-Так почему бы не приготовить его к празднику? – как можно угодливее произнесла она. – Его Величество наверняка будет рад такому угощению!..
-Тише! Тише!.. – зашипел тут господин распорядитель, сгорбив свою и без того искривленную спину. – Нашла, что предложить! Бестолковая человеческая девчонка!..
-Но что не так с королевским медом? – прошептала Эммелин в ответ, невольно перенимая его заговорщицкие повадки. – И почему о нем нельзя говорить?
-Да потому что никто не может сварить настоящий вересковый мед уже долгие годы! – прошипел господин Вальтазар, озираясь и прядя острыми ушами, словно встревоженная лошадь. – Сколько король ни грозился, какую щедрую награду не сулил, но с тех пор, как… как… Ох, да на что ты меня подбиваешь, подлая рабская душа?!.. Ни звука больше, пока никто не услышал, о чем мы тут говорим!
-Король обещал награду тому, кто сварит особый вересковый мед? – медленно переспросила Эмме, чувствуя, как сердце пропустило удар, подсказывая: вот, вот он – единственный путь ко спасению!
-Обещал, обещал, - отмахнулся господин Вальтазар, все еще тревожно вертя головой. – Да только никто не смог исполнить его пожелание. Ох и гневался же наш светлейший король, ох и летели головы с плеч!.. Хорошо, что прошло много лет и он позабыл о вересковом меде – с тех пор котел пылится без дела. И все же лучше его не трогать – не то накличем беду, королевский приказ никто не отменял…
«Верно ли я поняла тебя? – спрашивала Эммелин магию, прятавшуюся где-то в самом тайном уголке сердца, куда не под силу было заглянуть самому Йоссе-колдуну. – Это твой ответ на мои просьбы? Но смогу ли я?.. Или же навлеку на себя еще худшую беду?..»
И, страшась то ли своего решения, то ли того, что сомнения вот-вот окрепнут и свяжут ее по рукам и ногам, она звонко выкрикнула – чтобы ее услышал каждый работник медоварни:
-Я берусь сварить королевский вересковый мед по приказу Его Величества!
…Бедной Моне было приказано оставаться дома и приготовить свадебный обед. Но ей не дали никакой провизии, ровно ничего, только одни пустые горшки да кастрюли — это были большие морские раковины. Старый морган сказал ей, что, когда все вернутся из церкви, она должна подать на стол прекрасный обед, или ей не миновать смерти. Судите же сами, в каком смятении и горе была бедняжка!
«Морганы на острове Уэссан», французская народная сказка
Слова Эмме чрезвычайно не понравились господину Вальтазару, прочим мастерам-медоварам, да и безмолвные прежде слуги-люди зароптали. Кто-то охнул и зашмыгал носом, кто-то сердито зашипел, а сам распорядитель медоварни глухо рокотал, как потревоженный в логове дикий зверь.
-Ах ты, грязное людское отродье!.. – прогудел он, но Эммелин верно догадалась, что никто в медоварне не посмеет ей отказать, раз уж она вызвалась исполнить королевский приказ во всеуслышание. О повелении Его Величества можно было на время забыть, - если уж и сам король давно не вспоминал о своей прихоти, - но открыто пойти против воли правителя в Холме не решился бы, пожалуй, и сам Йоссе. Как ни сверкали глаза гоблина Вальтазара, как ни скрежетали его кривые зубы, но приказа исхлестать дерзкую рабыню розгами или утопить в испорченном меду он так и не отдал. Слухи в Холме расходились быстро и о самоуправстве распорядителя медоварни, посчитавшего королевское повеление маловажным, наверняка вскоре услышали бы при дворе – а уж король наверняка бы посчитал подобное изменой, не меньше.
Но, видя, как затравленно и злобно зыркают исподлобья медовары, Эммелин поняла, что от них не стоит ждать даже самой мизерной помощи. Никто не желал навлечь на свою голову королевский гнев в случае неудачи – ну а в удачный исход этой затеи здесь не верила ни одна живая душа.
