Пролог
Люцифер долго молчал, неестественно медлил, затем как-то слишком неуверенно для себя сделал ход конём. Резная фигура из слоновой кости встала прямо напротив чёрного короля, и падший ангел в недоумении замер, скривив красивые тонкие губы — сделанное оказалось абсолютно бесполезно. Позиции его соперника были непоколебимы. Люцифер ещё раз взглянул на массивную доску и неожиданно ударил бледной ладонью по небольшому специально сделанному под шахматы столику из красного дерева, отчего тот пошёл трещинами, а все фигуры опасно закачались, грозясь попадать и тем самым свести игру на нет.
— Терпение, мой друг, терпение, — усмехнулся сидящий напротив и поправил свою белую мантию, стряхнув с неё что-то. — Всего лишь игра.
— Эта игра отражает всю суть нашего с тобой, скажем так, сотрудничества. Ты всё время уходишь, изворачиваешься, Эрнан. А я ведь не захудалый чёрт, а сам Сатана.
— Я тоже хочу выжить, дорогой друг, — с тихим смехом ответили ему. — Весь мир хочет. Христианский уж точно.
— Неужто мнишь себя вторым Христом? — парировал Люцифер, беспечно откидываясь на спинку резного кресла. Полы его одежд трепал лёгкий мартовский ветерок, проникавший со стороны открытого балкона, выходящего прямиком на залитую солнцем площадь Святого Петра.
— Я не настолько глуп и добросердечен, — ухмыльнулся Эрнан, совершая очередной ход и лишь подтверждая свои позиции. — Папа Римский должен быть хитрее и жизнеспособнее библейских героев, особенно в моей ситуации. Уж я-то знаю.
— Ты ведь не ушёл далеко, — лениво заметил Сатана, неприятно улыбаясь и беспечно глядя на доску. — Разве не ты позволил выжечь собственную магию?
— Замолчи, — Папа резко и даже как-то неестественно, будто плохой актёр, изменился в лице, его губы презрительно исказились, в глазах зажёгся недобрый огонёк ненависти, он весь задрожал от ярости и злобы. — Меня подставили. Этот проклятый Радулеску знал моё слабое место.
— Ну прости, прости, — шутливо отозвался Люцифер, которого происходящее разве что забавляло, не более. — И что же дальше?
— Дальше? — Эрнан безумно расхохотался и скрестил руки на груди, в проникающих в комнату лучах блеснул богатый перстень с рубином. — Дальше? Они отняли у меня магию, но голова на плечах у меня всё ещё есть. Я отомщу, отомщу так, что весь свет узнает: нельзя оставлять меня в дураках, не будь я Кастанеда.
— Отомстишь? — Сатана задумчиво пожевал губами, чуть изогнул брови и слабо качнул головой, затем задумчиво хмыкнул. — Отомстишь. Что ж, я даже не буду заглядывать в будущее и портить себе ожидание, а просто понаблюдаю за тем, что ты будешь делать, Эрнан. Теперь власть при тебе. Но у меня будет условие.
— Я слушаю, — Эрнан напрягся, ощущая явную заинтересованность Люцифера, что отчасти пугало. — Говори же.
— Позволю себе подобное ребячество, но… будь другом, не делай меня виноватым в появлении магии, если вдруг решишь заняться чем-то подобным. Это случилось задолго до меня, а её источник открылся сам по себе из-за каких-то шаманов на Севере. По рукам?
— Почему нет, — Кастанеда медленно кивнул и откинулся обратно на мягкие кресельные подушки, хмуря высокий лоб. — По рукам.
— А то, знаешь ли, неприятно подобное выслушивать раз за разом, — пожаловался Сатана. — Это подмена фактов. Непорядок.
— И когда тебя это волновало? — Папа тяжело вздохнул и укоризненно покачал головой. — Это говорит мне сам повелитель зла?
— Злу тоже бывает обидно, — терпеливо напомнил Люцифер, недовольно поджав губы. Он бросил короткий взгляд на выглядывавший из-за развевающихся штор кусочек чистого голубого неба и поднялся. Стул с неприятным скрежетом проехался по каменному полу.
— Сожалею, но мне пора. Можешь считать, что выиграл сегодняшнюю партию, но, будь у меня больше времени, я бы взял реванш. До встречи, друг мой, — буднично произнёс Сатана и тут же исчез, оставив Эрнана в полном одиночестве. Тот ещё немного посидел, прикрыв глаза и раздумывая над чем-то, затем всё же переместился за письменный стол и взял в руки перо.
Роковое решение было принято.
Глава первая, о блудном сыне
Перед огромным ампирным зданием Университета остановился высокий рыжеволосый мужчина и вскинул голову, разглядывая широкие, обрамлённые нелепой лепниной окна, в которых горел яркий, даже неприятный свет. Почти чёрное, предгрозовое небо оттеняло эти светлые проёмы, отчего на улице становилось ещё более неуютно и неприятно. Ледяной ветер пробирал до костей, отчего мужчина только плотнее кутался в старый серый плащ, всё не решаясь подойти к массивным позолоченным дверям и постучать.
