-Отчего этой ночью вдруг разразилась буря? – спросила она у следующего за ней беса, с трудом отдышавшись и утерев с лица налипший снег. – Не слишком ли рано для зимы?
-Полезай быстрее внутрь! – взвыл тот, тщетно пытаясь стряхнуть с себя снежно-ледяную корку. – Год на год не приходится, а к королю, поговаривают, вернулись прежние силы… - тут он злорадно захихикал. - Твоим людским родственникам нипочем не вернуться сегодня домой – в такую непогоду даже ваши гадкие человечьи дороги в нашей власти. Тебя не хватятся до завтрашнего дня, да-да…
Эммелин не стала говорить ему, что Госберты все равно не стали бы ее искать – ни среди ночи, ни поутру. Пакостного беса наверняка бы порадовало то, что в людском мире она едва ли считалась более значительной особой, чем во время службы в подземельях Холма. Но забраться в карету ей все еще не хватало духу – волшебные лошади так остервенело били копытами по земле, что та, казалось, содрогалась до самого основания, а их глаза горящими угольями поблескивали сквозь тьму и снежную пелену.
-Ваши лошади… - неуверенно промолвила она, повернувшись к бесу. – Вы говорили, сударь, что они вас не очень-то слушаются…
-Истинные чудовища! - охотно согласился кучер, приобретавший все большую схожесть со снеговиком – разумеется, если бы у снеговиков вместо обычного носа-морковки имелся бы посиневший от холода пятачок.
–…Желал бы вовсе не иметь с ними дела, злее тварей я не видал. Но верховые – те еще хуже! На них Двор выезжает на королевскую охоту, и совладать с ними могут только высокородные господа. Уж точно не я, и тем более, не ты!.. – тут бес спохватился и сердито замахал на Эмме обледеневшими лапами. - Полезай, говорю тебе, в карету, иначе мы тут сгинем от холода! Прежде ты была похрабрее, как мне помнится. Эти твари своевольны, но к Холму дорогу найдут, не сомневайся!
И Эмме, подгоняемой холодом и колючим снегом, не оставалось ничего иного, как забраться в карету, где внезапно оказалось так тепло, что вскоре ее глаза сами по себе начали слипаться. За окном кружил снег, карета катилась стремительно и ровно, и согревшейся Эммелин начало казаться, что нынешнее приключение не столь ужасно, как ей думалось вначале. Все дни, прошедшие со времени ее возвращения из Холма, она думала об Иво и о советах, которые он ей дал на прощание – их было не так уж много, но над каждым из них стоило поразмыслить как следует, прежде чем вновь вести беседы с королем Людуэном. Но куда сильнее Эмме желала говорить с хромым принцем или хотя бы держать его за руку, как это было на прошлом празднике. Ей очень хотелось расспросить усатого беса, что сейчас поговаривают о Вороньей Лапке в Холме и хорошо ли устроились его дела после освобождения, однако она понимала, что лишний вопрос может обойтись ей втридорога – бес был достаточно пакостен, чтобы использовать ее любопытство против нее же. Лучше уж дождаться встречи с самим Иво!..
К тому же, ее обрадовало известие о том, что господин Ллогу больше не сходит с ума от безделья и не живет затворником. «Вот бы еще раз с ним увидеться! – сонно подумала Эммелин. – Но все – и даже вредный бес! - твердят, что я переменилась… Что если в этом дурацком нарядном платье я не покажусь ему похожей на крысу?» - и сладко зевнув, она уснула так крепко и спокойно, как ей не спалось даже в родном доме.
И чем быстрее мчались кони, тем сильнее свирепствовала буря, от дыхания которой гасли один за другим праздничные костры во всех окрестных городках и деревнях. Люди, от души изругав внезапно испортившуюся погоду, давно уж разошлись по своим домам, лишь изредка поглядывая в окна. Кое-кто успел заметить, как мелькают в снежной мгле огни проносящейся мимо людских поселений кареты, а пара человек клялись, что собственными ушами слышали перестук лошадиных копыт – и все сходились во мнении, что той ненастной Страшночью по дорогам раскатывала нечистая сила, ищущая, кого бы унести с собой.
