Бен взмахнул кистью руки — и змея рванулась вперед, разрывая стоящего напротив Лоуренса человека… или мага… того, кто буквально пару секунд назад был еще живым.
Девушка еще пыталась отрицать увиденное, не в силах осознать случившееся. Но оно вновь и вновь вставало перед глазами. И эти картины словно стали ключом. Теперь площадка предстала перед Робин в другом свете. Она словно увидела лицо смерти, и та открыла человеку свои новые жертвы. Убитые и раненые, они были везде — у подъездов, на асфальте, на железных брусьях, протыкающих землю. Их кровь сливалась с озером, в центре которого стоял вампир.
Вампир! Сын ночи и слуга Дьявола.
Ужас холодной змеей пополз по ногам девушки.
Раздались выстрелы.
Неожиданно на площадке стало людно. Откуда появились люди — или маги? — и вновь пришли в движения щупальца. От ярких всполохов заслезились глаза. Но даже сквозь слезы Робин видела, как извивались кровавые змеи, рубя железо, перемалывая тела.
Вот парень — молодой парень, лет двадцати пяти, побежал в сторону Робин. Он что-то кричал, но что — девушка не поняла. Удивление застыло на его лице, когда щупальце пронзило тело несчастного — вошло в спину, и вышло извивающимся отростком спереди.
Казалось, время замерло. Робин видела, как черная маска с длинными белоснежными клыками поворачивается в еесторону, как отражаются блески фонарей в алых глаза, где не было ни белка, ни зрачка. Все оказалось закрыто амарантовой пленкой.
Крик готов был сорваться с губ, но Робин не успевала даже выдохнуть.
На рот легла чья-то ладонь, и она провалилась в темноту.
Нельзя не вдохнуть — ни пошевелиться. Мир вдруг стал серым и замелькал перед нее глазами как ленты старого кино, где картины двухмерны, а звук издает единственное сломанное пианино в зале.
— Не нравится мне все это, — мужчина, застывший у серебристого автомобиля, припаркованного возле дома, вновь закурил. — Я даже отсюда чувствую, как там собрались эти светлячки. Господин, может ну его нафиг. Не подумайте, что я боюсь, но, скажем честно, наша миссия заранее обречена на провал.
— Ты можешь заткнуться, Барт? А не то я начинаю сомневаться, что моя мать оказалась права, приблизив тебя к себе.
— Да, господин, — обреченно протянул курящий, почесывая мясистый подбородок. Миндалевидные глаза обратились к небу.
Магический фон ощущался даже здесь, в паре метров от того места, где маги раскинули свои щиты. На него реагировала волоски на коже, которые поднимались, сплетались, словно искали спасения в объятиях друг друга.
Барт поежился и похлопал себя по рукам, надеясь снять напряжение, но все его нутро буквально кричало — не стоило влезать в эту авантюру. Предложим, Барту действительно удастся проникнуть через этот купол, установленный магами. Но как, Кхорт его побери, он вытащит буквально из-под носа теургов своего собрата?
А между тем его напарник (хотя какой, к Кхорту, из Вилоиса Ханнеса напарник? Скорее уж руководитель экспедиции, босс — никак ни меньше) открыл багажник. До Барта донесся звук открываемой молнии. В заднем окне машины мелькнуло лицо. На карих, без единого вкрапления радужках, заиграли огни горящих на улице фонарей. Могучий нос прислонился к окну, но затем его хозяин вновь исчез в глубине темного салона.
Барт обреченно вздохнул, затушил сигарету и отправил бычок в полет к стене дома.
— Готов?
— А если нет?
Барт не ожидал от этой экспедиции ничего хорошего. Но выхода не было.
Он принял из рук Вила ободок — широкую ленту с маленькими плоскими накладками. Они как раз пришлись на виски Барта. Тонкие иголки вылезли из уплотнений, протыкая виски вампира.
— А чего-то менее болезненного не было? — ругаясь сквозь зубы, спросил Барт.
