Бухает дверь, отрывистый приказ знакомым голосом: «Лекаря для лэди, Эдварда в его покои!», и я взмываю в чужих руках.
Лэд Эмиль сладко пахнет корицей, а ещё чуть-чуть сандаловым деревом и гвоздикой. Он беспрерывно бормочет что-то успокаивающее, пока несет, торопливо перепрыгивая ступени, но я не слушаю.
Я больше не останусь с Эдвардом наедине.
Не теперь. Пока сердце так беззащитно и голо.
Всю ночь я верчусь беспокойно, то и дело вскакиваю с постели и подолгу смотрю в темное окно на своё отражение.
Но не вижу его…
Потому как вчерашний вечер разбитыми осколками встаёт перед глазами, горит на губах его поцелуями, туманит взгляд слезами обиды и злости.
Как ты мог, рыжий? Как?!
Я ведь только-только стала тебе доверять, подпустила ближе… Только-только рискнула надеяться, что всё будет хорошо…
И так больно, так горько, так…
Глупая, глупая Мири!
Я ведь и вправду поверила, что ты изменился... И, когда всё закончится, мы действительно сможем остаться друзьями. Пусть не близкими… нет…
Но между нами не будет места ненависти и обиде, что столько дней разъедает едкой ржавчиной моё сердце.… Я устала латать его, устала бояться и ждать предательства. Я просто хочу быть счастливой, хочу верить и любить… Хочу простить тебя…
И не могу…
Я даже посмела надеяться, что ты отпустишь меня. Добровольно расторгнешь помолвку — и Королевского суда можно избежать, а значит и позора, и разгоревшихся сплетен не будет. Я смогу перевернуть эту страницу и жить дальше…
Но ты опять… опять напомнил всё то, что я тщетно пыталась забыть. Спрятать в сундук под надежный замок и зарыть глубоко… похоронить вместе с глупыми мечтами о первой любви. Искренней, чистой, как утренняя роса, и такой же быстротечной, иссушенной огнём твоего предательства.
Я привязана к тебе долгом жизни, крепче чем якорной цепью, но тебе и этого показалось мало… Зачем ты растравил мою душу, показав, что можешь быть нежным, заботливым, любящим… близким?
Лучше бы ты оставался, как раньше, далеким пустынным миражом, лишь манящим химерами счастья, а на деле обжигающим раскаленным песком реальности.
Это подло, Эдвард! Подло и мерзко!
Мой мир снова перевернулся с ног на голову, когда ты, как безжалостный кукольник, вновь набил выпотрошенное сердце опасными иллюзиями и надеждами до отказа.
Но я справлюсь и стану сильнее…
Мне нужно как можно скорее увидеть Клару и покончить с этим делом!
Клара третий день молчит. Мои послания исчезают, но маленькое перышко-подвеска не греется, а значит ответа нет.
Находиться после случившегося в одном доме с Эдвардом невыносимо. Он пытается поговорить, я всячески избегаю его…
Завтра новый сеанс и мне нужно больше информации о тёмных проклятиях. А Клара словно онемела.
Едва окна окрашивает рассвет, я вскакиваю и пишу очередную гневную тираду:
«Кларисса Турэ! Я расцениваю ваше молчание, как позорное нарушение дружеских клятв. И если вам есть, что сказать в своё оправдание, готова выслушать. Но если вы в очередной раз проигнорируете моё письмо, я…»
Яростно кусаю перо, пытаясь подобрать окончание фразы. Клару сложно чем-то запугать. Дочь чёрного мага в нашем «утонченном» обществе привыкла держать оборону.
И плевать, что её отец осыпан милостями короля. Плевать, что он уважаемый всеми профессор магической академии. Родовитые и не очень, приличные барышни на каждом приеме возмущённо шипят, прикрывая ядовитые языки расписными веерами: «Плод мезальянса, отпрыск безродной крестьянской девки! Никакие деньги и связи, никакие платья и уроки изящной словесности не выбьют из неё деревенщину и чёрную ведьму».
Глупые курицы всерьёз считают Клару демонским отродьем, недостойным их маленького закрытого мирка. А по мне, Клара — единственная, кто обошелся по-человечески. Единственная, кто не отвернулся. Хотя на тот момент мы даже не были близкими подругами. Боги!
«… я обижусь, Клара, всерьёз и надолго… И вообще, штурмом возьму твой особняк!»