-Что ж, вари! – хищно осклабился Вальтазар, словно прочитав ее мысли. – И если вкус Его Величества будет оскорблен твоим варевом – расплачиваться за это будешь ты одна! Голову с плеч долой – вот что присудит Его Величество, если ему подадут никчемное пойло. И я тут же скажу, чьих рук это дело! Никто, кроме тебя, не прикоснется к этому котлу, у меня каждый раб на счету. А для начала – отправляйся к держателю Книги Рецептов, да спроси у него, как готовится королевский мед – ведь ты и этого наверняка не знаешь!..
Злорадный смех, которым сопровождались последние слова, прямо указывал на то, что гоблин считает, будто Эммелин не справится даже с первым заданием и история дерзкой кухонной девчонки, вознамерившейся заслужить королевскую милость, завершится, не успев начаться.
-Как скажете, - тут же ответила Эмме с решимостью, свойственной тем, кому терять нечего. – Где мне найти держателя Книги Рецептов?..
…И вскоре она уже спускалась по тесной винтовой лестнице, ведущей в вовсе загадочные норы – глубже самой медоварни, темнее кротовьих ходов. «Что за существо может обитать так глубоко в недрах Холма? – размышляла Эмме, лишь из упрямства и отчаяния не поворачивая назад. – Если под господскими залами живут люди-рабы, а в пещерах – сплошь гоблины и прочие бесы, то кто же прячется еще ниже?».
В провожатые ей дали плюгавого рогатого пьяницу из числа самых бесполезных работников медоварни: от прочих его отличали щетинистые рыжие усы и раздвоенный нос-пятачок, подергивающийся из стороны в сторону. Он нес в руке плохонькую глиняную лампаду – господин Вальтазар не пожелал поделиться чем-то лучшим, - и всю дорогу что-то бормотал себе под нос, злорадно хихикая и побулькивая прихваченным с собой кувшином. Прислушавшись, Эммелин разобрала:
-…Глупая девчонка… дрянная девчонка… лезет, куда не просят!.. Проучить бы ее, наказать бы ее… Ох, скорей бы!.. Пусть спускается вниз, пусть попадет в когти к старому Ллогу… еще пожалеет, что болтала зря о королевских делах… Сама, сама напросилась!.. Мы идем, милостивый сударь Ллогу, мы идем!.. Встречайте незваную гостью!.. Девчонке не поздоровится, ох, не поздоровится!..
Хихиканье и ехидные причитания были столь нестерпимы, что Эмме, не выдержав, воскликнула:
-Да с чего же господину держателю Книги Рецептов гневаться, если я всего лишь хочу спросить у него способ приготовления меда – как и поручил мне распорядитель Вальтазар?! Разве я нарушаю какие-то здешние обычаи?..
Вредный бес, хоть и был захвачен врасплох ее прямым вопросом, однако тут же расхихикался вдове громче, шевеля своими жидкими усами от удовольствия: речи девушки наверняка выдавали ее неосведомленность с головой.
-Девчонка ничего не знает… ничегошеньки… - вновь забормотал он, намеренно продолжая говорить с самим собой, словно не слыша и не видя Эммелин. – Не знает, кто такой старый Ллогу! Что за потеха! Сударь Ллогу давно уж выжил из ума… и зол, очень зол на любого, кто тревожит его покой. Мастер Вальтазар большой хитрец – отправил нахальное людское отродье туда, откуда оно не вернется. Ллогу давно уж не помнит себя самого, а паршивка думает, будто он станет отвечать на ее дурацкие вопросы!.. Никто из нас не спускается по доброй воле к Ллогу, а девчонка глупая, глупее не бывает – сама напросилась!..
Издевки Эммелин терпела молча, не желая давать усатому бесу лишний повод для злорадства, однако постаралась запомнить все, что услышала, ведь больше узнать что-то о загадочном держателе Книги Рецептов ей было неоткуда.
-Ллогу!.. – шепотом повторила она, приспосабливаясь к непривычному звучанию и пытаясь вообразить, что за существо могло носить это имя. Люди, попавшие на вечную службу в Холм, неохотно называли себя друг другу – все они знали, что всюду здесь витают злые чары, которые только и ждут, чтобы украсть толику и без того скудных людских сил. Стоит только назвать свое имя, как тут же попадаешь к ним в оборот – как будто одного только рабства мало!.. Эммелин так и не пришлось познакомиться ни с судомойкой, проявившей к ней чуть больше внимания, чем прочие; ни с той доброй женщиной, которая помогла ей подняться после оплеухи. Но в имени держателя Книги Рецептов она сразу различила что-то древнее и зловещее. Кем бы он ни был, но уж точно не приходился родней господскому сословию или смертным людям, и даже к человекоподобным тварям, как ей показалось, отношения не имел.
-Ллогу не станет говорить с девчонкой, - продолжал довольно рассуждать бес, давясь на ходу бражкой. – Его древнее племя всегда презирало людишек! Во времена, когда родичи Ллогу выходили к солнцу – людишки служили им пищей! Дрянной закуской!.. Едва он только почует человечий дух, как тут же сожрет девчонку!..
-Вы это говорите, чтобы посильнее меня напугать, - решительно сказала на это Эммелин, заметив, как бес то и дело оглядывается на нее, лукаво кося хмельным глазом. – Каким бы недобрым ни был сударь Ллогу – он все же подданный короля Людуэна и не станет нарушать королевский приказ, по которому меня к нему и отправили!
-Чшшш… Чшшшш!.. – зашипел тут бес, то ли задыхаясь от смеха, то ли призывая Эмме не поминать имя короля всуе. – Все мы тут добрые подданные Его Величества, долгих ему лет жизни! Но у сударя Ллогу – особое положение: он ведь совершенно, напрочь одичавший!.. Держателем Книги его назначил кто-то из давних королей, имен которых мы уж не помним – а Ллогу не помнит, как зовут нас, живущих ныне. Говорю же: он выжил из ума, сидя в своем логове.
-А как же он не умер с голоду? – спросила Эмме, невольно обрадованная тем, что усатый мерзавец все же заговорил с ней. То ли и ему было не по себе от здешних темных коридоров, то ли склочный нрав чудесным образом становился чуть приветливее с каждым глотком браги – а их было сделано немало! – но теперь бес держался совсем рядом с девушкой, оттаптывая ее босые ноги своими острыми копытцами, и больше не делал вид, будто ему зазорно вести разговоры с человеком.
-Видала, как мы сливаем в помойные желоба порченый мед из котлов и бочек? – ответил он вопросом на вопрос, ухмыляясь. – То, что скисло, покрылось плесенью, прогоркло, или же стало крепким настолько, что и сам распорядитель Вальтазар ослепнет, если хлебнет этого пойла… Все это течет по желобам и трубам вниз, вниз… Туда, где живут вовсе уж дикие наши собратья – они рады и этому! Вот и Ллогу, поговаривают, не брезгует медвяными помоями… Наверное, они его и доконали. Порченый мед – та еще отрава!..
Эммелин, успевшая повидать немало дрянного в медоварне, невольно скривилась при мысли о скисшем меде. Если уж мастера-медовары и сам господин распорядитель нередко упивались хорошими медами до полного беспамятства, а затем вели себя в десять раз хуже обычного, то что же могло произойти с разумом древнего существа, питающегося одними только ядовитыми помоями?
-…Мне не положено тебя жалеть, - болтал без умолку усатый бес, но в голосе его все заметнее слышалась тревога. – И ты мне вовсе не нравишься, наглая девчонка-рабыня. После того, как тебе взбрело в голову болтать о королевском меде, никто в медоварне о тебе слова доброго не скажет. Но все-таки дам тебе совет: повернем назад, пока не поздно! Попросишь прощения у господина Вальтазара… скажешь, что сама не знала, о чем говорила, пообещаешь работать с двойным усердием… Кто знает, может он и устроит все так, будто никто не слышал твоей глупой похвальбы!
-Ну уж нет, - отрезала Эмме, совершенно не желая потворствовать чужой трусости, не говоря уж о том, чтобы униженно просить прощения у распорядителя. – Пусть лучше меня сожрет Ллогу – это и то лучше, чем вечное рабство!
-Ты слишком дерзкая для человека, - с сомнением заметил бес. – И лезешь не в свое дело. Обычно твои соплеменники боятся всего, что только есть в Холме. И волшебная пыльца быстро туманит людской ум, делая его покорным. А у тебя взгляд злой и острый!.. Но это не поможет тебе, и не надейся…
«Еще посмотрим!» - подумала Эмме. Странное дело: чем сильнее трусил усатый бес, чуя близость владений Ллогу, - тем спокойнее становилось у нее на душе: она знала, что совершила правильный выбор – хоть волшебство вовсе не обещало, что ей по силам справиться с его последствиями. Скорее, магия указала ей путь, желая испытать в деле – и Эмме собиралась доказать, что достойна оказанного ей доверия.
-Дальше я не пойду, - заискивающе промолвил бес, оглядываясь на нее и елозя по полу хвостом. – Ллогу не станет разбираться, кто из нас более виноват в том, что его покой потревожен. Расплачивайся сама за свое хвастовство, - и повернулся к девушке спиной, готовясь бежать со всех ног обратно в медоварню.
-Постойте, сударь! – воскликнула Эммелин, запоздало озаренная неприятной догадкой. – А как же я найду дорогу назад?
Взгляд, которым ее одарил бес, красноречиво свидетельствовал: он не слишком-то верит в то, что человеческой девчонке суждено вернуться в медоварные пещеры после встречи с держателем Книги Рецептов.
-Тогда оставьте мне хотя бы лампу! – сказала Эмме, поняв, что дожидаться ее бес не собирается. – Вы-то наверняка видите в темноте получше меня.
С этим ее усатый спутник спорить не стал – его племя испокон веков обитало в недрах Холма и было куда удачнее приспособлено к путешествиям по бесконечным темным коридорам-норам. Сбежать как можно быстрее – вот все, чего он хотел, и потому расстался с лампой без лишних возражений.
Некоторое время вдали слышался цокот его проворных копытец, но вскоре последние отзвуки стихли. В ушах у Эмме зазвенело от тишины и от удушья: воздуха в здешних подземельях отчаянно не хватало. Девушка, согнувшись вдвое, принялась спускаться по кривым ступенькам, сложенным кое-как из камней, скользких от здешней вечной сырости. Ноги у нее давно заледенели и держалась она нетвердо, поскальзываясь и запинаясь. Не успела она подумать, что непременно упадет, как уже летела кубарем вниз, сбивая локти и колени о шершавый грубый камень со множеством острых сколов.
Лампа разбилась на черепки, и прогорклый жир, которым она была наполнена, напоследок полыхнул чуть ярче – но тут же потух; в здешней духоте даже огонь не мог гореть в полную силу. Эммелин, тихонько подвывая от боли, успела увидеть сквозь слезы, что угодила в какую-то подземную комнатушку, заваленную каким-то пыльным сором. Но в темноте нечего было и думать идти дальше. Она поползла вперед, ощупывая камни перед собой руками, и вскоре коснулась того, что показалось ей раньше пыльным мусором. Но мелкие круглые предметы зазвенели, рассыпаясь, и Эмме поняла, что ошиблась: то были монеты. Множество тяжелых, полновесных монет, покрытых трухой, песком, паутиной – все это она чувствовала под своими пальцами, кашляла и отплевывалась, вдыхая поднявшуюся от ее движений пыль. «Неужели это серебро? – думала она, карабкаясь куда-то вверх по осыпающимся монетам. – Или даже золото? Сколько же его тут!.. Целые горы – как в логове дракона…» - от этой мысли Эмме вдруг стало жарко, хоть до сих пор ее зубы стучали от холода.
И не успела она осознать, насколько верна ее очередная тревожная догадка, как во тьме что-то заворочалось, глухо заворчало и зазвенело монетами.
-Крыса… Большая крыса шумит и мешает спать… - раздался низкий шипящий голос, а во тьме загорелись два больших медно-желтых глаза с узкими зрачками-черточками. – Крыса в человечьей шкуре… Или кто ты там, под этой дрянной кожей? Не могу разобрать… Фу, фу, как воняет человеком! Зачем ты влезла в людское тело?.. Зачем ты пришла сюда?..
-Тише! Тише!.. – зашипел тут господин распорядитель, сгорбив свою и без того искривленную спину. – Нашла, что предложить! Бестолковая человеческая девчонка!..
-Но что не так с королевским медом? – прошептала Эммелин в ответ, невольно перенимая его заговорщицкие повадки. – И почему о нем нельзя говорить?
-Да потому что никто не может сварить настоящий вересковый мед уже долгие годы! – прошипел господин Вальтазар, озираясь и прядя острыми ушами, словно встревоженная лошадь. – Сколько король ни грозился, какую щедрую награду не сулил, но с тех пор, как… как… Ох, да на что ты меня подбиваешь, подлая рабская душа?!.. Ни звука больше, пока никто не услышал, о чем мы тут говорим!
-Король обещал награду тому, кто сварит особый вересковый мед? – медленно переспросила Эмме, чувствуя, как сердце пропустило удар, подсказывая: вот, вот он – единственный путь ко спасению!
-Обещал, обещал, - отмахнулся господин Вальтазар, все еще тревожно вертя головой. – Да только никто не смог исполнить его пожелание. Ох и гневался же наш светлейший король, ох и летели головы с плеч!.. Хорошо, что прошло много лет и он позабыл о вересковом меде – с тех пор котел пылится без дела. И все же лучше его не трогать – не то накличем беду, королевский приказ никто не отменял…
«Верно ли я поняла тебя? – спрашивала Эммелин магию, прятавшуюся где-то в самом тайном уголке сердца, куда не под силу было заглянуть самому Йоссе-колдуну. – Это твой ответ на мои просьбы? Но смогу ли я?.. Или же навлеку на себя еще худшую беду?..»
И, страшась то ли своего решения, то ли того, что сомнения вот-вот окрепнут и свяжут ее по рукам и ногам, она звонко выкрикнула – чтобы ее услышал каждый работник медоварни:
-Я берусь сварить королевский вересковый мед по приказу Его Величества!
Глава 19
…Бедной Моне было приказано оставаться дома и приготовить свадебный обед. Но ей не дали никакой провизии, ровно ничего, только одни пустые горшки да кастрюли — это были большие морские раковины. Старый морган сказал ей, что, когда все вернутся из церкви, она должна подать на стол прекрасный обед, или ей не миновать смерти. Судите же сами, в каком смятении и горе была бедняжка!
«Морганы на острове Уэссан», французская народная сказка
Слова Эмме чрезвычайно не понравились господину Вальтазару, прочим мастерам-медоварам, да и безмолвные прежде слуги-люди зароптали. Кто-то охнул и зашмыгал носом, кто-то сердито зашипел, а сам распорядитель медоварни глухо рокотал, как потревоженный в логове дикий зверь.
-Ах ты, грязное людское отродье!.. – прогудел он, но Эммелин верно догадалась, что никто в медоварне не посмеет ей отказать, раз уж она вызвалась исполнить королевский приказ во всеуслышание. О повелении Его Величества можно было на время забыть, - если уж и сам король давно не вспоминал о своей прихоти, - но открыто пойти против воли правителя в Холме не решился бы, пожалуй, и сам Йоссе. Как ни сверкали глаза гоблина Вальтазара, как ни скрежетали его кривые зубы, но приказа исхлестать дерзкую рабыню розгами или утопить в испорченном меду он так и не отдал. Слухи в Холме расходились быстро и о самоуправстве распорядителя медоварни, посчитавшего королевское повеление маловажным, наверняка вскоре услышали бы при дворе – а уж король наверняка бы посчитал подобное изменой, не меньше.
Но, видя, как затравленно и злобно зыркают исподлобья медовары, Эммелин поняла, что от них не стоит ждать даже самой мизерной помощи. Никто не желал навлечь на свою голову королевский гнев в случае неудачи – ну а в удачный исход этой затеи здесь не верила ни одна живая душа.
