— С древнегреческого, «талант» переводится как мера. Мера большого количества серебра. Деньги, проще говоря. Эта притча из Евангелия. Один хозяин, уезжая надолго, раздал своим рабам: одному — пять талантов, второму — три, третьему — один. Велел распорядиться ими, как считают нужным, но отдать столько же, сколько получили. Ну, и вот, первый и второй вложили в дело свои таланты. Бизнес. А третий побоялся. Зарыл в землю, от греха подальше. Первый и второй заработали, расплатившись с хозяином, остались при деньгах, а третий — ни с чем… Такие дела.
— Мораль?
— Мораль очевидна: зароешь талант — останешься рабом обыденности.
— Ну ты уж явно не зарыл! — раздражённо отвечаю я. Талант продавать пылесосы — тоже ведь талант, да?
— Мари! — пытается остановить меня мама.
— Ничего, ничего, Лора, время расставит всё на свои места.
— Да, на места, именно.
Домой стала ездить ещё реже.
Учёба шла бесконечной чередой мелких событий, войн и побед, трудностей, которые страшны в момент, а после кажутся смешными и придуманными. Медицина не разочаровывала. Наоборот, зарываясь в учебники патофизиологии и биохимии, я находила уютный уголок, где мне всё понятно.
Наверное, так же великие математики смотрят на свои формулы, погружаясь в недоступный многим мир. Человек стал для меня механизмом, который знала наизусть. Чему он подвержен, как болеет и что поможет вернуть гомеостаз.
Танцы тоже не забывала, поддерживала форму утренними упражнениями, а по вечерам иногда бегала в блаженном одиночестве, наблюдая дрейфующие мысли.
И вот, однажды, тёплым осенним вечером, заканчивая бег, я остановилась напротив зеркального стекла супермаркета. Смотрю на отражение и обмякаю: за моей спиной — толпа темнокожих людей. Они двигаются на меня. Перестаю различать отражение. Сознание притупляется, голова кружится. Внутри неё будто чей-то шёпот: «Я такая же, как они»… Оборачиваюсь — компания вполне себе бледных парней и девчонок проходит мимо меня в магазин. Добегалась?
Или может пора кое-что уточнить? Странно, я давно не вспоминала тот разговор с мамой. Мой биологический отец был негром. Ну ладно. Абсолютно ничего не меняет… Но сны… и теперь видение это… Может знак? Нет, просто усталость. Иллюзия.
На следующий день приехала к маме.
Алексея, не поворачивается язык сказать — парня мамы, дома не было. Она рассказала, что у них всё отлично. Лёша будет только в понедельник — теперь он вроде как арт-дизайнер и занят важным проектом.
Звучало это как-то неубедительно, но я до сих пор старалась придерживаться позиции: «мама взрослая — разберётся».
Мама достала из холодильника вино. Странно, раньше алкоголя в доме никогда не было. Потом, выбрасывая мусор, под раковиной я увидела ещё две пустых бутылки. Непонятно. Женский алкоголизм или Лёша балуется? Ладно, «мама взрослая — разберётся».
Выпив по паре бокалов, исчерпав поверхностные темы, мы умолкли, жуя какой-то салат. Мне показалось, что пора.
— Мам, может уже пришло время рассказать мне о биологическом отце. Только всю правду. Я уже у тебя большая.
Мама, кажется, не удивлена. Откладывает вилку, наливает бокал, делает большой глоток.
— Мари, ты же знаешь, что мать у тебя очень прогрессивная дама — хихикнула она. Мне было восемнадцать, ему — двадцать пять. Он приехал в СССР с отцом-дипломатом. Богатенький негр — таких не любили. Просто за то, что наши руководители всячески бравировали тем, что СССР — такое открытое государство, в котором счастье может обрести любой трудящийся, будь то негр, азиат или коренной американец.
Чернокожие имели порой больше прав и свобод, они чувствовали себя защищёнными политикой партии, но часто были биты на тёмных улицах. Скинхедов ещё не было, но было много других отморозков. Тёмные времена…
Его избили и оставили умирать под окнами нашего общежития. Увидела, когда возвращалась домой и не побоялась подойти. Он был жутко красив, даже кровь из носа не портила благородный профиль. Помогла. И как-то пошло-поехало, через пару дней мы уже встречались…
Косые взгляды и открытое осуждение для нас не значили ничего…
Через месяц он вернулся в Америку. Через два — познакомилась с твоим отцом, а через семь — родилась ты. Отец с достоинством принял необходимые объяснения твоему цвету кожи.
— Так он знал?
— Да, и заметь, никогда не считал тебя чужой.
— Я знаю.
Мама рассказала всё, будто долго репетировала. Выпалила, останавливаясь сделать глоток вина.
— Мне понравилась эта история. Как его звали? Ты связывалась с ним потом?
— Джером Патиссон младший. Нет, больше мы не связывались. Ему это было не нужно. Мне уже тоже. Ты мне не веришь?
Она заметила мои нахмуренные брови.
— Верю, мам, верю. Просто… ты могла мне раньше рассказать.
— Боялась, что будешь осуждать меня…
— Было бы за что! А может поэтому мне постоянно снятся негры? — в шутку спросила я.
— Зов предков? — как-то очень серьёзно и мрачно отреагировала мама.
— Надеюсь это совпадение и мои предки такого не видели.
— Чего именно?
— Страшную смерть сотен темнокожих людей, чьи тела так неестественно проседают под моими ногами. Мам, мне снится одно и тоже место. Уже раз сто. Эти сны начались после смерти папы.
— Это всё стресс. В наше время стресс — первая причина всех неприятностей.
— А неприятности — причина стресса.
Я обняла её, прижавшись к влажной щеке. Мы посмеялись.
— Ты простишь меня, Мари?
— Думаю эта информация ничего не меняет.
— Не пытайся только найти его, прошу тебя.
— Даже мысли не было.
11. ВСЕВОЛОЖСК. РАБОТА. УВЛЕЧЕНИЯ
Хоть официально на работу выходить с августа, оставаться два месяца дома с мамой и её малолеткой было выше моих сил.
Мама изменилась. Если б я верила в привороты и прочую лабуду — подумала, что её приворожили. Она стала зависимой от этого парня, вилась вокруг него и смотрела щенячьими глазками. Противно. А Алёша тянул с неё деньги на свои смелые проекты и выставки, которые не окупались. Пил сам и пил с мамой. Скрипела кровать, а я в своей комнате пыталась уснуть. Просыпалась от кошмаров, которые так и продолжали сниться пару раз в неделю. Но лучше видеть ужасы, чем слышать мамины стоны под каким-то хлыщом.
Остаться в Питере по распределению я и не рассчитывала. Тёплые местечки достаются не достойным, а, как заведено, тем, кто что-то предлагает взамен. Но всё же, мне выпал не самый худший вариант.
Всего в тридцати километрах от Питера, словно контрастом со своим знаменитым соседом, разбросал, среди сплошной зелени, свои домики город Всеволожск. Я, честно, не слышала даже о нём. Говорят, первое впечатление самое верное. Можно ли это отнести к впечатлению о городе? А оно было двойственным. Привыкшая к суете и многолюдности больших городов, я растерялась, попав на улочки Всеволожска. Другой, неизвестный мир. Большущая деревня среди природных красот.
Прямо с вокзала моим гидом стала бодренькая старушка — тётя Зоя, с которой я договорилась о квартире. Она встретила и любезно предложила прогуляться до её дома. В прошлом экскурсовод, она, возможно, желала тряхнуть стариной. Однако, как оказалось, ей приходилось в основном выливать на меня исторические факты, потому что смотреть здесь особо нечего.
Мои пожитки умещались в небольшую дорожную сумку и пакет — никогда не имела привычки тягать за собой мелочи вроде шампуней, кремов, духов. Обходилась парой обуви по сезону, несколькими майками и джинсами. Всё остальное было решено приобрести на месте.