Буквы впитываются в поверхность бумаги как масло в горячий тост.
Ну же, Клара, ответь. Я знаю, ты ранняя пташка.
Раздражённо кручу в пальцах подвеску, мысленно уговаривая её потеплеть. Хоть капельку, хоть чуть-чуть.
Демоны бездны!
Всё, лэди Турэ, вы сами напросились!
Вышвыриваю из гардероба первое попавшееся платье и спешно натягиваю один чулок. Так, нижняя юбка, корсет… Демоны, забыла про ночную сорочку. Рука застревает в узком рукаве, я путаюсь в складках, дёргая ткань и пеленаю себя сильнее.
— Д-доброе утро, лэди Миранда. Вы уже проснулись? — молоденькая темноволосая горничная удивлённо таращится на полуодетое, а точнее полураздетое подобие лэди. Яростно сдув с лица растрепанные пряди, сухо приказываю:
— Помоги!
Ловкие пальчики проворно освобождают от одежды. Быстрый взгляд в зеркало. Боги, это раскрасневшееся лохматое чудовище — я?!
— Как тебя?
— Молли…
— Молли, у меня полчаса, чтобы одеться. У тебя золотая монета в кармане, если справимся быстрее.
Девушка понятливо кивает и в её глазах разгорается хищный блеск. Предметы одежды мелькают вокруг, я едва успеваю резко выдохнуть, когда горничная рывком затягивает корсет. Пуговицы на платье застегиваем в четыре руки.
Щетка дергает волосы, я шиплю. Молли испуганно ойкает. Трясу головой. Продолжай.
Пряди сами собой сплетаются в изысканную причёску, только шпильки поскрипывают, втыкаясь.
— Готово! — Молли коротко утирает пот, теребит в руках край передника.
Мы справились за двадцать минут.
— Превосходно!
В зеркале отражается молодая сероглазая особа. Светло-русые длинные локоны аккуратно уложены, на щеках румянец. Платье скромное, но изящное. Не дурнушка, но и не сногсшибательная красотка. Если бы не нахмуренные брови…
— Вот твоя монета, заслужила.
Желтый кругляш на долю секунды мелькает в пальцах девушки и бесследно исчезает в многочисленных складках тёмно-синего форменного платья.
— Что-нибудь ещё, госпожа? — с тонким намёком интересуется горничная.
— Да, пожалуй. Принеси чашку чая.
Молли мнется у двери в надежде заслужить ещё одну монету.
— Поживее, — поторапливаю. На сегодня наград достаточно. — И передай моему кучеру Бору, чтобы готовил экипаж.
— Да госпожа, одну минуту.
— Герхард! — Я едва не сбиваю с ног седовласого дворецкого семейства Турэ. — Клара... Лэди Кларисса дома?
— Да, лэди Сиал.
— Срочно доложи, что ожидаю её в малой гостиной.
— Но… — лепечет дворецкий, однако я не слушаю более.
Клара дома. Значит, примет меня в любом случае.
Бросив перчатки и кружевной зонтик на консоль, вихрем несусь сквозь анфиладу комнат, распугивая слуг, на ходу стягивая летнее пальто. Швырнув его на первое попавшееся кресло, мерю небольшую уютную гостиную шагами, в нетерпении постукивая каблучком.
— Миги, чему тебя учат в твоей пговинции? — невнятное ворчание Клары доносится от двери, и она входит в комнату, зябко кутаясь в стеганный бордовый халат. — Ты не находишь непгиличным вгываться в дом незамужней лэди, когда та изволит недомогать? Да ещё в такую несусветную гань.
— Клара! Я так рада!
— Тому, что болею? — Клара невоспитанно шмыгает носом и вяло стекает на диванчик.
— Боги! — В одно мгновение оказываюсь рядом.
Глаза подруги лихорадочно блестят, на щеках пылают пятна болезненного румянца, а руки холоднее синейского льда. Привычно зажмуриваюсь и сосредотачиваюсь.
Кларина простуда мне на один чих после проклятий рыжего.
— Хм, действительно, так намного лучше, — уже не таким гнусавым голосом сообщает она, когда лечение заканчивается.
Дворецкий деликатно покашливает за дверью, и Клара зовёт его.
— Светлого утра, госпожа. Рад видеть вас в добром здравии. — Невысокая сухощавая фигура мужчины почтительно склоняется.
