Придя к такому обнадёживающему выводу, я в очередной раз повернула обратно в сторону площади – и тут увидела ЕЁ. Да, издалека был виден только силуэт, но особенности фигуры, походки… Если бы я не выискивала в толпе именно их, я могла бы ничего не заметить, но сейчас моё насторожённое внимание выцепило именно то, что я успела отметить в предыдущие встречи.
Я пошла навстречу, ускоряя шаг, чтобы успеть перехватить её до того, как она войдёт внутрь Сбербанка – устраивать разборку в помещении, неизбежно привлекая внимание, в мои планы не входило. И всё равно чуть не опоздала, пришлось несколько последних шагов проделать бегом, чтобы схватить за уже протянувшуюся к ручке двери руку:
– Эй!
Она выдернула руку и отшатнулась. Интересно, у меня физиономия при каком-нибудь неприятном сюрпризе тоже так перекашивается? Женщина оскалилась – выглядело это не угрожающе, а просто некрасиво – и попыталась ударить меня кулаком и лицо. Быстро и сильно, но на этот раз я была настороже и увернулась. А она отскочила, спрыгнув с крыльца и явно готовясь произвести уже привычный манёвр – удариться в бега.
– Да стой ты! – я кинулась за ней. – Я же только поговорить хочу!
– Поговорить?!
Мою руку с плеча она без труда скинула, и снова попыталась достать меня ногой в колено, но я развернулась, уходя от удара, и в свою очередь зацепила её опорную ногу. Приём удался, она потеряла равновесие и упала за край тротуара прямо на мостовую. К счастью, основной поток машин идёт в туннель, и прямо сейчас движение по наземной части было редким.
– Почему ты меня преследуешь? – я прыгнула сверху, но она успела сгруппироваться и отбросила меня обеими ногами, так что я отлетела назад, сама зацепилась за бордюр и села на асфальт.
– Я преследую?! – возмущённо выкрикнула она, словно мои слова были наглой клеветой. Попыталась вскочить, но я, оттолкнувшись от тротуара, бросилась вперёд и схватила её за ногу, не давая подняться. В пылу борьбы мы выкатились на середину дороги, но не обратили на это внимания.
– Да кто ты вообще такая?!
– Я – это ты! – выдохнула она мне в лицо.
Возмущённый автомобильный гудок взревел, казалось, над самым ухом. У меня оставалось время только на то, чтобы повернуть голову, увидеть несущуюся прямо на нас машину, с силой оттолкнуть своего двойника в противоположную сторону, и откатиться самой. Колёса пронеслись в каких-то сантиметрах от пальцев моих упирающихся в землю рук, слышно было, как в салоне машины нас визгливо обматерили. Я перевела дух и приподнялась, выискивая двойника взглядом.
Она уже неслась со всех ног вдоль ограждения туннеля. Добежала до места, где можно перейти на ту сторону, и дунула через улицу. Я медленно поднялась, провожая её взглядом. Можно было кинуться следом, но… Быть может, мне и нет нужды носиться за ней по улицам и подкарауливать её в разных местах? Быть может, её последние слова и есть ключ к разгадке? А заодно и подсказка, где мы сможем встретиться и побеседовать более спокойно?
Должно же ей, в конце концов, когда-нибудь надоесть от меня бегать.
– Мама, ты в субботу куда-нибудь собираешься? – спросила я за ужином.
– Нет, а что?
– Не возражаешь, если я возьму машину на целый день?
– Куда это ты собралась?
– Меня в гости пригласили. На пикник, это в Подмосковье.
– В такую-то погоду? – мама выглянула в окно.
– В субботу обещают вроде потепление. Да и пикник – название одно, небось сразу же под крышу спрячемся.
– А что за компания? Я их знаю?
– Ну, Пашку Кулагина точно знаешь, – не забыть бы потом ему позвонить, попросить отмазать в случае чего.
– А-а, – кивнула сразу же успокоенная мама. – Домой вернёшься, или с ночёвкой?
– Вернусь.
– Тогда постарайся всё-таки не слишком поздно. И будь на связи.
– Ладно.
Утром субботы я вывела машину со стоянки на улицу и включила GPS. Ввела в него координаты, и он тут же томным женским голосом предложил мне ехать прямо и на ближайшем повороте свернуть налево.
Логика моя была проста, проще не придумаешь. Если мой двойник и вправду претендует на то, чтобы считаться мной, если она пользуется моим паспортом и счётом, то почему бы ей так же не воспользоваться и нашим домом? Тем домом, в котором мы сейчас не живём?
Погода опять решила побаловать людей ясным небом и, вопреки прогнозу, хорошим морозцем – на градуснике с утра было аж целых двенадцать градусов. Но, едучи в машине, утеплением можно было особо не заморачиваться. Я включила радиолу, выбрав музыкальный канал. Над Садово-Кудринской трепетали под ветром рекламные растяжки, мелькали по сторонам разноцветные щиты. Впереди катился синий грузовик с чем-то красным в кузове. Он был слишком далеко, чтобы разглядеть в подробностях, и я некоторое время праздно гадала, что это он такое везёт.
Чем дальше по Кольцу, тем интенсивнее становилось движение, и я слегка сбросила скорость. Справа мелькнул Театр Сатиры. На Триумфальной навигатор посоветовал ещё раз свернуть налево. Не то, чтобы я совсем не помнила, как ехать на нашу дачу, но обычно меня всё-таки возил туда папа. Или мама. На Ленинградском проспекте я попала в небольшой затор, но быстро из него вылезла – всё же утро зимнего выходного дня достаточно спокойно в смысле дорожного движения. Навигатор посоветовал мне прижаться к левой стороне, и вовремя – я едва не угодила в туннель, свернуть из которого было бы затруднительно.
После туннеля под каналом снова пришлось постоять в заторе. Места окончательно стали незнакомыми, и теперь я полностью полагалась на навигатор. Но, согласно ему, мне нужно было ехать прямо, прямо и ещё раз прямо, минуя все развилки и развязки. По сторонам мелькали приземистые дома фабричного вида и старые кирпичные пятиэтажки. Потом слева потянулся кремово-голубой торговый центр, и я лениво подумала, что можно будет и заехать сюда на обратном пути. Позади остался мост, дорога и не думала сворачивать. Справа мелькнула весёленькая бело-оранжевая заправка, потом показались купол и острая колокольня церкви.
Только на следующей развязке навигатор заставил меня свернуть. Дорога превратилась в Пятницкое шоссе и плавно загнулась вправо, забравшись на эстакаду. Потянулись районы новостроек. И вот наконец город кончился и начался лес.
Рекламных щитов по обочинам стало едва ли не больше, чем в городе. Время от времени стена деревьев разрывалась, и становились видны поля, домики, заборы и торговые центры с заправками в пёстрых обклейках рекламы. Шоссе уже довольно давно сузилось до двухрядного, в одном месте мне пришлось выехать на обочину, чтобы пропустить огромный самосвал. И всё-таки кое-что я узнавала. Вон ту берёзу, например, выгнувшуюся, как арка, над дорогой. Частокол ельника за лиственными деревьями. Солнце спряталось, и я даже не заметила, как небо затянуло облаками. Летом здесь было красиво, но сейчас, когда снега ещё очень мало, а листвы нет и в помине, голый лес, оживлявшийся только тёмной хвоей елей, показался мне унылым. Даже реклама по мере удаления от Москвы, и та почти исчезла.
Через некоторое время потянулись посёлки, плавно переходя один в другой. Временами они прятались за деревьями, и забавно было видеть автобусную остановку, стоящую, казалось, прямо на лесной опушке.
«На следующей развилке езжайте прямо, – прошептал навигатор. – Покиньте Пятницкое шоссе».
Уже почти на месте, поняла я. Наша дача стояла на берегу Истринского водохранилища. Ещё несколько минут езды по тряской дороге, и навигатор ласково шепнул, что я прибыла в пункт назначения.
Машина остановилась перед новым двухэтажным домом посреди довольно обширного, хотя и не очень большого участка – никто в нашей семье не питал страсти к садоводству. Калитка оказалась не заперта. Мой приезд не остался незамеченным – когда я подошла к дому, входная дверь распахнулась, и на крыльцо вышла женщина. Я остановилась у ступенек, и некоторое время мы молча рассматривали друг друга. На этот раз бежать она явно не собиралась.
– Добралась наконец, – нарушила молчание мой двойник. – Я думала, ты явишься раньше.
Я пожала плечами.
– Ну, заходи, раз уж приехала, – она отвернулась и исчезла внутри, оставив дверь открытой. Я не преминула последовать приглашению.
Хотя мы ни разу на моей памяти не пользовались дачей в холодное время года, папа, будучи человеком основательным, провёл в неё и отопление, и горячую воду, так что наша дача на деле была полноценным загородным домом. Сразу за дверью был небольшой холл, куда выходили двери кухни, гостиной и столовой. Спальни были наверху. Я стащила перчатки и скинула короткую шубку, повесив её на рогатую кованую вешалку, стоящую в углу у двери – помню, мама приобрела её на какой-то распродаже. Сапоги я снимать не стала. Дверь кухни была открыта, изнутри доносилось звяканье. Так и есть, временная хозяйка была там. На столе стояла чашка с остатками чая, и лежала початая пачка печенья.
– Чай будешь? – как ни в чём не бывало, спросила двойник. Я покачала головой.
– Ну, как хочешь. Так как ты сумела их всех обмануть?
– Кого – их?
– Всех. Маму с папой. Макса.
– Я никого не обманывала, – я, не дожидаясь приглашения, уселась за стол. – А вот ты откуда взялась?
– Я? От папы с мамой.
– Каких?
– Моих, – в тон мне ответила она, усаживаясь напротив. – Андрея Ильича и Марины Борисовны Белоусовых.
– Врёшь.
– Да ну? – она приподняла бровь. – А вот бабушку с дедушкой моих как звали?
– В смысле – моих? Ильёй и Оксаной по отцовской линии, Семёном и Натальей по материнской. А как звали кошку, которая жила у нас и умерла, когда я в начальную школу ходила?
– Не знаю, как твою, а мою Пуся. Когда я болела скарлатиной?
– Ты – не знаю, а вот я ею не болела. Ветрянкой – да, было дело в детском саду.
Она хмыкнула. Мы ещё некоторое время перебрасывались вопросами и ответами, всё больше убеждаясь, что знаем друг о друге если не всё, то явно больше, чем положено людям со случайным сходством. По крайней мере, она верно назвала и номер гимназии, в которой я училась до перехода в обычную школу, и имена моих тогдашних однокашников, которых я запомнила, безошибочно ответила, кто из них был моей лучшей подругой, а кто – злейшим недругом. И, судя по её вопросам, она знала и о моей первой влюблённости в зарубежную кинозвезду в возрасте тринадцати лет, и об увлечении фолком, и о теме доклада, сделанном на втором курсе универа…
– Любимая книга в пятнадцать лет?
– «Мастер и Маргарита». Как назывался отель, в котором мы жили на Канарах?
– Э… Не помню, – созналась я. – Какая-то там «Плаза».
– Да, – после короткой паузы кивнула она. – Я тоже не помню.
Я невольно усмехнулась. Проверить меня не на то, что я знаю, а на то, чего не знаю – это она неплохо придумала.
– Зато помню название соседнего, – добавила она. – «Принцесс Плаза».
– Да, да. На ней ещё такая корона была стилизованная на крыше. Но мне она больше напоминала шутовской колпак.
Мы посмотрели друг на друга уже без прежней враждебности, но с некоторым замешательством. Похоже, обоюдный план припереть самозванку к стенке и вытрясти из неё правду разваливался на глазах. Окажись здесь третейский судья, ему было бы весьма трудно вынести вердикт, так кто же из нас, собственно, самозванка.
– Шрам. От царапины, – она протянула мне левую руку. – От той самой Пуси на память.
Я молча повернула свою левую ладонь тыльной стороной вверх. Едва заметная белая ниточка пересекала кожу поверх вены.
Ещё некоторое время мы увлечённо сравнивали наши руки, а потом и прочие части тела. Я опознала похожие шрамики на наших руках, как собачий укус, а она – следы на наших правых лодыжках, как имеющий аналогичное происхождение. Дальнейший осмотр выявил, что и родинки у нас совершенно одинаковые. И плоский ноготь на среднем пальце – когда-то я, пытаясь забить гвоздь, долбанула по нему молотком, да с такой силой, что он сошёл. И одинокий жёсткий волосок на подбородке.
– Но не потерянные же мы однояйцовые близнецы? – сказала она после нового приступа обоюдного замешательства.
– С одинаковыми шрамами?
– А что? Я слышала, что если близнецов разлучают в детстве, то после встречи обнаруживается, что у них похожие биографии. Вплоть до имён жён и мужей.
– И одинаковых злобных собак, кусающих за одно и то же место? И потом, тогда уж семьи-то у нас всё-таки должны быть разными.
Вторая Женя кивнула, кусая губы. Я лихорадочно пыталась придумать вопрос, на который никто, кроме меня точно не смог бы ответить.
– Первый приезд в Париж. Помнишь? Тогда я пошла вечером гулять по бульварам. Какую песенку я при этом мысленно напевала?
Она моргнула, явно не сразу вспомнив, но потом всё же ответила:
– Сначала «Non! Rien de rien» «Нет! Ни о чём» (фр.), потом – «Pardonne-moi ce caprice d'enfant» «Прости мне мой детский каприз» (фр.).
Я медленно кивнула. Да, об этом я не рассказывала никому. И песни тогда звучали исключительно у меня в голове, я их даже под нос не мурлыкала.
– Ладно, – она сжала и разжала кулаки. – Теперь моя очередь. М-м… В подростковом возрасте я попыталась сочинить стихи. «Привет тебе, серый и ласковый зверь…» Какая вторая строчка?
– «Решай же судьбу молодую», – буркнула я, чувствуя, что краснею. – Да ладно, всё равно из этого ничего не вышло.
Она кивнула, так же смущённо усмехаясь. Да, свой первый и единственный опыт стихосложения я не только никому не показывала, но и вообще постыдилась записывать на бумаге. Ибо его вполне хватило, чтобы понять – стихи мне сочинять противопоказано.
Мы опять помолчали.
– Ладно, – сказала я наконец, – ладно. Пусть мы полностью идентичны, и воспоминания у нас общие. Но в какой-то точке они должны расходиться? Раз нас двое – значит, когда-то они разделились?
– И это случилось недавно, – кивнула вторая Женя. – Та процедура? У Петра Викторовича?
– Скорее всего. После неё я в первый раз тебя и увидела.
– А я тебя. Но не сразу, а пару дней спустя. А эти два дня я спокойно прожила дома с мамой и папой. А ты где была в это время?
Я открыла рот – и запнулась. Велик был соблазн сказать – дома, как и ты. Но в том-то и дело, что я не могла со стопроцентной уверенностью утверждать, где я была, и что делала в этот период. Я его просто не помнила.
– Не знаю, – призналась я. – Меня ограбили. Брызнули в лицо какой-то гадостью, и у меня провал в памяти на эти два дня.
– Или тебя просто не было, – с торжеством заключила она. Я подавленно промолчала. Я не верила в то, что я – откуда-то взявшийся двойник, но крыть в эту минуту мне было нечем.
– Может, всё же выпьешь чаю? – с великодушием победительницы предложила Женя, и когда я кивнула, поднялась. – Но хоть саму операцию-то помнишь?
– Нет. Вот как мы с Максом на неё ехали – помню. Они с Петром Викторовичем выдернули меня из гостей. Мы были тогда у Захаровых…
– У Захаровых? – она обернулась от чайника. – У Маргариты и Валерия?
– Ну да.
– Вы были у них в гостях? Они же с папой друг друга терпеть не могут!
– А ты что, сама не помнишь?
Она помолчала с минуту. Потом сказала:
– Нет.
– Ага, – я почувствовала, что вновь обретаю ускользнувшую было почву под ногами. – А что помнишь? Сам обряд обретения новой способности помнишь?
– Да.
– А перед ним что? Что-нибудь в тот день?
На это раз Женя молчала довольно долго. Чайник успел вскипеть, и она налила две чашки и села напротив, прежде чем наконец ответила:
Я пошла навстречу, ускоряя шаг, чтобы успеть перехватить её до того, как она войдёт внутрь Сбербанка – устраивать разборку в помещении, неизбежно привлекая внимание, в мои планы не входило. И всё равно чуть не опоздала, пришлось несколько последних шагов проделать бегом, чтобы схватить за уже протянувшуюся к ручке двери руку:
– Эй!
Она выдернула руку и отшатнулась. Интересно, у меня физиономия при каком-нибудь неприятном сюрпризе тоже так перекашивается? Женщина оскалилась – выглядело это не угрожающе, а просто некрасиво – и попыталась ударить меня кулаком и лицо. Быстро и сильно, но на этот раз я была настороже и увернулась. А она отскочила, спрыгнув с крыльца и явно готовясь произвести уже привычный манёвр – удариться в бега.
– Да стой ты! – я кинулась за ней. – Я же только поговорить хочу!
– Поговорить?!
Мою руку с плеча она без труда скинула, и снова попыталась достать меня ногой в колено, но я развернулась, уходя от удара, и в свою очередь зацепила её опорную ногу. Приём удался, она потеряла равновесие и упала за край тротуара прямо на мостовую. К счастью, основной поток машин идёт в туннель, и прямо сейчас движение по наземной части было редким.
– Почему ты меня преследуешь? – я прыгнула сверху, но она успела сгруппироваться и отбросила меня обеими ногами, так что я отлетела назад, сама зацепилась за бордюр и села на асфальт.
– Я преследую?! – возмущённо выкрикнула она, словно мои слова были наглой клеветой. Попыталась вскочить, но я, оттолкнувшись от тротуара, бросилась вперёд и схватила её за ногу, не давая подняться. В пылу борьбы мы выкатились на середину дороги, но не обратили на это внимания.
– Да кто ты вообще такая?!
– Я – это ты! – выдохнула она мне в лицо.
Возмущённый автомобильный гудок взревел, казалось, над самым ухом. У меня оставалось время только на то, чтобы повернуть голову, увидеть несущуюся прямо на нас машину, с силой оттолкнуть своего двойника в противоположную сторону, и откатиться самой. Колёса пронеслись в каких-то сантиметрах от пальцев моих упирающихся в землю рук, слышно было, как в салоне машины нас визгливо обматерили. Я перевела дух и приподнялась, выискивая двойника взглядом.
Она уже неслась со всех ног вдоль ограждения туннеля. Добежала до места, где можно перейти на ту сторону, и дунула через улицу. Я медленно поднялась, провожая её взглядом. Можно было кинуться следом, но… Быть может, мне и нет нужды носиться за ней по улицам и подкарауливать её в разных местах? Быть может, её последние слова и есть ключ к разгадке? А заодно и подсказка, где мы сможем встретиться и побеседовать более спокойно?
Должно же ей, в конце концов, когда-нибудь надоесть от меня бегать.
Глава 7
– Мама, ты в субботу куда-нибудь собираешься? – спросила я за ужином.
– Нет, а что?
– Не возражаешь, если я возьму машину на целый день?
– Куда это ты собралась?
– Меня в гости пригласили. На пикник, это в Подмосковье.
– В такую-то погоду? – мама выглянула в окно.
– В субботу обещают вроде потепление. Да и пикник – название одно, небось сразу же под крышу спрячемся.
– А что за компания? Я их знаю?
– Ну, Пашку Кулагина точно знаешь, – не забыть бы потом ему позвонить, попросить отмазать в случае чего.
– А-а, – кивнула сразу же успокоенная мама. – Домой вернёшься, или с ночёвкой?
– Вернусь.
– Тогда постарайся всё-таки не слишком поздно. И будь на связи.
– Ладно.
Утром субботы я вывела машину со стоянки на улицу и включила GPS. Ввела в него координаты, и он тут же томным женским голосом предложил мне ехать прямо и на ближайшем повороте свернуть налево.
Логика моя была проста, проще не придумаешь. Если мой двойник и вправду претендует на то, чтобы считаться мной, если она пользуется моим паспортом и счётом, то почему бы ей так же не воспользоваться и нашим домом? Тем домом, в котором мы сейчас не живём?
Погода опять решила побаловать людей ясным небом и, вопреки прогнозу, хорошим морозцем – на градуснике с утра было аж целых двенадцать градусов. Но, едучи в машине, утеплением можно было особо не заморачиваться. Я включила радиолу, выбрав музыкальный канал. Над Садово-Кудринской трепетали под ветром рекламные растяжки, мелькали по сторонам разноцветные щиты. Впереди катился синий грузовик с чем-то красным в кузове. Он был слишком далеко, чтобы разглядеть в подробностях, и я некоторое время праздно гадала, что это он такое везёт.
Чем дальше по Кольцу, тем интенсивнее становилось движение, и я слегка сбросила скорость. Справа мелькнул Театр Сатиры. На Триумфальной навигатор посоветовал ещё раз свернуть налево. Не то, чтобы я совсем не помнила, как ехать на нашу дачу, но обычно меня всё-таки возил туда папа. Или мама. На Ленинградском проспекте я попала в небольшой затор, но быстро из него вылезла – всё же утро зимнего выходного дня достаточно спокойно в смысле дорожного движения. Навигатор посоветовал мне прижаться к левой стороне, и вовремя – я едва не угодила в туннель, свернуть из которого было бы затруднительно.
После туннеля под каналом снова пришлось постоять в заторе. Места окончательно стали незнакомыми, и теперь я полностью полагалась на навигатор. Но, согласно ему, мне нужно было ехать прямо, прямо и ещё раз прямо, минуя все развилки и развязки. По сторонам мелькали приземистые дома фабричного вида и старые кирпичные пятиэтажки. Потом слева потянулся кремово-голубой торговый центр, и я лениво подумала, что можно будет и заехать сюда на обратном пути. Позади остался мост, дорога и не думала сворачивать. Справа мелькнула весёленькая бело-оранжевая заправка, потом показались купол и острая колокольня церкви.
Только на следующей развязке навигатор заставил меня свернуть. Дорога превратилась в Пятницкое шоссе и плавно загнулась вправо, забравшись на эстакаду. Потянулись районы новостроек. И вот наконец город кончился и начался лес.
Рекламных щитов по обочинам стало едва ли не больше, чем в городе. Время от времени стена деревьев разрывалась, и становились видны поля, домики, заборы и торговые центры с заправками в пёстрых обклейках рекламы. Шоссе уже довольно давно сузилось до двухрядного, в одном месте мне пришлось выехать на обочину, чтобы пропустить огромный самосвал. И всё-таки кое-что я узнавала. Вон ту берёзу, например, выгнувшуюся, как арка, над дорогой. Частокол ельника за лиственными деревьями. Солнце спряталось, и я даже не заметила, как небо затянуло облаками. Летом здесь было красиво, но сейчас, когда снега ещё очень мало, а листвы нет и в помине, голый лес, оживлявшийся только тёмной хвоей елей, показался мне унылым. Даже реклама по мере удаления от Москвы, и та почти исчезла.
Через некоторое время потянулись посёлки, плавно переходя один в другой. Временами они прятались за деревьями, и забавно было видеть автобусную остановку, стоящую, казалось, прямо на лесной опушке.
«На следующей развилке езжайте прямо, – прошептал навигатор. – Покиньте Пятницкое шоссе».
Уже почти на месте, поняла я. Наша дача стояла на берегу Истринского водохранилища. Ещё несколько минут езды по тряской дороге, и навигатор ласково шепнул, что я прибыла в пункт назначения.
Машина остановилась перед новым двухэтажным домом посреди довольно обширного, хотя и не очень большого участка – никто в нашей семье не питал страсти к садоводству. Калитка оказалась не заперта. Мой приезд не остался незамеченным – когда я подошла к дому, входная дверь распахнулась, и на крыльцо вышла женщина. Я остановилась у ступенек, и некоторое время мы молча рассматривали друг друга. На этот раз бежать она явно не собиралась.
– Добралась наконец, – нарушила молчание мой двойник. – Я думала, ты явишься раньше.
Я пожала плечами.
– Ну, заходи, раз уж приехала, – она отвернулась и исчезла внутри, оставив дверь открытой. Я не преминула последовать приглашению.
Хотя мы ни разу на моей памяти не пользовались дачей в холодное время года, папа, будучи человеком основательным, провёл в неё и отопление, и горячую воду, так что наша дача на деле была полноценным загородным домом. Сразу за дверью был небольшой холл, куда выходили двери кухни, гостиной и столовой. Спальни были наверху. Я стащила перчатки и скинула короткую шубку, повесив её на рогатую кованую вешалку, стоящую в углу у двери – помню, мама приобрела её на какой-то распродаже. Сапоги я снимать не стала. Дверь кухни была открыта, изнутри доносилось звяканье. Так и есть, временная хозяйка была там. На столе стояла чашка с остатками чая, и лежала початая пачка печенья.
– Чай будешь? – как ни в чём не бывало, спросила двойник. Я покачала головой.
– Ну, как хочешь. Так как ты сумела их всех обмануть?
– Кого – их?
– Всех. Маму с папой. Макса.
– Я никого не обманывала, – я, не дожидаясь приглашения, уселась за стол. – А вот ты откуда взялась?
– Я? От папы с мамой.
– Каких?
– Моих, – в тон мне ответила она, усаживаясь напротив. – Андрея Ильича и Марины Борисовны Белоусовых.
– Врёшь.
– Да ну? – она приподняла бровь. – А вот бабушку с дедушкой моих как звали?
– В смысле – моих? Ильёй и Оксаной по отцовской линии, Семёном и Натальей по материнской. А как звали кошку, которая жила у нас и умерла, когда я в начальную школу ходила?
– Не знаю, как твою, а мою Пуся. Когда я болела скарлатиной?
– Ты – не знаю, а вот я ею не болела. Ветрянкой – да, было дело в детском саду.
Она хмыкнула. Мы ещё некоторое время перебрасывались вопросами и ответами, всё больше убеждаясь, что знаем друг о друге если не всё, то явно больше, чем положено людям со случайным сходством. По крайней мере, она верно назвала и номер гимназии, в которой я училась до перехода в обычную школу, и имена моих тогдашних однокашников, которых я запомнила, безошибочно ответила, кто из них был моей лучшей подругой, а кто – злейшим недругом. И, судя по её вопросам, она знала и о моей первой влюблённости в зарубежную кинозвезду в возрасте тринадцати лет, и об увлечении фолком, и о теме доклада, сделанном на втором курсе универа…
– Любимая книга в пятнадцать лет?
– «Мастер и Маргарита». Как назывался отель, в котором мы жили на Канарах?
– Э… Не помню, – созналась я. – Какая-то там «Плаза».
– Да, – после короткой паузы кивнула она. – Я тоже не помню.
Я невольно усмехнулась. Проверить меня не на то, что я знаю, а на то, чего не знаю – это она неплохо придумала.
– Зато помню название соседнего, – добавила она. – «Принцесс Плаза».
– Да, да. На ней ещё такая корона была стилизованная на крыше. Но мне она больше напоминала шутовской колпак.
Мы посмотрели друг на друга уже без прежней враждебности, но с некоторым замешательством. Похоже, обоюдный план припереть самозванку к стенке и вытрясти из неё правду разваливался на глазах. Окажись здесь третейский судья, ему было бы весьма трудно вынести вердикт, так кто же из нас, собственно, самозванка.
– Шрам. От царапины, – она протянула мне левую руку. – От той самой Пуси на память.
Я молча повернула свою левую ладонь тыльной стороной вверх. Едва заметная белая ниточка пересекала кожу поверх вены.
Ещё некоторое время мы увлечённо сравнивали наши руки, а потом и прочие части тела. Я опознала похожие шрамики на наших руках, как собачий укус, а она – следы на наших правых лодыжках, как имеющий аналогичное происхождение. Дальнейший осмотр выявил, что и родинки у нас совершенно одинаковые. И плоский ноготь на среднем пальце – когда-то я, пытаясь забить гвоздь, долбанула по нему молотком, да с такой силой, что он сошёл. И одинокий жёсткий волосок на подбородке.
– Но не потерянные же мы однояйцовые близнецы? – сказала она после нового приступа обоюдного замешательства.
– С одинаковыми шрамами?
– А что? Я слышала, что если близнецов разлучают в детстве, то после встречи обнаруживается, что у них похожие биографии. Вплоть до имён жён и мужей.
– И одинаковых злобных собак, кусающих за одно и то же место? И потом, тогда уж семьи-то у нас всё-таки должны быть разными.
Вторая Женя кивнула, кусая губы. Я лихорадочно пыталась придумать вопрос, на который никто, кроме меня точно не смог бы ответить.
– Первый приезд в Париж. Помнишь? Тогда я пошла вечером гулять по бульварам. Какую песенку я при этом мысленно напевала?
Она моргнула, явно не сразу вспомнив, но потом всё же ответила:
– Сначала «Non! Rien de rien» «Нет! Ни о чём» (фр.), потом – «Pardonne-moi ce caprice d'enfant» «Прости мне мой детский каприз» (фр.).
Я медленно кивнула. Да, об этом я не рассказывала никому. И песни тогда звучали исключительно у меня в голове, я их даже под нос не мурлыкала.
– Ладно, – она сжала и разжала кулаки. – Теперь моя очередь. М-м… В подростковом возрасте я попыталась сочинить стихи. «Привет тебе, серый и ласковый зверь…» Какая вторая строчка?
– «Решай же судьбу молодую», – буркнула я, чувствуя, что краснею. – Да ладно, всё равно из этого ничего не вышло.
Она кивнула, так же смущённо усмехаясь. Да, свой первый и единственный опыт стихосложения я не только никому не показывала, но и вообще постыдилась записывать на бумаге. Ибо его вполне хватило, чтобы понять – стихи мне сочинять противопоказано.
Мы опять помолчали.
– Ладно, – сказала я наконец, – ладно. Пусть мы полностью идентичны, и воспоминания у нас общие. Но в какой-то точке они должны расходиться? Раз нас двое – значит, когда-то они разделились?
– И это случилось недавно, – кивнула вторая Женя. – Та процедура? У Петра Викторовича?
– Скорее всего. После неё я в первый раз тебя и увидела.
– А я тебя. Но не сразу, а пару дней спустя. А эти два дня я спокойно прожила дома с мамой и папой. А ты где была в это время?
Я открыла рот – и запнулась. Велик был соблазн сказать – дома, как и ты. Но в том-то и дело, что я не могла со стопроцентной уверенностью утверждать, где я была, и что делала в этот период. Я его просто не помнила.
– Не знаю, – призналась я. – Меня ограбили. Брызнули в лицо какой-то гадостью, и у меня провал в памяти на эти два дня.
– Или тебя просто не было, – с торжеством заключила она. Я подавленно промолчала. Я не верила в то, что я – откуда-то взявшийся двойник, но крыть в эту минуту мне было нечем.
– Может, всё же выпьешь чаю? – с великодушием победительницы предложила Женя, и когда я кивнула, поднялась. – Но хоть саму операцию-то помнишь?
– Нет. Вот как мы с Максом на неё ехали – помню. Они с Петром Викторовичем выдернули меня из гостей. Мы были тогда у Захаровых…
– У Захаровых? – она обернулась от чайника. – У Маргариты и Валерия?
– Ну да.
– Вы были у них в гостях? Они же с папой друг друга терпеть не могут!
– А ты что, сама не помнишь?
Она помолчала с минуту. Потом сказала:
– Нет.
– Ага, – я почувствовала, что вновь обретаю ускользнувшую было почву под ногами. – А что помнишь? Сам обряд обретения новой способности помнишь?
– Да.
– А перед ним что? Что-нибудь в тот день?
На это раз Женя молчала довольно долго. Чайник успел вскипеть, и она налила две чашки и села напротив, прежде чем наконец ответила:
