
– Вам нужно что-нибудь ещё?
В его словах содержался явный намёк и все трое его уловили. Поблагодарив Вольфрама и попрощавшись с ним, они поспешно покинули кабинет.
Гвендолин попыталась уговорить Эверетта ничего не рассказывать о произошедшем Ру и Улиссу. Но вместо этого всё получилось ровно наоборот: это он смог уговорить её всё-таки рассказать им обо всём.
– Они же твои друзья и беспокоятся о тебе. И вряд ли ты хочешь разгребать обиды и бесконечно извиняться, когда они узнают, насколько ты им не доверяешь.
– Ты как будто говоришь по опыту, – буркнула Гвендолин, больше потому, что хотела уязвить его.
Но Эверетт посмотрел ей прямо в глаза и очень серьёзно сказал:
– Да. Так что, пожалуйста, прислушайся к моему совету.
Удивил Гвендолин и Даниль. Когда они покидали директорскую башню, он заявил, что часы с жёлтыми бриллиантами ему не нужны.
– Вместо этого, не могла бы ты... – Он замялся, потом вытащил из кармана маленький конверт, довольно толстый, особенно для своего размера. – Передай это Кассии, пожалуйста. И замолви за меня словечко. Ну, то есть... расскажи обо всём, что произошло на балу у Уингсов. И, может быть, этим вечером? Если ты собираешься им рассказывать.
Абсолютно сбитая с толку, Гвендолин крутила в пальцах конвертик из плотного перламутрового картона.
– Кассии?
Лицо Даниля оставалось непроницаемым, но вот уши покраснели. Она хмыкнула, переваривая услышанное и увиденное.
– Хорошо.
Сёстрам Гвендолин рассказала только, что ей стало плохо, когда она возвращалась в замок, а Даниль ей помог. Об Эверетте она не сказала ни слова. И теперь её долг был погашен, и она могла сосредоточиться на часах. Для себя.
Так поздно вечером в кабинете мистера Гарнета не осталось никого, кроме неё. Последний ученик ушёл почти час назад, а Гвендолин продолжала исступлённо работать: ей оставалось совсем немного и хотелось закончить и испытать часы сегодня.
Что бы ни сделал с ней Вольфрам Кастель, это помогло. За три дня, прошедших с того страшного вечера и её встречи с директором, Гвендолин ни разу не ощутила то пугающее чувство боли и следующий за ним страх. Она уже успела подзабыть, как прекрасна без него жизнь. И теперь она могла отдаваться работе – и всему остальному, чего только пожелает её душа – на полную.
Чтобы отпраздновать это, Эверетт снова сводил её в «Чернобурку» и теперь Гвендолин была согрета не только вернувшейся уверенностью в себе, но и атмосферой этого невероятного ресторанчика и вкусом блюд из совершенно сумасшедшего меню.
И Эвереттом. Его присутствием, его улыбками, его маленькими, неосознанными жестами, которые она научилась замечать. Его смехом, его случайными прикосновениями, его разговорами... Гвендолин едва не совершила ошибку и поспешно отдёрнула руку от своего детища. Стоп. Хватит думать об Эверетте. По крайней мере, не сейчас – ей нужно сосредоточиться на работе.
Гвендолин закончила, когда часы показывали половину первого ночи. Но оттягивала момент проверки – действительно ли у неё получилось сделать украшение, способное останавливать время? – сама не зная почему. Должно быть, из-за страха. Как бы неприятно ей ни было это признавать, но это было самое вероятное объяснение.
Гвендолин всё убрала и чуть ли ни вылизала кабинет, прежде чем вернуться к часам, лежащим на столе. Изящное переплетение серебра высшей пробы и жёлтые бриллиант – это был скорее браслет, чем часы. Циферблат маленький, овальный, украшенный крошечными бриллиантами – обычными, не жёлтыми. Гвендолин взяла часы слегка дрожащими руками и завела. Раздалось приятное тиканье. Они были прекрасны и справлялись со своими главными задачи – радовать глаз и показывать время. Но могли ли они его остановить?
На всякий случай Гвендолин приготовилась к тому, что ничего не выйдет. Она твердила себе, что если и так – это ничего. В конце концов, кто она такая? Всего лишь первокурсница, едва начавшая постигать мастерство ювелира. Да, её обучала сама Луна Корбин. Ну и что? Для её ученицы Гвендолин и так неплохо справилась. На столе перед ней лежало украшение невероятного качества и красоты. Спасибо за это стоило сказать и мастерству Луны, которым та щедро делилась с Гвендолин, и материалам мистера Лафайета. И всё-таки его сделала она.
Так что неважно, даже если останавливать время часы не будут – Гвендолин оправдает все возложенные на неё ожидания. «Кроме своих собственных», – коварно прошептал голосок у неё в голове. Отмахнувшись от него, Гвендолин взяла в правую руку часы, а в левую один из своих блокнотов.
Собралась с духом.
Подкинула блокнот.
И нажала на колёсико завода на часах.
Блокнот завис в воздухе, и Гвендолин издала звук, на который не считала себя способной: что-то среднее между восторженным писком и сдавленным возгласом удивления. У неё получилось!
При этом она не забывала считать. Одна секунда, две, три, четыре, пять, ше-
Блокнот со стуком упал на пол. Гвендолин благоговейно положила часы на стол, а сама абсолютно неизящно плюхнулась на стул: руки и ноги у неё дрожали.
Пять с половиной секунд! Часы могли останавливать время на целых пять с половиной секунд!
И она сделала их. Она. Создала что-то по-настоящему стоящее, не просто красивое украшение.
Никогда в своей жизни Гвендолин не чувствовала себя настолько счастливой.
Несколько дней спустя Гвендолин сидела в библиотеке вместе с Ру и Улиссом, дожидаясь Эверетта. Они договорились встретиться здесь, чтобы вместе отправиться к домикам. Была суббота и Гвендолин предложила провести первую половину дня вместе с Бафометом, а потом отправиться в Мирнавен. Улисс требовал, чтобы его сводили в «Чернобурку» и, в конце концов, Гвендолин уступила его требованиям. Ру изо всех сил делала вид, что её ресторан не очень-то интересует, но Гвендолин видела, что всё это – сплошное притворство.
К тому же, она чувствовала себя немного виноватой перед друзьями и решила, что отвести их в «Чернобурку» – хороший способ загладить вину. Историю Гвендолин Ру и Улисс восприняли на удивление хорошо. И всё-таки они были обижены.
– Я не понимаю, – сказала Ру, поджимая губы, – почему ты не рассказала нам обо всём раньше? Мы могли бы помочь. Сходили бы к директору раньше и, может, тебе бы не пришлось пережить те моменты в роще...
Улисс казался больше напуганным, чем обиженным, и за это Гвендолин тоже чувствовала себя виноватой.
Эверетт появился почти на двадцать минут позже, чем обещал. Ру тут же принялась читать ему нотации, но Гвендолин сразу заметила, что что-то не так. Он выглядел слишком задумчивым и был слишком тихим. Так не похоже на него, что она невольно начала волноваться, не случилась ли в Мейджхолле новая беда.
Но Эверетт выслушал всё, что собиралась сказать ему Ру, извинился и заявил, что теперь они могут идти. Гвендолин решила попробовать подловить его одного позднее и разобраться, что же всё-таки случилось. Настойчивый голосок в её голове немедленно заметил, что это вполне может быть совсем не её дело. Вдруг у него, например, проблемы в семье? Но Гвендолин велела ему замолчать. Если это действительно не её дело, то пусть Эверетт сам скажет ей об этом.
Первые несколько дней после нападения ей было страшно ходить через рощу, особенно в темноте. Но приступы не повторялись, и она не замечала никакого присутствия: ни физического, ни магического. Только она и Эверетт, Ру или Улисс. Гвендолин всё ещё не решилась бы пройти этой тропой одна и в темноте, но с друзьями она больше не боялась.
