Она мотнула головой.
- Нет. Нас познакомили… - она задумалась, вспоминая былое.
Кузякин сделал стойку, но спрашивать кто не стал. Позже. Не спугнуть бы откровения графини Шереметьевой.
- Он мне не понравился сначала. Лощеный, нос морщит…. А потом, а потом как обухом по голове.
Пантелей согласно кивнул.
- Вас приворожили к нему.
Брови Николлеты взлетели вверх.
- Душа моя, сие есть мракобесие и ересь.
Кузякин закатил глаза. Не сдержался. Не сказать, что эффект ему понравился, но попробовать стоило.
- С вами поработал сенсуит. На вас было оказано воздействие топорное и очень сильное с единственной целью - заставить почувствовать сильнейшую и нездоровую симпатию к определенному человеку. Такое воздействие запрещено. Объект воздействия чаще всего сходит с ума.
- Но я в своем уме, - обыденно констатировала она.
- Да. Потому что у вас, как и у других представителей аристократии есть сопротивляемость к внушению, которую ваш дед еще более сильно развивал. Вас можно было “оглушить” лишь раз. А дальше… - Он почесал переносицу, обдумывая мысль. - Объект должен был вести себя так, чтобы вам понравиться. А потом, нужно было поддерживать иллюзию. Поэтому редкие встречи и письма.
Травница качнула головой, то ли соглашаясь, то ли окунаясь в воспоминания
- Мы практически не виделись. В основном переписывались. Обменивались записками. Редко когда удавалось поговорить. Несколько раз были на одних и тех же мероприятиях, но там только взглядами обменивались.
Пантелей ехидно улыбнулся.
- Я тебе настойку от желудка в чай подмешаю, - сбила с него всякую спесь женщина.
Молодой жандарм с трудом подавил желание отодвинуться от нее. Николлета была права: она не графиня Шереметьева. Та девушка давно сгинула в жизненных перипетиях. Он присмотрелся к ней. Взгляд прямой и порой жестокий. Говоря о настойке, она не блефовала.
- Как вы выжили? - тихо спросил он.
Она улыбнулась уголком губ.
- Мы сейчас об этом будем говорить?
Кузякину больше всего хотелось узнать перипетии молодой девушки, которая столкнулась с жестоким миром. Усилием воли он заставил себя мотнуть головой.
- Давайте вернемся к вашей влюбленности. Из того, что я вы сообщили - вас “пасли”. Общение свели до минимума, чтобы раньше времени не прозрели. Но что-то должно было быть еще, чтобы поддерживать навязанную влюбленность. Что? Духи, цветы, стихи, книги, платок? Когда вас познакомили? До или после смерти советника?
Женщина нахмурилась.
- До официального объявления точно. Обычно на такие вечера я сопровождала дядю, но тогда его уже не было. Мне сказали, что он уехал по делам… - глаза ее сузились.
Кузякин ощутил неприятный холодок.
- Вы ведь не будете мстить? - тихо спросил он.
- Мстить? - женщина искренне удивилась. - На месть имела право графиня Шереметьева. Николлета Шаридаз не имеет отношения к этим делам никакого.
Пантелей потер устало глаза. Разговор был сложным.
- Просто помогите мне разобраться во всем и заговорщиков ждет Тайная канцелярия.
Женщина холодно улыбнулась.
- Дело ваше, - устало сказал Кузякин. - Хотите брать на душу грех… - он махнул рукой. Перед ним сидела умудренная опытом женщина. Стоит ли тратить время на озвучивание очевидных вещей? Он вернулся к теме разговора. - Значит вами сразу заинтересовались, как только умер советник, а ваш дядя отбыл в поместье создавать видимость его существования.
Жандарм задумался. Что это значит? В принципе, что было известно давно - заговорщики были среди самых близких и доверенных лиц императорской семьи.
- Почему государь доверил жизнь наследника денщику? Почему был уверен в его верности?
Николлета выгнула бровь.
- Клятва верности, присяга на верность, спасение жизни и так далее.
Молодой жандарм мотнул головой.
- Нет. Это не аргумент. Любую клятву можно нарушить, как и присягу. Особенно, если человек уверен, что его обманули. Долгие годы можно служить верой и правдой и в один момент предать. Бывали случаи, когда человек специально поступал на службу к тому, кого хотел уничтожить, проявляя чудеса храбрости и самопожертвования только ради того, чтобы в подходящий момент вонзить нож в спину.
Травница задумчиво хмыкнула.
- Для восторженного вьюноши ты рассуждаешь на удивление здраво и цинично.
Пантелей ответил такой же холодной улыбкой.
- Мои душевные качества никак не влияют на умственные. В в военном училище корпуса жандармерии особое внимание уделяется истории без прикрас и красивых лозунгов. Глупо ожидать от людей восторженного отношения. Когда речь идет об их выживании.
Николлета довольно хмыкнула.
- Понятия не имею, почему ему все так доверяли, - буднично сообщила она. - У меня было письмо дяди. В нем он описал ситуацию и особенно подчеркнул, что доверять никому нельзя. Я и не доверяла. Но денщик… - она развела руки в сторону. - Я не знаю.
Жандарм прищурил глаз .
- Вспомните, вы ему полностью доверяли без всяких сомнений или все же были моменты, когда вы старались что-то скрыть от него, но сами не могли объяснить почему?
Женщина вопросительно приподняла брови.
- Ну да, - согласился с ее молчаливым ответом Кузякин. - Но все же?
- Странно доверять целиком незнакомому человеку в условиях полной конфиденциальности и особенно после напутствия родственника: никому не доверять. - ответила она.
На чайном столике появился чайник и две чашки. Каким-то непонятным образом все спокойно поместилось на крохотном кружочке стола. Пантелей вдохнул ароматный пар свежезаваренных трав.
- Что думаешь делать? - спросила его травница.
- Мне не хватает информации.
Женщина цикнула.
- Информации у тебя достаточно. Но тебе не хватает правильного ракурса.
Кузякин с удивлением посмотрел на нее.
- Прежде чем ты раскроешь рот, вспомни, что я уже в преклонном возрасте. Одной страшной тайны за глаза хватит. - Она пригубила чай и улыбнулась. - Если понадобиться попить чай или настойка от желудочных колик, приходи, но лучше не стоит.
Жандарм закрыл рот и кивнул. Они пили чай в тишине. Удивительно насколько вкус чая не подходил к обстановке: напряженной давящей. В то время, как вкус чая был манящий и легкий. Его бы пить на веранде, закутавшись в плед и встречать рассвет. Когда в чашке осталось жидкости на два глотка, женщина кивнула Пантелею и добавила:
- Тебе пора.
Николлета была удивительной личностью со сложной судьбой. А еще она спокойно и прямо выставляла его вон.
- Прежде чем я уйду, кто он?
Кривая улыбка, в которой словно тенью отразилась юная Ника Шереметьева.
- Учитель французского языка Руслан Александрович Черноморцев, исчезнувший без следа после моего побега.
- А вы?..
- Искала. Не официально, но искала. И, да, сейчас я думаю, что имя не настоящее. Но тогда мне это не приходило в голову. Расспрашивать напрямую не рисковала. Боялась привлечь внимание и привести к наследнику. А теперь вон. Не вздумай следить за мной! Если бы я задумала месть, не привлекла жандарма. Делай свою работу.
Кузякин поклонился и вылез в окно.
Девица раздражала. Больше всего Пантелею хотелось завязать ей рот и в таком виде отправить на экспрессе в столицу. Она не понимала когда надо остановиться, обижалась на пустом месте, страдала самокопанием и самобичевание (Киприна назвала бы это самопожиранием), которые неожиданно выливались в злость и агрессию. Девица Анна Фалеева вызывала только одно чувство - желание избавиться от нее как можно скорее.
Она «прилепилась» к Кузякину, когда он шел в местную библиотеку. Ранее она была в кафе. Это она назвала его хамом. Налетела на него на улице, обрадовалась, представилась и решила, что он проводит ее туда, куда ей надо «потому, что настоящий мужчина так и поступит». Пантелей удивленно вскинул бровь и обошел по дуге, продолжая идти по своим делам. Его снова обозвали хамом. Девушка что-то требовала, а потом молча пошла за ним и гневно сопела. Первый порыв - резко остановиться и потребовать отстать, жандарм задавил на корню. Мысль, что она за ним следит он не отбрасывал. А еще она провоцировала и требовала внимания. Он сосредоточился на деле и забыл о странной девушке через пару минут, погружаясь в размышления.
Старые интриганки выдавали информацию порционно. Это раздражало. Может снова допросить Агриппину или Николлету? Он тряхнул головой. Нет. Травница права. Его визиты к ней уже могло привлечь ненужное внимание. Она назвала имя. Черноморцев Руслан Александрович. Почему ему не нравится оно? Фальшивое? Но почему он так уверен в этом? И все таки, что с письмом? Она его не отправила. Что-то случилось накануне и не дало ей отправить или девушка передумала? Что могло помешать ей отправить письмо? С молодой графиней работали быстро и топорно. Флер от влюбленности выветривается быстро, но не моментально. А значит - предатель в ее окружении.
Он резко развернулся на каблуках, собираясь вернуться и задать вопросы местной травнице. Но что-то врезалось в его грудь. Кто-то.
- Вы вообще смотрите куда идете? - возмущалась настырная девица.
Пантелей пару мгновений вспоминал кто это и почему возмущается? Затем он пробормотал «извините» и обогнул ее по дуге, возвращаясь на свой маршрут.
- Почему вы меня игнорируете? - обижено крикнула она.
- Потому что вы истеричка и вам нужно найти объект для слива своих эмоций. Негативных. Таким образом вы компенсируете себе недостаток внимания и внутренней гармонии. Я не хочу, чтобы на меня сливали что-либо. Всего хорошего.
Девушка вылупив глаза потрясено молчала. Молодой жандарм пошел дальше. Да, грубо и наверное жестоко, но лучше сразу обозначить границы, чем потом страдать от своей деликатности. Девица была чересчур подозрительной, но именно поэтому не вызывала серьезных опасений. Да, ее могли использовать. Наблюдение и анализ все расставят по своим местам.
- Вы… Вы… - сзади послышались всхлипы.
Кузякин поморщился. Он ненавидел женские слезы. Люто. А все потому, что они заставляли вопреки всем доводам рассудка помогать той, что лила их. Надо поскорее уходить. Но всхлипы прекратились и он услышал за своей спиной шаги. Девица с упрямством осла шла следом. Нет. Идти к Николлете не стоит. Ему нужно обдумать все в тишине. Он снова резко развернулся. Девушка неловко крутанулась и едва не упала.
- Зачем вы преследуете меня? - тихо спросил Пантелей.
Она вздернула нос.
- Потому что я не знаю город, а вы здесь давно. Я видела вас на почте. Мне надо в библиотеку.
Кузякин поднял вопросительно бровь.
- А вы идете туда! - выдала она.
Он слегка повел плечом и молчал продолжил свой путь. Это ее нервировало.
- Вы… скажите что-нибудь? - не выдержала она. - Ну же! Да, я слышала как вы разговаривали с посыльным и спрашивали про библиотеку. А мне туда очень надо. А еще у меня нет денег на извозчика. Пожалуйста, помогите дойти до библиотеки. Я очень плохо ориентируюсь.
Она прикусила щеку.
- Зачем?
- Что зачем? - не поняла она.
- Зачем вы меня преследуете?
- Мне нужна карта города и его окрестностей. А она доступна только в читальном зале городской библиотеки. Мне… мне надо.
Пантелей мотнул головой и пошел дальше.
- Вы… вы мне поможете? - донеслось до него. - Вы… вы… - позади послышались всхлипы.
- Переигрываете, - негромко сказал он.
Он шел по улицам города и думал.
Библиотека встретила его запахом книг и приглушенными звуками. Молодая женщина приветливо улыбнулась ему за стойкой.
- У вас тут людно, - констатировал жандарм.
- Да. Что вы хотели?
- Подборку газет за прошедшие два месяца.
Библиотекарь кивнула, записывая что-то. Скоро Кузякин шел с формуляром-пропуском внутрь собрания книг, газет и людей, которых оказалось на удивление много. Краем слуха он услышал голос девицы Анны Фалеевой, которая спрашивала про карты города. Ему удалось найти глухой закуток, где он смог все спокойно обдумать. Возвращался он в санаторий уже вечером, в голове составляя письма Носкову, Разуляку и шефу-полиции. Письмо шефу было своеобразным отчетом Беркендорфу.
Перед ужином он зашел к Ариппине Ивановне. Бывшая фрейлина чувствовала себя хорошо. Женщина жаловалась на скуку, неблагодарность молодого жандарма и лечение местного эскулапа. В общем, вела себя как обычно. Сиделка была при ней неотлучно. Но у Кузякина не проходило чувство, что Агриппина боится.
- Рад, что вы пошлина поправку, - вежливо раскланялся жандарм. - Хорошего вечера.
Он еще раз кивнул дамам и поспешил выйти.
Ужин прошел скомкано. Постояльцы откушали и разбрелись по своим углам. Никто не скандалил, не шутил и кажется дышали через раз.
- Рагу сегодня пресное, - раздался голос с соседнего столика.
Кузякин посмотрел на говорящего. Это был мужчина в возрасте с военной выправкой, но без мундира.
- Не заметил, - равнодушно ответил Пантелей.
- Обычно здесь играет музыка? - не унимался сосед.
Новенький. Почему Пантелей его не заметил раньше?
- Ваше благородие, вы человек на источниках новый и еще не прочитали правила, - с безупречно вежливой улыбкой обратился к нему возникший ниоткуда метрдотель.
Брови новенького взлетели вверх.
- В ресторане не играет живая музыка? - догадался он.
- Прочтите правила,- посоветовал ему метрдотель и удалился гордой походкой.
- Это шутка какая-то?
- Увы нет, - вздохнул Кузякин. - Прочтите правила. Вам многое станет ясным.
- Это невесть что!
На новенького стали шикать и укоризненно смотреть: кто через лорнет, кто через седые кудельки, а кто с плохо скрываемым ожиданием скандала.
Ему понадобилось немного времени, чтобы взять себя в руки.
- Прошу меня простить.
«И все-таки не военный», провожая четкий, но мягкий шаг нового постояльца, подумал молодой жандарм.
Вечер был безнадежно испорчен. Всем не хватало Агриппины. А у его номера с милой улыбкой стояла девица Анна Фалеева.
- Что вам надо? - устало спросил Кузякин.
- Не мне. Вам надо. Вам нужна моя помощь.
- Нет, - отрезал молодой жандарм.
- Бука. Не будьте так самонадеяны. Я вам нужна.
Пантелей медленно повернулся к ней и ослепительно улыбнулся. Он нагнулся ближе. Девица заморгала глазами, дыхание ее стало прерывистым.
- НЕТ! - громким шепотом произнес он ей на ухо.
Воспользовавшись ее замешательством он закрыл дверь своего номера на ключ и ушел в ванную.
Девушка прерывисто дышала, продолжая стоять у его двери.
- Ну и молодежь пошла! - возмущался старичок на другом конце коридора.- Так безобразно вешаться на шею юноши.
Анна прикрыла глаза, едва сдерживая клокотавшую внутри нее ярость.
- Зачем так в лоб? - приблизился на расстояние пару метров продолжал поучать старичок. - Ежели сей молодой человек так нужен, организовать надо компрометирующие обстоятельства и он будет обязан жениться.
Старикан смерил ее оценивающим взглядом.
- Нет. Максимум откупиться.
- Вы… - открыла рот для гневной отповеди девица, но ее перебили.
- Я. Барышня, я. Агриппина Ивановна умело держала всех в тонусе. Но старушка сдала. Теперь нам скучно.
- Вам? - не поняла Анна.
Старичок мерзко улыбнулся.
- Высшее общество, куда все так стремятся попасть. Нам скучно. А ваши попытки захомутать протеже Агриппины… с моей помощью это будет интересно.
Он снова окинул ее оценивающим взглядом и не попрощавшись ушел.
Девушка мотнула головой. Ее план трещал по швам.
- Нет. Нас познакомили… - она задумалась, вспоминая былое.
Кузякин сделал стойку, но спрашивать кто не стал. Позже. Не спугнуть бы откровения графини Шереметьевой.
- Он мне не понравился сначала. Лощеный, нос морщит…. А потом, а потом как обухом по голове.
Пантелей согласно кивнул.
- Вас приворожили к нему.
Брови Николлеты взлетели вверх.
- Душа моя, сие есть мракобесие и ересь.
Кузякин закатил глаза. Не сдержался. Не сказать, что эффект ему понравился, но попробовать стоило.
- С вами поработал сенсуит. На вас было оказано воздействие топорное и очень сильное с единственной целью - заставить почувствовать сильнейшую и нездоровую симпатию к определенному человеку. Такое воздействие запрещено. Объект воздействия чаще всего сходит с ума.
- Но я в своем уме, - обыденно констатировала она.
- Да. Потому что у вас, как и у других представителей аристократии есть сопротивляемость к внушению, которую ваш дед еще более сильно развивал. Вас можно было “оглушить” лишь раз. А дальше… - Он почесал переносицу, обдумывая мысль. - Объект должен был вести себя так, чтобы вам понравиться. А потом, нужно было поддерживать иллюзию. Поэтому редкие встречи и письма.
Травница качнула головой, то ли соглашаясь, то ли окунаясь в воспоминания
- Мы практически не виделись. В основном переписывались. Обменивались записками. Редко когда удавалось поговорить. Несколько раз были на одних и тех же мероприятиях, но там только взглядами обменивались.
Пантелей ехидно улыбнулся.
- Я тебе настойку от желудка в чай подмешаю, - сбила с него всякую спесь женщина.
Молодой жандарм с трудом подавил желание отодвинуться от нее. Николлета была права: она не графиня Шереметьева. Та девушка давно сгинула в жизненных перипетиях. Он присмотрелся к ней. Взгляд прямой и порой жестокий. Говоря о настойке, она не блефовала.
- Как вы выжили? - тихо спросил он.
Она улыбнулась уголком губ.
- Мы сейчас об этом будем говорить?
Кузякину больше всего хотелось узнать перипетии молодой девушки, которая столкнулась с жестоким миром. Усилием воли он заставил себя мотнуть головой.
- Давайте вернемся к вашей влюбленности. Из того, что я вы сообщили - вас “пасли”. Общение свели до минимума, чтобы раньше времени не прозрели. Но что-то должно было быть еще, чтобы поддерживать навязанную влюбленность. Что? Духи, цветы, стихи, книги, платок? Когда вас познакомили? До или после смерти советника?
Женщина нахмурилась.
- До официального объявления точно. Обычно на такие вечера я сопровождала дядю, но тогда его уже не было. Мне сказали, что он уехал по делам… - глаза ее сузились.
Кузякин ощутил неприятный холодок.
- Вы ведь не будете мстить? - тихо спросил он.
- Мстить? - женщина искренне удивилась. - На месть имела право графиня Шереметьева. Николлета Шаридаз не имеет отношения к этим делам никакого.
Пантелей потер устало глаза. Разговор был сложным.
- Просто помогите мне разобраться во всем и заговорщиков ждет Тайная канцелярия.
Женщина холодно улыбнулась.
- Дело ваше, - устало сказал Кузякин. - Хотите брать на душу грех… - он махнул рукой. Перед ним сидела умудренная опытом женщина. Стоит ли тратить время на озвучивание очевидных вещей? Он вернулся к теме разговора. - Значит вами сразу заинтересовались, как только умер советник, а ваш дядя отбыл в поместье создавать видимость его существования.
Жандарм задумался. Что это значит? В принципе, что было известно давно - заговорщики были среди самых близких и доверенных лиц императорской семьи.
- Почему государь доверил жизнь наследника денщику? Почему был уверен в его верности?
Николлета выгнула бровь.
- Клятва верности, присяга на верность, спасение жизни и так далее.
Молодой жандарм мотнул головой.
- Нет. Это не аргумент. Любую клятву можно нарушить, как и присягу. Особенно, если человек уверен, что его обманули. Долгие годы можно служить верой и правдой и в один момент предать. Бывали случаи, когда человек специально поступал на службу к тому, кого хотел уничтожить, проявляя чудеса храбрости и самопожертвования только ради того, чтобы в подходящий момент вонзить нож в спину.
Травница задумчиво хмыкнула.
- Для восторженного вьюноши ты рассуждаешь на удивление здраво и цинично.
Пантелей ответил такой же холодной улыбкой.
- Мои душевные качества никак не влияют на умственные. В в военном училище корпуса жандармерии особое внимание уделяется истории без прикрас и красивых лозунгов. Глупо ожидать от людей восторженного отношения. Когда речь идет об их выживании.
Николлета довольно хмыкнула.
- Понятия не имею, почему ему все так доверяли, - буднично сообщила она. - У меня было письмо дяди. В нем он описал ситуацию и особенно подчеркнул, что доверять никому нельзя. Я и не доверяла. Но денщик… - она развела руки в сторону. - Я не знаю.
Жандарм прищурил глаз .
- Вспомните, вы ему полностью доверяли без всяких сомнений или все же были моменты, когда вы старались что-то скрыть от него, но сами не могли объяснить почему?
Женщина вопросительно приподняла брови.
- Ну да, - согласился с ее молчаливым ответом Кузякин. - Но все же?
- Странно доверять целиком незнакомому человеку в условиях полной конфиденциальности и особенно после напутствия родственника: никому не доверять. - ответила она.
На чайном столике появился чайник и две чашки. Каким-то непонятным образом все спокойно поместилось на крохотном кружочке стола. Пантелей вдохнул ароматный пар свежезаваренных трав.
- Что думаешь делать? - спросила его травница.
- Мне не хватает информации.
Женщина цикнула.
- Информации у тебя достаточно. Но тебе не хватает правильного ракурса.
Кузякин с удивлением посмотрел на нее.
- Прежде чем ты раскроешь рот, вспомни, что я уже в преклонном возрасте. Одной страшной тайны за глаза хватит. - Она пригубила чай и улыбнулась. - Если понадобиться попить чай или настойка от желудочных колик, приходи, но лучше не стоит.
Жандарм закрыл рот и кивнул. Они пили чай в тишине. Удивительно насколько вкус чая не подходил к обстановке: напряженной давящей. В то время, как вкус чая был манящий и легкий. Его бы пить на веранде, закутавшись в плед и встречать рассвет. Когда в чашке осталось жидкости на два глотка, женщина кивнула Пантелею и добавила:
- Тебе пора.
Николлета была удивительной личностью со сложной судьбой. А еще она спокойно и прямо выставляла его вон.
- Прежде чем я уйду, кто он?
Кривая улыбка, в которой словно тенью отразилась юная Ника Шереметьева.
- Учитель французского языка Руслан Александрович Черноморцев, исчезнувший без следа после моего побега.
- А вы?..
- Искала. Не официально, но искала. И, да, сейчас я думаю, что имя не настоящее. Но тогда мне это не приходило в голову. Расспрашивать напрямую не рисковала. Боялась привлечь внимание и привести к наследнику. А теперь вон. Не вздумай следить за мной! Если бы я задумала месть, не привлекла жандарма. Делай свою работу.
Кузякин поклонился и вылез в окно.
Прода от 18.08.2025, 06:18
Глава 7
Девица раздражала. Больше всего Пантелею хотелось завязать ей рот и в таком виде отправить на экспрессе в столицу. Она не понимала когда надо остановиться, обижалась на пустом месте, страдала самокопанием и самобичевание (Киприна назвала бы это самопожиранием), которые неожиданно выливались в злость и агрессию. Девица Анна Фалеева вызывала только одно чувство - желание избавиться от нее как можно скорее.
Она «прилепилась» к Кузякину, когда он шел в местную библиотеку. Ранее она была в кафе. Это она назвала его хамом. Налетела на него на улице, обрадовалась, представилась и решила, что он проводит ее туда, куда ей надо «потому, что настоящий мужчина так и поступит». Пантелей удивленно вскинул бровь и обошел по дуге, продолжая идти по своим делам. Его снова обозвали хамом. Девушка что-то требовала, а потом молча пошла за ним и гневно сопела. Первый порыв - резко остановиться и потребовать отстать, жандарм задавил на корню. Мысль, что она за ним следит он не отбрасывал. А еще она провоцировала и требовала внимания. Он сосредоточился на деле и забыл о странной девушке через пару минут, погружаясь в размышления.
Старые интриганки выдавали информацию порционно. Это раздражало. Может снова допросить Агриппину или Николлету? Он тряхнул головой. Нет. Травница права. Его визиты к ней уже могло привлечь ненужное внимание. Она назвала имя. Черноморцев Руслан Александрович. Почему ему не нравится оно? Фальшивое? Но почему он так уверен в этом? И все таки, что с письмом? Она его не отправила. Что-то случилось накануне и не дало ей отправить или девушка передумала? Что могло помешать ей отправить письмо? С молодой графиней работали быстро и топорно. Флер от влюбленности выветривается быстро, но не моментально. А значит - предатель в ее окружении.
Он резко развернулся на каблуках, собираясь вернуться и задать вопросы местной травнице. Но что-то врезалось в его грудь. Кто-то.
- Вы вообще смотрите куда идете? - возмущалась настырная девица.
Пантелей пару мгновений вспоминал кто это и почему возмущается? Затем он пробормотал «извините» и обогнул ее по дуге, возвращаясь на свой маршрут.
- Почему вы меня игнорируете? - обижено крикнула она.
- Потому что вы истеричка и вам нужно найти объект для слива своих эмоций. Негативных. Таким образом вы компенсируете себе недостаток внимания и внутренней гармонии. Я не хочу, чтобы на меня сливали что-либо. Всего хорошего.
Девушка вылупив глаза потрясено молчала. Молодой жандарм пошел дальше. Да, грубо и наверное жестоко, но лучше сразу обозначить границы, чем потом страдать от своей деликатности. Девица была чересчур подозрительной, но именно поэтому не вызывала серьезных опасений. Да, ее могли использовать. Наблюдение и анализ все расставят по своим местам.
- Вы… Вы… - сзади послышались всхлипы.
Кузякин поморщился. Он ненавидел женские слезы. Люто. А все потому, что они заставляли вопреки всем доводам рассудка помогать той, что лила их. Надо поскорее уходить. Но всхлипы прекратились и он услышал за своей спиной шаги. Девица с упрямством осла шла следом. Нет. Идти к Николлете не стоит. Ему нужно обдумать все в тишине. Он снова резко развернулся. Девушка неловко крутанулась и едва не упала.
- Зачем вы преследуете меня? - тихо спросил Пантелей.
Она вздернула нос.
- Потому что я не знаю город, а вы здесь давно. Я видела вас на почте. Мне надо в библиотеку.
Кузякин поднял вопросительно бровь.
- А вы идете туда! - выдала она.
Он слегка повел плечом и молчал продолжил свой путь. Это ее нервировало.
- Вы… скажите что-нибудь? - не выдержала она. - Ну же! Да, я слышала как вы разговаривали с посыльным и спрашивали про библиотеку. А мне туда очень надо. А еще у меня нет денег на извозчика. Пожалуйста, помогите дойти до библиотеки. Я очень плохо ориентируюсь.
Она прикусила щеку.
- Зачем?
- Что зачем? - не поняла она.
- Зачем вы меня преследуете?
- Мне нужна карта города и его окрестностей. А она доступна только в читальном зале городской библиотеки. Мне… мне надо.
Пантелей мотнул головой и пошел дальше.
- Вы… вы мне поможете? - донеслось до него. - Вы… вы… - позади послышались всхлипы.
- Переигрываете, - негромко сказал он.
Он шел по улицам города и думал.
Библиотека встретила его запахом книг и приглушенными звуками. Молодая женщина приветливо улыбнулась ему за стойкой.
- У вас тут людно, - констатировал жандарм.
- Да. Что вы хотели?
- Подборку газет за прошедшие два месяца.
Библиотекарь кивнула, записывая что-то. Скоро Кузякин шел с формуляром-пропуском внутрь собрания книг, газет и людей, которых оказалось на удивление много. Краем слуха он услышал голос девицы Анны Фалеевой, которая спрашивала про карты города. Ему удалось найти глухой закуток, где он смог все спокойно обдумать. Возвращался он в санаторий уже вечером, в голове составляя письма Носкову, Разуляку и шефу-полиции. Письмо шефу было своеобразным отчетом Беркендорфу.
Перед ужином он зашел к Ариппине Ивановне. Бывшая фрейлина чувствовала себя хорошо. Женщина жаловалась на скуку, неблагодарность молодого жандарма и лечение местного эскулапа. В общем, вела себя как обычно. Сиделка была при ней неотлучно. Но у Кузякина не проходило чувство, что Агриппина боится.
- Рад, что вы пошлина поправку, - вежливо раскланялся жандарм. - Хорошего вечера.
Он еще раз кивнул дамам и поспешил выйти.
Ужин прошел скомкано. Постояльцы откушали и разбрелись по своим углам. Никто не скандалил, не шутил и кажется дышали через раз.
- Рагу сегодня пресное, - раздался голос с соседнего столика.
Кузякин посмотрел на говорящего. Это был мужчина в возрасте с военной выправкой, но без мундира.
- Не заметил, - равнодушно ответил Пантелей.
- Обычно здесь играет музыка? - не унимался сосед.
Новенький. Почему Пантелей его не заметил раньше?
- Ваше благородие, вы человек на источниках новый и еще не прочитали правила, - с безупречно вежливой улыбкой обратился к нему возникший ниоткуда метрдотель.
Брови новенького взлетели вверх.
- В ресторане не играет живая музыка? - догадался он.
- Прочтите правила,- посоветовал ему метрдотель и удалился гордой походкой.
- Это шутка какая-то?
- Увы нет, - вздохнул Кузякин. - Прочтите правила. Вам многое станет ясным.
- Это невесть что!
На новенького стали шикать и укоризненно смотреть: кто через лорнет, кто через седые кудельки, а кто с плохо скрываемым ожиданием скандала.
Ему понадобилось немного времени, чтобы взять себя в руки.
- Прошу меня простить.
«И все-таки не военный», провожая четкий, но мягкий шаг нового постояльца, подумал молодой жандарм.
Вечер был безнадежно испорчен. Всем не хватало Агриппины. А у его номера с милой улыбкой стояла девица Анна Фалеева.
- Что вам надо? - устало спросил Кузякин.
- Не мне. Вам надо. Вам нужна моя помощь.
- Нет, - отрезал молодой жандарм.
- Бука. Не будьте так самонадеяны. Я вам нужна.
Пантелей медленно повернулся к ней и ослепительно улыбнулся. Он нагнулся ближе. Девица заморгала глазами, дыхание ее стало прерывистым.
- НЕТ! - громким шепотом произнес он ей на ухо.
Воспользовавшись ее замешательством он закрыл дверь своего номера на ключ и ушел в ванную.
Девушка прерывисто дышала, продолжая стоять у его двери.
- Ну и молодежь пошла! - возмущался старичок на другом конце коридора.- Так безобразно вешаться на шею юноши.
Анна прикрыла глаза, едва сдерживая клокотавшую внутри нее ярость.
- Зачем так в лоб? - приблизился на расстояние пару метров продолжал поучать старичок. - Ежели сей молодой человек так нужен, организовать надо компрометирующие обстоятельства и он будет обязан жениться.
Старикан смерил ее оценивающим взглядом.
- Нет. Максимум откупиться.
- Вы… - открыла рот для гневной отповеди девица, но ее перебили.
- Я. Барышня, я. Агриппина Ивановна умело держала всех в тонусе. Но старушка сдала. Теперь нам скучно.
- Вам? - не поняла Анна.
Старичок мерзко улыбнулся.
- Высшее общество, куда все так стремятся попасть. Нам скучно. А ваши попытки захомутать протеже Агриппины… с моей помощью это будет интересно.
Он снова окинул ее оценивающим взглядом и не попрощавшись ушел.
Девушка мотнула головой. Ее план трещал по швам.