— Остальные средства давно известны, а значит, под них имеются ключи. Ты же не хочешь, чтобы тебя засекли? — философски заметил Вил, не испытывая ни малейшего сожаления по части страданий своего партнера. У Ханнеса были другие заботы. Почерневшие от действия руны глаза сына Эрны, королевы Аланэи, смотрели туда, где шла битва Бена с магами.
— Тебе пора.
И давая понять, что разговор окончен, Вилоис залез в машину и закрыл за собой дверь.
Барт махнул рукой в прощальном жесте, хотя знал, что никто на него не смотрит — ну если только пассажир на заднем сиденье — и вступил на территорию, огороженную магическим куполом. Тень домов поглотила арборисита, растворила, заставляя слиться со стеной, землей, с оттиском деревьев на темной стороне этой Вселенной. Вампир заскользил, передвигаясь от одной черной кляксы к другой, вытягивая их, соединяя друг с другом, чтобы обеспечить себе проход там, где свет разгонял всю тьму по углам.
Площадка, где шло сражение, тонула в цвете. Чернота спряталась, сжалась у домов. Белые, красные, оранжевые и желтые всплески освещали территорию. Горели магические кольца, горел воздух, принимающий мощь стихии, истекала цветом земля.
И в центре этого безумия стоял Бен — с черной маской на лице и с радужными отблесками в глазах. Отражались в них огни магов или что-то иное? Барт не знал, но ему вдруг стало страшно.
Он пытался объяснить страх энергией магов, пропитавшей воздух, но было в этом страхе что-то иное. Вроде и близкое, но в то же время настолько чужеродное, что, кажись, дотронься — и оно пожрет тебя. Эта волна необузданной мощи шла от вампира, сражающегося в центре площадки. Маги не сдавались. И Барт не смог заставить себя выйти из тени.
Чтобы выжить — надо слиться с реальностью. Но та реальность, которая была перед ним, не отличалась стабильностью. Тени то появлялись, то исчезали. Световые лучи носились по полю. Иногда она долетали до того дома, в черном отпечатке которого прятался арборисит. Вампиру приходилось быть вдвойне внимательным. Если световой шар попадет по нему, то не важно, где он находится — в цветном мире или двухмерным — результат будет один — горстка пепла.
При всей своей преданности госпоже самоубийцей Барт не был. Он предпочел не высовываться, а ждать. Просто ждать, надеясь, что ему повезет и не придется отчитываться перед Эрной о провале операции.
Маркус не вмешивался. Спокойно смотрел, как вампир попал в ловушку, издалека наблюдал за магическими всплесками, думая, что его жена, безусловно, оценила бы красоту: контраст антрацитового неба, черной земли и цветовых фейерверков, которые заняли, казалось, все остальное пространство.
Бену приходилось не сладко. Но Маркус даже не сдвинулся с места, чтобы ему помочь. В этот вечер он решил быть лишь наблюдателем, положившимся на судьбу и готовый принять любой ее выбор.
«Кристалл изменил его, но чем эти изменения окажутся для нас?» — говорил Виллем про выбравшегося из артефакта вампира, встряхивая своей белоснежной головой и дегустируя в кабинете Маркуса новый кровяной напиток. Досельгоф был согласен с отцом. Лучшая тактика — наблюдение и ожидание.
Замерев на границе тьмы и света, оставаясь невидимым для магов и себе подобным, лишившись фактически тела, разложенного тьмой на составляющие, Маркус сейчас был ничем и никем — лишь отголоском себя прежнего. Он следил за битвой и сравнивал, сравнивал, сравнивал.
Они познакомились с Бенджамином — тогда еще де Конингом — в том злополучном шестнадцатом веке. Встречались мимоходом и позже. Но то, что глава ордена Кхорта сейчас видел... Это было непостижимо. Длинные щупальца отбивали удары с недюжей силой. Кровавое озеро у ног расширялось, демонстрируя приличные внутренние запасы этой субстанции. Не хотел бы с таким столкнуться в бою Маркус, а ведь он был намного старше Лоуренса.
Но было еще кое-что. Темной печатью обрисовывался силуэт Лоуренса. И тьма, окутывающая его тело, была темнее той тьмы, в объятиях которой сейчас плавал сам арборисит.
Тень Бенджамина дрожала. Незаметно и неслышно. Но это для других. Тот, кто ходит по границе, кто использует тьму для выхода на другую сторону этой грешной вселенной, улавливал ее дыхание и движения, сделанные пока еще неумелой рукой. Так управляет тенью тот, кто только-только стал вампиром и еще не осознал, какая руна открыла для него свои грани.
Но тьма двигалась не только на площадке, но и возле домов. Новый зритель пришел на шоу, и Маркус поспешил скрыться в более глубоких слоях тени и уже оттуда наблюдать за новоприбывшим.
А зрителей становилось все больше и больше. Вот еще один участник — запыхавшаяся девушка со следами страха на лице. Несчастная, она, судя по всему, так и не поняла, как сюда попала, или…
Лицо смертной показалось Маркусу знакомым, а сорвавшееся из уст девушки имя расставило все по местам.
И пока маги не поняли, кто пришел на магическое шоу, пока девушка не привлекла к себе чрезмерное внимание теургов, пока Лоуренс случайно не задел невинную, темная двухмерная рука вытянулась из тьмы, зажала рот смертной и втянула ее в стену дома, отсекая все возможности вырваться. Двухмерный мир поглотил Робин, все цвета растворились в переплетении размытых линий.
Подкрепление приближалось, но оно не спасет единственного уцелевшего мага из прежнего отряда. Наверно, теург прочитал о своей смерти в алых радужках вампира. Глаза несчастного расширились от ужаса, лицо исказилось от боли, когда щупальце разделило рыцаря на две части.
Не успело тело упасть на холодную землю, как не выдержали снайперы, открыв огонь.
У них закончились капсулы!
Презрительная улыбка тронула губы вампира. Закрутилась на ладони кровь, образуя шпагу. Неужели эти олухи считали, что несколько доз вератрина, который уже использован, свалит его? Что ж, эта ошибка кому-то будет стоить жизни.
И все же Бен поторопился.
Новые отряды магов были подготовлены лучше. Пока стальные осы, выпущенные людьми, застывшими на крышах домов, соревновались с вампиром в скорости, маги сражались по-своему.
В меткости ни тем, ни другим нельзя было отказать. Снаряды летели, скользя по долу клинка вниз, отскакивали от щупалец, которые норовили дотянуться до теургов. Пенилась вокруг красной массы земля, сжимался воздух, цветные молнии рассекли пространство площадки...
Думать — слишком дорогое удовольствие. Все тело — одна пружина, которая разжималась, как только новая опасность надавливала на скрытые рычаги. Удар. Бросок. Фактически ничего не видя, а лишь чувствуя смерть, Бен отбивался и нападал. Нападал и отбивался.
Он уже не сожалел о своем решении, не пытался уйти от битвы. Он знал — если уйдет, то только отсрочит конец. Значит, надо сражаться до конца. И в этом сражении вампир даже получал удовольствие. От каждого уничтоженного противника еще сильнее бурлила кровь в венах, еще активнее действовала руна.
Кровяные щупальца, поглощая кровь жертв, отбивали снаряды, парировали воздушные лезвия, водяные иглы и каменные тараны — все это под стальным дождем, который лился с крыш домов. Новые отряды принесли очередные порции вератрина. Бену приходилось задерживать дыхание, чтобы не нахвататься парализующей хрени.
Защищенные оберегами и амулетами — не подкопаешься — маги наносили удары на расстоянии, не позволяя ни Бену, ни его змеям приблизиться. Обходили его по периметру, расчерчивали воздух немыслимые жестами, собирали силу, чтобы бросить в него. Расплачивались смертью земли ради победы над вампиром.
Геотеурги выцеживали живительные соки земли для борьбы. Маги воды высушивали рудники и ключи. Отдавали накопленную и сохраненную влагу дома. Пока это было незаметно для глаза, но еще немного — и здания высохнут, пойдут трещинами, чтобы однажды рухнуть.