Она поправила шапку и посильнее запахнула новое пальто. Старое она починила и оставила висеть в шкафу: должно пройти какое-то время, прежде чем Гвендолин снова решится его надеть.
Вскоре она уже сидела за столом в одном из домиков, поглаживая Бафомета по голове, почёсывая у рогов и кормя печеньем. Когда оно кончилось, Гвендолин налила себе горячего чаю и устроилась на подоконнике. Было около пяти, но уже практически стемнело. Снаружи завывал ветер, в его порывах кружились крупные снежинки, сугробы сверкали при свете луны. А здесь, внутри, было тепло и уютно. Гвендолин улыбнулась и отхлебнула исходящего паром чаю.
И тут заметила, что Эверетт поднимается на второй этаж.
По сути, это место скорее правильнее было бы назвать чердаком, но все упорно говорили «второй этаж» и Гвендолин приняла правила этой игры. Улисс тоже, зато Ру упрямо продолжала называть его «чердак».
На втором этаже не было камина, как на первом, он ничем не отапливался и холодный ветер гулял по нему на правах хозяина. Гвендолин захватила пальто и осторожно, чтобы не привлечь ненужного внимания, поднялась следом. Бафомет, однако, её плана не оценил и, фыркая и громко цокая копытами по лестнице, пошёл за ней.
Конечно же, это привлекло внимание. Если нескольким студентам-людям было не до них, то Улисс тут же сорвался следом, а потом, немного задержавшись, поднялась и Ру.
Гвендолин вздохнула. Что ж, честно говоря, будь она на их месте, то тоже бы заинтересовалась. А Улисс так вообще поднялся за Бафометом, продолжая закармливать того печеньем. Если бы Гвендолин не знала, насколько у козла крепкий желудок, давно бы уже отругала друга.
Эверетт стоял в темноте и смотрел в окно на игру снега, ветра и лунного света. В руках у него Гвендолин заметила вскрытый конверт. Ей свет был ни к чему, так что она не стала его включать, не желая разрушать атмосферу. Гвендолин подошла к Эверетту и тоже остановилась около окна. Бафомет процокал за ней.
Она уже собралась осторожно спросить, всё ли у него в порядке, когда резко включился свет. Эверетт, уже отвыкший от него, быстро заморгал. Через несколько секунд свет снова выключился.
– Я ничего не вижу! – Возмутился Улисс, его включивший.
– Обойдёшься, – раздражённо бросила Ру, которая умела читать атмосферу куда лучше, – козла ты и без него найдёшь. Ну, или он тебя, по печенью. И не будь таким громким.
Гвендолин не удержалась от улыбки, а взглянув на Эверетта заметила, что и он улыбается. Несмотря на короткую перепалку Ру и Улисса, атмосфера не пострадала.
Бафомет действительно почуял печенье и отошёл от Гвендолин, чтобы получить угощение. Ру, под недовольные возгласы Улисса, отобрала у него несколько печенек и принялась тоже кормить козла, к которому, вообще-то, была абсолютно равнодушна.
Гвендолин хмыкнула. Вот она – иллюзия уединённости. Ру и Улисс стояли в другом конце комнаты, у двери, и всё-таки недостаточно далеко, чтобы упустить что-нибудь интересное. В их присутствие – по сути, совсем чужих для Эверетта магов – Гвендолин уже не может спросить его всё ли в порядке. Она бы сама никогда не ответила на этот вопрос честно в таких условиях.
Поэтому она запихнула поглубже правила приличия, которые изучала годами, и спросила:
– Что за письмо?
Гвендолин ожидала резкого или уклончивого ответа, но Эверетт повернулся к ней и серьёзно сказал:
– Оно от Опала вон Эста. Я писал ему недавно. На самом деле... – Он замялся и бросил взгляд через плечо на Ру и Улисса. – Я бы хотел поговорить с тобой об этом. Я узнал кое-что, что может пролить немного света на происходящее.