— Герхард, для начала принесите нам много… очень много мятного чая и бисквиты. Кстати, Мири, ты завтракала?
Отрицательно качаю головой.
— Превосходно! Тогда ещё холодную телятину, ветчину, салат, поджаренные тосты, сыр, джем, масло и мёд. Демонски проголодалась! — Тёмные брови подруги умилительно сдвигаются домиком. — Пятый день валяюсь с простудой, ничего нельзя есть кроме тёплого бульона. Ещё чуть-чуть и я бы точно закукарекала.
Слуги бесшумными тенями накрывают на стол, и Клара принимается поглощать еду с отменным аппетитом. С трудом заставляю себя проглотить пару кусочков, но желудок, вспомнив о несъеденном завтраке, оказывается сильнее нервной системы. Спустя пару минут мы уже наперегонки опустошаем тарелки.
Довольно жмурясь, Клара сыто откидывается на диване и медленно отпивает глоток ароматного чая, вздыхая:
— Боги! Что ещё нужно для счастья?
— Снять проклятие, — отзываюсь с готовностью, отправляя в рот нежный тающий бисквит с малиновой начинкой.
— Всенепременно снимем, — Клара с чистой совестью утаскивает последнее лакомство и, слизывая с пальцев липкое варенье, деловито уточняет: — Какое хоть проклятие? И с кого?
Я мнусь всего мгновение, а потом выпаливаю:
— Любовное. Эдвард
— М-м-м…
Небрежным движением стряхнув крошки с халата, она некоторое время молчит, пережёвывая, а я нервно разминаю пальцы в ожидании вердикта.
Клара терпеть не может Эдварда. С её обостренным чувством справедливости, она сама бы прокляла рыжего пару-тройку раз. Но ей нельзя. Кровная клятва, связавшая чёрных магов королевства, уничтожит раньше, чем наложенное проклятие войдёт в полную силу.
— Ладно уж, помогу, — цедит нехотя наконец. — Но только ради тебя. И, прости, на твоём месте, я бы вообще с ним не связывалась. Как по мне: смерть лэда Тьера-младшего была бы прекрасным исходом для вас обоих.
— Клара! Это жестоко!
— А позорить тебя не жестоко?
Прикрываю глаза. Мне просто нечего сказать. Да, Эдвард поступил низко. И не только тогда, в прошлом… Но это не значит, что его нужно убить. Всё же смерть — слишком суровая кара.
— Может, скажешь ещё, что простила? — едко хмыкает Клара, и я качаю головой. — Нет? Тогда зачем, Мири?
— Долг жизни.
— Что-о? — Кларины глаза становятся размером с блюдце. — Сумасшедшая! — шипит она: — Совсем сбрендила от любви?
— Нет! — выкрикиваю, глотая слёзы обиды: Кларины слова режут по живому. — Нет! Нет! — повторяю срывающимся голосом: — Я не люблю его больше! Не люблю, слышишь!
Горло сводит, я вся дрожу. Крепко обхватываю себя руками, защищая от несправедливости, и бросаю зло:
— Моя любовь умерла давным-давно. А долг жизни бессмертен. Тебе ли этого не знать? — Лицо Клары темнеет. — Я не хочу, чтобы мои дети…. Да, Клара, дети! И не надо так смотреть! Когда-нибудь я выйду замуж и буду счастлива всем назло! И я не хочу, чтобы мои дети или, не дай боги, внуки несли это бремя. Не хочу быть вечно связанной с семейкой Тьер.
— У, как всё запущенно… — Клара картинно прикрывает лицо руками. — Мири, тебе никто не говорил, что ты дурочка? Тогда я скажу. Так вот, ты - дурочка! Вовсе не обязательно связывать себя долгом жизни с этим…
— Это не мой долг.
— Тогда, хоть убей, не понимаю…
— Длинная история.
Клара многозначительно смотрит сквозь щели в разомкнутых пальцах, покачивает головой и кривит губы. Хотела бы я всё рассказать, но… это действительно не моя тайна.
— Глупая, глупая Мири!
Голос Клары печален. Она вздыхает шумно, встаёт и идёт к секретеру. Шуршит бумагами, поскрипывает ящичками, ругаясь вполголоса. Затем с непроницаемым выражением кладет чистый лист и перо.
— Рисуй.
