Каждый из нас втайне мечтает, чтобы отец Александр лично сопроводил его в последний путь, передал из своих рук в руки Божьи. Каждый из нас готов отдать за него жизнь.
Максим остановился у невысокой берёзки, покрытой жёлтыми листьями, ободрал несколько листочков и, нервно смяв их в руке, осторожно посмотрел в глаза Кира. Он боялся спросить, он не знал как. Кир это увидел и, с пониманием, произнёс:
– Максим... Если ты хочешь что-то у меня узнать – спрашивай. Если ты хочешь что-то мне сообщить, чтобы никто не узнал – говори. Ты же уже понял, я никому ничего о тебе не выдам.
Максим взволнованно стиснул руки и произнёс:
– Кир… твоё доверие ко мне, грешному, с самой первой минуты нашей встречи непостижимо. Я не понимаю, чем я заслужил такое отношение к себе. Я вижу твою честность, и меня обличает, что я не могу быть таким же честным по отношению к тебе.
– Максим, – успокаивающе сказал Кир. – Ты мне ничего не должен и не мучай себя, пожалуйста, этим. Я делаю это для тебя, не потому, что хочу сделать тебя обязанным себе, а потому что не могу этого не делать. Иногда мне даже кажется, что и не я это делаю, а это делает Христос во мне, который очень любит тебя и желает тебе спасения. Скажи, что тебя сейчас тревожит?
Слова Кира сильно удивили Максима, он явно показывал ему своё особое расположение. Но ответить прямо было слишком рискованно. Но как ещё тогда ему Кира проверить? Максим беспокойно мял в руке листья и, наконец, аккуратно подбирая слова, спросил:
– Кир… Мне показалось из вашего разговора, что вы кого-то из моих братьев нашли. Очень прошу тебя, отведи меня к нему. Моя душа истомилась. Я уже столько дней ищу его и жажду встречи с ним.
Кир развёл руками:
– Я очень сожалею, Максим, но… может быть, ты что-то не так понял? В Вознесенке нет никого из братьев твоих.
Максим поник. Или Кир не знает, или не хочет говорить. Как же тогда узнать? Кир заметил, что он сник, и сказал:
– Но я могу обещать тебе, если кто-то из них окажется в Вознесенке, я тебе обязательно сразу сообщу.
Ну что ж… и на этом спасибо…. Максим швырнул на землю истерзанные листочки и двинулся дальше по дорожке, Кир молча пошёл за ним. Дорожка привела к красивому зданию нежного желтовато-кремового цвета. Осмотревшись, Максим увидел, что к нему приводили с разных концов все дорожки. Он разглядел здание снизу до верху и понял, что перед ним, скорее всего, храм. Он не был увенчан ни куполом, ни шпилем с крестом, единственное, что отличало его от других – это красивое витражное оконце из алых стёкол в виде креста, расположенное над арочным входом.
Кир пояснил:
– Это храм Вознесения Христова. Мы собираемся тут на молитву утром и вечером, тут мы совершаем Евхаристию. Если хочешь и, если у тебя будут силы, приходи сегодня на вечернюю молитву. Сегодня мой черёд петь в хоре.
И Кир улыбнулся. Максим с трудом и фальшиво улыбнулся в ответ. Предложение Кира вызвало в нём чувство гадливости. Он испытывал неприязнь к участию в братском богослужении. Он в страшном кошмаре даже представить себе не мог, что будет совершать молитву вместе с сектантами. Что потом он скажет на исповеди владыке? Но, поразмыслив, он решил, что его отказ будет нецелесообразен в целях выполнения миссии. Он же решил быть покорным, он же хотел усыпить их бдительность. И он робко сказал:
– Спасибо Кир, я постараюсь… если мы пойдём с тобой… вместе.
– Конечно, Максим, вместе! Как же я могу теперь тебя оставить!
Кир нравился Максиму. Он ничего не мог с этим поделать. С другой стороны, как можно было подумать, что эти сектанты к нему приставят менее доброжелательного человека? Противоречащий пленяет собой людей, Кир же – его адепт. Он очень хотел бы довериться ему, но не мог, и всё время трезвился, вспоминая Сергея Владимировича. Кир был ему братом, и он не знал, насколько у них между собой крепкие доверительные отношения. А Сергей Владимирович держал насчёт него ухо востро.
Кир, увидел, что Максим сильно задумался, и заботливо спросил, не устал ли он. Максим кивнул. Пожалуй, он действительно устал.
– Я отведу тебя в больницу, – сказал Кир, – как раз успеваешь к обеду.
И Кир повёл его обратно по другой дорожке. Чтобы поддержать разговор, Максим спросил о том, как же выживают те люди, у которых снижен социальный рейтинг. Кир рассказал, что в Вознесенке есть своё подсобное хозяйство, в котором выращивают экологически чистые овощи и фрукты, и этого хватает не только, чтобы прокормить Вознесенку, но даже остаются излишки, которые братья и сёстры поставляют в магазины, принадлежащие сочувствующим братству людям в мегаполисе. Социальный рейтинг этих людей не снижен, они имеют право на торговлю. Поэтому хоть немного, но всегда в Вознесенке имеются денежные средства, которые тратятся на развитие посёлка и на нужды, если таковые возникают у братьев и сестёр.
– И много сочувствующих в полисе? – с интересом спросил Максим.
– Много, – кивнул Кир. – Особенно в последнее время. Деяния «Истинной церкви» отталкивают многих искренне верующих и думающих людей. И, хотя, иногда они даже посещают её приходы, но уже они не верят клевете, которую «Истинная церковь» льёт на братство, и всё больше готовы общаться с нами и помогать нам.
– Какие же деяния «Истинной церкви» отталкивают людей? – нахмурился Максим.
– Не знаю, давно ли ты посещал приходы «Истинной церкви», но за последние два года там всё здорово изменилось. Под лозунгом «Стать ближе к народу» церковь произвела целый ряд обновлений. В частности, она, в целях толерантности, перестала упоминать Христа в проповедях на богослужениях, ввела в обиход разные священные предметы, якобы дающие исцеления, и стала взимать за это плату. Она ввела новые формы благочестия: теперь народу в храме запрещено петь и произносить что-либо вслух. В стенах храмов священнослужителям запрещено читать с прихожанами Евангелие, если же священнослужители это делают у кого-нибудь из прихожан дома, то их ссылают в опять же недавно созданные исправительные монастыри. Разве ты не знал обо всём этом?
Максим очень удивился:
– Почему у вас это вызывает возмущение? Разве можно проповедовать о Христе в храме, если в нём вперемешку стоят верные и неверные – зеваки, которые просто проходили мимо по своим суетным греховным делам и зашли просто случайно? Разве есть резон в том, чтобы сеять на каменистую почву? Разве не говорил Христос, что нельзя метать бисер перед свиньями? Слово о Христе надо говорить от сердца к сердцу, глаза в глаза, но это невозможно в таком неоднородном собрании. Что же касается народного пения, то и это понятно: какая необходимость прихожанам петь вместе с сладокогласым хором? Зачем доставлять ближним дискомфорт своим недостойным голосом, вносить какофонию? Например, наш владыка настолько любит наше многоголосное монашеское пение, что всегда сокрушается, если кто-то из посетителей обители начинает неумело подпевать и портит ему эстетическое наслаждение.
Максим бросил осторожный взгляд на Кира. Тот спокойно шёл, опустив взгляд в землю и по его лицу не было понятно, о чём он вообще думал. Тогда Максим добавил:
– Что же касается священных предметов, почему у тебя их подлинность и целительные свойства вызывают сомнения? Ведь столько свидетельств в народе о чудесных исцелениях! Да, церковь берёт за это деньги, но что же ей остаётся делать? Она же отделена от государства, и откуда ей брать средства для своего существования в мире сем?
Кир хмыкнул. Максим это заметил, но продолжал:
– Что же касается чтения Евангелия, тут всем давно понятно, что Евангелие – самая опасная книга, из всех существовавших на Земле. Сколько было бед и сколько крови пролилось из-за её неправильного толкования! И сейчас тут и там появляются псевдохристианские секты, в которых на почве ложного толкования Библии расцветает экстремизм. Поэтому обязательно нужны специально подготовленные священники, нужно ортодоксальное, истинное толкование священных текстов, иначе получится идейный хаос. Каждое новое толкование порождает новое учение. Каждое новое учение порождает новую секту. Каждая секта потенциально опасна, как ячейка, в которой может зародиться террористическая группа. Каждая террористическая группа – ещё одна бомба, заложенная в основании безопасности нашей страны. Чтение Евангелия дома – это, безусловно, самое опасное дело. Ведь за тем, как промывают людям мозги по домам, вообще нет никакого надзора! Как проверять ортодоксальность передаваемого учения? Как бороться с ересями? А бороться с ересями необходимо, поэтому возвращение исправительных монастырей – это панацея от всех бед. Они взялись не из ниоткуда, а всегда существовали в традиции ортодоксальной церкви не только, как место сугубого уединения для созерцательной молитвы, но и как места для заточений и ссылок, как исправительно-карательные учреждения. И применение их в наше время намного более гуманно: туда отправляют только по благословению, добровольно, а не насильно и не пожизненно, как в древние жестокие времена, и только на определённый срок, который редко бывает более одного года.
Кир выслушал Максима с неподдельным вниманием. Он с изумлением развёл руками и сказал:
– Ого! Вот это железная аргументация! Даже трудно на это что-либо возразить!
Взглянув на него, Максим понял, что ему есть что на это возразить, но он просто связываться с ним не хочет. Да и Максим очень устал и ему не хотелось продолжать разговор на эту тревожащую его гнев тему. В молчании они добрались до больницы. Уже перед самым её входом Кир повернулся к Максиму и тихо произнёс:
– Максим, я искренне рад, что познакомился с тобой, с христианином «Истинной церкви». Я-то думал, что ничего живого в ней не осталось. Но встретив тебя, я понял, что встретил брата во Христе. И я буду молить Бога с надеждой, что ты когда-нибудь тоже увидишь во мне не еретика, но христианина, и тоже сможешь называть меня своим братом во Христе.
«Да… неглупый ты парень, Кир, – подумал Максим. – Всё-то ты понимаешь». Но вслух произнёс:
– И я буду об этом молить Бога с надеждой…
Кир вдруг порывисто его обнял, и Максим ему ответил. С него не убудет, а Киру – приятно, может быть, укрепится доверие.
Так они дошли до больницы. Кир оставил Максима перед входом в комнату после того, как Максим заверил его, что сам сможет позаботиться о себе. Попрощавшись, он вошёл в комнату, снял экзопротез, верхнюю одежду, и лёг на кровать. В целом, прогулка и общение с Киром были приятными и плодотворными, и он подумал бы ещё немного об этом, если бы не усталость. Его всё ещё будоражили слова той маленькой девочки. Он отказался от привезённого обеда и заснул.
Сзади кто-то сильно кричал. Экзопротез запутался в высокой сухой траве, и он споткнулся, упал и тут же снова поднялся, срезав ножом удерживающие его травяные путы. Он бросился бежать дальше, но дорогу ему преградил ручей с тёмно-свинцовой водой. Он вступил в его воды и вдруг…
– Брат Максим, – услышал он за спиной слабый голос.
Он обернулся. Позади него стоял отец Александр. Он, белея лицом, часто и поверхностно дышал, изо рта его текла кровь.
– Я прощаю… я люблю тебя... – еле слышно сказал Наставник и замертво упал у его ног.
– И я люблю тебя, отец Александр! Прошу тебя, подожди совсем немного. Я уже иду к тебе…
Он полоснул ножом себе по горлу и опустил руки. По телу потекла кровь. Она стекала по руке, по лезвию ножа и тяжёлыми каплями падала в ручей…
Максим истошно заорал и проснулся. Перед глазами стояло белое лицо отца Александра, он ещё слышал его голос…
– Нет… О, Боже! Нет!!! Мой любимый отец Александр!!! Прости меня!!! Я иду к тебе!!!
Захлёбываясь воздухом, он, покрывшись холодным потом, ещё метался по постели, когда вбежала сестра Анна и быстро вколола ему успокоительное; он несколько раз дёрнулся и утих, тяжело дыша.
В комнату вбежал Кир.
– Что случилось? – с большой тревогой спросил он сестру Анну, но та пожала плечами и испуганно сказала:
– Не понимаю. Что-то случилось с ним, пока он спал.
Кир кинулся к постели Максима:
– Максим, что с тобой?
Максим, тяжело дыша, как безумный, смотрел на него и вдруг зарыдал:
– Это был сон?! Это был всего лишь сон?! Боже милостивый, какой же это был жуткий сон!
Он трясущейся рукой вытащил нательный крестик и прижался к нему губами, затем быстро протянул руку и схватил с тумбы чётки, сполз с постели на пол и, неуклюже выворачивая больную ногу, попытался преклонить колени перед иконой, но не смог и грузно упал на пол, как в бреду без остановки произнося молитву Иисусову. Взволнованный Кир тут же встал рядом с ним на колени и вошёл в его молитву. Прошло какое-то время, а Максим всё лежал, скорчившись на боку. Наконец, его шёпот стал спокойнее и тише, он открыл глаза, увидел молящегося рядом Кира и привстал, опираясь здоровой рукой на пол. Кир помог ему подняться.
– Сколько я спал? – тихо спросил Максим.
– Пару часов, не более. Что произошло, Максим?
– Боже … Кир… мне приснился жуткий сон… такой реальный сон… Он мне уже снился, но тогда я как будто бы видел его конец. Теперь же мне снилось не продолжение, а начало. Мне ещё никогда не снились такие яркие и страшные сны...
– О чём же был этот сон? – мягко спросил Кир.
– Мне приснилось, что я убил того, кого люблю больше жизни… – с ужасом произнёс Максим.
– Это дьявол тебя посетил, – серьёзно сказал Кир. – Но не поддавайся страхам. Давай, немного поешь да одевайся. Братья и сёстры уже собираются на службу, и нам тоже надо вовремя поспеть.
Максим с большим трудом съел принесённый ему обед, Кир помог ему одеться и заключил его ногу в экзопротез. Максим с ужасом посмотрел на механизм и сказал:
– О, Боже… И он тоже был в моём сне!
– Господи, помоги брату Максиму справиться с этим наваждением, – произнёс Кир и перекрестился. Он подал Максиму руку, чтобы его поднять. – Пойдем скорее в дом Божий, там все страхи от тебя отступят!
Максим испытывал сильную слабость, ему не хотелось никуда идти, тем более туда, где соберутся все сектанты посёлка. Больше всего ему сейчас хотелось уединиться в молитве, запереться в келье. Но в то же время, страшнее богослужения с сектантами, его страшило одиночество. Он боялся отпустить от себя Кира, от которого воспринимал спокойствие и твёрдую уверенность, которой ему сейчас так не хватало. Он подал ему руку, и тот поднял его. Они вышли из комнаты и прямиком направились в храм.
Начало темнеть, и по краям дорожек загорались шарообразные фонари. К храму со всех концов стекались люди. Все друг друга радостно приветствовали, как будто давно не виделись, все улыбались Киру и Максиму и кивали им головами.
Они вошли внутрь. Это был просторный притвор, по периметру которого было много дверей, за которыми были помещения непонятного назначения. Тут они сняли верхнюю одежду, двинулись дальше и вошли непосредственно в храмовую часть, архитектура которой представляла собой базилику. Максим огляделся и онемел от увиденной красоты. Остановившись, как вкопанный, у входа, он смотрел, задрав голову вверх, на прекрасные мозаики на тему Воскресения и Вознесения Христова, составленные из мелких матовых и сверкающих камней и стёкол, которыми были покрыты потолок и верхняя часть стен храма. Ниже стены были однотонными
Максим остановился у невысокой берёзки, покрытой жёлтыми листьями, ободрал несколько листочков и, нервно смяв их в руке, осторожно посмотрел в глаза Кира. Он боялся спросить, он не знал как. Кир это увидел и, с пониманием, произнёс:
– Максим... Если ты хочешь что-то у меня узнать – спрашивай. Если ты хочешь что-то мне сообщить, чтобы никто не узнал – говори. Ты же уже понял, я никому ничего о тебе не выдам.
Максим взволнованно стиснул руки и произнёс:
– Кир… твоё доверие ко мне, грешному, с самой первой минуты нашей встречи непостижимо. Я не понимаю, чем я заслужил такое отношение к себе. Я вижу твою честность, и меня обличает, что я не могу быть таким же честным по отношению к тебе.
– Максим, – успокаивающе сказал Кир. – Ты мне ничего не должен и не мучай себя, пожалуйста, этим. Я делаю это для тебя, не потому, что хочу сделать тебя обязанным себе, а потому что не могу этого не делать. Иногда мне даже кажется, что и не я это делаю, а это делает Христос во мне, который очень любит тебя и желает тебе спасения. Скажи, что тебя сейчас тревожит?
Слова Кира сильно удивили Максима, он явно показывал ему своё особое расположение. Но ответить прямо было слишком рискованно. Но как ещё тогда ему Кира проверить? Максим беспокойно мял в руке листья и, наконец, аккуратно подбирая слова, спросил:
– Кир… Мне показалось из вашего разговора, что вы кого-то из моих братьев нашли. Очень прошу тебя, отведи меня к нему. Моя душа истомилась. Я уже столько дней ищу его и жажду встречи с ним.
Кир развёл руками:
– Я очень сожалею, Максим, но… может быть, ты что-то не так понял? В Вознесенке нет никого из братьев твоих.
Максим поник. Или Кир не знает, или не хочет говорить. Как же тогда узнать? Кир заметил, что он сник, и сказал:
– Но я могу обещать тебе, если кто-то из них окажется в Вознесенке, я тебе обязательно сразу сообщу.
Ну что ж… и на этом спасибо…. Максим швырнул на землю истерзанные листочки и двинулся дальше по дорожке, Кир молча пошёл за ним. Дорожка привела к красивому зданию нежного желтовато-кремового цвета. Осмотревшись, Максим увидел, что к нему приводили с разных концов все дорожки. Он разглядел здание снизу до верху и понял, что перед ним, скорее всего, храм. Он не был увенчан ни куполом, ни шпилем с крестом, единственное, что отличало его от других – это красивое витражное оконце из алых стёкол в виде креста, расположенное над арочным входом.
Кир пояснил:
– Это храм Вознесения Христова. Мы собираемся тут на молитву утром и вечером, тут мы совершаем Евхаристию. Если хочешь и, если у тебя будут силы, приходи сегодня на вечернюю молитву. Сегодня мой черёд петь в хоре.
И Кир улыбнулся. Максим с трудом и фальшиво улыбнулся в ответ. Предложение Кира вызвало в нём чувство гадливости. Он испытывал неприязнь к участию в братском богослужении. Он в страшном кошмаре даже представить себе не мог, что будет совершать молитву вместе с сектантами. Что потом он скажет на исповеди владыке? Но, поразмыслив, он решил, что его отказ будет нецелесообразен в целях выполнения миссии. Он же решил быть покорным, он же хотел усыпить их бдительность. И он робко сказал:
– Спасибо Кир, я постараюсь… если мы пойдём с тобой… вместе.
– Конечно, Максим, вместе! Как же я могу теперь тебя оставить!
Кир нравился Максиму. Он ничего не мог с этим поделать. С другой стороны, как можно было подумать, что эти сектанты к нему приставят менее доброжелательного человека? Противоречащий пленяет собой людей, Кир же – его адепт. Он очень хотел бы довериться ему, но не мог, и всё время трезвился, вспоминая Сергея Владимировича. Кир был ему братом, и он не знал, насколько у них между собой крепкие доверительные отношения. А Сергей Владимирович держал насчёт него ухо востро.
Кир, увидел, что Максим сильно задумался, и заботливо спросил, не устал ли он. Максим кивнул. Пожалуй, он действительно устал.
– Я отведу тебя в больницу, – сказал Кир, – как раз успеваешь к обеду.
И Кир повёл его обратно по другой дорожке. Чтобы поддержать разговор, Максим спросил о том, как же выживают те люди, у которых снижен социальный рейтинг. Кир рассказал, что в Вознесенке есть своё подсобное хозяйство, в котором выращивают экологически чистые овощи и фрукты, и этого хватает не только, чтобы прокормить Вознесенку, но даже остаются излишки, которые братья и сёстры поставляют в магазины, принадлежащие сочувствующим братству людям в мегаполисе. Социальный рейтинг этих людей не снижен, они имеют право на торговлю. Поэтому хоть немного, но всегда в Вознесенке имеются денежные средства, которые тратятся на развитие посёлка и на нужды, если таковые возникают у братьев и сестёр.
– И много сочувствующих в полисе? – с интересом спросил Максим.
– Много, – кивнул Кир. – Особенно в последнее время. Деяния «Истинной церкви» отталкивают многих искренне верующих и думающих людей. И, хотя, иногда они даже посещают её приходы, но уже они не верят клевете, которую «Истинная церковь» льёт на братство, и всё больше готовы общаться с нами и помогать нам.
– Какие же деяния «Истинной церкви» отталкивают людей? – нахмурился Максим.
– Не знаю, давно ли ты посещал приходы «Истинной церкви», но за последние два года там всё здорово изменилось. Под лозунгом «Стать ближе к народу» церковь произвела целый ряд обновлений. В частности, она, в целях толерантности, перестала упоминать Христа в проповедях на богослужениях, ввела в обиход разные священные предметы, якобы дающие исцеления, и стала взимать за это плату. Она ввела новые формы благочестия: теперь народу в храме запрещено петь и произносить что-либо вслух. В стенах храмов священнослужителям запрещено читать с прихожанами Евангелие, если же священнослужители это делают у кого-нибудь из прихожан дома, то их ссылают в опять же недавно созданные исправительные монастыри. Разве ты не знал обо всём этом?
Максим очень удивился:
– Почему у вас это вызывает возмущение? Разве можно проповедовать о Христе в храме, если в нём вперемешку стоят верные и неверные – зеваки, которые просто проходили мимо по своим суетным греховным делам и зашли просто случайно? Разве есть резон в том, чтобы сеять на каменистую почву? Разве не говорил Христос, что нельзя метать бисер перед свиньями? Слово о Христе надо говорить от сердца к сердцу, глаза в глаза, но это невозможно в таком неоднородном собрании. Что же касается народного пения, то и это понятно: какая необходимость прихожанам петь вместе с сладокогласым хором? Зачем доставлять ближним дискомфорт своим недостойным голосом, вносить какофонию? Например, наш владыка настолько любит наше многоголосное монашеское пение, что всегда сокрушается, если кто-то из посетителей обители начинает неумело подпевать и портит ему эстетическое наслаждение.
Максим бросил осторожный взгляд на Кира. Тот спокойно шёл, опустив взгляд в землю и по его лицу не было понятно, о чём он вообще думал. Тогда Максим добавил:
– Что же касается священных предметов, почему у тебя их подлинность и целительные свойства вызывают сомнения? Ведь столько свидетельств в народе о чудесных исцелениях! Да, церковь берёт за это деньги, но что же ей остаётся делать? Она же отделена от государства, и откуда ей брать средства для своего существования в мире сем?
Кир хмыкнул. Максим это заметил, но продолжал:
– Что же касается чтения Евангелия, тут всем давно понятно, что Евангелие – самая опасная книга, из всех существовавших на Земле. Сколько было бед и сколько крови пролилось из-за её неправильного толкования! И сейчас тут и там появляются псевдохристианские секты, в которых на почве ложного толкования Библии расцветает экстремизм. Поэтому обязательно нужны специально подготовленные священники, нужно ортодоксальное, истинное толкование священных текстов, иначе получится идейный хаос. Каждое новое толкование порождает новое учение. Каждое новое учение порождает новую секту. Каждая секта потенциально опасна, как ячейка, в которой может зародиться террористическая группа. Каждая террористическая группа – ещё одна бомба, заложенная в основании безопасности нашей страны. Чтение Евангелия дома – это, безусловно, самое опасное дело. Ведь за тем, как промывают людям мозги по домам, вообще нет никакого надзора! Как проверять ортодоксальность передаваемого учения? Как бороться с ересями? А бороться с ересями необходимо, поэтому возвращение исправительных монастырей – это панацея от всех бед. Они взялись не из ниоткуда, а всегда существовали в традиции ортодоксальной церкви не только, как место сугубого уединения для созерцательной молитвы, но и как места для заточений и ссылок, как исправительно-карательные учреждения. И применение их в наше время намного более гуманно: туда отправляют только по благословению, добровольно, а не насильно и не пожизненно, как в древние жестокие времена, и только на определённый срок, который редко бывает более одного года.
Кир выслушал Максима с неподдельным вниманием. Он с изумлением развёл руками и сказал:
– Ого! Вот это железная аргументация! Даже трудно на это что-либо возразить!
Взглянув на него, Максим понял, что ему есть что на это возразить, но он просто связываться с ним не хочет. Да и Максим очень устал и ему не хотелось продолжать разговор на эту тревожащую его гнев тему. В молчании они добрались до больницы. Уже перед самым её входом Кир повернулся к Максиму и тихо произнёс:
– Максим, я искренне рад, что познакомился с тобой, с христианином «Истинной церкви». Я-то думал, что ничего живого в ней не осталось. Но встретив тебя, я понял, что встретил брата во Христе. И я буду молить Бога с надеждой, что ты когда-нибудь тоже увидишь во мне не еретика, но христианина, и тоже сможешь называть меня своим братом во Христе.
«Да… неглупый ты парень, Кир, – подумал Максим. – Всё-то ты понимаешь». Но вслух произнёс:
– И я буду об этом молить Бога с надеждой…
Кир вдруг порывисто его обнял, и Максим ему ответил. С него не убудет, а Киру – приятно, может быть, укрепится доверие.
Так они дошли до больницы. Кир оставил Максима перед входом в комнату после того, как Максим заверил его, что сам сможет позаботиться о себе. Попрощавшись, он вошёл в комнату, снял экзопротез, верхнюю одежду, и лёг на кровать. В целом, прогулка и общение с Киром были приятными и плодотворными, и он подумал бы ещё немного об этом, если бы не усталость. Его всё ещё будоражили слова той маленькой девочки. Он отказался от привезённого обеда и заснул.
****
Сзади кто-то сильно кричал. Экзопротез запутался в высокой сухой траве, и он споткнулся, упал и тут же снова поднялся, срезав ножом удерживающие его травяные путы. Он бросился бежать дальше, но дорогу ему преградил ручей с тёмно-свинцовой водой. Он вступил в его воды и вдруг…
– Брат Максим, – услышал он за спиной слабый голос.
Он обернулся. Позади него стоял отец Александр. Он, белея лицом, часто и поверхностно дышал, изо рта его текла кровь.
– Я прощаю… я люблю тебя... – еле слышно сказал Наставник и замертво упал у его ног.
– И я люблю тебя, отец Александр! Прошу тебя, подожди совсем немного. Я уже иду к тебе…
Он полоснул ножом себе по горлу и опустил руки. По телу потекла кровь. Она стекала по руке, по лезвию ножа и тяжёлыми каплями падала в ручей…
****
Максим истошно заорал и проснулся. Перед глазами стояло белое лицо отца Александра, он ещё слышал его голос…
– Нет… О, Боже! Нет!!! Мой любимый отец Александр!!! Прости меня!!! Я иду к тебе!!!
Захлёбываясь воздухом, он, покрывшись холодным потом, ещё метался по постели, когда вбежала сестра Анна и быстро вколола ему успокоительное; он несколько раз дёрнулся и утих, тяжело дыша.
В комнату вбежал Кир.
– Что случилось? – с большой тревогой спросил он сестру Анну, но та пожала плечами и испуганно сказала:
– Не понимаю. Что-то случилось с ним, пока он спал.
Кир кинулся к постели Максима:
– Максим, что с тобой?
Максим, тяжело дыша, как безумный, смотрел на него и вдруг зарыдал:
– Это был сон?! Это был всего лишь сон?! Боже милостивый, какой же это был жуткий сон!
Он трясущейся рукой вытащил нательный крестик и прижался к нему губами, затем быстро протянул руку и схватил с тумбы чётки, сполз с постели на пол и, неуклюже выворачивая больную ногу, попытался преклонить колени перед иконой, но не смог и грузно упал на пол, как в бреду без остановки произнося молитву Иисусову. Взволнованный Кир тут же встал рядом с ним на колени и вошёл в его молитву. Прошло какое-то время, а Максим всё лежал, скорчившись на боку. Наконец, его шёпот стал спокойнее и тише, он открыл глаза, увидел молящегося рядом Кира и привстал, опираясь здоровой рукой на пол. Кир помог ему подняться.
– Сколько я спал? – тихо спросил Максим.
– Пару часов, не более. Что произошло, Максим?
– Боже … Кир… мне приснился жуткий сон… такой реальный сон… Он мне уже снился, но тогда я как будто бы видел его конец. Теперь же мне снилось не продолжение, а начало. Мне ещё никогда не снились такие яркие и страшные сны...
– О чём же был этот сон? – мягко спросил Кир.
– Мне приснилось, что я убил того, кого люблю больше жизни… – с ужасом произнёс Максим.
– Это дьявол тебя посетил, – серьёзно сказал Кир. – Но не поддавайся страхам. Давай, немного поешь да одевайся. Братья и сёстры уже собираются на службу, и нам тоже надо вовремя поспеть.
Максим с большим трудом съел принесённый ему обед, Кир помог ему одеться и заключил его ногу в экзопротез. Максим с ужасом посмотрел на механизм и сказал:
– О, Боже… И он тоже был в моём сне!
– Господи, помоги брату Максиму справиться с этим наваждением, – произнёс Кир и перекрестился. Он подал Максиму руку, чтобы его поднять. – Пойдем скорее в дом Божий, там все страхи от тебя отступят!
Максим испытывал сильную слабость, ему не хотелось никуда идти, тем более туда, где соберутся все сектанты посёлка. Больше всего ему сейчас хотелось уединиться в молитве, запереться в келье. Но в то же время, страшнее богослужения с сектантами, его страшило одиночество. Он боялся отпустить от себя Кира, от которого воспринимал спокойствие и твёрдую уверенность, которой ему сейчас так не хватало. Он подал ему руку, и тот поднял его. Они вышли из комнаты и прямиком направились в храм.
Начало темнеть, и по краям дорожек загорались шарообразные фонари. К храму со всех концов стекались люди. Все друг друга радостно приветствовали, как будто давно не виделись, все улыбались Киру и Максиму и кивали им головами.
Они вошли внутрь. Это был просторный притвор, по периметру которого было много дверей, за которыми были помещения непонятного назначения. Тут они сняли верхнюю одежду, двинулись дальше и вошли непосредственно в храмовую часть, архитектура которой представляла собой базилику. Максим огляделся и онемел от увиденной красоты. Остановившись, как вкопанный, у входа, он смотрел, задрав голову вверх, на прекрасные мозаики на тему Воскресения и Вознесения Христова, составленные из мелких матовых и сверкающих камней и стёкол, которыми были покрыты потолок и верхняя часть стен храма. Ниже стены были однотонными
