Николаев вновь подошел к ней и, прежде чем она успела охнуть, поднял на руки и легко усадил на спину предвкушающего прогулку коня. Маша не то, что выдохнуть не успела, она не сказала, что в детстве занималась конным спортом и вполне могла обойтись без посторонней помощи.
— Я приглашаю вас в свое имение. Пока вы мой гость — вас никто не тронет. Там и подумаем, что с вами делать дальше.
Маше не терпелось продолжить беседу, но Николаев резко отошел в сторону и первым двинулся по едва приметной даже в светлое время суток тропинке.
Егор неодобрительно что-то пробурчал себе в бороду, покачал головой, взял поводья, злобно зыркнул из-под кустистых бровей на Машу, осанисто восседавшую на красавце-коне и пошел вслед за хозяином.
Впервые Маша про себя назвала Николаева хозяином и неприятно удивилась. С каких это пор предупредительный, тихий и всегда безупречно вежливый Николаев стал вдруг не только распоряжаться ситуацией, но заставил ее, Машу, почти беспрекословно себя слушаться? От досады и злости Маша плотно сжала губы, всматриваясь в ровную спину Николаева. Тот, не оглядываясь, пружинистой походной уверенно шел вперед. Под начищенными еще с утра офисными туфлями гулко хрустел снег, заиндевевший к вечеру.
Лошадь двигалась неспешно, и на какой-то короткий миг Маша подумала, что вполне может сейчас лихо пришпорить ее и легко оторваться от этих двоих. А что? Доскачет до ближайшего населенного пункта или хотя до шоссе, поймает попутку и доберется до Москвы. Там свяжется с Егором (своим Егором, который легко решает все проблемы) и прикажет наказать Николаева. Несмотря на то, что, по сути, бывший подчиненный не сделал ей ничего дурного, она никак не могла простить ему властный хозяйский он. А еще бесило, что он не вступился за нее перед бородачом, а позволил тому нести всякую чушь про Машино удушение. Пугающую чушь, если что.
Вероятно, она и осуществила бы задуманное, если бы густой и непроходимый, на первый взгляд, лес, вдруг внезапно не закончился. Переступив через поваленное дерево, они оказались возле коротко стриженного поля, усеянного как бородавками снопами. На небе ярко светила круглая, сочная луна, которая напоминала хлебосольную бабу, стремящуюся всех обнять, расцеловать и накормить.
На другом конце поля слабо мерцали огни какого населенного пункта и доносился ругающийся собачий лай. Николаев остановился и впервые с начала пути обернулся.
— Андрей Александрович, по прямой пойдем или в обход? В обход далече будет, — добавил Егор.
— Зато спокойнее. Как я таком виде, — Николаев выразительно осмотрел себя, — там покажусь.
Егор скосился на Машу.
— Если вы из-за этой — еще не поздно все обернуть.
— Поздно, Егор, давно уже поздно, — оборвал его Николаев, все еще не глядя на Машу. — Дома — все дома решим.
Нарочито тяжело вздохнув, всем видом показывая, что руки его чешутся добраться до Маши, Егор подчинился, и они продолжили путь вдоль леса, пока не добрались до небольшого озера, в котором, подрагивая от ветра, плавала луна.
Тут Николаев предостерегающе поднял руку. Егор мгновенно среагировал, остановил коня, прижал его морду в груди.
— Пригнись, — прошипел он Маше.
От неожиданности она послушалась, затаила дыхание и только тогда до ее слуха долетело приглашенное женское хихиканье и скользкий, даже на расстоянии, мужской шепот.
Николаев неслышно подошел к дереву, росшему на окраине леса, и кивнул Егору. Егор наклонился, нашел на земле среднего размера камень и что было мочи швырнул его туда, где смеялась женщина. Раздался всплеск. Камень долетел до озера и быстро пошел ко дну, вспугнув любующуюся собой луну.
Незнакомая женщина завизжала, вскочила, показав себя, и в хлопающем по лодыжкам сарафане бросилась прочь туда, где мерцали огни поселения, которое они столь старательно обходили. Следом за ней, натягивая на бегу штаны, припустил мужчина.
— Танька, бесстыжая, — презрительно сплюнул Егор.
— Знаешь ее? — спросил Николаев.
— Порченая баба. И говорить нечего об ней.
Маше стало обидно за девушку.
— На себя посмотрите, — возмутилась она. — свидание людям испортили. Могли бы тихо их обойти.
От возмущения Егор даже закашлялся, и если бы не Николаев, выдал бы Маше по первое число —по крайне мере, именно эта идея ясно читалась с его грубой и неприятной бородатой физиономии. Но Николаев очень вовремя встал между ними.
— Егор, довольно. Ты же понимаешь, что эта девушка по-другому воспитана. Ей не понять. Пойдем. Уже недалеко.
И все же неприязнь Егора дошла до такой степени, что он позволил себе достаточно громко, чтобы Маша его неприменимо услышала, сказать:
— Нашли девушку, барин. Знаем мы таких девушек, — и дернул коня так, что Маша едва не свалилась на землю.
В угрожающем молчании они обогнули озеро, и почти сразу им открылся вид на кованные ворота, за которыми виднелся, погруженный в осень сад.
— Ну вот я и дома, — не обращаясь ни к кому конкретно, пробормотал Николаев, прикрыл глаза, глубоко вдохнул и в невольном волнении прибавил шаг. Егор поспешил за ним.
Чем дальше они шли, тем больше Маша изумлялась. Да она просто в шоке была!
За воротами они ступили на широкую аллею, которая вывела их к большой овальной площадке, обвивавшей ухоженный сквер, усеянный листьями. Но не это повергло Машу в откровенный шок, от чего ее глаза, почти не мигая, смотрели вперед. Их путь лежал к величественному трехэтажному особняку, с четырьмя колонами, арками и высоченными окнами над ними. Комнаты второго этажа были ярко освещены. Беспокойный женский силуэт метался от одного оконного проема к другому, потом замер, вверх взмыли две руки, и почти сразу фигура исчезла точно испарилась.
— Ничего себе дача! — выдавила из себя Маша. — Николаев — что это?
В нетерпении глядя на крыльцо (точно ожидая кого-то), Николаев ответил.
— Это мой дом, Мария Игоревна, — тут он, видимо, осознав необходимость помочь своей спутнице спешиться, развернулся, подошел к лошади и протянул к Маше руки. — Позвольте.
Но Маша продолжала пялиться на дом, прикидывая, сколько подобная, столь достоверно исполненная реконструкция, может стоить. Откуда у Николаева такие деньжища? И если он богат, то зачем работал у Кравцова? Сейчас она доберется до телефона и все выяснит. И выскажет, если окажется, что муж сестры был в курсе.
— Прям 19 век какой-то, — вынесла она, наконец, свое одобрение.
Егор, который молча ждал дальнейших указаний, хмыкнул, а Николаев невольно опустил руки.
— Как хорошо, что вы сами об этом заговорили, Мария Игоревна. Вы совершенно правы в своих догадках. Это действительно 19 век. Только не пугайтесь, пожалуйста. Я вам попробую все объяснить.
Маша, которая едва его слушала, решила спешиться, чтобы лучше оценить дом. Николаев поспешил поддержать ее.
— Что уж тут объяснять, — пожала плечами Маша, принимая его руку. — 19 век вообще-то уже вышел из моды. Но выполнено неплохо, — признала она.
В этот момент входная дверь распахнулась и путаясь в длиннющем белом платье на улицу выскочила молодая девушка с нелепыми кудряшками, пружинисто подпрыгивающими возле ее по-юношески припухлых щек.
— Андрей, Андрей — наконец-то! — все повторяла и повторяла она, протягивая к Николаеву тонкие руки.
Николаев на короткий миг отвлекся, но этого хватило, чтобы Маша, потеряв равновесие, грохнулась с лошади прямо на него.
Раздался женский крик, и возле Машиного лица, уткнувшегося в высоко вздымающуюся грудь Николаева, мелькнуло белое платье. Маша подняла глаза, увидела твердый, чуть острый подбородок, кадык и темную щетину на всегда педантично выбритом лице.