Теурги бились упорно. Проходились лучами, стихиями по телу вампира, словно выискивали незащищенные места. Но пока их не было.
Был бы перед ними прежний Бен, он давно бы выдохся, рунные запасы показали бы дно.
Но тот, кто выбрался из кристалла, был иным. Более сильным. Более ловким. Он чувствовал движение стихий до того, как те ударят. Он обходил ловушки, разрушал сложные заклинания до того, как в голове магов сформируется нужная формула, а кристаллы наполнят ее энергией. Хотя кровяное озеро у ног вампира уменьшалось, он еще был в состоянии удерживать змей, защищать тело. И нападать. Да, пока еще он мог нападать.
Единственное, что не давало покоя, — нехватка воздуха. Редкий вздох, который мог позволить себе вампир, не мог восполнить уровень кислорода в крови.
Остановись! Уходи! Тебе не выстоять.
Женский голос. Ванильный запах. Резкий вдох и осознание, что все — напрасно. Магов — слишком много, сил становилось меньше.
Запал битвы прошел, ненависть испарилась. На секунду даже возникло сожаление о тех, кого вампиру пришлось убить.
Но времени для самокопания не было.
Движение справа Бен заметил лишь краем глаза. Когда везде разрываются капсулы со святой водой, обжигая наросты, вырывая от маски на лице порцию крови, на место которой встает обновленный слой зашиты, нельзя сосредоточиться на чем-то одном.
И все же этого он упустить не мог.
Живой кристалл на треножнике, установленном в земле, поднимался. Столб земли возносил его наверх. Не хватало лишь активации, чтобы белоснежные камни засверкали белым и превратились в смертоносное оружие.
Такое же движение появилось чуть левее — и еще одна стела с кристаллом взметнулась вверх. Новое движение — уже сзади.
Столбы вырастали, вознося ввысь белоснежные кристаллы света и образуя круг. Скоро он замкнется, светлые активируют энергию — и польется поток по каменным столбам, опускаясь на землю, даруя свет всему, на что падет эта белоснежно яркое и кристально чистое покрывало; низвергая в Тресон каждого, кто на своих руках несет печать черни. И тогда будет смерть: маги земли сожмут круг и свет разрежет вампира, измельчая не только его плоть, но и уничтожая главный источник жизни носферату — сердце.
Бен сделал отчаянный рывок, стараясь проскочить в то пространство, что еще не было заполнено столбами.
Вампир не успел остановиться, даже если бы и хотел — он слишком поздно заметил настоящую опасность. Он несся вперед, прямо навстречу скрещенным перед грудью ладоням с белоснежным камнем в центре.
Свет резанул по глазам, тело дернулось, принимая на себя удар такой мощи, что ноги оторвались от земли.
Доли секунд полета. Через всю площадку. Навстречу исходящей штукатуркой стене дома.
Кажется, вампир пытался схватиться за воздух. Кажется, он что-то пытался сказать.
Но нет. Этих долей секунд ему хватило лишь на то, чтобы понять: он проиграл. Слишком много кристаллов здесь было. И слишком мало магов света было в наличии у Коллегии. Все это стелы — лишь для отвода глаз, чтобы он сам угодил в ловушку и налетел на теурга, раскрывая грудь для удара.
Мир покачнулся и исчез. Холодные объятия обожгли Робин, но она не в силах была ни пошевелиться, ни вдохнуть, ни даже моргнуть. Грудь разрывалась. Словно альбомные листы, разрисованные темной акварелью, мелькали улицы с размытыми пятнами огней домов, фарами машин. Длинные фигуры людей с гротескно вытянутыми руками проплывали мимо, не давая возможность зацепиться за знакомые или незнакомые лица — они все казались масками, где выделялись проемы-глазницы и выступы-носы.
Робин была напугана. Она осознавала этот страх, как осознавала, как изменился мир.
Она умерла?
Возможно, именно так выглядит смерть, когда ты теряешь возможность двигаться, когда мысли зависают тяжелой сферой над головой и ты не в силах их сдвинуть, чтобы решить, а что же произошло; когда память стирает самый важный момент: момент самой смерти.