— Что? — Недоуменно хлопаю глазами.
— Рыжего своего рисуй. И проклятие его. Перо зачаровано, само меняет цвет. Только вспоминай точнее, это важно.
— И кто тебе сказал, что это - любовное проклятие? — ехидно вопрошает Клара, бесцеремонно заглядывая через плечо, пока рука быстрыми штрихами набрасывает поясной портрет Эдварда, стараясь не упустить ни одной детали. — Неуч, наверное, — резюмирует подруга ворчливо и отходит. — Боги, сколько папа бьётся с этими одаренными болванами, а они всё равно не могут отличить любовное проклятие от энергетической привязки.
— Ну, прости, академий не оканчивала, — в тон ей отвечаю и зачем-то оправдываюсь: — В первый раз было больше багряного, а зная рыжего…
— Ладно уж, — она снисходительно машет. — Я бы тоже решила, что это привязка на вечную любовь, но смотри…
Клара быстро тыкает пальцем в середину листа, туда, где я изобразила сердце Эдварда и чёрно-красную кляксу.
— Это паучье заклятие. Энергетический паразит, высасывающий магическую силу для своего хозяина.
— Но ведь рыжий не маг…
— Да-а… — Кларин отточенный ноготь неспешно двигается по рисунку, — но это… — она вновь стучит по заклятию, — не мешает ему собирать чужую силу.
— А над головой?
Ещё несколько томительных секунд мой рисунок пристально изучают и нехотя роняют:
— Хм, действительно, любовное.
— Значит, всё-таки не неуч? — не отказываю себе в маленьком удовольствии поддеть.
— Недоученный неуч… — царственно признают, спуская меня с небес на землю.
С Кларой легко. Не нужно изображать, можно быть просто собой. Говорить и делать, что думаешь, а не то, что положено этикетом.
Может, поэтому её не принимает даревский высший свет. Он не любит, когда кто-то столь дерзко выделяется. А уж Клару - с её простыми манерами, привычкой говорить правду в лоб, да ещё и с вопиющим внешним видом - просто не выносит.
Подумать только, благородная девица… и обстрижена до плеч по эрнадской моде как какой-нибудь неразумный мальчишка.
Но подруге с её худощавым телосложением и живым лицом очень идёт. Её чёрные тугие кудряшки задорно обрамляют остренькое личико, подчеркивая тонкость черт и тёмные выразительные глаза. Я и сама хотела бы быть столь свободной и уверенной, но… я не Клара.
Та плюет на общественное мнение, полагаясь только на собственное чутье. Вольная пташка. А лэд Вальд всячески потакает прихотям дочери, вопреки сердобольным советам неравнодушных. Чёрный маг на службе короля сам себе на уме. Впрочем, как и все ему подобные.
— И кто придумал, что девушкам нельзя обучаться в академии? Вот ты, Миранда, одна из лучших лекарей в королевстве. Не спорь! — с жаром восклицает Клара, и я послушно смыкаю губы. — Но твой удел — любовные проклятия и простуды. Зато какой-нибудь неуч с дипломом. Да, да, не надо закатывать глаза, Мири, я знаю, кого выпускают творить добро и справедливость из этих стен. Так вот. Какой-нибудь неуч, помахивая бесполезной бумажкой, мнит себя великим магом. А на деле, — она небрежно сдувает невидимый мусор из щепоти, — пшик!
— Меня всё устраивает и без диплома, — привычно усмехаюсь я.
Невозможность законно изучать магические науки сводит Клару с ума. Хотя ей не на что жаловаться: лэд Вальд не отказывает в знаниях. Но сам факт такой несправедливости бесит Клару безмерно.
— Он тебе и не нужен. Ты видишь проклятия, видишь саму их суть, а не просто снимаешь симптомы. Но, признай, этого мало.
— Будь моя воля, я б хотела вообще не иметь дара.
— Ах! — сдавленно выдыхает Клара, оседая на диван и хватаясь за грудь. Пару минут она очень натурально изображает сердечный приступ, но потом «воскресает».
— Если что, я этого не слышала, — тычет в меня пальцем и фыркает негодующе: — Выдумала ещё — не иметь дара! Вот представь: проклянут меня и к кому бежать? А?!