…Там реки полны эля,
Там лето – круглый год,
Там пляшут королевы,
Чьи взоры – синий лед,
И музыканты пляшут,
Играя на ходу,
Под золотой листвою
В серебряном саду.
«Блаженный вертоград», У. Б. Йейтс
Эта королевская Страшночь оказалась совсем иной, чем прошлогодняя. Свершать брачный обряд старшего принца никак не годилось в лесу, рядом с кострами простонародья. И волшебные дороги, подчинявшиеся во владениях короля Людуэна каким-то особым законам, вели к месту нынешнего таинства, кружа и путая, уводя далеко от знакомых лесных троп. На мгновение очнувшись ото сна, она слышала, что копыта лошадей стучат, карета мерно покачивается – стало быть, они все еще мчались сквозь снег, как будто этой ночью Холм вместе со всеми своими обитателями перенесся на другой конец света. Впрочем, как можно судить о расстоянии, разделявшем людские поселения и Холм? Они могли быть бесконечно далеки и невероятно близки друг к другу одновременно — от понимания этого голова шла кругом, а мысли становились медленными и путанными, как будто увязали в волшебстве, потихоньку наполнявшем голову Эмме.
-Просыпайся! Просыпайся, ну же! – бес, забравшись в карету, тряс ее безо всякого почтения, и Эммелин, вскрикнув от неожиданности, пришла в себя.
Карета больше не качалась из стороны в сторону и не подпрыгивала на ухабах, а из приоткрытых дверей тянуло осенней прохладой, сырой, туманной и пахнущей горьковатым дымом костров. За окном сияли ряды огней, тоскливый голос ветра стал совсем тихим – буря и снегопад остались где-то далеко позади, не смея более преследовать карету.
Усатый провожатый тянул Эммелин за край плаща, понукая встать с места, и она невольно посочувствовала бесу: его за время путешествия замело снегом с ног до головы, и сейчас все это таяло и капало с носа-пятачка. Бедняга клацал зубами, трясся и был страшно зол на главную причину своих несчастий.
-…Да пошевеливайся же, не то опоздаешь! Не для того я едва не околел, чтобы потом мне досталось еще и за твою нерасторопность!..
-Я иду, иду! – поспешно отозвалась Эммелин, и в самом деле не желая показаться невежливой королю и его придворным. – Но я не знаю… не уверена…
-Вот! – перебил ее бес, достав откуда-то из кармана приглашение, о котором Эмме совсем позабыла. – Иди через главные ворота, поднимайся по ступеням и показывай королевскую печать всем, кто будет задавать лишние вопросы!..
-Но откуда оно у вас? – Эмме растерянно взяла карточку. – Я, кажется, оставила его в своей комнате…
-Еще бы! Ты никогда не отличалась сообразительностью! – ворчливо ответил бес, но ничего не стал пояснять. «Только бы тетушка с дядюшкой не узнали, что из-за меня по их дому шастала нечистая сила!» - подумала Эммелин, досадуя на свою рассеянность. В самом деле, как можно было забыть о приглашении? Разве ей не повторяли множество раз, что людям вход на волшебные праздники без приглашения строго воспрещен?!
И она, мысленно ругая себя, сама не заметила, как очутилась у высоких кованых ворот, освещенных пылающими факелами. Карета, лошади и кучер, стоило только Эмме сделать шаг в сторону, бесшумно растворились в тумане, как будто все путешествие привиделось ей во сне. Снега здесь не было и в помине – зеленела трава под ногами, а ворота заплели побеги дикого винограда, еще не сбросившего алые листья. Да и слуги-привратники, разряженные в парчу и кружева, выглядели не в пример наряднее беса-кучера, хоть с виду и приходились ему какой-то дальней родней. Еще бы! Им-то не приходилось мчаться сквозь вьюгу, покрываясь ледяной коркой!