Девушка еще пыталась отрицать увиденное, не в силах осознать случившееся. Но оно вновь и вновь вставало перед глазами. И эти картины словно стали ключом. Теперь площадка предстала перед Робин в другом свете. Она словно увидела лицо смерти, и та открыла человеку свои новые жертвы. Убитые и раненые, они были везде — у подъездов, на асфальте, на железных брусьях, протыкающих землю. Их кровь сливалась с озером, в центре которого стоял вампир.
Вампир! Сын ночи и слуга Дьявола.
Ужас холодной змеей пополз по ногам девушки.
Раздались выстрелы.
Неожиданно на площадке стало людно. Откуда появились люди — или маги? — и вновь пришли в движения щупальца. От ярких всполохов заслезились глаза. Но даже сквозь слезы Робин видела, как извивались кровавые змеи, рубя железо, перемалывая тела.
Вот парень — молодой парень, лет двадцати пяти, побежал в сторону Робин. Он что-то кричал, но что — девушка не поняла. Удивление застыло на его лице, когда щупальце пронзило тело несчастного — вошло в спину, и вышло извивающимся отростком спереди.
Казалось, время замерло. Робин видела, как черная маска с длинными белоснежными клыками поворачивается в еесторону, как отражаются блески фонарей в алых глаза, где не было ни белка, ни зрачка. Все оказалось закрыто амарантовой пленкой.
Крик готов был сорваться с губ, но Робин не успевала даже выдохнуть.
На рот легла чья-то ладонь, и она провалилась в темноту.
Нельзя не вдохнуть — ни пошевелиться. Мир вдруг стал серым и замелькал перед нее глазами как ленты старого кино, где картины двухмерны, а звук издает единственное сломанное пианино в зале.
***
— Не нравится мне все это, — мужчина, застывший у серебристого автомобиля, припаркованного возле дома, вновь закурил. — Я даже отсюда чувствую, как там собрались эти светлячки. Господин, может ну его нафиг. Не подумайте, что я боюсь, но, скажем честно, наша миссия заранее обречена на провал.
— Ты можешь заткнуться, Барт? А не то я начинаю сомневаться, что моя мать оказалась права, приблизив тебя к себе.
— Да, господин, — обреченно протянул курящий, почесывая мясистый подбородок. Миндалевидные глаза обратились к небу.
Магический фон ощущался даже здесь, в паре метров от того места, где маги раскинули свои щиты. На него реагировала волоски на коже, которые поднимались, сплетались, словно искали спасения в объятиях друг друга.
Барт поежился и похлопал себя по рукам, надеясь снять напряжение, но все его нутро буквально кричало — не стоило влезать в эту авантюру. Предложим, Барту действительно удастся проникнуть через этот купол, установленный магами. Но как, Кхорт его побери, он вытащит буквально из-под носа теургов своего собрата?
А между тем его напарник (хотя какой, к Кхорту, из Вилоиса Ханнеса напарник? Скорее уж руководитель экспедиции, босс — никак ни меньше) открыл багажник. До Барта донесся звук открываемой молнии. В заднем окне машины мелькнуло лицо. На карих, без единого вкрапления радужках, заиграли огни горящих на улице фонарей. Могучий нос прислонился к окну, но затем его хозяин вновь исчез в глубине темного салона.
Барт обреченно вздохнул, затушил сигарету и отправил бычок в полет к стене дома.
— Готов?
— А если нет?
Барт не ожидал от этой экспедиции ничего хорошего. Но выхода не было.
Он принял из рук Вила ободок — широкую ленту с маленькими плоскими накладками. Они как раз пришлись на виски Барта. Тонкие иголки вылезли из уплотнений, протыкая виски вампира.
— А чего-то менее болезненного не было? — ругаясь сквозь зубы, спросил Барт.