Я возвожу глаза к потолку и искренне надеюсь, что предательская улыбка не расползётся за пределы плотно сжатых губ. Мою хитрость с легкостью разгадывают и удостаивают сурового взгляда:
Лэд Эмиль сладко пахнет корицей, а ещё чуть-чуть сандаловым деревом и гвоздикой. Он беспрерывно бормочет что-то успокаивающее, пока несет, торопливо перепрыгивая ступени, но я не слушаю.
Я больше не останусь с Эдвардом наедине.
Не теперь. Пока сердце так беззащитно и голо.
***
Всю ночь я верчусь беспокойно, то и дело вскакиваю с постели и подолгу смотрю в темное окно на своё отражение.
Но не вижу его…
Потому как вчерашний вечер разбитыми осколками встаёт перед глазами, горит на губах его поцелуями, туманит взгляд слезами обиды и злости.
Как ты мог, рыжий? Как?!
Я ведь только-только стала тебе доверять, подпустила ближе… Только-только рискнула надеяться, что всё будет хорошо…
И так больно, так горько, так…
Глупая, глупая Мири!
Я ведь и вправду поверила, что ты изменился... И, когда всё закончится, мы действительно сможем остаться друзьями. Пусть не близкими… нет…
Но между нами не будет места ненависти и обиде, что столько дней разъедает едкой ржавчиной моё сердце.… Я устала латать его, устала бояться и ждать предательства. Я просто хочу быть счастливой, хочу верить и любить… Хочу простить тебя…
И не могу…
Я даже посмела надеяться, что ты отпустишь меня. Добровольно расторгнешь помолвку — и Королевского суда можно избежать, а значит и позора, и разгоревшихся сплетен не будет. Я смогу перевернуть эту страницу и жить дальше…
Но ты опять… опять напомнил всё то, что я тщетно пыталась забыть. Спрятать в сундук под надежный замок и зарыть глубоко… похоронить вместе с глупыми мечтами о первой любви. Искренней, чистой, как утренняя роса, и такой же быстротечной, иссушенной огнём твоего предательства.
Я привязана к тебе долгом жизни, крепче чем якорной цепью, но тебе и этого показалось мало… Зачем ты растравил мою душу, показав, что можешь быть нежным, заботливым, любящим… близким?
Лучше бы ты оставался, как раньше, далеким пустынным миражом, лишь манящим химерами счастья, а на деле обжигающим раскаленным песком реальности.
Это подло, Эдвард! Подло и мерзко!
Мой мир снова перевернулся с ног на голову, когда ты, как безжалостный кукольник, вновь набил выпотрошенное сердце опасными иллюзиями и надеждами до отказа.
Но я справлюсь и стану сильнее…
Мне нужно как можно скорее увидеть Клару и покончить с этим делом!
***
Клара третий день молчит. Мои послания исчезают, но маленькое перышко-подвеска не греется, а значит ответа нет.
Находиться после случившегося в одном доме с Эдвардом невыносимо. Он пытается поговорить, я всячески избегаю его…
Завтра новый сеанс и мне нужно больше информации о тёмных проклятиях. А Клара словно онемела.
Едва окна окрашивает рассвет, я вскакиваю и пишу очередную гневную тираду:
«Кларисса Турэ! Я расцениваю ваше молчание, как позорное нарушение дружеских клятв. И если вам есть, что сказать в своё оправдание, готова выслушать. Но если вы в очередной раз проигнорируете моё письмо, я…»
Яростно кусаю перо, пытаясь подобрать окончание фразы. Клару сложно чем-то запугать. Дочь чёрного мага в нашем «утонченном» обществе привыкла держать оборону.
И плевать, что её отец осыпан милостями короля. Плевать, что он уважаемый всеми профессор магической академии. Родовитые и не очень, приличные барышни на каждом приеме возмущённо шипят, прикрывая ядовитые языки расписными веерами: «Плод мезальянса, отпрыск безродной крестьянской девки! Никакие деньги и связи, никакие платья и уроки изящной словесности не выбьют из неё деревенщину и чёрную ведьму».
Глупые курицы всерьёз считают Клару демонским отродьем, недостойным их маленького закрытого мирка. А по мне, Клара — единственная, кто обошелся по-человечески. Единственная, кто не отвернулся. Хотя на тот момент мы даже не были близкими подругами. Боги!
«… я обижусь, Клара, всерьёз и надолго… И вообще, штурмом возьму твой особняк!»
Буквы впитываются в поверхность бумаги как масло в горячий тост.