-Что ж, вари! – хищно осклабился Вальтазар, словно прочитав ее мысли. – И если вкус Его Величества будет оскорблен твоим варевом – расплачиваться за это будешь ты одна! Голову с плеч долой – вот что присудит Его Величество, если ему подадут никчемное пойло. И я тут же скажу, чьих рук это дело! Никто, кроме тебя, не прикоснется к этому котлу, у меня каждый раб на счету. А для начала – отправляйся к держателю Книги Рецептов, да спроси у него, как готовится королевский мед – ведь ты и этого наверняка не знаешь!..
Злорадный смех, которым сопровождались последние слова, прямо указывал на то, что гоблин считает, будто Эммелин не справится даже с первым заданием и история дерзкой кухонной девчонки, вознамерившейся заслужить королевскую милость, завершится, не успев начаться.
-Как скажете, - тут же ответила Эмме с решимостью, свойственной тем, кому терять нечего. – Где мне найти держателя Книги Рецептов?..
…И вскоре она уже спускалась по тесной винтовой лестнице, ведущей в вовсе загадочные норы – глубже самой медоварни, темнее кротовьих ходов. «Что за существо может обитать так глубоко в недрах Холма? – размышляла Эмме, лишь из упрямства и отчаяния не поворачивая назад. – Если под господскими залами живут люди-рабы, а в пещерах – сплошь гоблины и прочие бесы, то кто же прячется еще ниже?».
В провожатые ей дали плюгавого рогатого пьяницу из числа самых бесполезных работников медоварни: от прочих его отличали щетинистые рыжие усы и раздвоенный нос-пятачок, подергивающийся из стороны в сторону. Он нес в руке плохонькую глиняную лампаду – господин Вальтазар не пожелал поделиться чем-то лучшим, - и всю дорогу что-то бормотал себе под нос, злорадно хихикая и побулькивая прихваченным с собой кувшином. Прислушавшись, Эммелин разобрала:
-…Глупая девчонка… дрянная девчонка… лезет, куда не просят!.. Проучить бы ее, наказать бы ее… Ох, скорей бы!.. Пусть спускается вниз, пусть попадет в когти к старому Ллогу… еще пожалеет, что болтала зря о королевских делах… Сама, сама напросилась!.. Мы идем, милостивый сударь Ллогу, мы идем!.. Встречайте незваную гостью!.. Девчонке не поздоровится, ох, не поздоровится!..
Хихиканье и ехидные причитания были столь нестерпимы, что Эмме, не выдержав, воскликнула:
-Да с чего же господину держателю Книги Рецептов гневаться, если я всего лишь хочу спросить у него способ приготовления меда – как и поручил мне распорядитель Вальтазар?! Разве я нарушаю какие-то здешние обычаи?..
Вредный бес, хоть и был захвачен врасплох ее прямым вопросом, однако тут же расхихикался вдове громче, шевеля своими жидкими усами от удовольствия: речи девушки наверняка выдавали ее неосведомленность с головой.
-Девчонка ничего не знает… ничегошеньки… - вновь забормотал он, намеренно продолжая говорить с самим собой, словно не слыша и не видя Эммелин. – Не знает, кто такой старый Ллогу! Что за потеха! Сударь Ллогу давно уж выжил из ума… и зол, очень зол на любого, кто тревожит его покой. Мастер Вальтазар большой хитрец – отправил нахальное людское отродье туда, откуда оно не вернется. Ллогу давно уж не помнит себя самого, а паршивка думает, будто он станет отвечать на ее дурацкие вопросы!.. Никто из нас не спускается по доброй воле к Ллогу, а девчонка глупая, глупее не бывает – сама напросилась!..
Издевки Эммелин терпела молча, не желая давать усатому бесу лишний повод для злорадства, однако постаралась запомнить все, что услышала, ведь больше узнать что-то о загадочном держателе Книги Рецептов ей было неоткуда.