Незабываемые тридцать минут мы шли по однообразным узким улочкам, среди редких домиков в высоких кустах.
— Хорошо, что дождя не было накануне, так бы грязищи повыплыло, — говорит тётя Зоя. — Стало быть, ты лечить нас приехала, милочка? В больницу али в поликлинику?
— На скорую, тёть Зоя.
— О, братец моей подруги там работал. Давно это было. Спился. Ни каждому, знаешь, такая работка по силам. А ты-то смотри какая мелкая, куда тебя занесло?
— Будем брать не силой, а умом, тёть Зоя.
— Делать-то у нас тут особо нечего, молодёжь в Ленинград, то есть в Петербург бежит. Кстати, я на Ленинградской улице и живу. Город-то переименовали, а улицу Санкт-Петербургской и не пере… переназовёшь. Вот и память и красота остались. У нас тут всё ласкает слух, но редко ласкает глаз. Акромя природы разве что. Чего стоит шоссе этое — Дорога Жизни. Вслушайся только. А теперь посмотри — я как раз обходила ямы на дороге — разве ж это жизнь? И что за дорога у нас, что привела в такую жизнь?…
— А высотки-то тут вообще есть?
— А как же. У нас тут пока так: тысяч сорок населения, но посмотришь, через десять лет будет в два раза больше. Лес рубят, высотки ставят, новые районы обещают. Двадцать первый век! И никакого конца света.
Городской пейзаж хоть казался однообразным и сельским, однако дышалось здесь хорошо.
— Городом Всеволожск стал только в 1963 году. Кстати, сейчас это самый молодой город в области. А началось всё с поселения в 1500 году на реке Малая Охта, ныне Лубья. Со строительством Ириновской железной дороги в 1892 году и открытием в 1895 станции, носящей фамилию владельца земли — Павла Александровича Всеволожского…
Я перестала её слушать. Женщина приятная, но, как и многие старики, не особо беспокоящаяся о интересах собеседника. А история — то, к чему интереса у меня не было никакого и никогда. История — это перегной, это прошлое. Да, он питает почву и даёт основу настоящему, но не более.
«Настоящее, сегодняшний день — вот что должно занимать человека, а не копание в датах и именах» — так говорил когда-то Саша. И ещё: «История — это история войн, а войны, я считаю, самое глупое занятие на планете». Я, конечно, была с ним согласна.
Добрались до дома Зои Петровны. Квартира на седьмом этаже.
— Вот, Мариночка. Располагайся.
Она провела меня по квартире. Одна комната, ванная, туалет, небольшая кухня, балкон. Вид на Дорогу Жизни. Чисто и уютно. Вполне.
— Приходить я буду раз в месяц, живи как тебе нужно, ни в чём не стесняйся. У меня только одна просьба: собак не заводи.
— Аллергия?
— Можно сказать и так. Есть у меня, как это называется…, ну страх когда?
— Фобия? Вы боитесь собак?
— Просто не люблю.
— Поняла. Я тоже кошек больше люблю.
— Кошку можно. У кошек есть чему поучиться. Не зря ещё в Древнем Египте кошки считались священными. Ну да ладно, задержалась я. Если что, номер мой у тебя есть.
В 2001 году я, выпускница медицинского факультета, пришла работать на скорую помощь города Всеволожска.
В разогретом до тридцати градусов воздухе витал запах новой жизни, а я больше не витала в облаках. Моя голова наполнена знаниями, но казалось, что ничего-то на самом деле уже и не помню.
Утром сделала причёску, надеясь, что не будет дождя, подобрала к длинной юбке белую блузку, погладила белый халат, аккуратно уложив в пакет, захватила небольшой обед и вышла на полчаса раньше, чем планировала. Мне начинал нравиться этот город. Тихо двигалась жизнь, как поток машин, которые не знали, что такое пробки. Рядом с домом — магазин и остановка. Я радовалась таким простым вещам, возможно поэтому считала себя везучей. Стоит чего захотеть — обязательно выйдет. Пусть порой в искажённой форме, не в тех цветах и ракурсах, но выйдет.
А на другой стороне Дороги Жизни расположилось здание Всеволожской ЦРБ — моего первого в жизни рабочего места.
Идти туда было страшно, но не более, чем перед выходом на сцену театра с сотнями зрителей. Пять минут пешком до работы — роскошь, которую в Москве и Питере не имеют девяносто восемь процентов жителей.
Открыв дверь на станцию, будто стала муравьём и заползла в свой муравейник, но, конечно, пока не была своей. Броуновское движение. Тёмно-бордовые и синие формы, шумные разговоры. Хмурые лица, видимо тех, кто с ночи, улыбающиеся лица заступивших на смену. Наверное, со стороны казалось, что девушка заблудилась. На самом деле, ей, может, нужна парикмахерская или салон красоты, или она проверяющая из санстанции.
Мужчина, похожий на молодого Клуни, красивый, с пышной вьющейся шевелюрой, подошёл ко мне.
— Вам что-то подсказать?
— Да, мне нужна Галина Сергеевна.
— Это Вам на второй этаж. Ага, подниметесь, повернёте налево, дверь в углу. Ага, там написано приёмная. Как поняли?
— Ага, спасибо, — с улыбкой отвечаю я.
Смешной.
Постучала и вошла в приёмную заведующей станции.
— Здравствуйте, я Марина Цветкова — ваш новый врач.
— Садись.
Напротив меня, за столом, в белом кожаном кресле сидела полная женщина, с короткими, цвета свёклы волосами. Глубокая, как ущелье, складка разделяла её брови. Она смотрела, прищурив глаза, говорила:
— Девочка, я не знаю что ты забыла здесь, поэтому давай, работай, а если вдруг передумаешь, мы тебя в поликлинику переведём, будешь там со своими этими глазками сидеть в чистом кабинетике.
Я поёжилась, такого приёма не ожидала.
— Ольга, вызови мне Слепцова и Тюрина, — видимо секретарше велела Галина Сергеевна.
Через долгую минуту в дверь постучали. Первым вошёл сурового вида мужчина в очках, за ним — уже знакомый мне, Клуни.
— Здравствуйте.
— Здоровей видали, Андрюша. Вы там что на вызове у этой Дольской устроили? А? Совсем страх потеряли?
— А что мы?
— Что-что? Какого чёрта лысого она мне звонит и жалуется, что не осмотрели её, сказали обратиться к психиатру, да стол испачкали сумкой грязной?!
— Галина Сергеевна, ну вы ж знаете, она ненормальная, каждый день к ней ездим, никакой управы. То в магазин просит сходить, то давление измерить перед сном, то невкусно пукнет, простите.
— Ладно, ладно, Олег, всё, не рвите мне нервы. Вот, знакомьтесь, ребята, ваша начальница на ближайшее время: Марина… эээм
— Викторовна. Марина Викторовна. Цветкова.
— Почти Цветаева, — вставил Клуни
— Рады, так сказать, приветствовать. Я Андрей, фамилия Тюрин, это Олег.
— Пойдём, покажу, где можно переодеться.
Молодого Клуни звали Олег. Он посмотрел на мой пакет, в котором виден был белоснежный халат.
— В этом долго не проработаешь, — пальцем тыкнул он, — но на сегодня должно хватить. Надо к сестре-хозяйке зайти, форму тебе выбить.
Ребята устроили экскурсию по станции, показали укладку с лекарствами и аппаратуру.
Андрей был очень основательным и неторопливым. Олег — его противоположность. Но вместе они составляли прекрасный дуэт. Забавно заканчивали друг за другом фразы. Чип и Дейл. Как узнала позже, они десять лет проработали вместе с предыдущим врачом, который ушёл на пенсию. Опыта у них — на несколько учебников неотложной помощи. И мне нужно стараться выглядеть на их фоне достойно. Казалось, моё образование, хоть более основательное и глубокое, явно не дотягивает до их практического опыта. Вот о чём я думала при первом знакомстве с фельдшерами.
Ловила на себе понятные взгляды мужчин и холодные взгляды женщин.
— Мораль?
— Мораль очевидна: зароешь талант — останешься рабом обыденности.
— Ну ты уж явно не зарыл! — раздражённо отвечаю я. Талант продавать пылесосы — тоже ведь талант, да?
— Мари! — пытается остановить меня мама.
— Ничего, ничего, Лора, время расставит всё на свои места.
— Да, на места, именно.
Домой стала ездить ещё реже.
Учёба шла бесконечной чередой мелких событий, войн и побед, трудностей, которые страшны в момент, а после кажутся смешными и придуманными. Медицина не разочаровывала. Наоборот, зарываясь в учебники патофизиологии и биохимии, я находила уютный уголок, где мне всё понятно.
Наверное, так же великие математики смотрят на свои формулы, погружаясь в недоступный многим мир. Человек стал для меня механизмом, который знала наизусть. Чему он подвержен, как болеет и что поможет вернуть гомеостаз.
Танцы тоже не забывала, поддерживала форму утренними упражнениями, а по вечерам иногда бегала в блаженном одиночестве, наблюдая дрейфующие мысли.
И вот, однажды, тёплым осенним вечером, заканчивая бег, я остановилась напротив зеркального стекла супермаркета. Смотрю на отражение и обмякаю: за моей спиной — толпа темнокожих людей. Они двигаются на меня. Перестаю различать отражение. Сознание притупляется, голова кружится. Внутри неё будто чей-то шёпот: «Я такая же, как они»… Оборачиваюсь — компания вполне себе бледных парней и девчонок проходит мимо меня в магазин. Добегалась?
Или может пора кое-что уточнить? Странно, я давно не вспоминала тот разговор с мамой. Мой биологический отец был негром. Ну ладно. Абсолютно ничего не меняет… Но сны… и теперь видение это… Может знак? Нет, просто усталость. Иллюзия.
На следующий день приехала к маме.
Алексея, не поворачивается язык сказать — парня мамы, дома не было. Она рассказала, что у них всё отлично. Лёша будет только в понедельник — теперь он вроде как арт-дизайнер и занят важным проектом.
Звучало это как-то неубедительно, но я до сих пор старалась придерживаться позиции: «мама взрослая — разберётся».
Мама достала из холодильника вино. Странно, раньше алкоголя в доме никогда не было. Потом, выбрасывая мусор, под раковиной я увидела ещё две пустых бутылки. Непонятно. Женский алкоголизм или Лёша балуется? Ладно, «мама взрослая — разберётся».
Выпив по паре бокалов, исчерпав поверхностные темы, мы умолкли, жуя какой-то салат. Мне показалось, что пора.
— Мам, может уже пришло время рассказать мне о биологическом отце. Только всю правду. Я уже у тебя большая.
Мама, кажется, не удивлена. Откладывает вилку, наливает бокал, делает большой глоток.
— Мари, ты же знаешь, что мать у тебя очень прогрессивная дама — хихикнула она. Мне было восемнадцать, ему — двадцать пять. Он приехал в СССР с отцом-дипломатом. Богатенький негр — таких не любили. Просто за то, что наши руководители всячески бравировали тем, что СССР — такое открытое государство, в котором счастье может обрести любой трудящийся, будь то негр, азиат или коренной американец.
Чернокожие имели порой больше прав и свобод, они чувствовали себя защищёнными политикой партии, но часто были биты на тёмных улицах. Скинхедов ещё не было, но было много других отморозков. Тёмные времена…
Его избили и оставили умирать под окнами нашего общежития. Увидела, когда возвращалась домой и не побоялась подойти. Он был жутко красив, даже кровь из носа не портила благородный профиль. Помогла. И как-то пошло-поехало, через пару дней мы уже встречались…
Косые взгляды и открытое осуждение для нас не значили ничего…
Через месяц он вернулся в Америку. Через два — познакомилась с твоим отцом, а через семь — родилась ты. Отец с достоинством принял необходимые объяснения твоему цвету кожи.
— Так он знал?
— Да, и заметь, никогда не считал тебя чужой.
— Я знаю.
Мама рассказала всё, будто долго репетировала. Выпалила, останавливаясь сделать глоток вина.
— Мне понравилась эта история. Как его звали? Ты связывалась с ним потом?
— Джером Патиссон младший. Нет, больше мы не связывались. Ему это было не нужно. Мне уже тоже. Ты мне не веришь?
Она заметила мои нахмуренные брови.
— Верю, мам, верю. Просто… ты могла мне раньше рассказать.
— Боялась, что будешь осуждать меня…
— Было бы за что! А может поэтому мне постоянно снятся негры? — в шутку спросила я.
— Зов предков? — как-то очень серьёзно и мрачно отреагировала мама.
— Надеюсь это совпадение и мои предки такого не видели.
— Чего именно?
— Страшную смерть сотен темнокожих людей, чьи тела так неестественно проседают под моими ногами. Мам, мне снится одно и тоже место. Уже раз сто. Эти сны начались после смерти папы.
— Это всё стресс. В наше время стресс — первая причина всех неприятностей.
— А неприятности — причина стресса.
Я обняла её, прижавшись к влажной щеке. Мы посмеялись.
— Ты простишь меня, Мари?
— Думаю эта информация ничего не меняет.
— Не пытайся только найти его, прошу тебя.
— Даже мысли не было.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
11. ВСЕВОЛОЖСК. РАБОТА. УВЛЕЧЕНИЯ
Хоть официально на работу выходить с августа, оставаться два месяца дома с мамой и её малолеткой было выше моих сил.
Мама изменилась. Если б я верила в привороты и прочую лабуду — подумала, что её приворожили. Она стала зависимой от этого парня, вилась вокруг него и смотрела щенячьими глазками. Противно. А Алёша тянул с неё деньги на свои смелые проекты и выставки, которые не окупались. Пил сам и пил с мамой. Скрипела кровать, а я в своей комнате пыталась уснуть. Просыпалась от кошмаров, которые так и продолжали сниться пару раз в неделю. Но лучше видеть ужасы, чем слышать мамины стоны под каким-то хлыщом.
Остаться в Питере по распределению я и не рассчитывала. Тёплые местечки достаются не достойным, а, как заведено, тем, кто что-то предлагает взамен. Но всё же, мне выпал не самый худший вариант.
Всего в тридцати километрах от Питера, словно контрастом со своим знаменитым соседом, разбросал, среди сплошной зелени, свои домики город Всеволожск. Я, честно, не слышала даже о нём. Говорят, первое впечатление самое верное. Можно ли это отнести к впечатлению о городе? А оно было двойственным. Привыкшая к суете и многолюдности больших городов, я растерялась, попав на улочки Всеволожска. Другой, неизвестный мир. Большущая деревня среди природных красот.
Прямо с вокзала моим гидом стала бодренькая старушка — тётя Зоя, с которой я договорилась о квартире. Она встретила и любезно предложила прогуляться до её дома. В прошлом экскурсовод, она, возможно, желала тряхнуть стариной. Однако, как оказалось, ей приходилось в основном выливать на меня исторические факты, потому что смотреть здесь особо нечего.
Мои пожитки умещались в небольшую дорожную сумку и пакет — никогда не имела привычки тягать за собой мелочи вроде шампуней, кремов, духов. Обходилась парой обуви по сезону, несколькими майками и джинсами. Всё остальное было решено приобрести на месте.
Незабываемые тридцать минут мы шли по однообразным узким улочкам, среди редких домиков в высоких кустах.
— Хорошо, что дождя не было накануне, так бы грязищи повыплыло, — говорит тётя Зоя. — Стало быть, ты лечить нас приехала, милочка? В больницу али в поликлинику?
— На скорую, тёть Зоя.
— О, братец моей подруги там работал. Давно это было. Спился. Ни каждому, знаешь, такая работка по силам. А ты-то смотри какая мелкая, куда тебя занесло?
— Будем брать не силой, а умом, тёть Зоя.
— Делать-то у нас тут особо нечего, молодёжь в Ленинград, то есть в Петербург бежит. Кстати, я на Ленинградской улице и живу. Город-то переименовали, а улицу Санкт-Петербургской и не пере… переназовёшь. Вот и память и красота остались. У нас тут всё ласкает слух, но редко ласкает глаз. Акромя природы разве что. Чего стоит шоссе этое — Дорога Жизни. Вслушайся только. А теперь посмотри — я как раз обходила ямы на дороге — разве ж это жизнь? И что за дорога у нас, что привела в такую жизнь?…
— А высотки-то тут вообще есть?
— А как же. У нас тут пока так: тысяч сорок населения, но посмотришь, через десять лет будет в два раза больше. Лес рубят, высотки ставят, новые районы обещают. Двадцать первый век! И никакого конца света.
Городской пейзаж хоть казался однообразным и сельским, однако дышалось здесь хорошо.
— Городом Всеволожск стал только в 1963 году. Кстати, сейчас это самый молодой город в области. А началось всё с поселения в 1500 году на реке Малая Охта, ныне Лубья. Со строительством Ириновской железной дороги в 1892 году и открытием в 1895 станции, носящей фамилию владельца земли — Павла Александровича Всеволожского…
Я перестала её слушать. Женщина приятная, но, как и многие старики, не особо беспокоящаяся о интересах собеседника. А история — то, к чему интереса у меня не было никакого и никогда. История — это перегной, это прошлое. Да, он питает почву и даёт основу настоящему, но не более.
«Настоящее, сегодняшний день — вот что должно занимать человека, а не копание в датах и именах» — так говорил когда-то Саша. И ещё: «История — это история войн, а войны, я считаю, самое глупое занятие на планете». Я, конечно, была с ним согласна.
Добрались до дома Зои Петровны. Квартира на седьмом этаже.
— Вот, Мариночка. Располагайся.
Она провела меня по квартире. Одна комната, ванная, туалет, небольшая кухня, балкон. Вид на Дорогу Жизни. Чисто и уютно. Вполне.
— Приходить я буду раз в месяц, живи как тебе нужно, ни в чём не стесняйся. У меня только одна просьба: собак не заводи.
— Аллергия?
— Можно сказать и так. Есть у меня, как это называется…, ну страх когда?
— Фобия? Вы боитесь собак?
— Просто не люблю.
— Поняла. Я тоже кошек больше люблю.
— Кошку можно. У кошек есть чему поучиться. Не зря ещё в Древнем Египте кошки считались священными. Ну да ладно, задержалась я. Если что, номер мой у тебя есть.
***
В 2001 году я, выпускница медицинского факультета, пришла работать на скорую помощь города Всеволожска.
В разогретом до тридцати градусов воздухе витал запах новой жизни, а я больше не витала в облаках. Моя голова наполнена знаниями, но казалось, что ничего-то на самом деле уже и не помню.
Утром сделала причёску, надеясь, что не будет дождя, подобрала к длинной юбке белую блузку, погладила белый халат, аккуратно уложив в пакет, захватила небольшой обед и вышла на полчаса раньше, чем планировала. Мне начинал нравиться этот город. Тихо двигалась жизнь, как поток машин, которые не знали, что такое пробки. Рядом с домом — магазин и остановка. Я радовалась таким простым вещам, возможно поэтому считала себя везучей. Стоит чего захотеть — обязательно выйдет. Пусть порой в искажённой форме, не в тех цветах и ракурсах, но выйдет.
А на другой стороне Дороги Жизни расположилось здание Всеволожской ЦРБ — моего первого в жизни рабочего места.
Идти туда было страшно, но не более, чем перед выходом на сцену театра с сотнями зрителей. Пять минут пешком до работы — роскошь, которую в Москве и Питере не имеют девяносто восемь процентов жителей.
***
Открыв дверь на станцию, будто стала муравьём и заползла в свой муравейник, но, конечно, пока не была своей. Броуновское движение. Тёмно-бордовые и синие формы, шумные разговоры. Хмурые лица, видимо тех, кто с ночи, улыбающиеся лица заступивших на смену. Наверное, со стороны казалось, что девушка заблудилась. На самом деле, ей, может, нужна парикмахерская или салон красоты, или она проверяющая из санстанции.
Мужчина, похожий на молодого Клуни, красивый, с пышной вьющейся шевелюрой, подошёл ко мне.
— Вам что-то подсказать?
— Да, мне нужна Галина Сергеевна.
— Это Вам на второй этаж. Ага, подниметесь, повернёте налево, дверь в углу. Ага, там написано приёмная. Как поняли?
— Ага, спасибо, — с улыбкой отвечаю я.
Смешной.
Постучала и вошла в приёмную заведующей станции.
— Здравствуйте, я Марина Цветкова — ваш новый врач.
— Садись.
Напротив меня, за столом, в белом кожаном кресле сидела полная женщина, с короткими, цвета свёклы волосами. Глубокая, как ущелье, складка разделяла её брови. Она смотрела, прищурив глаза, говорила:
— Девочка, я не знаю что ты забыла здесь, поэтому давай, работай, а если вдруг передумаешь, мы тебя в поликлинику переведём, будешь там со своими этими глазками сидеть в чистом кабинетике.
Я поёжилась, такого приёма не ожидала.
— Ольга, вызови мне Слепцова и Тюрина, — видимо секретарше велела Галина Сергеевна.
Через долгую минуту в дверь постучали. Первым вошёл сурового вида мужчина в очках, за ним — уже знакомый мне, Клуни.
— Здравствуйте.
— Здоровей видали, Андрюша. Вы там что на вызове у этой Дольской устроили? А? Совсем страх потеряли?
— А что мы?
— Что-что? Какого чёрта лысого она мне звонит и жалуется, что не осмотрели её, сказали обратиться к психиатру, да стол испачкали сумкой грязной?!
— Галина Сергеевна, ну вы ж знаете, она ненормальная, каждый день к ней ездим, никакой управы. То в магазин просит сходить, то давление измерить перед сном, то невкусно пукнет, простите.
— Ладно, ладно, Олег, всё, не рвите мне нервы. Вот, знакомьтесь, ребята, ваша начальница на ближайшее время: Марина… эээм
— Викторовна. Марина Викторовна. Цветкова.
— Почти Цветаева, — вставил Клуни
— Рады, так сказать, приветствовать. Я Андрей, фамилия Тюрин, это Олег.
— Пойдём, покажу, где можно переодеться.
Молодого Клуни звали Олег. Он посмотрел на мой пакет, в котором виден был белоснежный халат.
— В этом долго не проработаешь, — пальцем тыкнул он, — но на сегодня должно хватить. Надо к сестре-хозяйке зайти, форму тебе выбить.
***
Ребята устроили экскурсию по станции, показали укладку с лекарствами и аппаратуру.
Андрей был очень основательным и неторопливым. Олег — его противоположность. Но вместе они составляли прекрасный дуэт. Забавно заканчивали друг за другом фразы. Чип и Дейл. Как узнала позже, они десять лет проработали вместе с предыдущим врачом, который ушёл на пенсию. Опыта у них — на несколько учебников неотложной помощи. И мне нужно стараться выглядеть на их фоне достойно. Казалось, моё образование, хоть более основательное и глубокое, явно не дотягивает до их практического опыта. Вот о чём я думала при первом знакомстве с фельдшерами.
Ловила на себе понятные взгляды мужчин и холодные взгляды женщин.