-Я приглашена на свадьбу Его Высочества, - робко промолвила Эмме, показывая свою карточку привратникам; торжественность происходящего пугала ее куда сильнее, чем все те опасности и беды, которые ей довелось узнать, служа в Холме.
Слуги, сохраняя важный надменный вид, скосили свои маленькие глазки, рассматривая приглашение, а затем безо всякого предупреждения пронзительно закричали хором, объявляя о прибытии Эмме:
-Невеста младшего принца! Невеста принца Вороньей Лапки!..
Ворота тут же распахнулись, и за ними Эмме увидела ярко освещенную бесчисленными свечами и лампами каменную лестницу, которая полого вела куда-то наверх, теряясь в золотистой дымке. Она была такой широкой, словно по ней должны были подниматься и спускаться одновременно десятки гостей, и Эммелин, очутившись на ней в одиночестве, заново ощутила, как мелка и ничтожна по меркам здешнего мира. «Только бы не упасть и не расквасить нос!» - говорила она, ступая медленно и осторожно, придерживая непривычно пышный подол платья и невольно оглядываясь: плащ, не иначе как обладавший собственной волей, незаметно стал куда длиннее и теперь важно тянулся за ней алым шлейфом.
Королевские лестницы были волшебны ничуть не в меньшей степени, чем дороги, и точно так же морочили голову гостье: чем выше поднималась Эммелин, тем чаще ее одолевали приступы головокружения и удушья, из-за которых она боялась оторвать взгляд от ступеней. А когда она все-таки решилась поднять голову, то увидала перед собой точно такие же ворота, как и те, сквозь которые она недавно прошла – с привратниками, которые были как две капли воды похожи на своих собратьев.
-Невеста принца Вороньей Лапки! Невеста младшего принца!.. – кричали они, эхом повторяя слова, все еще доносившиеся откуда-то снизу.
Словно только того и дожидаясь, сверху тоже кто-то откликнулся: «Невеста!.. Принца!.. Младшего принца!..» - так что голова у Эмме от этих бесконечных повторов закружилась еще сильнее. Потеряв счет воротам, зажимая руками уши, чтобы не слышать криков, она поднималась и поднималась, уже не веря, что лестница и ворота когда-нибудь закончатся. Больше всего на свете ей хотелось топнуть ногой и тоже закричать изо всех сил: «Прекратите! Прекратите немедленно! Все уже слышали, что я прибыла!», но она понимала, что это наверняка сочтут признаком дурного людского воспитания.
И когда ей начинало казаться, что ее в очередной раз испытывают – или же кто-то из врагов подстроил ловушку? – за очередными воротами ее встретили гомон, музыка и ослепительный свет: то был торжественный зал, где толпились придворные в лучших своих нарядах и без устали сновали бесчисленные мелкие слуги – бесы, жабы и гоблины, принарядившиеся по случаю большого праздника в золоченые ливреи. Впрочем, можно ли назвать залом место, где не разглядеть ни крыши, ни стен - одни только неисчислимые огни, праздничные гирлянды, букеты, сверкающие ленты, золотистая дымка, звезды, зависшие в воздухе?.. Сколько Эмме ни всматривалась, ей так и не удалось понять, есть ли пределы у этой исполинской комнаты. Но даже в ней гостям приходилось тесниться – так много их здесь собралось! - и все они без умолку болтали, беспокойно вертя головами по сторонам. Эммелин, донельзя взволнованная и смущенная исключительным блеском этого торжества, догадалась, что церемония бракосочетания должна была вот-вот начаться, и все присутствующие сгорают от нетерпения. Ее появления никто не заметил и на мгновение девушке показалось, что это последняя возможность спастись - тихонько шагнуть назад, к пустынной лестнице, а затем бежать со всех ног вниз, позабыв о правилах приличия и не обращая внимания на крики привратников. Но подобное малодушие могло дорого обойтись, и Эмме, сурово отчитав себя, осталась на месте.
Сообщения привратников о прибытии невесты младшего принца потонули в веселом шуме голосов и протяжном напеве невидимых музыкальных инструментов, однако Иво все же сумел расслышать их. Не успела Эммелин окончательно потеряться и пасть духом, как он уже был рядом – подавал ей руку, ободряюще улыбался и быстро шептал на ухо:
-…Я опасался, что ты побоишься и нарушишь слово, данное королю – гнев отца был бы страшен!.. Хорошо, что я ошибся! Хорошо, что ты куда храбрее, чем я думал, - тут его улыбка стала чуть виноватой. - Ты всегда храбрее, чем я думаю, Эмме… Я должен сто раз просить прощения за все свои сомнения. Мне бы ужасно хотелось, чтобы ты никогда не приходила сюда, но… но еще больше я рад, что ты пришла!.. Это место не любит людей, поэтому постарается тебя как-нибудь измучить, заморочить и прогнать. Но как только король обвенчает Аскейля с его невестой, двор отправится праздновать Страшночь к лесным кострам, как это обычно заведено, и оттуда ты сможешь…
-Ты… ты изменился, - глядя на него во все глаза, сказала Эмме, расслышавшая едва ли каждое второе слово и уж тем более пропустившая мимо ушей все извинения и объяснения. – Ох, я даже не уверена, ты ли это!..
И вправду – хромой принц был вовсе не тем мальчишкой, которого она встретила год назад у королевских костров. И даже не тем юношей, которого она помнила по весенним встречам! Во время их последней встречи Воронья Лапка был так измучен заточением в тайных застенках Йоссе-колдуна, что его облик мог вызывать только жалость; сама же Эмме в ту ночь едва помнила себя от усталости – что уж там рассмотришь!.. Но сегодня Иво был одет, как полагалось ему по праву рождения; она видела каждую черту его бледного тонкого лица ясно и отчетливо, и похорошевший младший принц в своем черном с серебром наряде оказался совсем иным, непривычным – как сама нынешняя Страшночь была куда торжественнее и наряднее прошлогодней! – и оттого немного пугающим.
-Ты тоже переменилась, - со вздохом ответил принц Воронья Лапка, и глубокая печаль, бросившая тень на его лицо, сразу же вернула ему сходство с былым Иво. – Но лучше бы нам оставаться прежними… Отец только этого и…
Но ему не дали договорить: откуда ни возьмись, появился целый выводок мелких проворных слуг, окруживший Иво и Эмме со всех сторон.
-Его Величество!.. Его Величество!.. Желает немедленно видеть младшего принца с его невестой!.. – верещали они, притопывая ногами и тараща глаза от чрезмерного рвения. – Король гневается… Король спрашивает… Почему младший принц не привел сам к нему гостью, едва она только прибыла?! Почему Его Величество все еще не повидал свою младшую невестку?..
Такой переполох придворные никак не смогли бы пропустить мимо ушей, и один за другим любопытные жадные взгляды устремлялись на Воронью Лапку и его подругу. Наконец-то Эмме была замечена и узнана; и за неимением лучшего – старший принц со своей нареченной никак не появлялись, - стала главным предметом жарких обсуждений.
-…Это та самая человеческая девчонка! – раздавались отовсюду шепотки. – Не так уж дурна собой, как говорили… Но вовсе не так хороша, как положено невесте принца… Даже для младшего принца она простовата… Но ей дарована особая королевская милость… Ей позволено бывать на наших праздниках… Посмотрите, как не к лицу крестьянской дочери наш наряд, она вовсе не умеет носить придворное платье!..
-Не слушай их, - сказал вполголоса Иво раскрасневшейся от смущения и досады Эммелин. – Ты чудесно выглядишь, хоть мне, признаться, больше нравилось твое обычное людское платье. Пойдем, пока Его Величество не разгневался всерьез.
И Эмме, больше всего желавшая, чтобы предательский румянец побыстрее схлынул с ее щек, согласно кивнула, торопясь сбежать из-под любопытных взглядов. Ей все больше казалось, что в пышном наряде она представляет собой куда более жалкое зрелище, чем в тот раз, когда ей пришлось выйти к королевскому столу в рваной рабской одежде, с испачканным сажей и патокой лицом.
-Полезай быстрее внутрь! – взвыл тот, тщетно пытаясь стряхнуть с себя снежно-ледяную корку. – Год на год не приходится, а к королю, поговаривают, вернулись прежние силы… - тут он злорадно захихикал. - Твоим людским родственникам нипочем не вернуться сегодня домой – в такую непогоду даже ваши гадкие человечьи дороги в нашей власти. Тебя не хватятся до завтрашнего дня, да-да…
Эммелин не стала говорить ему, что Госберты все равно не стали бы ее искать – ни среди ночи, ни поутру. Пакостного беса наверняка бы порадовало то, что в людском мире она едва ли считалась более значительной особой, чем во время службы в подземельях Холма. Но забраться в карету ей все еще не хватало духу – волшебные лошади так остервенело били копытами по земле, что та, казалось, содрогалась до самого основания, а их глаза горящими угольями поблескивали сквозь тьму и снежную пелену.
-Ваши лошади… - неуверенно промолвила она, повернувшись к бесу. – Вы говорили, сударь, что они вас не очень-то слушаются…
-Истинные чудовища! - охотно согласился кучер, приобретавший все большую схожесть со снеговиком – разумеется, если бы у снеговиков вместо обычного носа-морковки имелся бы посиневший от холода пятачок.
–…Желал бы вовсе не иметь с ними дела, злее тварей я не видал. Но верховые – те еще хуже! На них Двор выезжает на королевскую охоту, и совладать с ними могут только высокородные господа. Уж точно не я, и тем более, не ты!.. – тут бес спохватился и сердито замахал на Эмме обледеневшими лапами. - Полезай, говорю тебе, в карету, иначе мы тут сгинем от холода! Прежде ты была похрабрее, как мне помнится. Эти твари своевольны, но к Холму дорогу найдут, не сомневайся!
И Эмме, подгоняемой холодом и колючим снегом, не оставалось ничего иного, как забраться в карету, где внезапно оказалось так тепло, что вскоре ее глаза сами по себе начали слипаться. За окном кружил снег, карета катилась стремительно и ровно, и согревшейся Эммелин начало казаться, что нынешнее приключение не столь ужасно, как ей думалось вначале. Все дни, прошедшие со времени ее возвращения из Холма, она думала об Иво и о советах, которые он ей дал на прощание – их было не так уж много, но над каждым из них стоило поразмыслить как следует, прежде чем вновь вести беседы с королем Людуэном. Но куда сильнее Эмме желала говорить с хромым принцем или хотя бы держать его за руку, как это было на прошлом празднике. Ей очень хотелось расспросить усатого беса, что сейчас поговаривают о Вороньей Лапке в Холме и хорошо ли устроились его дела после освобождения, однако она понимала, что лишний вопрос может обойтись ей втридорога – бес был достаточно пакостен, чтобы использовать ее любопытство против нее же. Лучше уж дождаться встречи с самим Иво!..
К тому же, ее обрадовало известие о том, что господин Ллогу больше не сходит с ума от безделья и не живет затворником. «Вот бы еще раз с ним увидеться! – сонно подумала Эммелин. – Но все – и даже вредный бес! - твердят, что я переменилась… Что если в этом дурацком нарядном платье я не покажусь ему похожей на крысу?» - и сладко зевнув, она уснула так крепко и спокойно, как ей не спалось даже в родном доме.
И чем быстрее мчались кони, тем сильнее свирепствовала буря, от дыхания которой гасли один за другим праздничные костры во всех окрестных городках и деревнях. Люди, от души изругав внезапно испортившуюся погоду, давно уж разошлись по своим домам, лишь изредка поглядывая в окна. Кое-кто успел заметить, как мелькают в снежной мгле огни проносящейся мимо людских поселений кареты, а пара человек клялись, что собственными ушами слышали перестук лошадиных копыт – и все сходились во мнении, что той ненастной Страшночью по дорогам раскатывала нечистая сила, ищущая, кого бы унести с собой.
Глава 30
…Там реки полны эля,
Там лето – круглый год,
Там пляшут королевы,
Чьи взоры – синий лед,
И музыканты пляшут,
Играя на ходу,
Под золотой листвою
В серебряном саду.
«Блаженный вертоград», У. Б. Йейтс
Эта королевская Страшночь оказалась совсем иной, чем прошлогодняя. Свершать брачный обряд старшего принца никак не годилось в лесу, рядом с кострами простонародья. И волшебные дороги, подчинявшиеся во владениях короля Людуэна каким-то особым законам, вели к месту нынешнего таинства, кружа и путая, уводя далеко от знакомых лесных троп. На мгновение очнувшись ото сна, она слышала, что копыта лошадей стучат, карета мерно покачивается – стало быть, они все еще мчались сквозь снег, как будто этой ночью Холм вместе со всеми своими обитателями перенесся на другой конец света. Впрочем, как можно судить о расстоянии, разделявшем людские поселения и Холм? Они могли быть бесконечно далеки и невероятно близки друг к другу одновременно — от понимания этого голова шла кругом, а мысли становились медленными и путанными, как будто увязали в волшебстве, потихоньку наполнявшем голову Эмме.
-Просыпайся! Просыпайся, ну же! – бес, забравшись в карету, тряс ее безо всякого почтения, и Эммелин, вскрикнув от неожиданности, пришла в себя.
Карета больше не качалась из стороны в сторону и не подпрыгивала на ухабах, а из приоткрытых дверей тянуло осенней прохладой, сырой, туманной и пахнущей горьковатым дымом костров. За окном сияли ряды огней, тоскливый голос ветра стал совсем тихим – буря и снегопад остались где-то далеко позади, не смея более преследовать карету.
Усатый провожатый тянул Эммелин за край плаща, понукая встать с места, и она невольно посочувствовала бесу: его за время путешествия замело снегом с ног до головы, и сейчас все это таяло и капало с носа-пятачка. Бедняга клацал зубами, трясся и был страшно зол на главную причину своих несчастий.
-…Да пошевеливайся же, не то опоздаешь! Не для того я едва не околел, чтобы потом мне досталось еще и за твою нерасторопность!..
-Я иду, иду! – поспешно отозвалась Эммелин, и в самом деле не желая показаться невежливой королю и его придворным. – Но я не знаю… не уверена…
-Вот! – перебил ее бес, достав откуда-то из кармана приглашение, о котором Эмме совсем позабыла. – Иди через главные ворота, поднимайся по ступеням и показывай королевскую печать всем, кто будет задавать лишние вопросы!..
-Но откуда оно у вас? – Эмме растерянно взяла карточку. – Я, кажется, оставила его в своей комнате…
-Еще бы! Ты никогда не отличалась сообразительностью! – ворчливо ответил бес, но ничего не стал пояснять. «Только бы тетушка с дядюшкой не узнали, что из-за меня по их дому шастала нечистая сила!» - подумала Эммелин, досадуя на свою рассеянность. В самом деле, как можно было забыть о приглашении? Разве ей не повторяли множество раз, что людям вход на волшебные праздники без приглашения строго воспрещен?!
И она, мысленно ругая себя, сама не заметила, как очутилась у высоких кованых ворот, освещенных пылающими факелами. Карета, лошади и кучер, стоило только Эмме сделать шаг в сторону, бесшумно растворились в тумане, как будто все путешествие привиделось ей во сне. Снега здесь не было и в помине – зеленела трава под ногами, а ворота заплели побеги дикого винограда, еще не сбросившего алые листья. Да и слуги-привратники, разряженные в парчу и кружева, выглядели не в пример наряднее беса-кучера, хоть с виду и приходились ему какой-то дальней родней. Еще бы! Им-то не приходилось мчаться сквозь вьюгу, покрываясь ледяной коркой!
-Я приглашена на свадьбу Его Высочества, - робко промолвила Эмме, показывая свою карточку привратникам; торжественность происходящего пугала ее куда сильнее, чем все те опасности и беды, которые ей довелось узнать, служа в Холме.
Слуги, сохраняя важный надменный вид, скосили свои маленькие глазки, рассматривая приглашение, а затем безо всякого предупреждения пронзительно закричали хором, объявляя о прибытии Эмме:
-Невеста младшего принца! Невеста принца Вороньей Лапки!..
Ворота тут же распахнулись, и за ними Эмме увидела ярко освещенную бесчисленными свечами и лампами каменную лестницу, которая полого вела куда-то наверх, теряясь в золотистой дымке. Она была такой широкой, словно по ней должны были подниматься и спускаться одновременно десятки гостей, и Эммелин, очутившись на ней в одиночестве, заново ощутила, как мелка и ничтожна по меркам здешнего мира. «Только бы не упасть и не расквасить нос!» - говорила она, ступая медленно и осторожно, придерживая непривычно пышный подол платья и невольно оглядываясь: плащ, не иначе как обладавший собственной волей, незаметно стал куда длиннее и теперь важно тянулся за ней алым шлейфом.
Королевские лестницы были волшебны ничуть не в меньшей степени, чем дороги, и точно так же морочили голову гостье: чем выше поднималась Эммелин, тем чаще ее одолевали приступы головокружения и удушья, из-за которых она боялась оторвать взгляд от ступеней. А когда она все-таки решилась поднять голову, то увидала перед собой точно такие же ворота, как и те, сквозь которые она недавно прошла – с привратниками, которые были как две капли воды похожи на своих собратьев.
-Невеста принца Вороньей Лапки! Невеста младшего принца!.. – кричали они, эхом повторяя слова, все еще доносившиеся откуда-то снизу.
Словно только того и дожидаясь, сверху тоже кто-то откликнулся: «Невеста!.. Принца!.. Младшего принца!..» - так что голова у Эмме от этих бесконечных повторов закружилась еще сильнее. Потеряв счет воротам, зажимая руками уши, чтобы не слышать криков, она поднималась и поднималась, уже не веря, что лестница и ворота когда-нибудь закончатся. Больше всего на свете ей хотелось топнуть ногой и тоже закричать изо всех сил: «Прекратите! Прекратите немедленно! Все уже слышали, что я прибыла!», но она понимала, что это наверняка сочтут признаком дурного людского воспитания.
И когда ей начинало казаться, что ее в очередной раз испытывают – или же кто-то из врагов подстроил ловушку? – за очередными воротами ее встретили гомон, музыка и ослепительный свет: то был торжественный зал, где толпились придворные в лучших своих нарядах и без устали сновали бесчисленные мелкие слуги – бесы, жабы и гоблины, принарядившиеся по случаю большого праздника в золоченые ливреи. Впрочем, можно ли назвать залом место, где не разглядеть ни крыши, ни стен - одни только неисчислимые огни, праздничные гирлянды, букеты, сверкающие ленты, золотистая дымка, звезды, зависшие в воздухе?.. Сколько Эмме ни всматривалась, ей так и не удалось понять, есть ли пределы у этой исполинской комнаты. Но даже в ней гостям приходилось тесниться – так много их здесь собралось! - и все они без умолку болтали, беспокойно вертя головами по сторонам. Эммелин, донельзя взволнованная и смущенная исключительным блеском этого торжества, догадалась, что церемония бракосочетания должна была вот-вот начаться, и все присутствующие сгорают от нетерпения. Ее появления никто не заметил и на мгновение девушке показалось, что это последняя возможность спастись - тихонько шагнуть назад, к пустынной лестнице, а затем бежать со всех ног вниз, позабыв о правилах приличия и не обращая внимания на крики привратников. Но подобное малодушие могло дорого обойтись, и Эмме, сурово отчитав себя, осталась на месте.
Сообщения привратников о прибытии невесты младшего принца потонули в веселом шуме голосов и протяжном напеве невидимых музыкальных инструментов, однако Иво все же сумел расслышать их. Не успела Эммелин окончательно потеряться и пасть духом, как он уже был рядом – подавал ей руку, ободряюще улыбался и быстро шептал на ухо:
-…Я опасался, что ты побоишься и нарушишь слово, данное королю – гнев отца был бы страшен!.. Хорошо, что я ошибся! Хорошо, что ты куда храбрее, чем я думал, - тут его улыбка стала чуть виноватой. - Ты всегда храбрее, чем я думаю, Эмме… Я должен сто раз просить прощения за все свои сомнения. Мне бы ужасно хотелось, чтобы ты никогда не приходила сюда, но… но еще больше я рад, что ты пришла!.. Это место не любит людей, поэтому постарается тебя как-нибудь измучить, заморочить и прогнать. Но как только король обвенчает Аскейля с его невестой, двор отправится праздновать Страшночь к лесным кострам, как это обычно заведено, и оттуда ты сможешь…
-Ты… ты изменился, - глядя на него во все глаза, сказала Эмме, расслышавшая едва ли каждое второе слово и уж тем более пропустившая мимо ушей все извинения и объяснения. – Ох, я даже не уверена, ты ли это!..
И вправду – хромой принц был вовсе не тем мальчишкой, которого она встретила год назад у королевских костров. И даже не тем юношей, которого она помнила по весенним встречам! Во время их последней встречи Воронья Лапка был так измучен заточением в тайных застенках Йоссе-колдуна, что его облик мог вызывать только жалость; сама же Эмме в ту ночь едва помнила себя от усталости – что уж там рассмотришь!.. Но сегодня Иво был одет, как полагалось ему по праву рождения; она видела каждую черту его бледного тонкого лица ясно и отчетливо, и похорошевший младший принц в своем черном с серебром наряде оказался совсем иным, непривычным – как сама нынешняя Страшночь была куда торжественнее и наряднее прошлогодней! – и оттого немного пугающим.
-Ты тоже переменилась, - со вздохом ответил принц Воронья Лапка, и глубокая печаль, бросившая тень на его лицо, сразу же вернула ему сходство с былым Иво. – Но лучше бы нам оставаться прежними… Отец только этого и…
Но ему не дали договорить: откуда ни возьмись, появился целый выводок мелких проворных слуг, окруживший Иво и Эмме со всех сторон.
-Его Величество!.. Его Величество!.. Желает немедленно видеть младшего принца с его невестой!.. – верещали они, притопывая ногами и тараща глаза от чрезмерного рвения. – Король гневается… Король спрашивает… Почему младший принц не привел сам к нему гостью, едва она только прибыла?! Почему Его Величество все еще не повидал свою младшую невестку?..
Такой переполох придворные никак не смогли бы пропустить мимо ушей, и один за другим любопытные жадные взгляды устремлялись на Воронью Лапку и его подругу. Наконец-то Эмме была замечена и узнана; и за неимением лучшего – старший принц со своей нареченной никак не появлялись, - стала главным предметом жарких обсуждений.
-…Это та самая человеческая девчонка! – раздавались отовсюду шепотки. – Не так уж дурна собой, как говорили… Но вовсе не так хороша, как положено невесте принца… Даже для младшего принца она простовата… Но ей дарована особая королевская милость… Ей позволено бывать на наших праздниках… Посмотрите, как не к лицу крестьянской дочери наш наряд, она вовсе не умеет носить придворное платье!..
-Не слушай их, - сказал вполголоса Иво раскрасневшейся от смущения и досады Эммелин. – Ты чудесно выглядишь, хоть мне, признаться, больше нравилось твое обычное людское платье. Пойдем, пока Его Величество не разгневался всерьез.
И Эмме, больше всего желавшая, чтобы предательский румянец побыстрее схлынул с ее щек, согласно кивнула, торопясь сбежать из-под любопытных взглядов. Ей все больше казалось, что в пышном наряде она представляет собой куда более жалкое зрелище, чем в тот раз, когда ей пришлось выйти к королевскому столу в рваной рабской одежде, с испачканным сажей и патокой лицом.