Ну же, Клара, ответь. Я знаю, ты ранняя пташка.
Раздражённо кручу в пальцах подвеску, мысленно уговаривая её потеплеть. Хоть капельку, хоть чуть-чуть.
Демоны бездны!
Всё, лэди Турэ, вы сами напросились!
Вышвыриваю из гардероба первое попавшееся платье и спешно натягиваю один чулок. Так, нижняя юбка, корсет… Демоны, забыла про ночную сорочку. Рука застревает в узком рукаве, я путаюсь в складках, дёргая ткань и пеленаю себя сильнее.
— Д-доброе утро, лэди Миранда. Вы уже проснулись? — молоденькая темноволосая горничная удивлённо таращится на полуодетое, а точнее полураздетое подобие лэди. Яростно сдув с лица растрепанные пряди, сухо приказываю:
— Помоги!
Ловкие пальчики проворно освобождают от одежды. Быстрый взгляд в зеркало. Боги, это раскрасневшееся лохматое чудовище — я?!
— Как тебя?
— Молли…
— Молли, у меня полчаса, чтобы одеться. У тебя золотая монета в кармане, если справимся быстрее.
Девушка понятливо кивает и в её глазах разгорается хищный блеск. Предметы одежды мелькают вокруг, я едва успеваю резко выдохнуть, когда горничная рывком затягивает корсет. Пуговицы на платье застегиваем в четыре руки.
Щетка дергает волосы, я шиплю. Молли испуганно ойкает. Трясу головой. Продолжай.
Пряди сами собой сплетаются в изысканную причёску, только шпильки поскрипывают, втыкаясь.
— Готово! — Молли коротко утирает пот, теребит в руках край передника.
Мы справились за двадцать минут.
— Превосходно!
В зеркале отражается молодая сероглазая особа. Светло-русые длинные локоны аккуратно уложены, на щеках румянец. Платье скромное, но изящное. Не дурнушка, но и не сногсшибательная красотка. Если бы не нахмуренные брови…
— Вот твоя монета, заслужила.
Желтый кругляш на долю секунды мелькает в пальцах девушки и бесследно исчезает в многочисленных складках тёмно-синего форменного платья.
— Что-нибудь ещё, госпожа? — с тонким намёком интересуется горничная.
— Да, пожалуй. Принеси чашку чая.
Молли мнется у двери в надежде заслужить ещё одну монету.
— Поживее, — поторапливаю. На сегодня наград достаточно. — И передай моему кучеру Бору, чтобы готовил экипаж.
— Да госпожа, одну минуту.
***
— Герхард! — Я едва не сбиваю с ног седовласого дворецкого семейства Турэ. — Клара... Лэди Кларисса дома?
— Да, лэди Сиал.
— Срочно доложи, что ожидаю её в малой гостиной.
— Но… — лепечет дворецкий, однако я не слушаю более.
Клара дома. Значит, примет меня в любом случае.
Бросив перчатки и кружевной зонтик на консоль, вихрем несусь сквозь анфиладу комнат, распугивая слуг, на ходу стягивая летнее пальто. Швырнув его на первое попавшееся кресло, мерю небольшую уютную гостиную шагами, в нетерпении постукивая каблучком.
— Миги, чему тебя учат в твоей пговинции? — невнятное ворчание Клары доносится от двери, и она входит в комнату, зябко кутаясь в стеганный бордовый халат. — Ты не находишь непгиличным вгываться в дом незамужней лэди, когда та изволит недомогать? Да ещё в такую несусветную гань.
— Клара! Я так рада!
— Тому, что болею? — Клара невоспитанно шмыгает носом и вяло стекает на диванчик.
— Боги! — В одно мгновение оказываюсь рядом.
Глаза подруги лихорадочно блестят, на щеках пылают пятна болезненного румянца, а руки холоднее синейского льда. Привычно зажмуриваюсь и сосредотачиваюсь.
Кларина простуда мне на один чих после проклятий рыжего.
— Хм, действительно, так намного лучше, — уже не таким гнусавым голосом сообщает она, когда лечение заканчивается.
Дворецкий деликатно покашливает за дверью, и Клара зовёт его.
— Светлого утра, госпожа. Рад видеть вас в добром здравии. — Невысокая сухощавая фигура мужчины почтительно склоняется.