— Кто это, Боже мой? Что случилось? Андрей, с тобой все в порядке? — суетилась возле них девушка, не решаясь (но, видимо, очень желая), минуя Машу, добраться до Николаева.
Не успела Маша подумать, что в данной ситуации было логично озаботиться ее состоянием и поинтересоваться, удобно ли она приземлилась на достаточно поджарого Николаева, как почувствовала, что ее хватают за ворот вельветового пальто и поднимают в воздух.
Егор, внешне не производящий впечатления фитнес-инструктора, оказался настолько силен, что без труда оторвал Машу не только от Николаева, но и от земли, и теперь она беспомощно болтала ногами в воздухе, чувствуя, как верхняя пуговица сдавливает горло. Все-таки придумал, как удушить ее, гад!
— Барина, пришибла, зараза, — злобно шипел Егор в самое Машино ухо, так что его голос неприятным звоном — палочкой по музыкальному треугольнику — вибрировал у нее в голове.
Одновременно Егор с любовью смотрел на Николаева, который высвободившись, поднялся вместе с повисшей на его плече девицей в длинном неудобном платье.
Машу он продолжал держать за шиворот, как нагадившего котенка. Лицо ее покраснело, а на глазах выступили слезы — жить хотелось сильно. Она попыталась лягнуть мучителя, но тот ловко перехватил ее другой рукой и украдкой, чтобы не заметил Николаев, шлепнул.
— Пусти, сволочь, — прохрипела Маша, но так тихо, что, пожалуй, даже Егор ее не услышал, увлеченный процессом Машиного, в чем он не сомневался, заслуженного наказания.
— Егор, отпусти ее — убьешь! — Николаев, отстранившись от девушки, подскочил к мужику, подхватил Машу за подмышки и осторожно опустил на землю.
Маша закашлялась, скинула капюшон, который каким-то чудом все это время держался на ее голове, и расстегнула пальто, под которым была ее любимая футболка группы Metallica с огромным задорным белым черепом, слегка отсвечивающим в темноте. Пытаясь снова начать жить, Маша не сразу обратила внимание, какое неизгладимое впечатление произвела на окружающих.
Все, за исключением Николаева, ахнули. Кудрявая девушка, приложив ко рту хрупкую ладошку с прозрачной, явно аристократической кожей, в ужасе переводила огромные красивые глаза, напомнившие Маше всех скопом героинь японского аниме, со скромных и весьма недешевых розовых прядок на Машиной голове на ухмыляющийся череп на ее груди.
— Господи, ведьма! — прошептала, наконец, красотка. Маша подумала, что сейчас девице самое время сложиться в обморок, что послужит ярким финалом этой нелепой сцены, но впечатлительная особа лишь уткнулась в грудь Николаева и мелко задрожала. Что тоже, надо сказать, гармонично вписывалось в странную картину, которую Маша наблюдала с удивлением, но интересом. Чем дольше она здесь находилась, тем меньше понимала, что происходит. Кто эта нежная Бемби? Жена Николаева? Его девушка? Тогда хоть понятно, почему девица так расстроилась, когда Маша на него упала. Но что с ее одеждой? Макси сейчас, конечно, в моде. Но это уже явно перебор. Такие шмотки больше ролевикам подходят. Точно! Наверное, она попала на стилизованную вечеринку. Где-то она слышала про такие — собираются старательно скрывающие в миру свою ненормальность мужчины и женщины и, скажем, все выходные изображают из себя ледей (сознательно исковеркав это слово, Маша мстительно хмыкнула) и джентльменов.
— Ведьма, конечно, — охотно согласился Егор, хотя по его тону сложно угадать, что он действительно верит в Машино колдовское происхождение. — Не в обиду будет вам сказано, конечно, Анна Александровна, - поспешно извинился он и старательно согнул спину перед девицей. Так низко, что со стороны можно было предположить, будто мужик решил на ночь глядя позаниматься йогой.
Идиотизм затянулся. Маша решительно пошла на Николаева.
— Мне нужен телефон. Я хочу вызвать такси и сейчас уехать отсюда! Балаган какой-то. И знаете, что, — Маша вдруг приняла судьбоносное решение. Клоун, который по выходным изображает из себя барина их галереи даром не сдался. — Можете не возвращаться на работу. Думаю, ваши голландцы не упустят случая нанять такого ценного специалиста и простят ваше опоздание. А Дали я и без вас одолею, — почти стихами закончила свою пламенную речь Маша.
Не отрываясь от Николаева, трепетная Анна Александровна, скосила свои нереально огромные глаза на Машу.
— Андрей, умоляю тебя, объясни, кто это? Ты же не.., — она испугалась какой-то внезапной мысли и отстранилась. — Ты же не собираешься променять мою любимую и глубоко уважаемую Наталью Павловну на..., — тут, очевидно, блестящее воспитание не позволило ей произнести вслух все, что она думает о Маше в действительности.
Николаев крепко взял девушку за локти, принудив посмотреть себе в глаза.
— Слишком много вопросов, Анна. И нее они тоже есть, — он кивнул в сторону Маши. — Но мы голодны и устали. Я все всем объясню за ужином. Где мама? Алексей?
— Алексей уже спит, — раздался тонкий старушечий голос. Егор склонился еще ниже, если это возможно, а лицо Николаева осветилось улыбкой.
— Мама! Как я счастлив вас видеть!
Невысокая, не выше ста пятидесяти сантиметров, фигура, облаченная в черное, как и у девушки, длинное в пол просторное платье, незамедлительно забрала все внимание присутствующих. Едва тронутое морщинами лицо выглядело надменным и властным, одновременно изысканно красивым. И в каждом ее жесте и движении угадывалось сходство с Николаевым и трепетной Бэмби.
— Я отпустила слуг. За столом будет только Дарья. Ужин вас уже ждет, — она говорила неспешно, подбирая слова, как будто экономила их для чего-то по-настоящему важного. — Однако прежде вам необходимо переодеться. Ужасно выглядишь, Андрей, - пронизывающе оглядела она Николаева. - Полагаю у твоей спутницы нет с собой багажа? — ответа на этот вопрос не требовалось. Женщина за все это время не удостоила Машу взглядом, и, наверное, впервые за долгое время Маша ощутила себя человеком второго сорта. Чувство, от которого она успешно, как ей казалось, избавилась много лет назад. — Анна, отдай ей что-нибудь из своих старых вещей. И проводи в комнату на третьем этаже, — последнюю фразу она произнесла многозначительно, и Маша заметила, как Николаев недоуменно сдвинул брови.
— На третьем этаже, мама? Но...
— Мои вещи? Мама, вы уверены..? — встрепенулась в протесте девушка.
— На третьем этаже, — невозмутимо подтвердила женщина тоном, которому никто бы не отважился возражать. — И за это скажи спасибо, Андрей. Ты был так неосторожен, - попрекнула она Николаева, — Анна, — задрав подбородок, обернулась к девушке, - ну, что же ты стоишь? Так и рассвет встретить можно.
Без видимой радости и удовольствия, стараясь держаться от Маши на расстоянии, девушка кивнула, предлагая следовать за собой.
Маша кинула быстрый взгляд на Николаева, тот, после секундного раздумья, согласно махнул головой, и Маша медленно, как на эшафот двинулась к застывшей в ожидании возле двери Анне. Уже зайдя в холл, она услышала:
— Андрей, ты очень неразумен. Все уладить надо было сразу по прибытии...
— А я говорил..., — с недоброй радостью в голосе пробурчал Егор.
Анна, заметив, что Маша сознательно топчется возле двери с явным намерением дослушать не для ее ушей предназначенный разговор, до начала которого мама и постаралсь от гостьи избавиться, обошла ее и демонстративно плотно закрыла дверь.
— Следуйте за мной..., — она не знала, как общаться к Маше, поэтому откашлялась, подобрала платье и направилась к каменной лестнице в конце тускло освещенного свечами холла.
— У вас тоже электричество вырубило? — поинтересовалась Маша, с любопытством оглядываясь.
Поставив ногу на первую ступеньку, Анна обернулась и вопросительно посмотрела на Машу.
— Я приглашаю вас в свое имение. Пока вы мой гость — вас никто не тронет. Там и подумаем, что с вами делать дальше.
Маше не терпелось продолжить беседу, но Николаев резко отошел в сторону и первым двинулся по едва приметной даже в светлое время суток тропинке.
Егор неодобрительно что-то пробурчал себе в бороду, покачал головой, взял поводья, злобно зыркнул из-под кустистых бровей на Машу, осанисто восседавшую на красавце-коне и пошел вслед за хозяином.
Впервые Маша про себя назвала Николаева хозяином и неприятно удивилась. С каких это пор предупредительный, тихий и всегда безупречно вежливый Николаев стал вдруг не только распоряжаться ситуацией, но заставил ее, Машу, почти беспрекословно себя слушаться? От досады и злости Маша плотно сжала губы, всматриваясь в ровную спину Николаева. Тот, не оглядываясь, пружинистой походной уверенно шел вперед. Под начищенными еще с утра офисными туфлями гулко хрустел снег, заиндевевший к вечеру.
Лошадь двигалась неспешно, и на какой-то короткий миг Маша подумала, что вполне может сейчас лихо пришпорить ее и легко оторваться от этих двоих. А что? Доскачет до ближайшего населенного пункта или хотя до шоссе, поймает попутку и доберется до Москвы. Там свяжется с Егором (своим Егором, который легко решает все проблемы) и прикажет наказать Николаева. Несмотря на то, что, по сути, бывший подчиненный не сделал ей ничего дурного, она никак не могла простить ему властный хозяйский он. А еще бесило, что он не вступился за нее перед бородачом, а позволил тому нести всякую чушь про Машино удушение. Пугающую чушь, если что.
Вероятно, она и осуществила бы задуманное, если бы густой и непроходимый, на первый взгляд, лес, вдруг внезапно не закончился. Переступив через поваленное дерево, они оказались возле коротко стриженного поля, усеянного как бородавками снопами. На небе ярко светила круглая, сочная луна, которая напоминала хлебосольную бабу, стремящуюся всех обнять, расцеловать и накормить.
На другом конце поля слабо мерцали огни какого населенного пункта и доносился ругающийся собачий лай. Николаев остановился и впервые с начала пути обернулся.
— Андрей Александрович, по прямой пойдем или в обход? В обход далече будет, — добавил Егор.
— Зато спокойнее. Как я таком виде, — Николаев выразительно осмотрел себя, — там покажусь.
Егор скосился на Машу.
— Если вы из-за этой — еще не поздно все обернуть.
— Поздно, Егор, давно уже поздно, — оборвал его Николаев, все еще не глядя на Машу. — Дома — все дома решим.
Нарочито тяжело вздохнув, всем видом показывая, что руки его чешутся добраться до Маши, Егор подчинился, и они продолжили путь вдоль леса, пока не добрались до небольшого озера, в котором, подрагивая от ветра, плавала луна.
Тут Николаев предостерегающе поднял руку. Егор мгновенно среагировал, остановил коня, прижал его морду в груди.
— Пригнись, — прошипел он Маше.
От неожиданности она послушалась, затаила дыхание и только тогда до ее слуха долетело приглашенное женское хихиканье и скользкий, даже на расстоянии, мужской шепот.
Николаев неслышно подошел к дереву, росшему на окраине леса, и кивнул Егору. Егор наклонился, нашел на земле среднего размера камень и что было мочи швырнул его туда, где смеялась женщина. Раздался всплеск. Камень долетел до озера и быстро пошел ко дну, вспугнув любующуюся собой луну.
Незнакомая женщина завизжала, вскочила, показав себя, и в хлопающем по лодыжкам сарафане бросилась прочь туда, где мерцали огни поселения, которое они столь старательно обходили. Следом за ней, натягивая на бегу штаны, припустил мужчина.
— Танька, бесстыжая, — презрительно сплюнул Егор.
— Знаешь ее? — спросил Николаев.
— Порченая баба. И говорить нечего об ней.
Маше стало обидно за девушку.
— На себя посмотрите, — возмутилась она. — свидание людям испортили. Могли бы тихо их обойти.
От возмущения Егор даже закашлялся, и если бы не Николаев, выдал бы Маше по первое число —по крайне мере, именно эта идея ясно читалась с его грубой и неприятной бородатой физиономии. Но Николаев очень вовремя встал между ними.
— Егор, довольно. Ты же понимаешь, что эта девушка по-другому воспитана. Ей не понять. Пойдем. Уже недалеко.
И все же неприязнь Егора дошла до такой степени, что он позволил себе достаточно громко, чтобы Маша его неприменимо услышала, сказать:
— Нашли девушку, барин. Знаем мы таких девушек, — и дернул коня так, что Маша едва не свалилась на землю.
В угрожающем молчании они обогнули озеро, и почти сразу им открылся вид на кованные ворота, за которыми виднелся, погруженный в осень сад.
— Ну вот я и дома, — не обращаясь ни к кому конкретно, пробормотал Николаев, прикрыл глаза, глубоко вдохнул и в невольном волнении прибавил шаг. Егор поспешил за ним.
Чем дальше они шли, тем больше Маша изумлялась. Да она просто в шоке была!
Глава четвертая
За воротами они ступили на широкую аллею, которая вывела их к большой овальной площадке, обвивавшей ухоженный сквер, усеянный листьями. Но не это повергло Машу в откровенный шок, от чего ее глаза, почти не мигая, смотрели вперед. Их путь лежал к величественному трехэтажному особняку, с четырьмя колонами, арками и высоченными окнами над ними. Комнаты второго этажа были ярко освещены. Беспокойный женский силуэт метался от одного оконного проема к другому, потом замер, вверх взмыли две руки, и почти сразу фигура исчезла точно испарилась.
— Ничего себе дача! — выдавила из себя Маша. — Николаев — что это?
В нетерпении глядя на крыльцо (точно ожидая кого-то), Николаев ответил.
— Это мой дом, Мария Игоревна, — тут он, видимо, осознав необходимость помочь своей спутнице спешиться, развернулся, подошел к лошади и протянул к Маше руки. — Позвольте.
Но Маша продолжала пялиться на дом, прикидывая, сколько подобная, столь достоверно исполненная реконструкция, может стоить. Откуда у Николаева такие деньжища? И если он богат, то зачем работал у Кравцова? Сейчас она доберется до телефона и все выяснит. И выскажет, если окажется, что муж сестры был в курсе.
— Прям 19 век какой-то, — вынесла она, наконец, свое одобрение.
Егор, который молча ждал дальнейших указаний, хмыкнул, а Николаев невольно опустил руки.
— Как хорошо, что вы сами об этом заговорили, Мария Игоревна. Вы совершенно правы в своих догадках. Это действительно 19 век. Только не пугайтесь, пожалуйста. Я вам попробую все объяснить.
Маша, которая едва его слушала, решила спешиться, чтобы лучше оценить дом. Николаев поспешил поддержать ее.
— Что уж тут объяснять, — пожала плечами Маша, принимая его руку. — 19 век вообще-то уже вышел из моды. Но выполнено неплохо, — признала она.
В этот момент входная дверь распахнулась и путаясь в длиннющем белом платье на улицу выскочила молодая девушка с нелепыми кудряшками, пружинисто подпрыгивающими возле ее по-юношески припухлых щек.
— Андрей, Андрей — наконец-то! — все повторяла и повторяла она, протягивая к Николаеву тонкие руки.
Николаев на короткий миг отвлекся, но этого хватило, чтобы Маша, потеряв равновесие, грохнулась с лошади прямо на него.
Раздался женский крик, и возле Машиного лица, уткнувшегося в высоко вздымающуюся грудь Николаева, мелькнуло белое платье. Маша подняла глаза, увидела твердый, чуть острый подбородок, кадык и темную щетину на всегда педантично выбритом лице.
— Кто это, Боже мой? Что случилось? Андрей, с тобой все в порядке? — суетилась возле них девушка, не решаясь (но, видимо, очень желая), минуя Машу, добраться до Николаева.
Не успела Маша подумать, что в данной ситуации было логично озаботиться ее состоянием и поинтересоваться, удобно ли она приземлилась на достаточно поджарого Николаева, как почувствовала, что ее хватают за ворот вельветового пальто и поднимают в воздух.
Егор, внешне не производящий впечатления фитнес-инструктора, оказался настолько силен, что без труда оторвал Машу не только от Николаева, но и от земли, и теперь она беспомощно болтала ногами в воздухе, чувствуя, как верхняя пуговица сдавливает горло. Все-таки придумал, как удушить ее, гад!
— Барина, пришибла, зараза, — злобно шипел Егор в самое Машино ухо, так что его голос неприятным звоном — палочкой по музыкальному треугольнику — вибрировал у нее в голове.
Одновременно Егор с любовью смотрел на Николаева, который высвободившись, поднялся вместе с повисшей на его плече девицей в длинном неудобном платье.
Машу он продолжал держать за шиворот, как нагадившего котенка. Лицо ее покраснело, а на глазах выступили слезы — жить хотелось сильно. Она попыталась лягнуть мучителя, но тот ловко перехватил ее другой рукой и украдкой, чтобы не заметил Николаев, шлепнул.
— Пусти, сволочь, — прохрипела Маша, но так тихо, что, пожалуй, даже Егор ее не услышал, увлеченный процессом Машиного, в чем он не сомневался, заслуженного наказания.
— Егор, отпусти ее — убьешь! — Николаев, отстранившись от девушки, подскочил к мужику, подхватил Машу за подмышки и осторожно опустил на землю.
Маша закашлялась, скинула капюшон, который каким-то чудом все это время держался на ее голове, и расстегнула пальто, под которым была ее любимая футболка группы Metallica с огромным задорным белым черепом, слегка отсвечивающим в темноте. Пытаясь снова начать жить, Маша не сразу обратила внимание, какое неизгладимое впечатление произвела на окружающих.
Все, за исключением Николаева, ахнули. Кудрявая девушка, приложив ко рту хрупкую ладошку с прозрачной, явно аристократической кожей, в ужасе переводила огромные красивые глаза, напомнившие Маше всех скопом героинь японского аниме, со скромных и весьма недешевых розовых прядок на Машиной голове на ухмыляющийся череп на ее груди.
— Господи, ведьма! — прошептала, наконец, красотка. Маша подумала, что сейчас девице самое время сложиться в обморок, что послужит ярким финалом этой нелепой сцены, но впечатлительная особа лишь уткнулась в грудь Николаева и мелко задрожала. Что тоже, надо сказать, гармонично вписывалось в странную картину, которую Маша наблюдала с удивлением, но интересом. Чем дольше она здесь находилась, тем меньше понимала, что происходит. Кто эта нежная Бемби? Жена Николаева? Его девушка? Тогда хоть понятно, почему девица так расстроилась, когда Маша на него упала. Но что с ее одеждой? Макси сейчас, конечно, в моде. Но это уже явно перебор. Такие шмотки больше ролевикам подходят. Точно! Наверное, она попала на стилизованную вечеринку. Где-то она слышала про такие — собираются старательно скрывающие в миру свою ненормальность мужчины и женщины и, скажем, все выходные изображают из себя ледей (сознательно исковеркав это слово, Маша мстительно хмыкнула) и джентльменов.
— Ведьма, конечно, — охотно согласился Егор, хотя по его тону сложно угадать, что он действительно верит в Машино колдовское происхождение. — Не в обиду будет вам сказано, конечно, Анна Александровна, - поспешно извинился он и старательно согнул спину перед девицей. Так низко, что со стороны можно было предположить, будто мужик решил на ночь глядя позаниматься йогой.
Идиотизм затянулся. Маша решительно пошла на Николаева.
— Мне нужен телефон. Я хочу вызвать такси и сейчас уехать отсюда! Балаган какой-то. И знаете, что, — Маша вдруг приняла судьбоносное решение. Клоун, который по выходным изображает из себя барина их галереи даром не сдался. — Можете не возвращаться на работу. Думаю, ваши голландцы не упустят случая нанять такого ценного специалиста и простят ваше опоздание. А Дали я и без вас одолею, — почти стихами закончила свою пламенную речь Маша.
Не отрываясь от Николаева, трепетная Анна Александровна, скосила свои нереально огромные глаза на Машу.
— Андрей, умоляю тебя, объясни, кто это? Ты же не.., — она испугалась какой-то внезапной мысли и отстранилась. — Ты же не собираешься променять мою любимую и глубоко уважаемую Наталью Павловну на..., — тут, очевидно, блестящее воспитание не позволило ей произнести вслух все, что она думает о Маше в действительности.
Николаев крепко взял девушку за локти, принудив посмотреть себе в глаза.
— Слишком много вопросов, Анна. И нее они тоже есть, — он кивнул в сторону Маши. — Но мы голодны и устали. Я все всем объясню за ужином. Где мама? Алексей?
— Алексей уже спит, — раздался тонкий старушечий голос. Егор склонился еще ниже, если это возможно, а лицо Николаева осветилось улыбкой.
— Мама! Как я счастлив вас видеть!
Невысокая, не выше ста пятидесяти сантиметров, фигура, облаченная в черное, как и у девушки, длинное в пол просторное платье, незамедлительно забрала все внимание присутствующих. Едва тронутое морщинами лицо выглядело надменным и властным, одновременно изысканно красивым. И в каждом ее жесте и движении угадывалось сходство с Николаевым и трепетной Бэмби.
— Я отпустила слуг. За столом будет только Дарья. Ужин вас уже ждет, — она говорила неспешно, подбирая слова, как будто экономила их для чего-то по-настоящему важного. — Однако прежде вам необходимо переодеться. Ужасно выглядишь, Андрей, - пронизывающе оглядела она Николаева. - Полагаю у твоей спутницы нет с собой багажа? — ответа на этот вопрос не требовалось. Женщина за все это время не удостоила Машу взглядом, и, наверное, впервые за долгое время Маша ощутила себя человеком второго сорта. Чувство, от которого она успешно, как ей казалось, избавилась много лет назад. — Анна, отдай ей что-нибудь из своих старых вещей. И проводи в комнату на третьем этаже, — последнюю фразу она произнесла многозначительно, и Маша заметила, как Николаев недоуменно сдвинул брови.
— На третьем этаже, мама? Но...
— Мои вещи? Мама, вы уверены..? — встрепенулась в протесте девушка.
— На третьем этаже, — невозмутимо подтвердила женщина тоном, которому никто бы не отважился возражать. — И за это скажи спасибо, Андрей. Ты был так неосторожен, - попрекнула она Николаева, — Анна, — задрав подбородок, обернулась к девушке, - ну, что же ты стоишь? Так и рассвет встретить можно.
Без видимой радости и удовольствия, стараясь держаться от Маши на расстоянии, девушка кивнула, предлагая следовать за собой.
Маша кинула быстрый взгляд на Николаева, тот, после секундного раздумья, согласно махнул головой, и Маша медленно, как на эшафот двинулась к застывшей в ожидании возле двери Анне. Уже зайдя в холл, она услышала:
— Андрей, ты очень неразумен. Все уладить надо было сразу по прибытии...
— А я говорил..., — с недоброй радостью в голосе пробурчал Егор.
Глава пятая
Анна, заметив, что Маша сознательно топчется возле двери с явным намерением дослушать не для ее ушей предназначенный разговор, до начала которого мама и постаралсь от гостьи избавиться, обошла ее и демонстративно плотно закрыла дверь.
— Следуйте за мной..., — она не знала, как общаться к Маше, поэтому откашлялась, подобрала платье и направилась к каменной лестнице в конце тускло освещенного свечами холла.
— У вас тоже электричество вырубило? — поинтересовалась Маша, с любопытством оглядываясь.
Поставив ногу на первую ступеньку, Анна обернулась и вопросительно посмотрела на Машу.