-Ллогу!.. – шепотом повторила она, приспосабливаясь к непривычному звучанию и пытаясь вообразить, что за существо могло носить это имя. Люди, попавшие на вечную службу в Холм, неохотно называли себя друг другу – все они знали, что всюду здесь витают злые чары, которые только и ждут, чтобы украсть толику и без того скудных людских сил. Стоит только назвать свое имя, как тут же попадаешь к ним в оборот – как будто одного только рабства мало!.. Эммелин так и не пришлось познакомиться ни с судомойкой, проявившей к ней чуть больше внимания, чем прочие; ни с той доброй женщиной, которая помогла ей подняться после оплеухи. Но в имени держателя Книги Рецептов она сразу различила что-то древнее и зловещее. Кем бы он ни был, но уж точно не приходился родней господскому сословию или смертным людям, и даже к человекоподобным тварям, как ей показалось, отношения не имел.
-Ллогу не станет говорить с девчонкой, - продолжал довольно рассуждать бес, давясь на ходу бражкой. – Его древнее племя всегда презирало людишек! Во времена, когда родичи Ллогу выходили к солнцу – людишки служили им пищей! Дрянной закуской!.. Едва он только почует человечий дух, как тут же сожрет девчонку!..
-Вы это говорите, чтобы посильнее меня напугать, - решительно сказала на это Эммелин, заметив, как бес то и дело оглядывается на нее, лукаво кося хмельным глазом. – Каким бы недобрым ни был сударь Ллогу – он все же подданный короля Людуэна и не станет нарушать королевский приказ, по которому меня к нему и отправили!
-Чшшш… Чшшшш!.. – зашипел тут бес, то ли задыхаясь от смеха, то ли призывая Эмме не поминать имя короля всуе. – Все мы тут добрые подданные Его Величества, долгих ему лет жизни! Но у сударя Ллогу – особое положение: он ведь совершенно, напрочь одичавший!.. Держателем Книги его назначил кто-то из давних королей, имен которых мы уж не помним – а Ллогу не помнит, как зовут нас, живущих ныне. Говорю же: он выжил из ума, сидя в своем логове.
-А как же он не умер с голоду? – спросила Эмме, невольно обрадованная тем, что усатый мерзавец все же заговорил с ней. То ли и ему было не по себе от здешних темных коридоров, то ли склочный нрав чудесным образом становился чуть приветливее с каждым глотком браги – а их было сделано немало! – но теперь бес держался совсем рядом с девушкой, оттаптывая ее босые ноги своими острыми копытцами, и больше не делал вид, будто ему зазорно вести разговоры с человеком.
-Видала, как мы сливаем в помойные желоба порченый мед из котлов и бочек? – ответил он вопросом на вопрос, ухмыляясь. – То, что скисло, покрылось плесенью, прогоркло, или же стало крепким настолько, что и сам распорядитель Вальтазар ослепнет, если хлебнет этого пойла… Все это течет по желобам и трубам вниз, вниз… Туда, где живут вовсе уж дикие наши собратья – они рады и этому! Вот и Ллогу, поговаривают, не брезгует медвяными помоями… Наверное, они его и доконали. Порченый мед – та еще отрава!..
Эммелин, успевшая повидать немало дрянного в медоварне, невольно скривилась при мысли о скисшем меде. Если уж мастера-медовары и сам господин распорядитель нередко упивались хорошими медами до полного беспамятства, а затем вели себя в десять раз хуже обычного, то что же могло произойти с разумом древнего существа, питающегося одними только ядовитыми помоями?
-…Мне не положено тебя жалеть, - болтал без умолку усатый бес, но в голосе его все заметнее слышалась тревога. – И ты мне вовсе не нравишься, наглая девчонка-рабыня. После того, как тебе взбрело в голову болтать о королевском меде, никто в медоварне о тебе слова доброго не скажет. Но все-таки дам тебе совет: повернем назад, пока не поздно! Попросишь прощения у господина Вальтазара… скажешь, что сама не знала, о чем говорила, пообещаешь работать с двойным усердием… Кто знает, может он и устроит все так, будто никто не слышал твоей глупой похвальбы!
-Ну уж нет, - отрезала Эмме, совершенно не желая потворствовать чужой трусости, не говоря уж о том, чтобы униженно просить прощения у распорядителя. – Пусть лучше меня сожрет Ллогу – это и то лучше, чем вечное рабство!
-Ты слишком дерзкая для человека, - с сомнением заметил бес. – И лезешь не в свое дело. Обычно твои соплеменники боятся всего, что только есть в Холме. И волшебная пыльца быстро туманит людской ум, делая его покорным. А у тебя взгляд злой и острый!.. Но это не поможет тебе, и не надейся…
«Еще посмотрим!» - подумала Эмме. Странное дело: чем сильнее трусил усатый бес, чуя близость владений Ллогу, - тем спокойнее становилось у нее на душе: она знала, что совершила правильный выбор – хоть волшебство вовсе не обещало, что ей по силам справиться с его последствиями. Скорее, магия указала ей путь, желая испытать в деле – и Эмме собиралась доказать, что достойна оказанного ей доверия.
-Дальше я не пойду, - заискивающе промолвил бес, оглядываясь на нее и елозя по полу хвостом. – Ллогу не станет разбираться, кто из нас более виноват в том, что его покой потревожен. Расплачивайся сама за свое хвастовство, - и повернулся к девушке спиной, готовясь бежать со всех ног обратно в медоварню.
-Постойте, сударь! – воскликнула Эммелин, запоздало озаренная неприятной догадкой. – А как же я найду дорогу назад?
Взгляд, которым ее одарил бес, красноречиво свидетельствовал: он не слишком-то верит в то, что человеческой девчонке суждено вернуться в медоварные пещеры после встречи с держателем Книги Рецептов.
-Тогда оставьте мне хотя бы лампу! – сказала Эмме, поняв, что дожидаться ее бес не собирается. – Вы-то наверняка видите в темноте получше меня.
С этим ее усатый спутник спорить не стал – его племя испокон веков обитало в недрах Холма и было куда удачнее приспособлено к путешествиям по бесконечным темным коридорам-норам. Сбежать как можно быстрее – вот все, чего он хотел, и потому расстался с лампой без лишних возражений.
Некоторое время вдали слышался цокот его проворных копытец, но вскоре последние отзвуки стихли. В ушах у Эмме зазвенело от тишины и от удушья: воздуха в здешних подземельях отчаянно не хватало. Девушка, согнувшись вдвое, принялась спускаться по кривым ступенькам, сложенным кое-как из камней, скользких от здешней вечной сырости. Ноги у нее давно заледенели и держалась она нетвердо, поскальзываясь и запинаясь. Не успела она подумать, что непременно упадет, как уже летела кубарем вниз, сбивая локти и колени о шершавый грубый камень со множеством острых сколов.
Лампа разбилась на черепки, и прогорклый жир, которым она была наполнена, напоследок полыхнул чуть ярче – но тут же потух; в здешней духоте даже огонь не мог гореть в полную силу. Эммелин, тихонько подвывая от боли, успела увидеть сквозь слезы, что угодила в какую-то подземную комнатушку, заваленную каким-то пыльным сором. Но в темноте нечего было и думать идти дальше. Она поползла вперед, ощупывая камни перед собой руками, и вскоре коснулась того, что показалось ей раньше пыльным мусором. Но мелкие круглые предметы зазвенели, рассыпаясь, и Эмме поняла, что ошиблась: то были монеты. Множество тяжелых, полновесных монет, покрытых трухой, песком, паутиной – все это она чувствовала под своими пальцами, кашляла и отплевывалась, вдыхая поднявшуюся от ее движений пыль. «Неужели это серебро? – думала она, карабкаясь куда-то вверх по осыпающимся монетам. – Или даже золото? Сколько же его тут!.. Целые горы – как в логове дракона…» - от этой мысли Эмме вдруг стало жарко, хоть до сих пор ее зубы стучали от холода.
И не успела она осознать, насколько верна ее очередная тревожная догадка, как во тьме что-то заворочалось, глухо заворчало и зазвенело монетами.
-Крыса… Большая крыса шумит и мешает спать… - раздался низкий шипящий голос, а во тьме загорелись два больших медно-желтых глаза с узкими зрачками-черточками. – Крыса в человечьей шкуре… Или кто ты там, под этой дрянной кожей? Не могу разобрать… Фу, фу, как воняет человеком! Зачем ты влезла в людское тело?.. Зачем ты пришла сюда?..