Илья несколько раз просил не мешать ему, но как же Максим мог не поучаствовать в процессе и все время перекладывал детали, и когда его брат не нашел несколько, то накричал на него, а потом выставил из комнаты. Теперь Максим остался один. Мама с папой ушли в магазин, не кому было пожаловаться, и слезы от обиды наворачивались на глазах.
Найдя нужные части от подъемного крана Илья смягчился. Ему даже стало стыдно, потому что нужные детали он нашел прямо около крана, а не в общих кучках. Максим просто положил их поближе. Но возвращать брата он не спешил. Мало ли что эта Козявка еще натворит. Скоро придет мама и нужно торопится доделать кран, потому что потом придется сесть за уроки. Илья любил брата, но тот доставляла ему больше хлопот, чем радости. С его появлением родители стали ограничивать во многом. «Посмотри за братом», «собери игрушки, которые он разбросал», «сделай потише, он спит», «поделись с Максимом». А сколько он переломал его игрушек! Сколько башен разрушил! Они постоянно делили вещи, дрались и Козявка всегда очень больно кусала и щипала его. Иногда Илья думал, лучше бы Козявка исчез куда ни будь, или же вообще не родился. Но было в Максиме и хорошее. Младший брат всегда вставал на его защиту, когда родители ругали Илью. Максим всегда делился с ним самым вкусным, и его не нужно было просить об этом. И какую гордость переполняла Илью, когда он всем говорил – «это мой брат!» А еще Максим смешил его. Он вставлял в рот под верхнюю губу два карандаша, представляя, что он саблезубое чудище. Наклеивал на лицо наклейки, и начинал гоняться за братом, изображая зомби.
Видимо Максим сейчас действительно очень обиделся, раз не рвется к нему. Такое иногда бывало, теперь он будет весть вечер дуться. Но Максим не обиделся. Ему было страшно пошевелится. И сейчас мальчик не понимал, спит он или нет. Ведь чудовищ не бывает на самом деле. Так папа говорит.
Впервые он увидел нечто странное пару дней назад поздно ночью, когда мама укладывала его спать. Она вышла на пару минут из комнаты, оставив включённым ночник. Утром Максим решил, что увиденное было сном. Пока мама собирала его в детский сад, он рассказал ей о маленьком злом гноме, который прыгал по его кровати ночью.
- Это такой сон? Да, мама?
- Конечно сон. В следующий раз, когда будешь засыпать представь что то очень хорошее, то, что ты любишь больше всего.
- Тебя?
Мама улыбнулась и погладила его по голове:
- Можно и меня. И вот тогда тебе приснятся добрые сны.
- А где сны?
- Сны у тебя в голове.
- Значит и монстры у меня в голове.
- Нет.
- Не хочу в садик. Я хочу быть с тобой. Целый день. – Максим обнял маму за шею и прижался всем телом. Он сдерживался изо всех сил, что бы не заплакать.
- Еще два денечка осталось сходить в садик. И будут выходные. И мы будем с тобой.
- Целый день?
- Да. Целый день!
Он улыбнулся, и маленькие ручки обхватили маму еще сильнее.
Максим забыл про монстров, до тех пор, пока в детском саду не настало время тихого часа. Все детки уже спали. Только он не мог заснуть, то закрывая глаза, то открывая. Максим лег на спину и посмотрел на соседнюю кроватку. Он увидел как из под нее показалась серая ручка с длинными пальцами напоминающую детскую руку. Тут же показалась плешивая голова. Гном вылез из под кровати, сделал несколько шагов, за тем остановился и уставился прямо Максима. «Монстры у меня в голове».
Он залез под одеяло и стал вспоминать, как утром обнимал маму. «Уходите монстры! Уходите!» Кажется, Максим так и уснул под одеялом, а проснулся от того, что промок. Во сне он описался. Такого с ним не случалось уже давно. Мальчику стало грустно от этого, и он расплакался.
Сейчас гном был, где то совсем рядом. Максим не видел его, а только слышал. И то, что он слышал ему не нравилось. Тяжелое хриплое дыхание, как у старого запыхавшегося деда.
25.
Давно пора было выбросить этот рюкзак. Молния заела, когда Суворов собирался достать фонарь. Недолго провозившись, Сергей вынул его и включил. Сейчас пять ступеней вниз по лестнице, и он попадет на маленькое семейное кладбище.