Небо наконец разразилось ливнем с грозой, грязно-серые тучи прорезали тонкие белые молнии, загремел, будто забил в тяжёлый барабан, гром. Незнакомец чертыхнулся и всё же шагнул под под мраморный антаблемент, а затем трижды постучал тяжёлым медным молотком о такую же панель, истёртую и отбитую не одной тысячей ударов приходящих. После минутного ожидания дубовая створка чуть приоткрылась, издав при этом неприятный скрип, и оттуда выглянул какой-то слуга, один из Низших, кажется, и знаком велел следовать за ним. Мужчина деланно пожал плечами, внутренне поёжившись от изучающего, будто пронизывающего насквозь взгляда служителя. Что-то в этом было отталкивающее и пугающее. Ясно было, что его тут поджидали.
Коридоры, увешанные разными картинами и уставленные трофеями, казались нескончаемыми. Слуга шёл бесшумно, будто не касаясь пола, и от этого было совсем не по себе. Университет всё больше и больше был похож на соседнее здание — местный отдел Инквизиции. Только снующих туда-сюда инквизиторов не хватало для полной картины.
Наконец, красный, уже кое-где запылившийся и затёртый ковёр кончился, и двое зашли в небольшой полукруглый кабинет с длинным, обитым зелёным сукном столом, заваленным множеством старинных, тяжёлых книг и с пожелтевшими от времени страницами и какими-то бумагами. Кое-где валялись перья, стояли открытые чернильницы, лежали не точеные карандаши. А за всем этим навалом сидел высокий и статный мужчина в вышитом серебром камзоле, на его пальце блестело фамильное кольцо с синим камнем. Он приветливо улыбнулся и кивнул на бархатное зелёное кресло напротив.
— Ольгерд? Мы давно не виделись. Я рад тебе, — медленно произнёс мужчина. Вежливая улыбка сменилась заинтересованной, а в глазах появились искорки смеха. — Возвращение блудного сына?
— Да, отец, — Ольгерд тяжело вздохнул и потупил взгляд. — Я вернулся. В чём-то ты был прав. Я ещё многого не знаю о колдовском искусстве.
— Что-то мне подсказывает, что за время своего путешествия ты немало узнал, — мужчина рассмеялся. — Весь в меня. И я когда-то был также уверен во всём на свете. Впрочем, оказался прав — я ректор университета и почётный член Королевского совета.
— Ну да, — его сын не поднимал головы. — Не спорю.
— Не падай духом, Ольгерд Драгомил Рауде. В жизни встречается немало неудач, но они не должны выбивать тебя из колеи, — строго сказал ректор, затем поднялся и обошёл стол, вплотную приблизившись к сыну. Ольгерд нерешительно встал, всё так же не смотря на отца. Тот ласково улыбнулся ему и крепко прижал к себе.
— Мы все скучали, — тепло сказал Рауде-старший. — С возвращением.
— Спасибо, пап, — Драгомил уткнулся носом в его плечо. — Прости, я тогда много всего наговорил перед уходом.
— Все мы когда-то были молоды и горячи, — усмехнулся ректор. — Забудем обиды. Сегодня время праздника. Мой сын дома.
— Мне бы поспать для начала, — рассмеялся Ольгерд. — И маму навестить. Она, наверное, с ума сходила от волнения.
— Она же твоя мать, — Рауде кивнул. — Какой родитель не будет беспокоиться за своего ребёнка?
— Верно, — Драгомил отстранился, заправил за ухо прядь непослушных рыжих волос. — Ну, я пойду.
— Хорошо, — ректор выпустил сына из объятий. — Лайме тебя ждёт.
***
Лайме сидела у высокого окна и вышивала, напевая старую балладу об Ордене Дракона. В комнате потрескивал камин, отбрасывая тонкие блики на каменную стену. Госпожа Рауде не любила яркого света волшебных люстр, не любила шаров-люминатов, отдавая предпочтение огню и свечам. Её глаза уже очень давно не выносили яркий свет, а кожа горела. Будучи одной из детей Ночи, (а Лайме пошла в свою мать, княжну Полночного медье, Аудру), она привыкла жить в полумраке. Лайме видела в темноте лучше любой кошки или ночной птицы, но как наступал день, не выходила из-за стен Университета. Она была довольна своей жизнью — женщина была привязана к дому, мужу и детям, а это не требовало посещения чего-то за пределами полутёмных комнат.
Послышались тихие, очень знакомые шаги. Лайме выпрямилась и сжала в руках шёлковую ткань. Сердце стало биться чаще, пальцы дрожали. Ей не кажется? Неужто?..
— Мама! — в покои вбежал Ольгерд и с разбегу обнял мать, крепко прижав к себе. — Я скучал, мамочка.