— Остальные средства давно известны, а значит, под них имеются ключи. Ты же не хочешь, чтобы тебя засекли? — философски заметил Вил, не испытывая ни малейшего сожаления по части страданий своего партнера. У Ханнеса были другие заботы. Почерневшие от действия руны глаза сына Эрны, королевы Аланэи, смотрели туда, где шла битва Бена с магами.
— Тебе пора.
И давая понять, что разговор окончен, Вилоис залез в машину и закрыл за собой дверь.
Барт махнул рукой в прощальном жесте, хотя знал, что никто на него не смотрит — ну если только пассажир на заднем сиденье — и вступил на территорию, огороженную магическим куполом. Тень домов поглотила арборисита, растворила, заставляя слиться со стеной, землей, с оттиском деревьев на темной стороне этой Вселенной. Вампир заскользил, передвигаясь от одной черной кляксы к другой, вытягивая их, соединяя друг с другом, чтобы обеспечить себе проход там, где свет разгонял всю тьму по углам.
Площадка, где шло сражение, тонула в цвете. Чернота спряталась, сжалась у домов. Белые, красные, оранжевые и желтые всплески освещали территорию. Горели магические кольца, горел воздух, принимающий мощь стихии, истекала цветом земля.
И в центре этого безумия стоял Бен — с черной маской на лице и с радужными отблесками в глазах. Отражались в них огни магов или что-то иное? Барт не знал, но ему вдруг стало страшно.
Он пытался объяснить страх энергией магов, пропитавшей воздух, но было в этом страхе что-то иное. Вроде и близкое, но в то же время настолько чужеродное, что, кажись, дотронься — и оно пожрет тебя. Эта волна необузданной мощи шла от вампира, сражающегося в центре площадки. Маги не сдавались. И Барт не смог заставить себя выйти из тени.
Чтобы выжить — надо слиться с реальностью. Но та реальность, которая была перед ним, не отличалась стабильностью. Тени то появлялись, то исчезали. Световые лучи носились по полю. Иногда она долетали до того дома, в черном отпечатке которого прятался арборисит. Вампиру приходилось быть вдвойне внимательным. Если световой шар попадет по нему, то не важно, где он находится — в цветном мире или двухмерным — результат будет один — горстка пепла.
При всей своей преданности госпоже самоубийцей Барт не был. Он предпочел не высовываться, а ждать. Просто ждать, надеясь, что ему повезет и не придется отчитываться перед Эрной о провале операции.
Маркус не вмешивался. Спокойно смотрел, как вампир попал в ловушку, издалека наблюдал за магическими всплесками, думая, что его жена, безусловно, оценила бы красоту: контраст антрацитового неба, черной земли и цветовых фейерверков, которые заняли, казалось, все остальное пространство.
Бену приходилось не сладко. Но Маркус даже не сдвинулся с места, чтобы ему помочь. В этот вечер он решил быть лишь наблюдателем, положившимся на судьбу и готовый принять любой ее выбор.
«Кристалл изменил его, но чем эти изменения окажутся для нас?» — говорил Виллем про выбравшегося из артефакта вампира, встряхивая своей белоснежной головой и дегустируя в кабинете Маркуса новый кровяной напиток. Досельгоф был согласен с отцом. Лучшая тактика — наблюдение и ожидание.
Замерев на границе тьмы и света, оставаясь невидимым для магов и себе подобным, лишившись фактически тела, разложенного тьмой на составляющие, Маркус сейчас был ничем и никем — лишь отголоском себя прежнего. Он следил за битвой и сравнивал, сравнивал, сравнивал.
Они познакомились с Бенджамином — тогда еще де Конингом — в том злополучном шестнадцатом веке. Встречались мимоходом и позже. Но то, что глава ордена Кхорта сейчас видел... Это было непостижимо. Длинные щупальца отбивали удары с недюжей силой. Кровавое озеро у ног расширялось, демонстрируя приличные внутренние запасы этой субстанции. Не хотел бы с таким столкнуться в бою Маркус, а ведь он был намного старше Лоуренса.
Но было еще кое-что. Темной печатью обрисовывался силуэт Лоуренса. И тьма, окутывающая его тело, была темнее той тьмы, в объятиях которой сейчас плавал сам арборисит.
Тень Бенджамина дрожала. Незаметно и неслышно. Но это для других. Тот, кто ходит по границе, кто использует тьму для выхода на другую сторону этой грешной вселенной, улавливал ее дыхание и движения, сделанные пока еще неумелой рукой. Так управляет тенью тот, кто только-только стал вампиром и еще не осознал, какая руна открыла для него свои грани.
Но тьма двигалась не только на площадке, но и возле домов. Новый зритель пришел на шоу, и Маркус поспешил скрыться в более глубоких слоях тени и уже оттуда наблюдать за новоприбывшим.
А зрителей становилось все больше и больше. Вот еще один участник — запыхавшаяся девушка со следами страха на лице. Несчастная, она, судя по всему, так и не поняла, как сюда попала, или…
Лицо смертной показалось Маркусу знакомым, а сорвавшееся из уст девушки имя расставило все по местам.
И пока маги не поняли, кто пришел на магическое шоу, пока девушка не привлекла к себе чрезмерное внимание теургов, пока Лоуренс случайно не задел невинную, темная двухмерная рука вытянулась из тьмы, зажала рот смертной и втянула ее в стену дома, отсекая все возможности вырваться. Двухмерный мир поглотил Робин, все цвета растворились в переплетении размытых линий.
Подкрепление приближалось, но оно не спасет единственного уцелевшего мага из прежнего отряда. Наверно, теург прочитал о своей смерти в алых радужках вампира. Глаза несчастного расширились от ужаса, лицо исказилось от боли, когда щупальце разделило рыцаря на две части.
Не успело тело упасть на холодную землю, как не выдержали снайперы, открыв огонь.
У них закончились капсулы!
Презрительная улыбка тронула губы вампира. Закрутилась на ладони кровь, образуя шпагу. Неужели эти олухи считали, что несколько доз вератрина, который уже использован, свалит его? Что ж, эта ошибка кому-то будет стоить жизни.
И все же Бен поторопился.
Новые отряды магов были подготовлены лучше. Пока стальные осы, выпущенные людьми, застывшими на крышах домов, соревновались с вампиром в скорости, маги сражались по-своему.
В меткости ни тем, ни другим нельзя было отказать. Снаряды летели, скользя по долу клинка вниз, отскакивали от щупалец, которые норовили дотянуться до теургов. Пенилась вокруг красной массы земля, сжимался воздух, цветные молнии рассекли пространство площадки...
Думать — слишком дорогое удовольствие. Все тело — одна пружина, которая разжималась, как только новая опасность надавливала на скрытые рычаги. Удар. Бросок. Фактически ничего не видя, а лишь чувствуя смерть, Бен отбивался и нападал. Нападал и отбивался.
Он уже не сожалел о своем решении, не пытался уйти от битвы. Он знал — если уйдет, то только отсрочит конец. Значит, надо сражаться до конца. И в этом сражении вампир даже получал удовольствие. От каждого уничтоженного противника еще сильнее бурлила кровь в венах, еще активнее действовала руна.
Кровяные щупальца, поглощая кровь жертв, отбивали снаряды, парировали воздушные лезвия, водяные иглы и каменные тараны — все это под стальным дождем, который лился с крыш домов. Новые отряды принесли очередные порции вератрина. Бену приходилось задерживать дыхание, чтобы не нахвататься парализующей хрени.
Защищенные оберегами и амулетами — не подкопаешься — маги наносили удары на расстоянии, не позволяя ни Бену, ни его змеям приблизиться. Обходили его по периметру, расчерчивали воздух немыслимые жестами, собирали силу, чтобы бросить в него. Расплачивались смертью земли ради победы над вампиром.
Геотеурги выцеживали живительные соки земли для борьбы. Маги воды высушивали рудники и ключи. Отдавали накопленную и сохраненную влагу дома. Пока это было незаметно для глаза, но еще немного — и здания высохнут, пойдут трещинами, чтобы однажды рухнуть.
Теурги бились упорно. Проходились лучами, стихиями по телу вампира, словно выискивали незащищенные места. Но пока их не было.
Был бы перед ними прежний Бен, он давно бы выдохся, рунные запасы показали бы дно.
Но тот, кто выбрался из кристалла, был иным. Более сильным. Более ловким. Он чувствовал движение стихий до того, как те ударят. Он обходил ловушки, разрушал сложные заклинания до того, как в голове магов сформируется нужная формула, а кристаллы наполнят ее энергией. Хотя кровяное озеро у ног вампира уменьшалось, он еще был в состоянии удерживать змей, защищать тело. И нападать. Да, пока еще он мог нападать.
Единственное, что не давало покоя, — нехватка воздуха. Редкий вздох, который мог позволить себе вампир, не мог восполнить уровень кислорода в крови.
Остановись! Уходи! Тебе не выстоять.
Женский голос. Ванильный запах. Резкий вдох и осознание, что все — напрасно. Магов — слишком много, сил становилось меньше.
Запал битвы прошел, ненависть испарилась. На секунду даже возникло сожаление о тех, кого вампиру пришлось убить.
Но времени для самокопания не было.
Движение справа Бен заметил лишь краем глаза. Когда везде разрываются капсулы со святой водой, обжигая наросты, вырывая от маски на лице порцию крови, на место которой встает обновленный слой зашиты, нельзя сосредоточиться на чем-то одном.
И все же этого он упустить не мог.
Живой кристалл на треножнике, установленном в земле, поднимался. Столб земли возносил его наверх. Не хватало лишь активации, чтобы белоснежные камни засверкали белым и превратились в смертоносное оружие.
Такое же движение появилось чуть левее — и еще одна стела с кристаллом взметнулась вверх. Новое движение — уже сзади.
Столбы вырастали, вознося ввысь белоснежные кристаллы света и образуя круг. Скоро он замкнется, светлые активируют энергию — и польется поток по каменным столбам, опускаясь на землю, даруя свет всему, на что падет эта белоснежно яркое и кристально чистое покрывало; низвергая в Тресон каждого, кто на своих руках несет печать черни. И тогда будет смерть: маги земли сожмут круг и свет разрежет вампира, измельчая не только его плоть, но и уничтожая главный источник жизни носферату — сердце.
Бен сделал отчаянный рывок, стараясь проскочить в то пространство, что еще не было заполнено столбами.
Вампир не успел остановиться, даже если бы и хотел — он слишком поздно заметил настоящую опасность. Он несся вперед, прямо навстречу скрещенным перед грудью ладоням с белоснежным камнем в центре.
Свет резанул по глазам, тело дернулось, принимая на себя удар такой мощи, что ноги оторвались от земли.
Доли секунд полета. Через всю площадку. Навстречу исходящей штукатуркой стене дома.
Кажется, вампир пытался схватиться за воздух. Кажется, он что-то пытался сказать.
Но нет. Этих долей секунд ему хватило лишь на то, чтобы понять: он проиграл. Слишком много кристаллов здесь было. И слишком мало магов света было в наличии у Коллегии. Все это стелы — лишь для отвода глаз, чтобы он сам угодил в ловушку и налетел на теурга, раскрывая грудь для удара.
Мир покачнулся и исчез. Холодные объятия обожгли Робин, но она не в силах была ни пошевелиться, ни вдохнуть, ни даже моргнуть. Грудь разрывалась. Словно альбомные листы, разрисованные темной акварелью, мелькали улицы с размытыми пятнами огней домов, фарами машин. Длинные фигуры людей с гротескно вытянутыми руками проплывали мимо, не давая возможность зацепиться за знакомые или незнакомые лица — они все казались масками, где выделялись проемы-глазницы и выступы-носы.
Робин была напугана. Она осознавала этот страх, как осознавала, как изменился мир.
Она умерла?
Возможно, именно так выглядит смерть, когда ты теряешь возможность двигаться, когда мысли зависают тяжелой сферой над головой и ты не в силах их сдвинуть, чтобы решить, а что же произошло; когда память стирает самый важный момент: момент самой смерти.