Спустившись на две ступеньки, он подтянул свободной рукой лопату и бросил вниз. Вдруг возникло непреодолимое желание спрыгнуть в погреб, как в детстве. Суворов отогнал эту мысль. Кто знает, что там внизу, не хватало ему подвернуть или сломать ногу. Он посветил фонарем на пол погреба, убедившись, что ни чего не помешает ему спустится, «ни чего или ни кто», и после этого аккуратно слез с лестницы.
В магазине он приобрел самый мощный фонарь, по словам продавца. Не спеша Сергей поставил его на несколько сложенных в углу деревянных ящиков. Погреб был не большой и фонарь давал достаточно света, что бы хорошенько осветить его.
Теперь нужно определиться, в каком углу необходимо копать. Суворов внимательно осмотрел стены, надеясь увидеть какую ни будь отметину или надпись. Потом подумал, для чего ее делать? Люди, закопавшие мертвеца в погребе жилого дома, наверняка запомнили это место. А другим знать о таких вещах не надо. И все же перерывать метр за метром Суворов не собирался. Земля промерзла, а рисковать застрять здесь надолго он не хотел.
Суворов снял перчатки и достал из кармана сигареты. Пачка оказалась пустой, он смял ее и швырнул в сторону. «А вдруг здесь тоже пусто?» подумал он. «Бабка могла ошибиться. Сойти с ума».
- Здесь только один сумасшедший, и этот человек – ты, - произнес Сергей, доставая из кармана рюкзака новую пачку сигарет.
Он открывал ее медленно, осознавая, что сейчас попросту тянет время. «Может я и вправду тронулся умом, от всей этой чертовой работы». Начать копать означало признать и принять собственное сумасшествие. Не найти в погребе трупа – подтвердить это. Или найти тело ведьмы, и наконец, удостовериться в реальности кошмара. А что было для него страшнее? Доказать свое безумие, или убедится в обратном? Потерять здравомыслие. Найдя тело – он вернет его. А не найдя? Какая разница. Он решил, что пускать слюни на пол, какой ни будь психбольницы, все таки лучше, чем быть шестеркой в руках у монстров. «Здравомыслие – винтовка в руках реалиста. Так застрелись. И покончим с этим».
Ему стало холодно. Он докурил. Пришло время начинать. Сергей взял кирку и услышал мышиный писк в дальнем углу за ящиками.
- Только этого не хватало.
Суворов стоял в замкнутом пространстве, в полоске света, а эти мелкие твари копошились совсем рядом в темном неосвещенном углу. Он не боялся мышей. Да, однажды в детстве мышь напугала его, он проснулся от того, что она сидела у него на груди. От неожиданности он вскрикнул, а потом сбросил одним движением руки. Мышь недовольно пискнула, ударившись об пол. Это было здесь, в доме. После этого бабушка начала активную травлю мышей. Видимо где то здесь предки тех мышей.
Он одел перчатки. Сжал рукоять, но занеся кирку над головой вдруг остановился.
Вдруг копать нужно в том месте, где пищат мыши?
Суворов отодвинул ящики. За ними ни кого не было. А кого он ожидал увидеть? Он стоял тут совсем один. Чувство одиночества, ощущение оторванности от людей навевали тоску. Словно он очутился на другой планете, с которой ему не суждено было вернуться назад.
Поставив фонарь так, что бы свет падал в нужном месте, он со всех сил опустил кирку. Инструмент глухо ударился о замершую землю. Предстояла тяжелая работа.
- Они все так ждали твоей смерти, а я сейчас разбужу тебя бабуля, - сказал он и еще раз ударил по земле киркой.
26.
Вдыхая ледяной воздух, Суворов с каждым ударом кирки углублялся все больше и больше. Киркой он разбивал землю, а лопатой отбрасывал в сторону ее куски. С начала работа шла медленно. Потом Суворов приноровился, он работал в хорошем ритме, думая, что давно не давал телу физической нагрузки. Результатом труда стал вскопанный участок земли прямоугольной формы, размером метр на полтора с углублением около сорока сантиметров. Если тело действительно находилось здесь, то теперь нужно было аккуратнее работать киркой, что бы случайно не расколоть ее череп.
Суворов представил себя со стороны. Он снова с дрожью подумал о собственном безумии. Возникло желание бросить все как есть, он ни кому ни чего не должен доказывать, или пытаться спасти. Он мог уйти из погреба, но он продолжал работу, словно привязанный, не в силах остановится. Сергей разбивал твердую землю с большим азартом, ему это нравилось и он ни как не мог понять почему.
Он не следил за временем, но чувствовал, что уже давно стемнело. Сколько еще?
«Давным – давно, в одной далекой деревне жила маленькая девочка. Маленькая девочка жила вместе со своей мамой. И мама говорила своей дочке, ни когда не входить ночью в чужие бани…»
Сергей снял куртку и перчатки, потому что стало невыносимо жако. И теперь его ладони горели огнем…
«…ни когда не заходить и не топить их…»
Правая рука переставала слушаться, и спину стало сильно ломить от боли.
«Но девочке стало интересно. И однажды ночью, она не послушалась маму, решив войти в чужую баню, что бы затопить ее».
Страшно хотелось пить. Губы пересохли. Что бы сделать глоток, нужно было остановиться, положить инструмент и достать из рюкзака бутылку воды.
«Девочка бросила полена в печь, разожгла огонь. Когда девочка растопила чужую баню так, что дышать от жара стало не выносимо, то увидела в печи огромную, разинутую пасть черной змеи с переливающейся перламутровой чешуей. В пасти змеи пылал адский огонь. Девочка испугалась. Вдруг змея позвала ее: «девочка, девочка…» И маленькая девочка перестала бояться и вошла в пасть. А когда вышла, то стала знать то, что ни кто не знает…»
Перед глазами все помутнело. Силы покидали его. Но Суворов продолжал, словно заговоренный.
«На следующую ночь маленькая девочка пришла в другую баню и затопила ее. И когда во второй бане, стоял жар сильнее, чем в первой, в печи она увидела страшную львиную морду с разинутой пастью. Глаза льва сверкали как драгоценные камни, а в пасти пылал огонь. Девочка испугалась. Но лев позвал ее, и девочка вошла в его пасть, а когда вышла, стала видеть и слышать то, что ни кто не видит и не слышит».
По всему телу разносилась вибрация от ударов. Еще удар. Еще один. И сейчас он рухнет без сил, а потом замерзнет на месте. Еще удар и еще. По вискам стекали холодные капли пота..
«И на следующую ночь маленькая девочка в третий раз затопила чужую баню. Когда кожа от жара горела огнем, а раскаленный воздух обжигал все внутри при каждой попытке вздохнуть, в печи появилась волчья пасть, с горящим огнем внутри. Эта пасть была самой свирепой, самой ужасной из трех. Белые острые клыки блестели так, что в них отражался рыжий огонь. Девочке хотелось убежать прочь, но голос волка позвал ее. Маленькая девочка больше не боялась и вошла в пасть. Когда вышла из нее, то стала уметь то, что ни кто не умеет. Тогда девочка подумала: « Зачем мне мама? Зачем мне деревня?» И когда на следующее утро в деревню пришел почтальон, то обнаружил, что все мертвые там были…»
Суворов вдруг замер, он не смог поддеть следующий слой земли полотно лопаты застряло. Не выпуская черенок из рук, Суворов присел на корточки и погрузил пальцы и землю. Почва была сухая и холодная. Он отбросил в сторону несколько не больших горстей, что бы рассмотреть, за что зацепилась лопата. Это камень? Или что- то вроде … Заострённый край полотна встал между двух рёбер. Рёбер.. По долгу службы Суворов видел много мерзостей, сотворенных людьми, и ни одного раза это не вызывало у него отвращения. Но сейчас было другое дело, и тошнота подкатила к горлу. Пытаясь подавить приступ дурноты, он резко дернув лопату вверх и отбросил ее в сторону. Сергей встал на колени и принялся рыть землю руками. Одно, второе третье ребро, лопатки, позвоночник, человеческий скелет, лежащий головой вниз. Кажется, он дотронулся до него, когда сгребал землю... Суворова передернуло. Его руки стали тёмными от земли, грязь застревала под ногтями - не приятное, забытое ощущение из детства. Торс он очистил, виднелась ключица, но голова? Головы не было. Больше Суворов не мог думать о том, реально ли то на что он смотрел, или это яркое воплощение его фантазии, страхов. Кроме того, он чувствовал возбуждение. Щеки и уши горели. Ему надоело выскребать частички земли между рёбрами, что бы докопать до грудной