— Герхард, для начала принесите нам много… очень много мятного чая и бисквиты. Кстати, Мири, ты завтракала?
Отрицательно качаю головой.
— Превосходно! Тогда ещё холодную телятину, ветчину, салат, поджаренные тосты, сыр, джем, масло и мёд. Демонски проголодалась! — Тёмные брови подруги умилительно сдвигаются домиком. — Пятый день валяюсь с простудой, ничего нельзя есть кроме тёплого бульона. Ещё чуть-чуть и я бы точно закукарекала.
Слуги бесшумными тенями накрывают на стол, и Клара принимается поглощать еду с отменным аппетитом. С трудом заставляю себя проглотить пару кусочков, но желудок, вспомнив о несъеденном завтраке, оказывается сильнее нервной системы. Спустя пару минут мы уже наперегонки опустошаем тарелки.
Довольно жмурясь, Клара сыто откидывается на диване и медленно отпивает глоток ароматного чая, вздыхая:
— Боги! Что ещё нужно для счастья?
— Снять проклятие, — отзываюсь с готовностью, отправляя в рот нежный тающий бисквит с малиновой начинкой.
— Всенепременно снимем, — Клара с чистой совестью утаскивает последнее лакомство и, слизывая с пальцев липкое варенье, деловито уточняет: — Какое хоть проклятие? И с кого?
Я мнусь всего мгновение, а потом выпаливаю:
— Любовное. Эдвард
— М-м-м…
Небрежным движением стряхнув крошки с халата, она некоторое время молчит, пережёвывая, а я нервно разминаю пальцы в ожидании вердикта.
Клара терпеть не может Эдварда. С её обостренным чувством справедливости, она сама бы прокляла рыжего пару-тройку раз. Но ей нельзя. Кровная клятва, связавшая чёрных магов королевства, уничтожит раньше, чем наложенное проклятие войдёт в полную силу.
— Ладно уж, помогу, — цедит нехотя наконец. — Но только ради тебя. И, прости, на твоём месте, я бы вообще с ним не связывалась. Как по мне: смерть лэда Тьера-младшего была бы прекрасным исходом для вас обоих.
— Клара! Это жестоко!
— А позорить тебя не жестоко?
Прикрываю глаза. Мне просто нечего сказать. Да, Эдвард поступил низко. И не только тогда, в прошлом… Но это не значит, что его нужно убить. Всё же смерть — слишком суровая кара.
— Может, скажешь ещё, что простила? — едко хмыкает Клара, и я качаю головой. — Нет? Тогда зачем, Мири?
— Долг жизни.
— Что-о? — Кларины глаза становятся размером с блюдце. — Сумасшедшая! — шипит она: — Совсем сбрендила от любви?
— Нет! — выкрикиваю, глотая слёзы обиды: Кларины слова режут по живому. — Нет! Нет! — повторяю срывающимся голосом: — Я не люблю его больше! Не люблю, слышишь!
Горло сводит, я вся дрожу. Крепко обхватываю себя руками, защищая от несправедливости, и бросаю зло:
— Моя любовь умерла давным-давно. А долг жизни бессмертен. Тебе ли этого не знать? — Лицо Клары темнеет. — Я не хочу, чтобы мои дети…. Да, Клара, дети! И не надо так смотреть! Когда-нибудь я выйду замуж и буду счастлива всем назло! И я не хочу, чтобы мои дети или, не дай боги, внуки несли это бремя. Не хочу быть вечно связанной с семейкой Тьер.
— У, как всё запущенно… — Клара картинно прикрывает лицо руками. — Мири, тебе никто не говорил, что ты дурочка? Тогда я скажу. Так вот, ты - дурочка! Вовсе не обязательно связывать себя долгом жизни с этим…
— Это не мой долг.
— Тогда, хоть убей, не понимаю…
— Длинная история.
Клара многозначительно смотрит сквозь щели в разомкнутых пальцах, покачивает головой и кривит губы. Хотела бы я всё рассказать, но… это действительно не моя тайна.
— Глупая, глупая Мири!
Голос Клары печален. Она вздыхает шумно, встаёт и идёт к секретеру. Шуршит бумагами, поскрипывает ящичками, ругаясь вполголоса. Затем с непроницаемым выражением кладет чистый лист и перо.
— Рисуй.
— Что? — Недоуменно хлопаю глазами.
— Рыжего своего рисуй. И проклятие его. Перо зачаровано, само меняет цвет. Только вспоминай точнее, это важно.
Глава 4
— И кто тебе сказал, что это - любовное проклятие? — ехидно вопрошает Клара, бесцеремонно заглядывая через плечо, пока рука быстрыми штрихами набрасывает поясной портрет Эдварда, стараясь не упустить ни одной детали. — Неуч, наверное, — резюмирует подруга ворчливо и отходит. — Боги, сколько папа бьётся с этими одаренными болванами, а они всё равно не могут отличить любовное проклятие от энергетической привязки.
— Ну, прости, академий не оканчивала, — в тон ей отвечаю и зачем-то оправдываюсь: — В первый раз было больше багряного, а зная рыжего…
— Ладно уж, — она снисходительно машет. — Я бы тоже решила, что это привязка на вечную любовь, но смотри…
Клара быстро тыкает пальцем в середину листа, туда, где я изобразила сердце Эдварда и чёрно-красную кляксу.
— Это паучье заклятие. Энергетический паразит, высасывающий магическую силу для своего хозяина.
— Но ведь рыжий не маг…
— Да-а… — Кларин отточенный ноготь неспешно двигается по рисунку, — но это… — она вновь стучит по заклятию, — не мешает ему собирать чужую силу.
— А над головой?
Ещё несколько томительных секунд мой рисунок пристально изучают и нехотя роняют:
— Хм, действительно, любовное.
— Значит, всё-таки не неуч? — не отказываю себе в маленьком удовольствии поддеть.
— Недоученный неуч… — царственно признают, спуская меня с небес на землю.
С Кларой легко. Не нужно изображать, можно быть просто собой. Говорить и делать, что думаешь, а не то, что положено этикетом.
Может, поэтому её не принимает даревский высший свет. Он не любит, когда кто-то столь дерзко выделяется. А уж Клару - с её простыми манерами, привычкой говорить правду в лоб, да ещё и с вопиющим внешним видом - просто не выносит.
Подумать только, благородная девица… и обстрижена до плеч по эрнадской моде как какой-нибудь неразумный мальчишка.
Но подруге с её худощавым телосложением и живым лицом очень идёт. Её чёрные тугие кудряшки задорно обрамляют остренькое личико, подчеркивая тонкость черт и тёмные выразительные глаза. Я и сама хотела бы быть столь свободной и уверенной, но… я не Клара.
Та плюет на общественное мнение, полагаясь только на собственное чутье. Вольная пташка. А лэд Вальд всячески потакает прихотям дочери, вопреки сердобольным советам неравнодушных. Чёрный маг на службе короля сам себе на уме. Впрочем, как и все ему подобные.
— И кто придумал, что девушкам нельзя обучаться в академии? Вот ты, Миранда, одна из лучших лекарей в королевстве. Не спорь! — с жаром восклицает Клара, и я послушно смыкаю губы. — Но твой удел — любовные проклятия и простуды. Зато какой-нибудь неуч с дипломом. Да, да, не надо закатывать глаза, Мири, я знаю, кого выпускают творить добро и справедливость из этих стен. Так вот. Какой-нибудь неуч, помахивая бесполезной бумажкой, мнит себя великим магом. А на деле, — она небрежно сдувает невидимый мусор из щепоти, — пшик!
— Меня всё устраивает и без диплома, — привычно усмехаюсь я.
Невозможность законно изучать магические науки сводит Клару с ума. Хотя ей не на что жаловаться: лэд Вальд не отказывает в знаниях. Но сам факт такой несправедливости бесит Клару безмерно.
— Он тебе и не нужен. Ты видишь проклятия, видишь саму их суть, а не просто снимаешь симптомы. Но, признай, этого мало.
— Будь моя воля, я б хотела вообще не иметь дара.
— Ах! — сдавленно выдыхает Клара, оседая на диван и хватаясь за грудь. Пару минут она очень натурально изображает сердечный приступ, но потом «воскресает».
— Если что, я этого не слышала, — тычет в меня пальцем и фыркает негодующе: — Выдумала ещё — не иметь дара! Вот представь: проклянут меня и к кому бежать? А?!
Я возвожу глаза к потолку и искренне надеюсь, что предательская улыбка не расползётся за пределы плотно сжатых губ. Мою хитрость с легкостью разгадывают и удостаивают сурового взгляда:
