— Прошу тебя, мой Господь, спаси её!! Спаси!
Но ответил ему Сияющий Человек:
— Эту овечку Я вверил тебе. Мне ее не спасти. Ты – её Пастырь, и только тебе возможно освободить ее от плена смерти.
Арсений упал в траве перед ним на лицо своё и застонал.
— Господи! Как жестоки для меня Твои слова! Не со мной заключал Ты завет, не мне своих овец Ты вверял! А я же, я...
— Разве ты – не Александр? – с лёгким недоумением спросил Человек.
Арсений поднял от земли озадаченное лицо и помотал головой. Он ничего не понимал.
— Кто же ты? — снова спросил Человек.
— Разве ты не знаешь мою тайну? – немного опешил Арсений. — Я же не Александр... Я тот, кто его создал, вырастил, а потом... потом... тело его забрал...
И замолчал. Молчал и Сияющий Человек, и от этого Его молчания Арсению сделалось плохо невыносимо. Арсений вдохнул несколько раз ртом воздух, потом опустил голову и задыхаясь, сквозь слезы, правду всю рассказал:
— Я его убил и тело его забрал. Но я же всё сделал, как приказал мне Ты! Я создал его в тот день и час, который указал мне Ты, я принёс за него кровавую жертву, как заповедал мне Ты, и всякий раз, приносил на алтарь Твой всё новые и новые жертвы, чтобы напитать Тебя туком непорочных агнцев, самых чистых... самых святых... И Ты их благосклонно принимал! И благословлял меня! На божественный алтарь ты потребовал и моего сына... А ведь Ты знал, что я его любил... Пусть, он клон, не сын... разве это важно? Разве важно откуда, каким образом, через что в мою жизнь вошли настоящее отцовство и его сыновья любовь? Ты понимаешь, какой кровью далась мне эта жертва?! Почему же сейчас Ты говоришь, что не знаешь меня?
Сияние вспыхнуло словно взмах крыльев, потянулось к Арсению, как будто захотело обнять. Загородившись рукой от нестерпимого жара света, Арсений застонал, не в силах вынести его. Сияние немного отступило.
— Чадо, — тихо ответил Человек, — не Мне ты служил, но дьяволу. Он твой бог. Это с ним ты собеседовал, он тебя увещевал. На его алтарь ты приносил святых Моих, а посему... Несчастное чадо Моё, не сможешь ты войти в Мой покой, ибо как может человек обрести покой рядом с теми, кого ненавидит? Если одного дня ты не мог пребывать со святыми, как же теперь пребудешь с ними в Вечности?
В голосе Человека чувствовалась нестерпимая печаль. Но Арсению послышался в них холод. Потрясенный отвержением, Арсений стиснул кулаки. Трава под его ступнями вдруг увяла, вокруг все больше и больше темнело, и только Сияние ещё ярче разгоралось в сгущающемся мраке.
— Нет, Господи! — воскликнул Арсений и протянул руку с напряжёнными пальцами, словно пытался ускользающий мир схватить. — Не изгоняй меня! Как я совершил такую ошибку и признал дьявола за Тебя? Что со мной произошло?
Он обернулся на истерзанных овец, после посмотрел на бездыханную овечку на ставшей голой, словно покрытой пеплом земле.
— Как я додумался до безобразнейшей мерзости и принёс дьяволу в жертву святых твоих? О, мой Господь, прости меня! Умоляю, прости!! Прости!!!
Мир ломался, исчезал на глазах. Арсений с разрывающим грудь горем оплакивал эту чудную долину и обреченно шептал:
— Почему так произошло, почему?.. Почему я не почувствовал подмены, а Александр – почувствовал?.. Почему Александр знает Тебя, а не я?.. Почему Ты благоволил ему, а не мне?.. Не могу понять... не могу!!
Свет стал не таким нестерпимым, изнутри сияния прозвучало:
— Думаешь, что не знаешь Меня? Тогда почему же узнав, что согрешил, ты не боишься Меня, а смело исповедуешь свой грех и ищешь во Мне спасения? Вглядись в Меня. Может быть ты знал Меня, но забыл?
Голос проникал в глубину, каждым словом ласкал сердце.
— Чадо Моё, ты забыл, как ты Меня любил. Забыл, как Я люблю тебя. Но Я – верен. Я не забыл. Моя любовь никогда не перестаёт и не устаёт. У любви ведь усталости нет. Моя любовь в смирении стоит и ждёт у двери сердца твоего. Она не молчит – стучит. Чадо! Откликнись на зов!.. Слышишь?.. Это – любовь!.. Открой сердца двери истинной вере!
— О, мой Господь... — прошептал Арсений и спазм перехватил горло.
— Чадо, ведь дело в том, что Я смотрю не так, как смотрит человек, ибо человек смотрит на лицо, а Я смотрю на сердце. Вспомни: есть только два пути – путь жизнь и путь смерти. Когда здесь был Александр, Я предложил ему на выбор эти два пути. Он выбрал жизнь. А теперь, прими верой: Александр и Арсений – одно.
— Как так, Господи? — Арсений сильно дышал, сердце расплавлял жар.
— У всех, кому дано Великое Призвание, бывают великие искушения. У тебя было Великое Призвание, вот тебя и постигло великое искушение, а самое великое искушение, ты ведь знаешь, это...
— Власть...— прошептал Арсений.
— Верно! Александр – это то, что могло бы с тобою быть, если бы ты выбрал путь жизни. Арсений – это то, что стало с тобою, когда ты выбрал путь смерти. Ведь жизнь человека – плод его выбора. По большому счёту, человек делает выбор только один раз в жизни, а потом всю жизнь лишь подтверждает его.
— Господи, — взмолился Арсений измождённо, — дай мне еще один шанс!!
— Хорошо! Если ты просишь, Я дам тебе шанс: выбирай, кем бы ты хотел быть: Арсением или Александром? Если Арсением, то больше никогда не сможешь сюда прийти. Не потому, что кто-то запретит, но ты пролил кровь Моего Пророка и Моих святых, кто теперь сможет указать тебе сюда дорогу? Если ты скажешь: «Я – Александр», Я возобновлю с тобой завет, высвобожу в тебе силу Мою, облеку славой и верну тебе всех овец. Но помни: это последний выбор. Другого больше не будет. После того, как ты произнесешь слово, из вас останется только один. Выбирай.
Сияние приблизилось, жаром переплавляя сердце. Арсений пришёл в смятение. Он опустил голову и размышлял:
«А ведь Он меня на слове поймал. Я только что цицеронил о своей любви к Александру, но тогда не стоял выбор именно так: или его жизнь, или моя. Если я скажу «Александр», то тогда исчезну я, Арсений. За мной придёт смерть... а я так её боялся, борьбе с ней посвятил всю свою жизнь! И что же? Всё насмарку? А как же церковное управление? Разве Александру по силам заняться им? Нет, надо сказать: «Арсений»! Конечно: «Арсений»!
Он обернулся на несчастных овечек, а после перевёл взгляд на ту, что лежала у его ног. Сердце сжалось.
«Но... если я скажу: «Арсений», то тогда исчезнет вся эта чудесная долина, упадут в землю все эти овечки, а я вернусь в мир, где даже блудница называет меня убийцей и поносит на глазах у слуг своих?»
Он встрепенулся.
«Боже... о чем я думаю? Ведь если я выберу себя, погибнет мой сын... Сын!!!»
Начался проливной дождь. Он шёл везде, даже внутри, прошивая теплыми струями тело насквозь. В каждой дождинке, словно в миллионах мимолётных зеркал, он видел лицо Александра и с каждой каплей изнемогал от отцовской любви.
Он обнял себя руками за плечи, обнимая с тоской плечи Александра, и стоял, низко склонив голову, навсегда прощаясь с ним.
«Прости непутёвого отца твоего. Я очень люблю тебя, сын. Спаси овец своих...» — прошептал Арсений и поднял голову:
— Я – Александр.
Прогремел гром. Дождь перестал лить. Разошлись грозовые облака, посветлело небо. Ручейки с холмов стекали в реку. Тихий свет наполнил долину.
— С возвращением, Александр.
Глава 17. Свет Судного дня
Арсений медленно приходил в себя. Душа, омытая небесной росой, словно птица парила в потоках Духа, сердце горело огнём. Он увидел себя в покоях, на полу. Опираясь на руку, приподнял плечи, обернулся на зеркало, увидел своё отражение и поднялся на ноги, не отрывая от зеркала глаз.
— Я – Александр, — проговорил он и провёл рукой по поверхности зеркала, сквозь слёзы улыбнулся своему отражения. — Я живой. Господь исполнил мою молитву! Отец мой земной, мы теперь с Отцом нашим Небесным! Мы – вместе! Теперь ты меня слышишь! Я могу с тобой говорить!
Арсений заплакал. Плакал, потому что понял, что Сияющий Ангел воскресил Александра, но оставил и его в живых; плакал, вспоминая усеянную телами овец долину; плакал сжавшись, вцепившись в раму зеркала; плакал долго и безутешно, но, выплакав всю боль, утер лицо и поднял голову.
В дверь осторожно постучали. Владыка измождённо подошёл к дверям и открыл. На пороге стоял начальник его охраны.
— Владыка Александр, всё ли с вами хорошо? Командующий оборонительным космическим щитом Генерал Горский уже долгое время пытается с вами связаться, но не может. У него для вас срочное сообщение.
Арсений опёрся руками на стены дверного проёма и покачал опущенной головой.
— Со мной всё в порядке. Докладывай.
Монах придирчиво осмотрел его, но не найдя следов насилия, продолжал:
— Командующий Горский просил сообщить, что, исполняя Ваше Высочайшее благословение, несколько минут назад по движущемуся к Земле астероиду дан залп тремя ракетами с термоядерными боеголовками мощностью каждая в пять мегатон. Начат обратный отсчёт. До поражения цели – одиннадцать часов. При космическом взрыве выбрасываются гамма-кванты, в земной атмосфере они столкнутся с нейтральными частицами, вследствие чего образуются электроны с высокой энергией. Эти частицы наберут чудовищную скорость и образуют мощное электромагнитное излучение, которое выведет из строя всю электронную начинку спутников пси-кольца. Таким образом на неизвестное время исчезнет псинет. Это может привести к катастрофе: воздушный и наземный транспорт потеряют навигацию и остановятся, погаснет свет, перестанут работать передатчики психоэмоциональной и вербальной связи, а вместе с ними обрушатся все сферы жизни. Это приведёт население планеты в шок. Из-за многих десятилетий комфортной жизни они могут не справиться с ситуацией. Начнутся погромы, грабежи, убийства, суициды. Командующий просит вас заблаговременно спуститься в укрытие и обустроить комфортное проживание на это непростое время.
Арсений усмехнулся чему-то бледными губами.
— Назначаю тебя координатором. Прикажи информационной службе архиепископии известить население о готовящейся опасности. Организуй и синхронизируй сотрудничество с правительственными службами, администрациями, федералами и армией для поддержания порядка на улицах мегаполисов. Отмени на сегодня все дела, принести мне дорожную одежду, армейские пайки. Снаряди всем необходимым для экстренной медицины конвертоплан.
— Куда вы собрались лететь? — осведомился монах.
— На Козье озеро.
— Но... вам не успеть туда и обратно за одиннадцать часов! После взрыва термоядерных боеголовок конвертоплан потеряет управление. Вам грозит крушение или, как минимум, вынужденная посадка в тайге!
— Что ж, значит, придётся пережидать апокалипсис в тайге. Делай, как я приказал!
Арсений повернулся к нему спиной и вернулся в комнату. Пока ждал, соединился по пси с альфа-центром Минобороны и, покрываясь от волнения потом, осведомился, на какой стадии находится процедура бетатриновой перезагрузки у пациентов Антония, Вианора, Дорофея и Евангела, и когда узнал, что завершена вся необходимая подготовка и первый пациент всего несколько минут назад отправлен в альфатрон, жестко приказал процедуру остановить, а всех пациентов доставить обратно в Резиденцию. Не переводя духа, соединился с Правительством и потребовал Дживану. Он предполагал, что взбаломошная особа после всего случившегося легко может его проигнорировать, и молился, закрыв глаза, чтобы снова пережить покой в близости Сияющего Человека.
Дживана ответила.
— Ты забрала моего Серафима... Прошу, отдай мне его! — без всякого приветствия сразу начал он.
— Ты хочешь его снова в свою клетку посадить? Да? И добить?! — Нервным голосом почти выкрикнула Дживана.
— А ты забрала его, чтобы лишить разума и сделать своим рабом? — с плохо сдерживаемым негодованием ответил Арсений.
— Да хотя бы и так! А ты хотел бы, чтобы он стал мёртвым или безмозглым монахом у дверей твоих? — неожиданно, со слезами сказала Дживана. — Со мной он хотя бы останется жив!
— Отдай его мне!! — потерял терпение Арсений.
— Тебе, душегуб, не отдам!! — выкрикнула Дживана.
— Я вылетаю за ним!
— Даже не смей приближаться! Я прикажу расстрелять твой тилтротор из всех пушек прямо в воздухе!!
Они замолчали, слыша тяжелое дыхание друг друга.
— Дживана, — изо всех сил стараясь голос держать ровным сказал Арсений. — Отдай его мне. Обещаю, что я окажу ему всевозможную медицинскую помощь и верну ему свободу.
— Кто тебе поверит?! — со смешком, смешанным со слезами ответила Дживана. — Он что, остался последним в твоем расстрельном списке, которого у тебя не получилось добить?
Арсений запнулся в растерянности.
— Дживана... поверь... Я уже не тот... Во мне всё изменилось, всё! Пожалуйста, поверь мне!
Дживана хмыкнула и промолчала. Приняв это за хоть маленький прогресс в переговорах, Арсений тут же хотел добавить, но заговорил Александр:
— Дорогая Дживана! Милости прошу твоей и сострадания! Умоляю, отдай мне любимого моего брата Серафима! Он сейчас всё, что у меня осталось!.. Знаю, что после всего, что я совершил, и как я тебя оскорбил, невозможно поверить мне, но прошу тебя... Если не веришь, что я – другой, пожалуйста, войди со мной в пси-отношения!
Дживана еще помолчала и с недоверием, и уже неуверенно, сказала:
— Нет уж. Больше никаких с тобой телесных отношений. Я сама вылечу от ран этого святого и дам ему свободу быть с Господом нашим Иисусом Христом!
Арсений поперхнулся. Ему показалось, что ослышался. Он опешил настолько, что не знал, что и сказать. Дживана почувствовала его шок и, оседлав ситуацию, добавила:
— Да, да, да!! А когда он выздоровеет, он научит меня учению Иисуса Христа! А потом, если захочешь, он научит и тебя!
Она вышла из пси. Арсений ещё долгое время ставил на место брови, но Александр сказал:
— Славься Господи, велики чудеса Твои! Выходит, брат мой Питирим перед смертью успел Дживану к Тебе обратить!
Александр подошёл к книжной полке и, перебирая пальцами по корешкам книг, добрался и вытащил вакуумную папку, внутри который хранился древний манускрипт – тот самый, который нашли при очистке кельи послушника Савватия, и со словами: «Отец! Похищенное необходимо вернуть», поместил его в дорожный бэкбэг.
Принесли одежду, пайки и медикаменты. Владыка сложил всё необходимое в бэкбэг, переоделся в чёрный комбинезон, накинул дорожный плащ и, поставив таймер времени на обратный отсчёт, вышел вон.
Во дворе Резиденции его уже ждал квадролёт.
* * * *
Через несколько часов он высадился на берег Козьего Озера, зажёг факел и высоко поднял его над головой.
Дул холодный мокрый ветер, пламя трепетало. Владыка прочертил факелом в воздухе условный знак и встал не шелохнувшись, высоко над головой держа огонь. На другом берегу вспыхнул ответный огонь и вычертил в воздухе такой же знак. Тогда Владыка опустил факел и воспламенил дрова, собранные кем-то между двумя курганами. Ждать оставалось недолго – монахи быстро прибудут на зов архиепископии, – и забрался в сооружённый кем-то шалаш.
Под его крышей он нашёл много отсыревших свитков. Находка вызвала прилив крови к лицу: он узнал их и свою печать. Взяв один немеющей от волнения рукой, стал читать.