клетки, он ухватился за два ребра и с силой дернул скелет на себя. Он слышал звук собственного тяжёлого дыхания, потом мгновенный хруст и он упал назад, разжав руки. Одно из рёбер сломалось и вонзилось в ладонь, в том месте, где во время работы появились мозоли. На почерневшей руке выступила кровь, которая быстро наполнила пульсирующую от боли ладонь. В рану наверняка попадёт грязь, но заниматься раной было сейчас не интересно. Интересно было отыскать в этой чертовой могиле голову того, кто мирно почил здесь все это время. Он продолжил работу. Воздух в погребе становился тяжелым, спертым и каждый вздох давался ему с трудом. Запах земли, который он почти не ощущал до этого момента, стал насыщенным и резким. Запах крови, стекающей по рукояти лопаты, стал почти зловонным. Суворов наспех раскидывал остатки земли с ног, не обращая внимания на боль в руке и на то, что кровотечение из раны усилилось. За тем он снова опустился на колени, просеивая землю между пальцами. Чувствуя как земля липнет к мокрой коже, он раз за разом погружал руки в небольшие углубления пропитывая землю собственной кровью, старательно ощупывал то что скрывала земля. В том месте, где находились стопы скелета, прямо под ними Суворов обнаружил голову. Он извлекал её осторожно, будто хрустальную, боясь сломать или повредить. Наконец Суворов держал череп в руках. Он поднялся, держа его перед собой. На гладкий желтоватый череп налипла земля. Но пытаясь смахнуть земляные крошки, он измазал его сильнее. Кровавый след от раны темнел на лобной кости. Даже теперь, держа артефакт, Суворов не мог до конца поверить в такую немыслимую реальность. Как с первого раза он смог найти правильное место, где нужно копать? Может быть, его мозг вообразил себе находку? Его безумный мозг вообразил письмо бабушки, придумал разговор с ней, его мозг сам породил все эту чертовщину, немыслимую историю о родителях и собственном детстве. А что если он – Суворов на самом деле обыкновенный шизофреник, сбежавший из больницы? И внутри него пустота… Он смотрел в пустые глазницы черепа, рассматривал их устрашающие мертвые изгибы, смотрел на немую отпавшую нижнюю челюсть с редкими коричневыми зубами, на острый треугольник вместо носа. Не живая маска. Неужели когда то это был живой человек, со своими мечтами, желаниями.
Найдя нужные части от подъемного крана Илья смягчился. Ему даже стало стыдно, потому что нужные детали он нашел прямо около крана, а не в общих кучках. Максим просто положил их поближе. Но возвращать брата он не спешил. Мало ли что эта Козявка еще натворит. Скоро придет мама и нужно торопится доделать кран, потому что потом придется сесть за уроки. Илья любил брата, но тот доставляла ему больше хлопот, чем радости. С его появлением родители стали ограничивать во многом. «Посмотри за братом», «собери игрушки, которые он разбросал», «сделай потише, он спит», «поделись с Максимом». А сколько он переломал его игрушек! Сколько башен разрушил! Они постоянно делили вещи, дрались и Козявка всегда очень больно кусала и щипала его. Иногда Илья думал, лучше бы Козявка исчез куда ни будь, или же вообще не родился. Но было в Максиме и хорошее. Младший брат всегда вставал на его защиту, когда родители ругали Илью. Максим всегда делился с ним самым вкусным, и его не нужно было просить об этом. И какую гордость переполняла Илью, когда он всем говорил – «это мой брат!» А еще Максим смешил его. Он вставлял в рот под верхнюю губу два карандаша, представляя, что он саблезубое чудище. Наклеивал на лицо наклейки, и начинал гоняться за братом, изображая зомби.
Видимо Максим сейчас действительно очень обиделся, раз не рвется к нему. Такое иногда бывало, теперь он будет весть вечер дуться. Но Максим не обиделся. Ему было страшно пошевелится. И сейчас мальчик не понимал, спит он или нет. Ведь чудовищ не бывает на самом деле. Так папа говорит.
Впервые он увидел нечто странное пару дней назад поздно ночью, когда мама укладывала его спать. Она вышла на пару минут из комнаты, оставив включённым ночник. Утром Максим решил, что увиденное было сном. Пока мама собирала его в детский сад, он рассказал ей о маленьком злом гноме, который прыгал по его кровати ночью.
- Это такой сон? Да, мама?
- Конечно сон. В следующий раз, когда будешь засыпать представь что то очень хорошее, то, что ты любишь больше всего.
- Тебя?
Мама улыбнулась и погладила его по голове:
- Можно и меня. И вот тогда тебе приснятся добрые сны.
- А где сны?
- Сны у тебя в голове.
- Значит и монстры у меня в голове.
- Нет.
- Не хочу в садик. Я хочу быть с тобой. Целый день. – Максим обнял маму за шею и прижался всем телом. Он сдерживался изо всех сил, что бы не заплакать.
- Еще два денечка осталось сходить в садик. И будут выходные. И мы будем с тобой.
- Целый день?
- Да. Целый день!
Он улыбнулся, и маленькие ручки обхватили маму еще сильнее.
Максим забыл про монстров, до тех пор, пока в детском саду не настало время тихого часа. Все детки уже спали. Только он не мог заснуть, то закрывая глаза, то открывая. Максим лег на спину и посмотрел на соседнюю кроватку. Он увидел как из под нее показалась серая ручка с длинными пальцами напоминающую детскую руку. Тут же показалась плешивая голова. Гном вылез из под кровати, сделал несколько шагов, за тем остановился и уставился прямо Максима. «Монстры у меня в голове».
Он залез под одеяло и стал вспоминать, как утром обнимал маму. «Уходите монстры! Уходите!» Кажется, Максим так и уснул под одеялом, а проснулся от того, что промок. Во сне он описался. Такого с ним не случалось уже давно. Мальчику стало грустно от этого, и он расплакался.
Сейчас гном был, где то совсем рядом. Максим не видел его, а только слышал. И то, что он слышал ему не нравилось. Тяжелое хриплое дыхание, как у старого запыхавшегося деда.
25.
Давно пора было выбросить этот рюкзак. Молния заела, когда Суворов собирался достать фонарь. Недолго провозившись, Сергей вынул его и включил. Сейчас пять ступеней вниз по лестнице, и он попадет на маленькое семейное кладбище.
Спустившись на две ступеньки, он подтянул свободной рукой лопату и бросил вниз. Вдруг возникло непреодолимое желание спрыгнуть в погреб, как в детстве. Суворов отогнал эту мысль. Кто знает, что там внизу, не хватало ему подвернуть или сломать ногу. Он посветил фонарем на пол погреба, убедившись, что ни чего не помешает ему спустится, «ни чего или ни кто», и после этого аккуратно слез с лестницы.
В магазине он приобрел самый мощный фонарь, по словам продавца. Не спеша Сергей поставил его на несколько сложенных в углу деревянных ящиков. Погреб был не большой и фонарь давал достаточно света, что бы хорошенько осветить его.
Теперь нужно определиться, в каком углу необходимо копать. Суворов внимательно осмотрел стены, надеясь увидеть какую ни будь отметину или надпись. Потом подумал, для чего ее делать? Люди, закопавшие мертвеца в погребе жилого дома, наверняка запомнили это место. А другим знать о таких вещах не надо. И все же перерывать метр за метром Суворов не собирался. Земля промерзла, а рисковать застрять здесь надолго он не хотел.
Суворов снял перчатки и достал из кармана сигареты. Пачка оказалась пустой, он смял ее и швырнул в сторону. «А вдруг здесь тоже пусто?» подумал он. «Бабка могла ошибиться. Сойти с ума».
- Здесь только один сумасшедший, и этот человек – ты, - произнес Сергей, доставая из кармана рюкзака новую пачку сигарет.
Он открывал ее медленно, осознавая, что сейчас попросту тянет время. «Может я и вправду тронулся умом, от всей этой чертовой работы». Начать копать означало признать и принять собственное сумасшествие. Не найти в погребе трупа – подтвердить это. Или найти тело ведьмы, и наконец, удостовериться в реальности кошмара. А что было для него страшнее? Доказать свое безумие, или убедится в обратном? Потерять здравомыслие. Найдя тело – он вернет его. А не найдя? Какая разница. Он решил, что пускать слюни на пол, какой ни будь психбольницы, все таки лучше, чем быть шестеркой в руках у монстров. «Здравомыслие – винтовка в руках реалиста. Так застрелись. И покончим с этим».
Ему стало холодно. Он докурил. Пришло время начинать. Сергей взял кирку и услышал мышиный писк в дальнем углу за ящиками.
- Только этого не хватало.
Суворов стоял в замкнутом пространстве, в полоске света, а эти мелкие твари копошились совсем рядом в темном неосвещенном углу. Он не боялся мышей. Да, однажды в детстве мышь напугала его, он проснулся от того, что она сидела у него на груди. От неожиданности он вскрикнул, а потом сбросил одним движением руки. Мышь недовольно пискнула, ударившись об пол. Это было здесь, в доме. После этого бабушка начала активную травлю мышей. Видимо где то здесь предки тех мышей.
Он одел перчатки. Сжал рукоять, но занеся кирку над головой вдруг остановился.
Вдруг копать нужно в том месте, где пищат мыши?
Суворов отодвинул ящики. За ними ни кого не было. А кого он ожидал увидеть? Он стоял тут совсем один. Чувство одиночества, ощущение оторванности от людей навевали тоску. Словно он очутился на другой планете, с которой ему не суждено было вернуться назад.
Поставив фонарь так, что бы свет падал в нужном месте, он со всех сил опустил кирку. Инструмент глухо ударился о замершую землю. Предстояла тяжелая работа.
- Они все так ждали твоей смерти, а я сейчас разбужу тебя бабуля, - сказал он и еще раз ударил по земле киркой.
26.
Вдыхая ледяной воздух, Суворов с каждым ударом кирки углублялся все больше и больше. Киркой он разбивал землю, а лопатой отбрасывал в сторону ее куски. С начала работа шла медленно. Потом Суворов приноровился, он работал в хорошем ритме, думая, что давно не давал телу физической нагрузки. Результатом труда стал вскопанный участок земли прямоугольной формы, размером метр на полтора с углублением около сорока сантиметров. Если тело действительно находилось здесь, то теперь нужно было аккуратнее работать киркой, что бы случайно не расколоть ее череп.
Суворов представил себя со стороны. Он снова с дрожью подумал о собственном безумии. Возникло желание бросить все как есть, он ни кому ни чего не должен доказывать, или пытаться спасти. Он мог уйти из погреба, но он продолжал работу, словно привязанный, не в силах остановится. Сергей разбивал твердую землю с большим азартом, ему это нравилось и он ни как не мог понять почему.
Он не следил за временем, но чувствовал, что уже давно стемнело. Сколько еще?
«Давным – давно, в одной далекой деревне жила маленькая девочка. Маленькая девочка жила вместе со своей мамой. И мама говорила своей дочке, ни когда не входить ночью в чужие бани…»
Сергей снял куртку и перчатки, потому что стало невыносимо жако. И теперь его ладони горели огнем…
«…ни когда не заходить и не топить их…»
Правая рука переставала слушаться, и спину стало сильно ломить от боли.
«Но девочке стало интересно. И однажды ночью, она не послушалась маму, решив войти в чужую баню, что бы затопить ее».
Страшно хотелось пить. Губы пересохли. Что бы сделать глоток, нужно было остановиться, положить инструмент и достать из рюкзака бутылку воды.
«Девочка бросила полена в печь, разожгла огонь. Когда девочка растопила чужую баню так, что дышать от жара стало не выносимо, то увидела в печи огромную, разинутую пасть черной змеи с переливающейся перламутровой чешуей. В пасти змеи пылал адский огонь. Девочка испугалась. Вдруг змея позвала ее: «девочка, девочка…» И маленькая девочка перестала бояться и вошла в пасть. А когда вышла, то стала знать то, что ни кто не знает…»
Перед глазами все помутнело. Силы покидали его. Но Суворов продолжал, словно заговоренный.
«На следующую ночь маленькая девочка пришла в другую баню и затопила ее. И когда во второй бане, стоял жар сильнее, чем в первой, в печи она увидела страшную львиную морду с разинутой пастью. Глаза льва сверкали как драгоценные камни, а в пасти пылал огонь. Девочка испугалась. Но лев позвал ее, и девочка вошла в его пасть, а когда вышла, стала видеть и слышать то, что ни кто не видит и не слышит».
По всему телу разносилась вибрация от ударов. Еще удар. Еще один. И сейчас он рухнет без сил, а потом замерзнет на месте. Еще удар и еще. По вискам стекали холодные капли пота..
«И на следующую ночь маленькая девочка в третий раз затопила чужую баню. Когда кожа от жара горела огнем, а раскаленный воздух обжигал все внутри при каждой попытке вздохнуть, в печи появилась волчья пасть, с горящим огнем внутри. Эта пасть была самой свирепой, самой ужасной из трех. Белые острые клыки блестели так, что в них отражался рыжий огонь. Девочке хотелось убежать прочь, но голос волка позвал ее. Маленькая девочка больше не боялась и вошла в пасть. Когда вышла из нее, то стала уметь то, что ни кто не умеет. Тогда девочка подумала: « Зачем мне мама? Зачем мне деревня?» И когда на следующее утро в деревню пришел почтальон, то обнаружил, что все мертвые там были…»
Суворов вдруг замер, он не смог поддеть следующий слой земли полотно лопаты застряло. Не выпуская черенок из рук, Суворов присел на корточки и погрузил пальцы и землю. Почва была сухая и холодная. Он отбросил в сторону несколько не больших горстей, что бы рассмотреть, за что зацепилась лопата. Это камень? Или что- то вроде … Заострённый край полотна встал между двух рёбер. Рёбер.. По долгу службы Суворов видел много мерзостей, сотворенных людьми, и ни одного раза это не вызывало у него отвращения. Но сейчас было другое дело, и тошнота подкатила к горлу. Пытаясь подавить приступ дурноты, он резко дернув лопату вверх и отбросил ее в сторону. Сергей встал на колени и принялся рыть землю руками. Одно, второе третье ребро, лопатки, позвоночник, человеческий скелет, лежащий головой вниз. Кажется, он дотронулся до него, когда сгребал землю... Суворова передернуло. Его руки стали тёмными от земли, грязь застревала под ногтями - не приятное, забытое ощущение из детства. Торс он очистил, виднелась ключица, но голова? Головы не было. Больше Суворов не мог думать о том, реально ли то на что он смотрел, или это яркое воплощение его фантазии, страхов. Кроме того, он чувствовал возбуждение. Щеки и уши горели. Ему надоело выскребать частички земли между рёбрами, что бы докопать до грудной клетки, он ухватился за два ребра и с силой дернул скелет на себя. Он слышал звук собственного тяжёлого дыхания, потом мгновенный хруст и он упал назад, разжав руки. Одно из рёбер сломалось и вонзилось в ладонь, в том месте, где во время работы появились мозоли. На почерневшей руке выступила кровь, которая быстро наполнила пульсирующую от боли ладонь. В рану наверняка попадёт грязь, но заниматься раной было сейчас не интересно. Интересно было отыскать в этой чертовой могиле голову того, кто мирно почил здесь все это время. Он продолжил работу. Воздух в погребе становился тяжелым, спертым и каждый вздох давался ему с трудом. Запах земли, который он почти не ощущал до этого момента, стал насыщенным и резким. Запах крови, стекающей по рукояти лопаты, стал почти зловонным. Суворов наспех раскидывал остатки земли с ног, не обращая внимания на боль в руке и на то, что кровотечение из раны усилилось. За тем он снова опустился на колени, просеивая землю между пальцами. Чувствуя как земля липнет к мокрой коже, он раз за разом погружал руки в небольшие углубления пропитывая землю собственной кровью, старательно ощупывал то что скрывала земля. В том месте, где находились стопы скелета, прямо под ними Суворов обнаружил голову. Он извлекал её осторожно, будто хрустальную, боясь сломать или повредить. Наконец Суворов держал череп в руках. Он поднялся, держа его перед собой. На гладкий желтоватый череп налипла земля. Но пытаясь смахнуть земляные крошки, он измазал его сильнее. Кровавый след от раны темнел на лобной кости. Даже теперь, держа артефакт, Суворов не мог до конца поверить в такую немыслимую реальность. Как с первого раза он смог найти правильное место, где нужно копать? Может быть, его мозг вообразил себе находку? Его безумный мозг вообразил письмо бабушки, придумал разговор с ней, его мозг сам породил все эту чертовщину, немыслимую историю о родителях и собственном детстве. А что если он – Суворов на самом деле обыкновенный шизофреник, сбежавший из больницы? И внутри него пустота… Он смотрел в пустые глазницы черепа, рассматривал их устрашающие мертвые изгибы, смотрел на немую отпавшую нижнюю челюсть с редкими коричневыми зубами, на острый треугольник вместо носа. Не живая маска. Неужели когда то это был живой человек, со своими мечтами, желаниями.
