В том, что это тайный ход, старец не сомневался. В каждом тэланском городе был такой, ведущий из дворца вейнгара за пределы городских стен. Кому, как ни Сарину знать об этом, не раз поджидавшему своего друга и господина у неприметного выхода, держа под уздцы Синарка.
- Приготовься, скоро погаснет, - предупредил своего спутника Лутарг, когда обмотка на деревянном остове почти выгорела. – Дальше в темноте.
Сарин испустил усталый вздох. Так-то тяжело, а без света… Даже думать не хотелось.
Но им все-таки повезло, факел, выпустив сноп искр, погас в тот момент, когда бесчисленная вереница ступеней закончилась, упершись в деревянную дверь.
Передав ставшую бесполезной деревяшку своему спутнику, Лутарг налег на преграду. Со второго раза она с громким скрежетом поддалась, послышался треск рвущейся ткани, и мужчины оказалась в залитых солнечным светом покоях. Это была большая овальная комната, выдержанная в нежно-розовых тонах и, вероятно, принадлежащая хозяйке замка. Во всяком случае, запыленный балдахин над кроватью и выгоревший рисунок драпировки на стенах говорили об этом. Большой сундук для одежды, стоящий возле стены и покрытый узорчатой материей, также намекал на участие в оформлении покоев женской руки, а туалетный столик с искривленными ножками и треснутым зеркалом вовсе кричал о своей принадлежности прекрасной даме.
Пока остолбеневший Сарин пялился на надорванный гобелен, которым была завешана потайная дверь, Лутарг методично обходил покои по периметру – рассматривая, изучая. Здесь было прибрано, вещи аккуратно разложены по местам, кровать идеально заправлена, но комната все же казалась нежилой, будто кто-то приходил следить за порядком, но никогда не задерживался надолго. Подойдя к туалетному столику, мужчина повертел в руках гребень, украшенный драгоценными камнями, заглянул в ящички, а затем увидел в зеркале отражение своего спутника. Мертвенно бледное лицо старца вынудило приблизиться.
- Что с тобой? - остановившись рядом с пожилым человеком, осведомился Лутарг.
Сарин кинул беглый взгляд на своего спутника и вновь вернулся к полотну. Его рот открывался и закрывался, словно старец хотел что-то сказать, но не находил слов, и заинтригованный Лутарг, подхватив надорванный клок, поднял его на место, восстановив изображение. С гобелена на него смотрели двое – светловолосая девушка и статный, смуглокожий мужчина.
Спрятавшись от всех в теплице, Лураса бессмысленно смотрела на единственный пока распустившийся бутон белой розы, даже не замечая его изящной, хрупкой красоты. Она не боялась, что здесь ее потревожат. Еще слишком рано для того, чтобы дворцовый садовник направил своих помощников в оранжерею, да и просто рано – замок вейнгара спал, ведь на предрассветном небе пока не успели погаснуть зажегшиеся на ночь звезды.
Ей же в эту ночь, несмотря на все старания, уснуть не удалось. Сон изгнали тревожные мысли, посеянные в девичьей душе разговором с отцом. Лураса много думала о предложении, сделанном карателями правителю Тэлы. Размышляла над тем, сколько горя приносит тэланцам ежегодный побор, сколько слез из-за него пролито, потеряно любимых и разбито сердец.
Ее сердце и душа тоже страдали от боли утраты, пусть не возлюбленного, но очень близкого и дорогого для нее человека. В позапрошлом году в месяц белого флага шисгарская семерка пришла за ее подругой – за Аинитой.
Аинита была дочерью Гарьи – кормилицы Лурасы. Девочки росли вместе и считали друг друга сестрами. Да и отношения между ними сложились самые что ни на есть доверительные - с единокровными сестрой и братом Лураса таковых не имела.
От вновь нахлынувших воспоминаний на глазах у Лурасы выступили слезы. Рука неосознанно потянулась к груди, где на длинном кожаном шнурке покоился подарок названной сестры – солнечный амулет.
Аинита родилась жарким летним днем, и ее покровителем считался бог солнца – Гардэрн. Подруга преподнесла Лурасе этот подарок со словами: «Пусть мой бог освещает тебе путь, когда твоя богиня уходит на покой», - и с тех пор Раса привыкла считать, что в любое время суток находится под пристальным взором - сначала ночного диска Траисары, затем палящего Гардэрна, и никогда не остается без покровительства.
Однако сейчас неизбывной поддержки богов девушка не ощущала. Зажав в ладошке прохладный металл, Лураса чувствовала себя несказанно одинокой, несмотря на то, что луна не успела покинуть небосвод, а солнце уже подглядывало из-за горизонта, готовясь разбудить дремлющий еще люд. Одиночество поселилось в дочери вейнгара наряду с почти принятым решением, способным полностью и безвозвратно изменить ее жизнь.
- Так и знала, что найду тебя здесь.
Тихий укоряющий голос кормилицы, заставил Лурасу вздрогнуть от неожиданности. Рука, выпустившая амулет, безвольно упала на колени, что не прошло незамеченным для Гарьи.
- Что происходит, деточка? Ты как тень в последние дни…
Гарья присела рядом с девушкой на скамью. Ее теплая рука легонько коснулась девичьей щеки, отирая одинокую слезинку.
- Плачешь?! Опять Ниту вспоминала?
Поймав взгляд Гарьи, Лураса поспешно спрятала медальон и, сцепив руки на коленях, чтобы скрыть неожиданную дрожь, ответила:
- И Ниту тоже.
- Раса, что между вами произошло? Луани слезы льет всю неделю, Матерн кидается на всех, ты – таешь на глазах. Я волнуюсь, милая.
Лураса покосилась на женщину. После ухода Аиниты, Гарья все неистраченные доселе материнские чувства перенесла на молочную дочь. Иногда ее чрезмерная опека буквально душила, но девушка не жаловалась, готовая стерпеть от Гарьи и не такое, лишь бы та хоть чуточку была счастлива.
- Неважно это, Гарья, - попыталась успокоить она. - Все хорошо будет, не переживай.
Осознание принятого решения, пришедшее после вопроса женщины, бередило душу, но девушка знала, что иначе поступить не сможет, что воспользуется, пусть минимальной, но все же возможностью уберечь свой народ от беды. Она, как дочь вейнгара, должна в первую очередь заботиться о других, и лишь потом о себе. Это правило Лураса позаимствовала у отца, отдающего всего себя тэланскому народу. На меньшее она не способна.
- Пойдем, мне надо привести себя в порядок.
Раса поднялась со скамьи и коснулась пальцами белоснежного бутона розы, только сейчас заметив нежный изгиб его лепестков с блестящими на них капельками росы. Он казался таким хрупким в своей трепетной красоте, таким изнеженным и деликатным, что непроизвольно забывалось об острых шипах, охраняющих это великолепие. Он притягивал взгляд, уговаривая завладеть, и жалил, поддавшихся на уговоры. Он был сильнее, чем казался на первый взгляд, и она тоже собиралась стать таковой – обманчиво безобидной.
Коснувшись пальчиком одного из скрытых взору шипов, чтобы напомнить себе об опасности, Лураса взяла кормилицу за руку и повела в свои покои. Как бы девушка не храбрилась, насколько бы правой себя не считала, оставаться одной ей не хотелось.
Когда младшая дочь вейнгара чуть раньше назначенного срока вошла в покои отца, тот стоял у окна и смотрел на бухту.
«Словно с места не сходил», - подумала Раса, припомнив, как несколько дней назад покидала эту комнату, оставив отца созерцать морские дали.
- Я рано, - извинилась она, приближаясь к стоящему спиной мужчине.
- Это не страшно. Иди сюда, - вейнгар протянул дочери руку, попутно окинув тоненькую фигурку ласковым взглядом, - что покажу.
Лураса послушно подошла и встала рядом, устремив взгляд на волнующуюся водную массу. Несмотря на погожий солнечный день, Дивейское море сегодня решило проявить характер. Пенистые гребни сердитых волн с ожесточением накатывали на берег. Врезаясь в твердь, они орошали землю фонтаном брызг, от которых стремительно удирали мальчишки, шныряющие по берегу в поисках морских даров, и где-то возле самой земли брал начало едва заметный в ярких солнечных лучах многоцветный остов.
- Радуга, - ахнула девушка, прижав руку к груди, где от радости затрепетало сердце.
Волшебный мост Гардэрна, по которому тот восходит в покои Траисары, появившийся на небе, Лураса восприняла как символ поддержки и одобрения богов, подтверждения верности принятого ею решения. Робкая улыбка благодарности коснулась девичьих губ, а в мечущейся доселе душе, водворилось умиротворение.
Глубоко вздохнув, девушка обратилась к владыке.
- Отец, - коснулась мужской руки, покоящейся на подоконнике. – Я согласна выполнить требование шисгарцев. Я пойду с карателями, - уже более твердо добавила она, как и подобает дочери вейнгара. – Выполню все, чего они хотят.
Не в силах смотреть на исказившееся от горя родное лицо, Лураса тихонько погладила отца по щеке.
- Мы должны попробовать, ты же знаешь, - твердо, даже жестко, что противоречило нежной ласке в ее взоре. – Это наши шанс и долг.
- Милая…
- Ш-ш-ш, не говори ничего, - перебила Лураса. – Обещай мне, что ничего им не скажешь пока. Не хочу, чтобы все оставшиеся дни до… меня пытались отговорить. Слезы Луани и крики Матерна – совсем не то, что мне сейчас надо.
- Раса…
- Давай верхом покатаемся? – не собиралась сдаваться девушка. – Как раньше? Вдвоем? Ты, я, небо и лес? – в ее голосе появились умоляющие нотки, и Кэмарн сдался, зная, что будет жалеть об этом до конца своих дней.
Поцеловав дочь в лоб, он переговорил с охраной у входа в покои и, сменив парадные одежды, вывел Лурасу через потайной ход. Сарин поджидал их возле стены, удерживая возбужденного Синарка и Исару – палевую кобылку с черной звездой на лбу, подаренную дочери вейнгара эргастенским принцепсом, метящим в мужья Расы, теперь уже напрасно.
Они неслись, как ветер, разные и в то же время похожие. Сорокашестилетний, крупный мужчина с грустными карими глазами и легкой проседью на висках, и юная семнадцатилетняя девушка с отливающим серебром облаком волос за спиной и решительным серо-зеленым взглядом. Отец и дочь – отдавшие свои жизни и любовь на откуп чужих судеб от доли худшей, чем смерть.
Окинув критическим взглядом гобелен, Лутарг недоуменно поинтересовался у старца:
- Что ты тут увидел?
Молодой человек признавал, что девушка, изображенная на полотне, хороша. Даже очень, учитывая, что сравнивать Лутарг мог только с эргастенскими девками, что постоянно крутились в пещерах, и десятком тэланских женщин, виденных им по пути сюда, причем ни одна из них не была благородного происхождения. Если первые были кричаще чувственны и грязны, то вторые – ухожены и миловидны, но не более того. Эта же светловолосая красавица казалась чистой и одухотворенной, озаренной каким-то внутренним светом. Она будто сияла и выглядела счастливой.
Это было нечто новое для Лутарга, видеть, что двое людей нуждаются друг в друге. Он привык к зависимости и жадности, связывающим противоположенный пол. Женщины, что приходили в пещеры, думали только о наживе, готовые за несколько камней отдаться любому, согласному платить. Порядочные жены и дочери в эргастенские катакомбы не заглядывали, а продажными он интересовался мало, лишь для того, чтобы разрядиться по мере необходимости, да и то только на своих условиях. Прикосновений чужих рук к своему телу Лутарг не любил.
- Пошли, - поторопил старца молодой человек, заметив, что тот никак не может оторваться от изображения. – Осмотреться хочу.
Он даже сделал несколько шагов в сторону двери, прежде чем надтреснутый голос спутника остановил его.
- Это твоя мать, - хриплый шепот старика впился в Лутарга раскаленным добела жалом, пронзая плоть и парализуя волю, почти как эргастенский клинок.
- Что?!
- Это Лураса, - подтвердил Сарин, сам до конца не веря, что увидел ее портрет в Шисгарском замке, да еще и с этим. – А он, наверно, отец.
Тряхнув головой, Лутарг сбросил с себя оцепенение неверия и вернулся к старцу. Теперь он иначе смотрел на молодую пару. Сейчас его взгляд цеплялся за каждую мелочь, скользил по каждой черточке, анализируя увиденное.
Просто «счастлива» стало мало. Хотелось чего-то большего для них и для себя. Хотелось различить родное.
Всматриваясь в черты своих родителей, Лутарг сперва не понял, что именно было не так. В чем состоит то неправильное, что никак не мог обозначить его разум. Потом догадался.
- Но, его глаза, Сарин! – воскликнул молодой человек, когда наступило озарение. – Его глаза… Они…
Старец покачал головой. Он не знал, что ответить. Сам задавался вопросом, как же так вышло? Изображенный на гобелене мужчина был синеглазым, но глаза эти имели обычный человеческий вид. Ни искажения зрачка, ни голубоватых прожилок прорезавших белок, как у Лутарга, у мужчины на полотне не наблюдалось.
- Я вижу.
- Ты говорил, что мои…
- Я знаю, что говорил! – повысил голос Сарин. – Это единственное объяснение твоей аномалии. Нет другого! Пойми!
- Тогда…
- И светятся они у них, как у тебя. Также светятся, - перебил Лутарга старец, вспоминая голубоватое сияние вокруг шисгарца в Синастеле. – Ты сам видел.
Лутарг взял себя в руки, признавая разумность аргументов старика.
- Может это не он? – Уже без слышимых эмоций. Спокойно.
- А кто тогда? Почему здесь? Вместе? Посмотри на них. Они же любят, - озвучил Сарин то, чему сам верил с трудом. Но пара на гобелене так явно демонстрировала свои чувства, что отрицать это было, по меньшей мере, глупо. Вот старик и не отрицал. – Они…
- Идем, - потребовал Лутарг, отвернувшись и направившись к двери. – Мне нужны ответы.
Что бы ни собирался молодой человек найти в других помещениях цитадели, стремительно вылетая из розовой комнаты, его ожидания не оправдались. Замок был пуст. Ни единой души не встретили спутники, обходя горную крепость, ни даже следов недавнего присутствия кого-либо живого.
Все остальные покои и залы давно покрылись вековой пылью, так же, как и тайный лаз, по которому мужчины попали в замок. Это радовало Сарина, в котором страх перед шисгарцами был сильнее желания разобраться, и угнетало Лутарга. Закрывая дверь в очередное пустующее помещение, он мрачнел все больше, а в глазах молодого человека разгоралось недоброе пламя, от одного взгляда на которое у старца внутри что-то екало и сжималось.
Сарин чувствовал, что разочарование в Лутарге нарастает с каждой минутой, так как двери хлопали все громче, а губы сжимались все плотнее. Недолго осталось до того, как неудовлетворенность вырвется на поверхность яростной лавиной. В этот момент старец предпочел бы находиться подальше. Он уже видел подобную вспышку в Эргастении, и того, на кого она была направлена, после осталось только пожалеть.
К тому моменту, когда был осмотрен всякий закуток от самой высокой башни до подземелий, исследованы конюшни, двор и каждая постройка во дворе на улице уже сгущались сумерки.
- Мы же не останемся здесь на ночь? – спросил старик у Лутарга, меряющего шагами большой зал крепости. Его метаниям гулко вторило эхо и поднимающиеся с пола завитки пыли.
- Хочешь уйти? Иди! - сквозь зубы прорычал молодой человек. Едкий запах паники, весь день исходящий от старика, к вечеру настолько усилился, что становилось трудно дышать. – Я остаюсь. Кто-то должен появиться. Обязательно. Ты сам видел, там прибрано. Кто следит за этой комнатой? – Лутарг указал рукой на потолок, где за толщами камня расположились покои с гобеленом. – Я должен увидеть его!
- Приготовься, скоро погаснет, - предупредил своего спутника Лутарг, когда обмотка на деревянном остове почти выгорела. – Дальше в темноте.
Сарин испустил усталый вздох. Так-то тяжело, а без света… Даже думать не хотелось.
Но им все-таки повезло, факел, выпустив сноп искр, погас в тот момент, когда бесчисленная вереница ступеней закончилась, упершись в деревянную дверь.
Передав ставшую бесполезной деревяшку своему спутнику, Лутарг налег на преграду. Со второго раза она с громким скрежетом поддалась, послышался треск рвущейся ткани, и мужчины оказалась в залитых солнечным светом покоях. Это была большая овальная комната, выдержанная в нежно-розовых тонах и, вероятно, принадлежащая хозяйке замка. Во всяком случае, запыленный балдахин над кроватью и выгоревший рисунок драпировки на стенах говорили об этом. Большой сундук для одежды, стоящий возле стены и покрытый узорчатой материей, также намекал на участие в оформлении покоев женской руки, а туалетный столик с искривленными ножками и треснутым зеркалом вовсе кричал о своей принадлежности прекрасной даме.
Пока остолбеневший Сарин пялился на надорванный гобелен, которым была завешана потайная дверь, Лутарг методично обходил покои по периметру – рассматривая, изучая. Здесь было прибрано, вещи аккуратно разложены по местам, кровать идеально заправлена, но комната все же казалась нежилой, будто кто-то приходил следить за порядком, но никогда не задерживался надолго. Подойдя к туалетному столику, мужчина повертел в руках гребень, украшенный драгоценными камнями, заглянул в ящички, а затем увидел в зеркале отражение своего спутника. Мертвенно бледное лицо старца вынудило приблизиться.
- Что с тобой? - остановившись рядом с пожилым человеком, осведомился Лутарг.
Сарин кинул беглый взгляд на своего спутника и вновь вернулся к полотну. Его рот открывался и закрывался, словно старец хотел что-то сказать, но не находил слов, и заинтригованный Лутарг, подхватив надорванный клок, поднял его на место, восстановив изображение. С гобелена на него смотрели двое – светловолосая девушка и статный, смуглокожий мужчина.
ГЛАВА 10
Спрятавшись от всех в теплице, Лураса бессмысленно смотрела на единственный пока распустившийся бутон белой розы, даже не замечая его изящной, хрупкой красоты. Она не боялась, что здесь ее потревожат. Еще слишком рано для того, чтобы дворцовый садовник направил своих помощников в оранжерею, да и просто рано – замок вейнгара спал, ведь на предрассветном небе пока не успели погаснуть зажегшиеся на ночь звезды.
Ей же в эту ночь, несмотря на все старания, уснуть не удалось. Сон изгнали тревожные мысли, посеянные в девичьей душе разговором с отцом. Лураса много думала о предложении, сделанном карателями правителю Тэлы. Размышляла над тем, сколько горя приносит тэланцам ежегодный побор, сколько слез из-за него пролито, потеряно любимых и разбито сердец.
Ее сердце и душа тоже страдали от боли утраты, пусть не возлюбленного, но очень близкого и дорогого для нее человека. В позапрошлом году в месяц белого флага шисгарская семерка пришла за ее подругой – за Аинитой.
Аинита была дочерью Гарьи – кормилицы Лурасы. Девочки росли вместе и считали друг друга сестрами. Да и отношения между ними сложились самые что ни на есть доверительные - с единокровными сестрой и братом Лураса таковых не имела.
От вновь нахлынувших воспоминаний на глазах у Лурасы выступили слезы. Рука неосознанно потянулась к груди, где на длинном кожаном шнурке покоился подарок названной сестры – солнечный амулет.
Аинита родилась жарким летним днем, и ее покровителем считался бог солнца – Гардэрн. Подруга преподнесла Лурасе этот подарок со словами: «Пусть мой бог освещает тебе путь, когда твоя богиня уходит на покой», - и с тех пор Раса привыкла считать, что в любое время суток находится под пристальным взором - сначала ночного диска Траисары, затем палящего Гардэрна, и никогда не остается без покровительства.
Однако сейчас неизбывной поддержки богов девушка не ощущала. Зажав в ладошке прохладный металл, Лураса чувствовала себя несказанно одинокой, несмотря на то, что луна не успела покинуть небосвод, а солнце уже подглядывало из-за горизонта, готовясь разбудить дремлющий еще люд. Одиночество поселилось в дочери вейнгара наряду с почти принятым решением, способным полностью и безвозвратно изменить ее жизнь.
- Так и знала, что найду тебя здесь.
Тихий укоряющий голос кормилицы, заставил Лурасу вздрогнуть от неожиданности. Рука, выпустившая амулет, безвольно упала на колени, что не прошло незамеченным для Гарьи.
- Что происходит, деточка? Ты как тень в последние дни…
Гарья присела рядом с девушкой на скамью. Ее теплая рука легонько коснулась девичьей щеки, отирая одинокую слезинку.
- Плачешь?! Опять Ниту вспоминала?
Поймав взгляд Гарьи, Лураса поспешно спрятала медальон и, сцепив руки на коленях, чтобы скрыть неожиданную дрожь, ответила:
- И Ниту тоже.
- Раса, что между вами произошло? Луани слезы льет всю неделю, Матерн кидается на всех, ты – таешь на глазах. Я волнуюсь, милая.
Лураса покосилась на женщину. После ухода Аиниты, Гарья все неистраченные доселе материнские чувства перенесла на молочную дочь. Иногда ее чрезмерная опека буквально душила, но девушка не жаловалась, готовая стерпеть от Гарьи и не такое, лишь бы та хоть чуточку была счастлива.
- Неважно это, Гарья, - попыталась успокоить она. - Все хорошо будет, не переживай.
Осознание принятого решения, пришедшее после вопроса женщины, бередило душу, но девушка знала, что иначе поступить не сможет, что воспользуется, пусть минимальной, но все же возможностью уберечь свой народ от беды. Она, как дочь вейнгара, должна в первую очередь заботиться о других, и лишь потом о себе. Это правило Лураса позаимствовала у отца, отдающего всего себя тэланскому народу. На меньшее она не способна.
- Пойдем, мне надо привести себя в порядок.
Раса поднялась со скамьи и коснулась пальцами белоснежного бутона розы, только сейчас заметив нежный изгиб его лепестков с блестящими на них капельками росы. Он казался таким хрупким в своей трепетной красоте, таким изнеженным и деликатным, что непроизвольно забывалось об острых шипах, охраняющих это великолепие. Он притягивал взгляд, уговаривая завладеть, и жалил, поддавшихся на уговоры. Он был сильнее, чем казался на первый взгляд, и она тоже собиралась стать таковой – обманчиво безобидной.
Коснувшись пальчиком одного из скрытых взору шипов, чтобы напомнить себе об опасности, Лураса взяла кормилицу за руку и повела в свои покои. Как бы девушка не храбрилась, насколько бы правой себя не считала, оставаться одной ей не хотелось.
Когда младшая дочь вейнгара чуть раньше назначенного срока вошла в покои отца, тот стоял у окна и смотрел на бухту.
«Словно с места не сходил», - подумала Раса, припомнив, как несколько дней назад покидала эту комнату, оставив отца созерцать морские дали.
- Я рано, - извинилась она, приближаясь к стоящему спиной мужчине.
- Это не страшно. Иди сюда, - вейнгар протянул дочери руку, попутно окинув тоненькую фигурку ласковым взглядом, - что покажу.
Лураса послушно подошла и встала рядом, устремив взгляд на волнующуюся водную массу. Несмотря на погожий солнечный день, Дивейское море сегодня решило проявить характер. Пенистые гребни сердитых волн с ожесточением накатывали на берег. Врезаясь в твердь, они орошали землю фонтаном брызг, от которых стремительно удирали мальчишки, шныряющие по берегу в поисках морских даров, и где-то возле самой земли брал начало едва заметный в ярких солнечных лучах многоцветный остов.
- Радуга, - ахнула девушка, прижав руку к груди, где от радости затрепетало сердце.
Волшебный мост Гардэрна, по которому тот восходит в покои Траисары, появившийся на небе, Лураса восприняла как символ поддержки и одобрения богов, подтверждения верности принятого ею решения. Робкая улыбка благодарности коснулась девичьих губ, а в мечущейся доселе душе, водворилось умиротворение.
Глубоко вздохнув, девушка обратилась к владыке.
- Отец, - коснулась мужской руки, покоящейся на подоконнике. – Я согласна выполнить требование шисгарцев. Я пойду с карателями, - уже более твердо добавила она, как и подобает дочери вейнгара. – Выполню все, чего они хотят.
Не в силах смотреть на исказившееся от горя родное лицо, Лураса тихонько погладила отца по щеке.
- Мы должны попробовать, ты же знаешь, - твердо, даже жестко, что противоречило нежной ласке в ее взоре. – Это наши шанс и долг.
- Милая…
- Ш-ш-ш, не говори ничего, - перебила Лураса. – Обещай мне, что ничего им не скажешь пока. Не хочу, чтобы все оставшиеся дни до… меня пытались отговорить. Слезы Луани и крики Матерна – совсем не то, что мне сейчас надо.
- Раса…
- Давай верхом покатаемся? – не собиралась сдаваться девушка. – Как раньше? Вдвоем? Ты, я, небо и лес? – в ее голосе появились умоляющие нотки, и Кэмарн сдался, зная, что будет жалеть об этом до конца своих дней.
Поцеловав дочь в лоб, он переговорил с охраной у входа в покои и, сменив парадные одежды, вывел Лурасу через потайной ход. Сарин поджидал их возле стены, удерживая возбужденного Синарка и Исару – палевую кобылку с черной звездой на лбу, подаренную дочери вейнгара эргастенским принцепсом, метящим в мужья Расы, теперь уже напрасно.
Они неслись, как ветер, разные и в то же время похожие. Сорокашестилетний, крупный мужчина с грустными карими глазами и легкой проседью на висках, и юная семнадцатилетняя девушка с отливающим серебром облаком волос за спиной и решительным серо-зеленым взглядом. Отец и дочь – отдавшие свои жизни и любовь на откуп чужих судеб от доли худшей, чем смерть.
***
Окинув критическим взглядом гобелен, Лутарг недоуменно поинтересовался у старца:
- Что ты тут увидел?
Молодой человек признавал, что девушка, изображенная на полотне, хороша. Даже очень, учитывая, что сравнивать Лутарг мог только с эргастенскими девками, что постоянно крутились в пещерах, и десятком тэланских женщин, виденных им по пути сюда, причем ни одна из них не была благородного происхождения. Если первые были кричаще чувственны и грязны, то вторые – ухожены и миловидны, но не более того. Эта же светловолосая красавица казалась чистой и одухотворенной, озаренной каким-то внутренним светом. Она будто сияла и выглядела счастливой.
Это было нечто новое для Лутарга, видеть, что двое людей нуждаются друг в друге. Он привык к зависимости и жадности, связывающим противоположенный пол. Женщины, что приходили в пещеры, думали только о наживе, готовые за несколько камней отдаться любому, согласному платить. Порядочные жены и дочери в эргастенские катакомбы не заглядывали, а продажными он интересовался мало, лишь для того, чтобы разрядиться по мере необходимости, да и то только на своих условиях. Прикосновений чужих рук к своему телу Лутарг не любил.
- Пошли, - поторопил старца молодой человек, заметив, что тот никак не может оторваться от изображения. – Осмотреться хочу.
Он даже сделал несколько шагов в сторону двери, прежде чем надтреснутый голос спутника остановил его.
- Это твоя мать, - хриплый шепот старика впился в Лутарга раскаленным добела жалом, пронзая плоть и парализуя волю, почти как эргастенский клинок.
- Что?!
- Это Лураса, - подтвердил Сарин, сам до конца не веря, что увидел ее портрет в Шисгарском замке, да еще и с этим. – А он, наверно, отец.
Тряхнув головой, Лутарг сбросил с себя оцепенение неверия и вернулся к старцу. Теперь он иначе смотрел на молодую пару. Сейчас его взгляд цеплялся за каждую мелочь, скользил по каждой черточке, анализируя увиденное.
Просто «счастлива» стало мало. Хотелось чего-то большего для них и для себя. Хотелось различить родное.
Всматриваясь в черты своих родителей, Лутарг сперва не понял, что именно было не так. В чем состоит то неправильное, что никак не мог обозначить его разум. Потом догадался.
- Но, его глаза, Сарин! – воскликнул молодой человек, когда наступило озарение. – Его глаза… Они…
Старец покачал головой. Он не знал, что ответить. Сам задавался вопросом, как же так вышло? Изображенный на гобелене мужчина был синеглазым, но глаза эти имели обычный человеческий вид. Ни искажения зрачка, ни голубоватых прожилок прорезавших белок, как у Лутарга, у мужчины на полотне не наблюдалось.
- Я вижу.
- Ты говорил, что мои…
- Я знаю, что говорил! – повысил голос Сарин. – Это единственное объяснение твоей аномалии. Нет другого! Пойми!
- Тогда…
- И светятся они у них, как у тебя. Также светятся, - перебил Лутарга старец, вспоминая голубоватое сияние вокруг шисгарца в Синастеле. – Ты сам видел.
Лутарг взял себя в руки, признавая разумность аргументов старика.
- Может это не он? – Уже без слышимых эмоций. Спокойно.
- А кто тогда? Почему здесь? Вместе? Посмотри на них. Они же любят, - озвучил Сарин то, чему сам верил с трудом. Но пара на гобелене так явно демонстрировала свои чувства, что отрицать это было, по меньшей мере, глупо. Вот старик и не отрицал. – Они…
- Идем, - потребовал Лутарг, отвернувшись и направившись к двери. – Мне нужны ответы.
Что бы ни собирался молодой человек найти в других помещениях цитадели, стремительно вылетая из розовой комнаты, его ожидания не оправдались. Замок был пуст. Ни единой души не встретили спутники, обходя горную крепость, ни даже следов недавнего присутствия кого-либо живого.
Все остальные покои и залы давно покрылись вековой пылью, так же, как и тайный лаз, по которому мужчины попали в замок. Это радовало Сарина, в котором страх перед шисгарцами был сильнее желания разобраться, и угнетало Лутарга. Закрывая дверь в очередное пустующее помещение, он мрачнел все больше, а в глазах молодого человека разгоралось недоброе пламя, от одного взгляда на которое у старца внутри что-то екало и сжималось.
Сарин чувствовал, что разочарование в Лутарге нарастает с каждой минутой, так как двери хлопали все громче, а губы сжимались все плотнее. Недолго осталось до того, как неудовлетворенность вырвется на поверхность яростной лавиной. В этот момент старец предпочел бы находиться подальше. Он уже видел подобную вспышку в Эргастении, и того, на кого она была направлена, после осталось только пожалеть.
К тому моменту, когда был осмотрен всякий закуток от самой высокой башни до подземелий, исследованы конюшни, двор и каждая постройка во дворе на улице уже сгущались сумерки.
- Мы же не останемся здесь на ночь? – спросил старик у Лутарга, меряющего шагами большой зал крепости. Его метаниям гулко вторило эхо и поднимающиеся с пола завитки пыли.
- Хочешь уйти? Иди! - сквозь зубы прорычал молодой человек. Едкий запах паники, весь день исходящий от старика, к вечеру настолько усилился, что становилось трудно дышать. – Я остаюсь. Кто-то должен появиться. Обязательно. Ты сам видел, там прибрано. Кто следит за этой комнатой? – Лутарг указал рукой на потолок, где за толщами камня расположились покои с гобеленом. – Я должен увидеть его!