— Ольгерд, сыночек, — Лайме слабо обняла сына за крепкие плечи и поцеловала в лоб, чуть приподнявшись на цыпочки — сын был выше на пол-головы. — Я… Я ночей не спала, места себе не находила — молила Бога, чтобы ты вернулся живым и невредимым, — она не договорила — слёзы счастья застилали глаза.
— Мам, ну чего ты? — Рауде смущался и краснел, бережно придерживая мать за талию. — Мам…
— Я так рада, что ты снова с нами, — Лайме заулыбалась, выпуская сына из объятий и вытирая заплаканные глаза. — Ты уже был у отца?
— Да, — как-то отстранённо ответил Драгомил. — Он принял меня обратно.
— Он тебя любит, — женщина тепло улыбнулась. — Мы все тебя любим.
***
Маг валился с ног от внезапно накатившейся усталости — его сил едва хватило, чтобы дойти до огромной мягкой кровати с кучей подушек, укрытой вышитым золотом покрывалом. Ольгерд рухнул на неё и закрыл глаза, намереваясь в ближайшие несколько часов не думать ни о чём, но не тут-то было. Буквально в эту же минуту дверь его спальни приоткрылась, и в комнаты заглянула Данута, его младшая сестра и дама Магического Свитка. Конечно, под слово «дама» она совсем не подходила — Дануте было не больше двадцати, и была он весела и резва не в пример остальным трём женщинам.
— Изволили вернуться? — она всегда обращалась к нему на «вы», когда была недовольна или обижена, тем самым показывая, что ей неприятно его недоверие или что-то подобное.
— Данута? Ты вовремя, — Ольгерду всё же удалось собрать волю в кулак и сесть. — Так и не научилась стучаться?
— Зачем это? — деланно удивилась она. — Сколько себя помню — была Владычицей Дверей, все открывались сами.
— Наша старая игра, — рассмеялся Драгомил. — Я король Казимеж, ты Владычица Дверей, Велимира, мы боремся со всеми на свете, я спасаю тебя от дракона, мы женимся. Милое развлечение, помню.
— Да, — Данута плюхнулась на покрывало рядом с ним и улыбнулась. — Я выхожу замуж. Извини, что решили без тебя, но ты, скажем так, пропадал уж слишком далеко от дома.
— За кого? — Ольгерд от неожиданности даже забыл поздравить сестру. — Как так вообще получилось?
— Ну, а как это случается в наших кругах? — пожала плечами девушка. — К отцу пришли важные люди в длинных серебряных одеждах и принесли предложение от принца Винсента. Вот как, Ольгерд, вот как. Стала я принцессой.
— И отец согласился? — Рауде нахмурился, недовольно скрестил руки на груди. Сон как рукой сняло. Что же это такое? Как же так вышло? Их семья всегда держалась подальше от политических браков, а тут третий сын короля Венцеслава… Неспроста это, неспроста.
— Таким людям не отказывают, — пожала плечами Данута, с ногами забираясь на кровать. — Вот разве можно отказать принцу?
— Нет, — задумчиво покачал головой Ольгерд, лицо его посерело. Печально было отпускать сестру, да ещё к таким высокопоставленным людям.
— Вот и отец не смог, — девушка вздохнула. — Впрочем, принц Винсент совсем неплохой, я видела его, мы немного говорили. Он добрый, правда, немного рассеянный. Это даже смешно, по чести сказать. Он довольно милый.
— Я рад за тебя, раз уж так, — Ольгерд улёгся обратно. — Поздравляю.
— Было б с чем, — Данута покачала головой, затем вдруг насторожилась и прислушалась. Приложила палец к губам.
— Мне кажется, или под окнами что-то происходит? — раздался в голове Драгомила её взволнованный голос.
Глава вторая, о силе народного гнева
Брат и сестра подбежали к огромному окну, раздвинули тяжёлые бордовые портьеры и осторожно выглянули наружу. Ольгерд и думать забыл об усталости и сне — он не на шутку испугался шума. За время своего путешествия он не раз видел, как бунтуют люди против той ли иной власти, законов, порядков. Это было страшно. Всех как с цепей срывало: народ бесновался, громил всё вокруг, убивал, мучил; по улицам сновали солдаты, которым было приказано стрелять на поражение, дворец правителя напоминал осаждённую крепость, нежели что-то красивое. В такие часы города и государства пребывали в хаосе и мраке, и Драгомил отчаянно боялся, что когда-нибудь это повторится в его родном крае. Неужто опасения сбываются?
— Что они просят? — Данута смотрела затравленно, по ней было видно, что она не меньше напугана. Бедная, как хорошо, что это первый раз, когда она в живую видит бунт. Ольгерд даже подумал отвести её от окна, чтобы не пугать ещё больше, но понял, что сестру теперь не оттащить от него.
— Я не слышу, — открывать тяжёлые створки было опасно — мало ли что могло взбрести в голову Средним. На первый взгляд, при них не было оружия или чего-то подобного, но надежды это не внушало — многие Средние умели колдовать. Так что же происходит?
